Текст книги "Пока горит огонь… (сборник)"

11

Шумный вокзал встретил Нику настоящей симфонией многолюдной суеты, не слишком аппетитными запахами выпечки, витающими в воздухе, и весьма притягательным – дизельного топлива с места дислокации поездов, где среди прочих должен был ждать своего часа стоявший «под парами» скорый поезд «Москва-Ярославль», являющийся целью Никиной спешки. Одной рукой она волокла небольшой чемоданчик на колесиках, а другой поддерживала дорожную сумку, норовившую то и дело соскользнуть с плеча и шмякнуться на вокзальный пол, выложенный плитами сомнительной чистоты. Времени было предостаточно, но не хотелось тратить его на суету; хотелось поскорей устроиться в купе и предвкушать грядущее путешествие.

Поезд уже подали к перрону, и возле открытой двери вагона с символичной цифрой восемь, к которому столь стремительно держала путь Ника, стояла небольшая группка людей, среди которых она издалека заметила Лану.

К слову сказать, обыкновенно Лана не отличалась пунктуальностью: опаздывать куда-либо получалось у нее весьма часто, но выходило это не нарочно, а в силу, быть может, некоторой внутренней несобранности и, конечно же, обстоятельств (куда уж без них!). Как ни странно, этот день оказался исключением из обычного правила.

– Боже мой, кого я вижу! Привет! – радостно улыбаясь, воскликнула Ника, и подружки расцеловались.

– Никуша, познакомься! – Лана представила Нику каждому из собравшихся, общим числом пять человек, и те поочередно выразили ей свое почтение. – Надеюсь, наш совместный авантюрный экспромт в виде данной поездки пройдет под счастливой звездой!

– Это было бы чудесно, мы очень на это надеемся, – с улыбкой произнесла Ланина подруга, являющаяся главным организатором этого путешествия.

– Прошу вышеизложенное считать за тост, – несмело высказал свое мнение муж этой подруги, чем вызвал взрыв веселья среди присутствующих.

– Прекрасная мысль! Все – на борт! – весело скомандовала Лана, и компания, подхватив чемоданы и дорожные сумки, весьма споро ринулась внутрь вагона.

Несмотря на бодрое приподнятое настроение немногочисленной компании, состоящей, как оказалось, из весьма приятных людей, что весьма порадовало Нику, внутренне она чувствовала себя не очень комфортно: отчасти потому, что провела бессонную ночь (ей так и не удалось поспать, хотя она и не делала к этому попыток, находясь в бесконечных раздумьях; теперь же усталость не преминула сказаться на общем состоянии), а отчасти еще и потому, что – на нервной ли почве, то ли еще по какой-либо причине, – она чувствовала, что заболевает. Буквально перед выходом из дома на всякий случай бросила в сумку несколько таблеток аспирина, и теперь понимала, что сделала это не зря.

Ребята оживленно беседовали, уплетая за разговорами заготовленные в дорогу явства и запивая их красным сухим вином и горячим чаем. Вскоре Нику сломила усталость. Немного пообщавшись с ними для поддержания тонуса компании (дабы не прослыть нелюдимой занудой), она налила себе немного вина и, слегка разбавив его горячей водой из вагонного котла, села к окну, закутавшись в теплую мохеровую кофту. За окном в вечерних сумерках расстилались бескрайние просторы необъятной страны, манившие своей широтой, настойчиво притягивая взгляды, рождая образы, пробирающие холодком благоговения до самого сердца. Никто не стал отвлекать ее от глубоких дум, и она молчаливо и искренне порадовалась такому тонкому пониманию своего состояния со стороны ребят. Разговоры окружающих, стук колес и мелькание пейзажей действовали на нее успокаивающе, даже немного убаюкали; она впала в состояние, близкое к оцепенению.

Вдруг, как некое озарение, Нике явилась мысль, простая и удивительно ясная: смысл нашей жизни не только в острых моментах волнений и переживаний; им наполнены безмятежные промежутки между ними, когда человеческий дух, ничем и ни кем не тревожимый – ни извне, ни изнутри – может рассматривать свое бытие с полнейшей отрешенностью, вот как сейчас, когда она едет в поезде, глядя на проплывающие пейзажи; и этот момент не участия и активной деятельности, а простого созерцания и есть своего рода откровение, некая жизненная веха глубокого общего Смысла.

Легкой птицей на Нику снизошла благодать, она почувствовала – всего несколько секунд! – покой и умиротворение, душа ее словно вдохнула глоток живительного эликсира, который был ей столь необходим.

Поистине: весь рай и ад не вне – внутри нас.

* * *

Утренний Ярославль встретил гостей ярким приветствием солнечных лучей и свежим игривым ветерком, норовящим растрепать прически. Выйдя из поезда, избавившись от вагонной сутолоки, ребята отправились на поиски гостиницы, в которой их ждали заранее забронированные номера.

Гостиница с символичным названием «Парус», довольно простенькая, но уютная и весьма опрятная, располагалась неподалеку от центра города на живописном берегу Волги с видом на набережную. Ребята быстро заселились и устроились, приняли душ, переоделись и, оставив баулы в номерах, отправились завтракать, чтобы, подкрепившись, с новыми силами устремиться к созерцанию и познаванию того светлого и прекрасного, что олицетворяет многовековую историческую ценность этого замечательного города.

Для жителей города наступило обыкновенное, будничное утро; город потихоньку просыпался, оживал под лучами утреннего солнца, открывая перед путешественниками свои неповторимые черты. Лучи солнца скользили по изломам серых камней мостовых и лабиринтам каменных домов, построенных в XVIII–XIX веках и сохранившихся до наших дней, – нарядных особнячков, неповторимо украшающих этот древний город, расположенный у слияния двух рек – Волги и Которосли.

Для завтрака путешественники выбрали небольшое, но уютное кафе близ центральной площади, заплатив при этом символическую в сравнении с московскими ценами плату, всех приятно удивившую. После посещения Кремля и его музеев, совокупно оставивших восторженное и вместе с тем умиротворенное впечатление, решили прогуляться по улицам Ярославля. Предварительно купили карту города с визуально отмеченными на ней достопримечательностями, а также и путеводитель, который стали использовать в качестве гида, передавая из рук в руки, меняя таким образом «лектора», зачитывающего вслух информацию о тех местах, где находились в данный момент. Это было и забавно, и познавательно.

Улицы города были удивительно приветливы: уютные дворики, куда были приятно заглянуть; соборы, внутри которых было светло и торжественно; изящные часовенки и церкви со старинными настенными фресками внутри; когда поднялись на звонницу Спасо-Преображенского монастыря, взорам открылся великолепный вид на старый город, словно с высоты птичьего полета.

Внезапно пошел проливной дождь и также внезапно кончился. Чистый, омытый дождевой водой, свежий город снова предстал перед глазами ребят, заблестев на солнышке куполами церквей и бликами на стеклах.

К вечеру все настолько устали, что едва хватило сил добраться до гостиницы, но – молодость! – едва передохнув, ребята жаждали новых впечатлений и были полны сил, а посему решили отправиться на местную дискотеку. Танцевать пошли все, кроме Ники, которую бил озноб из-за поднявшейся температуры, к тому же сильно болела голова.

– Никулечка, тебе не будет слишком одиноко без нас? – вопрошала ее Лана. – Ну, хочешь, я останусь с тобой, а?

– Лан, идите танцевать, всё нормально. Развлекайтесь от души. За меня переживать не надо: я выпью горячего чая и постараюсь уснуть. Единственная просьба: когда вернешься в номер, сделай это по возможности негромко, – с вымученной улыбкой ответила ей Ника. – А впрочем… как получится. Удачного вам похода!

Наконец все ушли.

Приняв горячий душ, Ника легла в постель, вновь погрузившись в свои думки. Целый день она держалась молодцом, как сказала Ланочка; она не любила ныть и жаловаться на плохое самочувствие, да и легче от этого ей не стало бы, поэтому в подобных жалобах не было никакого смысла. К тому же движение и прекрасные впечатления несколько отвлекали ее от болезненного состояния; а теперь можно было, наконец, расслабиться и отдохнуть, приняв пару таблеток аспирина и выпив горячего чая с лимоном.

Несмотря на плохое самочувствие и возможность побыть в таком состоянии одной и отдохнуть, вытянувшись на постели, что подразумевало некоторое облегчение, одиночество вмиг навалилось на нее нелегким грузом вместе с давящим ощущением тревоги в этой внезапной тишине; вдруг стало так пусто и тяжело на душе, что Ника, не выдержав, горько заплакала; в этом плаче была и жалость к себе, и нерешенность личных проблем, и общая усталость, и осознание потери своей эмоциональной независимости, и невозможность возврата к прошлому. Она понимала: нужно успокоиться, в противном случае будет нестерпимо болеть голова, ухудшится общее состояние, но остановиться не могла – слишком долго носила в себе весь этот груз, ощущая себя былинкой под его тяжестью, и вот словно сломалась. Мучительные, безысходные мысли потихоньку, исподволь, сделали свое дело.

«Боже ты мой, неужели я прошу так много?» – мысленно вопрошала она Того, к Кому обращаются люди в моменты отчаяния, пытаясь отыскать какой-то знак в настоящем или вспомнить что-то из прошлого, что могло бы помочь в поиске решения. Ощущение одиночества – в чужом городе, пустом номере старой гостиницы, с высокой температурой и плохим самочувствием, без сыночка, который остался в пригороде далекой Москвы, без любимого человека, не имеющего ни малейшего представления об ее местонахождении в данный момент, которому, возможно, это безразлично, – безмерно тяготило ее. Голову приклонить не к кому, утешения искать негде; а ведь именно сейчас она нуждалась в этом особенно остро.

Ей захотелось позвонить Николаю, услышать его голос. Интуитивно она чувствовала, что он далеко – не в физическом, конечно, смысле, что было само собой разумеющимся, ибо расстояние между Москвой и Ярославлем приблизительно в триста километров никак нельзя было назвать небольшим. Суть заключалась в другом: всем сердцем Ника ощущала его отдаленность, обособленность от нее, словно он пребывал в каком-то своем, закрытом для нее, мире – том мире, куда она не имела доступа, да он и не звал ее туда. «Истинное расстояние по карте не измеришь».[10]10
  Д. Фаулз, «Волхв».


[Закрыть] Это ощущение усугубляло Никино одиночество, она словно проваливалась глубже и глубже в темный омут, имя которому – тоска.

Шло время. По-прежнему лежа в постели без сна, глядя на потолок и наблюдая на нем, словно небесные знамения, отсветы фар от редких в этот час машин, проезжающих мимо гостиницы, проплакавшись, обессилев, она почувствовала крошечное облегчение; и в этой своей неподвижности она вдруг ощутила некую безопасность, оплотом которой являлась сама. Это придало ей малую толику душевных сил; немного успокоившись, она провалилась в сон.

* * *

Путешествие по Ярославлю длилось четыре дня, насыщенные множеством впечатлений ярких и разнообразных. Город был исхожен вдоль и поперек, ребята посетили все музеи, имеющиеся на карте достопримечательностей. Каждый вечер они прогуливались по набережной красавицы-Волги, благо погодные условия несказанно радовали, позволяя подобный променад. Самое большое впечатление оставил колокольный музей, куда решили при первой же возможности наведаться снова.

Несмотря на весьма разношерстную компанию, ребята за всё время общения ни разу не повздорили, а ведь подобное часто случается в любом коллективе, тем паче малознакомом. Все были довольны поездкой и очень сожалели, когда подошло время отправляться в обратный путь.

Самочувствие Ники оставляло желать лучшего, но многообразие впечатлений старинного города, доброе отношение ребят и активный отдых не давали ей возможности раскисать, да она и стремилась к позитивному восприятию окружающего, пытаясь не давать себе послаблений, что не замедлило явить благоприятные результаты: уже через пару дней ей стало значительно лучше.

Она купила подарки близким и, сидя в вагоне поезда, мчавшего в Москву, предвкушала процесс дарения, всегда делая это с огромным удовольствием и в душе предпочитая его процессу получения подарков. Приобрела подарок и для Коли: альбом для фотографий в красивой обложке ручной работы и ароматическую свечу в подставке с символикой города; ей очень хотелось привезти ему что-то необычное, красивое и запоминающееся.

Как бы там ни было, она приняла решение в день приезда отправиться к нему; это умозаключение придало ей энергии, прибавив адреналина в кровь, но вместе с тем и – тревоги, моментально просочившейся под кожу. У нее появились силы и желание действовать, а не ждать, и это радовало. Подарки же являли собой незначительный, но всё же повод для данного визита.

Утром воскресного дня поезд прибыл в Москву.

12

Окунувшись в привычную атмосферу шумной и суетной московской жизни, Ника от всей души радовалась своему возвращению, привезя в родной город чудесные впечатления от поездки вкупе с некоторым сожалением о столь скором ее окончании. Оказавшись дома, сразу же позвонила сестре, дабы узнать, всё ли в порядке, а заодно и предупредить о завтрашнем раннем своем приезде на дачу, чтоб отпустить ту со столь важного поста возле Ванюши.

День закружил Нику заботами, пришедшимися весьма кстати: до определенного времени ей было необходимо чем-нибудь занять себя; ведь она знала, что в воскресенье Николай обыкновенно бывает дома лишь во второй половине дня, ближе к вечеру, поэтому не имело никакого смысла ехать к нему раньше – его можно было попросту не застать дома. К тому же она ощущала благостное спокойствие оттого, что никакие сомнения не могли поколебать принятого ею решения относительно визита к нему, что означало его безошибочность.

В половине седьмого, красивая, летящая, Ника стремительно шла с трепещущим сердцем по тополиной аллее в направлении Колиного дома, не чуя под собой ног. Глаза ее сияли, волнистые каштановые волосы, прихваченные заколкой-листом, немного выгоревшие на солнце и приобретшие золотистый оттенок, трепал ветер, белое платье с глубоким вырезом и тонким пояском, эффектно подчеркивающим талию, невероятно шло к ее стройной фигуре, прекрасно гармонируя со светлыми босоножками на высоких каблучках.

Теплый и солнечный летний вечер был пронизан благостью выходного дня. На детских площадках играли дети, взрослые сидели на лавочках и прогуливались по дорожкам, дыша свежим воздухом. Во всем чувствовалась неторопливость обыденности, подлинность покоя.

Чем ближе она подходила к своей цели, тем сильней ее охватывало волнение, становилось трудно дышать, словно она взбиралась на крутое высокогорье, а не шла по равнинам улиц родного города, разросшегося далеко за пределы семи холмов – своей изначальной, исторически зафиксированной территориальной основы.[11]11
  Изначальная территориальная основа города Москвы несомненно подразумевает большее количество холмов, нежели те семь, что подчеркивает интерпретация некоторых современных историков, позиционирующих Москву как «Третий Рим».


[Закрыть] Никто не знал, где она находится в данный момент, и ей это нравилось; с удовольствием наблюдая окружающую жизнь, встречающихся по пути людей, она выхватывала из своих наблюдений забавные и трогательные жизненные вариации и улыбалась своим мыслям.

Ее умилила пожилая пара в спортивной одежде и с маленькими рюкзачками, неторопливо шедшая навстречу. Женщина что-то рассказывала своему спутнику, который внимательно слушал ее; они держались за руки, это было трогательно и умилило Нику. Она улыбнулась обоим, они ответили ей добрыми улыбками и кивками, словно давней знакомой.

Возле подъезда Колиного дома она перевела дух, набрала нужный код на домофоне и, с трудом открыв тяжелую стальную дверь, вошла в подъезд. Квартирный звонок не работал. Чтобы набрать номер Николая, ей пришлось выйти из подъезда, где из-за множества блочных перекрытий на первом этаже постоянно «уплывала» сеть мобильной связи.

Он сразу же ответил на звонок. Услышав его голос, она задохнулась на мгновение, у нее даже заложило уши, как это случается, скажем, в самолете во время взлета или посадки при перепадах давления.

– Здравствуй… – Глубоким порывистым вдохом она обозначила свое присутствие в разговоре.

– Здравствуй, – в его голосе угадывались нотки радости. – Как я рад, что ты позвонила, Никуш!

– Коленька, я нахожусь возле твоего дома, приехала повидаться, а заодно отдать подарки, которые купила для тебя в Ярославле. Я вернулась оттуда сегодня утром… – Ника протараторила всю тираду в одно мгновение и замолчала, поняв, что произносит что-то неважное, какой-то обыденный набор слов, и что остальное – главное, сокровенное – сможет сказать ему только при встрече.

– Через минуту я выйду к тебе. Никуда не уходи!

Его шутливый тон развеселил ее:

– Обещаю, что в течение ближайшей минуты никуда не уйду.

– Отлично! Я уже иду.

Ника огляделась вокруг. Ничего не изменилось. Люди по-прежнему неспешно занимались своими делами, солнце неуклонно двигалось к закату, своим уходом завершая этот погожий день, облака уже приобретали розоватый закатный оттенок. Свежий летний ветерок овевал волосы и лицо, шелестел запыленной листвой деревьев, срывая с них желтые и красные листочки – редкие, но уже появляющиеся предвестники грядущей осени… Ничего не изменилось, но она словно другими глазами взглянула на мир, показавшийся ей ярким и прекрасным.

– Ну, здравствуй.

Она обернулась – Николай стоял рядом и, улыбаясь, смотрел на нее.

– Здравствуй, – она встретила его взгляд своим лучистым взглядом и тоже улыбнулась. – Как поживаешь?

– Скольким временем ты располагаешь? – ответил Николай вопросом на вопрос. – Мы могли бы зайти ко мне, выпить по чашечке чая. А еще у меня есть красное сухое вино…

– Пожалуй, у меня есть полчаса…

Ника удивилась самой себе: почему она так ответила? – ведь у нее был свободен весь вечер, который она намеревалась целиком посвятить любимому. Что это было, как не женское кокетство?

– Отлично, я очень рад, – взгляд Николая стал еще мягче и нежней. – Идем?

Он коснулся ее руки, распахнул дверь подъезда и посторонился, пропуская Нику вперед.

* * *

Вновь оказавшись в Колиной комнате, Ника почувствовала, как время словно повернуло вспять, возвратив ту незабываемую прелесть первых встреч, когда они были так безмятежно счастливы. Этот вечерний свет, льющийся в окно сквозь полупрозрачные шторы, неровные блики на поверхности письменного стола, множество книг, кровать, застеленная мягким пледом, дольки лимона на блюдечке, аромат свежезаваренного зеленого чая, пробивающийся из-под крышечки глиняного японского чайничка… Всё это, как и многие другие мелочи, всколыхнуло в памяти Ники чудесные воспоминания в виде приятных ассоциаций прошедшего.

Коля поставил чайник на подставку из соломки и вопросительно посмотрел на Нику.

– Может, хочешь вина?

– С удовольствием! И немного воды.

– Тебе тоже нравится пить вино разбавленным?

– Да, иногда пью вино с водой. Мне нравятся и приятный вкус, и легкий его эффект. А это твой бокал?

– Да. Я как раз хотел пригубить из него и не успел – теперь сделаю это вместе с тобой. Как хорошо, что ты приехала!

Коля восхищенно смотрел на Нику, и его взгляд дарил легкость ее душе, она обретала состояние, близкое к эйфории. Они выпили по глотку, вино было сухим и немного терпким.

Коля привлек Нику к себе, обнимая и исступленно целуя ее лицо, шею, плечи.

– Я так скучал по тебе… я с ума сходил… хорошая моя…

– Ах, Коленька… Я тоже… очень соскучилась… Я так… спешила… к тебе…

Ника задыхалась от нахлынувших чувств; тело ее воспламенилось от его ласк и поцелуев, душа рвалась ему навстречу, ей хотелось кричать от желания, нахлынувшего лавиной, от безраздельной любви к нему.

– Говори… говори со мной… родная моя… любимая…

Мир вокруг становился у́же и глубже, голоса их тонули в жару объятий, слова звучали всё реже, всё трудней выковываясь из непроизносимого, оставляя только чувства, ощущения и не осознаваемые еще образные впечатления, которые невозможно, да и не нужно описывать словами.

* * *

…За окном догорал летний вечер. Постепенно гасли световые блики, становясь нечеткими, растворяясь с приходом темноты. На столе стояли два недопитых бокала с вином, едва освещаемые пламенем почти догоревшей свечи, блюдца с кусочками лимона и белой халвы, две маленькие пиалы и чайник. Воздух был насквозь пропитан тишиной и растворенной в ней без остатка любовью.

Голова Ники лежала на Колиной руке, другой рукой он обнимал ее, словно защищая от всего мира. Оба молчали.

Он первым нарушил тишину, улыбнувшись своей мысли:

– Помнится, ты говорила, что у тебя только полчаса, – он легонько ущипнул ее на плечо, затем сразу поцеловал место щипка. – Бессовестная моя!

Ника тихонько и счастливо засмеялась, игриво и нежно прикусив мочку его уха.

– Я же еще и бессовестная, ну надо же… – ответила тихим, воркующим голосом, зарываясь носом в его волосы и целуя шею. – Я к нему приехала, да еще с подарками, я же еще и… Ах, да: подарки! Чуть не забыла!

Она с неудовольствием выскользнула из его объятий и, открыв сумочку, в которой привезла подарки, достала обе вещицы.

– Эти дары Ярославля для тебя. Надеюсь, понравятся – от души и с любовью.

– Спасибо, Никуш. Очень красиво. – Коля благодарно поцеловал ее. – А как ты оказалась в Ярославле и что там делала?

– Меня весьма неожиданно пригласила Ланочка. Но ездили мы не вдвоем, а с компанией, так что нам было совсем не скучно. Даже не представляешь, как много впечатлений!

Снова нырнув в его объятия, коротко, емко, с юмором и в лицах Ника рассказала ему о поездке, о городе, ловко анализируя увиденное и услышанное. Умолчала только о своей печали и недомогании.

– А ты, как твои дела? Как ты живешь? – спросила, словно спохватившись.

– Да всё, как обычно. Ничего нового, – он пожал плечами. – Не знаю, что тебе рассказать. Устал немного… не хочу о грустном, – выдохнул он и крепче обнял ее. – Как всё-таки здорово, что ты приехала!

Ника больше не стала ни о чем его расспрашивать. Им было так хорошо вместе – здесь и сейчас – и не хотелось никаких выяснений. Она вновь прильнула к Николаю.

– Когда ты едешь к сыну? – спросил он.

– Рано утром, – она вскинула глаза поверх его головы, и взгляд ее случайно упал на мерцающий ярким светом часовой циферблат, показывающий почти одиннадцать.

– Боже ты мой, как поздно! Мне пора ехать, – и, уже с кокетливой улыбкой: – Мои полчаса слишком затянулись.

– Я провожу тебя, – ответил он.

* * *

Держась за руки, они вышли в теплую летнюю темень. Тускло горели фонари, слышался негромкий гул транспорта, продолжающего свое движение в огромном мегаполисе в любое время суток. Черный купол неба был испещрен звездными точками, среди которых молодой месяц полунаклоненной лодкой висел с правой стороны, неярким светом освещая дорогу, по которой Коля провожал Нику к метро; ночной ветерок ласкал кроны спящих деревьев, ласково шелестя их листвой. Где-то вдалеке пролаяла собака.

Оба остановились возле входа в подземку. Настало время прощания. Ника возразила против Колиного порыва проводить ее домой, не слишком, впрочем, настойчивого. Они смотрели друг на друга, чувствуя одно и то же: нежность от чудесных, проведенных вместе, минут, которые были подарком судьбы.

– Я была счастлива сегодня, – негромко проговорила Ника. – И я благодарна тебе за это.

– Это я должен благодарить тебя, Никуш. Твоя любовь делает меня лучше.

В этих двух произнесенных им фразах не было ни притворства, ни фальши, ни стандартных, неискренних слов; Ника почувствовала, что они исходят из его сердца, и это наполнило ее безраздельной любовью и чувством защищенности.

Словно облаком, окутанная счастьем, Ника ехала домой, вновь и вновь вызывая в памяти события и впечатления этого вечера, излучая свет и согреваясь ощущением счастья. Казалось, она способна обогреть теплом своего сердца весь мир; ей хотелось творить, созидать, помогать всем, нуждающимся в помощи; она ощущала в себе столько силы, словно могла бы справиться с любыми трудностями, ей было всё по плечу.

«Только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда им всё удается…»[12]12
  Е Шварц, «Обыкновенное чудо».


[Закрыть]

* * *

Жизнь наша подобна морской стихии: подводные течения, штиль, цунами, приливы, отливы, словно черты ее характера, сменяющие одна другую, возникая и выявляясь согласно разным причинам: в силу ли внутренних особенностей своей среды, уже имеющегося потенциала, либо внешних обстоятельств, дающих толчок к формированию тех или иных изменений, которые, в свою очередь, влекут за собой изменения во всем окружающем, что так или иначе соприкасается с изначальной субстанцией. За приливом следует отлив, за счастьем – печаль и тревога, за удачей – провал, за вдохновением – пустота… Это происходит в течение жизни, являясь, вне всяких сомнений, естественным ее процессом.

Ника понимала, что этот чудесный вечер можно сравнить с могучим приливом, заполнившим всё видимое пространство берега ее жизни. Но памятуя о том, что после прилива обязательно последует отлив – возможно, такой же силы, – важно было не растерять весь позитивный потенциал, привнесенный волею судьбы и, что бы ни происходило потом, какие бы ненастья не свалились на ее плечи в дальнейшем, всегда мысленно искать в нем опору – до тех пор, пока ей будет хватать на это сил.

Она еще не знала, что тем вечером была в доме у Николая в последний раз.