Текст книги "Путь Сумеречницы"

– Так ты сирота?

Айка кивнула, глянула на яркое солнце, и ее глаза наполнились слезами.

– Мне было пять, когда черная лихорадка забрала отца с матерью. Еще у меня был братик, но теперь и его нет.

Лайсве устроилась рядом и всмотрелась в исступленно яркое светило до ряби в глазах.

– А я свою маму никогда не видел. Говорят, она была красивая и добрая. Мне бы хотелось быть, как она…

– Но ты ведь парень, – усмехнулась Айка.

Лайсве напряглась. Взрослый бы давно догадался о ее тайне, но девочка продолжала светло улыбаться.

– К тому же ты и так самый красивый и добрый из всех, кого я встречала. Правда-правда!

Лайсве неуютно передернула плечами. Балахон на ветру уже высох. Она поднялась и принялась его штопать. Прорех оказалось много, и поэтому она начала с тех, в которые можно было просунуть целую ладонь. Айка повернулась набок и, щурясь, заметила:

– Ты похож на Посланника.

– Это демон такой?

– Нет! Божественный посланник. Они прекрасны, как никто из смертных. Они ненадолго спускаются с небес, чтобы принести людям покой и облегчить страдания. А когда наступит конец времен, они приведут в наш мир милостивого Господина, чтобы он сделал всех людей счастливыми. Надеюсь, у них получится.

Лайсве провела рукой по неровно остриженным волосам. Прекрасна, как никто из смертных, смешно, не правда ли? Затосковав, она сменила тему:

– А что случилось с твоей рукой?

Айка помрачнела и принялась баюкать изувеченную конечность, словно успокаивая боль в незатянувшейся ране.

– Если не хочешь…

– Нет, все в порядке. Просто… – Девочка громко всхлипнула, но продолжила: – Это произошло в Тегарпони, когда мой братик был еще жив. Мы спали в сточных канавах. Голодали. Стреляли голубей из рогаток на улицах нижнего города. Однажды братик заболел. Целители из храма Вулкана говорили, что это от грязи и плохой пищи. Он мучился несколько дней и постоянно просил есть. Я украла для него буханку хлеба из пекарни, рядом с которой вкусно пахло теплой едой. Когда вернулась, братик уже отправился на Тихий берег. Меня поймали и отрубили кисть.

– Кисть за буханку хлеба? Это жестоко и несправедливо!

Интересно, а что делали с теми, кто обманывал людей?

– Нет. – Айка снова светло улыбнулась. – Все верно: воровать плохо. И попрошайничать тоже. Так дядя Лирий учит. Он подобрал меня, выходил и взял с собой на поиски благостного края.

Что у них за вера такая? Благостный край, Посланники, спускающиеся с небес, Господин, который запрещал попрошайничать и воровать и должен был принести всем счастье?

Лайсве протянула Айке заштопанный балахон и помогла одеться. Они снова устроились в зарослях лопуха. Лайсве принялась собственным гребнем расчесывать пушистые волосы девочки. Та терпела, даже когда приходилось с силой раздирать колтуны. После они вдвоем растянулись на мягких листьях и махали руками и ногами, как бабочки крыльями. Солнце лениво опускалось за верхушки сосен, опаляя их закатным заревом.

– Идем с нами. Будешь нас защищать ото всех и приносить покой, и мы заживем свободные, как птицы! – Айка вложила свою костлявую ладошку в руку Лайсве и доверчиво улыбнулась. Золотисто-рыжие солнечные лучи преобразили ее лицо, смягчив худобу и сделав невероятно красивой.

– Рад бы, но у меня тоже есть братик. Если я его брошу, то ему никто даже буханку хлеба не украдет. И, кажется, он меня уже обыскался, – Лайсве попыталась отшутиться, но девочка расстроенно отвернулась.

– Я знала, что ты не согласишься. У тебя другой путь.

Треснули сучья. Кто-то шел к реке по лесной тропинке.

Вейас?

На опушке показался незнакомый босой мужчина в косоворотке и штанах из грубого сукна.

– Дядя Лирий? – спохватилась Айка.

Лайсве поднялась следом и присмотрелась.

Мужчина был невысокий, с заострившимися от худобы скулами. Его правую щеку пробороздил застарелый шрам, а карие глаза смотрели настороженно и хмуро. За поясом торчал большой охотничий нож с отполированной до блеска рукоятью. Шел он вначале степенно, но потом сорвался в бег.

Лайсве испуганно замерла.

У него на шее качался сплетенный из ивовых прутьев амулет – круг, перечеркнутый четырехконечной звездой.

В ее голове что-то щелкнуло, с глаз будто спала пелена, и все слова Айки сошлись в целостную картину подобно мозаике. Это были бунтовщики-пресветловерцы. И поэтому их отовсюду гнали.

Пресветловерцы ненавидели Сумеречников. Нужно было бежать, но ее ноги вросли в землю и не двигались, точно как в кошмарном сне.

Мужчина остановился в нескольких шагах от берега.

– Айка!

– Дядюшка Лирий, что с вами? – недоумевала девочка.

– Это колдун, Айка. Беги! – закричал Лирий и выхватил из-за пояса нож. – Предупреждаю: если попробуешь меня заколдовать…

– Да вы что? – Айка замотала головой. – Никакой Лайс не колдун. Он спас меня в городе и угостил пирожками. Он хороший!

– Он тебя заколдовал. Беги! – Лирий шагнул вперед.

Лайсве вытащила из ножен меч и выставила перед собой. Руки предательски дрожали. Она сумеет защититься, должна суметь!

– Не подходите! Я не собирался причинять никому вред. – Она попятилась к реке, размахивая клинком. Пускай разум возобладает!

– Дядя Лирий, остановитесь!

Айка ухватила его за локоть, но он отмахнулся от нее, как от былинки.

– Вы обираете нас до нитки, калечите за то, что мы пытаемся урвать крохи из награбленного вами, и вешаете, если возмущаемся. Убийцы, душегубы, чума для всего Мунгарда! Каждый ребенок, погибший от голода и холода, на вашей совести!

Лайсве колотило от его злобы, будто сама смерть стояла позади них и ждала, кто не выдержит первым.

– Неправда, – ее голос сорвался на сип, но она изо всех сил старалась говорить уверенно: – Мы защищаем людей от демонов и получаем за это справедливую плату…

В темных глазах мужчины полыхнуло яростное безумие.

– Ложь! Все демоны – ваша морочь! Сдохни, тварь!

– Нет! – вскрикнула Айка.

Сверкнула сталь и скрылась за метнувшейся тенью. Лайсве не разглядела, что случилось. Меч звякнул о землю. В ее руки упало тщедушное тело Айки.

– Нельзя убивать… – отрывисто бормотала она, – Посланников. – Из ее спины торчала рукоять ножа. Кровь пятнала только что выстиранный балахон. – Кто приведет… – слова тонули в натужных хрипах, – господина?

Ее глаза закатились, голова запрокинулась.

– Айка! – грянул отчаянный вопль.

Чей?

Мертвая плоть упала на землю.

Лайсве спрыгнула с обрыва.

Глава 9
Влюбленный кузен

1526 г. от заселения Мунгарда.

Докулайская долина, Кундия

Лайсве пыталась выбраться из воды, но соскальзывала с крутого берега, и течение несло ее все дальше. Благо дно было не каменистым, иначе расшиблась бы еще в момент падения. От холода и напряжения ноги сводило судорогой. Она нашла спасение в отполированных водой корнях нависшей над рекой ивы. Лайсве схватилась за них, подтянулась и вскарабкалась на сушу, ободрав ноги об коряги и обжегшись крапивой.

Сердце бешено колотилось, словно хотело выскочить наружу, но даже отдышаться не вышло – страх погнал в чащу через колючий подлесок и бурелом. Деревья стали выше, появились просветы между ними, но Лайсве не обращала внимания.

Хруст сучьев под ногами преследователя нахлестывал ей в спину. Хриплое дыхание жгло затылок. Косматый и злой Лирий обгонял, заступал дорогу и угрожал окровавленным ножом:

– Сдохни! Сдохни, тварь! Сдохни за Айку!

Торчащий из земли корень схватил ее за ногу, и Лайсве упала, ударившись головой о сосновый ствол. Тело пронзило болью. Дышалось с трудом. К горлу снова подступила дурнота, а слезы смешались с теплыми струйками крови.

Лирия нигде не было – за ней гналась совесть.

Айка стояла перед ее глазами живая, прятала покалеченную руку за спину, улыбалась и протягивала букет васильков, но стоило Лайсве прикоснуться к ней, как та падала замертво. Пластами слезали кожа и плоть, оголяя кости. Из глазниц выползали жирные личинки, у которых было перекошенное от ярости лицо Лирия. Они тянулись к Лайсве и кричали:

– Это ты убила Айку! Тебе подобные уморили ее брата голодом и отрубили ей руку. Убийца! Умри!

Лайсве пыталась сосредоточиться на чем-то добром и светлом, но мысли снова и снова возвращались к Айке.

Жесткий сосновый ствол врезался в спину. Только он и удерживал ее на тонкой грани реальности. Темная бездна небытия надвигалась, уносила в туманную пустошь. Лайсве бродила по ней, звала кого-то, но отвечало лишь эхо.

Внезапно ее лицо утерли мокрой тряпкой. Пахнуло чем-то несвежим. Она дернула головой, отгоняя дурманный сон, и распахнула глаза.

На нее уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть была распахнута, обнажая клыки, а затем раздался протяжный рык.

Лайсве затаила дыхание, не смея шелохнуться.

Медведь принялся слизывать запекшуюся кровь с лица. Сейчас откусит. И будет она без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит ей нож в спину из жалости.

Нет! Нельзя сходить с ума.

Зверь замер. Бездонные глаза смотрели почти по-человечески.

– О Повелитель Зверей, – забормотала Лайсве, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили будто сами собой: – Именем твоей милосердной жены Повелительницы Земли заклинаю: прости, что пролила невинную кровь в твоем лесу. Я искуплю ее кровью демонов и благими деяниями во славу всей земли Мунгардской.

Медведь выпрямился во весь рост и закрыл собой небо. Спина прогнулась. Рев ударил по ее ушам. Передние лапы замолотили по воздуху.

Задерет! Просить бесполезно: чужая стихия не знает пощады.

– Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, – зашептала Лайсве дрожащими губами.

Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в косматую морду. Медведь вскинул голову и уставился в небеса. Неподалеку залаяли собаки. Он неуклюже развернулся и скрылся в густых зарослях малинника.

Лайсве измученно выдохнула. Пустая, словно выеденная скорлупа. Ни одной мысли в голове не осталось, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах.

Надвигалось темное беспамятство, но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки залаяли совсем рядом, спугнув птицу. Затрещали ветки, будто кто-то ломился через чащу.

Над ухом раздался возглас:

– Она здесь, Вей, быстрее!

– Лайсве! – ее внезапно обняли и встряхнули жесткие руки. – Ты в порядке? Что случилось?

Она прищурилась в лучах яркого солнца.

Кто этот высокий стройный юноша?

– Да ты же промокла до нитки! – Он принялся стягивать с нее одежду.

Лайсве соображала как сонная муха, а двигалась и того нерасторопней. Вместо протеста получилось лишь нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что она едва не лишилась чувств.

– Оставь ее! – возмутился Вейас.

Лайсве облегченно выдохнула и расслабилась.

– Я хотел помочь! Она сильно ободралась, на затылке шишка с кулак. Надо согреть ее и отвезти к целителю, – оправдывался незнакомец.

Лайсве ему не верила.

– Я брат ее, а ты чужак. Занимайся лучше своими гончими. – Вейас оттолкнул его в сторону.

Снова залаяли собаки, под тяжелыми шагами затрещали сучья.

Почему так громко?

– Тише, родная, – зашептал брат. – Я с тобой, теперь все хорошо.

Он развязал тесемки на ее рубашке, вынул руки из разодранных рукавов и стянул превратившиеся в лохмотья штаны. Когда он случайно задевал ссадины и синяки, Лайсве лишь тихо постанывала. Вознаграждением за пытки стал плотно обернутый вокруг нее плащ, который еще хранил тепло брата.

Лихорадочные мысли постепенно упорядочились.

– Заставила же ты нас поволноваться! Еще повезло, что у Петраса свора гончих имеется, иначе ни в жизнь тебя в этих лесах не сыскали бы. – Вей подхватил ее на руки.

Значит, то был кузен.

Лайсве помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше их с братом. Сейчас он стал такой взрослый и важный.

– Не расскажешь, что случилось?

Лайсве спрятала лицо у брата на плече.

– Ну и ладно. Жива главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.

– Прости, – в ее горле будто встал ком, царапая изнутри. – Я не хотела добавлять хлопот.

– О чем речь? Ты вдохновляешь на подвиги! – И брат потащил ее к дороге.

– Что, даже лучше, чем селянки на сеновалах?

Рядом с братом страх отпускал, словно он был ее броней. Надо забыть и не думать, не вспоминать о произошедшем. Никогда больше!

– Селянок в Мунгарде, что грязи, а сестра у меня одна.

Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил Лайсве за талию. В просветах между деревьями показались роющие копытами землю лошади и снующие вокруг них поджарые псы.

– К тому же, возможно, нам не придется ехать в Нордхейм. – Вейас усадил сестру в седло впереди себя и направился вслед за Петрасом.

Лайсве уснула в самом начале пути и очнулась, лишь когда брат снимал ее с лошади. Посреди дремучего бора притаилась двухэтажная усадьба из круглых бревен. Леса Докулайской долины примыкали к замку Будескайск и принадлежали древнейшему роду мертвошептов Гедокшимска – роду кузена.

– Охотничий домик, – пояснил Петрас и распахнул дубовую дверь. – Здесь удобнее, чем в моем замке, и не придется беспокоиться, что кто-то из слуг донесет ищейкам или вашему отцу.

Вейас устроил сестру на приземистой лежанке, покрытой соломенным тюфяком, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине потрескивали смолистые дрова. Брат взял кочергу и пошевелил их, чтобы разжечь пламя еще сильнее.

Кузен же скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу.

Вскоре раздались возбужденные выкрики.

– Я уже не мальчик, а вы не мой наставник, чтобы меня отчитывать. Я хозяин и лорд, все будет по-моему!

Послышался успокаивающий, миролюбивый голос, похожий на тот, каким нянюшка усмиряла детские истерики близнецов. Наверху затопотали и бегом спустились по лестнице.

Вейас обернулся.

– Я договорился, за Лайсве присмотрят. Перекусим и будем выдвигаться. Нас уже ждут, – обронил Петрас и снова ушел.

– Вы уезжаете? – встревожилась Лайсве.

– Вернемся к ночи. Я обещал Петрасу кое в чем подсобить. – Вейас погладил ее по волосам, напоминая отца. Как он там один? Совсем, видимо, истосковался, раз решил отправить в погоню за ними ищеек. – Не грусти. – Он ущипнул Лайсве за щеку, прям как в детстве, и последовал на кухню за Петрасом.

По лестнице спустился невысокий мужчина в свободных штанах и рубахе из беленого льна. Это и есть обещанный целитель Петраса? Его лицо было плоское и круглое, как блин, смуглое, с узкими раскосыми глазами. Темные, побитые сединой волосы связаны в тонкую косу, спускающуюся до середины лопаток. Он опирался рукой на узловатую клюку с резной медвежьей головой вместо набалдашника. Вспомнив, как хозяин леса облизывал ее лицо, Лайсве передернула плечами. Взгляд у целителя был такой же – цепкий, пронзительный, изучающий.

Он поводил над ней руками, широко растопырив длинные пальцы. Ничего необычного в его жестах не было – так делали все целители, но почему-то Лайсве стало не по себе. Сдавленно закряхтев, он опустил ладони.

– Надо вернуть девочку отцу: она очень истощена, – крикнул целитель.

В дверном проеме тут же показался Петрас.

– Юле, мы ведь уже обсудили. – Он оперся плечом о косяк и сложил руки на груди. – Исцели ее. В конце концов, должен же ты свое содержание отрабатывать. Остальное тебя не касается. – Направившись к выходу, кузен позвал Вейаса: – Едем.

Брат вышел следом, дожевывая кусок хлеба и запахивая на груди плащ.

– Удачи, куда бы вы ни шли. – Лайсве протянула к нему руку.

Он полуобернулся и подмигнул ей уже у двери.

– Шустрей! Упустим время, и они уйдут, – забранился с улицы Петрас, и Вейас поспешил за ним.

– Эх, молодость, отцовский погребальный костер еще не остыл, а он уже себя властелином Мунгарда возомнил. – Целитель покачал головой, глядя на дверь, за которой скрылись мальчишки.

Лайсве приподнялась на локтях, чтобы получше рассмотреть его. А вдруг он как Лирий? Выпутавшись из одеял, она забилась в самый угол лежанки у стены. Нет, нельзя так, она не должна бояться каждой тени, иначе точно сойдет с ума.

– Вас зовут Юле? – заговорила Лайсве, чтобы развеять собственный страх. – Необычное имя. Вы не из этих краев?

– Юле-икке, если полностью, – он говорил правильно, только картавил и тянул слова. – Я родился на крайнем севере, у самой Червоточины, в племени оленеводов. Только не осталось их совсем. Тоже молодость из Полночьгорья выгнала, заставила судьбу на чужбине искать. – Он с досадой махнул рукой и ушаркал за дверь на кухню.