Текст книги "Агрессивный компонент полемических текстов и иллюстраций в современной газете"

5. Подозрительность (в диапазоне от недоверия и настороженности по отношению к людям до убеждения в том, что другие люди планируют и приносят вред). Подобная реакция закреплена в текстах печатной полемики, что становится очевидно при непосредственном речевом взаимодействии оппонентов. В публикации «Нацпроект «Доступное гнилье» [24] ставятся под сомнение благие намерения чиновников изменить ситуацию с острым для молодых семей «квартирным вопросом». Конкретные примеры историй участников программы «Молодежи – доступное жилье» делают выступление журналиста не голословным. Так, он отмечает, что «…говорить о доступном жилье по меньшей мере странно. А упоминать о комфорте и вовсе неприлично. Неудивительно, что количество «отказников» неуклонно растет. От участия в программе и получения «бесплатного сыра» от государства уже отказались, по разным данным, от 30 до 79 молодых семей». Завершая свое выступление, автор материала не без сарказма заключает: «14-е место Тамбовщины из 17 областей ЦФО по обеспеченности жильем – результат в свете вышесказанного вполне закономерный. И в ближайшем будущем ситуация вряд ли изменится кардинальным образом, несмотря на все президентские инициативы и областные программы. Общее количество тамбовчан, улучшивших жилищные условия в 2006 году, это 258 молодых семей – при очереди в 1600 человек (это только те, кто пробился через бумажную волокиту и подал заявку на участие в программе). Не слишком ли скромные показатели для нацпроекта с таким громким и пафосным названием? А потому слоган этот звучит скорее как лозунг на митинге бездомных. Так и видится крупными буквами на самодельном плакате: «Доступное и комфортное жилье – гражданам России».

6. Вербальная агрессия (выражение негативных чувств как через форму (крик, визг), так и через содержание словесных ответов (проклятия, угрозы). Отметим особенности проявления вербальной агрессии в публикации газеты «Тамбовский меридиан» «Макаров» дом бережет» [25]. Журналист демонстрирует противостояние тех, кто в России имеет право на законное обладание оружием и вооруженных бандитов, и «простых смертных». Ставя себя во вторую категорию, автор публикации четко выражает собственную позицию, которая обозначена уже в лиде к материалу: «У нас много преступников – и мы их боимся. У нас очень много милиционеров – и мы их тоже боимся. Выход один: защитить себя самим». Выдвигая тезисы, отражающие реальное положение дел, журналист спорит со сложившейся ситуацией. При этом его агрессивное отношение к оппонентам обнаруживается уже в подзаголовках к публикации: «Дело рук самих утопающих», «Пускай разбойник трепещет», «Волки и овцы». Журналист отмечает: «Россия среди развитых стран – лидер по уровню убийств. Душат, режут, стреляют, бьют по голове гантелями, трубами, кирпичами, бейсбольными битами и даже крышками от унитаза. Более 20 тысяч убийств ежегодно. И почти столько же людей пропадают без вести», – что обнаруживает его негативное отношение к существующему положению дел. Особая категория лиц, против которых направлена агрессия журналиста, – милиционеры: «Население России страшится милиционеров больше, чем бандитов. Опросы проводили, все серьезно», – что звучит весьма убедительно. Таким образом, точка зрения автора становится очевидной, понимается читателем однозначно и приглашает его к размышлению.

7. Чувство вины (выражает возможное убеждение субъекта в том, что он является плохим человеком, что поступает зло, а также ощущаемые им угрызения совести). На наш взгляд, в полемических текстах данная реакция («самоагрессия»), своего рода самоуничижение, встречается крайне редко.

Становится понятно, что формы проявления агрессии различны, и в сфере журналистики агрессия проявляется во всех обозначенных формах. По нашему наблюдению, косвенная агрессия, раздражение, негативизм, обида, подозрительность, чувство вины находят свое воплощение в речевой (вербальной) агрессии как журналиста, так и героев его публикации.

Особняком стоит физическая агрессия, которую Н.И. Леонов также называет в этом ряду, подразумевая под этим видом агрессии такое ее выражение, как использование физической силы против другого лица. Она, как правило, реализуется в электронных масс-медиа, но и в печатном тексте фиксируется проявление физической агрессии – как информационный повод, как факт. Примером служат криминальные хроники, расследования. К тому же в печатных СМИ физическая агрессия имеет место в иллюстративном материале, который визуально передает агрессивный настрой журналиста, героев его публикации. Так, публикация «Мир, труд, май» [26], в тексте которого агрессия находит явное воплощение (описывается противостояние демонстрантов, власти и силовых структур, в том числе и физическое), сопровождается фотографией в жанре репортажа. В одном из фрагментов текста читаем: «А вот отряды ОМОН, свезенные сразу из нескольких областей в Москву и Питер на «Марш несогласных», вдоволь намахались дубинками», – что прямо комментирует фотографию к материалу, где ОМОНовцы, невзирая на физическое самочувствие людей (упала пожилая женщина), противостоят демонстрантам, вооружившись металлическими щитами и дубинками. Подпись под фотографией: «Разрешите вам помочь подняться…» – усиливает агрессивный компонент публикации, дополняя его горькой иронией. И подобных примеров на страницах современных печатных СМИ встречается немало.

Тем не менее, на наш взгляд, в данной классификации очевидно смешение понятий. Так, если в косвенной агрессии усматривается целевая установка полемиста, и данный вид агрессии направлен на реального оппонента, то раздражение и обида являются реакциями участника межличностного взаимодействия на поведение или действия противника, связанными с чувственно-эмоциональным восприятием. К раздражению и обиде примыкает и такой вид реакции, как злость, упоминание о которой встречаем в работе А. Бэрона и Д. Ричардсона «Агрессия» [27].

Необоснованно, по нашему мнению, выделять как особую форму проявления агрессии негативизм. Негативизм является средством на пути к достижению поставленной цели, при этом в поведении индивида, характеризующемся негативизмом, проявление агрессии не ставится во главу угла. То есть, негативизм является одной из агрессивных реакций в русле мотивационной и инструментальной агрессии.

Физическую агрессию, по нашему мнению, можно определить как один из уровней проявления агрессии (наряду с вербальным воплощением агрессии). В связи с этим применительно к средствам массовой информации физическую агрессию предпочтительнее выделить как в ряду инструментальной (служит одним из средств, и нередко весьма эффективных, при достижении поставленной цели), так и в ряду мотивационной агрессии (проявление физической агрессии – целевая установка). Однако в материалах печатных СМИ физическая агрессия фиксируется в двух случаях:

– во-первых, когда журналист рассказывает о физической агрессии (насилия, убийства, теракты и т. п.) в текстовом материале. В этом случае агрессия является поводом для создания публикации;

– во-вторых, когда те же самые агрессивные реакции отображаются в иллюстративном материале.

Как мы уже отмечали, агрессия может выступать как самоцель (мотивационная агрессия) – способ самовыражения журналиста в полемическом тексте, нередко – как элемент внутриличностного конфликта, его несогласия с существующим положением дел, подчас невротического переживания явлений окружающей действительности. Нередко агрессия-самоцель очевидна в колонках редактора, письмах в редакцию. К примеру, в публикации «Тухлятина» [28] редактор массового еженедельника «Аргументы и факты» Н. Зятьков, продолжая обсуждаемую на страницах издания тему – конфликт США с Ираном, останавливается на локальном случае: «Пятнадцать английских моряков, задержанных в Персидском заливе и признавшихся в „незаконном вторжении“ в территориальные воды Ирана, вернулись домой. Их провожали в Тегеране и встречали в Лондоне, как голливудских актеров». «Тухлятина», по мнению автора публикации, – это то, что «остается в „человеческом остатке“, если не брать во внимание пропагандистские интересы Великобритании и Ирана, которые обнаруживаются в этой ситуации. И здесь же журналист задается вопросом и отвечает на него: «Казалось бы, какое отношение к нам имеет попытка английской армии не столько „отмазать“ своих опозорившихся бойцов, но и дать им еще подзаработать на интервью? Самое прямое. Все дело в том, что именно эти самые англичане, а вместе с ними французы, американцы регулярно сокрушаются, как ужасно обстоят дела в Российской армии, как негуманно мы ведем себя в Чечне, как плохо у нас с моралью и демократией. А имеют ли они такое право после вот таких случаев переделки предателей в героев? Да, не поем мы за завтраком гимн России и в армии нашей масса проблем. Но променять Родину за банку пива смогут разве что единицы отморозков». В данном фрагменте текста автор публикации, как видно, в агрессивной манере выражает собственную позицию, затрагивает актуальную проблему – вопрос внешней политики, для убедительности приводит пример истинного патриотизма русского солдата, для которого служение Родине превыше всего. Причем авторское несогласие, возмущение в отношении поставленной в публикации проблемы четко обозначено уже в рубрике к материалу – «Ответная реакция главного редактора». Такой подход к конкретизации собственной точки зрения является способом самовыражения журналиста, а форма подачи материала в большей степени воздействует на читателя, обладает большей убедительностью.

Аргументируя собственную позицию, журналисты все чаще прибегают к инструментальной агрессии, которая является способом опровержения позиции оппонента и привлечения внимания аудитории не только к поставленной проблеме, но и дает ей возможность понять, что точка зрения автора публикации – единственно верная. Так, в публикации «Вам русским языком говорят» [29] коллектив «Российской газеты» обсуждает с компетентными в данном вопросе лицами – финалистами и лауреатами самой крупной в нашей стране литературной премии «Большая книга» (рубрика так и называется – «Совет экспертов») – актуальную проблему: современное состояние русского языка. Ключевые вопросы обозначены в лиде к материалу: «Что происходит сегодня с русским языком? На каком языке говорит наше общество, наши дети? Ответственны ли писатели за сохранение русской речи?». Данная тема в 2007 году муссировалась всеми средствами массовой информации, так как в России 2007 год был объявлен Годом русского языка.

Авторская позиция (а в роли автора выступает коллектив редакции газеты) здесь очевидна: журналисты спорят с существующим положением дел, а для конкретизации собственной точки зрения, создания особого эмоционального фона, наибольшего воздействия на читателя они определенным образом строят вопросы. Глубокая эмоциональность заложена уже в заголовке к публикации – «Вам русским языком говорят», который может быть прочитан и как повествовательный, утвердительный, и как весьма экспрессивный. Конкретизация поставленной проблемы видна в подзаголовках к материалу, где также обнаруживается и полемичность, и агрессивность настроя журналиста: «Эволюция или катастрофа?», «Писатели бессильны?», «Кому можно и нельзя?», «Язык все выдержит», «Где был? Пиво пил», «Не родись безъязыкой», «За что отвечают писатели?», «Разговор книгопродавца с поэтом» и «Киллер или убийца?». Композиция публикации представляет собой импровизированный «круглый стол», поэтому авторская позиция становится очевидна и в постановке вопросов журналистами, где очевидна агрессия: «Дорогие писатели, вам не кажется, что с русским языком произошли изменения, сопоставимые с теми, что были в 20-30-е годы прошлого века, после революции и Гражданской войны? Огромное вливание новых слов (новояз), мощная экспансия иностранных слов, легализация мата, причем не только среди подростков, но и в литературе, кино, театре, СМИ. Нужны ли меры на законодательном уровне, как во Франции, где за употребление иностранных слов штрафуют?», «Вам возражает Дина Рубина в письме (она также участвует в «круглом столе», присылая свои ответы по электронной почте. – Примеч. С. Аносовой): «Боюсь, мы плачем по волосам давно снятой Интернетом головы. Эта тотальная безголовость языка сегодня разливается повсюду. Недавно на какое-то мое замечание юная сотрудница издательства отвечает: «Не волнуйтесь, я уже вписала это в органайзер, свяжусь с менеджером, он сделает запрос мирчандайзеру». Я чуть сознание не потеряла! Этот кошмарный дебильный интернетовский новояз в «Живом Журнале»! Все эти «птушто», «когданить», «жжоть не по-децки» и прочая скулы сворачивающая мерзость… Уж лучше вообще существовать в совершенно чужой языковой среде. Разделение стихий, так сказать, полезнее для чистоты литературного языка» и т. д.

Таким образом, при выражении собственной точки зрения, явно категоричной, журналисты апеллируют к мнениям экспертов, выступления которых не менее категоричны. А поскольку, как мы отмечали выше, для современных печатных СМИ характерно использование креолизованного языка – синтез печатного слова и иконического текста, иллюстрации, данный материал не является исключением в этом ряду: публикация дополнена не менее яркой фотоиллюстрацией. На ней взгляд смеющейся женщины обращен к картине в постмодернистском стиле, где в центре – сочетание «ё моё», и подпись под фото: «Язык нашей улицы: плакать или смеяться?». Фотопортреты участников «круглого стола» не менее красноречивы: видна их эмоциональность, ощутимо противостояние и даже негодование.

Подчеркнем, что именно к инструментальной агрессии все чаще прибегают журналисты при аргументации собственной позиции в полемических текстах, что позволяет опровергнуть позицию оппонента, привлечь внимание аудитории не только к поставленной проблеме, но и дать ей понять, что точка зрения автора публикации – единственно верная.

На основании анализа видов агрессивных реакций, уровней проявления агрессии, целевых установок полемиста обобщим выстроенную нами классификацию в следующей таблице.

Таблица 1. Проявление агрессии в печатной полемике

Особого внимания заслуживает вербальная агрессия, так как она выражается посредством языковых средств. Именно с помощью речевых структур излагается информация в материалах СМИ, а в печатных Медиа – в особенности. С помощью вербальной агрессии и особых речевых концептов журналист достигает следующих целей:

– рассказывает об агрессии, проявленной индивидами по отношению друг к другу. В данном случае читатель ставит себя на место потенциальной жертвы и испытывает зафиксированные в материале агрессивные тактики как направленные к нему самому;

– выражает собственное агрессивное отношение к кому-либо, чему-либо;

– фиксирует противостояние оппонентов (на вербальном уровне).

Подобные целевые установки четко усматриваются в полемических материалах современных газет.

Приведенная классификация была бы неполной, если бы мы не отметили наряду с косвенной агрессией, где противник журналиста-полемиста конкретно не именуется, прямую агрессию, которая обнаруживается во многих полемических текстах современных газет. Данный вид агрессии характеризуется прямым называнием личности противника, использованием особых тактик, характерных для полемических текстов. Так, в публикации «Закусив удила…» [30] журналист открыто выступает против «политики бесхозяйственности», ведущейся в сельхозкооперативе имени Ленина Мичуринского района Тамбовской области. Явно агрессивное выступление журналиста в адрес прежнего и действующего руководства хозяйства усиливается за счет реплик работников, страдающих от подобной «политики». Причем имена руководителей называются открыто. И подобных примеров в современных СМИ находим немало.

В нашем исследовании, касающемся региональных печатных средств массовой информации, особого внимания заслуживает речевая агрессия, так как в данном случае передача информации от ее отправителя (журналиста) к адресату (читателю) осуществляется при помощи печатного слова. Надо полагать, что эта форма агрессии берет начало с момента возникновения языка и речи. Не случайно речевая агрессия все чаще становится предметом обсуждения исследователей публицистического текста. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» речевая агрессия определяется как «использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности; манера речи, оскорбляющая чье-либо самолюбие, достоинство» [31]. Вербальную агрессию А. Налчаджян определяет как «агрессию, выраженную средствами языка» [32]. Однако стоит отметить, что именно речевая агрессия используется для выражения других форм проявления агрессии, обозначенных выше.

Развивая мысль о речевой агрессии, авторы-составители указанного «Словаря» отмечают, что в наибольшей степени она находит воплощение в разговорной и публицистической сферах коммуникации, а содержательная сторона и формы речевой агрессии исторически изменены: речевая агрессия может переживать периоды активизации и спады употребления. Для современного этапа развития русского литературного языка речевая агрессия особенно характерна, о чем свидетельствует возросшее обращение к агрессивным компонентам в материалах современных СМИ.

Первой фиксацией речевой агрессии в русской публицистике, отмечают составители «Стилистического энциклопедического словаря русского языка», были обличительные «Послания» Ивана Грозного к князю Андрею Курбскому (1564 г.), которые лежат у истоков родословной публицистического стиля: «Иван Грозный использует грубые, бранные слова, которые, врываясь в книжно-славянское окружение, создают резкий контраст стилистических контекстов, усиливающий воздействующий эффект послания, его обличительный пафос» [33].

Заслуживает внимания полемика, развернувшаяся между журналом «Всякая всячина» (1769 г.), который издавала императрица Екатерина II с помощью княгини Е.Р. Дашковой, и журналами Н.И. Новикова «Трутень» и «Живописец». Новиков отстаивал сатиру на лица, т. е. направлял свою сатиру против реальных лиц. Журнал «Трутень» даже сопровождался выразительным эпиграфом «Они работают, а вы их труд ядите» и был обращен к русским дворянам-помещикам. Екатерина II защищала сатиру на пороки, т. е. сатиру абстрактную, морализующую. Так, в «Рецепте для г. Безрассуда» [34] Н.И. Новиков противопоставляет крестьян, платящих непосильный оброк, и помещиков, сторону которых представляет г. Безрассуд. Эмоциональность языка журналиста, гневные выпады в его адрес, риторические вопросы к оппоненту для доказательности собственной точки зрения («Безрассудной! разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою, во образе крестьян, рабов твоих? Разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком») выдают агрессивное отношение автора к объекту полемики.

Внешнюю победу в той небезызвестной полемике, разумеется, одержала Екатерина II: журналы ряда просветителей-демократов, в том числе и Н.И. Новикова, были закрыты, но идейная победа осталась на стороне журналистов, «критиковавших крепостничество, взяточничество, галломанию дворянства и придворных, распущенность нравов и прочие социальные грехи их реальных носителей – дворян-помещиков, чиновников» [35]. И уже здесь обнаруживается косвенная мотивационная агрессия, так как в данном случае лица, против которых направлено выступление автора, прямо не называются, но при этом подразумеваются реальные люди. Очевидна и целевая установка полемиста – обличить негативное явление в обществе и лиц, виновных в его существовании.

В ХХ веке период господства тоталитарного режима стал длительным периодом речевой агрессии в отношении целых слоев общества, так как была значима не сама по себе информация о событиях: язык СМИ являлся инструментом для проведения определенной идеологии, а действительность в масс-медиа подчас искажалась. «СМИ выступали в качестве орудия партийного руководства обществом, читателю отводилась роль объекта идеологического воздействия. Отношения автора и адресата, складывавшиеся как отношения руководителя и подчиненного, обусловливали главенствующую модальность текстов СМИ того периода, нередко проявляющуюся прямо и грубо, – модальность долженствования. <…> Тенденция к речевой агрессии продолжает действовать в период расширения границ речевой свободы – в период перестройки и постперестройки. Отмена цензуры, идеологических табу, строгих стилевых установок привела к раскрепощению языка публицистики», – отмечается в «Словаре» [36].

Однако с течением времени становится неактуальным отношение автора и адресата как отношения, выстроенные на принципах поучения, подчинения, диктата. Вектор модальности долженствования далее обращен к властным структурам, а в настоящее время наблюдается смена всплеска интереса к частной жизни: в СМИ «на ура» обсуждаются вопросы, связанные с личной жизнью, с интимными сторонами существования человека, особенно если его личность хорошо известна общественности. При этом поведение журналиста подчас расценивается как проявление речевой агрессии по отношению к герою публикации.

Говоря о причинах активизации речевой агрессии в материалах средств массовой информации, нельзя не обратить внимание на замеченный Т.И. Суриковой характерный для языка СМИ эффект пружины или так называемого языкового маятника: «Предельная зажатость, формализованность языка советских СМИ породила такую же языковую «раскованность» постсоветских. Застегнутый на все пуговицы советский журналист, выражавший официальную точку зрения, стал формулировать свою, причем менее всего принимая во внимание реакцию аудитории, в манере стеба – дискредитации, осмеяния всего и вся, в том числе и нравственных ориентиров общества, переставших в значительной степени быть таковыми» [37].

Придерживаясь мнения авторов-предшественников, в нашем исследовании мы рассматриваем стеб как своеобразный вид речевой агрессии, распространенный в языке современных СМИ. В «Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка» стеб определяется как «ёрнически агрессивное поведение, отношение к чему-либо и соответствующий стиль речи» [38]. В настоящее время в ёрническом стиле журналисты (особенно к этому тяготеют массовые и желтые издания) пишут о катастрофах, пожарах, убийствах, грабежах, высмеивают явления общественной жизни, факты из личной жизни героев, которые подчас не располагают к шутке.

В полемике проявление стеба особенно заметно в ситуациях, когда автор противопоставляет позицию одного героя публикации другому либо собственную точку зрения – позиции своего оппонента. Именно ёрнические выражения позволяют автору материала создать определенный эмоциональный настрой (чаще всего негативный), существенно повлиять на формирование общего отношения читателя к описываемой ситуации, к героям публикации. Кроме того, использование стеба, откровенно ёрнических выражений в полемике довольно отчетливо выдает негативное отношение автора материала к своему оппоненту. Это очевидно в публикациях рубрики «Жизнеспособность политсубъектов» газеты «Аргументы и факты». Подобные слова и выражения нередко составляют основу заголовочных конструкций данной рубрики (к примеру, «Мочить в биотуалете!» [39], «Министры без стакана» [40], «Спикер с большой дороги» [41] и т. п.), а также высказываний журналистов, которые комментируют реплики политиков, выступая, как правило, с критической точкой зрения, в чем обнаруживается наличие агрессивного компонента. Так, в публикации «Мочить в биотуалете!», используя стеб в своей речи, журналисты показывают собственное несогласие с позициями оппонентов – политиков. Реплику заместителя главы президентской администрации В. Суркова о том, что «Наш средневзвешенный чиновник имеет об устройстве власти очень архаичное представление. Он видит ее как вертикаль с телефоном наверху и телефоном внизу», журналисты комментируют таким образом: «По разным данным, взяткоемкость российской бюрократии – от 36 до 316 млрд. долл. в год. Как же чиновники со своими архаичными представлениями такие деньжищи через телефоны пропихивают? Наверное, у них очень большие трубки…». У читателя в данном случае создается негативное отношение не только к оппоненту журналистов В. Суркову, но и к чиновникам в целом.

В публикации «К сердцу прижмет, к черту пошлет» [42] журналист В. Костиков пытается разрушить стереотип, сложившийся в сознании многих россиян: по его мнению, всякую критику «со стороны» (преимущественно со стороны Америки) нужно принимать если не с благодарностью, то достаточно взвешенно, учитывать как руководство к действию. Несмотря на серьезность проблемы (в основном речь идет о внешней политике России), автор задает материалу непринужденную стилистическую тональность. Так, в лиде к материалу говорится: «Почему россияне крайне болезненно относятся к критике из-за границы? Стоит какому-нибудь замшелому американскому сенатору или бывшему олигарху, окопавшемуся в Лондоне, плюнуть в сторону Кремля, как вся наша «общественность» и пресса с криком «Отечество в опасности!» поднимается на дыбы». Сосредоточенность подобных слов и выражений в столь небольшой части текста говорит о раскрепощенности стиля журналиста, который далее обсуждает проблему в той же тональности. Об этом, к примеру, свидетельствуют следующие выражения: «Сегодня в сторону Москвы не ленятся поплевывать даже из столиц недавних союзников, друзей и солдат»; «…премьер Тони Блэр заслужил прозвище «пудель Дж. Буша»…»; «Среди мировых страшилок после США лидируют Китай (2-е место), Иран и Ирак (3-е и 4-е места) и Северная Корея»; «Антироссийский и прежде всего антипутинский зуд свойственен западной либеральной прессе»; «Истерическую антимосковскую тональность там задают несколько ошпаренных во время «холодной войны» политиков и часть СМИ»; «Самим американцам, кстати, глубоко наплевать на то, что о них думают за границей»; «…в последнее время слишком уж звонко запели околокремлевские соловьи…» и другие. Подобный стиль сегодня наиболее характерен для материалов массовых и желтых изданий.

Наряду с тем можно отметить, что всегда агрессивной по своей сути является метафора, изначально построенная на соединении несоединимого. Сегодня в публикациях на страницах печатных СМИ нередко встречаются не только метафоры, которые приобрели «иконический» смысл, закрепились в русском языке исторически, но и их «современная» интерпретация – деметафоризация. Кроме того, агрессивный компонент очевиден в пословицах и поговорках русского народа, которые нередко включаются в публицистические тексты. Так, в книге «Мудрое слово» [43] собраны меткие выражения, среди которых можно отметить немало таких, где заметно проявление агрессии (например: «Можно, но осторожно», «Не так страшен черт, как его малюют», «От любви до ненависти – один шаг», «Беда никогда не приходит одна», «Волк в овечьей шкуре», «Язык мой – враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет» и многие другие).

Приведем такие примеры использования метафор и деметафоризации в текстах печатных СМИ, что наиболее характерно для заголовочных конструкций: «Политика надвое сказала» [44] (по аналогии с поговоркой «Бабушка надвое сказала»; содержит указание на полярность, противоположность позиций), «К сердцу прижмет, к чёрту пошлет…» [45] (встречается и в тексте песни, и в русском народном фольклоре; указание на агрессию, в том числе физическую), «Мир, труд, май» [46] (использование знаменитого пролетарского лозунга советских времен, наполнение его современным звучанием, что сильнее подчеркивает закавычивание заголовка), «Визгкультуру – в массы!» [47] (содержит указание на негативную сторону современной культуры), «Кандидат, открой личико!» [48] (ироничный оттенок, ассоциация с известной фразой из советского кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Гюльчатай, открой личико!»), «Игрок игрока видит издалека» [49] (по аналогии с известной метафорой «Дурак дурака видит издалека», что подчеркивает негативное содержание явления), «Машина не волк, сама не убежит» [50] (деметафоризация известной поговорки «Работа не волк, в лес не убежит»), «Автобуса бояться – пешком ходить» [51] (подобна предыдущему примеру – «Волков бояться – в лес не ходить»; указание на существование потенциальной опасности) и другие. Подобные фразы часто встречаются в текстах публикаций современных СМИ. Однако метафоры и деметафоризация известных текстов, по нашему наблюдению, чаще всего выносятся в заголовки.

В этом ряду можно отметить и «рождение новых слов», что наиболее характерно для полемических текстов. Использование журналистами такого приема выражается в слиянии двух и более известных слов, что приводит к появлению новых, не закрепленных в лексике русского языка, но подчас содержащих точное указание не только на полемичность публикации, но и на наличие в ней агрессивного компонента, к примеру, «Топорнография» [52].

Агрессивность стиля публикации нередко становится очевидной за счет использования журналистами библеизмов. Как отмечает Т.И. Сурикова, «особенно наглядно размывание границ между добром и злом, опошление, выхолащивание идеи разумного, доброго, вечного прослеживается на примере библеизмов» [53]. Это указывает на неизбежность наличия в них агрессивного компонента, а по своему содержанию подобные тексты нередко носят полемический характер. К примеру, заголовочная конструкция «Макаров» дом бережет» [54] представляет собой интерпретацию журналистом поговорки – «Береженного Бог бережет».

В современных средствах массовой информации агрессивный компонент становится очевиден все чаще, и формы проявления агрессии в материалах печатных СМИ различны. Кроме того, необходимо отметить, что агрессия находит различное знаковое воплощение в разных сферах жизни социума, его деятельности, в различных областях научного знания. Как отмечает Ю.М. Лотман, современная теория знаковых систем обладает хорошо разработанной концепцией коммуникации, позволяющей наметить общие черты художественного общения [55]. По мнению литературоведа, всякий акт коммуникации включает в себя отправителя и получателя информации. Если данное утверждение проецировать на печатные СМИ, то отправителем информации выступает журналист, а ее получателем – читатель газеты.

Но не всякое сообщение становится понятно адресату. Для того чтобы получатель понял отправителя сообщения, необходимо наличие у них общего посредника, которым, с точки зрения Ю.М. Лотмана, является язык: «Сходства элементов различных сообщений обусловлены одинаковостью места в системе, которое занимает тот или иной знак или его элемент, а отличия – результат их различной материализации. Нетрудно заметить, что отличия будут возникать за счет природы материализации того или иного знака или его элемента, а сходства – как результат одинакового места в системе. Общее для различных взаимоэквивалентных вариантов будет выступать как их инвариант. Таким образом, мы получим два различных аспекта коммуникационной системы: поток отдельных сообщений, воплощенных в той или иной материальной субстанции (графической, звуковой, электромагнитной при разговоре по телефону, телеграфных знаках и т. п.), и абстрактную систему инвариантных отношений. <…> Язык выступает как некоторый код, при помощи которого воспринимающий дешифрует значение интересующего его сообщения. В этом смысле <…> можно отождествлять разделение системы на «речь» и «язык» в структурной лингвистике и «сообщение» и «код» в теории информации» [56].