Текст книги "Главарь банды на день. Изгой-социолог выходит на улицы"

Они перестали говорить, когда на лестнице появилось несколько человек. Впереди стоял крупный мужчина, крепкого телосложения, но с юношеским лицом. Он, кажется, был моего возраста, может, на пару лет постарше, и от него исходило спокойствие. У него во рту была зубочистка или чупа-чупс, и по его осанке было очевидно, что он их босс. Он осмотрел всех на месте действия, как будто составлял в голове список того, что каждый из них делал. Его звали Джей Ти, и, хотя я в то время этого не знал, он скоро станет одним из самых важных людей в моей жизни на долгое время.

Джей Ти спросил собравшихся, что происходит, но никто не мог ему ответить. Потом он повернулся ко мне: «Ты что здесь делаешь?»

У него были блестящие золотые коронки на нескольких зубах, крупная бриллиантовая серьга и глубокие пустые глаза, которые поймали мой взгляд, не выдавая никаких эмоций. Я снова начал повторять свою мантру: я студент в университете, и так далее, и так далее.

«Ты говоришь по-испански?» – спросил он.

«Нет, – прокричал кто-то. – Но он, наверное, говорит по-мексикански!»

«Ниггер, просто заткнись», – сказал Джей Ти. Потом кто-то сказал про мой соцопрос, который его, кажется, заинтересовал. Он меня попросил рассказать про него.

Я объяснил проект как мог. Моим руководителем был национальный эксперт по бедности, сказал я, и нашей целью было понять жизнь черных молодых людей, чтобы создать более рациональное национальное законодательство. Моя роль, сказал я, очень простая: проводить опросы, чтобы собрать данные для исследования. Когда я закончил, повисла зловещая тишина. Все стояли в ожидании и смотрели на Джей Ти.

Он взял анкету из моих рук, глянул на нее и отдал обратно. Все что он делал, каждое движение, было уверенным и решительным.

Я прочитал ему тот же вопрос, что и остальным. Он не засмеялся, но улыбнулся. Каково вам быть черным и бедным?

– Я не черный, – ответил он, оглядев остальных со знающим видом.

– Ну, тогда каково вам быть афроамериканцем и бедным? – я пытался придать голосу извиняющийся тон, испугавшись, что оскорбил его.

– А я и не афроамериканец. Я ниггер.

Теперь я не знал, что сказать. Мне точно было бы некомфортно спрашивать его, каково ему быть ниггером. Он снова взял мой соцопрос и более внимательно поглядел на него. Он пролистал страницы, читая вопросы про себя. Он выглядел разочарованным, хотя я и видел, что его разочарование не было направлено на меня.

– Ниггеры – это те, кто живут в этом здании, – сказал он наконец. – Афроамериканцы живут в пригородах. Афроамериканцы надевают галстук на работу. Ниггеры не могут найти работы.

Он пролистал еще пару страниц в опроснике: «Ты нихрена так не выяснишь». Он покачал головой и потом оглянулся на одного из парней постарше, стоявших вокруг, чтобы проверить, разделяют ли они его недоумение. Потом он наклонился ко мне и тихо заговорил: «Как тебе дали этим заниматься, если ты даже не знаешь, кто мы, что мы делаем?» Его тон не был обвинительным, он скорее был разочарован и немного в замешательстве.

Я не знал, что делать. Может, встать и уйти? Но тогда он развернулся и быстро ушел, и сказал оставшимся парням: «Следите за ним». Имея в виду меня.

Они выглядели взволнованными тем, как все прошло. В основном они стояли не шевелясь, пока Джей Ти был рядом, но теперь они оживились.

«Бро, не шути с ним, – сказал мне один из них. – Ты ему должен был просто сказать, кто ты. Ты бы тогда уже ушел домой. Он бы мог тебя отпустить».

«Да, ниггер, ты облажался, – сказал другой. – Ты реально сейчас облажался».

Я прислонился к холодной ступеньке и задумался, что именно я сделал, чтобы «облажаться». Впервые за день у меня было время обдумать происходящее. Мне в голову лезли бессвязные мысли, но, как ни странно, ни одна из них не касалась моей личной безопасности.

Что сделает Билл Уилсон, если узнает про это? Откуда мне знать, обращаться к респондентам как к черным, афроамериканцам или неграм? Всем ли аспирантам приходилось заниматься этим? Могу ли я попроситься в туалет? Солнце зашло и становилось холоднее. Я закутался в куртку посильнее и согнулся, пытаясь укрыться от зимнего сквозняка.

«Йо! Стоять, хочешь одну?» – Ко мне подошел парень постарше с полным пакетом пива и протянул бутылку одному из охранявших меня пацанов. Он раздал пиво всем собравшимся. Через некоторое время у них всех улучшилось настроение. Они даже мне протянули бутылку.

К тому времени уже был поздний вечер. Никому, кажется, никуда было не надо. Парни просто сидели на лестнице и рассказывали друг другу всякие истории: о сексуальных похождениях; лучшем способе курить марихуану, учителях, с которыми бы хотели переспать, росте цен на одежду, копах, которых они бы хотели убить, и куда они пойдут, когда снесут многоэтажку. Последний факт удивил меня. Ничего из записей в нашем университете не указывало на то, что эти проджекты собирались закрыть.

«Вам придется съехать? – спросил я. – А в какой район вы уедете?»

«Ниггер, тебе кто-то разрешил говорить?» – сказал один из них.

«Да, Хулио, – сказал другой, пододвигаясь поближе. – Не твое дело».

Я прикрыл рот на какое-то время, но подошло еще несколько парней, и они все были намного общительнее. Я выяснил, что Чикагский жилищный комитет (ЧЖК) действительно собирался сносить проджекты Лейк-Парк, чтобы построить кондоминиумы и таунхаусы. Некоторые жильцы оставались на месте как сквоттеры, а банда им помогала кражей электроэнергии.

К тому времени мне стало ясно, что молодые люди, которых я встретил на этой лестнице, были младшими членами крупной банды Черные короли, торговавшей крэк-кокаином. Старшие члены объяснили, что банда пыталась задержать снос, но что это не было чистой благотворительностью: когда снесут это здание, они лишатся одной из лучших точек для продажи наркотиков.

Периодически я пытался задать исследовательский вопрос – «Кем работают люди, которые тут живут? Почему в здании не было полиции?» – но им было менее интересно отвечать мне, чем болтать между собой о сексе, власти и деньгах.

Через пару часов Джей Ти вернулся еще с парой людей, у каждого из которых был пакет с продуктами. Еще пиво. Было поздно, и все выглядели немного напряженными. Воздух был затхлый, некоторые парни, наверное, думали о том, когда можно будет уйти. В настоящий момент, правда, пиво их немного успокоило.

«На, – сказал Джей Ти, протягивая мне еще одну бутылку. Потом он подошел поближе. Ты знаешь, что тебе тут нельзя находиться», – сказал он тихо. Ему, кажется, было меня жалко, и в то же время любопытно, что я тут делаю. Тогда он тоже начал говорить о запланированном сносе жилья в Лейк-Парк. Он объяснил, что он и его люди засели в этом здании отчасти из протеста, присоединившись к жильцам, чтобы противостоять решению жилищного комитета выпереть их на улицу.

Потом он спросил меня, откуда я.

– Из Калифорнии, – сказал я, удивившись смене темы. – Родился в Индии.

– Хм. Значит, ты не говоришь по-испански.

– Вообще-то, говорю.

– Видишь! Я тебе говорил, что этот ниггер мексиканец, – сказал один молодой гангстер, подпрыгнув с пивом в руке. – Надо было ему надрать задницу тогда, бро! Отправить его назад к своим. Ты знаешь, что они придут сегодня, ты знаешь, что они будут здесь. Нам нужно подготовиться.

Джей Ти зыркнул на парня, а потом развернулся ко мне.

– Ты не из Чикаго, – сказал он. – Тебе правда не стоит ходить по проджектам. Кто-то может пострадать.

Джей Ти начал забрасывать меня вопросами. В какие еще черные районы, спросил он, я собирался идти со своей анкетой? Почему исследователи используют анкеты с несколькими вариантами ответа, как та, которую я использовал? Почему они просто не разговаривают с людьми? Сколько может зарабатывать профессор?

Тогда он спросил, что я собирался получить от изучения черной молодежи. Я отметил несколько важных вопросов, которые социологи спрашивали о городской нищете.

«У меня была пара занятий по социологии, – сказал он. – В колледже. Терпеть не мог это говно».

Последнее слово, которое я ожидал услышать из уст этого человека, было «колледж».

Но вот, пожалуйста. Я не хотел пытать свою удачу, так что я решил просто слушать дальше и надеяться на возможность спросить про его прошлое. Все уже были довольно пьяны и, что тревожнее, возбуждены перспективой территориальной войны с мексиканцами. Некоторые из парней постарше стали говорить о логистике – куда расставить гангстеров на время перестрелки, какие пустые квартиры можно использовать как наблюдательные посты, и так далее.

Джей Ти отмахнулся от их уверенности, что сегодня что-то произойдет. Он снова приказал двум парням помладше остаться со мной. Потом он ушел. Я вернулся на свое место, периодически посасывая пиво. Было похоже, что я проведу ночь с ними, так что я попытался смириться со своей судьбой. Я был очень благодарен, когда они разрешили мне сходить в туалет, который оказался лестничной клеткой пару этажей выше. Учитывая, что вода и, наверное, моча, постоянно капала на наш этаж, я задумался, почему они не используют вместо этого нижние этажи.

Пацаны торчали на лестничной клетке всю ночь, пили и курили. Некоторые из них периодически выходили на балкон, чтобы посмотреть, не подъехала ли к зданию машина. Один из них бросил пустую пивную бутылку с шестого этажа. Звук битого стекла, эхо которого раздавалось на лестнице, вспугнул меня, но никто больше даже не дернулся.

Периодически заходила парочка новых людей, и у них всегда было с собой пиво. Они расплывчато говорили о проблемах банды и типах оружия, которые были у разных банд. Я слушал так внимательно, как мог, но перестал задавать вопросы. Периодически кто-то снова спрашивал меня, откуда я. Они вроде наконец поверили, что я не был на самом деле из мексиканской банды, хотя некоторые из них оставались обеспокоены, что я «говорил по-мексикански». Некоторые из них невольно заснули, сидя на бетонном полу и упираясь головой в стену.

Я провел большую часть ночи сидя на холодных ступеньках, пытаясь не задевать выпирающие железки. Я бы тоже хотел поспать, но я слишком нервничал.

Наконец, Джей Ти вернулся. Утреннее солнце проникало на лестничную клетку. Он выглядел уставшим и занятым.

«Иди туда, откуда пришел, – сказал он мне, – и веди себя осторожнее, когда ходишь по городу». Когда я начал собирать свою сумку и планшет, он сказал мне, как правильно изучать людей.

«Не надо им задавать идиотских вопросов, – сказал он. – С такими людьми, как мы, нужно пообщаться, узнать, чем они живут, как они живут. Никто не будет отвечать на такие вопросы. Тебе нужно понять, как молодежь живет на улицах».

Я был в шоке от того, каким разумным казался Джей Ти. Казалось, что он был почему-то заинтересован в моем успехе или, на худой конец, считал себя ответственным за мою безопасность. Я встал и пошел к лестнице. Один из ребят постарше протянул мне руку. Я был удивлен. Когда я пожал ему руку, он кивнул мне.

Я обернулся и увидел, что все, включая Джей Ти, смотрели на нас.

Что можно сказать после такой ночи? Я не мог ничего придумать, так что я просто развернулся и ушел.

По дороге обратно в мою квартиру в Гайд-парке все выглядело совершенно иначе. Переходя из одного района в другой, я думал о границах территорий банд. Когда я увидел группу людей, собравшихся на углу, я задумался, не защищают ли они свою территорию. У меня была масса вопросов: «Почему люди вступают в банды? Какая от этого была польза? Не становилось ли им скучно торчать на лестничных клетках – и как кто-то вообще мог так долго терпеть запах мочи?»

Анкеты в моей сумке казались тяжелыми и бесполезными. Я начал беспокоиться о своих отношениях с профессором Уилсоном. Он бы точно не одобрил мое экспериментальное путешествие, в которое я отправился без его разрешения, и я задумался, не выгонит ли он меня из проекта, если узнает, что я сделал.

Голос моего отца – он сам профессор – зазвучал у меня в голове. Он всегда давал мне советы об образовании. В мои университетские годы он всегда подчеркивал необходимость слушаться моих преподавателей, и когда я уехал в Чикаго, он сказал мне, что ключ к успеху в аспирантуре – это наладить хорошие отношения с моими научными руководителями.

Я принял душ и стал думать об остатке своего дня. Были книги, которые мне нужно было прочесть, работы, которые нужно было писать, и одежда, которую нужно было постирать.

Но ничто из этого не казалось особенно важным. Я пытался заснуть, но это мне удавалось с трудом. Я не мог выкинуть прошлую ночь из головы. Я подумал позвонить кому-то, но кому? Я не был близок ни с одним из членов исследовательской команды Уилсона – и они, скорее всего, тоже бы не отнеслись с пониманием к тому, что я сделал.

Я понял, что, если я действительно хотел понять сложную жизнь черной молодежи в трущобах Чикаго, у меня был только один вариант: принять совет Джей Ти и пообщаться с людьми. Так что я вернулся назад в проджекты в Лейк-Парк, чтобы попробовать снова найти Джей Ти и его банду.

Мне не было страшно, когда я шел на север вдоль улицы Коттедж-Гроув-Авеню. Я нервничал немного, конечно, но я был уверен, что Джей Ти меня не считал за угрозу. В худшем случае? Будет стыдно. Он и его банда потребуют, чтобы я ушел, или обсмеют мое желание узнать их получше.

Я добрался туда где-то в два часа дня. На этот раз у меня с собой была упаковка пива. Напротив дома номер 4040 где-то с десяток молодых людей стояли возле своих машин.

Некоторые из них начали показывать на меня пальцем. Другие играли в гандбол, бросая теннисный мячик об стену. Когда я подошел поближе, они все обернулись, чтобы посмотреть на меня.

«Охренеть», – сказал кто-то. Тогда я увидел, как Джей Ти, стоявший опираясь на машину, улыбнулся и покачал головой.

«Пива хочешь? – сказал я, бросив ему бутылку. – Ты сказал, что мне надо потусить с пацанами, если я хочу знать, как они живут».

Джей Ти не ответил. Некоторые из парней начали смеяться, не веря своим глазам.

– Да он поехавший, я же говорил тебе! – сказал один из них.

– Ниггер думает, что будет с нами тусить!

– Я все еще думаю, что он из Латинских Королей.

Наконец Джей Ти заговорил. «Ладно, брат хочет с нами тусить, – сказал он невозмутимо. – Пускай тусит!»

Джей Ти улыбнулся и открыл свою бутылку. Остальные собрались вокруг и быстро расхватали оставшееся пиво. Тогда, к моему удивлению, они все вернулись к своим делам. Они, кажется, не обсуждали ничего важного и никаких преступных деяний.

В основном они говорили о том, какие диски поставить себе на машину. Пара из них занималась клиентами, раздавая пузырьки с крэком людям, которые подходили из соседних зданий или подъезжали на убитых машинах. Вдали я видел пару прихожан церкви на воскресной прогулке. Парочка гангстеров стояли на стреме напротив дома номер 4040, и через какое-то время парни, стоявшие возле машин, их отпустили.

У Джей Ти ко мне было много вопросов: «Ты всегда используешь эти опросы? Ты сможешь найти работу, когда закончишь это исследование? Почему ты не изучаешь свой народ?»

Последний вопрос впоследствии станет его любимым. Я чувствовал странную близость с Джей Ти, непохожую на связь, которую чувствовал с близкими друзьями. Это было бы трудно объяснить тогда и трудно до сих пор, но мы как-то быстро завязали близкую дружбу.

Я пытался вести себя непринужденно, когда Джей Ти задавал мне эти вопросы, но внутри я был очень рад, что ему интересна моя работа. У меня было чувство, что я говорю с кем-то, о ком большинство людей, скорее всего, ничего не знает. Я не знал, куда наши беседы нас могут завести, но я понимал, что получаю уникальный взгляд на жизнь в бедном районе. Было множество социологических исследований об экономически не вовлеченной молодежи, но большинство опиралось на сухую статистику безработицы, преступности и семейных проблем.

Я присоединился к команде Джулиуса Уилсона в надежде оказаться поближе к основам. Моя возможность сделать это стояла сейчас прямо передо мной. Периодически Джей Ти заходил в дом встретиться наедине с кем-то, кто приехал на машине.

Я немного играл в гандбол и, демонстрируя мои заработанные тяжким трудом пригородные футбольные навыки, подбросил теннисный мяч головой пару десятков раз.

Некоторые из гангстеров постарше интересовались моей личностью, моей ролью в университете и, конечно, причиной, по которой я вернулся.

Они выглядели такими же уставшими, как я, и, кажется, мы все получили какую-то разрядку от присутствия друг друга.

В целом я мало говорил. Я не задавал никаких «серьезных» вопросов – в основном про их машины, почему они так высоко их поднимают и меняли ли они масло самостоятельно – и быстро увидел, что эта стратегия может и сработать. Прошлой ночью я понял, что они не очень охотно отвечают на вопросы из интервью; они, наверное, достаточно получали такого от копов, соцработников и редких журналистов.

Так что я просто болтал с ними, пытаясь убить время и вести себя, как будто я тут раньше был.

Когда Джей Ти вернулся из дома, все слегка выпрямились.

«О’кей! – прокричал он. – Они готовы, пошли туда». Он приказал нескольким гангстерам помладше пройти в вестибюль и жестом показал остальным забраться в машины. Он странно посмотрел на меня. Он улыбнулся. Мне было видно, что он думал, что мне сказать. Я надеялся, что он меня пригласит туда, куда они собирались.

«А ты смелый, – сказал он. – Нам пора бежать. Почему бы тебе не встретиться со мной здесь на следующей неделе. С утра пораньше, о’кей?»

Предложение меня удивило. Но я ему не собирался отказывать. Джей Ти протянул руку, и я пожал ее. Я снова попытался придумать что-нибудь остроумное. «Да, о’кей, – сказал я. – Но в следующий раз угощаешь ты».

Он повернулся и пошел к своей машине, блестящему фиолетовому «Малибу Классик» с золотыми дисками на колесах. Внезапно вокруг меня никого не осталось.

ДВА
Первые дни на Федерал-стрит

Я начал проводить время с Джей Ти. Обычно мы немного зависали со старшими членами его банды, а потом отправлялись кататься по Саус-Сайду.

Хотя у меня еще несколько лет уйдет на то, чтобы узнать подробности жизни Джей Ти, он мне довольно много рассказал в наши первые недели общения: он вырос в этом районе, потом поступил в колледж по спортивной стипендии и там обнаружил, что ему интересно читать про историю и политику. После колледжа он устроился на работу продавцом офисных принадлежностей и индустриального текстиля в среднего размера корпорации в центре Чикаго. Но он ощущал, что у него мало шансов состояться, потому что он черный; его злило, когда менее квалифицированные белые быстрее продвигались по службе, чем он. Через два года он оставил цивильную жизнь и вернулся к жизни гангстера и проджектам.

Джей Ти любил рассказывать о черном Чикаго, пока мы катались по городу – об истории района, бандах, подпольной экономике. Как у Деда и других посетителей Вашингтон-парка, у Джей Ти было свое видение истории, полное рассказов о великих главарях банд и напряженных гангстерских войнах. Он водил меня в свои любимые рестораны, у большинства из которых была своя живая история. Один из них, «Глэдиз», ресторан соул-фуд, раньше был местом для конфиденциальных встреч общественных и политических деятелей. Другой из них был местом, где две банды однажды подписали легендарное перемирие. Джей Ти всегда предлагал заплатить за нашу еду, и я всегда принимал его предложение из благодарности и из-за студенческого бюджета.

Джей Ти однажды спросил меня, что социологи думают о гангстерах и бедности в трущобах. Я сказал ему, что многие социологи верят в «культуру бедно-сти» – то есть в то, что бедные черные не работают потому, что они не считают трудоустройство таким же ценным, как другие этнические группы, и они передают это отношение через поколения.

«То есть ты хочешь, чтобы я гордился своим трудом, и при этом платишь мне минимальный оклад? – парировал Джей Ти. – Не похоже, чтобы ты сам считал эту работу особенно ценной». Его тон был скорее реалистичным, чем оборонительным. В сущности, его возражение повторяло критику, которую некоторые социологи применяли к идее «культуры бедности».

Мы с Джей Ти часто проводили вместе время в дайнере. Он мог сидеть тихо, работая над деталями операций своей банды, пока я читал учебники по социологии. Поскольку он не хотел оставлять улики своей предпринимательской деятельности, Джей Ти мало что записывал, но он мог держать в голове бесчисленные детали: зарплаты каждого из двухсот членов его банды, рабочий график каждого из них, недавние скачки спроса или предложения, и так далее. Периодически он начинал дремать, бормоча расчеты про себя. Он со мной не делился подробностями, но иногда устраивал мне своеобразный тест.

– О’кей, у меня тебе задача, – сказал он однажды за завтраком. – Представь, что двое парней предлагают мне отличную сделку на сырье. – Я достаточно знал, чтобы понять, что под «сырьем» понимается кокаиновый порошок, из которого банда Джей Ти варила крэк. – Один из них говорит, что, если я заплачу на двадцать процентов больше обычного, он даст мне скидку на десять процентов через год, что означает, что, если поставки упадут, он мне продаст раньше, чем другим ниггерам, с которыми он работает. Другой говорит, что даст мне скидку девять процентов сейчас, если я соглашусь покупать у него по обычной цене через год. Что бы ты сделал?

– Ну, все зависит от того, считаешь ли ты, что поставки изменятся через год, так? – сказал я.

– Ага, так что..?

– Ну, я без понятия, как работает этот рынок, так что я не знаю, что бы я сделал.

– Нет, тебе не так надо думать. В этой игре всегда нужно делать уверенные ставки. Ничто не может быть предсказано – ни поставки, ни что-то еще. Ниггер, который тебе говорит, что у него что-то будет через год, врет. Он к тому времени может оказаться в тюрьме или умереть. Так что бери скидку сейчас.

Какими интересными бы мне не казались такие разговоры, я редко делал конспекты перед Джей Ти, потому что не хотел, чтобы он начал следить за тем, что говорит. Вместо этого я дожидался, пока не вернусь назад в свою квартиру, чтобы записать все, что мог вспомнить.

Мы часто встречались пару раз в неделю, но только когда ему этого хотелось. Он мне звонил, чтобы назначить встречу, иногда всего за пару минут. Джей Ти не любил говорить по телефону. Своим вкрадчивым голосом он сообщал мне, где и когда мы встретимся, а потом вешал трубку.

Иногда я даже не мог ответить, что не могу прийти, потому что у меня лекция – а потом я прогуливал лекции и все равно с ним встречался.

Мне очень нравилось, что главарь банды мне звонит, чтобы я с ним потусил. Пару раз я хотел сказать своим профессорам истинную причину, почему я периодически прогуливал, но я этого так и не сделал.

Иногда я намекал Джей Ти, что я очень, очень хочу узнать больше о жизни гангстеров. Но я слишком стеснялся, чтобы попросить о какой-то официальной до-говоренности. Да и он не предлагал. Каждый раз, как он подвозил меня домой, он просто пялился в окно.

Я не знал, сказать ли «Пока», «До встречи» или «Позвони мне как-нибудь».

Однажды утром, после того как я протусил с ним где-то восемь месяцев, Джей Ти сказал, что мы заедем в другой жилой комплекс, Роберт-Тейлор-Хо-умс. Я слышал про Роберт Тейлор; все слышали про Роберт Тейлор. Это был самый крупный социальный жилой комплекс в США, примерно в десять раз больше проджектов в Лейк-Парк, где двадцать восемь серых многоэтажек располагались вдоль трех километров дороги. Он был в паре километров от Чикагского университета, но поскольку он находился возле скоростной автомагистрали имени Дэна Райана, одной из главных дорог Чикаго, почти каждый житель города когда-либо проезжал мимо Роберта Тейлора.

– Я тебя кое с кем познакомлю, – сказал Джей Ти. – Но я не хочу, чтобы ты открывал рот. Сможешь?

– А я когда-нибудь открываю рот? – спросил я.

– Нет, но ты иногда перевозбуждаешься, особенно когда напьешься кофе. Откроешь сегодня рот и все, между нами все кончено. Оʼкей?

Я только однажды слышал такую настойчивость в голосе Джей Ти, в ту ночь, когда мы впервые встретились на лестничной клетке здания номер 44 в проджекте Лейк-Парк. Я быстро доел свой завтрак, а потом мы запрыгнули в его «Малибу». Было пасмурное позднее утро. Джей Ти молчал, только периодически спрашивал меня, не едут ли за нами копы. Он никогда раньше этого не спрашивал. В первый раз за все это время я полностью осознал, что я делаю: езжу с главарем крупной банды, торгующей крэком.

Но я все еще не признался себе, что человек, рядом с которым я сидел, был в конечном итоге преступником. Я был слишком захвачен остротой ощущений от наблюдения за жизнью гангстеров. В мирном пригороде, где я вырос, люди даже не мыли машины на улице. Передо мной было кино, ставшее реальностью.

Было еще кое-что, что помогало мне игнорировать спорную этику ситуации. Научные работники Чикагского университета, которые помогли изобрести науку социологию в те дни, когда она стала признанной научной дисциплиной, для этого отправились в самые грязные уголки города. Они стали знаменитыми благодаря их близким наблюдениям за бомжами, хаслерами, тусовщиками; они получили доступ к борделям, подпольным барам и прокуренным подсобкам, где политики творили свои дела. В последнее время я читал работы этих ученых. Так что, несмотря на то что я тусил с барыгами и ворами, в глубине души я себя считал просто хорошим социологом.

Улица, ведущая к Роберт-Тейлор-Хоумс, была забита старыми, побитыми машинами. Регулировщица транспорта, завершив свою утреннюю работу, стояла возле школы, облокотившись на капот машины, с таким видом, как будто прошла через войну. Когда мы проехали мимо, она помахала Джей Ти, как знакомому. Мы остановились перед многоэтажкой, в подъезде которой толпилась куча молодых людей, которые словно вытянулись по струнке, когда увидели машину Джей Ти. В отличие от проджектов в Лейк-Парк, почти заброшенных, в Роберте Тейлоре бурлила жизнь. Я слышал рэп, оравший из стерео. Люди стояли по сторонам и курили сигареты и, судя по запаху, марихуану. Периодически через редкую толпу проходили родители с детьми.

Джей Ти припарковал свой «Малибу» и пошел к дому широким шагом, как крутой ковбой, который важно заваливается в бар. Он остановился перед входом, оглядываясь по сторонам и выжидая, пока люди подходили с ним поздороваться.

Каждому подходившему молодому человеку Джей Ти благосклонно протягивал руку. Говорилось мало; большая часть коммуникации производилась посредством незаметных кивков, сигналов, известных всем, кроме меня.

«Когда придешь повидаться со мной, детка?» – крикнула одна женщина, а затем другая: «Покатаешь меня, зайка?» Джей Ти улыбнулся и отмахнулся от них, игриво похлопывая их маленьких детей по макушке, проходя мимо. Две женщины постарше в ярко-синих куртках с надписью ЖИЛИЩНЫЙ ПАТРУЛЬ подошли и обняли Джей Ти, спросили, почему он не приходит почаще. Джей Ти, очевидно, хорошо знали в этих местах, хотя я и не знал почему.

В этот момент кто-то вышел из подъезда. Он был очень жирным, примерно одного возраста с Джей Ти, и тяжело дышал. Его звали Керли, и – как будто издеваясь над моими стереотипами – он выглядел как вылитая копия Рирана из сериала What’s Happening!! Они с Джей Ти пожали руки, а затем Джей Ти показал мне жестом идти за ним.

«К твоей маме или к моей?» – спросил Керли.

«Мама на меня злится, – сказал Джей Ти. – Пошли к тебе».

Я поднялся с ними пару лестничных пролетов. Мы вошли в квартиру, обставленную диванами и парой откидных кресел, расставленных перед большим телевизором. Показывали христианскую передачу. На стенах висели семейные фотографии и картина с Иисусом Христом. По полу были разбросаны игрушки, а кухонная столешница была заставлена коробками хлопьев и печенья. Я чувствовал запах курицы с рисом на плите. На тусклом стеклянном столике лежали клубки пряжи и вязальные спицы. Эта домашняя сцена меня немного удивила, потому что я столько читал про нищету и опасность Роберт-Тейлор-Хоумс, про то, как дети бегали без присмотра и как район захватили наркотики.

Джей Ти жестом показал мне сесть на диван, а потом они с Керли присели поговорить. Джей Ти меня не представил, и скоро про меня совсем забыли. Из-за их быстрой речи и гангстерского сленга я мало что понимал из их разговора, но смог уловить несколько ключевых слов: «налоги», «продукт», «ежемесячные выплаты», «Кобры», «Короли», «полиция», «охрана ЧЖК». Они говорили быстро и серьезно. Через какое-то время они стали называть числа в попытке договориться. Пару раз к двери подходил парень и прерывал их, выкрикивая «Пять-Ноль на Федеральной» или «Пять-Ноль в 26». Потом Джей Ти объяснил, что так они сообщают друг другу местоположение полиции: «Пять-Ноль» означало полицию, «26» был номер дома в Роберт-Тейлор-Хоумс, а «Федеральная» – это оживленная улица вдоль проджектов. Тогда еще не было мобильных телефонов – на улице был 1989 год – так что гангстеры должны были передавать такую информацию из уст в уста.

Мне внезапно захотелось в туалет, но мне было неудобно попросить воспользоваться туалетом в квартире. Немного поерзав, я решил встать и походить. Когда я шевельнулся, чтобы встать, Джей Ти и Керли неодобрительно посмотрели на меня. Я снова сел.

Их встреча продлилась по меньшей мере два часа. «Ну все, – наконец сказал Джей Ти. – Я жрать хочу. Давай продолжим завтра».

Керли улыбнулся. «Хорошо, что ты вернулся, – сказал он. – Без тебя все не так».

Потом Джей Ти оглянулся на меня. «Ой, блин, – сказал он Керли. – Я про него забыл. Это Судхир. Он коп».

Они заржали. «Теперь можешь пойти поссать», – сказал Джей Ти, и они засмеялись еще сильнее. Я начал понимать, что в обмен на доступ к информации я должен буду служить источником веселья для Джей Ти.

По дороге обратно в Гайд-парк Джей Ти объяснил, что только что произошло. Он объяснил, что он вырос в том здании Роберт-Тейлор-Хоумс, где мы только что были. Последние пару лет он работал в проджектах Лейк-Парк, потому что главари общегородских Черных королей хотели повысить производительность в том районе. Но поскольку проджекты Лейк-Парк теперь собирались сносить, Джей Ти возвращался в Роберт Тейлор, где произойдет слияние его банды Черных королей с местной группировкой, которой руководил Керли.

Это слияние происходило по приказу высшего руководства банды.

Керли поставили временным главарем, пока Джей Ти отправили поднимать операцию в Лейк-Парке. Керли, по всей видимости, не был хорошим менеджером, из-за чего принять решение вернуть Джей Ти для боссов банды было просто.

Джей Ти сказал мне, что Роберт Тейлор и другие проджекты на Стейт-стрит это «легкие деньги», отчасти потому что по соседству жили тысячи клиентов, но и потому что «белые подъезжают сюда, чтобы купить наше дерьмо».