Текст книги "Агрессивный компонент полемических текстов и иллюстраций в современной газете"

Ю.М. Лотман убежден: для того, чтобы понимать передаваемые СМИ сообщения, необходимо владеть его языком, для которого характерна определенная заданная знаковая система. По убеждению А.А. Бергера, «знаком, с точки зрения семиотики, может быть что угодно, что символизирует или означает нечто другое. <…> Огромная часть коммуникативного процесса осуществляется не прямо, а скорее опосредованно, при использовании разнообразных знаков» [57]. К.С. Пирс пишет, что «…вселенная наполнена символами; более того, она целиком состоит из них» [58]. Все эти утверждения приводят к заключению о том, что все увиденное можно рассматривать как знак, символизирующий что-либо.

Наряду с тем, если брать во внимание выводы Ю.М. Лотмана, можно прийти к убеждению, что для каждой отдельной области научного знания существует определенная заданная реальность, суть которой в процессе коммуникации можно передать только при использовании всей совокупности знаков, присущих именно ей. Это означает, что есть модель реальности, которая создается средствами массовой информации путем использовании всех присущих ей знаков. Таким образом, язык СМИ выполняет не только коммуникативную, но и моделирующую функцию, а знаковая система текстовых материалов, передаваемых через СМИ, будет представлена совокупностью знаков.

Развивая нашу мысль о наличии множества знаковых систем, не можем не согласиться с Ю.М. Лотманом в том, что «язык данной науки является для нее единственным, связанным с особым, ей присущим, предметом и аспектом», а «выбор писателем определенного жанра, стиля или художественного направления – тоже есть выбор языка, на котором он собирается говорить с читателем» [59].

Нельзя не отметить, что для современных печатных СМИ характерны креолизованные тексты. В «Словаре лингвистических терминов» Ж. Марузо дается следующее определение: «Креольские языки – языки смешанного типа, созданные туземцами для нужд коммерческих сношений на основе европейских колонизационных языков – французского, испанского, английского, обладают обычно крайне упрощенной морфологией» [60]. К.М. Накорякова использует термин «креолизованные языки» для обозначения текстов, включающих, кроме элементов естественного языка, элементы других знаковых систем [61]. По утверждению того же исследователя, в 70-е годы был предложен термин «синкретические сообщения» или «поликодовые тексты», основывающийся на комбинации или объединении разных знаковых систем, а в конце 80-х годов – «изовербальный текст» («изоверб»). В наши дни термин «креолизованный текст» обрел новую жизнь. К нему вернулись в 90-х годах в связи с необходимостью обозначить активно распространяющуюся практику обращения к семиотически осложненным текстам, объединяющим в целостную конструкцию слово и изображение [62]. Причем, по утверждению К.М. Накоряковой, все основные характеристики вербального текста – целостность, связность, знаковость, информативность – справедливы по отношению к креолизованному тексту. В связи с характерностью данного явления для современных печатных СМИ – синтеза слова и изображения – нам представляется необходимым обратить внимание в исследовании не только на текстовые материалы газет, но и на иллюстративные.

Каждая наука, более того – каждый вид искусства, в том числе и литературное творчество (а его знаковая система наиболее близка знаковой системе, посредством которой передаются сообщения в прессе), обладает определенной знаковой системой. К примеру, для кинематографии характерна своя, особая знаковая система, с помощью которой передаются элементы визуальной и аудиальной коммуникации. В данном случае знаковая система будет представлена набором упорядоченных «движущихся картинок» – кадров – со звуковым сопровождением [63].

На основании этого, по нашему мнению, формы знакового воплощения текстовых сообщений в материалах СМИ можно свести в несколько групп:

1. Буквенные обозначения, посредством которых информация передается на родном, в нашем случае – русском, языке. При этом сигналом агрессии становятся негативно маркированные эпитеты, уничижения, противопоставления, брань. В этом русле уместно говорить о речевой агрессии, где семантическое значение слов, стиль изложения служат прямым указанием на наличие агрессивного компонента. Выше мы рассуждали о стебе как явном проявлении агрессии в текстах печатных СМИ, а также об агрессивности метафоры, библеизмов. На других маркерах речевой агрессии более подробно мы остановимся далее.

2. Буквенные обозначения иных языков, посредством которых более четко передаются особенности иностранных языков, где это необходимо (например, точные названия памятников иностранной литературы). Использование знаков иностранных языков, в том числе буквенных обозначений, также может служить сигналом агрессии. Так, передачу типично русского слова латинскими буквами или использование иноязычных слов вместо русских эквивалентов можно расценивать как разрушение канонов, форму проявления агрессии. К примеру, публикация «Топорнография» [64], где речь идет об экстремистских газетных выступлениях, брошюрах, музыкальных альбомах, сопровождается фотоиллюстрациями. На одной из них на первой полосе издания – фотоснимок выставки в библиотеке, где наряду с прочей литературой отечественных авторов или переводных изданий есть книга Адольфа Гитлера «Mein Kampf» («Моя борьба»), что также можно считать сигналом агрессии – как за счет содержания книги, так и ввиду явного противопоставления «русское – иностранное», «свое – чужое».

Однако предлагаемая нами классификация знакового воплощения агрессии в печатных СМИ была бы неполной, если бы мы ограничились исследованием исключительно текстового материала. Существенный объем информации несут также иллюстративные материалы печатных изданий, «иконические» тексты (выше мы рассуждали о креолизованном языке современных печатных СМИ), которые могут служить в качестве дополнения к текстовому журналистскому материалу или выступать в роли самостоятельных сообщений. Их, по мнению А.А. Бергера, можно разделить на такие группы, как фотоиллюстрации (в этом русле выделилась фотожурналистика), комиксы, карикатуры, графические изображения [65]. Все они несут определенную смысловую нагрузку, служат для воплощения авторского замысла и авторской позиции, где также возможно проявление агрессии или ее элементов.

В нашем сочинении мы остановимся на тех компонентах иллюстративных материалов, которые несут агрессивную составляющую. В ходе исследования не было обнаружено фундаментальных работ, посвященных данному вопросу. Однако при его изучении мы опирались на труды ряда авторов-предшественников, в поле зрения которых находился иллюстративный материал. В частности интерес представляет коллективная монография «Парадоксы шоковой рекламы» [66], где уделяется большое внимание изучению передачи визуальной информации. Авторы приводят классификацию шоковой рекламы. И хотя анализ рекламных материалов в печатных СМИ не согласуется с задачами нашего исследования, тем не менее, проведя параллель между публицистическими и рекламными текстами, становится понятно, что все отмеченные авторами виды шоковой рекламы (собственно шокирующая реклама, эпатажная реклама, тревожащая реклама, смущающая реклама) указывают на наличие в них агрессивной составляющей – в большей или меньшей степени. Аналогичные черты проявления агрессии нельзя не обнаружить в иллюстрациях, которые, не являясь рекламой, выступают в комплексе с текстовым материалом.

Анализ иллюстраций современных периодических изданий позволил определить своего рода «маркеры» агрессивного компонента, которые напрямую соотносятся с чертами проявления агрессии в шоковой рекламе, обозначенными выше. Это и враждебное выражение лица героя в кадре, и борьба оппонентов, и противопоставление на фото героев, которые враждуют в жизни, и ограничение свободы человека или животного и ряд других.

Кроме того, следует особо выделить знаки и символы, передающие особенности других областей научного знания (например, математические знаки, знаки, обозначающие химические элементы, физические величины и т. д.). И в данной группе также можно выделить знаки, содержащие агрессивный компонент. К примеру, ряд дорожных знаков содержит указание на их агрессивную природу (запрет, предупреждение, ограничение).

В этой связи отметим, что отсутствие знаков в ситуации, когда ожидается их использование (к примеру, в полемике – нежелание одного участника речевого акта отвечать другому, отсутствие его реакции на явно агрессивное поведение другого участника акта коммуникации и т. п.), также можно отнести к знакам. Так, в случае, если, поприветствовав известное лицо, не получаем от него ответа, поведение этого лица расцениваем как определенный знак, выраженный бездействием. Такое поведение А.А. Бергер определяет как «агрессивную пассивность» (или «пассивную агрессивность») [67]. То есть, когда человек не выполняет определенные действия, которые должны оправдать ожидания аудитории, собеседника, оппонента, они расцениваются как форма агрессивного поведения. Подобным образом трактуется и поведение участников коммуникации в материалах печатных СМИ, что наиболее очевидно в полемических текстах.

1.2. Агрессия и полемика. Агрессивный компонент в полемических текстах

Возвращаясь к определению агрессии, примем за основу утверждение о том, что проявление агрессии в принципе характерно для полемических материалов. Поясним, что обычно «полемика» понимается как процесс обмена мнениями, позициями, словесное состязание, борьба с целью доказать истинность собственной точки зрения и несостоятельность позиции противника [68]. По сути дела, если обращаться к интерпретации форм поведения человека, в полемике можно усмотреть сублимированное воплощение состязательного начала, направленного на реализацию инстинкта самосохранения, продления рода в аспекте отстаивания «своей территории» – статусной, интеллектуальной и т. п., – но в одобряемых, «узаконенных» социумом формах. Даже в таком контексте возможно интерпретировать полемику как одну из форм реализации борьбы, где один противник желает нейтрализовать другого. Не случайно изначально слово «полемика» принадлежало к греческому языку (polemikos) и использовалось в значении «воинственный», «враждебный». В «Большом толковом словаре русского языка» термин «полемика» трактуется как «спор при обсуждении каких-либо вопросов» [69], что совершенно не отменяет его агрессивного содержания.

В целом полемические материалы можно охарактеризовать как наиболее «живые» по стилю изложения. Они вызывают общественный резонанс, побуждают читателей к социальной активности, принятию конкретных решений, вырабатывают умение выражать свою позицию, подкрепляя ее конкретными и неопровержимыми доводами. Именно такие материалы заставляют читателей обращаться в редакцию с письмами и звонками, содержащими вопросы и предложения по поводу обсуждаемой на страницах печатного СМИ проблемы. Это помогает журналистам развивать поднятую в издании тему, способствуя реализации функции интерактивности современных масс-медиа. Главное, чтобы позиция журналиста была не только убедительна, но и неопровержима.

Наше исследование нацелено на выявление агрессивных компонентов в полемических материалах современной прессы и проиллюстрировано конкретными примерами из центральных и региональных изданий, представляющих различные типы прессы.

В настоящее время становится очевидным, что агрессия и различные формы ее проявления обнаруживаются как в печатных и электронных средствах массовой информации, так и в различных типах печатных СМИ – качественных, массовых и желтых. Для нашего исследования особый интерес представляют современные газеты, как центральные, так и региональные. Анализируя печатную полемику, нельзя не отметить такой факт: элементы агрессии проявляются на всех уровнях.

В первую очередь приметы агрессии становятся очевидными в содержании полемического текста. К примеру, основная тема публикации «Детоубийцы» [70] обозначена в кикере: «Почему мы так жестоки к нашим детям?». Журналист констатирует конкретные факты жестокости по отношению к детям, приводит статистику, которая подтверждает мысль автора материала о том, что жестокость по отношению к детям становится рядовым явлением в жизни современного общества. Агрессия журналиста очевидна по отношению к противнику – детоубийцам: часто употребляя в тексте местоимение «мы», автор как бы ставит в один ряд с жестокими родителями самых обычных, «нормальных». Подобный прием позволяет в большей степени акцентировать внимание аудитории на проблеме и предупредить жестокое отношение родителей к детям.

Рассматривая речевые структуры полемического текста, нельзя не заметить языковую агрессию в текстах современных печатных СМИ.

Агрессивный настрой той же публикации выдает ее финал: «Сотни раз в день с экранов телевизоров, с рекламных плакатов красотки и красавцы призывают нас: «Купи!», «Владей!», «Бери!». Нам хочется, нам очень хочется взять это – мощную машину, элегантную одежду, путевку куда-нибудь в райский уголок. Но реально купить мы можем только батончик «Баунти». Мы с завистью смотрим на соседей или героев сериалов, для которых заповеди «Не убий» и «Не укради» давно стали пустым звуком. Мы смотрим на них, довольных жизнью, и отчаянно завидуем. И злимся. И срываем свое зло на детях. Потому что они всегда под рукой – они рядом, маленькие, слабые, бессловесные. Они не могут защититься. Сейчас. Но они вырастут. И отомстят». Только в этом фрагменте текста обнаруживается ряд языковых концептов, служащих сигналом агрессии. Поясним, что под «языковым концептом» мы подразумеваем явление того же порядка, что и «понятие».

Н.И. Клушина определяет «концепт» как особую текстовую категорию, представляющую собой слово-имя, которое включает не только семантическое значение, но и фоновое текстовое значение. Это, по мнению исследователя, уже сложившийся в обществе стереотип сознания [71]. Наряду с тем Ю.С. Степанов [72] отмечает, что по своей внутренней форме в русском языке слова «концепт» и «понятие» одинаковы: «концепт» является калькой с латинского «conceptus» – «понятие», от глагола «concipere» – «зачинать», т. е. значит буквально «понятие, зачатие». «Понятие» происходит от древнерусского глагола «пояти» – «схватить, взять в собственность, взять женщину в жены», таким образом, в буквальном значении означает то же самое. В научном языке эти два слова также иногда выступают как синонимы, заменяются одно другим. Тем не менее, в настоящее время они довольно четко разграничены. «Концепт» и «понятие» – термины разных наук. Если «понятие» чаще всего употребляется применительно к области логики и философии, то «концепт» является термином только одной отрасли логики – математической логики, а в последнее время термин закрепился в различных гуманитарных науках.

Отметим те речевые концепты, которые, по нашему наблюдению, в полемических текстах, где очевидно проявление агрессии, встречаются наиболее часто:

– концепт смерть и его производные (например, «умереть», «скончаться», «погибнуть» и т. д.). Как отмечает Т.И. Сурикова, «Концепт смерть и все, связанное с ним, всегда было окружено ореолом неизвестности, страха и уважения. Этический запрет на эксплуатацию, травестировку этой темы нарушался только детьми: в их фольклоре существовали страшилки про гроб на колесиках, темную-темную комнату, мертвецов и т. п. Теперь такие страшилки нам каждый день рассказывают и показывают СМИ, только без тени детской наивности. И дело не столько в том, что это отражение жизни, а в том, каково оно.

Смерть в языке наших СМИ не перестала быть смертью, но из концепта выхолащивается значение таинства, перехода из одного мира в другой и связанного с этим уважения, а возбуждается любопытство к подробностям, журналисты щекочут нервы аудитории, сознательно эксплуатируют концепты страх, насилие (данные концепты мы относим к различным группам. – Примеч. С. Аносовой). Нередко проблема материала выхолащивается как никому не интересная, а тема смерти, насилия, животного страха, всеми языковыми способами нагнетается, смакуются обстоятельства смерти, причем используются для этого сильные позиции текста (заголовки, подзаголовки, врезы, подписи к иллюстрациям, на телевидении анонсы). <…> Причем концепт нередко служит просто средством эпатажа аудитории. <…> Наконец, концепт подвергается травестировке. <…>

Достигаются все вышеозначенные «эффекты» не только журналистами, но и редакторами при подготовке материала, что говорит о продуманности и целенаправленности такой политики, когда идеологическое редактирование было заменено коммерческим. Журналистам нужен тираж, а для этого важна экспрессия, выразительность, доступность, эпатаж, но что, кроме навязывания аудитории убогих, выхолощенных этически образцов языкового мышления, сведения к примитиву языковой картины действительности, цинизма, пошлости, вульгарности, все вышеупомянутые явления дают? О свободе слова в таких обстоятельствах можно говорить только как о свободе от этических табу» [73];

– концепты страх и его производные (например, «животный страх», «испугал до смерти» и т. п.);

– концепт жертва и его производные, указывающие на физическую ущербность индивида (например, «стали жертвами», «получил тяжелую травму» и т. д.);

– концепты, отражающие образ врага (например, «изверг», «убийца»);

– концепты гнев, ярость, раздражение и иные проявления агрессии, основанные на негативных эмоциях (например, «так разгневался, что…», «угрозы» и т. д.);

– концепты, указывающие на физическое посягательство на личность, насилие, жестокость (например, «преступные посягательства», «неожиданный всплеск жестокости», «избить», «проломить голову», «дикий случай», «нанести удары», «психическое и физическое насилие», «насилие в отношении детей», «издевательство над слабыми», «мордобой и перестрелки», «преступления», «агрессия против детей», «бороться», «атака», «террор», «месть», «самосуд» и т. д.);

– концепты, находящиеся в одном этимологическом ряду со словами «война», «конфликт», «борьба» и т. п. (например, «катастрофа», «противостояние»);

– концепты, указывающие на ограничение свободы личности и неизбежность наказания (например, «уголовная ответственность», «лишение родительских прав», «административные штрафы», «объявлены в розыск», «надо судить», «в осаде», «попали в засаду» и т. д.);

– концепты, указывающие на противопоставление (например, «наш – ваш», «свои – чужие», «одно – другое, противоположное», «свой – иностранный» и т. д.);

– концепты, содержащие вопрос к аудитории или к отдельным ее представителям, в которых чувствуется эмоциональное и психологическое давление выступающего (например, «что делать…?», «как прикажете…?», «как объясните…, что…?», «а вы уверены…, что…?» и т. п.);

– концепты, указывающие на запрет (например, «не позволяет Вам…», «запрещает»);

– слова и выражения, содержащие в своем лексическом значении сомнение в справедливости высказываний и действий оппонента (например, «слабо верится», «какой смысл?», «авторская фантазия», «начнется ли…», «а зря»);

– концепты, указывающие на существование альтернативных точек зрения, полярность мнений (например, «Я говорю о другом – о недопустимости присутствия церкви в государственных институтах»);

– эмоционально маркированные и оскорбительные слова, стеб (например, «пожирает», «в лапах пиратов», «мордобойщик», «забой»);

– закавычивание слов и выражений, используемых в переносном значении, что предполагает критику действий оппонента (например, «"час икс"», «в результате „проделанной работы“»).

Таким образом, поставленные в публикациях проблемы достигают большей эскалации в обществе, акцентируют внимание читательской аудитории на проблеме. Эмоциональный фон материалов усиливается за счет специально подобранных речевых концептов, многообразие которых мы отметили выше.

Использование принципа контраста в композиции текста также является приметой агрессии. Причем контрастность проявляется на различных уровнях – как на содержательном, так и на оформительском, где обнаруживается работа не только журналиста, но и дизайнера. Так, в публикации «Трудно быть с Богом» [74] в «Российской газете» обсуждается проблема усиления роли церкви в делах государства и общества. Спор по данному вопросу (рубрика обозначена как «Столкновение») ведут заместитель главы отдела внешних церковных связей Московского патриархата протоиерей В. Чаплин и член Общественной палаты В. Глазычев, отстаивающие противоположные точки зрения. На принципе контраста выстраивается фоторяд к данной публикации: портреты противников (взгляд «лоб в лоб») расположены на первой полосе «Российской газеты», что акцентирует внимание читателя не только на поставленной проблеме, но и на конкретных личностях, отстаивающих противоположные точки зрения.

Другой пример – публикация «Автобуса бояться – пешком ходить» [75] в региональном издании «Аргументы и факты – Тамбов». Внимание к существованию двух крайних точек зрения усиливает заголовочный комплекс: первая его часть – «автобуса бояться» – выделена черным шрифтом, вторая – «пешком ходить» – белым.

Подчеркнем, что именно в заголовочно-иллюстративном комплексе очевидны черты агрессии. Однако нередко авторы публикаций намеренно вводят черты агрессии в заголовок с целью привлечь к материалу внимание аудитории, шокировать ее. Сама же публикация по своему содержанию может быть вполне нейтральной. Определим заголовочные конструкции полемических текстов, которые в современных газетах наиболее распространены:

1. Указание на существование потенциальной опасности (лексика подобных материалов представлена такими словами и выражениями, как «предостерегает», «предупреждает», «особо опасен», «следует избегать» и т. д.);

2. Автором материала может подчеркиваться возможная неоднозначность оценки за счет явного противопоставления крайних позиций, явлений, оценок («за» и «против», «наш – ваш», «свои – чужие» и т. д.);

3. Проявление агрессии констатируется как состоявшийся факт («убиты», «ограблены», «пошли под суд» и т. д.);

4. Выражение отрицательных эмоций («презираю», «ненавижу», «обижен» и т. д.);

5. Указание на проявленную физическую агрессию или её неизбежность («требует жертв», «катастроф не миновать»; «подрался», «убивает» и т. д.);

6. Использование слов «война», «конфликт», «борьба» и близких им по семантике («место катастрофы», «трагедия», «объявил войну» и т. д.);

7. Включение в заголовочную конструкцию лексики, указывающей на противостояние («не согласны», «требуем расправы» и т. д.);

8. Использование эмоционально маркированных слов и словосочетаний, экспрессивно окрашенной лексики («пожирает», «мордобойщик», «с большой дороги» и т. д.);

9. Указание на ограничение свободы кого-либо, что может вызвать протест, ответную реакцию со стороны («рабы», «на цепи», «тиранит», «объявили приговор» и т. д.);

10. Обращение с призывом («Не отнимайте!», «Надо отвечать», «Будьте в курсе!», «…в массы!» и т. д.);

11. Вопрос к читателю или «в никуда», создающий эмоциональное напряжение («Кто защитит…?», «Кто украл…?», «Что будет?», «Объявила войну?», «А правда, что…?» и т. д.);

12. Запрет, протест («Не пущу…!», «Хватит…!», «Не надо…!» и т. д.);

13. Выражение негативного отношения к кому-либо, чему-либо («Где не любят американцев?» и т. д.);

14. Указание на возможную неоднозначность трактовки авторского тезиса («Будете ли?..», «Согласны ли?..» и т. д.) и другие.

Анализ иллюстративного материала современных региональных периодических изданий позволил также определить способы проявления агрессии в иллюстрациях, своего рода «маркеры» агрессивного компонента, которые соотносятся с чертами проявления агрессии в шоковой рекламе, обозначенными выше:

– красноречивый жест героя фотопубликации, который читатель может понять неоднозначно. К примеру, коллаж к публикации «К сердцу прижмет, к черту пошлет…» [76], где в лозунге «Добро пожаловать!» за счет перечеркивания и замены букв получается прямо противоположная по смыслу фраза: «Добро не жаловать!»;

– враждебное выражение лица героя в кадре. Обнаруживается, к примеру, в коллаже к материалу «Рейдеры. Как с ними бороться?» [77];

– борьба героев. Например, фотоматериал к публикации «Мир, труд, май» [78];

– противопоставление в кадре героев, которые враждуют в жизни. К примеру, в публикации, «Трудно быть с Богом» [79];

– отражение чрезвычайных ситуаций и их последствий, например, фотоиллюстрация к материалу «Опасность не ждет» [80];

– противопоставление человека и животного, человек а и неодушевленного («иноземного») существа. К примеру, фотоиллюстрация к публикации «Корриды не будет. А быков – на колбасу?» [81] (сцена из корриды);

– демонстрация физической агрессии по отношению к кому-либо (близок к приему борьба героев);

– жест героя, обращенный к читателю (может расцениваться как вызов). Например, фотоиллюстрация к материалу «В чужой глазок» [82];

– различные аномалии и катаклизмы. Примером может служить иллюстрация к публикации «Мировая война может начаться в 2008 году» [83];

– демонстрация острых предметов, оружия. К примеру, коллаж к материалу «Ночные забавы» [84], где на переднем плане изображены раскрытые ножницы и бутылка спиртного. Другой пример – коллаж к полемической публикации «Ваше здоровье!» [85] (демонстрация шприца);

– ограничение свободы человека или животного. Например, иллюстрация к публикации «Страна нас сдала…» [86].

Однако отмеченные «маркеры» проявления агрессии в иллюстративном материале, являющиеся типичными для креолизованных текстов печатных СМИ, не всегда соответствуют полемическим публикациям. Подобные иллюстрации могут выполнять рекламную функцию материалов печатных Медиа, которые в своем содержании обнаруживают черты агрессии, но не являются полемическими.

Все выделенные нами уровни проявления агрессии имеют разные способы выражения в полемических публикациях прессы различных типологических групп, на чем более подробно остановимся далее.

Литература

1. Аблеев С.Р. История мировой философии: Учебник. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2005; Алексеев П.В. История философии: Учебник для вузов; МГУ им. М.В. Ломоносова, филос. фак-т. – М.: Проспект, 2008; Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта: Учеб. пособие / Д. Антисери, Д. Реале. – СПб.: Пневма, 2002; Антология мировой философии. Античность. – Минск; М.: Харвест; АСТ, 2001; Антология мировой философии. Возрождение. – Минск; М.: Харвест; АСТ, 2001; Антология мировой философии. Древний Восток. – Минск; М.: Харвест; АСТ, 2001; Великие философские учения: мыслители, концепции, даты. – М.: Искусство ХХI век, 2005; Гриненко Г.В. История философии: Учебник для вузов. – М.: Юрайт-Издат, 2007; История мировой философии: Учеб. пособие / Под ред. В.Д. Губина, Т.Ю. Сидориной. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ: Хранитель, 2008; Поппер К.Р. Открытое общество и его враги: В 2-х т. – М.: Междунар. фонд «Культ. инициатива». – Т. 1: Чары Платона. – Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – 1992; Скирбекк Г. История философии: Учеб. пособие для студ. вузов / Г. Скирбекк, Н. Гилье. – М.: ВЛАДОС, 2003.

2. Утченко Л.С. Политико-философские трактаты Цицерона («О государстве», «О законах») / Цицерон М.Т. Диалоги: о государстве; законах. – М., 1994. – С. 153–174.

3. Анцупов А.Я. Конфликтология: Учебник для вузов / А.Я. Анцупов, А.И. Шипилов. – СПб.: Питер, 2007. – С. 24.

4. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб.: Питер, 2001. – С. 22.

5. Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – С. 268–269.

6. См., например, Налчаджян А. Агрессивность человека. – СПб.: Питер, 2007. – С. 16.

7. Поварнин С.И. Спор: О теории и практике спора. – М.: Флинта: Наука, 2002.

8. Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – С. 245.

9. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб.: Питер, 2001. – С. 26.

10. Хорни К. Психоанализ и культура: Избранные труды / К. Хорни, Э. Фромм. – М.: Юристъ, 1995; Хорни К. Собрание сочинений: В 3-х т. – Т. 1. – Психология женщины. Невротическая личность нашего времени. – Т. 2. – Новые пути в психоанализе. Самоанализ. – Т. 3. – Наши внутренние конфликты. Невроз и развитие личности. – М.: Смысл, 1997.

11. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М.: Республика, 1994; Фромм Э. Иметь или быть? – М.: Прогресс, 1990; Фромм Э. Психоанализ и этика. – М.: АСТ-ЛТД, 1998.

12. Леонов Н.И. Конфликты и конфликтное поведение. Методы изучения: Учеб. пособие. – СПб.: Питер, 2005. – С. 149.

13. Там же. С. 211.

14. Там же. С. 149.

15. Богданов Е.Н. Психологические основы «Паблик рилейшнз» / Е.Н. Богданов, В.Г. Зазыкин. – СПб.: Питер, 2004. – С. 191.

16. Леонов Н.И. Конфликты и конфликтное поведение. Методы изучения: Учеб. пособие. – СПб.: Питер, 2005. – С. 149–150.

17. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб.: Питер, 2001.

18. Леонов Н.И. Конфликты и конфликтное поведение. Методы изучения: Учеб. пособие. – СПб.: Питер, 2005. — С. 150.

19. Федоров Ю. За пенсией… в суд // Тамбовская жизнь. – 2006. – 24 мая. – С. 5.

20. Багинская Е. Хождение по мукам // Тамбовский меридиан. – 2005. – № 42. – С. 4.

21. Багинская Е. Хождение по мукам-2 // Тамбовский меридиан. – 2005. – № 43. – С. 4.

22. Мельникова Е. 34000 рублей – за отсутствие улыбки // Тамбовский меридиан. – 2007. – № 14. – 2005. – С. 6.

23. Бледнова Е. Врачей перессорили // Тамбовский меридиан. – 2006. – № 11. – С. 5.

24. Петров Б. Нацпроект «Доступное гнилье» // Тамбовский меридиан. – 2007. – № 5. – С. 5.

25. Кузовлев В. «Макаров» дом бережет // Тамбовский меридиан. – 2008. – 4 марта. – С. 27.

26. «Мир, труд, май» // Аргументы и факты. – 2007. – № 16. – С. 4.

27. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб.: Питер, 2001.

28. Зятьков Н. Тухлятина // Аргументы и факты. – 2007. – № 15. – С. 7.

29. Басинский П. Вам русским языком говорят // Российская газета. – 2007. – 22 августа. – С. 10.

30. Башкатов Н. Закусив удила // Тамбовская жизнь. – 2000. – 17 мая. – С. 2.

31. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М.: Флинта: Наука, 2003. – С. 340.

32. Налчаджян А. Агрессивность человека. – СПб.: Питер, 2007. – С. 101.

33. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М.: Флинта: Наука, 2003. – С. 340.