Текст книги "Фантомы"

Глава 27

Рул моргала под слепящим римским солнцем, тщетно высматривая в толпе Эмилио Аппичеллу. Она сидела в кафе на открытом воздухе на Пьяцца Навона, чувствуя себя ужасно, сбитая с толку всем этим европейским. Она взяла билет на вечерний рейс из Вашингтона и прибыла сюда на рассвете, прямиком направилась в Хесслер-Вилла Медичи, где помнили если не ее, так Саймона, и проспала два беспокойных часа. Прогулка от отеля «Хесслер» до ресторана прошла как путешествие по другой, хотя и странной планете, где волны тепла от камней тротуара заставляли ее тащиться словно в облаке марева.

Еще до отлета из O.K. она договорилась с Аппичеллой о встрече за обедом; он согласился на встречу с ней с готовностью, даже с пылом. Кстати, что же такое Джим наговорил этому мужчине о ней? Аппичелла сам предложил обед, сам выбрал ресторан, очень ей полюбившийся еще в дни ее прежнего пребывания в Риме, но он вот уже на двадцать минут опаздывает, и лед в бокале ее «Сан-Пелегрино» тает. Она подозвала официанта, чтобы тот наполнил ей бокал, и снова стала рассматривать толпу, гадая, как же он выглядит. («Я найду вас», – сказал он в ответ на ее просьбу). Она чувствовала, что он представляет из себя итальянскую версию хорошо известного истинного американца, этот компьютерный зануда.

И тут она увидела мужчину, направляющегося к ней и улыбающегося. Но это вряд ли тот, кто будет с ней обедать. Этот словно сошел с экрана, где шел фильм с Мастроянни. Он был оскорбительно красив, одет в белый костюм и бледно-желтую шелковую рубашку с расстегнутым воротом, единственным цветным пятном был носовой платок, торчавший из нагрудного кармана наброшенного на плечи пиджака. Он с легкостью шел сквозь толпу, помахивая рукой туда, посылая поцелуи сюда, приветственно махая кому-то на террасе. У него была привычка потирать пальцем густые темные усы, придававшие ему лихой вид, и официанты выстраивались в очередь, чтобы поговорить с ним. Он был карикатурой на того итальянского мужчину, поверить в которого заставил всех Голливуд, и ей отчаянно захотелось, чтобы именно с ним у нее был назначен обед, вместо какого-то сухаря-компьютерщика, на котором, она знала, будет помятый полиэстровый костюм с кучей ручек в кармане пиджака. Но как провести один день в Риме, выбирать не приходилось.

Не доходя пару столиков, мужчина остановился и уставился на нее, и она ответила ему откровенным взглядом. Да черт с ним, если ее-то мужчина не пришел. Он обменялся несколькими словами с парой, сидевшей за тем столиком, затем двинулся к ней и остановился, снимая соломенную панаму и демонстрируя прекрасную прическу на черноволосой голове. Она посмотрела в его темные глаза и постаралась не захихикать.

– Синьорина Рул, надо полагать, – вкрадчиво произнес он по-английски со смешным акцентом.

Она онемела.

– А я – Эмилио Аппичелла, – сказал он. – Мне кажется, у нас назначена встреча. Могу я присесть?

– О, конечно, – она постепенно приходила в себя.

Он поднял бровь, и у столика мгновенно материализовался официант. Аппичелла с полминуты поговорил с ним по-итальянски, слишком быстро, чтобы она успевала понять, и официант исчез.

– Я взял на себя смелость заказать для вас, – сказал он. – Надеюсь, вы не будете возражать.

– Нет, – сказала она, уже чувствуя себя воском в его руках.

– Ну и хорошо, – вздохнул он, откинулся на спинку стула и стал рассматривать ее. – Вы определенно самый красивый агент ЦРУ из всех виденных мною.

– Господи Иисусе! – зашипела она, ошеломленная. – Не могли бы вы говорить потише!

Он громко рассмеялся.

– Ах, синьорина Рул, да никто нас не слышит. Уж не в такой день, как сегодня.

Он помахал рукой.

– Все слишком заняты планами, как бы сразу после обеда затащить друг друга в постель.

Вновь материализовался официант, неся поднос с кувшином апельсинового сока и бутылкой холодного шампанского.

– Стыдно признаться, но этот чудесный напиток я открыл для себя в Англии, – сказал Аппичелла, следя за тем, чтобы в стаканы налилось одинаковое количество каждого ингредиента. – Он называется «Шипучка для самца», и он слишком бодрящ и жизнерадостен для такого унылого места. Оно недостойно его.

Он поставил перед ней стакан и поднял свой.

– За успех наших операций, – заговорщически произнес он.

– Мистер Аппичелла, – быстро сказала Рул, – мне кажется, у вас неверное представление о том, кто я. Я...

Он остановил ее, подняв руку:

– Прошу вас. Давайте сначала хорошенько пообедаем, а потом уже поговорим о шпионаже и всем таком прочем.

Рул попыталась расслабиться и развеселиться, хотя ей необходимо было улетать последним дневным рейсом. Принесли огромное блюдо антипасти, затем макароны со сметаной, сыр, ломтики копченого лосося, следом крошечные бифштексы из ягненка и салат. Они болтали, как новые приятели, о жаре в Риме и Вашингтоне, о лучших ресторанах на побережье Амальфи, о лучших отелях в Венеции. Аппичелле все это было знакомо.

Наконец, после кофе, Аппичелла откинулся назад, сдержанно рыгая, и сказал:

– Теперь о деле. Я так полагаю, вам бы хотелось, чтобы я шпионил за Фирсовым, правильно?

– Да, – отозвалась Рул.

Она была слишком удивлена, чтобы еще что-то добавить. Ведь она готовилась к долгим состязаниям в хитрости и, возможно, к тому, чтобы строить глазки.

– Хорошо. Я сделаю это.

– Вы сделаете? – слабо спросила она.

– Ну конечно. Уж не думали ли вы, что я коммунист или еще что-то в этом роде?

– Ну что вы, нет...

– Вы хотели бы, чтобы я фотографировал документы?

– Эмилио, я ведь даже не привезла для вас фотокамеру или другие атрибуты. Ведь это чрезвычайно опасно для люби... непрофессионала пытаться заниматься такими вещами.

Он пожал плечами.

– Как хотите. Я был бы счастлив фотографировать по вашему желанию. У меня есть собственный «Минокс».

Она помотала головой.

– Нет, я не могу просить вас об этом. Мне просто хотелось, чтобы вы узнали, где сейчас находится Майоров, и чем он занят. И имейте в виду, что я не уполномочена насчет оплаты, но я могла бы...

Глянув свирепо, он остановил ее:

– Вы что же думаете, я делаю это из-за денег? Боже милостивый, женщина, разве Гилл не рассказывал вам о моей бабушке?

– Он сказал, что она была русской, и поэтому вы владеете этим языком.

– Моя бабушка была графиней, – проговорил он. – Она вышла замуж в девятнадцать лет, и ей было двадцать, когда произошла революция. Большевистские ублюдки убили ее мужа и полностью ограбили ее. Она прибыла в Италию в вагоне третьего класса, без гроша в кармане, и тут ей посчастливилось встретить моего дедушку. И вскоре она стала итальянской графиней. Во время войны погибли мои родители, и я жил с ней с самого детства. Со мной она говорила только по-русски, и она рассказала мне все, что я должен знать о коммунистах. И я рад сделать все, что в моих силах, чтобы приблизить их крах. Я беру их деньги, – улыбнулся он, поглаживая усы, – чтобы они стали беднее. Я делаю для них пустяки, и ничего для войны.

– Я понимаю, – сказала Рул, – и я благодарна вам за помощь.

– Но все-таки, конкретно, что вы хотите, чтобы я рассказал?

– Точное местонахождение Фирсова и максимально, насколько возможно, о его деятельности. Я хотела бы знать, в какой области сосредоточены его интересы и какая военная техника, если таковая есть, его окружает. Мне нужны любые подробности, которые вы видели или вспомнили. Это может быть очень важно для громадного множества людей. От этого может зависеть их жизнь, понимаете?

– Еще бы. Я сделаю все, что попросите. Как мне связаться с вами?

Она записала номер своего домашнего телефона.

– Пожалуйста, запомните этот номер; не ввозите его в Советский Союз записанным.

Он с минуту смотрел на карточку.

– Так, так, запомнил.

– По вечерам я обычно дома, по этому телефону, но там стоит и автоответчик, и вы сможете оставить телефон или адрес, по которому я свяжусь с вами. Вы можете наговорить на автоответчик в течение тридцати минут, и это останется в полной тайне. Пожалуйста, не пытайтесь звонить из Советского Союза. Подождите, пока не вернетесь в Рим или другой западный город. Если будет возможность, я приеду поговорить с вами, но, может, времени на это и не будет.

– Вы разбираетесь в компьютерах, Кэт? – спросил он.

– Я много с ними работаю.

– И знаете, что такое «Источник»?

– Информационная сервисная программа в Мериленде. Я имела с ней дело.

– Хорошо. Я иногда храню файлы в «Источнике». Мой расчетный счет ZZPIOO, а мой пароль – ПЛЮХ. Сможете запомнить?

– Да.

– Если по каким-либо причинам я не смогу позвонить, я оставлю послание для вас в файле под названием КЭТ. Проверяйте его каждый день.

– Хорошо.

– Ну а теперь, мой милый шпион, – сказал Аппичелла, выписывая чек. – Не желаете вернуться со мной на мою виллу и заняться со мной любовью?

Рул не была уверена, что он говорит это серьезно, хотя скорее всего, да.

– Это неплохая мысль, Эмилио, но мне пора на самолет.

– Я безутешен, – сказал он, и это заставило ее ощутить к нему полное доверие.

Глава 28

Гельдер стоял на палубе парома Стокгольм-Хельсинки, в то время как это судно верповалось в доках. Он чувствовал себя отдохнувшим и сытым. Предыдущим вечером он развлек себя роскошным ужином, потанцевал с парой девушек-шведок, и хорошо выспался, избрав одиночество. Встал он рано, съел прекрасный завтрак и смотрел, как корабль прибывает в гавань Хельсинки. Это был прекрасный город, видимый с моря, но глаза Гельдера были прикованы к причалу. Из Стокгольма он сделал необходимый звонок, во время которого ему ничего не сказали, и теперь он надеялся быть встреченным. По спущенному трапу он спустился к зданию пункта прибытия. Внутри он медленно пошел по направлению к улице, размышляя, что делать дальше.

– Карл! – окликнули его сзади.

С минуту он вспоминал свое имя, затем повернулся, и вот уже мистер Джоунс из Малибу пожимал ему руку.

– Карл, вот и твой дядюшка Ян! Ну как твои дела?

– Очень хорошо, дядюшка Ян, – отозвался Гельдер, удивленный лицезрением создателя легенд.

– Твоя тетушка умирает от желания увидеть тебя, – сказал Джоунс. – Пойдем, машина на улице.

Гельдер последовал за Джоунсом, быстро шагавшим через здание к стоянке автомобилей. Джоунс пригласил его в голубой «вольво-фургон», всю дорогу улыбаясь и поддерживая шутливую болтовню о семье, об Америке, о тетушке Гельдера. Потом, уже во время поездки, Джоунс сказал:

– Гельдер, это на самом деле здорово, что я вижу тебя. Когда вы не вернулись на базовую подлодку, мы предположили худшее. Где Соколова?

– Все еще в мини-подлодке, – ответил Гельдер. – Она не смогла ее покинуть.

– Понятно, – сказал Джоунс, поглядывая в зеркало заднего вида. – Извини, если мы немного помолчим. Я должен немного порулить.

Джоунс поехал быстро, затем медленно, делая повороты, казалось, наугад. Однажды, остановившись на красный свет, он вдруг поехал прямо на него, постоянно поглядывая в зеркало. Наконец они въехали на обсаженную деревьями улицу, и какой-то мужчина в гражданской одежде открыл перед ними окованные железом ворота. Джоунс миновал большой красивый дом и припарковался сзади него.

– Иди за мной, – сказал он, выпрыгивая из машины и взбегая вверх по ступенькам.

Внутри были мраморные полы и масса тяжелой мебели. Они поднялись на лифте на пару этажей и вышли в сомнительную и слабо освещенную прихожую. Джоунс остановился перед стальной дверью и позвонил. Небольшая панель скользнула назад, и пара чьих-то глаз изучила их обоих.

– Что это за место? – спросил Гельдер.

– Советское посольство, – ответил Джоунс. – Я думал, ты знаешь.

Дверь открыли, и мужчина без пиджака впустил их в большую комнату, наполненную радиоприемниками и телетайпами. Устойчиво пахло табачным дымом.

– Покажи ему, как работать, – обратился Джоунс к мужчине.

– Сюда, – мужчина подвел их к компьютерному терминалу. – Вы печатаете? – спросил он Гельдера.

– Да, – ответил Гельдер.

Мужчина взялся за телефон, настукал номер, послушал с минуту, затем положил трубку на рычаги. На экране появилась строчка крестиков, а затем слова:

– Слушаю.

– Это полковник на том конце, – сказал Джоунс.

Мужчина предложил Гельдеру стул перед терминалом.

– Вам надо только печатать, – сказал он.

– Пойдем, – сказал Джоунс этому мужчине, и они ушли, оставив Гельдера одного в комнате перед светящимся экраном компьютерного терминала.

Гельдер напечатал:

– Я здесь, сэр.

– Задание выполнено успешно? – появилось на экране.

– Мы успешно справились с задачей, но потеряли подлодку под глубинными бомбами, – напечатал Гельдер.

– Передавай цифры.

Гельдер отпечатал координаты размещения буя. Экран повторил их.

– Правильно? – спросил он.

– Да, – отпечатал Гельдер.

– Вы ранены? – спросил экран.

– Нет, сэр, я вполне здоров, – ответил Гельдер.

– Выжил ли ваш компаньон? – спросил экран.

– Нет, – отпечатал Гельдер.

– Джоунс отвезет вас в аэропорт, – отпечаталось на экране, – где вас ждет самолет, который доставит вас в Москву. Там я вас встречу. На борту самолета вас ожидает мундир со знаками различия капитана второго ранга. В дополнение к продвижению по службе, половину вашего жалованья вы получите в иностранной валюте по вашему выбору. Поздравления, и счастливо добраться.

– Спасибо, сэр, – отпечатал в ответ Гельдер. – Конец приема. До встречи в Москве.

Гельдер с минуту глядел на экран, затем встал и открыл дверь. Джоунс и другой мужчина стояли в прихожей.

– Я закончил, – сказал он.

– Тогда отбываем, – сказал Джоунс.

В аэропорту их ожидал небольшой советский реактивный самолет без каких-либо отличительных военных знаков. Гельдер пожал руку Джоунса.

– Увидимся в Малибу, – улыбнулся тот.

– Спасибо, что подвезли... и за легенду, – ответил Гельдер. – Без ваших тренировок у меня бы ничего не получилось.

Джоунс пожал плечами.

– Это же моя работа. И она мне нравится.

Гельдер поднялся на борт, и пока самолет выруливал на взлетную полосу, второй пилот показал ему на холодильник с едой и напитками, а затем передал ему небольшой чемоданчик и сумку с одеждой. Когда они поднялись в воздух, второй направился обратно в кабину.

– Оглядитесь теперь, переоденьтесь, если хотите, капитан. Ничего больше не нужно?

Гельдер помотал головой, и летчик ушел в кабину, закрыв за собой дверь. Гельдер открыл сумку с одеждой и стал рассматривать новые знаки отличия на своем мундире. В чемоданчике содержались обувь, рубашка, нижнее белье и туалетные принадлежности. Он переоделся в мундир, а свою походную одежду упаковал. Он ощутил, что в кармане кителя что-то шелестит и обнаружил там сложенный лист бумаги.

«Я уже знаю, что ты в безопасности, и я счастлива. Новые знаки различия пришивала я. Надеюсь на скорейшую встречу. Т.»

Он откинулся назад в удобном кресле и тяжело вздохнул. Он был жив, здоров, отмечен званием и любим. Что могло быть лучше в данной ситуации?

Но по прибытии в Москву ситуация стала еще лучше. Когда самолет зарулил на стоянку, там его ждал лимузин. «ЗиЛ»! Гельдер стоял внизу у трапа и таращился на автомобиль. Доходили слухи, что во всем Советском Союзе менее сотни этих великолепных автомобилей ручной сборки. Только самые высокопоставленные чиновники удостаивались чести ездить на них. Пока он смотрел, из машины вышел водитель и открыл перед ним дверь. На заднем сиденье его поджидал Майоров. Полковник тепло пожал ему руку.

– Очень рад, Гельдер, видеть вас снова, – заулыбался он. – Я уже начал бояться за вас и за успех вашей миссии, и тут вы возвращаетесь, и нам понятно, что задача выполнена, и вы блестяще справились с этим делом.

Автомобиль быстро отъехал от самолета и через ворота выехал на автомагистраль.

– Вы прибыли как раз вовремя, чтобы мне удалось представить вас моему непосредственному начальству. И еще, я бы хотел, чтобы вы помогли мне в одном показе – тут у нас в заднем отделении автомобиля есть карты и коробки со слайдами.

– Я счастлив вернуться, сэр, и я с удовольствием и полностью в вашем распоряжении, готов помогать вам, – ответил Гельдер.

Автомобиль быстро несся через пригороды Москвы к центру города. Когда они пересекали Москву-реку, над стенами Кремля стали вырисовываться купола собора Василия Блаженного.

– От Соколовой были неприятности, – сказал Майоров.

– Да, сэр.

– Пожалуй, мне стоит ознакомиться с деталями?

– Когда стали рваться глубинные бомбы, сэр, лейтенант Соколова пришла в неистовство. Она пыталась... Вообще-то я не знаю, что она пыталась сделать; она пыталась задушить меня, напав сзади. Я... в схватке она была убита. Несколько минут я находился без сознания, а когда пришел в себя, она была мертва. Когда я покидал затопленную подлодку, она, ее тело оставалось на борту.

Майоров кивнул.

– Вообще-то я ожидал чего-то в таком роде. Но на меня постоянно давили, чтобы я дал ей ключевое задание.

– Я понимаю, сэр.

– Я думаю, лучше объявить ее погибшей от глубинной бомбы. Мы скажем, что она ударилась головой. Ведь подлодку все равно никогда уже не найдут.

– Да, сэр.

Машина свернула направо, на Манежную улицу, а проехав еще немного, вновь свернула направо и въехала на пандус. Гельдер вдруг осознал, что они въехали в Кремль. Волосы у него на затылке зашевелились. До этого он был внутри этих стен, но только в местах, открытых для туристов. Теперь же они въехали в ворота и миновали здание Верховного Совета. На пешеходных дорожках толпились туристы, советские и зарубежные. Затем автомобиль беспрепятственно миновал еще одну череду кованых железных ворот. Пространства вокруг как-то внезапно опустели, если не считать нескольких солдат в мундирах, стоявших на карауле. «ЗиЛ» подъехал почти вплотную к той кремлевской стене, которая граничила с Красной площадью и остановился. Майоров вышел из машины, за ним последовал и Гельдер. Водитель залез в заднее отделение и вытащил два больших чемодана и несколько коробок.

– Не поможете ему? – сказал Майоров, кивком указывая на багаж.

Водитель уже взял два чемодана, поэтому Гельдер составил коробки в столбик и пошел за Майоровым через впечатляющий вход. Внутри их встретил мужчина в форме полного генерала Красной Армии, который знаком показал им следовать за ним. Майоров и Гельдер вместе с генералом вошли в небольшой лифт, в то время как водитель с чемоданами пошел по лестнице. Они поднялись на четвертый этаж и оказались в просторной приемной, залитой солнечным светом, падающим из окна в конце коридора. Они пошли за генералом через приемную, затем через двойные двери в большую, освещенную солнцем комнату, где стоял один письменный стол и длинный стол для совещаний.

Гельдер подумал, что, если не считать Зимнего Дворца в Ленинграде, он еще не бывал в таких изящных апартаментах. Стены были затянуты бледно-желтым шелком; белые шелковые занавеси украшали четыре высоких окна, из которых открывался вид на нарядные сады внутреннего двора. Каждое место у длинного стола было снабжено хрустальной подставкой для ручек и стопками писчей бумаги.

Майоров приказал обиженному водителю, который присоединился к ним, разместить чемоданы у одного из концов стола совещаний. В них оказались проекторы для показа слайдов, в большом брифкейсе Майорова содержалась куча, казалось бы, одинаковых документов. В ящиках, которые нес Гельдер, находились упаковки слайдов. Когда все расставили, Майоров отпустил водителя, и в комнате остались он, Гельдер и генерал.

– Ну, Виктор Сергеевич, – сказал генерал, закуривая сигарету, – у вас большой день, а?

Майоров сдержанно пожал плечами.

– Посмотрим, генерал. Но вы меня поддерживаете?

Генерал перестал улыбаться.

– Посмотрим.

В дальнем конце комнаты открылась другая дверь; генерал торопливо затушил сигарету и встал по стойке смирно, Майоров тоже. Гельдер последовал их примеру. Дюжина или пятнадцать человек заполнили комнату, большинство в гражданской одежде, остальные в мундирах с высшими знаками отличий, и заняли места вокруг стола совещаний, оставив вакантным только председательское место. Гельдер узнавал их лица по фотографиям в «Правде» и «Известиях», особенно адмирала Горшкова, вот уже более двадцати лет возглавлявшего Советские Военно-Морские силы. Минуту спустя в комнату вошел крепко скроенный мужчина, помоложе большинства из присутствующих, и занял место во главе стола.

До Гельдера вдруг дошло, что он находится в присутствии самого Генерального Секретаря и всего Политбюро Коммунистической партии.

Глава 29

Рул проснулась от настойчивых телефонных звонков. Она никак не могла найти часы в такой темноте; оказалось, что одиннадцать часов. Солнце пыталось пробиться сквозь занавеси в ее комнату. Вероятно, звонят со службы. Слава Богу, оттуда еще не звонили, пока она была в Риме. Она схватила трубку.

– Алло.

Голос был слышен четко, хотя на линии и потрескивало.

– Привет, дружище. Что это ты делаешь дома в это время дня?

– Уилл? Ты откуда?

– Я в Якобштаде, также известном, как Пиетарсаари, на западном побережье Финляндии, где и предполагал быть. Яснее не скажешь.

– О, а я, должно быть, простудилась. И в постели уже пару дней. Твой телефонный звонок первый, на который я ответила.

– Ну надеюсь, ты поправишься, и мы встретимся в Копенгагене.

– Я тоже надеюсь, но я так до конца и не уверена, что смогу поехать туда.

– У тебя по-прежнему проблемы?

– Да, хотя и есть пара прорывов. Вот только не знаю, куда они приведут.

Хорошо, что он так осторожен. Она-то слишком хорошо знала, с какой легкостью прослушиваются разговоры из-за границы.

– Как там лодка?

– Лодка грандиозная. Она уже на воде, готовится к плаванию. Сегодня я занимаюсь вопросами снабжения, а утром отплываю.

– Экипаж хорошо работает?

– Совсем не работает. Сначала собиралась пойти его жена, и он до последней минуты не вносил ясность.

– Что же тебе делать?

– Да все будет нормально. Тут один юноша с фабрики пройдет со мной пару сотен миль на юг. И с ним я смогу идти в дневное время, и в ночное, и он поможет мне пройти через группу островов под названием Эленд, что меня вполне устраивает. Я высажу его в Кокере, и он паромом вернется на материк. После этого я пойду один, но уже в открытых водах. Остановлюсь пополнить провизию в Бунге, это на большом шведском острове Готланд, а затем дальше.

– А это не опасно?

– Надеюсь, нет. Я уже плавал один, ты же знаешь. Мне даже хочется вновь попробовать одному. Компания – это уж слишком хорошо.

Она засмеялась.

– И когда же ты будешь в Копенгагене?

– Я думаю, что, не напрягаясь, где-то через недельку, считая с воскресенья. Я позвоню тебе с Готланда доложить об успехах.

– Да уж постарайся. А то я буду беспокоиться, если не позвонишь.

– Это я буду беспокоиться. У тебя проблема посложнее моей. Послушай, если дела пойдут уж совсем туго и тебя прижмут, позвони моему боссу. Возьми ручку и запиши его домашний телефон.

Она записала и рабочий, и домашний номера телефонов сенатора Карра.

– В решающий момент его хорошо иметь на своей стороне, а по слухам, он восхищается тобой.

– Хорошо, и хоть я надеюсь, что до этого дело не дойдет, приятно сознавать, что где-то еще есть отдушина.

– Послушай, мне пора. Мне еще предстоит весь вечер укладывать провизию и планировать маршрут. Ночевать придется на борту, а отплывать будем на рассвете.

– О'кей, будь осторожен и обязательно позвони мне с Готланда.

Они разъединились, а уже через минуту она ужасно заскучала по нему. Она страстно надеялась на то, что сможет попасть в Копенгаген. Но как же она попадет в Копенгаген, если не может выползти даже из постели? Она сказала Уиллу, что есть пара прорывов, и это правда; но она не сказала ему, как мало она поимела с каждого из них.

Зато она узнала, что допрашивать она не умеет. Малахов заморочил ей голову болтовней, и она получила от него только то, что он сам хотел ей дать. Оперативник из нее тоже никакой, несмотря на основательную подготовку и даже недолгую работу за рубежом. Она даже не знает, как вербовать агента. Аппичелла в зародыше прервал ее вербовочную практику. Она даже не знает, что делать дальше. А ведь ей так нужна свежая информация, и даже если Эмилио Аппичелла ей что-то сообщил, все равно не избежать обращения к услугам агентства. Ее забавляло и одновременно раздражало, что у нее, тем не менее, есть собственный завербованный агент. Вообще-то это была работа оперативного управления, но нынешний Директор Центрального Разведывательного предпочитал высококвалифицированных профессионалов, и старый добрый Саймон, известный лизоблюд, предусмотрительно поддерживал его.

Она выбралась из постели, собираясь вернуться на службу и вновь заняться расследованием.