Текст книги "Голод. Нетолстый роман"
Автор книги: СветЛана Павлова
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
В тот вечер мне было одиноко и особенно хотелось внимания. Поэтому я даже встала на табуретку, откуда говорила тост, пока Джокер, Харли Квинн, две Чудо-женщины, Мия Уоллес, почему– то Анастасия Каменская и десяток неидентифицируемых персонажей, не пытавшихся снискать любви Татьяночки Борисовны, смотрели на меня через камеры телефонов, сохраняя моё выступление на веки вечные.
Звон клиентского хрусталя. Аплодисменты. Поклон.
Поклон вышел резким и не встретил понимания платья. Оно просто сказало «нет» и, категорично треснув, разошлось двумя кулисами по шву, аккурат на моей жопе. Сначала я подумала: «Как холодно». Потом подумала: «Хорошо хоть, трусы приличные надела». Потом: «Надеюсь, Сергей хотя бы не увидел». Но Сергей увидел: подлетел в секунду, помог спуститься, прикрыл срам, приобняв со спины в рамках дозволенного для публики и сказал: «Эх, Ленка, что б мы без тебя тут все делали».
Мы уединились сразу после – в кладовке, где обычно трахались в обеденный перерыв. Я долго плакала, повторяя: «Они всё видели и смеялись надо мной», а Сергей неумело гладил меня по голой спине, отвечая: «Да ты что, пьяные все, там темно, ничего не видно, и вообще никто не смеялся», хотя я знала, что видно было прекрасно и смеялся Сергей вместе со всеми. Я не успокаивалась, рыдала пуще прежнего, тогда Сергей решил, что надо козырять чем-то серьёзным и предложил поехать к маме на дачу. В тот момент я подумала, что это в целом сносная кармическая компенсация.
На даче я продолжала прокручивать в голове вчерашний позор. Уже раздёргала до крови заусенец, съела четверть вазочки сушек, а после – почти половину губы. Наконец в плохо вымытом окне нарисовалась фигура Сергея. Я прильнула к стеклу, потому что мужик, рубящий дрова, – это хорошая, приятная глазу картинка. А после – вышла на веранду и закурила, предварительно проверив, не попадаю ли в обзор Серёжиной мамы – будто это и впрямь могло «снять» с меня несколько очков. Курить взатяг я так и не научилась: просто набирала в рот дым и держала как можно дольше – чтобы не выдать себя.
Я наблюдала, как энергично Сергей сражается с деревяшками, угадывала по губам его любимые матюги. Смотрела и вела в уме расчёты: четыре месяца служебного романа, 52 тысячи рублей у психотерапевта, один «Постинор» (он настоял), два совместно пережитых тендера, а всё равно – чужой. Пыталась понять, а как же так вышло, и искала оправдания в первом впечатлении. Силилась вспомнить, зачем переспала с ним тогда, после выездного корпоратива. Неужели только ради посткоитальной шутки «А ты точно продюсер?»
Сергей вырвал из мыслей, попросил помочь. «Кинь три полешки в костёр, плез». Я кинула и села рядом, на свежеспиленное бревно. Он молчал, но продолжал рубить, поглядывая на огонь.
– Как-то херово у нас горит, Лен.
– Ну да…
Сели обедать. Елена Александровна представляла каждое блюдо обстоятельно, как дальнего родственника. Огурцы закатала, пусть и артрит; холодец требовал раннего, в пять утра, подъёма; в салате яблочко, потому что Серёжа это любит – когда с яблочком. Мы так и сидели, сталкиваясь вилками на маринованных грибах, и – как мне казалось – репетировали семью.
На третьей водочке Елена Александровна, поддавая борща, спросила: «Лен, а ты борщ как – на зажарке или без?» Я делала без – в знак протеста против матери, но всем говорила, что просто лень. А тут зачем-то придумала сказать: «Да я вообще никогда не готовлю, из принципа». «А-а-а, ну, главное, кушаешь, видно, что хорошо. Личико вон какое кругленькое», – сыто улыбнулась Елена Александровна и быстро спохватилась: «Серёжа, давай подолью».
Вообще это бывает. Просто совпадение. Просто наложилось – сначала одно, потом другое. Ба ответила бы ей: «Ну, до вашего личика мне ещё далеко», и всё бы разрешилось – легко и просто. Но Ба не могла мне подсказать.
За личиком полезло в голову уже сто лет как истлевшее. Мелкое враньё на собеседовании; третий за осень цистит; телефонные мошенники развели на 7000; подмухлевала Сергею в смете, а он, сволочь, даже цветов не принёс ни разу; мать напилась на выпускном и с утра красномордая просит прощения.
Серёжа что-то почувствовал, попытался поправить: примиряющий смех, «да ладно вам, пойдёмте лучше в баню». Но я уже ничего не слышала: ни как Сергей позвал, ни как ответила «да что– то не хочется». Ни в какую баню я, конечно, идти не собиралась. Ведь баня – это раздеться перед Еленой Александровной, а значит, предъявить новые доказательства своего хорошего аппетита.
«Ну, мы надолго, к шести вернёмся», – сказал Серёжа.
Я кивнула и только буднично, без капли грусти подумала: «Надо же, а ведь почти полтора месяца продержалась».
Я некоторое время следила за ними с веранды – Сергей шёл в свойственную ему ленивую развалочку, с сигаретой и банкой пива, увеличенная старой шубой Елена Александровна догоняла его почти вприпрыжку. Как только их спины скрыл поворот на сарай, я рванула в дом. Там заперлась на два замка и взяла курс на «Саратов».
«Саратов» был как живой – он то гудел, то отбивал дробь, а когда уставал, отряхивался, словно пёс. А ведь едва доставал до груди – так что, если надо чего с нижних полок достать, садись на корточки. Но на нижних полках неинтересное: огурцы, помидоры, морковь – я догадывалась. Я резко дёрнула на себя дверь: качнулся в эмалированном поддоне студень, в лицо ударил холодный продуктовый дух.
Господи, помоги.
Начала с борща, хоть он уже и успел подзаболотиться. Греть времени не было, решила пить прямо так, из кастрюли. Затем колбаса – откусила прямо от палки, потом отрежу. Банка солёных огурцов – мутно-серые и горчат, у мамы лучше были. Ещё три картофелины, хлеб, хлеб, хлеб, оливье с этим сраным яблоком, ещё хлеб, до горбушки, маковый торт. Кидала как в топку, не жуя особо и не чувствуя вкуса, лишь бы исчезли они все: личико, платье, Елена Александровна, Серёжа, мать, чёртов этот Хэллоуин, а вместе с ним – офис и Татьяночка Борисовна.
Ну а дальше – автопилот.
Сорок «бёрпи»[12]12
Бёрпи – упражнение, содержащее последовательное выполнение прыжка, планки и отжимания.
[Закрыть], синий блистер, красный флакон, торги с аннотацией, грозившей летальным исходом за передоз.
В ожидании мочегонного и слабительного эффекта я направилась в туалет. Там долго рассматривала в зеркале личико – огромное, одутловатое, словно чужое. Оно смотрело с трёх сторон сразу: центральной и двух створок по бокам.
Перекрестилась. И той же рукой два пальца в рот.
Всё, что не успело уйти вниз от желудка, отправилось в обратный путь. Первый куплет, второй, третий.
А едва отблевалась, кишки и почки ультимативно намекнули: мол, пора поворачиваться другой стороной. Пока из меня выходила вся жидкость и твёрдость, все последствия первого за полтора месяца срыва – личико таяло, и мне становилось хорошо. Я легла на холодный кафель и грустно срифмовала: кафель – фалафель. Хотелось замуж, сдохнуть, чтобы кто-то обнял. Завтра – 1-е число и худший на свете день – воскресенье. А с ним – новый зарок не жрать, не блевать, покупать авокадо и ходить на силовые через день.
Я знала, что никакая из этих инициатив не продержится дольше недели – до следующей ровной даты, ровного нахождения Луны в пятом доме, до следующего обещания, которое обязательно когда-нибудь, но никогда не сейчас.
Потом, посмотрев на часы, я, наконец, поднялась и убрала сотворённое свинство. Сделала чище, чем раньше, и видно было, что чисто здесь не делали очень давно. Заодно вымыла зеркало, пол, вкрутила давно выдохшуюся лампочку. До скрипа умылась с мылом, рассмотрела себя в зеркале и даже обнаружила намёк на скос скул. Довольная собой, я перезастегнула ремень – на пару дырок влево от разношенной, привычной.
Вернувшаяся из бани Елена Санна не заметила ни уборки, ни оскудевшего содержимого холодильника.
Да и вообще никто ничего не заметил.
Впрочем, как и всегда.
RE: моя рецензия
Прочитала «Авиатора». Хорошо написано: просто, но не примитивно, философски. Читала и подспудно думала, как же это жизнеописание закончится? Ясно, что Иннокентий не выживет, но как его история будет завершаться? Растягивала чтение, тем самым замедляла приближение окончания книги и жизни Иннокентия. Предложенный автором вариант его гибели поразил. Это было неожиданно и (для меня) нелогично. Мне не нравится такой приём, когда автор в конце произведения «беспричинно убивает героя» или оставляет его в самолёте во время полёта. Всегда такое ощущение, что он сам не знает, как всё это закончить. Легче убить героя, или оставить его, летящим в самолёте, чем разбираться дальше в этой сложной, самим придуманной ситуации. Остаётся ощущение обманутости твоих ожиданий. Например, Сол Беллоу «Хендерсон – король дождя» (Нобелевская премия 1976 года). Читаешь о жизни Хендерсона в Африке, подспудная мысль, как он будет жить, возвратившись в Нью-Йорк, как сложится его судьба? Повествование обрывается во время его полёта в Нью– Йорк (возвращение домой). В душе та же неудовлетворённость и беспокойство за судьбу героя.
Но я ещё не всё хорошо обдумала. Это первое впечатление. Буду читать «Авиатора» ещё раз. Я кое-где оставила закладки, чтобы повнимательнее перечитать. Я сейчас подумала, почему я его читала не торопясь. Наверное, боялась конца. Но я, по моему, об этом уже написала. Повторяюсь Пока.
RE: моя рецензия
я так люблю тебя.
У нас в тусовке есть хороший мальчик Даня. Летом – пинг-понг, зимой – шахматы. ДМС со стоматологией. Иллюстратор. Портфолио и детали – по ссылке в шапке профиля. Ну и вещества с вечера пятницы до самого утра понедельника. Обычно на вечеринках Федя берёт его под руку, хлопает по спине и говорит: «Братан, давай сегодня не будем?», почему-то во втором лице. Но никакое второе лицо тут, конечно, не предполагается. В борьбе с зависимостью ты тотально одинок.
Вообще-то к касте праведников, наверняка знающих, какой совет тебе нужен в данный момент, Федя примкнул недавно. До сих пор не могу осознать эту метаморфозу: из весёлого раздолбая прямиком в страшный тип людей, которые делятся лайфхаками, как не концентрироваться на ерунде, советуют хорошие подкасты про умение слушать себя и говорят: «Просто надо полюбить себя таким, какой ты есть».
Только вот никто, никто из них не готов встать на твою сторону. Ни-ко-гда.
Федька-Федька.
Феденька.
Федянчик.
Когда-то был мне лучшим другом, а теперь – просто более успешный коллега. Взрослая жизнь начала отдалять нас друг от друга уже давно, но, честное слово, читая его капризные сториз с отметками компаний / ресторанов / услуг, которые перед ним провинились, я даже перестала об этом жалеть. Только вчера, например, Федя ябедничал на «тупого» курьера, из-за которого овсянку пришлось есть без клубники, да ещё и на воде вместо соевого молока. На третьем видео его голодных страданий я физически ощутила, как левеют мои взгляды.
Я его совсем не узнавала. Так и подмывало спросить: «Федь, ты чё? У тебя всё в порядке?» И заодно напомнить, как на первом курсе мы жрали на ужин рис, заправленный майонезом. Как прятали в сугробе перед клубом бутылку водки, на которой умели продержаться до открытия метро. Как сняли первую в Москве квартиру: однушка, Новогиреево, бабушкин ремонт, до метро на автобусе 15 минут, только славяне. Ну, как сказать, славяне. Бабушке-лендлордше, чей и был ремонт, мы отрекомендовались парой – так было проще, понятнее и надёжнее. Вряд ли она бы обрадовалась правде: в те времена мои парни не задерживались дольше двух месяцев, а Федян с первого курса был влюблён в Изис – нечеловечески красивую египтянку, по обмену приехавшую учиться к нам на факультет. В жизни Феди Изис была представлена прерывистым зигзагом: будучи старше нас почти на четыре года, она, понятное дело, не особо хотела тусоваться с малолетками. Рвалась к тем, кто постарше – аспирантам и молодым преподавателям на контракте. Как любой иностранке, ей хотелось производить на них впечатление фразами типа: «Знаю вас как облупленных» или «В чём сила, брат?», запоминаемыми усердно, воспроизводимыми медленно, от того не имевших должного эффекта. Это не мешало ей быть главным объектом внимания. Мне казалось несправедливым, что мы с другими девчонками были унижены её экзотичностью, инаковостью, недостижимой красотой. Что все были по умолчанию влюблены в её смелость – из тёплого Каира в слякотную Москву. Что на неё были подписаны все люди нашего журфака. Мы с интересом рассматривали размазанные картинки, сопровождаемыми странными английскими подписями, понятными лишь её близким друзьям, и пытались копировать её стиль.
Изис динамила Федю года два. Иногда они встречались, иногда расходились. Однажды даже разошлись официально: Изис сказала, что всё-таки выйдет замуж за парня, которого ей нашёл отец, и потому улетает из Москвы в Каир.
Да, навсегда. Нет, провожать не надо. Писать и звонить – тем более. Чемодан сама донесу.
После этого Федя две недели пил горькую и спал со мной на матрасе. Просто не мог один. Он скулил, я гладила его по голове. Впоследствии я часто вспоминала эти ночи: такой нежности, не окрашенной ни страстью, ни влечением, я не испытавала ни к одному мужчине на земле.
Однажды Изис перестала выходить на связь. Так продолжалось месяца три. Федя потерял надежду, зато нашёл работу. Стал кем-то вроде пиарщика в модном ночном клубе, но всем говорил, что он – арт-директор. Ему шла эта работа – он любил общество, внимание, людей – ещё с института, где без мыла лез во все возможные студсоюзы. Навык не растерялся, и Федян познакомился с нужными людьми. Подзаработал. Сменил гардероб – с «Bershka» на «All Saints». Сходил к барберу, купил модные ботинки челси, перешёл на IQOS, стал другом всех фейсеров Москвы. По утрам он приносил нам домой еду с мероприятий и подкармливал меня со словами: «Ленка, ешь давай. Насрать мне на твою диету, тут всё бесплатное же!» А когда я садилась есть, рассказывал истории минувшей ночи, как бы невзначай, как бы впроброс уточняя, что выпивал, ну, скажем с Александром Цыпкиным, и как тот обещал ему дать денег на кино / взять его к себе в команду / «сделать какую-нибудь темку». Я молча ела бутерброды с обветрившейся красной икрой, буженину и холодный бэйби-картофель, а Федя, не снискав с моей стороны должного интереса к истории, начинал возмущаться:
– А почему ты не спрашиваешь про Цыпкина?!
– Я не знаю, кто это, – врала я.
– Ну а чего тогда не спрашиваешь, кто он такой?!
– Господи, ну хочешь рассказать, сам расскажи.
– Я хочу, чтобы ты интересовалась моей жизнью!
– Я ем, Федь. Отстань, а.
Это меня в нём всегда восхищало – он жаждал внимания и легко его просил. Мне же было проще держаться особняком и делать вид, что всё это меня совершенно не интересует.
Это была хорошая честная нищая жизнь – с курсировавшими туда-сюда скромными денежными переводами «до зп», идеальным совпадением графиков с единственной в сутках встречей на закате и чистой бесполой любовью.
Пока не вернулась Изис.
Не помню, почему: то ли поругалась с семьёй, то ли не задалось общение с выбранным женихом. Но говорит, что из любви к Фёдору. Врёт. Мне-то виднее. По-настоящему Федьку любила только я.
Довольно быстро мне надоело приходить к себе домой невпопад, обнаруживая прямо в коридоре далеко не верхние слои одежды, весело хмыкать: «Ну да ладно, дело молодое, пойду пройдусь» и ждать в районной кофейне Фединых извинительных эсэмэсок. Жизнь втроём стала невозможной. Они съехали. Так я осталась в Новогиреево совсем одна. Да нет, просто – совсем одна.
Они преуспевали: Изис была востребованной арабисткой, Федя на вопрос «кем работаешь?» гордо отвечал – креатором. Теперь они представляли собой power couple[13]13
От англ. «сильная пара». Этим термином описывают пару успешных людей, которые идеально подходят друг другу и состоят в романтических отношениях.
[Закрыть], на чьём месте я всю жизнь мечтала оказаться. Они носили парные луки чёрного цвета, объездили всю Азию, выигрывали деньги в казино, летали на параплане, делали фото в стиле #followme, случайно встречали в аэропорту Даррена Аронофски и были самыми ожидаемыми гостями на любой вечеринке.
Я благоговела перед ними.
Я презирала их.
Я завидовала им.
Я ненавидела их каждой клеткой своего тела.
Особенно её. За то, что украла единственного человека, с которым у меня худо-бедно получалось выстроить настоящую дружбу – без конкуренции, ревности, зависти, сплетен. Всего того, чем заканчивались любые мои отношения с женщинами. За то, каким Федя стал вместе с ней. Ярким хайпожором, который ради эпатажа готов был выпрыгнуть из собственных штанов. Я поняла, что окончательно потеряла его, когда, придя ко мне в гости, Федя увидел в уборочном ведре футболку с Райаном Гослингом, пониженную рангом до половой тряпки, и немедленно попросил забрать её с собой. Он примерял серую тряпку на себя, публика хохотала, Райан за рулём негодовал. Футболку я отдала, но ни разу не увидела её на Феде.
Надо сказать, Федю я теперь тоже видела нечасто. Он стал крутым, у него появилось много интересных приятелей. Он слыл королём вечеринок, умел с пол-оборота заводить веселье и категорически запрещал друзьям собираться за две недели до своего дня рождения. Ему было нужно, чтобы мы пришли изголодавшиеся по общению, утомлённые скукой, забывшие вкус алкоголя и ритмы любимых песен. «Тебе чего, веселья жалко, я не пойму?» – спрашивала я Федю, прекрасно зная ответ. А Федя прекрасно знал меня. Потому говорил: «Конечно, жалко, Ленка. И мне, в отличие от тебя, не в падлу в этом признаться».
Мы родились с разницей в четыре дня – я Весы, он Скорпион. В гороскопы я не верю, но почему– то, когда люди узнают этот факт, они закатывают глаза и говорят: «А-а-а-а, ну теперь всё про вас понятно». Не знаю, что им там понятно, мне же понятно одно: пока у нас с Федей один на двоих круг общения, нормально отметить ДР мне не светит.
Так вот, Даня и Федькины попытки отучить его от веществ. То было Федино 30-летие. Я сильно опоздала, намеренно. Не люблю неловкость начала вечеринок. Федя это знал, он сам меня научил. Поэтому при встрече сказал: «Мать, ну ты опять всё пропустила» – с интонацией, на какую способны только лучшие друзья.
Да было бы чего пропускать. Арендованный лофт, ящики игристого, дресс-код «выпускники элитных британских школ». Люди, подходящие друг другу со словами: «О-о-о-о, стари-и-ик, ты тоже тут, ну как оно?», понятия при этом не имея, как зовут собеседника. Тосты, шутки, вспышки фотографа. Когда публика поредела, Федя решил поделиться ненарядной историей «для своих».
– Прикиньте, чё было. Помните, у меня таджик-прораб в ипотечной квартире работает? Так вот, он нажрался и подрался во дворе с бомжом. Забил его чуть не до смерти и оставил на улице!
– Он выжил, надеюсь? Жесть… – искренне ответила я.
– Жесть – это то, что я в отделение теперь как на работу хожу.
– Жалко чувака.
– Какого?
– Ну, строителя. Да и бомжа тоже… Они же бесправные совсем.
– Ой, Лен, а тебе меня не жалко?
Далее Федя рассуждал о том, как его «затрахали» тупые таксисты, тупые уборщики, тупые строители. Удивлялся, нахера была драться за бутылку водки. Желал, чтоб они все возвращались к себе домой.
– А работать кто будет? Ты, что ль? – усмехнулась я.
– Я лучше денег буду больше платить, но пусть нормальные люди меня обслуживают. Славяне хоть.
– Какой ты умный, Федь. А вот в провинции, например, людям откуда на это деньги взять?
– Ой, бля, провинция… Такую историю вам щас расскажу. Короче, ездил недавно домой…
Я не слушала, потому что и так знала, что он сейчас расскажет. Расскажет, как его, Фёдора, поразила своей тупизной и неотёсанностью официантка / продавщица / парикмахер родного города. Что они все в жопе. Что они обязательно там сгниют.
В такие минуты мне хотелось ударить его. И дихотомия внутри заключалась в том, что я тоже не любила родной город и воспринимала поездки туда – как семейно-кладбищенскую повинность, не более. Но в том споре мне хотелось из принципа убеждать его в обратном. Я находила в городе детства достоинства, которых он отродясь не имел, пририсовывала улицам красоты, кофейням – рафы на миндальном, заводам – рабочие места, школам – небезразличных учителей. Мне хотелось всеми силами доказать ему, что он не имеет права так думать и так говорить.
Эта странная штука происходит со мной каждый раз, когда я встречаю человека, чья идеология мне претит. В момент дискуссии он становится моим заклятым врагом, мне хочется публично его уничтожить и одновременно умереть от досады за то, что мы любим одного и то же писателя, фильм, кафе. Я готова отказаться от любых своих предпочтений и даже отстаивать неблизкую мне точку зрения – лишь бы показать противнику: я не такая, не такая, не такая, как ты.
Разумеется, Федя разбил меня в пух и прах. Высмеял и посоветовал повзрослеть и стать уже циничной. Я подумала: да куда уж больше. Потом они с Изис зачем-то переключились на Даню. Они затирали ему, как легко бросить, а вместо этого – поехать с ними на яхтинг, пойти на свидание и записаться в спортзал. Я слушала краем уха и ухмылялась, прекрасно зная, что после этих слов Даня употребит втрое больше привычного. И, наблюдая за этим, мне было – да, было – приятно от собственной правоты.
В такси, по дороге к нему, я придумывала дешёвые отмазки одну за одной: ну, если я буду с ним, он ради приличия меньше употребит; вдвоём лучше переживается горе; я уже сто лет (два месяца) ни с кем не спала.
Отмазки – это вообще мой коронный номер.
Лёжа в его засранной до невообразимости комнате, я смотрела на припорошенный наркотиками планшет, на оползшую на пол грязноватую простынь и на разбросанные по столу банки «Колы Зеро». У меня было только две мысли. Первая – бабушка бы чрезвычайно расстроилась, узнай она, что я творю. Вторая – как странно: ведь все на полном серьёзе продолжают твердить из всех утюгов, что белая смерть – это сахар, а мы продолжаем думать именно так.
* * *
Проблема проста: люди вне зависимости не могут понять.
Вот, например, спортивные тренеры.
Они все как один: без спроса переходили на «ты» и сыпали вконтактными мудростями о выходе из зоны комфорта. Мой последний опыт – преподавательница кроссфита Нина, к которой я пошла на персональный тренинг, полагая, что групповой для моего случая недостаточен.
Нине и пяти минут хватило, чтобы трансформировать меня в «Ленусь». Она зачем-то подписалась на меня в инстаграме и периодически отвечала на мои посты с едой или вином комментариями формата «а отрабатывать когда придём? 😇😜». Она давала упражнения, которые я не могла выносить, но чем изнурительнее было занятие, тем достойнее мне виделось наказание за съеденное.
Иногда она выкладывала видео с наших тренировок: чаще всего снимала присед сзади, добавляя мелодию «Satisfaction» и подпись типа: «Парни, смотрите, какой скворечник». Однажды она делала видео во время моих скручиваний, продолжая без умолку тараторить. Я молчала, экономя силы для очередного подъёма. В какой-то момент Нина спросила, почему я с ней не разговариваю. Я честно ответила, что таким образом пытаюсь сберечь энергию для упражнения. Ни острить, ни язвить я не планировала, но Нина отчего-то сочла это гомерически смешным. Она хохотала минуты три, хватаясь за живот, периодически выкрикивая: «Ой, ну я не могу, у меня с тобой пресс сам качается». Потом она достала из заднего кармана телефон, навела на меня камеру и попросила повторить сказанное. Она сказала, что это будет смешной контент. Я не знаю, почему не нашла в себе сил отказать.
То есть, наверное, знаю. Занятия с Ниной были для меня индульгенцией, верой в лучшее будущее с выпирающими ключицами, торчащими из спортивных лосин тазобедренными костями и просветом между ног. В итоге оказалось, что, если переводить эти занятия на язык финансов, эта инвестиция была сравнима разве что с инвестицией в «МММ». В начале нашего курса Нина спросила, на сколько я хочу похудеть. Я ответила, что похудеть хочу минимум на 15 килограммов к весне. До весны оставалось чуть больше двух месяцев, но это не смущало Нину: она кивнула сурово и пообещала: «Сделаем». Нина уточнила мой возраст, рост, вес. Я назвала всё, последний параметр с точностью до грамма. Нина вбила данные в программу на телефоне и через минуту назвала количество калорий, а также БЖУ, которое мне нужно есть в день. Всё это – не отходя от беговой дорожки. На ней же, кстати, меня впоследствии вырвало: впервые за длительное время естественным образом. То было следствием придуманной Ниной «более эффективной» тренировки: чередовать силовой блок с кардио в виде двух минут бега со скоростью 14 км/ч. В тот зал я больше не ходила, не испытывая ни малейших мук совести по поводу зазря истлевшей половины абонемента.
(Да и сколько я уже потратила на борьбу с лишним весом? На безуглеводные кето-булки, на антицеллюлитные кремы, на процедуры-фальшивки? Страшно сосчитать.)
Ну ладно, тренеры. Они, допустим, чужие люди.
Только вот с близкими складывалось не лучше. Как-то раз я попробовала поговорить о своей булимии с подругой Лерой. Мне потребовалось немало усилий, чтобы побороть стыд и честно признаться: всю последнюю неделю я каждый вечер съедаю кило мороженого, в которое скрошиваю полпачки печенья «Юбилейное» и 200 граммов мармеладных мишек «Haribo». Я объяснила, что не могу остановиться, пока столовая ложка не стукнется о дно ведра. Что мой желудок каждый раз режет от боли. Что от постоянной рвоты я теряю страшное количество волос. Что, пока я не доем до конца, я чувствую себя в чёрной дыре, на дне, в вечной мерзлоте.
Сначала Лера спросила: «Мария твоя в отпуске, что ли?»
Марией звали мою терапевтку, и мне даже стало приятно от такого уровня Лериного погружения в мою жизнь. Но она продолжила: «Послушай, в такие моменты важно помнить, что есть люди, которым в тысячу раз хуже, чем тебе. Просто подумай о своих близких, чьё положение безвыходно по сравнению с тобой. Вот Тёмик мой. Ты представь, он у меня на линейку в рваных сандалиях пошёл. Заграницы дальше Турции не видел. Или я. Неликвид, разведёнка с прицепом. А ты молодая, здоровая, свободная. У тебя вон вся жизнь впереди».
Тёмика и Леру мне было жаль, а себя, видимо, не очень. Потому что в тот момент я не спросила, отчего чьи-то сандалии и развод набирают по шкале страданий больше очков, чем моя боль. Нет, даже не так: почему они вообще угодили в одно неравенство.
Кажется, тогда я впервые подумала: а может, кошечку завести? Будет меня встречать, вылупив блестящие глазки, ну и что, что нассала на диван. Назову Варежкой.
Да, клан красивых людей с сильной волей ни в чем не виноват, но шибко нарывается на обиду своей попыткой объяснить болезнь через рацио и логику. Они думают: «Ну я же могу вылезти из дерьма, значит, и ты можешь. Вот и вылазь. Вылазь давай, кому говорю, и не ной». Однажды подруги подарили мне книгу в духе «Как полюбить себя за три недели» и, преисполненные собственным героизмом, пошли по своим – действительно важным – семейно-рабочим делам. Я обиделась и разозлилась на них, и особенно на Леру – наизусть знавшую, у кого какая оценка по диктанту в Тёмиковом классе, но какой год забывавшая поздравить меня с днём рождения. Но потом поняла, что это, в конце концов, несправедливо.
Мы не умеем испытывать сожаления даже к самим себе. Откуда взять сожаление для другого?
RE: о жизни
Хожу на компьютерные курсы. Неплохо. Сейчас изучаем устройство компьютера.
Например; компьютер состоит из съёмного диска, жёсткого диска и оптических дисков.
И каждую составляющую подробно рассматриваем.
Если я всё это освою, смогу более свободно и с пониманием использовать возможности компьютера.
Читаю С.Т. Аксакова – «Семейную хронику»
Пообщалась немного с тобой. Пока.
RE: о жизни
привет!
как это здорово, что ты пошла на курсы! помнишь, как ты помогала мне в институте оформлять список литературы и от руки писала на бумажке длинные сайты в формате http:/….
а я мало читаю, мало времени.
Недавно только – довлатовский «компромисс». Так грустно стало, знаешь. Чуть с работы не уволилась. Это ж про мою жизнь.
Купила ещё «Маленькую жизнь», её все активно обсуждали. но тебе лучше не надо, будешь плакать.
Люблю!
Иных разбудишь в три часа ночи, они тебе на раз-два: какие товары на «Озоне» по акции прямо сейчас. Если разбудить в три часа ночи меня, я с легкостью назову десятки видов мочегонных и слабительных препаратов, а также адреса аптек, где провизоры забыли, что давали клятву Гиппократа.
Я знаю все диеты мира и – до грамма – сколько весила четыре дня назад. Я знаю, сколько калорий сжигает плавание, а сколько ходьба. Я знаю миллион способов притупить голод или исторгнуть лишнее из себя: полпачки сигарет вместо завтрака, обернуться плёнкой и врубить обогреватель на максимум. Я знаю, что тысячи моих «коллежанок» намеренно ищут на полках магазинов просрочку – потому что неделям не могут сходить в туалет. Я знаю, на чём построен весь «похудательный» маркетинг: добавь к любому селфхарму слово «детокс», и готово. Я знаю, что некоторые девочки колют себе инсулиновые растворы, притупляющие аппетит, не думая о том, что в будущем препарат придётся использовать уже по назначению.
Я не знаю только одного: когда прекратится это безумие.
Всю школьную программу по математике я забыла, едва вышла с госэкзамена. Лишь одно арифметическое действие до сих пор осталось со мной: рост – 110 = Х, где Х идеальный вес. Порой мне кажется, что 90 % моих мыслей занято поиском корня этого уравнения.
Я никогда не смотрю вперед, гуляя по Кутузовскому проспекту. Моя голова всегда повёрнута вправо – на витрины. Но манекены не интересуют меня – я без конца пялюсь на своё отражение. На свои ляжки, на свои щёки, на выпирающий живот.
Укоризна за лишний вес мерещится мне везде. В аккаунтах шоурумов, продающих платья исключительно для высоких и худых. И нет, я не ведусь на их трюк редко мелькающих в ленте фотографий моделей размера L. L – это large, что в переводе с английского «большой», «крупный», «широкий». То есть современная размерная сетка предлагает девушке с обхватом талии больше 76 сантиметров воспринимать себя как большую, крупную и широкую. 76 сантиметров – это шаг человека, пять айфонов, две бутылки вина в высоту.
Большая, крупная, широкая может быть улица, страна или, если угодно, душа. Так думаю я, а не создатели размерной сетки. Это они имплантировали её в общество и сделали социальной нормой – то есть нормой, не требующей объяснения и комментария. А ты теперь живи такой – большой, крупной, широкой. Удивительно только, что унизительная сегрегация миновала лифчики. Там безликие номера и буквы A, B, C, D (всё никак не запомню свой размер).
Мир издевается надо мной. Отовсюду смотрят пачки обезжиренного молока, в предложку лезут видео «Как накачать пресс всего за 5 минут в день». С шапок инстаграмов локальных брендов мне говорит слоган: «Бельё, созданное специально для тебя». Но нет, зачем вы мне врёте, оно не создано для меня. Оно создано для девушек со 2-м размером груди и талией 58 сантиметров, чьи фото в вашем сраном аккаунте раз в полгода разбавляются моделью размера M. Такой он, подвиг во имя diversity.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?