Текст книги "Духовно-нравственное воспитание в теории и опыте православной педагогической культуры"

Светская педагогика ставит вопрос о невозможности разрешить так называемое «противоречие» между воспитанием и свободой, имея в виду лишь обладание человеком свободой внешней, свободой поведения, внешнего творчества, а не свободой внутреннего мира. На наш взгляд, ошибка светской гуманистической педагогики в данной области заключается в том, что она имеет в виду только формальную свободу. С точки зрения православной педагогической мысли, противоречия между свободой и воспитанием не существует. Основной догмат православного мировоззрения гласит: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4. 16). Отсюда следует, что согласно христианскому вероучению любовь должна являться основой всякой человеческой деятельности. Поэтому и основополагающим христианским критерием в оценке свобод является так называемый «страх Божий» или «страх любви» – чувство, когда человек боится причинить какой-либо моральный, психический, физический и т. п. вред другому человеку. Преподобный Варсонуфий Великий говорил по этому поводу: «Хороша свобода, соединенная со страхом Божиим» [29, c. 253–254]. Воспитывать (или «вкоренять», «укоренять») страх Божий – это воспитывать у ребенка чувство зависимости от Бога, включающее и чувство любви, и страх наказания, но и одновременно воспитывать ощущение и понимание той огромной любви, с которой Бог относится к каждому человеку. В противном случае, как показала практика, свобода, не ограниченная данным чувством, приводит к самым печальным последствиям, главным из которых является духовная и нравственная деградация общества, привычка «брать от жизни все», жить по принципу «я никому не обязан, все обязаны мне», то есть жить, не оглядываясь ни на кого. В результате такого жизненного кредо ничем не ограниченная внешняя свобода на самом деле оборачивается рабством духа, утратой духовной свободы. Апостол Павел описывает данное состояние следующим образом: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю…» (Рим. 7. 15, 19). Человек, находящийся в таком состоянии, не имеет силы следовать тому, о чем ему говорят и вера, и разум, и совесть. Он выстраивает некий богоборческий союз, приводя себя и окружающий мир в противоестественное состояние.

Таким образом, определенная степень свободы открывается человеку лишь в том случае, если он пребывает в добре. Педагог, который понимает это, воспитывая детей в свободе (внутренней), будет и вести их к свободе, стремясь заполнить душу ребенка любовью к добру. «Во имя свободы необходимо связать свободу с истиной и добром», – писал по этому поводу протоиерей Василий Зеньковский [56, c. 163]. В то же время эта «связанность» свободы с добром сама должна рождаться изнутри, а не насаждаться извне. Истина должна сама, своей внутренней силой победить сердце, то есть должна быть принята свободно, а не навязана принудительно извне либо силой внушения. Путь свободного стяжания добродетелей нелегок и мучителен, но трудность заключается не в самих заповедях и добродетели, а в людях, которые порабощены противоестественным состоянием. Путь в Царствие Небесное для них тесен и узок (Мф. 7, 13) лишь на начальном этапе жизни в добродетели, на этапе борьбы со своим греховным состоянием. Для тех же, кто преуспевает на пути к добродетели, иго заповеди открывается как благо (Мф. 11, 30). Про эту первую ступень, требующую творить дела правды (Лк. 13, 27), митрополит Амфилохий (Радович) говорит как о ступени, приближающей «человека к добродетели внешним образом» и имеющей «характер „этической педагогики”» [9, c. 39]. Функция ее в том, что она готовит человека к познанию Самой Истины.

Третьим пониманием свободы называют в православии духовную свободу. Как отмечает А.И. Осипов, человек, свободный духовно, имеет «власть над своим эгоизмом, своими страстями, греховными чувствами, желаниями – над самим собой» [135, c. 2]. Такая свобода приобретается человеком лишь при правильной организации его духовной жизни. Обычно ее достигают святые, очистившиеся от страстей. Идеал духовной свободы христианство видит в Боге; существование же «абсолютной свободы» («по ту сторону добра и зла») в человеке оно отрицает. Апостол Павел говорит: «Где дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3. 17). Он называет человека, достигшего духовной свободы, «новым» (Еф. 4. 24), подчеркивая этим обновленность его ума, сердца, воли и тела.

Первичной целью жизни человека, согласно православному мировоззрению, безусловно, должно стать приобретение духовной свободы в процессе праведной жизни. Однако сделать это непросто, потому что не существует абстрактной, врожденной свободы. Свобода, по мысли протоиерея Василия Зеньковского, скорее «не дана, а задана». Мы призваны к свободе, но устоять в ней очень трудно. Это дар Божий, не данный нам как «готовый». В духовной жизни воспитание к свободе – самая трудная вещь, поскольку после грехопадения человек должен воспитать свои силы, чтобы овладеть собой, чтобы найти самого себя. С этой точки зрения можно сказать, что свобода дана нам одновременно и как путь, и как задача, поскольку для ее усвоения необходимо пребывание в Боге. Поэтому воспитание к свободе и дается через христианскую жизнь. «Путь стояния перед Богом, – пишет протоиерей Василий Зеньковский, – это есть путь воспитания в себе внутреннего человека» [57, c. 43].

Таким образом, согласно православному мировоззрению, человек становится свободным лишь во Христе. Свобода, к которой призван человек, сообщается лишь при общении с Христом, то есть в Церкви. «По слову Спасителя, – пишет протоиерей Василий Зеньковский, – мы ничего не можем делать без Него, – и это вовсе не ослабляет и не уменьшает нашей свободы, а означает только, что наша свобода расцветает лишь в общении с Христом, что вне этого мы бессильны и ничтожны» [56, c. 174]. Поэтому саму свободу Зеньковский называет не индивидуальной функцией человека, а «проявлением церковности в нас» [56, c. 175].

Итак, воспитание, с точки зрения православно ориентированной педагогической мысли, должно быть нацелено на усвоение дара внутренней свободы, на развитие сознания свободы, чувства ответственности и умения владеть своей свободой. Воспитание ребенка должно происходить в опыте свободы, когда человек научается ей. При этом, само собой разумеется, что свобода должна быть соразмерна возрасту ребенка, то есть предоставлена ему в той мере, в какой человек владеет своими силами и разумом. Практически часто родители и воспитатели бывают правы, ограничивая свободу ребенка надзором или препятствием. Однако здесь не следует преувеличивать, поскольку эти шаги только тогда приобретают свою педагогическую ценность, когда они действительно воспитывают к свободе. Христианство ищет не просто доброго поведения, а внутреннего перерождения сердца человека. «Познайте истину, и истина сделает вас свободными», – следуя этим словам Иисуса Христа, необходимо строить систему воспитания к свободе как систему приобщения к истине, заложенной в Церкви. Поэтому познание истины заключается в приобщении к Церкви.

4. Принцип построения воспитания на основе любви и уважения ребенка как образа и подобия Божиего.

В своих рассуждениях православная педагогическая мысль основывается на том, что человек создан по образу Божию, то есть сущность человека несет в себе начало, исходящее от Бога. Это означает, что человеческая личность существует не сама по себе, она не несет в себе источник Бытия, а существует благодаря своей онтологической причастности ко Христу. Метафизичность человеческого бытия имеет эсхатологическое следствие, заключающееся в том, что никакая ущербность, никакая умственная болезнь, болезнь одной из способностей, не разрушают ипостаси человека. Какой бы ущерб человек не наносил себе, образ Божий в нем не исчезает; то же самое относится и к действиям других людей: никто и никогда из них не может «зачеркнуть» образ Божий в другом человеке, он неуничтожим. Отсюда выводится следствие этического характера, означающее признание свободы и «глубины», наличия образа Божия в каждом другом человеке. В свою очередь, из данного следствия неизбежно вытекает глубокое уважение к личности человека, поскольку каждый из людей есть образ и подобие Божие. Это уважение естественным образом распространяется и на детей. Сам Господь Наш Иисус Христос требовал по отношению к детям высшего уважения и признания их личного достоинства.

Однако надо сказать, что, несмотря на повсеместное (в Европе и на Руси) распространение христианства с его проповедью любви к человеку, практика воспитания детей долгое время находилась под влиянием довольно суровых мотивов педагогики Ветхого Завета и мало преображалась тем, что внесло в мир Евангелие. Это неизбежно исказило проблему воспитания ребенка, потому что, по словам протоиерея Василия Зеньковского, «не дышало всей силой христианского понимания человеческой души» [57, c. 15].

В этом отношении впервые чешский монах и педагог Ян Амос Коменский громко заговорил о признании в природе ребенка великих даров. В ребенке он усматривал природное влечение к свету, знанию, добру, а роль воспитания сводил лишь к помощи ребенку в процессе его созревания. Стремление «войти» в природу ребенка выразилось в установлении Я.А. Коменским еще в XVII веке принципа «природо-сообразности». Далее эти идеи развивал французский просветитель Ж.Ж. Руссо, который, несмотря на свой идиллический взгляд на ребенка, ценен, тем не менее, тем, что возвратил педагогику к той любви, с которой смотрел на них Новый Завет. Суровость как принцип в деле воспитания становится после Руссо непризнанием добра в душе ребенка. В России у Л.Н. Толстого эти взгляды доходят до полного анархизма. Толстой так умилялся природой ребенка, что снимал «всякие препятствия перед ребенком в его действиях» [57, c. 23].

Отчасти с данным, теперь его принято называть гуманистическим, направлением педагогической мысли православная педагогика вполне согласна. Действительно, эффективный процесс воспитания не может строиться без учета интересов ребенка. С этой точки зрения так называемая «критическая часть» гуманистической педагогики верна и вполне впадает в русло христианства своим вниманием к внутреннему миру ребенка. Но, исходя из подобных соображений, Л.Н. Толстой, например, предлагал предоставить ребенку абсолютную свободу, отрицая не только возможность его воспитания, но даже и право взрослых на него. С такими крайними выводами православно ориентированная педагогика не может согласиться, исходя, по крайней мере, из того, доказанного жизнью факта, что если в душу ребенка ничего не внесут близкие ему люди – родители, воспитатели, то неизбежно внесет улица, окружающая обстановка, которая не всегда бывает благоприятной.

Небезынтересными порой бывают попытки современной гуманистической педагогики ассимилировать христианские заповеди. Н.А. Лазарев пишет: «Один из основополагающих современных методологических принципов гуманизации воспитания так конкретизирует эту христианскую заповедь (заповедь о любви к ближнему. – С.Д.): ребенок должен получать ежедневную дозу любви от близких ему людей и от учителя, что предполагает безусловное положительное отношение к его личности» [105, c. 26]. Действительно, любовь к ближнему естественным образом предполагает любовь родителя к своему ребенку, учителя к своему ученику. Однако, что же сам ребенок? Где в данной конкретизации христианской заповеди описаны его действия? Как он потом, став взрослым, будет давать «ежедневную дозу любви», если ему только давали, но не научая любви? Поэтому в педагогическом значении заповедь предполагает не только отдачу любви, но и научение ей ребенка через проявление заботы о ближнем.

Кроме того, православный взгляд на природу каждого человека, и ребенка в том числе, таков, что она считается поврежденной первородным грехом и требует сначала исцеления, а потом развития. Поэтому и нельзя полностью определять содержание, методы, формы воспитания, основываясь исключительно на потребностях ребенка. Просто следовать за природой ребенка является, на наш взгляд, легкомыслием. Святые отцы объясняют это тем, что если имеется раннее «худое» поведение, то при попустительстве со стороны взрослого оно легко может перейти в навык; дети, которые никем не были удерживаемы, впоследствии, как правило, предаются влечению своего темперамента, своим беспорядочным наклонностям, отчего победа совести над усиливающимися желаниями будет чрезвычайно затрудняться. Кроме того, следование за интересами ребенка, а, значит, постоянные развлечения его – игра, спонтанная деятельность и исключительно положительные эмоции – могут со временем стать самоцелью, а приобретение знаний уйдет на второй план. Безусловно, доля успеха и радости нужны для поощрения и снятия напряжения. Но также нужны и трудности, «чтобы полностью испытать и раскрыть свои силы или даже потерпеть неудачу, чтобы научиться духовному терпению, перенесению неприятностей, смирению» [163, c. 35]. Поэтому одна из важнейших задач воспитания в православно ориентированной педагогике это не раскрытие природы ребенка, как она есть, но раскрытие тех даров, которые могут способствовать выявлению образа Божия в человеке.

Вместе с тем, хотя первоначальная гармония человеческих наклонностей и их направленность к Богу и были расстроены грехом, но многие нравственные способности человека не уничтожены окончательно. Доказательством этого в наибольшей степени служит детский возраст, который так приятен, так влечет и так привязывает нас к детям. Причиной влечения к ним являются свойства невинной детской души: искренняя доверчивость, непритворное смирение, сердечная привязанность к близким людям, простота, откровенность, прямодушие, благожелательность ко всем, веселая живость.

Наблюдения показывают, что положительные качества ребенка (например, отзывчивость) могут легко уживаться с отрицательными (например, лень и лживость). Отсюда главная задача воспитателя – позаботиться о том, чтобы положительного стало больше, а отрицательного как можно меньше. Православная педагогика говорит о том, что надо «видеть искру Божию» в ребенке и «разжигать» ее в процессе воспитания. Родители и воспитатели должны не только охранять «цветы нравственности» в детях, но и всеми силами стараться, чтобы эти цветы раскрывались и приносили плоды.

Поэтому одной из основополагающих задач православного воспитания является оказание помощи детям в освобождении их от власти греха. Это помощь в раскрытии образа Божия в себе, раскрытии пути к вечной жизни, приобщение к ней уже в земной жизни, что немыслимо без пробуждения в человеке глубоко заложенного в нем чувства греха. Последнее необходимо не только для осознания ребенком своей греховности (что современная светская школа всяческими силами истребляет, размывая понятия добра и зла), но и для воспитания способности к противлению злу, как внешнему, так и внутреннему.

Для этого необходим, во-первых, благоразумно-строгий тип воспитания, который не изнеживает детей, но в то же время не терпит жестокого обхождения с ними. Во-вторых, в воспитании необходимо сотрудничество, терпение и заинтересованность в судьбе воспитанника, отсутствие противопоставления позиций, благочестивый пример поведения взрослых. В то же время в детях необходимо всеми силами сохранять веселость и стремление к деятельности, возбуждать религиозные чувства как основу нравственности, стараться исправлять отрицательные качества, но более всего – выявлять и развивать положительные, авансируя порой будущие положительные сдвиги в ребенке.

Итак, православная педагогическая мысль так же, как и современная гуманистическая педагогика, стоит на позиции любви и уважения личности ребенка, но не принимает ее антропоцентрическую основу. Для православной педагогики характерна христоцентрическая основа образования.

5. Принцип иерархичного развития личности в процессе воспитания.

Развитие – это общий закон жизни, это течение самой жизни. Для педагогики развитие – это та среда, которая дает воспитателю возможность действовать, то есть стихийное развитие личности делать целенаправленным.

В современной светской педагогике большое внимание уделяется так называемому общему развитию ребенка. При этом имеются в виду такие важнейшие психофизические свойства человека, как ум, воля, чувства. Однако, с точки зрения православно ориентированной педагогики, то, о чем заботится современное светское воспитание, несомненно, важно, но не затрагивает основной тайны в человеке, проходит мимо самого существенного в его жизни. Физическое здоровье, культура ума и чувств, сильный характер, здоровые социальные навыки не спасают человека, и это доказывает нам жизнь, от возможности глубоких, часто трагических конфликтов в его душе. Православное вероучение говорит нам о том, что только присутствие Святотроичных сил и благодати Божией в человеке есть то, без чего он не сможет быть полноценным.

В православной педагогике воспитание связано с пониманием и усвоением иерархического устроения трех сторон человека – духа, души и тела. Православное богословие говорит, что человек – это духовно-телесное существо, воплотившийся дух. Идеалу (т. е. неповрежденности) должны соответствовать как телесная (психофизическая), так и духовная сферы человека. Также, согласно православной антропологии, личность построена иерархически. Но установленная Богом иерархия была нарушена грехопадением, и правильное, с православной точки зрения, развитие человека должно стать восстановлением нормальной иерархии сил. Поэтому личность раскрывать, развивать необходимо, но не гармонично, а иерархично, поскольку личность есть прежде всего явление духовного мира. Значит, основное значение при воспитании человека должно придаваться духу.

При рождении ребенка именно духовная сторона его жизни не является совершенной, поскольку повреждена первородным грехом, который проявляется как склонность ко греху. В таинстве крещения происходит духовное исцеление человека, и в дальнейшем идеалом для духовного становления является святость. Задавая особую норму в жизни человека (постоянный духовный рост), этот идеал является одновременно достижимым и недостижимым. Недостижимым он является в своей полноте, так как святость не ограничена объективным уровнем. Но для каждого конкретного человека он является вполне достижимым в соответствии с его мерой и возможностями. И показателем развития тогда становится сам человек – то, как он меняется по сравнению с самим собой.

При этом, с точки зрения православного мировоззрения, нельзя «организовать» духовную жизнь в человеке и прийти к его духовному росту лишь через развитие ума, воли и чувств, хотя духовная жизнь и опосредуется их развитием. Духовная жизнь в человеке, согласно православному вероучению, есть новая, особая, основная жизнь, но она не обособлена от жизни души и тела. Психика и телесная сфера человека соотнесены к духовному началу, но могут и подчинять его себе, в чем проявляется уже плененность духа влечениями психофизического характера. Трагичность данной ситуации смягчается в православной педагогике пониманием того, что никто, ничто и никогда не может окончательно зачеркнуть образ Божий в человеке, никому никогда не растратить того сокровища, какое заключил Господь в душу человека. Даже тогда, когда его дух находится в плену низших влечений, искажается закон жизни человека, но целостность его не нарушается. Духовную жизнь каждому в себе надо открыть. На создание условий, способствующих рождению духовной жизни и ее развитию в человеке, и направлено православное воспитание. В то же время оно не отрицает возможности всестороннего развития ребенка, его ума, воли, чувств, а лишь подчиняет это развитие духовному становлению.

Признание примата духовного начала в человеке объясняет и оправдывает наличие аскетического момента в православном воспитании детей. Но даже самая строгая аскетическая жизнь может превратиться в фанатизм, если нет любви, нет следования Христианским заповедям, которые в основу жизни человека ставят цель спасения его души. Спасение не отрицает развития, но лишает его стихийной самоценности. Вне идеи спасения развитие понимается как самореализация, которая, как правило, разжигает страсти и питает человеческую гордость. В рамках спасения развитие реализуется в формах служения и жертвенности, оно становится целомудренным, не развращающим, а, наоборот, собирающим воедино все силы души человека. Такое развитие личности по-настоящему возможно только тогда, когда мы осознаем себя образом и подобием Божиим. Только тогда человек получает как бы истинную систему координат и ориентации в жизни. Мир начинает восприниматься им не как поле приложения своих сил и талантов, а как школа Вечной жизни, как начало пути к себе. Поэтому каждую способность в человеке надо совершенствовать, но так, чтобы через это усиливать любовь к Богу и ближним, или, по крайней мере, не препятствовать этому.

6. Принцип индивидуальности.

Каждый из педагогов, глубоко и вдумчиво относящийся к своей работе, не может не признать, что он имеет дело с цельной личностью. Именно поэтому так важно в педагогике соблюдать принцип индивидуальности. Однако при этом неизбежно встает вопрос: к каждому ли из детей он применим? Или, может быть, о нем необходимо вспоминать только тогда, когда перед педагогом проходит яркое дарование, яркая индивидуальность? И применять ли данный принцип в отношении тех детей, в которых незаметно ничего яркого, выдающегося, оригинального?

Теория говорит нам о том, что каждый человек есть нечто новое, неповторимое, что каждый может и должен раскрыть свою индивидуальность. Жизнь же неизбежно приводит к тому выводу, что во многих натурах индивидуальность на дана. Но если не дана, то, может быть, задана? Может быть, бесцветность иных натур говорит не о том, что индивидуальные свойства отсутствуют, а о том, что они до сих пор остаются нераскрытыми?

Обратимся за разрешением этого вопроса к психологии, с точки зрения которой индивидуальность есть реальная основа, живая сила психического развития. Протоиерей Василий Зеньковский отмечал, что психологическая индивидуальность создается временем и пространством. Опыт каждого человека, судьба пережитых им впечатлений настолько индивидуальны и несравнимы, что обеспечивают неповторимость каждого человека. С этой точки зрения так называемая «тайна индивидуальности» сводится к неодинаковости материала, заполняющего души. Таким образом, индивидуальность, взятая со стороны своего содержания, представляет собой набор многообразных и часто противоречивых стремлений. В то же время существует и другой факт – стремление личности гармонизировать свою душевную жизнь, в чем религиозная философская мысль усматривает основу нравственности. Как отмечает Зеньковский, нравственное развитие в сущности и состоит в «выпрямлении» некоего начала, лежащего в основе индивидуальности. Поучительным же является то, что в процессе нравственного развития не пропадает ни одна черта индивидуальности. Нравственная жизнь не подавляет индивидуальность, но, наоборот, дает развернуться всей полноте индивидуальных особенностей.

Данное положение весьма существенно для педагогики, которая уже давно в своей практике стала считаться с индивидуальными различиями детей. Но, как правило, она учитывает лишь уже наличные, то есть проявляющиеся сейчас индивидуальные особенности, дарования, склонности. И должен ли педагог индивидуализировать свое воспитательное воздействие при встрече с так называемой «бесцветной» натурой? Если исходить из того положения, что индивидуальность проявляется в душе и таит в себе, таким образом, источник нравственного развития личности, то задачи педагога в отношении реализации принципа индивидуальности расширяются и углубляются. Он должен индивидуализировать свое влияние не только по отношению к тем детям, в которых чтолибо уже успело сформироваться в заметную индивидуальную черту, но и помочь раскрыться каждой индивидуальности во всей полноте ее еще не созревших сил. То есть индивидуальность для педагога не должна исчерпываться только тем, что есть, что дано в психическом организме ребенка, но должна включать и то, что может быть в нем, что «невидимо зреет или до времени скрыто в душе» [56, c. 52]. Понимая индивидуальность как творческую силу, которая определяет развитие личности, педагог считается уже не с индивидуальными проявлениями и различиями в каждом из детей, а с индивидуальностью «как реальной основой наличных возможных особенностей» [56, c. 53]. Поэтому и задачи его воспитательного воздействия приобретают более широкий диапазон – ему необходимо не просто учитывать индивидуальные различия детей, но сознательно вмешиваться в процесс их развития, благодаря чему и должна раскрыться индивидуальность. По словам протоиерея Василия Зеньковского, должна быть «не индивидуализация воспитания, а воспитание индивидуальности» [56, c. 53].

Но, чтобы помочь раскрытию индивидуальности в детях, педагог должен уметь познавать имеющиеся перед ним индивидуальности. Источниками этого знания может служить изучение науки о человеке – антропологии, общение с детьми, наблюдение за деятельностью других воспитателей, припоминание собственного детства и др. Входя таким образом в педагогические отношения к детям, можно увидеть нечто общее в их психической жизни, повторяющееся с теми или иными вариациями у различных детей. Но на фоне сходств начинают проявляться и различия, своеобразия отдельных детей. Иными словами, на месте ожидаемого повторения сходной черты встречается нечто своеобразное, не общее – черта, не находящая себе объяснения в других душах.

Как бы ни привлекательно выглядел данный путь познания индивидуальности, обозначим его, вслед за Зеньковским, отрицательным. Педагог, следуя данным путем и учитывая в данном случае лишь уклонение от шаблона, не может не противопоставлять ярким индивидуальностям так называемые «бесцветные» натуры. «И если бы педагоги, – пишет Зеньковский, – не имели других способов познания личности, то, стоя на почве фактов, педагоги должны были бы неизбежно признать, что не всякая личность носит в себе индивидуальность как определяющую силу развития, и что во многих личностях индивидуальность не подымается дальше мелких психических черт, которые, правда, обеспечивают личности ее единственность и неповторимость, но которые не играют никакой роли в развитии душевной жизни. Пришлось бы действительно признать, что, пользуясь лишь отрицательным источником познания индивидуального, педагог открывает две совершенно неравноценные группы детей» [56, c. 57, 58]. К одной из этих групп будут относиться личности, индивидуальность которых чувствуется непосредственно как яркая, творческая сила, являющаяся основой их психического развития. Характеристика другой группы, наоборот, в данном случае не выигрывает от приложения к ним понятия индивидуальности: индивидуальное у них «не выступает как сила, не чувствуется нами как центр их психического бытия» [56, c. 58]. В итоге отрицательного познания индивидуальности, выходит, будто бы есть души, сама сущность которых и состоит в индивидуальности, и есть души, где индивидуальное не выступает как сила, отчего они кажутся «бесцветными» натурами.

Но для педагога открыт и второй путь положительного познания индивидуальности. Для этого необходимо, отбросив, по словам Зеньковского, шаблонные точки зрения (ведь часто оригинальность определяется не чем иным, как господствующими вкусами, стремлениями, идеалами), вдумчиво и с любовью, без всякой предубежденности приглядеться к так называемым «бесцветным» натурам. «Сплошь и рядом, – пишет Зеньковский, – в них открывается своя особая жизнь, и их индивидуальность выступает как живая, творческая сила» [56, c. 59]. Нужно лишь полюбить человека, чтобы усмотреть в нем своеобразную личность. Во многих случаях можно найти такую точку зрения, с которой личность предстает совсем в новом свете. Замечательным же является то, что такая точка зрения доступна лишь тогда, когда мы действительно полюбим данную личность. «Можно даже сказать, – пишет Зеньковский, – что любить определенную личность – это и значит овладеть той точкой зрения, с которой перед нами выступает ее оригинальная, несравнимая ценность» [56, c. 60]. Таким образом, путь положительного приближения к тайне души человека есть путь любви к нему.

7. Принцип личного примера и согласованности педагогического влияния Церкви, семьи и школы.

Данный принцип называют также принципом воспитания становления становлением. Речь идет о личном примере воспитателя в деле становления личности воспитанника, раскрытия образа Божия в нем. О.Л. Янушкявичене по этому поводу пишет: «Живой поиск живого человека, который живет рядом с тобой, которому ты не безразличен, который является твоим другом, который понимает тебя, может быть лучше, чем ты сам, который радуется всем твоим успехам и скорбит о твоих падениях, не может не воспитывать» [218, c. 10].

В православном воспитании лучшими наставниками и учителями для верующего человека были и остаются святые, для которых путь Христа стал внутренней движущей силой становления их личности. Важным моментом в подражании их примеру является то, что истинные носители церковного всегда соблюдали исключительно важное и эффективное правило воспитания – они никогда не советовали другим того, чего не исполняли сами.

Основной средой, в которой происходит непрерывное развитие ребенка, является семья. Для того чтобы более глубоко осознать, насколько важен нравственный пример родителей в воспитании детей, следует еще раз обратиться к положению православной антропологии о сущности родового греха, а именно: имеющиеся пороки (как и добродетели) отцов, с которыми зачинаются, рождаются и воспитываются дети, реально воздействуют на наследственные свойства родителей и затем передаются потомкам как некая воспаленность или особая возбужденность определенной страсти. Таким образом, родовым грехом называется наследственное болезненное влечение человека к чему-либо безнравственному, которое передается от родителей детям. Это патологическое предрасположение является следствием беззаконной и нераскаянной жизни родителей, то есть представляет собой определенное «дурное» наследственное свойство (свойства). Родовой грех (в отличие от первородного) можно искоренить подвигом правильной христианской жизни. И каждый праведно живущий может дать начало родовой добродетели. Отсюда очевидно, насколько внимательны должны быть родители к своей духовной и нравственной жизни!