Текст книги "Знаки, символы и коды культур Востока и Запада"

Такое отношение к девичьей невинности существует у многих народов мира. У юртовских татар, например, если «обнаруживалась невинность невесты, она получала право называть мать жениха мамой, он оставлял под подушкой деньги – дань за девичью честь. В противном случае ее выгоняли обратно к родителям. Что было для ее семьи большим позором»[256]256
  Азизова Н.Р. Послесвадебная обрядность юртовских татар //Вопросы культурологии, 2009, № 9, с. 53–56.


[Закрыть]. Как указывает Б. Рассел, «главным мотивом появления моральных норм в отношении между полами в западной цивилизации еще до принятия христианства была необходимость обеспечить такую степень добродетельности женщины, без которой существование патриархальной семьи становится невозможным, так как становится невозможным определить, кто отец ребенка»[257]257
  Рассел Б. Брак и семья. М., 2004, с. 37.


[Закрыть].

Однако такое отношение характерно не для всех народов. Например, в отличие от христианской традиции, в монгольской традиции характерна центрация на репродуктивной плодородности сексуальных практик. Так, ребенок незамужней девушки считался ребенком ее матери. Но такая девушка, уже продемонстрировавшая свою репродуктивность, становилась более привлекательной для брачных предложений.

Одним из важных структурных элементов свадьбы у русских была обрядовая баня для новобрачных, которую устраивали утром второго дня свадьбы. Это был очистительный обряд.

В случае «слабости» жениха, чтобы исправить «позор», в баню звали знахаря поправить это дело, ибо «Мужик без этого – не мужик»[258]258
  Балашова О.Б. Цит. изд., с. 42.


[Закрыть].

После бани, а там, где ее не было, после брачной ночи молодые катались по селу на лошадях. Это было оповещением односельчан о вступлении молодых в брачные отношения и о предстоящем свадебном пире. На второй день свадьбы важное место занимал «сырный стол», где гостям – это, как правило, родственники с обеих сторон, «разносились сыры». Каждый из гостей получал рюмку водки и закуску, но должен был класть на поднос деньги или подарки, которые становились собственностью молодоженов, в первую очередь для формирования женского имущества. Этот обряд разнесения сыров представлял собой акт признания родства молодой со стороной мужа и помощь новому члену этого семейно-родственного коллектива. Такая материальная помощь новобрачным была обязательным структурным элементом русской свадьбы[259]259
  Рабинович М.Г. Свадьба в русском городе в XVI веке / Русский народный свадебный обряд. – М., 1978, с. 25.


[Закрыть].

На второй день свадьбы необходимо было хождение новобрачной за водой к источнику или колодцу. Это было знаком приобщения молодой к родовым культам мужа. В прошлом такой обряд имел широкое распространение у всех групп русского населения и других славянских народов, а также тех, кто жил рядом – татар, чувашей, удмуртов и т. д.

Заключительный этап свадьбы включал испытания молодой – носить дрова, разжигать печь, мести пол, «сучить лапшу», печь блины и т. д. В конце XIX – начале XX века такие испытания приобрели развлекательный характер.

Для этого заключительного периода свадьбы были характерны ряжения: надевали старые одежды, вывороченные шубы, наряжались монахами, солдатами и т. д. Часто такие переодевания служили «символом брачных отношений, плодовитости и продолжения рода»[260]260
  Русский народный свадебный обряд. – Л., Наука, 1978, с. 4.


[Закрыть].

В последний день свадьбы обязательным было посещение тещи зятем. Здесь теща угощала зятя блинами или яичницей. В зависимости от целомудрия ее дочери жених брал яичницу или ел блин с краю, что свидетельствовало о ее целомудрии, в противном случае он проедал блин в середине или переворачивал яичницу. После этого посуда – тарелка, горшок из-под масла, плошка из-под яичницы – разбивалась о матицу. В случае, если невеста не сохранила до свадьбы целомудрие, посуда о матицу не разбивалась. Заканчивалась свадьба в доме жениха, где подавался специальный «разгонный пирог».

Послесвадебные обряды характеризуются локальными отличиями.

Понятно, что после революции многое из обряда ушло в небытие. Повысилась роль брачащихся при вступлении в брак – не всегда спрашивают согласия родителей. Изменились формы юридического оформления брака. Изменилось календарное распределение браков. Некоторые традиционные элементы свадьбы сохранились до нашего времени, но они не носят целостный комплексный характер.

В XVIII в. у серболужичан невеста и все гости – женщины были одеты в черные платья. Позднее свадебный наряд варьировался в разных областях. В Нижних Лужицах невеста носила светлую рубашку и темную юбку, на талии – черная лента в зеленый горошек, косынка и передник украшены обилием шитья. В головном уборе также использовалось шитье. В руках – длинный до земли платок. В Шайфе – сочетание белого и черного цветов, плиссированная юбка. Справа к переднику прикреплялся белый платок. В Верхнелужицкой свадебной одежде невесты украшения из кружев, на черную юбку надевается широкий белый передник, поверх черной рубашки повязывают специальным образом белую косынку, украшенную кружевами и вышитую цветами. По талии – широкая лента, завязанная спереди бантом. Костюм невесты почти полностью повторяет костюм дружки, но у него обязательно присутствует красный цвет, у невесты его быть не должно. На голове специальный головной убор – борта, из-под которой видна зеленая лента. Борту изготавливали специальные мастерицы, носить ее могла только девственница, украшают его зеленой рутой. Борту носили только в Верхней Лужице. В Нижней Лужице головной убор невесты полностью отличается от борты. Невеста носила черный жакет с длинными рукавами.

Соотношение цветов в наряде невесты подтверждает прохождение невестой второй фазы, «переходного состояния», лиминальной стадии. Зеленый цвет характеризует природу, «нетронутые» ландшафты. Красный цвет присутствует только в нарядах состоящих в браке женщин и мужчин, символизируя огонь, жилище, очаг, кровь животных, идущих в пищу. Черное и белое в наряде невесты – основные дохроматические фазы цветообразования, которые задают основной суточный цикл жизни человека.

Жених одет на свадьбе в черный костюм, на пиджаке – букет искусственных цветов, украшенный зелеными лентами, на голове – цилиндр, на правую сторону которого прикреплялся веночек. С веночка свисала зеленая лента. Если веночек упадет – можно сомневаться в девственности жениха.

Белое платье невесты проникло к серболужичанам к концу XIX – началу XX в. Но относилось это только к девушкам протестантского вероисповедания. Невесты, потерявшие девственность до свадьбы, венчались без венка, позднее в венке, но не замкнутом. На свадьбе присутствует слонка – женщина, которая заботится о солонках во время праздничного стола. Это нужно для того, чтобы благополучие сопутствовало будущему хозяйству.

В Нижних Лужицах обычно мать сопровождала невесту к свадьбе. Но в костел на последнее сиденье в невестиной повозке занимала бабка, которая не покидала повозки вплоть до застолья. Она должна была заботиться о том, чтобы сноп соломы, на котором сидели невеста с женихом, попал на постель молодых.

Мужская часть молодежи была одета сходно с женихом, только в лентах мог быть красный цвет, наряду с зеленым. Веночек крепился на правую сторону цилиндра, как у жениха, а у брашки – слева.

Невеста имела подружек. К тем невестам, которым было не разрешено быть в борте, девушки в подружки не шли. У католиков – по три подружки со стороны жениха и невесты. Одеты они были как невеста, но в венке цветы и бисер красного, синего и желтого цвета В Верхних Лужицах на подружках, как и на невесте – украшение из жемчужин и монет.

Костюм невесты больше похож на костюм замужней женщины – переходом от одежды девушки является борта и нагрудное украшение из жемчуга и монет.

В день свадьбы жених и невеста, каждый в своем доме, должны были проснуться раньше всех; считалось, что тот кто проснется раньше – будет главой в доме (Диссертация – с. 97). В доме невесты подружки наряжали ее, а она должна была сидеть на квашне – кадке с тестом. Уже одетая, она должна была выпрыгнуть из кадки – если ей это не удалось, в будущем должны были быть трудные роды. Мать должна была положить в чулок и туфлю талер, чтобы дочь никогда не терпела нужду. Иногда невеста сама клала в одну туфлю талер, а в другую – по зернышку от всех полевых культур, чтобы хозяйство было счастливым (диссертация, с. 98). В карман клался хлеб и соль, а в туфли – тысячелистник и укроп, что должно было предохранить от колдовства. Иногда и жених клал себе в обувь деньги, перец и соль, чтобы иметь власть в браке. Невеста же для этой цели несла под мышкой ломтик хлеба, который потом она во время пира незаметно крошила в еду своего жениха. По дороге в костел невеста также должна была взять с собой какую-либо часть рукоделия, горсть вареного гороха или чечевицы, краюху хлеба и цедилку для молока, чтобы было счастье и благословение в ее будущем хозяйстве.

Таким образом, эти элементы символизма были «направлением» будущего, как определенная программа на всю жизнь: пространственные, поведенческие, цветовые, погодные и другие факторы не только учитывались, но и сулили удачу или неудачу. Пространственные запреты или пожелания могли касаться как самих участников или неодушевленных элементов обряда. Когда жених и невеста садились в повозку, никто не должен был пройти между ними. Это могло означать их разлуку или скорую смерть одного из них. При выезде из двора повозка не должна была задеть ворота, что свидетельствовало бы о неустойчивости брака. По дороге в костел нельзя было останавливаться, так как это также означало, что кто-то из супругов рано умрет или в молодом хозяйстве все не будет идти живо и споро. В свадебной процессии не должно было быть белого коня, ибо он предвещает смерть. По дороге жених и невеста должны были каждого приветствовать, в противном случае у них родятся немые дети. Если по дороге в костел шел дождь или гроза – это был знак, что невеста будет часто плакать. А из костела дождь означал благословение и поэтому капли дождя на борте невесты – добрый знак.

У немцев же капли дождя, попавшие на венок – предвестье несчастья в браке.

Кто перед алтарем раньше устанет стоять и переступит ногами – тот раньше умрет. Если букет у жениха разветвлен – значит, у супругов будет много детей. Жених и невеста должны перед алтарем стать очень близко, соприкасаясь друг с другом – тогда их взаимная склонность не охладеет за время супружества. Если жениху удавалось, когда они вставали на колени, наступить на платье невесты, то он будет главой в доме. Если же невеста наступит на край его одежды, то она будет руководить в доме. Когда после церковного обряда участники свадьбы обходили вокруг алтаря, невеста должны была уронить несколько яблок, чтобы не остаться бездетной.

В тех случаях, когда свадьба справлялась в доме жениха или специально предназначенном для молодых, прежде, чем гости войдут, пускали черную курицу, чтобы «молодая была хорошей наседкой». В обеих Лужицах, по приезде в дом невеста шла в хлев, где она должна была перевернуть ногой приготовленный кувшин с водой, чтобы ее коровы хорошо доились. Кроме того, она должна была выпить там кувшинчик теплого молока, чтобы коровы всегда давали много молока. Сегодня новобрачных сажают рядом в середину стола – раньше невесту с женихом сажали в почетный угол, где они сидели по обе стороны угла стола. С ними рядом сажали священника и учителя. Перед молодыми ставили по горящей свечке – считалось, что раньше умрет тот, чья свеча скорее догорит. Невесте в самом начале застолья вручали горбушку хлеба, которую она потом прятала в сундук, чтобы он употреблялся как лекарство для своих детей, когда резались зубки и при некоторых других болезнях.

Меню свадебного угощения было разветвленным и многообразным, в нем много обязательных блюд. Особенно важно было подать жаркое с кислой капустой. В немецкой свадебной обрядности капуста считалась символом невесты. Несмотря на то, что перечень блюд варьировался, в него обязательно входили традиционные блюда, чаще всего – гречневая каша с различными соусами. В перерывах между блюдами играли и пели свадебные песни. Молодые во время пира не могли встать из-за стола и должны были как можно меньше есть, а невеста должна была мало говорить, а еще лучше – молчать. В конце застолья пели песни и читали молитвы. Невеста в некоторых районах должна была пройти по столу или под ним. Перед концом угощения брашка приносил одну тарелку с солью, другую с водой, в них гости бросала свадебные подарки, а чаще деньги для кухарки и посудомойки. Продолжение свадебного празднества еще недавно существовало и во второй день. Еще в середине XIX века свадьба праздновалась до 8 дней.

Придя в новый дом, невеста должна была пустить в ворота дома курицу – если она бежала прямо во двор, то считалось, что молодая останется в доме, если нет – в ее жизни могут случиться перемены. Обычно через неделю после венчания проводилась «молодая свадьба» – к молодоженам приходила молодежь из числа друзей и родственников.

В переходные моменты обряда брашка произносил разнообразные речи. Жених после благословения в отцовском доме отправлялся с брашкой в дом невесты. У лужичан католического вероисповедания жених и невеста, каждый со своим сопровождением, прибывали к церкви отдельно и только там встречались. Но у католиков отсутствовали такие элементы лютеранской свадьбы, как вход в дом невесты, с обходом три раза невестой жениха, передачи ему палки с цветными лентами и маленького платочка. У немцев развитие свадьбы имело несколько иную последовательность: все гости собирались еще до венчания в одном доме – чаще в доме отца невесты или в трактире, где будет проходить свадебный обед на утренний суп.

Музыка являлась важным компонентом свадебного обряда. Пели с музыкальным сопровождением. По дороге в костел и из него музыканты играли сопровождение, базирующееся на народной лужицкой музыке. Когда жених отправлялся с брашкой в дом невесты, брашка пел песню, после которой три раза стучал в дверь. Долгие переговоры приводили к тому, что отец открывал дверь. Брашка долго ищет невесту, но сначала за нее надо отдать выкуп. Сначала выводили бабку, потом другую девушку, и лишь затем появлялась невеста.

Перед отправлением свадебной процессии перед походом в костел в Нижней Лужице танцевали так называемый «танец невесты», с которой танцевали все мужчины кроме жениха. В немецкой свадебной обрядности в шествии на венчание шла маленькая девочка перед невестой и женихом. В костеле женщины с невестой садятся в его правой стороне. Мужчины с женихом – в левой. Когда жених и невеста становились на колени у алтаря, брашка клал на голову жениха зеленый веночек, у невесты такой же веночек был на борте. По окончании церковных обрядов брашка менял эти венки местами.

Свадьба представляет собой систему различных функций. Свадьба выполняет юридическую функцию, экономическую, религиозно-магическую, игровую, символическую. Например, Ю.Ю. Сурхаско, исследуя карельскую свадьбу, выделил не только юридическую, экономическую, религиозно-магические функции, но и демонстративно-символическую, развлекательно-игровую[261]261
  Сурхаско Ю.Ю. Карельская свадебная обрядность (конец XIX-начало XX в.). – Л., 1977, 237 с.


[Закрыть]. Юридическая, экономическая, религиозно-магические функции элементов свадьбы – являются целевыми в осуществлении свадебного цикла. Так, юридическая функция проявляется в советах родственников жениха и невесты, благословении родителей (это семейный круг), переговоры о приданом, дарах, рукобитье, признании данного брака обществом (за пределами рода). Экономическая функция представлена дарами и различного рода выкупами со стороны жениха (например, плата матери и или родителям невесты), дары со стороны невесты, приготовление и перевоз приданого.

Личное имущество выходящей замуж женщины в России складывалось из приданого и кладки. «Кладка – материальное обеспечение женихом невесты. Называлась она также запрос, припросы, проплата, на стол, на стол класть, столовые деньги, вывод, выкуп, калым и состояла из одних денег, из денег и одежды, из денег, одежды и продуктов»[262]262
  Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX–XX в. – М.: наука, 1984. – 216 с., с. 20–21.


[Закрыть]. Одно из условий брака – выплата женихом кладки, которая состояла из определенного количества денег, обуви, одежды для невесты и продуктов свадебного стола. Кроме того, в личное имущество женщины входило наследство по женской линии, «сыры», свадебные подарки и др. В дальнейшем личное имущество женщины пополнялось из побочных заработков, продажи излишков женского хозяйства – молока, яиц, овощей и т. п. Приданое невесты включало сундук или лыковый короб, икону, верхнюю одежду, обувь, головные уборы. В приданое входили также белье, постель, скатерти, полотенца, полога, холсты, скот.

Говоря о приданом, следует признать, что в нем, помимо доминирующей экономической функции, присутствуют и ряд других. Религиозно-магическая функция присутствует не только во всех элементах обряда, но и непосредственно в самой свадьбе в целом. Поэтому здесь присутствуют продуцирующие, апотропеические функции, а также элементы любовной магии.

В серболужицкой свадьбе символика, связанная с продолжением рода почти отсутствует, в отличие от немецкой, где такая символика явно выражена – например, утром в день свадьбы вся деревня, просыпаясь, видела детскую одежду уменьшенного размера на длинных веревках, натянутых между крышами домов[263]263
  Бокариус С.Э. Свадебная обрядность серболужичан: этнокультурные аспекты ассимиляции. – Автореферат дис… кандидата исторических наук по специальности 07. 00. 07 – этнография. – СПб., 1993) – рукопись диссертации, с. 131.


[Закрыть].

Говоря о серболужичанах, следует отметить, что проведение свадьбы с использованием традиционных вещественных и отчасти вербальных атрибутов более всего заметно в тех районах Верхней Лужицы – Баутцен, Каменц, Хойерсверда, – где большое влияние сохранил католицизм; в то время как большинство серболужичан по своей религиозной принадлежности являются лютеранами.

Е.Г. Кагаров считает, что религиозно-магические элементы свадебной обрядности наиболее полно выражают функциональный смысл всего ритуала. В его работе «Состав и происхождение свадебной обрядности» рассматривается синтагматика типологических структур данных элементов[264]264
  Кагаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности /Сборник музея Антропологии и Этнографии. 1929, Т. VIII. С. 152–195.


[Закрыть]. Он убедительно показывает, что помимо элементов продуцирующей, апотропеической и любовной магии, религиозно-магическая функция в христианских обрядах наиболее полно представлена в ритуале венчания и многочисленных молитвах и благословениях. Действительно, продуцирующая и любовная магия должны были обеспечить жениху и невесте благополучие в рождении здоровых детей. Следует отметить, что приемы любовной магии преобладали в предсвадебный период, а продуцирующей – во время свадьбы. Апотропеическая магия была необходима для оберегания вступающих в брак не только для благополучия будущего потомства, но это было связано с тем, что жених и невеста, проходя лиминальную стадию, как бы заново рождались – правда, не в физическом смысле, а в социальном и приобретая право дарения новой жизни. Религиозно-магическая функция проявляется в разного рода соединениях, обходах, кормлениях, осыпаниях, стрельбе, шуме, прикасаниях, переодеваниях и т. п. Средствами для этого могли служить хлеб, пироги, зерна различных злаков, огонь, вода, икона, соль, монеты, курица, особые кушанья и т. п.

В данной работе нас в первую очередь интересует семиотико-символическая функция свадьбы. Это в первую очередь разного рода украшения, которые необходимы для свадебного ритуала, наряды невесты, жениха и основных участников, украшения свадебной процессии, домов невесты и жениха, само символическое угощение, различные символы целомудрия вступающих в брак.

В славянских крестьянских свадьбах употребляли покупные и домашние косметические средства. Это были румяна и белила. Так, в селениях г. Сольвычегодска белились свинцовыми белилами и румянились сандальной настойкой до бани, а в бане поддавали пару, чтобы белила и румяна скорее «впарились» в лицо. В Пинеге жених давал деньги на белила.

Одежда невесты резко различалась в досвадебный период и после венца. Это отражало деление русской свадьбы на первую – печальную часть и вторую – веселую. Например, в рязанской губернии невеста надевала «горемычную» поневу с белой холщовой прошвой. После венца она меняла «горемычную» поневу на праздничную. В Калужской губернии невеста отправлялась под венец в «бабской одежде», во всем печальном– не разукрашенную поневу, белую без красной отделки рубаху, белый платок. После свадебного стола она меняла «печальную» одежду на украшенную кумачом, лентами, блестками. В тамбовской губернии невеста ходила в простой поньке и рубашке без кумачовых вставок с черными рукавчиками. Такие рубахи в разных местах назывались убивальница, рукава называлась плакальными, платок назывался ревун. После венца невеста переодевалась. В обувь клали серебряные деньги, чтоб богато жила, за пазуху – кусочек мыльца, рябиновые и яблоневые листья – чтоб не испортили молодую.

Парни до женитьбы ходили в одних длинных рубахах. Платок был важным отличием костюма жениха (его часто дарила ему невеста) Основная одежда жениха на свадьбе шилась невестой. Особое значение отводилось шапке жениха. Одевание жениха, как и невесты, было особым ритуалом, связанным с апотропейными (охранительными) действиями: частая перемена платья в течение свадьбы, одевание одежды наизнанку, надевание к венцу верхней одежды, часто меховой – независимо от времени года, изготовление новой одежды для молодых, сочетание модной одежды с традиционной.

В отличие от русских, в украинской, белорусской свадьбах невесту одевали в досвадебный период нарядно, празднично. Украинская невеста надевала красную юбку, повязывалась рушником, за пазуху клала хлебчик с солью, под хустку – два колоска жита и шла скликать родных и дружек на свадьбу.

Для того, чтобы охранить молодых от порчи, использовались разного рода обереги. Их клали в обувь, в карманы, втыкали в одежду, обвязывали вокруг тела, подпоясывались, носили на шнурке, на шее, клали за пазуху, в рукав и т. д. Амулетами часто становились зубы и когти животных. На севере амулетами считались волчьи и медвежьи зубы, челюсти щуки, коготь с пятого большого пальца рыси. Их носили на шнурке или цепочке. В Онежском уезде щучью челюсть клали над дверью, «чтоб не вошла болезнь»[265]265
  Маслова Г. С. Народная одежда … Цит. изд., с. 36.


[Закрыть]. В карман невесте клали ножницы, жениху – нож (в Ярославской губ.). Повсеместно оберегом на свадьбе были булавки, иголки без ушей, воткнутые в одежду, в швы. У дверей у порога вбивали скобы и подковы, «чтобы болезнь не входила в дом и оставалась на скобе или подкове». А вот у белорусов брачащиеся, стоя под венцом, не должны были иметь ничего металлического, даже крестов. Широко было распространено использование рыболовной сети как охранительное средство для жениха и невесты, которую опоясывали на нагое тело. В качестве оберега использовали лук и чеснок, которые обычно клали в карманы. Использовали также полынь и мяту, репья, веник, хлеб, соль, которые также имели апотропейную функцию.

Соединяли брачащихся друг с другом через платок (хустку), ширинку, полотенце, полу одежды, ибо касание голой рукой могло сулить бедность. Поэтому понятно, почему в конце XIX– начале XX в. бытовали рубахи с рукавами длиннее рук.

Важное значение приобретал цвет одежды. В досвадебный период преобладали белый и черный цвета: черный шушпан, черный платок, белые рукава рубахи, белая прошва к поневе. Белый цвет символизировал чистоту, невинность, черный – печаль. На свадьбе превалировал красный цвет: красная понева после венца, красная фата, красная юбка невесты, красная шуба и т. д. Красный цвет отражал символику любви, брака, брачной ночи.

Прическа невесты менялась в течение свадьбы не один раз. В девичестве и у русских, и у украинцев, и у белорусов, были косы: у русских одна коса, у украинок – две. Накануне свадьбы расплетали косу, которую она не заплетала до самого венца. Прощание с косой занимало большое место в свадьбе. После этого изменялась прическа и головной убор. Девичьи головные уборы не полностью закрывали волосы, верхушка оставалась открытой. Просватанная девушка уже носила иной головной убор. Особый свадебный венчальный головной убор коруна (конура) надевался поверх девичьей повязки. К концу XIX – началу XX века детали, отражавшие возрастные различия девушек, стирались. Девичьи уборы заменялись платками. Важная часть головного убора невесты – покрывало, которое могло не только закрывать лицо невесты, но нередко окутывало ее с головы до ног.

В серболужицком обряде брачная символика выражалась в перемене головного убора невесты на головной убор замужней женщины, совместной еде и питье, различных способов соединения вступающих в брак.

Любопытно, что «в песнях, сопровождающих один из главных переходных актов свадебного обряда – отъезд к венцу, образы диких водоплавающих птиц заменялся домашними; самый яркий фольклорный пример у русских: «Отставала лебедь белая от стада лебединого… приставала ко серым гусям». Символом будущей молодой являлась живая курица, синонимом образов водоплавающих птиц «в свадебном фольклоре обусловлен плавный, органический переход диких птиц в домашние, которые символизируют брачное состояние»[266]266
  Бернштам Т.А. Орнитоморфная символика у восточных славян // Советская этнография, 1982, № 1, с. 25.


[Закрыть]. Она показывает, что «образы домашних птиц – кур, гусей – символизируют молодую после бракосочетания и сохраняются в дальнейшем за категорией женщин семейных, причем в брачной символике на первый план выступают мотивы, связанные с культом плодородия»[267]267
  Там же, с. 24.


[Закрыть]. У серболужичан символика такого рода связана с курицей, которая представляет собой символическое тождество этой домашней птицы с семейным статусом невесты. В восточнославянских культурах – богатство птичьих обрядов. Символика этих образов проанализирована Т.А. Бернштам[268]268
  Там же, с. 22–34.


[Закрыть].

Какой бы элемент свадьбы мы бы ни рассматривали, в свадьбе он наполняется совершенно новым качеством – будь то природные стихии, погода, растения, животные – все они символизируют некую данность, либо прогнозируют будущее, либо с ними что-либо делают. Так, огонь может гаситься и зажигаться, что символизирует в доме благополучие, незамкнутый венок может символизировать вступление в брачные отношения до свадьбы, направление бега курицы перед входом молодой в дом жениха – предсказание на будущую жизнь и т. п.

Свадьба состоит из основных этапов, характерных для многих народностей. Это, как правило, сватовство, помолвка, свадебное торжество и затем «молодая свадьба». Конечно, в современную эпоху многие элементы свадьбы исчезают и группируются непосредственно в свадебном торжестве.

Свадьба обладает внутренней и внешней формой. Категория внутренней формы была впервые введена Гегелем, который разделил форму явлений на внешнюю, т. е. собственно форму, и внутреннюю, которая представляла в его интерпретации собственно форму. Внутренняя же форма понималась им как закон явлений. Эти понятия формы были развиты А.А. Потебней, занимавшемся, в первую очередь, проблемами лингвистики. Особенно приложимы его положения по отношению к произведениям искусства[269]269
  Махлина С.Т. Словарь по семиотике культуры. – СПб., 2009, с. 584–585.


[Закрыть]. Он писал: «… в поэтическом, следовательно, вообще в художественном произведении есть те же самые стихии, что и в слове: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующее представлению, и, наконец, внешняя форма, в которой объективируется художественный образ»[270]270
  Потебня А.А. Мысль и язык. Полное собр. соч.: в 4 т. – М., 1926. Т.1, с. 112.


[Закрыть].

В серболужицкой обрядности, например, внутренняя форма представляется определенным кодом – например, невеста должна пить молоко, ее сажают на тесто или в квашню, на колени ей сажают детей – все это делается для усиления природных функций женщины, чтобы у нее рождались здоровые дети.

Содержательный пласт также пронизан семиотическими элементами, но они выражаются лишь во внутреннем и внешнем слоях формы. Во внешнем слое формы отличается меньшей устойчивостью.

В серболужицкой свадьбе отразились ассимиляционные процессы довольно ярко, так как на них воздействовало тысячелетнее иноэтничное окружение немцев. В итоге в свадьбе лужичан были включены или заменены части элементов обрядности, которые функционировали в свадьбе немцев, а у лужичан отсутствовали. Так, возник обмен кольцами вместо веночков во время венчания, появился польтерабенд вместо раздельных вечеринок или раздельные вечеринки дополняли его, появилась девочка с корзинкой и цветами впереди идущих на венчание жениха и невесты, возникло троекратное оглашение о помолвке в церкви, поход на кладбище после венчания.

А внутренняя форма изменяется в зависимости от сложности кода – чем выше сложность наполнения кода, тем элемент, выражаемый этим кодом, менее подвержен трансформации. Семантические значимые элементы, магический слой обрядности даже там, где не сохранилась традиционная свадьба, не утратили своей этнической специфики. Но из всех обрядов свадьба обладает гораздо большей проницаемостью для иноязычных влияний, так как в основе ее – диалогическая природа.

У лужичан композиция свадьбы, несмотря на различия в некоторых компонентах и последовательности отдельных действий едина, особенно в XIX – начале XХ века, что сохранилось во многом и в современную эпоху. Правда, наиболее традиционными элементами характеризуется современная свадьба в католических приходах в Верхних Лужицах – в районах Баутцена, Каменца, Хойерсверды. В Нижней Лужице наиболее полно сохраняются элементы традиционной свадьбы в Шпреевальде.

Свадьба начинается с момента сватовства. Статус просватанных юноши и девушки менялся.

В серболужицкой свадьбе молодые люди, которых просватали, уже именуются «slubenc» и «slubeca». Теперь изменяются правила поведения и цветовые детали одежды. С этого момента в одежде девушки не должен был присутствовать красный цвет.

Следующий этап – снова повышающий статус молодых, – церковное оглашение, во время которого жених называется «cesny mlody holc», а невеста – «сesna mloda holca» или «knezna». Величание жениха и невесты князем и княгиней отнюдь не случайно. А.К. Байбурин и Г.А. Левинтон связывают такое величание с социальным переходом в свадьбе. Они полагают, что «… смысл этого величания в перекодировании возрастного перехода: высший в возрастной иерархии обозначается термином, называющим высшего в государственной иерархии, т. е. устанавливаются отношения эквивалентности между возрастным и «государственным» кодами. Это стоит в связи с самой сущностью оппозиции «старший – младший», которая выступает в двух вариантах: возрастном и социальном (т. е. связанным с не-возрастной иерархией в социальной структуре»[271]271
  Байбурин А.К., Левинтон Г.А. Тезисы к проблеме «волшебная сказка и свадьба». Quinguagenario. Сб. Статей молодых филологов к 50–летию проф. Ю.М. Лотмана – Тарту, 1972, с. 67–85.


[Закрыть].

В день свершения свадебного ритуала у серболужичан невесту и жениха называют соответственно – «njevesta» и «novozenja», что также отражает переход в новый статус.

Прохождение «лиминальной» стадии во время совершения свадебного ритуала в серболужицкой свадьбе подчеркивается пассивностью жениха и невесты, что отражено в речах брашки о невозможности самостоятельных действий с их стороны. Довольно отчетливо видна связь многочисленных элементов свадьбы с похоронами, также переходе, пути из одного статуса в другой, ибо похороны – это переход через смерть к воскресению в потусторонней жизни. Надо заметить, что в русской традиции для невесты эти мотивы во многих элементах обряда весьма актуальны.