Текст книги "Конституционный запрет цензуры в России. Монография"

Кроме уже закрепленных в Уставе 1828 г. и продолжавших действовать цензурных запретов, вводились и дополнительные. Например, не дозволялось печатать:

– отзывы, подрывающие общественное доверие к действующим законам, постановлениям и распоряжениям правительства;

– воззвания, возбуждающие вражду одного сословия против другого;

– «порицание или оспаривание начал собственности и семейного союза, с намерением ослабить их основы»;

– постановления дворянских, городских и земских собраний без специального разрешения.

Как мы видим, «дарование некоторых облегчений и удобств отечественной печати» не обошлось без очередного расширения круга запрещенных тем.

В связи с этим российское уголовное законодательство пополнилось рядом новых составов преступлений, закрепленных во Временных правилах 1865 г. Преступлением признавалась публикация «оскорбительных … отзывов о действующих законах или постановлениях», «воззвание, возбуждавшее вражду одной части населения против другой или одного сословия против другого», «всякое оглашение в печати о частном или должностном лице, или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени», опубликование оскорбительного отзыва в печати, заключавшего в себе «злословие или брань» и др.

Кроме судебной ответственности, вводились новые меры административной ответственности: предостережение и приостановление периодических изданий. Правом направлять предостережения повременным изданиям наделялся министр внутренних дел. С получением третьего (последнего) предостережения издание приостанавливалось на срок до 6 месяцев. Временные правила предусматривали также возможность полного прекращения того или иного издания на основе представления министра внутренних дел и решения Правительствующего Сената.

Совет главного управления по делам печати, а так же цензурные комитеты наделялись правом немедленного приостановления выпуска в свет печатных произведений и периодических изданий с арестом отпечатанного тиража. Эти административные меры допускались в тех «чрезвычайных случаях» когда наложение ареста не могло быть отложено до соответствующего судебного приговора. Одновременно упомянутые учреждения должны были начать судебное преследование против виновных.

Цензор мог возбуждать судебное преследование не только по отдельной журнальной или газетной статье, в которой бы нарушались нормы закона, но и в случае обнаружения «вредного направления повременного издания», которое выявлялось при сопоставлении нескольких номеров издания. Подобная правовая неопределенность, по мнению В. Ф. Блохина, допускалась законодателем преднамеренно: комиссия, составлявшая проект Временных правил, «столкнувшись с трудностями юридического определения характера нарушений в печати, сознательно отказалась от конкретной формулировки проступков, за которые могло последовать административное взыскание»¹²⁶, для того, чтобы неопределенность правового содержания понятия позволяла существенно варьировать границы дозволенной свободы печати применительно к отдельному изданию.

В научной литературе не получили достаточного рассмотрения возможности экономического воздействия на издания, заложенные во Временных правилах о печати 1865 г. Нормами правил издатели периодически изданий, освобождаемых от предварительной цензуры, обязывались внести за свое издание предварительный залог в размере от 2500 до 5000 руб. в зависимости от типа издания. В случае наложения денежных взысканий, их суммы вычитались из залога, а потом пополнялись издателем. Если деятельность издания прекращалась, то залог возвращался не раньше, чем через год после выхода последнего номера. Таким образом, каждый редактор и издатель, получая очередное предостережение или приостановление издания, фактически рисковал суммой залога.

Тем не менее недооценивать значение цензурной реформы нельзя. По мнению Н. Г. Патрушевой, «в истории цензурного законодательства Устав 1865 г. явился значительным шагом вперед, положив начало переходу от старой системы предварительной цензуры к закону о печати, основанному на судебной ответственности. Если говорить об этих реформах как законодательных актах, отвлекаясь от процесса их реализации, следует считать, что на пути к правовому строю цензурная реформа была не менее значительным шагом, чем новые судебные уставы, а с точки зрения создания юридических возможностей для общественной деятельности в стране, ей принадлежит не меньшая роль, чем реформам земской и городской»¹²⁷.

Большую роль сыграло внедрение судебной ответственности за проступки и преступления печати, что должно было способствовать исключению административного произвола по отношению к периодической печати и книгоизданию.

Первые же судебные процессы по делам печати показали, что обновленное судопроизводство характеризовалось определенной независимостью и далеко не всегда вставало на сторону обвинения. Согласно данным, которые приводит Г. В. Жирков, по сведениям прокуроров судебных палат Санкт-Петербургского, Московского, Харьковского, Одесского, Казанского, Саратовского, Варшавского и Киевского округов, по делам о клевете и оскорблении в печати должностных и частных лиц с 20 ноября 1864 г. по 1872 г. судили 90 авторов, редакторов и издателей. Окончательные обвинительные приговоры были вынесены по 65 делам, 80 лицам, оправдательные – по 94 делам и 130 лицам, и 21 дело осталось неразрешенным¹²⁸. Часто в ходе судебного процесса преследование прекращалось из-за недостаточности оснований.

Поэтому прогрессивные для своего времени положения Временных правил 1865 г. в дальнейшем значительно корректировались вносимыми в законодательство изменениями.

Так, с 16 июня 1873 г. вводилось правило, согласно которому министр внутренних дел получил право давать через Главное управление по делам печати распоряжение редакторам освобожденных от предварительной цензуры изданий о нежелательности оглашения в печати какого-либо вопроса внутренней или внешней политики, «гласное обсуждение которых могло быть сопряжено с вредом для государства». Тем самым вводился неопределенный круг тем, «признаваемых неудобными» «по высшим правительственным соображениям», которые могли попасть под запрет.

Анализ последующих распоряжений показывает, что к нежелательным темам относились известия о неурожае (28 декабря 1873 г.), о столкновении поручика Крестовского с присяжным поверенным Соколовским (5 апреля 1875 г.), «о слухах по поводу заминки в делах Торгового дома Терещенко» (22 октября 1875 г.), о злоупотреблениях в кредитном обществе (23 сентября 1889 г.), о растрате земских сумм в Калужской губернии (26 января 1890 г.), о заболевании холерой (27 июня 1891 г.). За неисполнения такого распоряжения издание могло быть приостановлено¹²⁹.

В соответствии с распоряжением от 30 января 1879 г. запрещалось оглашение в печати сведений, полученных в ходе дознания или предварительного следствия, до судебного заседания или прекращения производства по делу. Мнением Государственного совета от 4 января 1875 г. было запрещено публиковать материалы закрытых судебных заседаний.

Важное значение имеет закрепление за генерал-губернаторами особого права на приостановление или запрещение периодического издания, направление которого он признает вредными, что ставило прессу в полную зависимость от местной власти.

Очередные Временные правила о печати от 27 августа 1882 г. вводили ряд дополнительных ограничений: редакторы периодических изданий, получившие третье предостережение, должны были предоставлять их верстку в цензурные комитеты не позднее 11 часов вечера накануне выхода в свет; цензоры получили право приостанавливать издания, не возбуждая судебного преследования, Совещание четырех министров могло без опоры на судебный приговор вынести решение о прекращении издания, тем самым подменяя административным постановлением функции судебной власти¹³⁰.

Кроме судебной и административной ответственности нередко использовались меры, не предусмотренные законодательством. В историческом очерке, посвященном газете «Русские ведомости», В. А. Розенберг рассказывает, что «в числе разнообразных способов воздействия на печать в Москве практиковалась одна мера, так сказать, непубличного характера: вызов редактора к главному представителю московской администрации – к генерал-губернатору для келейной беседы»¹³¹. Подобные свидетельства современников приводятся и в справочном издании по периодической печати второй половины XIX в.: «Цензура приобрела себе на практике право делать личные внушения и выговоры редакторам журналов, которые для этого приглашаются в цензурный комитет, – писал юрист и публицист В. В. Водовозов, – и редакторы, как школьники, выслушивали их, радуясь, что цензура не прибегает к более серьезным способам воздействия»¹³².

Исследователи цензуры отмечают противоречия, заложенные в законодательстве между прогрессивной судебной реформой и консервативной цензурной традицией, именно это обстоятельство и явилось камнем преткновения на пути осуществления цензурной реформы и главной причиной, объясняющей все последующее законодательство о печати второй половины 60–70-х годов, – считает историк В. Г. Чернуха.

Цензурная реформа, по мнению Р. И. Бурлаковой, «должна была оформить представление о свободе печати как о подчинении печатного слова ограничениям закона, а не усмотрениям административных органов», однако, на практике «цензура приобрела смешанный характер, сочетая черты как предварительной, так и карательной систем»¹³³.

Произошла постепенная адаптация цензуры к новым условиям, или, как сформулировал Е. Н. Яковец, «приспособление цензуры к судебной практике, сопровождавшееся реставрацией административных репрессивных мер и подменой судебной практики административной»¹³⁴.

Временные правила, положившие начало переходу от предварительной цензуры к карательной, при которой вопросы ответственности за преступления и проступки печати решает суд, оставляли значительное место для административного произвола.

Главный вопрос, на который должны были ответить Временные правила 1865 г. – вопрос о границах государственного вмешательства в сферу печати – не получил четкого законодательного закрепления. Правительство сознательно закладывало в нормы правил способы применения административного ресурса и возможности применения мер неправового характера.

Последующие законы были направлены на ограничение действия этих Временных правил, они сузили возможности обсуждения внутриполитических тем, усилили экономические меры воздействия на печать, судебная ответственность подменялась административными решениями. Это позволяет говорить о неудачном завершении цензурной реформы, или, по меткому выражению Н. Г. Патрушевой, «цензурной контрреформе», когда «в законодательном порядке была ликвидирована сущность правил 1865 г. – судебная ответственность за нарушение закона»¹³⁵.

В конце XIX в. для всех провинциальных изданий, а также для изданий, не освобожденных от цензуры, продолжал действовать Цензурный устав 1828 г., для некоторых видов столичных изданий действовали Временные правила 1882 г., кроме того, в своей работе цензоры должны были руководствоваться большим количеством циркуляров и распоряжений второй половины 1860 – начала 1880-х годов, которые зачастую противоречили друг другу, но не отменялись. Такое количество нормативных и ненормативных актов затрудняло работу. В связи с этим была проведена систематизация цензурного законодательства и выпущен кодифицированный Устав о цензуре 1890 г.¹³⁶ В него вошли нормы о предостережениях и приостановках периодических изданий (ст. 144, 154), о возможности использования запрета розничной продажи в качестве наказания (ст. 178), о запрете обсуждения в печати «неудобных тем» на неопределенное время (ст. 140, 156), о Совещании четырех министров, которое во внесудебном порядке, в качестве административной меры могло прекратить деятельность издания, а его редактора или издателя лишить права когда-либо в будущем редактировать или издавать другой периодический орган (ст. 148).

12 декабря 1904 г. выходит Высочайший указ «О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка». В том числе он содержал положение, предписывающее устранить из действующих постановлений о печати «излишние стеснения и поставить печатное слово в точно определенные законом пределы» (п. 8)¹³⁷.

Во исполнение этого положения Указа было учреждено Особое совещание во главе с директором императорской публичной библиотеки Д. Ф. Кобеко, которое должно было разработать первый устав о печати, а не о цензуре. До принятия устава были разработаны и одобрены Государственным советом очередные Временные правила от 24 ноября 1905 г., затем 4 марта и 26 апреля 1906 г.

Работа Особого совещания совпала с историческим событием: изданием Манифеста 17 октября 1905 г., даровавшего населению «…незыблемые основы гражданской свободы», в том числе свободу слова. Это означало перелом в правовом регулировании цензурных отношений, «подрывало существующую концепцию законов о цензуре печати, в основе которой лежало отрицание свободы слова»¹³⁸.

Манифест 17 октября 1905 г. послужил основой для выработки вышеуказанных Временных правил о печати. Так, нормами Указа «О временных правилах о повременных изданиях» от 24 ноября 1905 г.:

– отменялся режим административных взысканий и устанавливался судебный порядок разрешения правонарушений в сфере печати;

– отменялась как общая, так и духовная цензура периодических изданий;

– отменялась ст. 140 Устава о цензуре, предоставлявшая министру внутренних дел возможность запрещать оглашение или обсуждение в печати какого-либо вопроса государственной важности (можно было запрещать только сообщения о передвижениях войск или морских сил и о средствах обороны);

– значительно расширялись возможности стать учредителем периодического издания (теперь это мог быть русский подданный, достигший 25 лет, обладающий гражданской дееспособностью);

В то же время в нормативном акте предусматривалось наложение ареста (фактически речь шла о конфискации) на отдельные номера периодического издания с одновременным возбуждением судебного преследования против виновных. Судебное преследование могло осуществляться либо по сообщению должностных лиц по делам печати или предложению прокурора по преступным деяниям, совершаемым посредством печати, либо в порядке частного обвинения по жалобам, сообщениям потерпевших.

Указ содержал внушительный перечень преступных деяний, совершенных посредством печати, которые дополнительно вносились в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. В перечень включались как нарушения требований к изданию – например, выпуск печатного издания без получения свидетельства, указание ложных сведений о редакторе или типографии – так и распространение вредной, с точки зрения власти, информации. Например, запрещалось печатать призывы к организации или продолжению самовольного прекращения работы на железной дороге, телеграфе или телефоне общего пользования, а также к прекращению служебных обязанностей государственными служащими. К преступным деяниям было отнесено распространение заведомо ложных слухов, возбуждающих общественную тревогу, о правительственных распоряжениях, которых не было, об общественных бедствиях.

В случае установления вины в перечисленных выше правонарушениях виновный наказывался либо денежным взысканием, либо арестом (на срок до 4 месяцев).

Кроме того, устанавливались специфические меры ответственности, которые могли быть применены только по решению суда:

– публикация судебного приговора в ближайшем номере издания,

– временная приостановка периодического издания,

– прекращение деятельности издания¹³⁹.

23 апреля 1906 г. были высочайше утверждены Основные государственные законы, так называемая «Конституция Николая II». В главе, посвященной правам и обязанностям российских подданных, провозглашалась свобода печати: «Каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами» (ст. 37)¹⁴⁰.

Эта правовая норма сравнивается исследователями с подобными положениями действовавших в этот период первых конституций некоторых европейских стран. Например, П. С. Зиноватный в качестве примера приводит конституционный закон Австрии 1867 г., согласно которому «каждый имеет право в законных пределах выражать свое мнение устно, письменно, посредством печати или художественного изображения». Сопоставление двух близких по правовому содержанию статей наводит исследователя на мысль, что «политическое, общественное, экономическое развитие России не шло каким-то уникальным, «особым», ни на что не похожим путем … магистральная линия была одна, и она определялась тем, что во всех сферах (включая информационную) общество наше сталкивалось с теми же проблемами, что и другие страны. И даже пыталось решать их сходными способами»¹⁴¹.

В период 1905–1907 годов разворачивается активная общественная дискуссия о свободе печати. В частности выходит сборник статей «В защиту слова», авторы которого (К.К. Арсеньев, В. А. Мякотин, В. Н. Розенберг, С. Н. Прокопович, П. Н. Милюков, Н. А. Рубакин и др.) обобщают практику деятельности российской цензуры, высказывают свои мнения по поводу свободы критики и свободы творчества и делают определенные теоретические выводы. Например, С. Н. Прокопович, назвавший свою статью «Свобода печати», обличал цензуру: «Неразрешение политических газет, преследование, и, при случае, закрытие существующих, строгий контроль над внутренними отделами толстых журналов – таковы характерные черты нашего цензурного режима. С помощью этих мер задерживается и ограничивается распространение политических идей в русском народе, замедляется и ослабляется рост общественного сознания. Конечной целью подобных мероприятий является полное уничтожение общественной инициативы и общественного творчества»¹⁴².

Представители различных партий, прошедших в Государственную думу первого созыва, активно обсуждали основные положения будущего закона о печати. Доминантой этих обсуждений было установление принципа свободы печати и необходимость отмены цензуры.

Так, 4 июля 1906 г. фракция партии народной свободы (кадеты) внесла на рассмотрение Государственной думы свой законопроект о печати. В ст. 1 этого проекта содержалось положение о запрете цензуры: «Печать свободна. Цензура отменяется безусловно и навсегда. Свобода печати подлежит только тем ограничениям, которые установлены настоящим законом»¹⁴³. Союз русского народа в своих «основных положениях» для выборов в Государственную думу записал: «Свобода печати есть главное средство борьбы с злоупотреблениями по службе и административным произволом», средство обнародования «своих мыслей и исправления недостатков социально-политической жизни»¹⁴⁴.

Был представлен и официальный проект, подготовленный Особым совещанием под руководством Д. Ф. Кобеко. Проект отличался очень демократическим характером. В качестве основополагающих принципов провозглашалось, что «свобода печати подлежит только тем ограничениям, которые предписаны сим уставом» (ст. 1) и «ответственность за преступные деяния, совершаемые посредством печатного слова, а равно за нарушение сего устава, определяются не иначе, как по приговору суда» (ст. 2). Данные нормы были направлены на недопущение самой возможности административного произвола путем издания ведомственных циркуляров, сводящих на нет свободу печати¹⁴⁵.

Продолжало действовать Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г., в котором определялись преступления и проступки печати. Эти нормы, собственно, и были главными ограничителями свободы слова и свободы печати.

Кроме того, в проекте предлагалось установить некоторые дополнительные ограничения: например, чтобы сочинения и статьи, в которых описываются личные действия Императора и членов его семьи, могли печататься только с разрешения министра императорского двора, богослужебные книги – с благословения Святейшего Синода, тексты законов и правительственных распоряжений могли печататься частными издателями только после их официального опубликования в «Сенатских ведомостях» (ст. 18–21).

Периодическим изданиям разрешалось печатать приговоры судов (при условии, что заседание открытое).

Совсем уже радикальным выглядит положение о том, что «произведения печати, изданные за границею, допускаются к свободному обращению в Империи», правда, обращение иностранных изданий могло быть запрещено особым постановлением Совета министров, а отдельные номера иностранных периодических изданий – постановлением министра (ст. 28–31).

Проект содержал норму, разрешающую магазинам, книжным лавкам и библиотекам продавать или выдавать читателям любые произведения печати, изданные в России и за границей, за исключением тех, которые были внесены в список произведений, запрещенных по приговору суда либо постановлением Совета министров (предполагалось, что этот список будет публиковаться для общественного ознакомления).

Проект, подготовленный группой Д. Ф. Кобеко, был представлен в условиях, когда надвинувшиеся революционные события привели к ужесточению правительственной цензурной политики. Так, по данным, которые приводит Т. Л. Полусмак, с 17 октября по декабрь 1905 г. было закрыто 370 изданий, конфисковано более 430, опечатано 97 типографий, арестованы и оштрафованы 607 редакторов и издателей¹⁴⁶.

В этой ситуации проект казался неоправданно либеральным. Поэтому документ вернули на доработку в Министерство внутренних дел. И только 19 октября 1913 г. в Государственную думу уже четвертого созыва был внесен исправленный проект Устава о печати – носивший гораздо более сдержанный характер.

Во-первых, сохранялись некоторые виды цензуры: иностранная, драматическая, медицинская и др.

Во-вторых, предлагалось внесение дополнительных статей в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, предусматривающих ответственность за публичное провозглашение или распространение значительного количества сведений.

В-третьих, надзор за печатью возлагался на Комитеты по делам печати. Для его осуществления все периодические издания должны были предоставляться в такие комитеты «немедленно». Обязательные экземпляры книг также предъявлялись в Комитеты после отпечатывания, а для того, чтобы инспекторы по делам печати успели с ними ознакомиться, издания объемом до 1 печатного листа задерживались в типографии на два дня, от 1 до 5 печатных листов – на 7 дней и только научные книги объемом более 5 печатных листов можно было распространять сразу после выпуска.

В-четвертых, устанавливались различные виды административной ответственности (штрафы, приостановки, прекращения издания, лишение права быть редактором или издателем будущих изданий).

В целом проект, переименовав Цензурный комитет в Комитет по делам печати, сохранил большую часть положений Цензурного устава 1890 г. Общая государственно-охранительная тенденциозность документа вызвала резкую реакцию Прогрессивного блока Государственного думы, проект опять вернули на доработку.

Но все обсуждения были прерваны начавшейся Первой мировой войной. Уже на следующий день после начала войны, 20 июля 1914 г., было подписано Временное положение о военной цензуре. Вскоре был обнародован перечень сведений, которые запрещалось помещать в печати по военным соображениям. Военная цензура устанавливалась в «полном объеме» в местах военных действий и «частично» – вне их. 20 июля 1914 г. по распоряжению начальника Генерального штаба в Петрограде была учреждена военно-цензурная комиссия, хотя здесь, как в городе, находившемся на театре военных действий, уже существовала военная цензура. В марте 1915 г. военная цензура была введена в Москве, несмотря на то, что вторая столица не находилась в прифронтовых условиях. Как пишет Г. В. Жирков, «военная цензура быстро становится всеобъемлющей, включая в себя и политическую цензуру»¹⁴⁷. В качестве свидетельства он приводит фрагмент секретного письма председателя Совета министров И. Л. Горемыкина от 14 декабря 1915 г. на имя начальника Генштаба, в котором подчеркивалось: «Военная цензура, просматривая предназначенный к выпуску в свет газетный материал, должна оценивать последний не с одной лишь узковоенной точки зрения, а и с общеполитической».

В качестве выводов можно отметить следующее: российская цензура светских изданий с самого начала своего возникновения была обусловлена политическими мотивами. В XVIII в. в отсутствие правовых норм цензура осуществлялась при непосредственном участии самодержца. Цензурные предписания носили ситуативный характер, были направлены на установление индивидуального разрешения или запрета. В это время появляются первые постоянные органы, исполняющие функции цензуры; начинают оформляться правовые механизмы противодействия распространению неугодных изданий: составляются первые списки запрещенных книг, проводятся изъятия книг из домашних библиотек, в самых общих чертах определяется круг вредных идей и тем, подлежащих запрету.

Одним из основных направлений цензурной политики становится контроль за ввозом иностранной литературы. «Стоило только иностранным изданиям начать поступать в Россию, – замечает М. Тэкс Чолдин, – как русское правительство стало строжайшим образом их контролировать – старательно выстраивать вокруг империи забор, который бы не позволил вредным идеям проникнуть в ее пределы»¹⁴⁸. Именно «внешний фактор», под которым исследователь понимает революционные события во Франции, и как следствие, желание императрицы Екатерины II оградить своих подданных от «французской заразы», по мнению Г. В. Жиркова, стал «главным мотивом для введения официальной цензуры в России»¹⁴⁹.

Период с 1804 по 1865 г., когда последовательно действовали три Цензурных устава и Временные правила о печати 1862 г., характеризуется следующими важными чертами.

Во-первых, происходит институциализация цензуры в собственно юридическом и организационно-правовом аспектах.

Институциализация в юридическом смысле проявляется в определении цели и основных функций цензурного контроля, осуществлении кодификации правовых норм в данной сфере. Цензура полностью осваивает регулятивно-карательную функцию: предупредительный характер цензурных вмешательств дополняется установлением норм об ответственности за правонарушения в сфере распространения различных видов социальной информации.

Указанная функция цензуры, с одной стороны, способствует тому, что растет противостояние властям русской литературы и публицистики, которые в условиях отсутствия парламента являются главными выразительницами общественного мнения. Таким образом, цензурный гнет во многом способствовал росту самосознания русской культуры и формировал особый тип читателя, искавшего в литературных произведениях и периодике общественно-политический подтекст, умел читать «между строк», домысливать недосказанное автором.

С другой стороны, именно в рамках цензурного законодательства вырабатываются и формально-юридически закрепляются основания ограничения свободы печати, оформляется институт библиографической регистрации книжной продукции, развивается институт диффамации.

В организационно-правовом аспекте институциализация цензуры выражалась в законодательном закреплении ведомственного статуса цензуры. Особенность этого статуса определялась функцией контроля за выработкой «идеологического продукта», формирующего общественное мнение. Поэтому цензоры должны были обладать высоким образовательным уровнем, в связи с чем к цензуре рукописей привлекались профессора и магистры университетов, но, поскольку власть никогда полностью им не доверяла, они должны были действовать под постоянным контролем полиции. С этим связано осуществление надзорных полномочий двумя министерствами: народного просвещения и внутренних дел. С 1850 г. в целях повышения эффективности цензурной деятельности происходит увольнение университетских профессоров с должностей цензоров, их места занимают чиновники Министерства народного просвещения, что способствовало усилению профессионализации этой деятельности и переводило ее из просветительско-образовательной в исключительно административную.

И все равно власть никогда не доверяла цензуре, в результате чего создавались параллельные цензурные структуры, будь то третье отделение или Комитет 2 апреля, которые должны были контролировать уже созданные учреждения.

Другой институциональной особенностью цензурной практики того времени была множественность видов цензуры. Эта черта, крайне отрицательно оценивавшаяся современниками, тем не менее способствовала отграничению служебных секретов тех или иных государственных органов от сведений, которые могли свободно циркулировать в обществе. В исторической перспективе развитие различных видов ведомственных цензур способствовало становлению института служебной тайны.

Следующий этап информационной политики, начавшийся с Временных правил 1865 г., отмечен поиском новых форм цензурного контроля. Введение нового типа цензуры (карательной) предполагало коренное изменение политико-правового механизма контроля в сфере периодики, книгоиздания и зрелищных мероприятий.

Провозглашенный Временными правилами отказ от предварительной цензуры как механизма административного контроля со стороны властей и применение судебной ответственности за проступки и преступления печати должны были способствовать обеспечению определенной независимости печати от решения «казенного человека» – цензора, повысить объективность принимаемых судами решений.

Среди правовых следствий этого можно выделить:

1) изменение модели юридической ответственности. В первых Уставах о цензуре в качестве основного субъекта ответственности выступал цензор, пропустивший в печать сочинение с нарушениями цензурных запретов. С введением карательной цензуры ответственность была возложена прежде всего на автора – то есть на создателя произведения – и далее на издателей, редакторов, продавцов, содержателей публичных библиотек и театров – то есть субъектов, способствующих распространению вредных идей;

2) необходимость законодательного закрепления правовых норм, четко определяющих круг нарушений, поскольку в случае судебного разбирательства именно на эти нормы должны были опираться стороны, участвующие в процессе, судьи и присяжные заседатели. Однако в нормы, устанавливающие ответственность за преступления и проступки печати, намеренно включалось довольно широкое правовое содержание, что позволяло по-разному применять их в зависимости от господствующих «видов правительства».