Текст книги "Книга юного Шерлока"

12. Дело о бананах

Обычно Холмс брался за расследование, когда его просили об этом – лично, письмом или телеграммой. Но дело о бананах представляло собой исключение. Холмс ввязался в эту историю сам, а причиной тому была его привычка каждое утро тщательно прочитывать газетные новости.

Однажды, 29 августа 1895 года, в четверг, он обратил внимание на заметку в Дейли Кроникл следующего содержания:

Несчастный случай

Исследуя обстоятельства безвременной кончины доктора Роберта Маттсона, произошедшей 15 августа сего года, коронер, мистер Уильям Деннис, вынес заключение: «Смерть в результате несчастного случая». Такое заключение совершенно неудивительно. Читатели, вероятно, помнят, что доктор Маттсон, ярый сторонник того, что он считал здоровой диетой, регулярно получал из колоний посылки с экзотическими фруктами. В день смерти ему доставили ящик бананов с Ямайки. Как оказалось, во фруктах притаились два молодых ядовитых паука, умудрившихся остаться незамеченными во время сбора и транспортировки плодов. К несчастью для мистера Денниса, когда он оторвал банан от одной из гроздей, его рука вступила в соприкосновение сразу с обоими опасными созданиями одновременно. Хотя взрослый здоровый мужчина может иногда выжить после укуса одного бананового паука, яд двух пауков безусловно смертелен. В течение часа доктор Маттсон скончался.

Ватсон нашел эту историю грустной, но не заслуживающей особого внимания, но Холмс взял след, который привел его к жене доктора Маттсона и ее любовнику, Джорджу Джильбертсону, которых признали виновными в убийстве и повесили.

Когда дело было закрыто, Ватсон, в очередной раз пораженный дедуктивными способностями своего друга, спросил, как он вообще заподозрил в этом случае убийство.

В этот момент Холмс сухо улыбнулся и закурил трубку.

– Это элементарно, Ватсон, – ответил он своей коронной фразой. – У меня возникли подозрения в тот момент, когда я прочитал, как именно умер несчастный доктор…

13. Убийство в номере 327

В пятницу 14 марта 1879 года когда молодой Шерлок Холмс выходил из Скотленд-Ярда после встречи с Лестрейдом, его изловил другой инспектор, старый Дуглас Граймз.

Граймз служил в полиции дольше, чем кто-либо другой, поэтому он – из лучших побуждений – посмеивался над молодостью и неопытностью Холмса.

– Вы можете многому у меня научиться, юноша, – хвалился он. – Никто лучше меня не знает преступный мир столицы. Да что там, Холмс, я, бывает, раскрываю преступления с одного взгляда. Возьмем, к примеру, то дело, которым я сейчас занимаюсь… У меня уже сложилась картина произошедшего. Не желаете пойти со мной и посмотреть, как надо работать?

Позже Холмс говорил Ватсону, что принял предложение Граймза как раз чтобы посмотреть, как не надо расследовать преступления.

Пока они шли к месту преступления, великолепный Граймз рассказал все, что он знал об этом деле. Альберт Хиггинботтом, 30-летний женатый оружейник из Шеффилда, был найден мертвым этим утром в номере 327 в гостинице Роял Стаффордшир у площади Сохо. Ему проткнули горло штыком, произведенным его же собственной компанией. Удар был достаточно сильным, чтобы повредить сонную артерию, а острие штыка застряло между двумя шейными позвонками.

Врач, осматривавший тело, объявил, что мистер Хиггинботтом умер мгновенно. Он также обратил внимание на глубокие царапины на правой щеке и левой руке жертвы; он установил, что они были нанесены от 36 до 72 часов назад, намного раньше, чем смертельный удар. Осмотрев покойника ниже пояса, он определил, что у него был сифилис.

Не было никаких признаков, что из комнаты что-то пропало, так что убийство с целью грабежа исключалось.

На смятой фотографии из бумажника Хиггинботтома был изображен он сам в темном костюме рядом с красивой женщиной в подвенечном платье и модно одетым молодым человеком. Невеста и юноша, державшиеся за руки, были так похожи друг на друга фигурой и внешностью – прямые светлые волосы, невинные, почти детские, лица – что было понятно, что они близнецы. На обороте фотографии красным карандашом было выведено «21 июля 1878 года».

Другим интересным предметом в бумажнике был счет от доктора Джеймса Гамперта, Риббл Мэншенз, 25, Шеффилд, датированный 8 марта за «наложение гипса на сломанное предплечье». Врач, осматривавший тело Хиггинботтома, заявил, что ни одно из предплечий покойного никогда не было загипсовано.

В чемодане Хиггинботтома была только одежда. В его саквояже лежал каталог продукции, производимой фирмой Хиггинботтом и К°, и письмо от некоего Мустафы Текина относительно приобретения 500 000 штук патронов.

Когда Холмс и Граймз добрались до гостиницы, тело было уже убрано, но личные вещи покойного оставались на месте. Пока Граймз беседовал с портье, который дежурил в ту ночь, Холмс осмотрел штык и каталог.

С помощью лупы он разглядел на лезвии штыка надпись «Хиг № 11.004 69». Найдя в каталоге раздел «Штыки», он отметил, что большое число экземпляров этого оружия – номера 11.006-15.000 – было помечено как «распродано». В сноске пояснялось, что номера 11.000-11.005 – это образцы («не для продажи») и что производство штыков было прекращено в 1876 году.

Холмс спустился вниз и обнаружил, что Граймз допрашивает довольно взволнованного портье в комнате позади конторки. Портье «неплохо» знал мистера Хиггинботтома, так как в прошлом году он несколько раз останавливался в Роял Стаффордшире. Он обычно проводил в гостинице три ночи и каждый раз – не исключая и последнего – к нему в номер приходила женщина. Всегда под вуалью, в темном длинном плаще, она приходила около 11 вечера и уходила три или четыре часа спустя. Каждый раз – кроме последнего – она, уходя, давала портье полкроны.

Граймз приподнял бровь и спросил о ее визите прошлой ночью. Портье ответил, что дама прибыла позже обычного, незадолго до полуночи и провела в номере всего 15 минут.

Он говорил с ней? Нет, она тихо вошла в то время, как он читал Вечерний Стандарт, так что он заметил только, как она поднималась по лестнице. Вышла она в большой спешке, не сказав ни слова и забыв про свои обычные чаевые.

Граймз опять приподнял бровь. У портье есть адрес этой женщины? Когда тот стал колебаться, Граймз посоветовал ему не глупить и напомнил, что сводничество – уголовное преступление. Тогда портье сказал, что гостиница счастлива предоставить своим гостям все, что им потребуется, и что у него действительно есть адрес женщины, которая занимается стиркой. Возможно, это именно тот человек, которого ищут господа полицейские.

Когда Граймз и Холмс покидали отель, пришел констебль и принес телеграмму. Это был ответ Граймзу от миссис Хиггинботтом на его просьбу приехать в Лондон при первой возможности, чтобы помочь полиции в деле, касающемся ее мужа.

– Должен же кто-нибудь опознать тело, – объяснил Граймз. – Всегда помните об этом, Холмс, когда занимаетесь расследованиями.

Телеграмма миссис Хиггинботтом гласила:

ПРОСТИТЕ НЕ МОГУ ПРИЕХАТЬ ТЧК СИЛЬНО РАЗБИЛАСЬ КЕБЕ ТЧК БРАТ ТОМ БУДЕТ ВМЕСТО МЕНЯ ТЧК ОЖИДАЙТЕ ВСКОРЕ ТЧК ПРИЕДЕТ СЕНТ-ПАНКРАС СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ТЧК АГНЕСС ХИГГИНБОТТОМ

Граймз заявил, что шурин подойдет ничуть не хуже жены, и предложил Холмсу принять участие в аресте «прачки». При этих словах Холмс несколько удивился и сказал, что если Граймз его извинит, у него есть неотложное дело, которым он должен заняться.

Послав две телеграммы, одну доктору Гамперту, а другую в полицейское управление Шеффилда, Холмс пошел в общественные уборные вокзала Сент-Панкрас. Он начал с мужского отделения, где вовлек служителя в длинную беседу о превратностях его работы. Сыщик сказал, что тот, должно быть, повидал здесь много странного.

– О да, сэр, – последовал радостный ответ. – Вот вчера, например, пришел этот человек, похожий на девочку, с большим чемоданом, зашел в кабинку, а вышел оттуда, одевшись женщиной!

Узнав, что превращение случилось около 11 вечера, что мужчина был светловолосый, низкого роста и что, когда он уходил, на нем была вуаль и темный длинный плащ, Холмс поблагодарил служителя за «удивительные открытия в области человеческой природы» и направился к женскому отделению.

Здесь задача оказалась более сложной. Женщина, которая дежурила с 10 вечера в четверг, уже ушла, а ее сменщица с большим подозрениям относилась ко всяким особам мужского пола, которые слонялись около ее заведения и пытались заговорить с ней. Сначала она минут пять отказывалась отвечать на любые вопросы Холмса, а потом сказала, что у них и так в последнее время забот хватает – «вот взять хоть того извращенца в женской одежде, который этим утром прошмыгнул сюда за спиной бедной Мэри», так что если Холмс не «уберется подобру-поздорову», она позовет полицию.

Холмс извинился, что побеспокоил ее, поблагодарил за помощь и тут же ушел. По дороге в Скотленд-Ярд он зашел на Бейкер-стрит, чтобы узнать, что ему ответили на его телеграммы. Из полицейского управления Шеффилда ответили просто: НЕТ СВЕДЕНИЙ.

Доктор Гамперт тоже не проявил особой общительности:

НЕ ИМЕЮ ПРАВА ОБСУЖДАТЬ МЕДИЦИНСКИЕ ПОДРОБНОСТИ НЕЗНАКОМЦАМИ ТЧК ОСОБЕННО КОГДА ДЕЛО КАСАЕТСЯ ДАМЫ ТЧК ИЗВИНИТЕ

В Скотленд-Ярде Холмс застал Граймза, сияющего как херувим-переросток.

– Я говорил вам, что это дело ясное как день, а, Холмс? Учитесь у старины Граймза: почти за каждым преступлением стоит порочная женщина. В нашем случае это Мэгги Джоунз.

Он объяснил, что, когда ее арестовали, мисс Джоунз призналась, что приходила к Альберту Хиггинботтому несколько раз, когда он приезжал в Лондон, но клялась, что в эту ночь не была в номере 327, потому что к ней пришел какой-то господин с детским лицом, щедро заплатил ей и сказал с северным выговором, что его друг мистер Хиггинботтом не нуждается этим вечером в ее услугах.

Может ли кто-нибудь подтвердить ее слова, спросил Граймз. Есть ли у нее алиби? Конечно, нет. Полицейский сообщил, что, очевидно, она поссорилась с Хиггинботтомом, вероятно, из-за денег и заколола его одним из его собственных штыков, когда он отказался платить ей столько, сколько она потребовала. Она и портье не дала на чай, раз ей самой не заплатили, не так ли? Ее история о деньгах от какого-то таинственного незнакомца – это «типичный пример невероятной истории, которые такие, как она, придумывают в подобных случаях».

– Может быть, обычно это и так, – сказал Холмс, – но в данном случае я полагаю, что она говорит правду. Вы арестовали не того человека, Граймз.

Какие у Холмса были основания так говорить и кто, по его мнению, убил оружейника из Шеффилда?

14. Палец жулика

У Скритена Сейфсона было, по словам Ватсона, много врагов. Как сообщал друг доктора из Сити, миллионер сколотил свое состояние, убеждая сотни обычных граждан вкладывать свои кровные сбережения в проект, который носил оптимистическое название «Генератор Всеобщего Богатства». Как именно обогатится кто-нибудь, кроме самого предпринимателя, было не вполне ясно, так что когда в 1889 проект рухнул, разорив большинство своих вкладчиков, умники с Треднидл-стрид, фыркнув, объявили, что они ожидали этого с самого начала.

Сейфсон, которого крах проекта не затронул, поселился в двух роскошных домах, один на Бейкер-Сквэр, 14 в Лондоне, а другой – неоготический особняк в Капитал Тауэрз около городка Беркэмстед в Хертфордшире. Какое-то время казалось, что он вышел сухим из воды. Но в 5:30 пополудни 23 февраля 1879 года по дороге в свой загородный дом он был похищен.

Нападение было тщательно спланировано. На повороте дороги карету Сейфсона остановили трое всадников в масках. Один караулил, а два других, размахивая пистолетами, распахнули дверь кареты и вытащили Сейфсона наружу.

В этот момент показалась повозка с багажом миллионера. Для похитителей это явно было неожиданностью – вещи Сейфсона обычно возили перед ним – и они запаниковали.

Два более высоких злоумышленника под дулом пистолета вынудили жертву лечь поперек седла на свободной лошади, потом оглушили его сильным ударом по голове, а третий нападавший вытащил из кармана куртки две записки и бросил их на сиденье экипажа. Потом он выругался и попытался взять их обратно. Но тут его позвали сообщники, и все трое ускакали во тьму вместе с бесчувственным телом Скритена Сейфсона.

Оставшись одни, форейтор и слуга, который ехал за ними, изучили записки, лежавшие в экипаже. Первая была обычным требованием выкупа, с буквами, вырезанными из Дейли Телеграф и приклеенными к бумаге. Похитители требовали 50 000 фунтов наличными в течение недели. Если деньги не будут выплачены или кто-нибудь сообщит в полицию, пленник будет убит.

На второй записке было два ряда бессмысленных букв и изображение клюшки для гольфа:

ЦУЬДЕЕЕТПЦЧТЛИЯАЕВ ЬПТТРДВЯНЬААПТАВЧГ

Жена Сейфсона и двое его сыновей не придали значения второй записке, посчитав ее просто каким-то черновиком требования выкупа. Они и выкуп не собирались платить, но через неделю после похищения в Капитал Тауэрз был доставлен неподписанный сверток. Внутри был один из пальцев миллионера, отрезанный ниже костяшки, и еще одна записка, гласившая что другие части тела воспоследуют, если выкуп не будет получен.

На следующий день миссис Сейфсон и ее старший сын пришли просить о помощи Шерлока Холмса. Хотя детективу бесчестный миллионер был несимпатичен, но преступления ему нравились еще меньше, так что, потребовав изрядную сумму в качестве вознаграждения, он в строжайшей тайне приступил к расследованию дела.

Он сразу же обратил пристальное внимание на ряды букв из второй записки, найденной в экипаже. Поразмыслив над ними, он взял перо, бумагу, ножницы – и клюшку для гольфа – и приступил к работе. Закончив, он телеграфировал миссис Сейфсон вопрос, есть ли среди их слуг некто по имени Дуглас. Ответ пришел тотчас же: да, полгода назад они наняли для своего младшего сына учителя по имени Дуглас Телфорд.

– Это означает, дорогой Ватсон, – сказал Холмс, сухо улыбаясь, – что скоро мы можем покончить с этим грязным делом.

Что обнаружил Холмс?

15. Тайна пропавших шедевров

Много лет Ватсон думал, что Холмс ничего не понимает в искусстве. Он изменил свое мнение после истории с «Собакой Баскервиллей», когда Холмс правильно опознал работы известных художников. Поэтому доктор не очень удивился, когда на Бейкер-стрит прибыл придворный чиновник с просьбой разыскать четыре полотна XVII века, похищенных из Виндзорского замка. Приблизительная стоимость их выражалась шестизначным числом.

По требованию принца Уэльского, случившееся держалось в тайне. Однако таможенникам во всех портах были даны инструкции особо тщательно досматривать багаж известных коллекционеров, выезжающих из страны.

Когда Холмс согласился заняться этим делом, ему сообщили дальнейшие подробности. Украденные картины, все как одна бесценные и в изящных позолоченных рамах, изображали обнаженных женщин. Самая маленькая была размером 1 метр на 45 сантиметров, самая большая – 2 метра 45 сантиметров на 1 метр 70 сантиметров. Еще две были одинакового размера, 1 метр 40 сантиметров на 1 метр 15 сантиметров.

Кража произошла ночью, замковая стража была подкуплена; судя по всему, действовали опытные музейные воры. Холмс знал, что такие преступники всегда действуют в интересах какого-то определенного покупателя. Когда чиновник покинул Бейкер-Стрит, Холмс просмотрел свою картотеку и составил список коллекционеров, собиравших произведения Рембрандта, Ван Дейка и других мастеров XVII века.

Холмс предположил, что полотна украдены по заказу кого-то из этого списка. Более того, поскольку картины обычно крадут не для того, чтобы держать их запертыми в подвале, а для того, чтобы выставлять, жителей Соединенного Королевства можно было исключить. Холмс показал оставшиеся имена своему знакомому из Лондонской национальной галереи. Не объясняя, зачем ему это нужно, он спросил, кто из этих людей имел обыкновение покупать картины в Британии и переправлять за границу. В результате список сузился до 10 человек.

Теперь нужно было навести справки об этих людях в Скотленд-Ярде. Там Холмсу сказали, что о семерых из них в полиции никаких сведений нет, но трое имели в прошлом проблемы с законом или попадали под подозрение. Один из них, итальянский герцог Капрайя, был убит в прошлом году, так что оставалось двое подозреваемых: Хильдерина Гранвертер из Нью-Джерси и граф Лекси Вег из Будапешта.

Холмс допускал, что они оба невиновны, но других кандидатур не было, так что он стал собирать досье на американку и венгра. И чем дальше, тем больше он уверялся, что за кражей стоит один из этих двоих.

Состояние миссис Гранвертер досталось ей от ее покойного мужа, успешного производителя заклепок. После его смерти она занялась недвижимостью и увеличила свое состояние десятикратно с помощью нескольких сделок, в которых, как говорили, не обошлось без вымогательства и даже убийства. Когда на восточном побережье Соединенных Штатов стало для нее слишком жарко, она переехала в Париж и на какое-то время занялась исключительно собиранием живописи и антикварной мебели.

Через два года миссис Гранвертер купила второй дом, в Лондоне, и занялась недвижимостью в Англии, вновь с большим успехом. Однако ходили упорные слухи, что и тут, как в Соединенных Штатах, ее методы не отличались щепетильностью. Многие утверждали, что и ее бесценная коллекция картин и мебели пополняется отнюдь не безупречными способами, так что вскоре все уважаемые галереи и аукционные дома отказались иметь с ней дело. Однако страсть ее к новым приобретениям не угасла.

Граф Лекси Вег был гораздо более прямолинейным субъектом. Он и не пытался скрывать, что законы, как венгерские, так и британские, для него мало что значили. Он унаследовал обширное поместье в Венгрии с дворцом, который он собирался превратить в «художественную столицу мира». С этой целью он тратил семейное состояние (которое он увеличил, торгуя оружием и – как говорили – рабами) на добычу картин, скульптур, мебели и гобеленов, где только мог. Итальянская полиция была уверена, что недавнее исчезновение из Ватикана работ Рафаэля, Тинторетто и Тициана было делом его рук. Как и миссис Гранвертер, он был персоной нон грата во всех крупных лондонских галереях и аукционных домах.

Холмс знал – как, безусловно, знали и подозреваемые, – что при выезде из страны их багаж будет тщательно обыскан. Если украденные картины у кого-то из них, спросил себя Холмс, как они могут вывезти их из Англии? Можно спрятать их в таком месте, куда таможенникам не придет в голову заглянуть, например среди чьих-то чужих вещей, или среди таких вещей, о которых точно известно, что они приобретены совсем недавно.

Одним из немногих аукционных домов, который еще соглашался иметь дело с миссис Гранвертер и графом Вег, был Джиббинз и Дэнг, небольшой аукционный дом в округе Уайтчэпел в Лондоне. Холмс выяснил это, собирая досье на своих подозреваемых, так что когда он узнал, что Дж. & Г. (как его обычно обозначали) через две недели выставляет на продажу французскую мебель XVIII века, он сказал Ватсону, что обязательно должен туда пойти. Однако сначала ему нужно было еще кое-что разузнать.

Приклеив фальшивые усы и одевшись наподобие мебельщика в коричневый плащ, Холмс наведался в лондонские дома обоих подозреваемых. Нет ли у них старинной мебели, нуждающейся в починке. В обоих случаях он ушел ни с чем.

Экономка миссис Гранвертер заверила его, что вся их мебель в отличном состоянии. Управляющий графа, краснолицый отставной солдат с одной рукой, сказал Холмсу на ломаном английском, что три недели назад все, что требовало починки, было отправлено в частную мастерскую. Нет, больше ни на какие чертовы вопросы он отвечать не намерен, так что если мистер Маркетри (как представился Холмс) не покинет сейчас же помещение, он позовет полицию.

Вечером за ужином Холмс заверил Ватсона, что из своих визитов узнал «много ценного» и собирается теперь на аукцион Джиббинза и Дэнга.

Утром в день торгов Холмс вышел из своей гардеробной в виде месье Винсана де Беарна, экстравагантного парижского торговца произведениями искусства. Проверив свой акцент на миссис Хадсон, которая не поняла ни слова из того, что он сказал, Холмс взял кеб и отправился в аукционный зал.

Он прибыл заблаговременно, представился аукционисту и его помощникам и принялся изучать предметы, выставленные на торги. Он проявил особый интерес к столику времен Людовика XIV с изящными резными ножками, двум креслам с высокой спинкой времен Людовика XV и кушетке Людовика XVI. Изучив каждый предмет с лупой, Холмс осторожно приподнял стулья над полом, якобы для того, чтобы осмотреть ножки. Затем он подчеркнул стартовые цены в каталоге и занял место в зале.

15 лотов ушло с молотка, но месье де Беарн не проявлял большого интереса к происходящему. К этому времени миссис Гранвертер и граф каждый приобрели по три небольших предмета. Все пятнадцать лотов были проданы по цене, лишь на несколько фунтов превышающей стартовую.

Лот № 16 был парой стульев Людовика XV. Американка и венгр некоторое время по очереди поднимали цену, доведя ее до существенной суммы в 175 фунтов. В этот момент американка сдалась. Когда аукционист ударил молотком второй раз, граф удовлетворенно улыбнулся.

Однако к изумлению всех собравшихся, месье де Беарн предложил 180 фунтов. Граф нахмурился и поднял цену до 185 фунтов. Парижанин вздохнул и предложил 200. Цена на стулья теперь была значительно выше стартовой.

К большому удовольствию публики поединок между французским франтом и мрачным венгром продолжался еще семь минут. В конце концов, венгр выиграл, но ему пришлось предложить беспрецедентную сумму в 690 фунтов.

В этот момент месье де Беарн встал, кивнул аукционисту и покинул зал. Выходя, он вежливо шепнул своему сопернику:

– Я есть безутешен, месье граф. Поздравляю с приобретением, но я есть уверен, что они стоят много больше, чем вы за них заплатили, n’est pas?

Граф посмотрел на француза с подозрением и вновь обратил внимание к торгам. Еще оставались предметы, которые он хотел приобрести.

На следующее утро полиция наведалась на склад Джиббинза и Дэнга, где все еще находились предметы, проданные накануне. После обыска граф Лекси Вег был арестован по обвинению в скупке краденного – четырех шедевров XVII века, похищенных из королевской коллекции месяцем ранее.

Полиция действовала по подсказке Шерлока Холмса. Какие доказательства вины графа он предоставил?