Текст книги "Ступени к Храму"

ГЛАВА 7

…Над городом сияли звезды, соленой сетью опутывая черные крыла зеленоглазой ночной птицы, сырно-желтая луна пригрелась на крыше трактира и не желала куда-либо оттуда уходить. «Кто очень хочет всю жизнь мотаться кругами над землей – прошу, вакансия свободна! – казалось, говорил весь ее ехидный вид. – А у меня, вы уж извините, голова кружится. И вообще – имею я право хоть иногда поспать, как все, а не мучить бессонницей ведьм и оборотней?»

Но, увы, мало кто это видел: в городе люди редко поднимают голову вверх – куда больше их интересует то, что внизу: залезть в лужу или конское… удобрение – удовольствие маленькое.

Дверь трактира широко распахнулась, пахнув незабвенным ароматом вечного перегара, папиросного дыма и помоев. Из гостеприимного помещения толпой повалили завсегдатаи. Кого-то выносили на руках, кого-то выбрасывали с раскачкой, кого-то пинали, кто-то и сам выползал…

Сторож Мартын был как раз из последних. Чем несказанно гордился. Пусть ноги заплетались, то и дело по привычке снова разворачиваясь к трактиру. Пусть он оставил в оном всю свою месячную зарплату, пусть ему завтра за это будет такой нагоняй от жены, что костей не собрать, но он гордо шел сам, трепетно прижимая к груди бутыль мутного самогона. Единственную радость жизни…

Рассвет занялся незаметно: тихонько поднялась с крыши луна, медленно истаяв на полпути к горизонту, солнышко выбелило отблесками уже по-осеннему холодных лучей край неба, не слишком торопясь подниматься полностью.

Утро выдалось тяжелым: голова трещала, ноги подкашивались, мутило. То и дело мелькающий мимо люд тоже не добавлял настроения: то и дело норовили отдавить ногу, обсчитать с въездной пошлиной, обругать наглым зарвавшимся стариканом.

– Куда?! – в который раз заревел оскорбленным медведем Мартын на всадника, попытавшегося проехать без уплаты налога. – А платить?

– Сколько? – послушно достал кошель всадник.

«Эге, – подумал Мартын, – да ведь с этакого кварта можно и три шкуры содрать. Ну на бутылку – так точно!» Но – увы, коварное похмелье сильно подкосило счетоводные способности и без того не блиставшего математическими талантами Мартына, так что процесс сложения затянулся.

– Ну скоро ты там сообразишь, сколько в казну отдать, а сколько – прикарманить? – вдруг раздался тихий женский голос прямо над ухом. Чисто бы кто рядом стоял…

Мартын затравленно огляделся по сторонам. Никого. Всадник, устало побрякивающий монетами в развязанном кошеле. «Все треклятая жара!» – поморщился Мартын, опять принимаясь за тяжкое дело подсчетов.

– Ну скоро там? – зевнул всадник. – А то надоело уже!

– Сейчас-сейчас, господин! – поклонился Мартын, хмуря напряженно лоб.

– «Сейчас-сейчас, господин»! – язвительно прошипел настырный голосок несколько другой тональности. – Ишь ты, как залебезил! Открывай ворота давай, надоел уже!

Мартын осоловело затряс головой, безуспешно пытаясь вытряхнуть из нее остатки хмеля.

– Чего ты трясешься, как эпилептик? – брезгливо фыркнул кто-то третий в голове. – Хватит человека мучить – пропускай давай!

– Эй, ну долго ты там еще? – недовольно поморщился всадник.

– Н-н-нет, гос-с-сподин, – испуганно залепетал Мартын. – В-в-вы это, езж-ж-жайте так, ага?

– С чего бы это?

– Пр-р-риятное человеку сделать захотелось! – нервно облизывая губы, сглотнул Мартын. – Езжайте себе, с Хранящими.

Голоса в голове фыркнули, словно подавившись смешком. Всадник проехал, ворота чуть подзадержались, прежде чем вновь закрыться, – руку Мартына мазнул невидимый конский хвост.

– Ой, спасите Хранящие! – осоловело закрестился мужик.

– Отстань! – брезгливо фыркнуло в голове.

– Ага, – тупо согласился Мартын, глядя в пустоту.

– Вот и умница, – похвалили три голоса в унисон.

Мартын затряс головой, затопал ногами и, увидев родную бутыль самогона, разбил ее вдребезги.

– Больше – ни капли! – зарекся пятидесятилетний алкоголик…

– Умница… – прошелестело где-то далеко, замерев над дорогой.

Ступень восьмая
НЕКРОМАНТИЯ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

ГЛАВА 1

Огнегривое солнце блаженно расплескало по небу золотистые пряди лучей, над яркими полевыми цветами колыхалось праздничное марево, то и дело пыхая радостными крупинками пыльцы на полупрозрачных крыльях. Вемили плелись нога за ногу, то и дело нагибая шею за особо аппетитной головкой клевера или косясь в сторону бессердечных хозяек, заставляющих несчастненьких кобылок работать в такой чудесный летний день.

Лично я ничего особо чудесного в этом самом дне не находила: светодарская[19]19
  Светодар – средний летний месяц.


[Закрыть] жара – не моя стихия. Мне бы что-нибудь попрохладней… Плододарь, например. Только не в Окейне…

– Еще немного – и мы будем на месте, – сверившись с картой, бодро оповестила Тая уснувшую в седлах общественность.

Общественность ненадолго встряхнулась, недовольно поморщилась и вновь погрузилась в апатию. Третий день на вемили, встречных всадников нет, деревень не встречалось, призраки на огонек не залетали. Просто возмутительно скучное времяпрепровождение.

– И на каком же это месте? – вяло поинтересовалась я, тщетно пытаясь совладать с зевотой.

– На месте привала! – удивленно ответила ведьма. – Иньярра, ты чего, последние мозги отказали?

– Расплавились, – лениво ответила я, не горя желанием вступать в перепалки.

– Оно и видно, – усмехнулась неприлично бодрая подруга и вновь принялась меня тормошить: – Ну чего ты такая кислая?!

– На жаре скисла, – отмахнулась я.

– Оно и видно! Хватит сидеть, как поп на священном порохе!

– Вот только про попов не надо! – недовольно поморщилась я.

– Я вот только так и не понимаю, какого кв… почему, – тут же поправилась она, поймав мой восторженно-удивленный взгляд, – ты не захотела проучить этих «посланничков Хранящих»? Кто тебе мешал? Ну повыли бы на улице, устроили шоу спецэффектов и иллюзий, объявили бы себя – в смысле, чуть не сожженных ведьм – святыми мученицами, завещали поклоняться следам всех мимопроходящих колдунов и магов – и ушли бы! Кому от этого хуже?

Три дня прошло, а она все никак не уймется. Ну не захотела я еще раз светиться в городе – проехала, невидимая, насквозь, только чуточку поиздевавшись над стражником у ворот, – ну и что? Неужели, если ведьма не захотела делать пакость – это уже ненормально? Хотя… Ведь и вправду ненормально…

– Во-первых, Тай, среди «мимопроходящих» до квор… много, – мы обменялись лучезарными улыбками, – проходящих проходимцев, порочащих и без того не до тошноты доброе имя мага. А во-вторых, ведьма – выше мести. По крайней мере, такой мелочной. Останься в живых поп – тогда да, я бы просто так оттуда не ушла. А так… Только ауру без дела тратить.

– Ну надо же, жадина какая! – фыркнула Тая. И, опасно перегнувшись через голову кобылки, заглянула за меня. – Лий, ты там умерла?

– Расплавилась, – буркнула та.

– Где-то я это уже слышала… – с улыбкой протянула я.

Ручей был странным. Настолько странным, что я бы даже ручьем его побоялась назвать. Вы когда-нибудь видели ручей, который вытекает из ниоткуда и впадает в никуда?

Я, конечно, понимаю, что рядом с мировым средоточием некромантской силы Древо не может не претерпеть изменений, даже мы, три ведьмы, собравшиеся воедино, за два-три часа привала здорово меняли местный микроклимат, что уж говорить о полуторастолетнем некроманте, не меняющем места жительства вот уже век?

Но, даже несмотря на кажущуюся логичность происходящего, пить эту маслянистую жидкость, с оседающими на холодных пальцах беловатыми крупинками-кристалликами, я не стала. Целее буду. Интуитивная защита от ядов – штука, конечно, тоже хорошая, но и голову на плечах иметь надо. Я в нее ем, в конце концов.

– Как вы думаете, ее можно пить? – задумчиво спросила Лия, перебирая рукой в воде.

– Можно, – дружно ответили мы с Таей. И, помедлив, так же дружно добавили: – Но лично я не буду.

– Ясно, – усмехнулась Лия. – Интересно, это из-за некромантии или из-за того, что творится с Древом в последнее время?

– Не знаю, – помедлив, качнула головой Тая, перетирая в пальцах невидимую, но ощутимую (если уметь ощущать) ткань мироздания. – У меня вообще чувство, что мир вокруг рушится. Другой воздух, другая земля, другие цветы. Другая жизнь. Или – ее медленное угасание.

Я зеркальным жестом зачерпнула в пригоршню воздух. Помедлила, вслушиваясь в самое себя. Даже не в себя – а в то, что было до меня и будет, когда меня уже не станет. В тонкую сверкающую нить, опутывающую невидимой сетью все вокруг. Жизнь.

– А мне кажется, что мир не умирает, а… перестраивается, что ли… Становится другим, иначе живущим.

– Хоть какая-то надежда, – вздохнула Тая, вскакивая в седло. Мы последовали ее примеру.

– Не обольщайся! Я не сказала, что в этом другом мире будет место для нас троих. Да и вообще для всех ныне живущих в Древе.

– Редкой ты доброты девушка, Иньярра. Просто до незаметности редкой…

– Я знаю, – польщенно улыбнулась я, пуская ей в лоб шэрит. Так, в шутку.

Ну я же не знала, что она не успеет уклониться!

– Твою мать!!! – пронеслось над дорогой, уложив стоящую пыль на версту вперед.

– Ты чего не сблокировала? – возмущенно спросила я.

– Ах, так это я не сблокировала?!

– Ну не я же!

– Ах, так это я виновата?!!

– Ну не я же!!!

Тая взвизгнула что-то невоспроизводимое, швыряясь боевой «звездой».

Я пригнулась к конской шее, обжигающее заклинание прилетело в Лию, тут же отбросившую всю свою апатию и уныние. Ведь гнаться вдвоем за мной, обуянной жаждой мести, – то еще развлечение! Особенно для меня.

Ветер вышибал слезы, Шэрка петляла, как заяц, уклоняясь от летевших в нас заклятий (одно было даже необратимым – вот и дружи с такими!) самонаводящиеся я блокировала, взамен посылая свои. Судя по все нараставшим воплям позади, цели они порой достигали…

Мягкоперая тьма ласково накрыла бархатным пологом тускло переливающуюся под луной реку, сизый величественный лес, укутала теплым одеялом место нашего ночлега, мягко обволакивая ярко-желтое пятно костра. Глухо потрескивали сыроватые дрова, то и Дело метко швыряясь тонкими острыми иглами искорок в висящий котелок.

– Иньярра, ты же любишь чистить селедку? – вкрадчиво поинтересовалась Лия, минут десять сама промаявшись с вышеозначенным продуктом, в процессе чистки утратившим всякую съедобность и уж тем паче – привлекательность.

– Ага, люблю! – язвительно ответила я. – Примерно так же, как выщипывать брови и гореть на костре.

– Вот и чисти! – рыкнула обозлившаяся Ильянта, всучив мне ножик и грустно взирающую на меня единственным оставшимся глазом сельдь. Кстати, по-моему, голову ей все-таки отрезают…

Как выяснилось через пятнадцать минут, отрезать голову – это самое простое во всем процессе чистки. Я в этом деле не мастак, поскольку рыбу недолюбливаю. Даже есть, а что уж говорить о том, чтобы чистить?

Выпотрошить рыбку мне удалось только с третьего раза, причем уже после первого она подозрительно напоминала хорошенько выжатую мочалку.

– Ничего, нам есть, а не смотреть! – утешила я сама себя, пытаясь сообразить, что же с ней делать дальше.

– Ага, – мрачно согласилась Тая, подозрительно наблюдая за всеми моими манипуляциями. – И еще желательно съесть и не отравиться.

– Ничего, не помрешь! – отрезала я, пиля тупым ножиком спинной плавник. Он проявил просто невиданное упрямство, постоянно сворачиваясь так, что я пилила собственные пальцы. Хорошо, хоть ножик тупой…

– Иньярра, скажи лучше сразу и честно: ты хоть раз это делала раньше? – не выдержала Тая.

– Не-а, – помотала я головой. – Но ведь учиться никогда не поздно, правда?

– Правда, – вздохнула она и горестно добавила: – Но почему за счет именно моего желудка?

– Не жалуйся! – оборвала я, бесцеремонно отрывая надоевший плавник при помощи магии. Наступала самая ответственная стадия: сдирание шкуры. Помнится, когда я единственный раз в своей жизни видела, как повар в Храме чистит селедку, он говорил:

– Самое сложное – это снять шкуру. Либо ты ее правильно снимаешь с первого движения, либо потом полчаса соскабливаешь ножичком!

После этого он поднял рыбку примерно на уровень лица, взял за хвостовой плавник и резко рванул в разные стороны. На подставленную тарелку эффектно упали две филейные половинки. Без костей, без шкуры и без проблем.

– Но это только смотрится так просто, – неторопливо продолжал повар. – Потому что если рвануть неправильно, то сельдь, вывернувшись из рук, прилетит вам прямо в лицо. Удовольствие так себе…

Что ж, проверим. Направление, вектор и силу рывка я, конечно же, не знала, но что мешает узнать методом тыка? Итак, поднимем рыбу на уровень лица… Коварная селедка выскальзывала из пальцев, не давая усилить хватку для сильного рывка… Поудобнее перехватим за хвост – и!..

Удовольствие и вправду маленькое…

– Иньярра, а ты уверена, что эта селедка нам нужна… такой ценой? – опасливо спросила Тая, торопливо колдуя над быстро уменьшающимся синяком на щеке и глубоким порезом от рыбьей чешуи.

– Уже не знаю, – сквозь зубы проскрипела я, чувствуя, что моя легкая неприязнь к морепродуктам с нынешнего дня превратится в пламенную нелюбовь. – Но кое-кому (Ильянта съежилась под моим гневным взглядом) приспичило…

Поужинали запеченной в углях картошкой и помидорами. От вроде бы почти профессионально вычищенной селедки я отказалась наотрез, проигнорировав провокационные фразы о том, какая она вкусная, жирненькая и вообще – пальчики оближешь!

– В следующий раз чистите вы – а я посмотрю, какая она потом будет жирненькая и вкусная! – мстительно сообщила я.

– Но, Иньярра, если еще и мы станем ее чистить – кто же тогда будет есть? – искренне возмутились подруги, звонко расхохотавшись от моего плотоядно-задумчивого взгляда в их сторону.

– А что есть? – вдруг звонко спросили кусты. – Может, я буду?

– Здравствуй, говрокх, – прохрипела я, хватаясь за сердце и чисто машинально выхватывая из воздуха шэрит.

– Бьется? – серьезно спросила Тая, поглядывая на мою руку.

– Ага, – чуть переведя дыхание, ответила я.

– Плохо, – коротко резюмировала та.

– Почему? – грозно вопросила я, вскакивая на ноги.

Ведьма встала, аккуратно обняла меня за плечи и снова, как маленького ребенка, усадила на землю. Уставилась всепонимающим взглядом и грустно, медленно стала объяснять:

– Иньярра, плохо, если человек слушает сердце с правой стороны груди… Но еще хуже – если он его там слышит!

– А иди-ка ты… в кусты! – с чувством послала я, снова вскакивая на ноги. Ведьма прыснула со смеху и отошла. Я посмотрела на руку. И правда – справа. Ну дожилась…

– Кстати, а что там? – спросила Лия, с опаской приближаясь к объекту всеобщей суматохи.

– Ничего! Это я здесь сидю! – звонко ответили кусты, выпуская из-за шикарных густо-зеленых ветвей девочку лет восьми, всю перемазанную в земле, в порванных на коленках штанишках и с полуполным лукошком. Интересно, она специально собирала именно поганки, или здесь люди непрошибаемые?

– Ты здесь откуда? – спросила я, двигаясь и давая малышке место на расстеленном одеяле.

– Из деревни, – доверчиво откликнулась девочка, садясь на землю рядом с одеялом, и вопросительно потянулась к оставшейся на тарелке картошке.

– Бери, – улыбнулась я, пододвигая ей помидоры с селедкой. – И садись на одеяло – простынешь!

– Не-а, – хитро улыбнулась девочка. – Я привыкла. А вы здесь откуда?

– Мы… Мы – путешественницы. Ищем… клад, – почти не сбившись, выдумала я.

– Врешь! – безапелляционно ответила девочка, приканчивая помидоры.

«Какой прозорливый ребенок!» – мысленно подивилась я, не забывая скорчить обиженную рожицу.

– Ты мне не веришь?

– Нет! – твердо ответила девочка. – Потому что все клады уже давным-давно выкопали гномы, и искать их – глупая затея. Не может быть, что ты, такая большая, этого не знаешь!

– Я издалека, – рассмеялась я. – И мы не знали, что у вас нет кладов.

– А у вас есть? – недоверчиво спросила малышка.

– Есть! – твердо ответила я. – Кстати, а раз у вас нет кладов, то, может, хоть деревни у вас есть? А то вот уже три дня едем – и ни одной не встретилось!

Деревня нам и впрямь была нужна позарез: продукты были на исходе, запасы чая – тоже, да и направление сверить не помешало бы… И потом – бадья с водой, мягкая кровать со свежей постелью… Мммрр!

– В деревню приедете завтра, ближе к вечеру, – отозвалась девочка, сонно кутаясь в курточку.

– А ты тогда здесь откуда? – удивленно округлила глаза Лия.

– А мы с мальчишками в поход на два дня пошли – они меня бросили, и я потерялась, – ответила та.

– Ни кворра себе рыцари! Да я таких в детстве из рогатки отстреливала! – возмутилась я.

– Ага, ты бы еще вспомнила бесшпилечный каменный век! – фыркнула Тая, вставая и начиная укладывать в сумку вымытую заклинанием посуду.

– Темные были времена, – сокрушенно качая головой, согласилась я. – Прямо-таки варварские!

Ведьма фыркнула от смеха, скрываясь в темноте:

– В левые кустики не ходить!

– Правильно, там гремучая змея сидит, – согласилась я.

– Что?! – подпрыгнула она, как ужаленная. – А раньше не могла предупредить?!

– Ну ты же пока не там, так о ком предупреждать? – резонно возразила я.

…Спасло меня только то, что Тае и впрямь позарез приспичило в кустики – операция «задуши ведьму, гадину ядовитую» не увенчалась успехом исключительно благодаря ее ограниченности во времени…

– Итак, укладываемся спать! – погромче прикрикнула я, выводя из состояния бессмысленного созерцания почти догоревшего костра Лию и малышку.

– Кстати, а как тебя зовут? – вспомнила я, стеля на земле еще одно одеяло и помогая девочке поудобней устроиться.

– Тора, – отозвалась та сквозь зевок. – А ничего, что я тут с вами останусь?

«Ты уже осталась», – с улыбкой подумала я, глядя на засыпающую малышку.

– Ничего. Спокойной ночи, Тора.

– Спокойной ночи…?

– Иньярра, – подсказала я.

– Спокойной ночи, Иньярра, – послушно повторила Тора, счастливо тая в радужных объятиях детских снов.

Улеглись мы быстро: день выдался долгим, утомительным, так что спорить или переругиваться не хотелось. Уже засыпая, я вдруг подумала, что стелющийся дымок от потухшего костра здорово напоминает змею…

ГЛАВА 2

– Тетя Иньярра? Тетя Иньярра?! – разбудил меня звонкий голосок над ухом. Шаловливые пальцы схватили меня за нос и стали самозабвенно таскать его из стороны в сторону. Непередаваемые ощущения!

Если бы это была Лия или Таирна, я бы послала их куда подальше и успокоилась, но – увы, дети есть дети. Поэтому приходилось корректно утыкаться носом в одеяло, всем своим видом показывая, что тетя Иньярра не испытывает счастья и радости от перспективы вставания ни свет ни заря.

– Тетя Иньярра!!! – обиженно взревел ребенок, запрыгивая на меня «верхом» и начиная «пришпоривать» каблуками. Добрые нынче дети пошли…

– Чего тебе? – грозно спросила я, не открывая глаз.

– Тетя ведьма, а можно я в кустики схожу?

– …! Трать-тарарать! Можно!

– Тетя ведьма, а я в правые боюсь – там крапива! – жалобно протянула Тора.

«Какая же я все-таки гадина – вон ребенка запугала!» – мысленно повинилась я и постаралась как можно более ласково ответить:

– Так сходи в левые – дел-то! Подсматривать не стану, обещаю!

– Так вон та злая тетя (указующий перст обличающе ткнулся в спящую Таю) сказала, что в левые кустики ходить нельзя! – с отчаянием в голосе пояснила девочка. Так-так, устами младенца глаголет истина…

Сон как рукой сняло. Я резко села, чуть не столкнувшись с Торой лбом, но никаких признаков подслушивания вроде подрагивающих ресниц или губ, расползающихся в неудержимой улыбке, в невинно спящей Тае не обнаружила. Что ж, проверим на вшивость…

– Тора, никогда не слушай дураков! – нарочито громко говорю я, не сводя глаз с неподвижного Таиного лица. Выстрел ушел в молоко: Тора, радостно взвизгнув, умчалась в вожделенные кустики, а Тая так и не осчастливила меня признаками подслушивания в виде возмущенных воплей, оскорбленных попыток задушить собственноручно и гневных шэритов в лоб. Отразить их у меня шансов почти не было: Тая и сама никогда не знала, по какой траектории полетит слепленный ею шэрит. Скорее всего – по отчаянно зигзагообразной.

– Ну и зачем я просыпалась тогда? – обиженно спросила я у безнадежно не подслушивающей Таи и снова завернулась в одеяло по самую макушку…

Солнце устало бросало на землю сладковато-мятные пригоршни света, не отгоняя, впрочем, низких грозовых туч, обещавших ни в коем разе не пройти мимо, а пролиться именно на нас. Даже если ради этого им придется промчаться через все Древо со скоростью вемили.

Легкую Тору Шэрка, похоже, даже не замечала, не сбиваясь со звонкого галопа и не отставая от Лены с Ринкой. А вот я Тору замечала, и даже очень. По-моему, за последние два часа я рассказала ей уже даже больше, чем вообще знала.

– Тетя Иньярра, а почему вы не боитесь ехать втроем и без мужчины? – не отставал любопытствующий ребенок.

– Ты вот пошла в лес с мужчинами, так сказать, – а толку? – отшутилась я.

– А разве большие мужчины такие же? Они же не стали бы так шутить! – наивно удивилась она.

– Так – нет, не стали бы, – серьезно согласилась я. – Когда мальчик становится мужчиной, он, конечно, становится сильнее, выдержаннее, но по сути своей – почти не меняется: просто переходит на более «крупные» дела. Если был – поганец, то поганцем и останется. Просто в детстве он тебя бросил в лесу, а потом может и чего похлеще сотворить.

– То есть с возрастом они становятся еще хуже?! – презрительно скривилась Тора.

– Или – хуже, или – лучше, – уточнила я. – Впрочем, есть и такие, кто вообще так и не вырастает. Ходят такие большие дети по миру, свято веря, что ничего плохого они сделать не могут, а если и сделают – то их обязательно пожалеют и простят.

– Они – плохие?

– Не знаю, можно ли так говорить… Но вот женщине рядом с ними точно не место, если только она не желает всю жизнь выступать нянькой для группы в яслях.

– Ясно! – серьезно кивнула Тора, заставив меня сдавленно подхихикнуть.

Солнце, в последний раз плеснув нам в лица ярким светом, окончательно скрылось за тяжелыми низкими тучами. Я поежилась, накидывая на плечи длинный плащ.

– Кстати, а тебе не попадет от мамы, что ты так долго где-то гуляла? – спохватилась я.

– Не знаю, – беспечно пожала плечами девочка. – Она же не знает, что я гулять пошла.

Удивительный ребенок…

– Знаешь, а по-моему, тебе может влететь, – доверительно шепнула я девочке на ухо. Та сделала большие глаза и настороженно притихла. Потом чуть подумала и уверенно протянула:

– Не-а! Маме не до меня: у нас и так всякая чушь творится, чтобы из-за такой ерунды расстраиваться!

– Какая чушь? – встряхнулась Тая, звонко щелкая поводом по шее Ленки, тянущейся к чересседельной сумке с провизией.

– Да какая, – отмахнулась Тора. – Такая! В огороде ничего не растет, потому что сильно жарко все лето было, грибов половину есть нельзя стало – я вон целое лукошко насобирала – и все повыкинули. Так жалко, аж плакала! А вот вода в реке – очистилась зато. Нам, правда, пить ее на всякий случай не разрешают, но мы все равно пьем. Вкуснющая!!! И в лесу теперь не страшно. А раньше темный был, жуткий лес.

– Ясно, – вздохнули мы.

Везде одно и то же. В большей или меньшей степени – но одно и то же. Природа прекращает быть постоянной. Она меняется со скоростью света, и хвала Хранящим, если люди успевают под нее подстроиться. А если нет? Уверена, такие примеры тоже имели место – просто мы пока не знаем. Да и что будет здесь через пару недель, тоже ведь никто не знает.

Скорее всего, мир не остановится, пока не добьется того, чего хочет. Вот только чего он хочет?

– Ведьмы, у меня очередной острый приступ желания поторопиться, – вздохнула я, чуть сжимая коленями бока Шэры. Кобылка послушно прибавила ходу, ведьмы последовали моему примеру, пустив вемилей вскачь.

Небо вздулось промокшим черным шелком, ветвясь язвительными молниями, гневно хлеща стеклянными потоками воды и грозно потрясая угрюмыми раскатами грома. Мы промокли насквозь, не спасли ни плащи, ни заклинания. Сидеть на скользкой Шэркиной спине становилось все опаснее. Если бы она не прогибалась, подстраиваясь к всадницам, то мы с Торой давным-давно уже оказались бы на земле, по самые уши в хлюпающей под лошадиными копытами грязи.

– Куда ехать? – прокричала я сквозь шум дождя и грохот молний, придержав Шэру на развилке.

Тая, борясь с ветром, расстелила на коленях карту. Которую, разумеется, тут же снесло и основательно изгваздало в качественной вздувшейся грязи. Пришлось подманивать назад телекинезом, с брезгливым фырканьем отчищать и вновь разворачивать, заблокировав тремя защитными заклинаниями.

– Так, нам сюда, – первой сориентировалась Лия, тыча длинным ногтем в пару домиков. – Судя по масштабу, должны приехать минут через пятнадцать. Если, конечно, масштаб верен.

– Не знаю, – с сомнением пожала плечами Тая, за что удостоилась от нас таких убийственных взглядов, словно это она лично рисовала эту карту и не удосужилась выверить масштаб. Ведьма подавилась воздухом и судорожно закашлялась.

– Проверим, – сухо сказала я, щелкая пальцами левой руки. Шэрка, привыкшая к подаче команд в любом виде, да и вообще – их отсутствию, послушно повернула влево.

– Показуха! – высокомерно передернула плечами Ильянта, по-простому дёргая за левый повод и ударяя кобылу каблуками. Та, не понимая, чего же все-таки от нее хотят, возмущенно заржала и встала на дыбы, не желая становиться на землю прежде, чем хозяйка не грянется об оную. Вздорную кобылицу пришлось успокаивать нам с Таей.

– Учись, пока я жива, – довольно усмехнулась я.

– Хорошо сказано – покажива, – многозначительно заметила Лия. – Такие вещи преходящи!

Я только тонко улыбнулась, опять особым щелчком заставляя кобылку выбрать верную дорогу.

– Какая же ты все-таки вредная! – злобно прошипело в спину.

– И слава Хранящим!

– Спасибо!

Через пятнадцать минут деревни мы не нашли, через полчаса – тоже, через час я была готова отдать за нее полмира (все равно у меня его не было). Холодные злые струи дождя заливались за шиворот, стекали между лопаток, ветер, словно взбесившись, продувал насквозь, едва не снося с вемили. Больше всего было жалко Тору: девочка нахохлилась замерзшим воробушком, вцепилась окоченевшими пальчиками в мой плащ и вздрагивала всем телом, даже согревающие заклинания, заставившие нас всех почти полностью опустошить ауры, уже не помогали.

– Тая, да где эта йырова деревня? – не выдержав, завопила я, размазывая по лицу то, что еще утром гордо звалось любимыми тенями и тушью.

– Ну… – неуверенно начала она, опять безуспешно пытаясь расстелить на коленях карту.

– Что – «ну-у-у»?!

– Ну-у-у-у… По-моему, мы потерялись… – робко сказала она, тут же сжавшись в ожидании двух раздраженных шэритов.

Ошиблась. Мы уже настолько устали, что даже на расстройство сил не оставалось, да и холод сделал свое дело: единственное, чего хотелось – упасть на шею вемили и заснуть. Мы еще как-то боролись, заставляя друг друга разговаривать, не спать, а вот Тора совсем расклеилась, закрыв глаза и привалившись к моей спине. Не сговариваясь, мы истратили остатки сил на то, чтобы накрыть девочку непромокаемым куполом.

– И что теперь? – безнадежно спросила я.

– Нам направо, – решительно тряхнула мокрыми волосами Ильянта, неестественно глядя прямо перед собой и направляя кобылу прямо через поле. Мы беспрекословно взялись за поводья: если уж тебе взялась указывать дорогу Предсказательница, то молчи и слушай. А дурацкие вопросы – в письменном виде через завкафедрой.

Запахом дыма и лаем собак пахнуло уже через пять минут. Может, это была и не та деревня, которую мы так долго и упорно искали, но уже за одно то, что Лия вывела нас к жилью, я была готова расцеловать ее куда ни попадя!

Впрочем, пока ей было не до поцелуев: колдовство отняло столько и без того отсутствующих сил, что ведьма чуть не упала с вемили, потеряв сознание. Мы с Таей везли ее почти под руки, вплотную прижавшись вемилями, пока она не пришла в себя и не смогла держать равновесие самостоятельно.

В деревню мы въехали через задние ворота, но нас это уже мало волновало: мы остервенело замолотили кулаками в первый же дом.

– Чаго вам? – высунулась из окна неприятного вида женщина. – Марш прочь!

– Пустите нас, пожалуйста, – начала Тая.

– Перен-н-ночевать, – бодро стуча зубами, пояснила Ильянта.

– Мы заплатим, – веско обронила я, не желая сразу выставлять это как главный аргумент в споре.

– Нечо делать! – раздраженно махнула рукой женщина. – Ходют тут всякие, потом кур недосчитаешься!

– Да нужны нам ваши чахоточные куры! – возмущенно фыркнула Лия.

– Чур меня, чур! – суеверно перекрестилась женщина. – Сглазить хочешь?! Вон, я сказала!

М-да, хорошо, она пока не знает, что сглазить мы порой не только хотим, но и запросто можем…

– Женщина, да не нужны нам ваши куры! – попыталась воззвать к голосу разума Тая. – Нам только переночевать!

– Во-о-он! – войдя во вкус, экзальтированно вопила тетка, брызжа слюной. – Вон отсюда!

– Ладно, – вздохнула я, чувствуя, что тут спорить бессмысленно. И, оглянувшись на съежившуюся в комочек Тору, спросила: – Тогда вы, может быть, продадите нам кружку бульона – а то у нас девочка замерзла?

– Какая девочка? – настороженно спросила та.

– Девочка и девочка, – хмуро огрызнулась Тая, пряча озябшие кисти в рукава куртки. – В лесу ее нашли – потерялась. Торой зовут. Так вы бульон-то продадите?

– Тора?! – всплеснула руками женщина. – Так чего же вы молчите-то? Я вам сейчас ключик дам от дома ее тетки. Она, поди, в гости шла – да потерялась. Только вот тетка к матери погостить на пару недель уехала, так что вы по хозяйству уж сами, ага?

– Ага, – бесконечно устало отозвалась я, пытаясь сжать непослушными дрожащими пальцами выскальзывающий ключик.

Горячего чая – и в кровать. А все остальное – завтра, даже если ночью здесь посреди главной площади решит вырасти окейнинский баобаб…