Текст книги "Мистика"

Он свернул плед, а вместо него накинул ей на плечи свою куртку.

– Так лучше. Удобнее идти. Путь не близок.

Ольга вспомнила ворчливого Тихона.

– Знаешь Олежек, там во сне я шла до этого места с одним стариком.

– Ах, вот кто тебя увел так далеко? Ты у нас еще и лунатик?

Она пожала плечами. Застегнув куртку, её рука произвольно скользнула в карман. Нащупав там что-то твердое, она достала брошь.

– Где ты ее взял? – заволновалась Ольга. – Где ты ее взял?

– Ты держала её в руке когда мы тебя нашли.

Видя как разнервничалась жена, он тут же предложил:

– Давай я отнесу ее обратно в дом? – и хотел уже забрать брошь у Ольги.

– Нет! – закричала Ольга. – Это моя брошь. Мне ее подарили, – и понимая, что Олег ее не правильно поймет, добавила. – Я нашла ее здесь.

– Я так и понял. Возьмем на память?

– Да, – выдохнула с облегчением Ольга. – Я подарю её нашей дочери, – добавила, улыбаясь Ольга.

В груди Олега затеплилась надежда на будущее.

Прошло ровно два месяца. Олег замечал как поведение Ольги менялось. Она уединялась в кресле у окна и подолгу о чем-то думала. Всё лицо ее светилось. Приступы истерики прошли. И вот однажды она сказала по телефону Олегу:

– Мне необходимо заглянуть к доктору.

– У тебя что-то болит? – забеспокоился он.

– Нет. Что ты. Наоборот.

– Тогда зачем?

– Кое-что надо проверить.

– Хорошо, я через час освобожусь, и мы вместе съездим к врачу. К какому ты сказала?

– К гинекологу, – ответила Ольга.

– Ты думаешь? Жди! Я уже лечу.

– Олег Иванович, вы можете зайти, – пригласила в кабинет лечащий врач Ольги.

Врач Ольги была женщина не улыбчивая. Строгий и умный вид не сходил маской с её лица. Как истинный профессионал, она больше придавала значения всем мелочам связанных с ее профессией и в постановке диагноза ей не было равных. Олег волнуясь зашел в кабинет. Ольга после осмотра сидела на одном из стоящих мягких стульев. Её лицо вопросительно следило за доктором.

– Присядьте, – указала врач на стул стоящий рядом с Ольгой. – Ну, что я могу вам сказать, – продолжила она, – это просто исключительный случай. Насколько я разбираюсь в медицине, этого просто не могло быть.

Она говорила медленно, задумчиво, как будто беседу вела сама с собой. Из этого состояния вывел вопрос Ольги.

– Вильма Карловна, говорите всё как есть. Я смертельно больна? Сколько мне осталось?

– Ой, что вы, что вы, – спешила развеять сомнения Вильма Карловна. – Вы меня не так поняли. Я вас поздравляю от всей души!

Тут она обратилась к Олегу:

– Ваша жена, Олег Иванович, беременна. Это просто невероятно. Я приложу все свои знания и силы чтобы беременность протекала нормально. Мне просто необходимо наблюдать эту беременность!

Ольга сияла. Олег повернулся и нежно обнял жену.

– Это надо отметить, родная, – предложил он.

– Обязательно, – согласилась она.

Ее грудь украшала роза, которую Ольга снимала только ночью, аккуратно ложа у изголовья. Сейчас она счастливо обнимала её обеими руками.

Олег, ругавший ее за чрезмерное поклонение этой вещи, на этот раз сам решил что эта брошь была чудотворным талисманом. После того, как Ольгу нашли, он несколько раз пытался поговорить о том, где и как она провела эти три дня. Но представляя и рисуя ужасные картины в своей голове, откладывал разговор, чтобы не травмировать Ольгу.

Ольга же с каждым прошедшим месяцем чувствовала, как расплываются ее воспоминания.

«Муж был прав, – думала она. – Я ушла далеко, потеряла сознание и мне это всё привиделось. До чего же чудесный был этот сон».

Звонок в дверь. Ольга, ковыляя как утиха, шаркая ногами по полу и поддерживая один бок большого живота рукой, открыла. В дверях стоял молодой парень.

– Вы Ольга Николаевна Быстрицкая?

Ольга кивнула.

– Распишитесь здесь, – он протянул лист и ручку.

– Что это? – поинтересовалась она.

Он улыбался.

– Сюрприз. Везет же некоторым, родня в Америке живет. Подарки шлет.

– С Америки?

– Да. Читайте. Штат Аризона…

– Но у меня там нет никого.

– Вы, Ольга Николаевна Быстрицкая? – переспросил юноша, зачитывая адрес.

– Да, всё правильно.

– Значит, кто-то вас там знает. Получите.

Он протянул завернутое и аккуратно перетянутое нечто, напоминающее узкий, большой дипломат.

– Спасибо.

Вооружившись большими ножницами, она распечатала посылку.

– Господи! – воскликнула Ольга.

Перед ней была картина, та самая, которую писал князь. Ее сердце забилось с такой силой и волнением, что было готово выскочить. В угол картины был воткнут свернутый лист.

«Уважаемая Ольга Николаевна, – читала она, – меня вы не знаете. Но о вас я наслышан от своего деда. Который уважая и любя своего отца, пообещал перед смертью, отправить эту вот картину вам в будущее. Это кажется полной фантастикой, но когда я нашел по интернету вашу фотографию, по данным записанным на картине. Я просто был поражен! Это невероятно! Если вы не против, я обязательно должен связаться с вами и пообщаться. Вы и ваша семья будете желанными гостями в моем доме. С уважением Ветров Алексей Дмитриевич».

Скорая помощь везла Ольгу в родильный дом – не выдержав такого волнения, начались схватки.

– Всё будет хорошо, – подбадривала Вильма Карловна. – Всё будет очень хорошо.

Олег уже ждал внизу, нервно теребя красивый букет роз.

Выглянула медсестра и радостно объявила:

– С дочкой вас, папаша!

На охоте

Степан шел вдоль озера к камышам, зная, что там, в затишье скопилось несколько стай уток. С другого берега, что ближе к жилым домам наперебой орали домашние утки и гуси. Он был благодарен им за шум, позволяющий подкрасться ближе к добыче. День стоял уже к полудню, за спиной висела связка из семи касатых, на плече отцовская берданка.

– Тьфу-ты! – выругался Степан, споткнувшись о корягу. Его встряхнуло и поплыло сознание. – Откуда ты только взялась?

Тут он услышал хохот и разговаривающих на берегу людей. Удивился, – с минуту назад никого на пяточке не было. Он раздвинул камыши. Его взору открылся разбитый лагерь – палатка, каких Степан отродясь не видел, необычная машина, больше напоминающая ему, что-то внеземное и двое мужчин в камуфляжных формах. Один из них у костра щипал утку, другой вынимал на столик из длинной сумки, какие-то пакеты.

«Разведчики, что ли?» – подумал Степан.

По правую сторону из камышей вышло еще двое, облаченных в резиновые костюмы мужчин. В руке одного свисала вниз головой утка.

– А Серёга, где? – спросил тот, что возился у столика.

– Выплывает уже, – отозвался долговязый, кинув нырка в общую кучу.

– Да, не густо. На пятерых шесть уток. Может Серёге больше повезло.

И тут Степан услышал за спиной необычный шаркающий звук.

– Мужик, ты чего тут? Давай к нам, раз охотник. Пообедаем. Местный вижу?

– Местный, – отозвался Степан, глядя, как тот мимо пронес боком резиновую лодку, шаркающую по камышам. Именно этот шум и услышал Степан за спиной.

– Чудные вы какие-то и вещи у вас чудные. Это, что же лодка, что ли? – спросил Степан.

– Ну, ты даёшь! Деревня вроде не из бедных. Не уж-то на таких ваши мужики не охотятся?

– Нет, – он боязливо прикоснулся к лодке и надавил на нее пальцем. – Пошто нам такие. У нас свои на берегу там стоят. Три долблёнки. Кому по надобности, так берут. Мимо них шел, видел, поди?

– Не видел я их. Всё уж тут облазил, – ответил парень.

– Знать, кому и понадобились, раз нету. Только странно всё.

За разговором он не заметил, как вышел вместе с парнем на берег к другим мужчинам.

– Знакомьтесь, это местный охотник, – сказал всем Сергей, ставя на опору свою лодку и кидая в общую кучу еще одну утку.

– Да-а… – протянул мужчина у столика. – Не густо. Что Серега и там утки нет?

– Одна гагара и та по камышам разбежалась. Эту добить не мог, живучая зараза. Всю руку расцарапала.

– Давайте не стесняйтесь, просим к нашему шалашу, – позвал Степана хозяин столика. – Вы местный?

– Да, – ответил Степан. – А вы вижу из города? Не уж то в городе уже вещи такие чудные для людей стали делать? Небось, денег бешеных стоят? Али вы начальство, какое? – боязливо спросил он.

Мужики рассмеялись.

– Да нет. Не начальники мы. Простые работяги. Серега вон водителем работает, сын мой. Я на стройке прорабом. Меня, кстати Володя зовут, – протянул руку хозяин столика.

– Меня Степан, – вежливо ответил тот.

– Очень приятно. Саня, что уток потрошит инженер на той же стройке, Василий уже пенсионер, а Петя бригадир. Сами мы с соседней области приехали. Серега мой, вон «ланкрузер» купил, вот и решили обновить его, – он показал с гордостью на машину.

– Я ж говорю начальство. Чудная, какая-то машина у вас. Я таких в жизни не видывал.

– Да, такую вашим и впрямь не купить. Зато вот уток гляжу, настрелял ты не меньше нашего, да еще одних касатых. Везучий ты Степан. Ружьё-то, какое у тебя! Раритет! Не легальное, поди?

Степан не понял, о чем его спросили, но ответил:

– От отца оно мне осталась. Он на войне погиб. Мне вот повезло, целым остался. В ногу, правда, осколок попал, вырезали. Теперь яма.

– Что за война-то? – спросил Володя.

– Вы, что братцы с Луны свалились? Отечественная треклятая.

Мужики переглянулись. Сергей за спиной Степана покрутил у виска, мол, больной малость. И тут все услышали пальбу и хохот с другого берега. Выстрелы двустволки подхватывала канонада пятизарядки, а следом тихо пухали выстрелы 410-го.

– Развлекаются, – сказал Серега. – По бутылкам палят. Был у них. Уток, как и у нас не густо.

– А еще нахваливали нам это озеро. Пресс уток, пресс уток, – бурчал Пётр.

– Да ладно Петь. У нас там и столько нет. Что с природой происходит, не понять.

Степану чудно было слушать разговор мужиков. Он решил вступиться за свое озеро:

– Да вы, что мужики. Уток-то на озере не бывало сколько много.

– Да откуда много-то? Три калеки. Лучше мы водочки попьем, отдохнем от житухи городской. Простор-то какой, воздух, воля, – протянул Петр.

– Водочки, можно, – одобрил Василий. – Водочка, это хорошо. Саня, чего уток мучаешь. Ну, сразу видно, небывалый ты охотник. Выпотроши и всё. Глиной хорошо облепи и в угли, через полчасика к водочке само-то. Надеюсь, водки-то взяли достаточно? Моя мне всю плешь проела, надо расслабиться. Садись с нами Степан, по маленькой саданём.

Степан, смущаясь, подошел к столику. Дивясь угощениям, разложенным на столике, он выпил залпом налитую в пластиковый стаканчик водку, занюхал шумно рукавом и закусил кусочком хлеба, на котором лежал тонкий ломоть сала.

– Садись, чего же ты стоя-то.

– До дому мне надо. Жена с сыном ждут.

Степану было на вид около шестидесяти лет. Седой волос, выглядывающий из-под фуражки, и покрытое глубокими морщинами лицо подчёркивали его возраст.

– Сын-то большой? Чего с собой не взял? – спросил Володя.

– Да не-е… малой еще совсем. Четырех годков нет.

– Молодец мужик! Говорил я тебе Вась, роди сына под старость лет, так ты время ушло. Учись у Степана. Сколько лет-то тебе, поди уж на пенсию скоро?

– Да нет, что вы. Мне и тридцати нет еще. На ферме работаю, корм развожу.

Все на какое-то время замолчали.

– Как, нет тридцати? – спросил Володя. – Да тебе на вид все пятьдесят дать можно, а, то и больше.

– Да, это война проклятая. Всю душу вывернула. Сколько хороших товарищей поубивало-то, сколько родных полегло.

– Да, война страшная была, – вывел всех из оцепенения Василий. – Видать впечатлительный ты Степан. Я хоть и родился после войны, но знаю о том времени не понаслышке.

Тут пришла пора удивляться Степану.

– Не пойму я вас мужики. Всё ж, чудные вы какие-то, не нашенские. Вот ты Василий уже старик считай, а говоришь такие вещи. Война-то закончилась не так уж и давно. Пойду я мужики.

Вешая на плечо свою берданку, Володя заметил на ней выцарапанные буквы М.Т. и рядом три зарубки, что-то смутило его в этих буквах, где-то он уже это видел. Задумавшись, он наклонился подбросить палено в костер. И тут Степан увидел, как на шее у Володи из-под костюма выскользнула на веревочке странная монета.

– Интересная вещичка, – сказал Степан, показывая на нее.

Володя снял монету и протянул Степану.

– Возьми на память. Нас вспоминать будешь. Мы может еще, сюда приедем в следующий год на открытие. Это монетка оберег. Так внучка сказала. Услышала малышка, всякую всячину, дыру сама просверлила и на меня напялила. Бери. Попрошу, она мне еще такую же сделает. Я ведь тоже местный был когда-то. Здесь жил. У Старого Лога дом у нас стоял. Потом с матерью переехали к людям поближе.

– Так и я у Старого Лога живу, – обрадовался Степан. – Сам дом ставил, братка помогал малость. Хороший дом срубили, теплый.

– Чего-то я не пойму ничего Степан. Подъезжали мы к Старому Логу, отчий дом помянуть, там от него и следа не осталось, а ты говоришь… Это ты чудной какой-то. Вообще вся деревня уже развалилась, считай домов-то всего ничего осталось.

– Это ты, поди, про соседнюю деревню говоришь? – вдруг сообразил Степан. – Так ее ликвидировать начали. Всех к нам переселяют, в наш совхоз. Тут же и школа, и сельпо, и сельсовет, и дорога в город, и почта, и МТС, и ферма.

– Да не уж-то у вас совхоз еще жив? – удивился Василий.

– Еще как жив. Председатель хваткий мужик, дельный. Ладно, мужики, спасибо за хлеб-соль, пойду. Кстати моего сынка тоже Володей зовут. В честь Владимира Ильича Ленина назвал. Вырастит, в деревне рядом с нами жить будет. Дом ему отстроим. Внуков нянчить с матерью будем. Сейчас вон ребята в городе на специалистов учатся и мой выучиться. Может и начальником будет, не зря же Володей зовем. Коммунизм строить будет, а может в то время он уже построенный будет.

– Ну, ты хватанул Стёпа. Уже всё, коммунякам не пробиться. Так, что забудь, не мечтай, – сказал Петр.

– О-хо-хо. Ладно, пойду.

– Погоди, – позвал его Володя. – Погоди. Душу, ты мне разбередил Степан. Не могу понять, откуда знаю тебя, хоть точно никогда вроде не видел.

– Да, на деда нашего похож чем-то. Пап, ты что, фотки у бабули не видел? Надо же, как люди бывают, похожи, – сказал Сергей.

– А-а, вон оно что, – задумался Владимир. – Давай Степан, батю моего помянем. Светлая память ему, хороший был человек. Жаль плохо его помню, мне не было и шести, как он умер, – он налил всем и поднял перед собой одноразовый стаканчик.

Степан, махнув одобрительно головой, выпил со всеми.

– Бывайте мужики! – и он шагнул обратно в камыши.

Мужики, молча, провожали его взглядом.

– Ах, ты! – услышали они крик Степана. – Опять эта коряга треклятая. Из земли, что ли ты вырастаешь? – ругался он.

Мужики всей гурьбой побежали на голос, боясь, что Степан поранился.

– Здесь никого нет, – крикнул растерянно Петр.

– Там тоже, – отозвался Сергей.

– Как сквозь землю провалился, – удивленно смотря на всех, произнес Василий. – Странный мужик.

– Надеюсь, с ним ничего не случилось, – сказал Владимир. – Вроде всё обошли.

В это время, Степан, споткнувшись о корягу, поднялся, отряхнул колени и пошел в сторону дома.

– Затихли что-то мужики, – отметил он вслух. – Как вымерли. Гляну-ка я на них еще разок.

Он вышел из камышей на берег, где хорошо просматривался пяточек, на котором только что он сидел с охотниками, но там, никого не было. Обеспокоенный, он вернулся к пяточку. Обошел его со всех сторон, никаких признаков присутствия человека. Трава была не примята, а на песке около берега никаких следов.

– Чудно… – только и мог сказать Степан и тут же полез во внутренний карман. Там нащупал веревочку и потянул ее. На ней висела странная монета. – Ба-нк Рос-сии, – читал он по слогам. – 2005, 5 ко-пе-ек.

Ничего, не поняв, он затолкал ее обратно в карман и зашагал по тропинке к дому.

В это время, мужики, потоптавшись по берегу, пошли обратно к столу. Молчаливое застолье переросло в бурное обсуждение утренней охоты. Отдохнув и разойдясь по точкам на зорьке, снова ловили удачу добыть утку. По рассвету, поднявшись с тяжелыми головами, они последний раз облазили все места на озере и собрались в путь-дорогу.

– Сереж, давай к бабушке заедем, – сказал сыну Владимир. – Давно я мать не проведал.

– Давай, – согласился Сергей.

Домик матери стоял почти на отшибе села, утопающий весь в цветах и березках. Когда сын приехал за ней в Старый Лог, чтобы увезти ее к себе в город, она наотрез отказалась. Буду жить в родном селе. Зная, что мать сильно привязана к земле, он предложил ей купить домик рядом с городом, куда он бы приезжал чаще навещать ее. Долго мать не давала согласия, пока в один прекрасный день не слегла от тяжелой болезни. Вот тогда он, увезя ее в больницу и видя, что она идет на поправку, поставил ее опять перед выбором переезда. На этот раз она согласилась, размышляя своим материнским умом, дети рядом будут, а что еще надо. И он купил ей этот маленький домик.

– Бабуля, привет! – кинулся в объятия бабушки Сергей.

– Сережа, внучек! – радостно вскрикнула женщина. – Володя, сыночек, – она прижала к сыну своё маленькое тельце. – Радость-то, какая! Что же вы не предупредили, я бы на стол собрала.

– Не надо мам, давай так посидим. Давно не виделись.

Всё же мать, хлопоча, бегала по кухне, поглядывая ласково на сына.

– Батя, смотри, – Сергей держал в руках ружье. – Берданка, как у Степана. А я то мучился, думал, где видел такую.

– Так, это дедова берданка. Ему еще от отца она осталась. Мне-то память о нем, выкидывать жалко. Прячу, чтобы не забрали, – сказала бабушка.

Владимир взял ружье из рук Сергея и, повертев его, рассмотрел в углу приклада замусоленные две буквы М.Т. и три зарубки. Его обдало жаром. Не может быть. Как же это так?

– Мама, что значат эти буквы?

– Мохов Тимофей. Это дед твой вырезал, когда-то.

Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно поднимая голову, и резко повернув вправо, он встретился взглядом с глазами своего отца. Тот смотрел на него с фотографии, что висела у матери над комодом. Голова закружилась, и Володя схватился за грудь рукой, издавая истошный звук.

– Сынок, что с тобой? Сережа, дай валидол быстро, там в комоде, – скомандовала бабушка.

Сергей побежал к комоду. Выдвигая верхние ящики, и взволнованно ища таблетки, уронил несколько вещей на пол. Найдя нужное, он побежал к отцу.

– На, под язык. Ну, ты батя даешь. Чего ты так разволновался? – спросил Сергей.

– Мама, дай пожалуйста воды, – попросил Владимир. – Всё нормально. Прошло. Не переживай.

Она вышла в сени, где стояла свежая студеная вода из колодца. Владимир встал, подошел к комоду и поднял с пола веревочку, на которой висела монета.

– Узнаешь? – спросил он Сергея.

– Так ты же ее вчера Степану подарил, – удивился сын.

– Дед, это твой к нам вчера приходил. Батя мой. Бабушке, только не говори. Пожить ей надо подольше.

Они смотрели друг на друга и молчали.

Дарёнка

Эта история произошла в последние годы войны.

Проводив мужа на фронт, на плечи Клавдии легли все заботы о доме. Четверо детей надо было беречь от холода и голода. Они жили в глухой Сибирской деревеньки, где Клавдия по воле судьбы сама заготовляла дрова, ловила рыбу, ходила с мужьевой винтовкой на охоту в тайгу.

Надеяться было не на кого, всем тогда было тяжело. Похоронки с фронта извещались сиреной плача. Когда плач стихал, надо было жить дальше, – бороться и верить.

Клавдия тоже была из тех, кто получил это бедовое известие. Погоревав о своём кормильце, взвалила и это горе на свои хрупкие, женские плечи.

– Митька, Андрейка, – будила с первыми лучами рассвета Клавдия своих старших сыновей. – Хватит спать лежебоки, давайте бегите на озеро, проверьте морды. Может хоть сегодня Бог дал рыбы немного.

Мальчишки, потягиваясь, нехотя слезли с тёплой печи. Митьке хоть и было уже десять лет, да ростом он был ниже Андрейки, которому два дня назад исполнилось восемь. Молча, наталкивая варёной картошки в карманы из чугунка, что стоял под лавкой для поросёнка, наспех надев портки, побежали босиком по мокрой от росы траве на озеро. Картошка служила приманкой, какая никакая, но надежда, что рыба обязательно придёт полакомиться.

Лиза и Маняша еще спали. Лизе было уже семь лет и её обязанностью было следить за младшей сестрой, которой шел четвертый.

Клавдия, поправив сползшее у них одеяло, отправилась доить корову.

– Что ж ты милая, совсем-то молока не даёшь? – разговаривала она с коровой. – Разве это молоко? По кружке каждому не выйдет. Исхудала ты у меня что-то, все кости наружу.

Поставив ведро в сторону, она кинула ей несколько навильников травы и отвязала верёвку, зная, что корова, наевшись, пойдёт во двор пить с широкого корыта. Накормив порося, который достался от умершей соседской бабки, она вернулась в дом.

Митька и Андрейка уже сидели за столом и тузили друг друга шелбонами, ловко уворачиваясь от занесённой надо лбом рукой. Миска для рыбы была пуста.

– А ну, угомонитесь, – ругнулась на них Клавдия. – Есть нечего, а им весело.

– Опять пусто, – сказал Митька.

– Да вижу уж, – буркнула расстроено мать.

Она, обессилев села на лавку и уставилась, молча в окно. Лето в этот год было холодное, в огороде росло всё скудно и рассчитывать, что овощей хватит на всю зиму, не приходилось.

– Пойду, схожу, в тайгу, может какая дичь попадётся. Вы же натаскайте хвороста для печи и выгоните пастись Лыску (так звали их корову) и Мотьку (так звали порося). Если до полудня не вернусь, загоните к вечеру на место.

– Мама, кушать хочу, – потирая глаза, залепетала Маняша. – Лиза вставай, уже все не спят, – тормошила она за косичку сестру.

Клавдия подошла к дочкам, взяла на руки Маняшу и, поцеловав, усадила за стол. Лиза следом присела рядом.

– Лизонька, я сейчас уйду в лес, оставляю тебя за старшую. Не подведи меня дочка. Маняшу со двора не пускай. Митьку с Андрейкой тоже доглядай.

– Они дерутся со мной, за волосы дёргают, – жаловалась матери Лиза.

– Разве папка нас защищал, чтобы вы обижали друг друга? – повернувшись к сыновьям, пристыдила их Клавдия. Митька и Андрейка виновато опустили свои светлые головы. – Ладно, некогда разговоры разговаривать. Ешьте, что Бог послал и за дела.

Поставив миску с варёной картошкой на стол, она налила каждому по кружке молока.

– Хлеба пока нет. Приду из тайги, печь будем. Ты Лиза, убери всё со стола, посуду помой.

– Я тоже, тоже, – хлопая в ладоши, говорила Маняша.

– Всё, пошла, – обведя взглядом своих детей, выдохнув, сказала Клавдия.

Она, надела тужурку мужа, достала из сундука его винтовку и, потряхивая в руке двумя патронами, вышла.

***

Подойдя близко к лесу, Клавдия перекрестилась и низко поклонившись, произнесла:

– Благослови Господи! Не дай с голоду умереть деткам моим. Прости и защити!

Шла она тихо, держа винтовку на изготовке. Но везению не суждено было быть, – то птица далеко взлетит, то заяц стрекача даст. Пошла Клавдия глубже в лес к логу, где на водопой подходили животные, – может хоть там повезет, и она уйдет домой с добычей.

Пристроившись за деревом, она стала ждать. Прошло несколько минут, глаза устали от пристального вглядывания. Закрыв их на мгновение, Клавдия услышала треск. Еще не настроив зрение, вскинула винтовку в сторону шевеления.

– Медведь! – пронеслось в голове.

– Не стреляйте тётенька.

Клавдия медленно отняла голову от винтовки. То, что ей показалось медведем, оказалось маленькой девочкой, укутанной в лохматую шаль и бурое длинное пальто, – на вид девочке было шесть лет.

Женщина соскочила и побежала в ее сторону.

– Как ты сюда попала?

– Не знаю, – ответила девочка.

– Чья ты будешь? Где твои родители? Где живешь? – не унималась Клавдия.

– Не помню тётенька. Я заблудилась. Возьми меня с собой.

– Ты же уже большая, как же не помнишь-то?

– Не помню тётенька, – отрезала девочка. – Помню свист, взрыв и всё…

– Контуженная, – вздохнула Клавдия. – Бедное дитя! – и взяв девочку за руку, повела её в сторону своего дома.

– Чем же я вас кормить-то буду? – разговаривала сама с собой Клавдия. – Отвернулся ты Господи от меня. За грехи видать испытания несу.

Девочка шла и улыбалась.

– Ты чего улыбаешься-то? – спросила Клавдия.

Та потянув ее маленькой ручкой за тужурку, дала знак остановиться.

– Стой тётенька! Тише! Ружье своё приготовь. В том просвете кабанчик пасется, стреляй в голову, да не промахнись.

Удивительны были речи для маленькой девочки. Но Клавдия послушно пробралась к просвету, там действительно рыл носом землю небольшой кабан. Подскочив от выстрела, он побежал. Клавдия с досадой стукнула по стволу дерева кулаком. И уже собираясь уходить, увидела, как он стал ныряя зарываться в землю, тут же соскакивая, зарываться снова. Поросячий визг разнёсся по всему лесу и тут же резко стих. Кабан лежал не подвижно.

– Попала, попала! – радостно бежала к нему Клавдия. – Девочка иди сюда, – звала она ребенка.

– Как хоть зовут тебя, помнишь? – спросила ее Клавдия, перевязывая задние ноги кабану.

– Дарёнка, – ответила девочка.

– Дарья значит?

– Нет, не Дарья. Дарёнка меня зовут, – твердо сказала девочка.

– Ты и, правда, Дарёнка. Ни разу, мне так не везло. Благодарю тебя Господи! – Намотав на руку верёвку, тужась от веса животного, она поволокла его в сторону дома. Дарёнка шла рядом, напевая какую-то странную непонятную для Клавдии песню, но вслушиваясь в слова, каким-то чудесным образом, кабанчик становился совсем невесомым, поэтому к дому они вышли очень быстро.

Завидев мать, Митька с Андрейкой поспешили на помощь.

– Кто это? – спросили они, подозрительно рассматривая девочку.

– Потом. Помогите. Устала дюже. Теперь всю неделю с пищей будем. Радость-то какая. Есть Бог на свете. Есть!

Затащив кабанчика в сарай, тут же занялись разделкой его тушу.

Дарёнка всё время простояла рядом, сложа ладони рук перед грудью, тихо говорила:

– Свободна твоя душа кабанчик. Пасись теперь в Райских лесах. Мясо для пищи детям малым. Благодарю Отец Небесный за пищу даденную.

Митька с Андрейкой, то и дело озирались на странную гостью. Андрейка, крутил пальцем у виска показывая брату о странностях их гостьи, тот кивал в ответ. Клавдия, сложив мясо в корыто, велела помочь перенести его в ледник.

– Ну, давайте теперь знакомиться, – сказала она, когда все собрались в избе. Лиза и Маняша с любопытством разглядывали гостью.

– Девочку, зовут Дарёнка. Она заблудилась в лесу. Сегодня заночует у нас, а завтра к председателю пойдем. Знакомьтесь и не обижайте.

Пока ребята знакомились, Клавдия отправила в печь чугунок с мясом. Вскоре в доме вкусно запахло бульоном. Ужин получился на славу. Клавдия, то и дело, подливая добавки детям, любовалась ими, забывая поднести ложку ко рту.

– Фу, – выдохнул Андрейка. – Я сегодня сытый, как буржуй, – и похлопывая себя по пузу, довольно растягивал губы в сытой улыбке. Все стали повторять за ним. Одна Дарёнка сидела тихо и улыбалась.

После ужина, Клавдия уложила детей спать. Дарёнку положила к девочкам.

– Сегодня поспишь с Лизой и Маняшей. Она вас не потеснит, вон какая махонькая. А завтра видно будет.

***

Рано утром, разбудив Дарёнку и сунув ей кусок хлеба, Клавдия повела её в сельский совет к председателю. Удивился он, узнав, что маленькая девочка одна плутала в лесу, но делать нечего в район надо сообщать.

– Ты устрой пока ее у себя. Определи, значит, место ей пока. А я как раз в район собрался. Заеду, куда следует, – говорил председатель, присев на корточки перед Дарёнкой. – А ты девочка не переживай, найдем мы твоих мамку и папку, – его рука ласково гладила голову малышки.

Он был единственным мужчиной на селе, которого по решению района оставили управлять хозяйством. Шел ему девяносто третий год.

– А я не переживаю дедушка. Ищите их, только подольше.

Председатель вопросительно посмотрел на Клавдию, та только пожала плечами в ответ.

Всю дорогу до дома, Дарёнка крепко сжимала руку Клавдии и счастливо улыбалась, поглядывая на нее.

– Ты чего такая счастливая? – спросила ее Клавдия.

– Да так. Солнышку радуюсь, – отвечала Дарёнка.

Из-за туч и, правда после её слов вылезло солнце и ласково обогрело лицо Клавдии.

– Чудная ты Дарёнка и откуда такая взялась?

– Тю-ю-ю, Клавка, тебе чего своих мало? – спросила сидевшая на скамейке возле своего дома женщина. – От кель такую стрекозу взяла? Аль родственники задарили?

– Любопытная ты Дуня, – ответила Клавдия. – Ну, ни чем тебя не переделаешь.

– А чё меня переделывать, я и такая себе нравлюсь, – крикнула вдогонку женщина. – Подкидышей не собираю и своих из-за них голодом не морю.

– Ну и змея, эта Дунька. Ты Дарёнка не слушай ее. Разные люди на свете живут. Но всё же добрых больше, поверь.

– Ее никто не любит, поэтому она злая. Правда и она никого не любит, – дала заключение Дарёнка.

Во дворе их уже встречали Митька и Андрейка. Радостно бегая вокруг матери, они расспрашивали, что сказал им председатель.

Войдя в дом, Клавдия похвально оценила Лизин труд. Та, одев сестру, аккуратно расчесывала гребешком волосы, заплетая их в косички.

– Молодец Лизонька, совсем ты у меня взрослая стала. Помощница. Пойду в огород соберу кой чего на щи. И уже выйдя во двор, крикнула, – Митька, Андрейка. Топите печь, несите с ледника кусок мяса, щи варить будем.

Те радостно визжа, бросились к поленнице из хвороста. Дарёнка шла следом за Клавдией. Пока Клавдия рвала овощи, та обошла весь огород и внимательно осмотрела его.

– Ничего тётенька, будет у тебя в огороде хороший урожай, – сказала Дарёнка и пошла в дом. Клавдия провожала её удивленным взглядом.

В этот раз все принимали участие в приготовлении обеда. Клавдия даже забыла на время, что идет война. Что после обеда надо будет идти в поле засаженное табаком и вместе с другими женщинами и старшими ребятами вручную обрабатывать насаждение, которое потом они отправят на фронт бойцам. В другую избу собирали в кучу пряжу и женщины, кто прял, кто вязал носки да варежки, которые вместе с табаком так же отправляли на фронт.

Веселый детский смех и вошканье, дали нервам Клавдии отдых. Одно омрачало, не было рядом ее Егора.

Вот зазвенели чашки и ложки, Лиза с Маняшей аккуратно расставляли их на столе. Когда сели и поблагодарив Всевышнего за хлеб насущный, Дарёнка вдруг, глядя, на висевший свадебный портрет Клавдии и Егора сказала:

– Этот дяденька жив. Только он придет через восемь лет. Тогда тебе тётенька повеселее будет.

Все притихли. В доме на какое-то время повисла тяжелая тишина.

– Не шути так Дарёнка, – сказала грустно Клавдия. – Не шути девочка. Убили моего Егора. Война проклятущая, – слёзы заволокли глаза Клавдии, скатываясь по обветренным щекам.

Дарёнка соскочила с лавки и подошла к ней. Маленькими пальчиками она смахивала слезы и, обнимая, говорила:

– Не шучу я тётенька, не шучу. Не плачь, тебе надо красавицей остаться. Родная моя тётенька.

Она всегда Клавдию называла тётенька, и так ласково у нее это получалось, что разницы между словами мама и тётенька не было.

Клавдия погладила Дарёнку по голове, ласково прижала к себе и велела садиться со всеми за стол. Не могла же она обижаться на эту кроху-сироту, мало ли какой страх она перенесла в лесу, вот и лезет в голову небыль какая.