Текст книги "Книга юного Шерлока"

9. Ранняя кукушка

По мере того как в богатых домах электрическое освещение вытесняло газовое, стали появляться и разнообразные удивительные приборы для тех, кому было проведено электричество. Одним из таким приборов были Зауберовские Электрические Часы с Кукушкой (патентная заявка подана), придуманные и разработанные Густавом Штраусом из Бирмингема.

Холмс любовался этими оригинальными хронометрами в домах некоторых своих высокопоставленных клиентов, поэтому с интересом прочел в Daily Telegraph заметку о безвременной кончине их изобретателя. Мистер Штраус был найден мертвым в ванной: он погиб от удара током от своих собственных часов.

На следующий день Холмса неожиданно посетила вдова часовщика. Хотя полиция ей и не верила, миссис Штраус была убеждена, что смерть ее мужа не была случайностью. Холмс был заинтригован и попросил ее рассказать подробнее.

Миссис Лилли Штраус, приятная, приземленная женщина лет сорока, изложила все предельно ясно. Она начала рассказ с признания, что они с Густавом не были на самом деле женаты. Хотя они жили как муж с женой и у них было трое прекрасных детей, в глазах закона они оставались мистером Густавом Штраусом и мисс Лилли Филлипс.

Решение не вступать в брак принадлежало Густаву. Он заверил Лилли, что дело не в том, что у него уже была жена, а в том, что, как современный человек научного склада ума, не желает терять время на «обычаи и ритуалы, унаследованные от эпохи предрассудков». Лилли сама была не особенно религиозной, поэтому возражать не стала.

Они встретились вскоре после того, как Густав переехал из Швейцарии в Бирмингем, где открыл мастерскую, производившую всем известные Зауберовские Электрические Часы с Кукушкой. Почему Зауберовские, а не Штрауссовы? Он говорил, что Заубер – это девичья фамилия его матери, так что часы названы в ее честь. Его отец умер, когда ему было шесть, а мать – спустя десять лет. Он был их единственным ребёнком.

Хотя они и не состояли в официальном браке, жили Густав и Лилли хорошо. По мере того как увеличивалось число домов, подключенных к электричеству, возрастал и спрос на часы-новинку, так что Штраус разбогател. Они с Лилли купили новый просторный дом в тенистом предместье, наняли кухарку и горничную и могли себе позволить оплачивать домашнего учителя для своих детей. Популярность часов вызвала интерес даже у прессы, и в Иллюстрированных лондонских новостях появилась статья об их изобретателе под заголовком «Новый человек эры электричества».

Именно вскоре после этой статьи начали происходить непонятные вещи. Посыпались письма из-за границы, адресованные «мистеру Заубер-Штраусу». Густав сказал, что это запросы от какого-то служащего из Берна по поводу имущества, которое ему завещала тетушка. Хотя он и утверждал, что в письмах нет ничего важного, каждый раз когда их доставляли, он приходил в большое возбуждение и, бегло просмотрев их, швырял в камин. Лилли их не читала, так как не знала ни французского, ни немецкого.

Возбуждение Густава еще больше возросло, когда в середине марта в лесу рядом с их домом послышалась кукушка. Все соглашались, что кукушка прилетела на месяц раньше положенного, так что орнитологи сбились с ног, разыскивая ее в лесу, но безуспешно. Когда она вскоре замолчала, специалисты заявили, что она, должно быть, погибла от холода. Все это время Густав вел себя с женой и детьми необычайно резко.

– Примерно в это же время на нашей улице появился уличный лудильщик-француз, – сказала Лилли.

Холмс удивленно поднял брови и попросил ее продолжать.

Это был странный человек, но очень забавный. Он был ужасно близорук, худой, как грабли, длинноволосый, с большой пышной бородой. Так как на очки у него денег не было, он практически утыкался в прохожих и говорил с сильным французским акцентом: «Пожальюста, починяй каструль».

Детям это казалось ужасно смешным, и они так и прозвали его – мистер Починяй-Каструль. Даже Густав, который сначала отнесся к нему с подозрением, вынужден был признать, что при виде его невозможно не засмеяться.

Но смеялись они недолго. В начале апреля Лилли с детьми поехала навестить свою сестру в Дарлингтоне. Она дала кухарке выходной и оставила горничную следить за домом. Густав не возражал против их отъезда, но просил не задерживаться, потому что не любил жить один в доме. Когда через четыре дня она вернулась, то застала горничную на пороге дома. Девушка выглядела очень виноватой. Накануне у нее был свободный вечер и она выпила «немножко больше», чем следовало, и в результате потеряла ключи. Переночевав у своей подруги Дотти, она несколько раз пыталась дозвониться до мистера Штрауса, чтобы он открыл ей дверь, но он не отвечал. Причина этого стала понятной, когда Лилли вошла в дом, поднялась на второй этаж и прошла вдоль электрического шнура в ванную.

Несчастный случай, по словам полиции, произошел накануне вечером. Мистер Штраус подключил к сети одни из своих часов и поставил их на край ванны, чтобы любоваться во время мытья. Очевидно, как заключил полицейский, проводивший расследование, они стояли недостаточно прочно, упали в воду, и изобретатель умер от удара током. Полиция также обнаружила, что крышка конторки в кабинете откинута, ключ торчит в замочной скважине, а содержимое разбросано. Однако Лилли подтвердила, что ничего не пропало, так что инспектор решил, что мистер Штраус просто сам что-то искал перед тем, как принять ванну.

Лилли все это не убедило. Во-первых, Густав прекрасно знал, как опасно иметь дело с электричеством рядом с водой, и никогда бы не стал брать часы с собой в ванную. Во-вторых, он никогда ни при каких обстоятельствах не оставлял конторку незапертой. Ключ обычно лежал у него в кармане халата, а халат висел на крючке в ванной, так что злоумышленнику не составило бы труда найти его. Следовательно, Лилли полагала, что конторку открыл какой-то посторонний человек, а не ее муж, и он что-то искал внутри.

Холмс спросил, что Густав держал в конторке.

Ничего особенного, ответила его жена, счета и тому подобное. Все, что относилось к его работе, чертежи, патенты, отчеты – все это хранилось в Зауберовой мастерской.

Холмс счел рассказ вдовы вполне правдоподобным и поехал в Бирмингем.

Сначала он изучил часы, ставшие причиной смерти мистера Штрауса. Они отличались от всех прочих тем, что на циферблате не было обозначено имя изобретателя. Лилли, которая раньше их не видела, предположила, что это какая-то старая модель, возможно, образец, собранный вручную.

Холмс имел долгую беседу с горничной. Она сказала, что ей повезло, что ее не уволили, потому что тем вечером она вела себя как полная дура. У нее был свободный вечер, и они с Дотти пошли в паб Брикмейкер-Армз, чтобы немножко повеселиться. Там было полно народу, даже тот безумный французский лудильщик, и все оттягивались как могли. После нескольких стаканов портвейна (она не помнит точно скольких) она оставила свою сумочку рядом с Дотти и пошла в туалет. Когда она вернулась, Дотти танцевала на столе. Только когда они собирались уходить, она обнаружила, что в ее сумке кто-то рылся. Вор взял ключ от дома и какую-то мелочь, но – странное дело – не позарился на десятишиллинговую бумажку.

– А французский лудильщик все еще работает в округе? – спросил Холмс.

– Нет, – ответила девушка. – На следующий день после смерти мистера Штрауса он перебрался в квартал рядом с Зауберовой часовой мастерской.

Туда Холмс и направился. Найдя на площади лудильщика, он завел с ним беседу. Во время разговора Холмс делал шаг то вперед, то назад, как будто нервничая. На самом деле он следил за глазами француза, чтобы проверить, действительно ли он так близорук, как ему сказала Лилли. Он пришел к выводу, что нет. Он также заметил тонкую серебряную цепочку, свисавшую из внутреннего кармана пальто – неожиданный предмет для человека, у которого, по его собственным словам, нет денег на очки.

Холмс, который разговаривал с лудильщиком по-французски, узнал, что он из Сен-Жан-де-Мон на западе Франции. Он не мог найти работу в своей родной Вандее и решил попытать счастья в Англии, «где денег больше». После непринужденной беседы Холмс попрощался и сказал, что если он когда-нибудь будет в Лондоне, пусть обращается к миссис Хадсон, у которой наверняка найдутся кастрюли, нуждающиеся в починке.

Лудильщик посмотрел на него странным взглядом, потом осклабился и ответил, что непременно зайдет к мистеру Коттеджу (таким псевдонимом воспользовался Холмс), если его когда-нибудь занесет в Лондон.

Последнюю свою фразу Холмс произнес не по-французски, а по-немецки. Интересно, спросил он, откуда лудильщик, родившийся и выросший в Вандее, знает немецкий? Очень просто, ответил лудильщик, перед тем как приехать в Бирмингем, он пять лет провел в Гамбурге.

Все страньше и страньше, подумал Холмс. Ведь он говорил с французом на Schweizerdeutsch (швейцарском немецком), которого в Гамбурге он никак не мог выучить. Затем детектив пошел в ближайшее отделение полиции и попросил, чтобы какой-нибудь физически сильный констебль подежурил вместе с ним несколько ночей в Зауберовой мастерской. Он ожидал взлома.

В ту же ночь, в три часа, лудильщик из Вандеи был арестован за взлом. Потом последовали и другие обвинения.

Что произошло?

10. Дело об афинском бюсте

Как мы уже говорили, Холмс был счастлив только в Лондоне. Чем больше он удалялся от столицы, тем более неуютно он себя чувствовал. Поэтому весной 1903 года он поехал в Афины с огромной неохотой. Ватсон считает, что он совершил это длинное и трудное путешествие исключительно ради своего брата Майкрофта, который был близким другом четы, которой срочно требовалась помощь Холмса.

Этой четой были мистер и миссис Зитомир д’Арч, известные собиратели античных предметов искусства.

С помощью состояния, которое отец миссис д’Арч сколотил в Южной Африке, они собрали самую лучшую в Европе коллекцию подлинных античных бюстов греческих философов. Аристотель, Сократ, Пифагор и двадцать других стояли на специальных дорических постаментах в галерее Лейтон-Эбби, усадьбы семьи д’Арч в Ланкашире. Не хватало только Платона.

Поэтому коллекционеры чрезвычайно обрадовались, когда получили письмо от албанского археолога-любителя, который сообщал, что нашел прекрасный бюст Платона и готов его продать. К письму были приложены фотографии, и цена всех устроила. Секретарь мистера д’Арча, способный молодой человек, который пять лет назад получил в Оксфорде стипендию на изучение истории, отправился в Албанию, чтобы подтвердить подлинность находки. После того как он сообщил семейству д’Арч, что статуя действительно античная, они решили совместить приятное с полезным. Поэтому археолог упаковал бюст в ящик и отправил его в Афины, куда должны были приехать д’Арчи. В середине апреля они вместе со слугами прибыли на Восточном экспрессе в Константинополь, откуда паровая яхта должна была доставить их в Афины. После приятного путешествия по Эгейским островам в конце апреля яхта пришвартовалась в гавани Пирея. Бюст был аккуратно переправлен на судно и помещен на палубе. Мистер д’Арч лично открыл ящик, чтобы осмотреть свое приобретение. Он объявил, что статуя полностью оправдала его ожидания, и вручил оговоренную сумму довольному археологу.

Вечером д’Арчи устроили небольшой прием на борту яхты, чтобы продемонстрировать пополнение своей коллекции. После приема статую поместили обратно в ящик. Этот ящик, размером примерно полметра на метр и весом около 45 килограмм, привязали прочным канатом к стойкам по обоим бортам.

На следующее утро в 5:45 д’Арчи были разбужены бешеным стуком в дверь каюты.

– Ваша статуя, сэр, – закричал капитан, когда его спросили, в чем дело, – ее там нет. Ночью мистер Платон пропал.

Холмс вместе с Ватсоном, изнывая от жары, прибыли в Афины через две недели. Местная полиция, как ему сказали, почти не заинтересовалась кражей. Хотя они прямо этого и не говорили, но у мистера д’Арча сложилось впечатление, что они не желают помогать разграблению древних сокровищ, от которого Греция уже и так достаточно пострадала.

– Так что, – подытожил он, – вам придется действовать в полном одиночестве.

Холмс сухо улыбнулся.

– Не совсем, – ответил он. – Ведь мне помогает не кто иной, как доктор Ватсон.

Это замечание оказалось более провидческим, чем думал Холмс.

Очевидно, объявил он, выслушав всю историю, что кража была совершена с помощью – или во всяком случае, с ведома – кого-то, кто находился на борту. Тут же был составлен список тех, кто находился на яхте в ту ночь, когда Платон исчез.

Мистер и миссис д’Арч

Мистер Джон Харпер, секретарь мистера д’Арча

Мисс Филиппа Бэннон, секретарша миссис д’Арч

Томас Пламбер, дворецкий

две английские горничные,

Этель Уистлер и Лиллиан Арго

капитан Галанос

старший механик Галаноса

два греческих матроса

Холмс побеседовал со всеми людьми из списка, в случае с механиком и матросами – через переводчика. Отсутствовал только секретарь Джон Харпер: он уже отправился назад в Лондон, чтобы распорядиться насчет обратного путешествия д’Арчей.

В беседе с Холмсом миссис д’Арч сообщила ему – «строго между нами, сэр» – что она уверена, что Харпер и ее секретарша, «моя маленькая милая умница Филиппа», «неравнодушны друг к другу». Она вовсе не удивится, если они скоро объявят о помолвке.

– Но как они могут решиться на такое при их жаловании, – вздохнула она, – это выше моего понимания.

Холмс кивнул и спросил, почему миссис д’Арч назвала секретаршу «умницей». Она объяснила, что секретарша все время «сидит, уткнувшись в книги, особенно исторические». Она знала о древней Греции не меньше самой миссис д’Арч, а слушать их с Харпером разговоры – это все равно, что «сидеть на лекции в каком-нибудь университете».

Подробно побеседовав со всеми, Холмс сказал, что ему нужно изучить всю корреспонденцию, все письма и телеграммы, которые циркулировали между судном и берегом с того момента, как они покинули Константинополь. Хотя сначала д’Арчи не хотели позволять Холмсу рыться в их личных письмах, им пришлось уступить, когда он заявил, что без полной поддержки с их стороны он не сможет продолжать расследование.

Холмс провел два часа, роясь в куче предоставленных ему бумаг. Когда он закончил, то отложил в сторону две из них. Обе они на первый взгляд касались расписания поездов на обратном пути в Англию. Одной из них была копия телеграммы Филиппы Бэннон Джону Харперу, второй – его ответ.

Первая телеграмма гласила:

ВСЕ ХОРОШО ТЧК ХОЛМС РАССЛЕДУЕТ ДЕЛО ТЧК ПРЕДЛАГАЮ ТАКИЕ ПОЕЗДА ПАРИЖ БУЛОНЬ ТЧК 15:25 15:71 14:15 18:05 13:45 18:15 16:28 12:63 18:98 16:45 16:50 13:88 16:92 18:77 17:70 07:01 18:49 16:83 04:80 00:66 18:27

В ответе Харпера значилось:

СПАСИБО ТЕЛЕГРАММУ ТЧК ВСЕ ГОТОВО ВОЗВРАЩЕНИЮ СЕМЬИ ТЧК ДУМАЮ ЭТИ ПОЕЗДА ЛУЧШЕ 17:09 17:06 18:29 17:45 15:22 12:91 13:40 14:77 18:70 13:46 12:17 03:33 18:55 13:96 17:75 16:58 13:64 17:93 17:88 18:13 16:77 17:00

Ватсон был так рад своему участию в последующих событиях, что вопреки обыкновению привел свою беседу с Холмсом полностью:

– Поскольку на часах не бывает больше шестидесяти минут, эти числа никак не могут быть расписанием поездов, – начал сыщик. – Очевидно, это какой-то шифр. Что вы можете сказать по этому поводу, Ватсон?

– Дорогой Холмс, вы же всерьез не думаете, что я могу его разгадать, – ответил Ватсон. – Откровенно говоря, все это для меня так же непонятно, как урок истории.

Холмс еще раз внимательно изучил телеграммы.

– Господи Боже, Ватсон, – воскликнул он негромко. – А ведь вы совершенно правы! Даты! Спасибо вам, старина. Давайте посмотрим, сможем ли мы установить события, которые этим датам соответствуют.

Вооружившись книгами по истории из каюты мисс Бэннон, Холмс и Ватсон расшифровали телеграммы. Потом Холмс поговорил с д’Арчем и сошел на берег, чтобы отправить телеграмму в Скотленд-Ярд. Когда коллекционеры и их спутники – за исключением мисс Бэннон – прибыли в Англию, бюст Платона безо всяких повреждений дожидался их в Лейтон-Эбби.

Какие скрытые сообщения обнаружил Холмс и как они помогли ему распутать дело?

11. Пропавшие филателисты

Как все любители Шерлока Холмса прекрасно знают, поздневикторианский образ добропорядочного общества был всего лишь тонким налетом на кипящем котле роскоши и разврата. Холмс знал это красочное дно общества лучше, чем кто-либо другой, так что именно понимание мотивов некоторых наиболее радикальных его обитателей помогло ему раскрыть дело, поставившее в тупик лучшие умы Скотленд-Ярда: «Дело о пропавших филателистах».

В июне 1886 и без того длинный список пропавших без вести пополнился именем Джека Дюррэнта, женатого служащего из округа Ньюингтон Сент-Мэри. Никаких подробностей не сообщалось, а поскольку такое случалось сплошь и рядом, полиция не проявила большого интереса. Если Холмс и заметил тогда это происшествие, Ватсону он об этом ничего не сказал.

Однако в начале сентября того же года полиция гораздо больше заинтересовалась исчезновением некоего Грегори Биллингза, потому что он, как и Дюррэнт, был женатым клерком из округа Ньюингтон. Это необычное совпадение привлекло внимание журналистов и породило множество сплетен в пабе Золотой лебедь на Крэнбери-стрит, где эти двое часто встречались и где их в последний раз видели вместе. По словам их жен, оба были страстными филателистами, основателями Ньюингтонского Собирательского Общества, которое для своих встреч арендовало за два шиллинга в месяц комнату на верхнем этаже паба.

Холмс заметил исчезновение двух семейных филателистов из одного округа. Но никакого желания углубляться в это дело не выказал, ограничившись ироническим замечанием о том, как опасно собирать марки.

Прошло два месяца. Ни Дюррэнт, ни Биллингз не появлялись. Среди посетителей Золотого лебедя пошли слухи, что они сбежали на Таити, где, как говорят, прекрасные юные девушки бросаются на шею любому чужеземцу, ступившему на их остров. Джон Колмэн, третий и последний постоянный член Ньюингтоновского Собирательского Общества, высмеивал такие предположения. Те, кто говорил такие глупости, не знали его друзей, заявлял он. Однако когда его попросили предложить другое объяснение, он нахмурился и сказал, что у него его нет, но что здесь «что-то нечисто».

5 ноября Джон Колмэн узнал, в чем было дело, но поделиться этим ни с кем не мог, так как в этот день он тоже исчез по дороге из Золотого лебедя домой. На этот раз история получила широкую огласку, и городская полиция выделила двух инспекторов, чтобы расследовать это дело. На следующее утро, желая увидеть своими глазами, что происходит, Холмс с Ватсоном сели в экипаж и поехали через мост Сатерк в Ньюингтон.

Инспектор Лестрейд был уже на месте. Он побеседовал с хозяйкой Золотого лебедя и несколькими завсегдатаями, но ни к каким выводам пока не пришел. Ватсон сообщает, что Холмс встретил инспектора на улице и предложил свою помощь в качестве «независимого наблюдателя». Инспектор вежливо, но твердо отклонил предложение, сказав, что «прекрасно сам справится».

Холмс воспринял отказ невозмутимо. Однако он не вернулся на Бейкер-стрит, а решил сам пройти маршрутами, которые вели от Золотого лебедя к домам всех троих пропавших. Первые 400 метров они шли одной дорогой через темный, дурно пахнущий дворик, огибая ржавый газгольдер. Затем на небольшой площади они расходились. На площади стояло небольшое кирпичное здание в восточном стиле, надпись на котором гласила, что это Храм Откровения Христова. Из объявления рядом с главным входом прохожие могли узнать, что настоятелем храма является высокопреподобный Иеремия Сен-Джон Вульфстейн, «всемирно известный проповедник, прибывший из Северо-Американских Соединенных Штатов, дабы спасти души сего погрязшего во грехе города».

Ватсон пишет, что сыщик внимательно прочитал объявление и решил вернуться в Золотой лебедь. Однако не дойдя нескольких метров до дворика, он обнаружил, что дорогу ему преграждает небольшое собрание. В центре на деревянном ящике стоял преподобный Иеремия Вульфстейн собственной персоной. Он грозил собравшимся огнем и серой с небес, утверждая, что тех, кто не прислушается к его словам, постигнут «кары, описанные в Книге Господа Нашего». Если лондонцы не сойдут с пути греха и не покаются, предупреждал он, «Господь непременно сотрет этот город с лица земли, как Содом и Гоморру».

Когда какая-то женщина из толпы крикнула, что все это полная чепуха и что проповеднику «лучше убраться обратно в свою Америку», он указал на нее пальцем и завопил: «Пал, пал Вавилон, великая блудница, ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы». Истерическим голосом он заключил: «Внемли Книге Откровения, порочная женщина, ибо в ней описаны мучения неверующих».

Некоторым из собравшихся это не понравилось, и они сказали Вульфстейну, что он не имеет права оскорблять честную женщину. Чувствуя, что теряет расположение толпы, проповедник сменил тактику. Он широко улыбнулся, раскинул руки и сказал, что все лондонцы непременно спасутся, если только будут следовать пути Господа, пути, ведущему от Храма Откровения Христова прямо на небеса.

В этот момент, по словам Ватсона, Холмс покачал головой, повернулся и направился к ближайшей книжной лавке. Там он сообщил хозяину, что срочно нуждается в «некотором духовном утешении», и попросил разрешения посмотреть книги в разделе религиозной литературы. Владелец лавки не возражал.

Через три дня, 9 ноября, тайна исчезнувших филателистов неожиданно сделалась более страшной. Проснувшись в этот день, жители округа Ньюингтон узнали, что тела Дюррэнта, Биллингза и Колмэна обнаружены на Коломбо-стрит рядом с Ньюингтон-Баттс. Их поместили там ночью в сидячем положении, прислонив к фонарным столбам. Хотя первые два трупа уже изрядно разложились, было понятно, что всех троих страшно мучили перед смертью.

После завтрака потрясенный инспектор Лестрейд пришел к Холмсу и попросил о помощи. Он знал, что коллекции марок представляли ценность, но никогда не сталкивался с человеком, готовым ради них пойти на такое убийство. У него не было никаких зацепок, а «общественность требовала, чтобы виновника этих страшных преступлений как можно скорее арестовали и предали суду».

Холмс согласился помочь несчастному полицейскому. Подмигнув, он сказал, что хотя ничего не может обещать, но у него есть одна-две многообещающие идеи.

Сначала он исследовал тела погибших. Ребра и грудина Джека Дюррэнта были сломаны в нескольких местах, что наводило на мысль о том, что он был раздавлен каким-то тяжелым грузом. Напротив, на высохших останках Грегори Биллингза не было заметно никаких особых следов. Однако внимательно рассмотрев с лупой его запястья, Холмс обнаружил ряд маленьких проколов. Причину смерти Джона Колмэна можно было определить с первого взгляда. Его ступни и икры были сожжены, и гримаса невыносимой боли, застывшая на лице, показывала, что он умер в страшных мучениях.

Из морга Холмс отправился в библиотеку. Здесь он заглянул в последнюю часть очень большого издания Библии короля Якова в черном переплете. Из нее он выписал на бумажку несколько цитат вместе с номерами стихов. Затем он вернулся в Ньюингтон, чтобы допросить жен покойных. Это была непростая процедура, много слез было пролито и много было сказано в утешение, но в конце концов Холмс узнал все, что ему требовалось. Джек Дюррэнт исчез вечером в среду 16 июня. Миссис Дюррэнт сказала, что он пошел на собрание НСО, Ньюингтонского Собирательского Общества, которое проходило в Золотом лебеде. Его коллекция марок, которую он всегда держал в кожаном портфеле и не показывал ни жене, ни детям, пропала вместе с ним. Как миссис Дюррэнт уже объясняла инспектору Лестрейду, она думает, что ее украл убийца мужа.

Миссис Биллингз дала схожие показания. Ее муж ушел из дома в воскресенье 5 сентября и отправился на встречу НСО в Золотом лебеде, но назад не вернулся. Его коллекция, которую миссис Биллингз никогда не видела и которую он всегда носил в холщовой сумке, тоже пропала.

Холмс встретил Ватсона по дороге к миссис Колмэн. «Я чувствую, что аркан затягивается на шее преступника все туже, – немедленно сообщил он, – мне не хватает только двух кусочков головоломки, и тогда Лестрейд может начать аресты».

Миссис Колмэн, чей муж пропал всего три дня назад и которая только этим утром узнала о его ужасной смерти, была слишком потрясена, чтобы с кем бы то ни было обсуждать передвижения ее дорогого Джона. К счастью, ее старшая сестра, миссис Уиннифред Поллард, которая жила через три дома на той же улице, была не прочь побеседовать с Холмсом. Да, она знала, что ее зять состоял в НСО и что их собрания происходили на втором этаже Золотого лебедя. Нет, насколько она знает, ее сестра никогда не интересовалась его коллекцией. Миссис Колмэн вообще никогда ее не видела, но она знала, что ее муж всегда носит ее на собрания в кожаном чемоданчике.

Холмс поблагодарил миссис Поллард за помощь и бодро направился в Золотой лебедь. Хозяйка, богобоязненная англиканка, не продававшая алкоголь в воскресенье и в религиозные праздники, с готовностью повторила Холмсу то, что она уже говорила инспектору Лестрейду. Она сдавала Ньюингтонскому Собирательскому Обществу одну из комнат на втором этаже за два шиллинга в месяц. Члены общества занимались своими делами и никому никогда не мешали.

Она когда-нибудь видела их коллекции марок?

Нет, никогда. Они всегда прятали свои альбомы. Однажды когда она зашла к ним во время одной из их встреч, чтобы предложить им чашечку чаю, Колмэн кинул на стол свою куртку, чтобы она не увидела, что на нем лежит.

Это не показалась ей странным?

– Немного да, – призналась женщина. – Но они были такие милые люди, что я им это прощала. На самом деле, – продолжала она, – однажды, несколько месяцев назад, они меня очень выручили.

Холмс попросил ее объяснить подробнее. В начале июня, сказала она, преподобный Вульфстейн, только что прибывший из Америки, решил начать свою миссионерскую деятельность с проповеди около Золотого лебедя. Этот паб, объявил он, есть пристанище беззакония, клоака пьяниц и шлюх, предводительствуемых бесстыдной слугой порождения Рима.

Хозяйка вышла на улицу и с возмущением стала просить проповедника уйти. Он отказался, осыпая ее библейскими проклятиями, и это услышали трое членов НСО, которые как раз шли на свое собрание. Они немедленно пришли на помощь своей хозяйке. Они высмеивали проповедника, приводя ему цитаты из Библии. Она была очень удивлена тем, как хорошо они знают Писание, ведь она никого из них никогда не видела в церкви. После взаимного обмена библейскими оскорблениями Вульфстейн слез со своего ящика и удалился. Хозяйка паба видела, что Биллингз пытался сунуть ему в руку какую-то листовку. Проповедник глянул на нее, мрачно посмотрел на своих недругов и ушел в направлении Храма. Когда она заходила в дом, то видела, как ее паладины раздают такие же листовки собравшимся.

– Вы видели, что в них написано? – спросил Холмс.

– Вообще-то нет, – ответила женщина, но она думает, что это были приглашения вступить в их филателистическое общество, потому что на них сверху крупными буквами было написано НСО.

Услышав это, Холмс поблагодарил женщину за ее точные и полезные для дела ответы. Через полчаса, еще раз посетив библиотеку, чтобы узнать названия каких организаций сокращаются как НСО, он нашел Лестрейда и посоветовал арестовать преподобного Вульфстейна и его ближайших последователей, а затем предпринять тщательный обыск в Храме Откровения Христова.

Как Холмс установил виновность проповедника и его помощников?