Текст книги "Ступени к Храму"

ГЛАВА 7

Корабли стояли цепочкой – семь штук, и все возле берега. Для заклинания – лучше и не придумаешь. Недолго думая я закрыла глаза и, сложив пальцы лодочкой, шибанула по ним цепной молнией. Судна вспыхнули, как щепки в печи, одно за другим обращаясь в серый пепел. На некоторых были люди, носившиеся по палубе, как муравьи по муравейнику, и оглашавшие воздух дикими криками. Дураки – могли бы и заметить, что мой огонь уничтожал исключительно корабли, не трогая живую плоть. А не кидаться с воплями в воду, ломая себе по дороге (по полету ли) ноги.

Черная тень растворилась в темноте прежде, чем пострадавшие (исключительно от собственной паники) сумели разглядеть виновницу своих злоключений.

Теперь – более сложное. Найти колдуна. И наставить на путь истинный. Уничтожить в самом крайнем случае.

Мага я искала долго, пришлось обшарить почти всю стоянку людей, черной прозрачной тенью просачиваясь между палатками и тщательно избегая ярких пятен света от полыхавших костров. Уже почти отчаявшись, я совершенно случайно наткнулась на него, сидящего возле самой воды и грустно смотрящего на другой берег.

Я, не таясь, вышла и встала напротив:

– Ну и зачем?

Он внимательно окинул меня взглядом и пожал плечами:

– Заплатили.

Я презрительно скривилась:

– А своя голова на плечах есть? Или опухла от обилия информации и отвалилась еще на первом курсе Храма?

Он горделиво вскинул голову:

– На втором!

Не будь я так зла и расстроена – фыркнула бы от смеха, такое самодовольство шло от этого недоучки.

– И что же мне теперь с тобой делать? Убить?

Он усмехнулся:

– Попробуй! Не сумеешь!

Я скептически вздернула бровь, откровенно веселясь:

– Я? Убить какого-то недоумка, извини, недоучку, верхом мастерства которого является – слепить два недоделанных шэрита распыляющихся от любого крика?

Он, оценив свои способности и прикинув мои, хмуро промолчал. Потом решился:

– Чего ты хочешь?

– Клятвы, – не задумываясь ответила я. – Что ты никогда больше даже косвенно не станешь вредить Волкам.

– Да кто ты такая, чтобы я тебя слушался! – взъярился загнанный в угол колдун.

Я медленно приблизилась, давая ему увидеть бесконечную черную бездну в глубине зрачков:

– Я? Ведьма. Просто ведьма.

Он медленно вытянул вперед руку и произнес смертельную клятву-заклятие. Каждое слово раскаленным молотом ударяло по слуху. В воздухе вспыхнуло сияющее кольцо и тут же растворилось. Клятва была принята.

Я развернулась и молча пошла прочь. Он мог, конечно, ударить в спину. И даже, наверное, хотел. Но знал, что первое же слово заклятия станет для него последним. Потому что я-то доучилась до конца.

Перемычку я отыскала легко. За Гранью стоял мир Сырем – как-то раз я там уже была. Не сказать, чтобы слишком уж понравилось, но выбирать не приходилось: сил на открытие портала у меня все равно не было.

Значит, пойдем через Грань…

Ступень пятая
СВЯТОША-ОБОРОТЕНЬ

ГЛАВА 1

Ненавижу этот жуткий черный балахон!

Кто? Ну кто, ткните мне пальцем, чтоб я знала, кого бить, придумал, что монахиням и послушницам будет удобно ходить в этой… этой… жертве чьего-то отсутствия фантазии?!

Рукава свисают на десять сантиметров ниже рук; чтобы извлечь последние оттуда, приходится бодро изображать зарядку по собственному желанию: ручки подняли, в воздухе ими поболтали, опустили. Причем как можно быстрее, чтобы ручки успели оказаться на нужном месте раньше распустившихся рукавов – а то придется изобразить из себя помирающего лебедя еще раз.

Ничуть не лучше – с подолом. Даже на шпильках он волочится по полу, несмотря на то что я самым бессовестным образом подоткнула его за пояс. Что было бы, надень я полагающиеся послушницам тапочки на плоской подошве – страшно подумать.

И причем во всем этом жутком обмундировании, годном разве что на то, чтобы сесть на высоченный стул и неподвижно просидеть весь день, мы должны носиться по этажам, помогать готовить на кухне и успевать добегать до стен монастыря, а желательно – и до своей кельи, раньше первого рассветного луча.

В этот раз – не успели…

И вот Раонна, Мелла и я с самым что ни на есть покаянным видом стояли перед матерью Даонной. У меня не очень-то получалось, но я старалась честно. Хоть бы не засмеяться…

Да, мы не успели до рассвета вернуться в монастырь. Да, мы пропустили утреннюю молитву (а толку с той молитвы? Я ее все равно до сих пор не знаю – просто губами шевелю!). Да, мы вечером ушли в харчевню и пробыли там до утра. Да, от нас разит вином, как от бочек с освященным кагором в погребе… Ну и что?!

Как будто она сама не такая же в молодости была![14]14
  Даонна, кстати, была в два раза младше меня и прекрасно об этом знала.


[Закрыть]

– Как вы могли так низко опустить почетное звание послушницы нашего монастыря?! Как вы могли пренебречь святыми заветами Хранящих?!

Меня начало меленько трясти от смеха. «Святые обеты Хранящих»!

«Не ругайся, не пей»… Да видала я, как эти самые Хранящие вино хлещут! И сама же им подливала!

«Не вступай в связь с мужчиной до священного брака»… Ну неужели они и вправду верят, что мы за восемьдесят, двести, пятьсот лет – и ни разу?..

И матушка это отлично понимала, украдкой показывая мне кулак из-под рясы, чтобы не засмеялась в самый ответственный момент прочувствованного монолога: «Вы, недостойные дщери, хоть бы стыд поимели – прятались вовремя, что ли!» От этого стало еще смешнее, но я честно ущипнула себя за руку и сдержалась.

– Полагаю, пребывание в комнате для замаливания грехов до вечера наставит вас на путь истинный, дети мои, – устало подвела итог матушка, и сама уже запутавшаяся в наших прегрешениях.

Лица непослушных послушниц с надеждой прояснились. «Вечером опять в харчевню рванем!» – крупным шрифтом было написано на лбу у каждой, и матушка не преминула мстительно добавить:

– И еженощные моления посетите.

Мы синхронно горестно вздохнули, приуныв. Целую ночь стоять на коленях, держа в руках тоненькую свечку, обжигающую пальцы плавящимся воском?! Да еще молиться иконе с двумя одухотворенными ликами?! Скорее всего, рисовали их не с Хранящих – к ним столь трогательное выражение лица точно не разу не залетало, благополучно подменяясь редкостной злобности перекошенной харей.

Лично я вместо молитвы костерила их на чем свет стоял, но интересно это было только первые часа три – потом мои познания в нецензурных выражениях со всех Веток подыстощались и приходилось просто спать рядышком с иконой, создав морок себя молящейся. Удивительное, должно быть, зрелище…

Матушка еще немного поразорялась, поругалась, но потом украдкой глянула на часы, поняла, что если продолжать в том же духе, то завтрак пройдет мимо нее, и махнула рукой, отпуская нерадивых чад. Впрочем, попросив самое нерадивое подзадержаться ненадолго.

Едва за ободряюще подмигнувшими мне напоследок послушницами закрылась дверь, как Даонна прекратила разыгрывать из себя великого обличителя и, кивнув мне на мягкое кресло у стены, села напротив.

– Иньярра, а ты еще долго собираешься пробыть у нас в монастыре?

Не далее как позавчера я пришла в знакомый монастырь, потребовала аудиенции у настоятельницы и попросила позволения остаться в монастыре, пока аура не восполнится до состояния возможности открытия портала. Даонна, знакомая со мной уже лет десять как, разумеется, позволила.

И через пятнадцать минут из кельи матушки вышла новая, только что принятая послушница. О том, что из меня послушница, как из козла – дойная корова, задумывался мало кто: там, в общем-то, большинство особым религиозным рвением не отличалось. Так, родители отправили, или сами сдуру обет дали – вот и маются.

– Не знаю, – засомневалась я. – Аура восполнилась примерно наполовину. Еще где-то денька два-три побуду, наверное. А что? Кому-то кельи не хватает? Подселяй – вдвоем интересней будет!

Настоятельница позволила себе улыбнуться:

– Тебе, как я вижу, и так не скучно.

И замолчала, наивно ожидая, что мне станет стыдно. Очень наивно с ее стороны.

Сама, поди, помнит, как мы десять лет назад вот так же с ней самой по харчевням ночами подвизались.

– Тогда в чем дело? – спокойно спросила я.

Настоятельница вздохнула, осознав, что муки совести скончаются в страшных конвульсиях еще на подступах к моему распутному образу жизни, и выложила карты на стол:

– Мне очень нужна твоя помощь… По специальности.

Я как-то сразу посерьезнела, выпрямилась и, глядя прямо в глаза, потребовала:

– Так выкладывай! Надо будет – и подзадержусь.

Монахиня тяжело вздохнула, прикинув, что останется от монастыря и девичьей невинности, если я подзадержусь, но ответила:

– Знаешь, очень неудобно вот так к тебе обращаться, потому что денег у монастыря…

Я привычно оборвала взмахом руки вступительную часть, ожидая собственно фактов.

– В общем, в монастыре завелся оборотень, – на одном дыхании выпалила Даонна, виновато глядя на меня, словно это она сама еженощно вместо святых молений шастала по монастырю в хвостатом обличье.

– Загрыз кого-нибудь? – без обиняков и сентиментальностей вроде предсмертных вздохов и сложенных на разрывающемся сердце рук спросила я.

Настоятельница суеверно перекрестилась:

– Нет, что ты!!!

Я недоуменно нахмурилась:

– А с чего же ты тогда вообще взяла, что он есть?

– Я его видела, – с достоинством пояснила монахиня.

– Только ты? – сразу же уточнила я.

Даонна высокомерно фыркнула:

– Да даже если бы кто-нибудь еще его и увидел, то списал бы на пьяное воображение – ты же мне всех послушниц споила!

– Не всех, – спокойно возразила я. И, подумав, глубокомысленно добавила: – Пока.

Настоятельница нервно сложила руки на груди, но от очередного гневного монолога воздержалась: меня все равно ведь не прошибешь, а время завтрака неумолимо истекало.

– Где ты его видела? – между тем продолжала выспрашивать я.

– На третьем этаже, рядом с трапезной.

– Как он выглядел?

Матушка смутилась: видимо, труда себе рассмотреть оборотня она не дала, улепетывая со всех ног в свою келью и по ходу костеря недоглядевших за монастырским благополучием Хранящих.

– Ну… Волк и волк. Серый. Мохнатый. А глаза разумные, человеческие.

– А как он себя вел?

– В смысле? – нахмурилась Даонна.

– Ну рычал, кидался, пытался преследовать?

Матушка медленно покачала головой:

– Нет. Просто стоял и смотрел.

Я тихонько хихикнула:

– Значит, это не послушница. Ты их всех уже настолько достала, что любая с восторгом воспользовалась бы столь великолепной возможностью свести счеты.

– Иньярра, да прекрати ты нести чушь! – завопила не на шутку испуганная Даонна. – Я тебя как человека попросила, а ты!

– Тихо, тихо! – пошла я на попятный. – Я же не отказываюсь, правда? Просто строю догадки о том, кто бы это мог быть.

Монахиня только вздохнула.

– Ладно, Даонна, разберусь я с твоим оборотнем. Если нападать не станет – не убью, а просто сообщу тебе, кто это. А там уж решай сама, что делать с ней… или – с ним.

Даонна потерянно кивнула головой. Я поднялась и, в который раз запутавшись в подоле рясы, тут же шлепнулась обратно.

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – раздраженно возопила я, но тут же испуганно прикусила себе язык. В келье настоятельницы такие шутки дорого обходились.

Но Даонна, казалось, даже не заметила моего комментария: она отрешенно смотрела в окно, переплетя руки на груди. Видно, предположение по поводу послушницы здорово ее напугало.

Уже на самом выходе я обернулась и, лукаво прищурившись, невинно обронила:

– Но вообще-то мне будет сложновато заниматься отловом оборотня, сидя в комнате для замаливания грехов!

Даонна, явно ожидавшая этой фразы, только вздохнула:

– Ну хоть пару часов для приличия отсиди! А потом сделаем вид, что ты сбежала, а я не заметила.

Удовлетворенно усмехнувшись, я закрыла за собой дверь. Определенные плюсы у процесса выслеживания оборотня уже намечались…

Семьсот сорок пять… Семьсот сорок шесть… Семьсот… сколько? А может – уже все восемьсот?! «Запросто!» – мрачно решила я, с отвращением останавливаясь и облокачиваясь на осевой столб, чтобы перевести дыхание. Говорят, нет ничего хуже, чем подниматься по винтовой лестнице: дескать, и голова кружится, и ноги устают, и клаустрофобия разыгрывается. Интересно, те, кто это говорит, пробовали когда-нибудь по этой самой лестнице спускаться?

Нет, ногам-то весело, они упрямо стремятся пуститься наперегонки, а вот равновесие постоянно куда-то девается, грозя запустить меня пересчитать скользкие ступеньки ребрами. Шпильки то и дело цепляются за пройденную ступеньку и за подол дурацкой рясы, а то и вообще подворачиваются, с твердым намерением сломаться в самый неподходящий момент.

В общем, комнаты для замаливания грехов я ждала как манны небесной – лишь бы поскорее кончилась эта злосчастная лестница!

Дождалась. Вот только радости особой не почувствовала.

Каземат размером в пять шагов по длине и ширине. Каменный пол. Ледяные стенки. Стакан с водой, прикрытый ломтем черствого хлеба. И икона Хранящих, издевательски ухмыляющихся с полотна.

«А ты рассчитывала на царские хоромы?!» – издевательски высунулся разум.

Нет! Но могли же они хотя бы коврик соломенный постелить! Так ведь и воспаление легких заработать недолго!

«Монашкам полагается заранее привыкать к здоровому закаленному образу жизни. Здесь ведь зимой не топят!»

Совсем? – поразилась я.

«Совсем! Так что сиди и радуйся, что в Сыреме нынче лето!»

Радуюсь, – убито заверила я разум, безуспешно пытаясь умоститься как-нибудь поудобней, подоткнув рясу под зад.

Вот теперь-то я поняла великую целесообразность странного покроя! Излишнюю длину подола удалось сложить в несколько раз и умалить зверский холод, струящийся по полу. А из длиннющих рукавов вышла отменная муфта. Не хватало только капюшона, отороченного мехом, которому полагается медленно обледеневать.

Протянув руку, я взяла стакан с водой и жадно выпила залпом – вином от нас троих разило совсем не по невинной причине нескольких капель, пролившихся на подол рясы!

– Жить будем! – радостно заверила я бесстыдно ухмыляющихся с иконы Хранящих. Вот это полотнище, скорее всего, как раз с них самих рисовали.

Через час я уже вспомнила всю Храмовую программу разминки, накачки и растяжки, но все равно зуб на зуб не попадал. Попрыгала, поприседала, побегать не удалось ввиду маленького пространства, но я честно пыталась на месте. Без толку!

«По-моему, мозги у тебя вконец обледенели!»

Ага, настал ледниковый период, и ты наконец-то оставишь меня в покое!

«У тебя куртка где?» – не поддаваясь на провокации, спросил замерзший разум.

В сумке.

«А сумка где?» – продолжал дотошный голосок.

В келье.

«А материализовать ее слабо?!»

Меня словно обухом по голове ударили.

– Вот дура! – с восторгом завопила я, выуживая из воздуха сумку.

«Я с этого и начал!» – резонно напомнил разум и тут же трусливо ретировался.

В куртке стало тепло-о-о-о-ооо… Просто чудо!

Игриво клацнув зубами в сторону иконы, я вытащила из сумки наконец-то заряженный кристалл и мысленно настроилась на Таю.

Пора узнать, что там без меня в мире творится.

– Тай, привет…

– Ты где шатаешься?! Ты почему кристалл не заряжаешь?! Тебя где носило?!! Я тебя уже неделю ни одним поисковиком вычислить не могу, думала, случилось что!!! – тут же заорало в ответ.

Оторопев от такого приветствия, я уже хотела было скромненько выключить кристалл, но поняла, что я не ошиблась настройкой и меня не приняли за кого-то другого – просто Тая действительно кричит! До этого момента я даже представить себе не могла!

– Тай, не кричи.

– Что значит – не кричи?! Ты шатаешься невесть где, в мире творится невесть что, а я должна спокойненько сидеть и всем улыбаться? – уже более спокойно ответила подруга.

– А что творится в мире? – сразу же насторожилась я.

Тая на том конце горестно вздохнула, явно жалея, что так рано позволила себя успокоить, и, хотя и горя желанием еще чуть-чуть поругаться, все-таки заводить ор по второму кругу не стала:

– Ты сидишь?

– Угу, – угрюмо подтвердила я, оглядывая холоднющий пол, леденящий зад даже через рясу.

– Тогда слушай: появились как минимум три новые Ветки, восточная нежить оккупировала западные края, окейнинские кактусы засыхают без воды на третий день.

Я только вздохнула, ожидая чего-то подобного. Хотя едва ли в таких масштабах.

– А Храмы под землю не ушли? – тоскливо провыла я, вспомнив Инка.

– Прекрати шутить такими вещами! – взвилась Таирна.

– Ладно, Тай. Могу еще добавить тебе в копилку «невероятно, но факт». Веток появилось не три, а четыре – на одной из них я как раз и застряла, в Окейне был дождь, в Мисвале мутировал Лес, в Варильфийте обнаружилась полуденница и домовенок, а священный эльфийский цветок зацвел когда ни попадя…

– Йыр побери… – присвистнули на том конце.

– Вот-вот, – мрачно подтвердила я. – Что делать-то будем?

Тая легонько вздохнула:

– Ну вообще-то мы с Ильянтой хотели собраться всей шайкой-лейкой и отправиться в какой-нибудь Храм – обсудить это дело с магистрами.

«Всей шайкой-лейкой» – это значит, втроем: Таирна, Ильянта и я. Ведьмовское трио. Страх и ужасть! Разбегайтесь с дороги, закрывайтесь на все запоры, готовьте хворост для костров! И я не шучу…

– В какой-то – это в какой? – подозрительно спросила я.

– Ну-у… Вообще-то – в Западный, – призналась Тая.

Я бы предпочла Восточный – знакомый до последней ступеньки по годам учебы, но…

– Ладно, пусть так. А где же собирается наша шайка-лейка?

– На Миденме.

– Места лучше придумать не могли? – возмутилась я. – Не поеду я туда!

– Почему? – неподдельно изумилась Тая.

– Не люблю я ее!

– Полюбишь, – философски рассудила ведьма.

Вот и попробуй с ней поспорь…

– А когда собираемся-то хоть?

– Денька через три в гнезде. Ты сейчас, вообще, где?

– В Сыреме. Оборотня ловлю.

– Плюнь ты на своего оборотня!

Я вздохнула:

– Не могу! Очень просили разобраться. К тому же я все равно еще дня три порталы не смогу открывать.

– Почему? Куда ты всю энергию дела?

Я только отмахнулась:

– А! Потом расскажу. Значит, ждите меня в Миденме денька через три-четыре.

– Постарайся только побыстрее, – со вздохом заключила Тая, отключаясь.

Я всегда стараюсь. Только не всегда старания окупаются…

Еще немножко попрыгав по комнате для замаливания грехов, я пришла к выводу, что два часа уже благополучно прошли, а за это время да при таких мучениях мне должны были уже отпустить не только все грехи совершенные, но и все будущие! И пошла на выход.

Хотя это легко сказать – пошла… А вот подняться на эти злосчастные восемьсот ступеней винтовой лестницы – занятие для тренированных спортсменов или монахинь!

Но уж никак не для ведьм, не увлекающихся накачиванием мышц исключительно из-за профессионального мазохизма. Да чтоб я еще хоть раз в жизни позволила запихать себя в эту жуткую комнату!

ГЛАВА 2

Ни от кого не скрываясь (матушка пообещала «не заметить» смены моей дислокации, а никто больше и не знает, где мне сейчас положено быть. Разве что Раонна с Меллой – так эти сейчас сами в подобных казематах сидят), я поднялась в свою комнату, мрачно посидела, согреваясь, сняла опостылевшую рясу и переоделась во вполне приличное платье. Волосы заплела в косу. И, накрывшись коконом невидимости (монашка, ни с того ни с сего нарядившаяся в обычное платье, явно вызывает подозрения), пошла подготавливать работу по отлову оборотня.

То есть обедать в местную харчевню.

Народу в монастыре было немного – с полтысячи человек, сейчас большинство – на работах: в огороде или на кухне, так что в коридорах я почти ни на кого не натыкалась. По крайней мере таких толп, что не разминуться, точно не было.

На стенах в залах висели иконы, в специальных подставках дымили свечи. Коридоры удручали взгляд голыми стенами, голыми каменными полами и печальным отсутствием всякого освещения. Лично мне это ничуть не мешало, но вот другим жителям монастыря – даже очень. Только у меня на глазах споткнулись три монашки. Одну даже пришлось поддержать под локоток, чтобы не упала, расплескав дорогущие благовония. Женщина ничуть не удивилась неведомой силе, удержавшей ее от падения, выровнялась, отвесила поклон Хранящим и спокойно пошла дальше. Удивительная сила – вера.

Выйдя из монастыря, я сощурила глаза от яркого солнца и привычно пошла вдоль высоченного забора. Надеялись, что он поможет монашкам соблюдать суровый обет целомудрия. Зря надеялись: в том заборе было больше потайных лазов и подкопов, чем в подполье с узниками пожизненного заключения.

Выходить из тени не советовалось: невидимость невидимостью, но вот бесплотностью я не обладала, а тень от невидимой девушки в платье наверняка привлечет внимание общественности.

Шмелем прошмыгнула мимо огородов, попутно вспомнив собственные вчерашние мытарства – попробуй-ка вылущи семь ведер фасоли, если у тебя ногти по полсантиметра! Уже через полчаса я не выдержала и втихаря применила заклинание развертывания. Результат – два полных ведра аккуратно сложенных пустых стручков и разбросанные по невероятным траекториям семена. Какими словами меня наградили получившие в глаз монашки – лучше матушке не знать. А то комнат для замаливания грехов на всех не хватит, а вдвоем в этом каземате кворр уместишься!

Я вышла за пределы монастырских земель и с облегчением сняла заклинание. Дальше прятаться смысла не было.

В харчевне было пусто: время еще не обеденное, но уже и не утреннее. Как раз завтрак закончился давно, а обед пока не начался. У противоположной стенки сидела тройка пьяных в дым завсегдатаев, Да у стойки околачивался незнакомый менестрель, ожидая заказанного напитка.

Я взглядом голодной кошки проводила бережно закрытую в футляр гитару. Да, я умею играть. Да, я умею петь. Но все-таки я Сказительница. А у каждой Сказительницы есть где-то свой менестрель. И если друг друга найти, то мои Песни и его музыка станут еще сильнее. Кроме того, Сказительница и менестрель – это две половинки одного целого. Возможно, мой менестрель был тем единственным, от которого мне не пришлось бы уходить. Вот только найти одного-единственного человека на огромном Древе – задачка не из простых. К тому же менестрели, даже если они – не маги, все равно обладают способностью ходить по Веткам. Тоже странники.

Менестрель, с одного взгляда признав во мне Сказительницу приветственно кивнул и сел за столик. Я подошла к стойке.

– Чего изволите? – вежливо спросил хозяин, не признавший во мне монашку, дебоширившую ночью.

Я пожала плечами:

– А что у вас есть?

– Все! – расплылся в улыбке хозяин. И пояснил: – Чебуреки, плов, картошка вареная.

Прекрасный выбор…

– Давайте чебуреки, – решилась я.

– Что будете пить? Вино, самогон, пиво?

Я содрогнулась: голова и так болела до сих пор.

– Чай, есть? Две чашки.

Хозяин кивнул и удалился. Я села за свободный столик и от нечего делать принялась размышлять. Из окошка струился солнечный свет, расцветая причудливыми радугами на капельках воды – стекла, похоже, недавно вымыли. По столу ползала надоедливая муха, все норовя сесть на пальцы.

Итак, что мы имеем?

Имеем абсолютно необъяснимые аномалии в Древе, необходимость прибыть в Миденму через три дня и некоего дружелюбно настроенного оборотня, виденного Даонной возле трапезной. С чего начнем?

Допустим, с оборотня.

Эти существа были одними из самых странных, каких вообще изучают в Храме. Кто-то относил их к разумным и предлагал составить реестр и прекратить истреблять почем зря. Кто-то вопил, что это такая же нежить, как и вурдалак, только гораздо более опасная, так что нечего с ними цацкаться – угрохать, и вся недолга. Мне же они казались… примерно такими же, как и обычные люди. Просто умеющими превращаться в волков. Ну и что такого? Я вон тоже в кошку превращаюсь. Правда, я и не человек…

Оборотни, как и люди, бывают разные. В жизни мне попадались и такие, которые предлагали помощь – они умеют лечить, и я как-то раз провалялась месяц в беспамятстве у одного оборотня. И такие, которых обуяла жажда крови, заслонившая разум и чувства. Но ведь и среди людей сумасшедших, да и просто преступников, предостаточно! Как правило же, оборотни использовали свою вторую ипостась в исключительных случаях: для самозащиты, для того чтобы скрыться от охотников, или когда просто грустно: промчался сквозь лес, повыл на луну волком – глядишь, и легче станет.

Вот только одного в толк не возьму: если оборотень не пытался на Даонну напасть, значит, он, скорее всего, не агрессивный. Но тогда какого йыра вообще было так светиться, попадаясь ей на глаза? Спрятаться не успел? Да ни в жизнь не поверю! У этих тварей такое чутье, что он настоятельницу должен был за добрую сотню шагов заприметить. А уж шмыгнуть в какую-нибудь нишу и там затаиться – это для него совсем проще простого. Тем паче подобных ниш в монастыре предостаточно.

Значит, специально показался. Зачем? Испугать? Предупредить? Отвлечь?

Ох, что-то здесь нечисто с этим оборотнем. Совсем нечисто.

И тут хозяин наконец-то прекратил повышать свои арифметические способности, считая ползающих по стойке мух, а вспомнил, что вон та девица с черной косой не просто так одиноко за столиком сидит, и принес мой заказ. Лучше бы он этого не делал…

Если чай еще можно было признать в этих двух чашках с желтоватым настоем, пахнущим прелым позапозапрошлогодним сеном, но принять за чебуреки два куска теста, насквозь пропитанных маслом, я отказывалась.

– Их что, сначала выжимают, а потом едят? – мрачно поинтересовалась я у сопящего за плечом хозяина, ожидавшего мзды за великолепный обед в денежном эквиваленте.

Приподнятый двумя пальцами за краешек чебурек жалко обвис, болтаясь, как тряпка. С противоположного конца тонкой струйкой стекало на тарелку черное горелое масло. Удручающее зрелище…

– Как вам будет угодно! – нашелся трактирщик.

– Мне угодно засветить этой гадостью тебе в лицо, – спокойно сообщила я, и надоедливого мужика как ветром сдуло.

Мясо в чебуреке на поверку оказалось каким-то кислым и вообще не съедобным. Я уныло уставилась в чашку с «чаем». М-да, по-моему, я прямо сейчас отравлюсь в этой харчевне, и оборотню не придется заниматься устранением досадной неприятности в виде заинтересовавшейся им ведьмы. А может, он и есть трактирщик? Я с таким профессиональным интересом уставилась на стоящего за стойкой мужика, что он не выдержал и подошел поближе:

– Может быть, вы еще что-то хотите?

Я, чуть наклонив голову, неспешно перебрала в воздухе мгновенно засветившимися пальцами:

– Что-нибудь. – И веско добавила: – Съедобное.

– К-к-конечно, госпожа ведьма, – пролепетал мужик и унесся на кухню.

Менестрель за соседним столиком только усмехнулся, встретившись со мной понимающим взглядом. Ему его первоклассный глинтвейн тоже явно не просто так достался.

Буквально через пять минут на столе появилось блюдо с запеченной в майонезе картошкой и отбивная. Я проводила мужика довольным взглядом:

– А чай?

– Простите, забыл, – поклонился тот, уносясь на кухню. Чашка со свежезаваренным чаем дополнила сервировку стола через пару минут.

«Хорошо быть ведьмой!» – в который раз решила я, впиваясь в мясо зубами. Кислым оно не было. Оно было нежирным, нежным и приправленным хмели-сунели. Чудо, а не мясо!

Вспомнив криво отрезанный кусок черствого хлеба, поджидавший меня в комнате для замаливания грехов, я содрогнулась и с удвоенным энтузиазмом накинулась на картошку.

Хорошо быть ведьмой!

Проще всего выследить оборотня, подсыпав ему в еду немного специального зелья: оранеала. Безвкусный, бесцветный, без запаха. Это, разумеется, не яд, а своеобразный индикатор, никак не влияющий на людей, но вызывающий резкую аллергическую реакцию у оборотней.

Пакетик-то у меня с собой был, но вот незадача – подсыпать надо было именно во время готовки, потом – без толку. Да и как будет смотреться монашка, неспешно идущая по трапезной и опыляющая еду какой-то дрянью? Порошочек был редкостно подозрительного едко-зеленого оттенка (он терялся, как только попадал в пищу), так что выдать его за соль никак не получится. Значит, надо идти на кухню и набиваться в помощницы – авось возьмут.

И я, засунув пакетик в карман рясы (там вообще-то положено лежать молитвеннику, потерянному мной в первый же день), пошла на кухню. В огромной комнате было дымно, шумно, жарко, и вообще на пороге возникло острое желание развернуться и сбежать оттуда куда подальше. Но – дело есть дело.

Я с самым что ни на есть невинным видом подошла к главной поварихе и поинтересовалась, не нужна ли ей моя помощь. Оказалось, что нужна, да еще как! Варево (назвать это супом у меня просто язык не повернется) уже давно кипело, капусту порезали, лук пережарили, а вот картошку, олухи, даже почистить забыли!

И я послушно присела над ведром, неспешно срезая грязную кожуру и выколупывая ростки. Возле котла с варевом постоянно кто-нибудь крутился, так что подобраться к нему мне, похоже, удастся только «легально»: если попросят что-нибудь туда кинуть.

– Ты что делаешь?! – изумленно спросила повариха, случайно увидев плоды моей деятельности: с десяток вычищенных картошек, горкой сложенных возле разделочной доски.

– Картошку чищу, – так же удивленно ответила я. – Вы же сами попросили.

Женщина вгляделась в меня и понимающе протянула:

– А-а-а-а… Так ты новенькая?

Я неуверенно кинула. Женщина сразу подобрела и с улыбкой пристроилась рядышком, взяв в руку нож:

– Ну кто ж так чистит? Ты так ее и за три года не почистишь! Вот как надо, – с этими словами она двумя движениями лезвия небрежно срезала кожуру, мало заботясь о том, что кое-где она срезалась не полностью, и, наплевав на море оставшихся в картошке ростков, бросила клубень в кастрюлю.

Я внутренне содрогнулась, похвалив себя за то, что пообедала в харчевне. Похоже, пост – это не самое страшное в монастыре. Куда страшнее его отсутствие… Хорошо, что я не буду это есть.

«Это ты так думаешь потому, что пообедала в харчевне. А согласись, там-то ты на кухню не заглядывала. Мало ли как они там готовят?»

Молчи! – в ужасе попросила я. А то мне сейчас этот обед боком выйдет.

«Вряд ли боком. Скорее – другим местом!» – язвительно просветил глас разума, но замолчал.

Картошку мы дочистили в рекордные сроки, порезали – еще скорее («А чего с ней возиться – все равно в котле разварится!» – рассудила повариха, разрезая картошину на четыре части и тут же хватаясь за следующую), и повариха только собралась было ее нести к котлу, как за ее спиной начал дымить, шкворчать и катастрофически пригорать лук (не без моей помощи, конечно). Женщина затравленно огляделась, от всей души желая разорваться на Две части, и умоляюще глянула на меня, стоящую рядом.

– Давайте, я отнесу! – услужливо подхватила я миску с «порезанной» картошкой.

– Спасибо, – улыбнулась повариха, кидаясь к сковороде.

Я неспешно протопала к котлу, нащупала заветный порошочек и, высыпав в кипящее нечто картошку, с самым наглым (то бишь невинным и отсутствующим) видом отправила туда же содержимое пакетика. Варево недовольно взбурлило, но тут же успокоилось.