Текст книги "Путь ко спасению"

Другое, на что нужно обращать внимание, это дух преподавания или взгляды на предмет обучения. Должно быть непреложным законом, чтобы всякая преподаваемая христианину наука была пропитана православными началами. Всякая наука это позволяет и даже только тогда и будет истинной наукой в своем роде, когда выполнит это условие. Христианские начала, несомненно, истинны. Потому, не сомневаясь, считай их общей мерой истины. У нас самое опасное заблуждение то, что преподают науки без всякого внимания к истинной вере, позволяя себе вольность и даже ложь, предполагая, что вера и наука – две совершенно отдельные области. Дух у нас один. Он же принимает и науки и пропитывается их началами, как принимает веру и проникается ею. Как же можно, чтобы они не приходили здесь в благоприятное или неблагоприятное соприкосновение? Притом же и область истины одна. Зачем набивать в голову то, что не из этой области или с чем нельзя показаться в ее светлом дворе. Если так вести обучение, чтобы вера и жизнь в духе веры высились над всем во внимании учащихся и по образу занятия, и по духу преподавания, то нет сомнения, что воспитанное в детстве не только сохранится, но и возвысится, укрепится и придет в соразмерную зрелость. А как это благодетельно!

Если так воспитывать человека с первых лет, то он мало-помалу поймет, какой характер должна иметь его жизнь. Он больше будет привыкать к мысли, что на нем лежит обязанность от лица Бога и Спасителя нашего – жить и действовать по Его предписаниям; что все другие дела и занятия уместны только в этой жизни; что есть другое место жительства, другое отечество, к которому и надо устремлять все свои мысли и желания. В естественном ходе развития каждый доходит до сознания, что он человек. Но если к естеству его привито новое благодатно-христианское начало, в самый первый момент пробуждения его сил и их движения (в Крещении), и если потом при развитии этих сил это новое начало не только не уступало первенства, а, напротив, всегда преобладало, давало как бы форму всему, то, приходя к сознанию, человек вместе с тем обнаружит, что живет по началам христианским, найдет себя христианином. А это и есть главная цель христианского воспитания, чтобы человек сказал себе, что он христианин. Если же, придя в полное сознание себя самого, он скажет: «Я христианин, обещавший Спасителю и Богу жить так и так, с тем чтобы удостоиться блаженного общения с Ним и Его избранными в будущей жизни», – то, сам разумно устраивая свою жизнь, он поставит для себя первым существенным делом – самостоятельно хранить и разжигать дух благочестия, в котором прежде жил под чужим руководством.

Упоминалось, что должен быть особый момент, когда надо намеренно вспомнить все обязательства христианства и наложить их на себя как непреложный закон. В Крещении они были приняты не сознательно, потом соблюдались более чужим умом по чужой воле и в простоте. Теперь нужно сознательно подчинить себя Христу, избрать христианскую жизнь, исключительно посвятить себя Богу, чтобы потом все дни жизни служить Ему с воодушевлением.

Только здесь человек сам начинает собственно христианскую жизнь. Она была в нем и прежде, но, можно сказать, исходила не от самостоятельности, как бы не от него. Теперь он сам, от своего лица, начнет действовать в духе христианина. Тогда свет Христов был в нем, словно свет первого дня творения, рассеянный, разлитый. Но так как свету нужно было дать центры, присоединив его к солнцам, средоточиям планет, так и этому свету надо собраться около исходной точки нашей жизни, нашего сознания. Человек становится вполне человеком, когда приходит к самопознанию и разумной самостоятельности, когда становится полновластным хозяином своих мыслей и дел, придерживается каких-либо мыслей не потому, что другие ему их передали, а потому, что он сам считает их верными. Человек и в христианстве остается человеком. Поэтому ему и здесь нужно быть разумным, но эту разумность он должен обратить в пользу святой веры. Пусть разумно убедится, что исповедуемая им святая вера есть единственно верный путь спасения и что все другие пути ведут в погибель. Человеку делает честь не слепая, а сознательная вера, что он действует как должно. Все это он и сделает, когда сознательно подчинит себя Христу.

Только здесь его личная вера, или добрая жизнь по вере, получает твердость и неколебимость. Он не соблазнится примером, не увлечется пустыми мыслями, потому что ясно сознает обязательство мыслить и действовать уже определенным образом. Но если он этого не сознал, то как прежде добрый пример настроил его делать так, как он делает, так теперь недобрый пример может привести его ко греху; и как добрые мысли других прежде владели его умом легко и беспрекословно, так теперь завладеют им злые мысли. И на опыте видно, как непрочны вера и доброта жизни у того, кто вначале не осознал себя христианином. Кто мало встретит соблазнов, тот и дольше будет продолжать зреть в простоте сердца. Но кому нельзя без них, тот стоит перед лицом большой опасности. Мы видим в жизни всех, сохранивших благодать Крещения, что у них была минута, когда они решительно посвящали себя Богу. Это обозначается словами: возгорелся духом, Божественным желанием воспламенился.

Осознавший себя христианином или сознательно решившийся жить по-христиански пусть теперь сам тщательно хранит принятое от прежнего возраста совершенство и чистоту жизни, как ее прежде сохраняли другие. Нет нужды предлагать ему особые правила. В этом он сходится с покаявшимся, который, отказавшись от греха, воодушевленно решает жить по-христиански. Поэтому с тех пор он должен руководствоваться одними с ним правилами, о которых сказано будет в третьем отделе. Чем он отличается от покаявшегося на пути к совершенству, выяснится само собою.

Теперь нужно сделать только некоторые, но очень важные предостережения для юношеского возраста, исключительно к нему относящиеся. Как хорошо и спасительно не только получить христианское воспитание, но и потом осознать себя и решиться быть христианином до наступления юности. Это необходимо из-за великих опасностей, которым неизбежно подвергается юноша: 1) по свойству своего возраста и 2) по большим соблазнам в это время.

1) Река нашей жизни пресекается волнистой полосой юности. Это время кипения телесно-духовной жизни. Тихо живет ребенок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные седины склоняются к покою; одна юность кипит жизнью. Надо иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн. Сама беспорядочность и порывистость движений опасна. Начинаются первые его собственные движения – начало пробуждения сил, и имеют для него всю прелесть: силой своего влияния они вытесняют все, что прежде было в мысли и на сердце. Прежнее для него станет сном, предрассудком. Только новые чувства истинны, только они реальны и значимы. Но если он до пробуждения этих сил связал себя обязательством христианской веры и жизни, тогда все движения, как уже вторичные, будут слабее и легче уступят требованию первых уже потому, что те старше, прежде испытаны и избраны сердцем, а главное – скреплены обещанием. Юноша непременно хочет всегда держать свое слово. Что сказать о том, кто не только не любил христианской жизни и истины, но даже никогда не слышал о них?

В этом случае он – дом без ограды, преданный разграблению, или сухой хворост, горящий в огне. Когда своеволие юношеской мысли на все кидает тень сомнения, когда его сильно тревожат страсти, когда вся душа наполняется искусительными мыслями – юноша в огне. Кто даст ему каплю росы для прохлады или подаст руку помощи, если из сердца не выйдет голос за истину, за добро и чистоту? А он не выйдет, если любовь к ним не воспитана прежде. Даже советы в этом случае не помогут: их тогда не к чему привить. Сильны совет и убеждение, если они пробудят в сердце чувства, которые там есть и ценны для нас, но только временно отстранены другими, а сами мы не найдемся, как их высвободить и придать им обычную силу. В этом случае совет – драгоценный дар юноше. Но если в сердце нет основ чистой жизни, он бесполезен.

Юноша живет сам по себе, и кто проследит все движения и повороты его сердца? Это то же, что следить за птицей в воздухе или кораблем в воде! Сердце юноши – как брожение вскисающей жидкости, как движение веществ в разнородной смеси. Все потребности так называемой «природы» проснулись, каждая подает голос, ищет удовлетворения. Как природа наша противоречива, так и совокупность этих голосов то же, что беспорядочные крики шумной толпы. Что же будет с юношей, если он заранее не приучен упорядочивать свои движения и не обязал себя строго подчинять их некоторым высшим требованиям? Если эти начала глубоко укоренились в сердце при первоначальном воспитании и потом сознательно приняты в правило, то все волнения будут как бы на поверхности, не сдвигая основания, не колебля души.

Какими мы выходим из юношеских лет, во многом зависит от того, какими вступаем в них. Вода, падающая с утеса, кипит внизу и клубится, а потом уже идет тихо разными протоками. Это – образ юности, в которую каждый несется, как вода в водопад. Из нее выходят два вида людей: одни сияют добротой и благородством, другие омрачены позором и развратом, а третьи – средний класс, смесь добра со злом, наподобие головни из огня, которые склоняются то на добро, то на зло, как испорченные часы то идут верно, то бегут или отстают.

Кто заранее скрепил себя обещанием, тот как бы укрылся в крепком, не пропускающем в себя воды кораблике или провел по водовороту прочный желоб. Без этого даже доброе воспитание не всегда спасет. Пусть иной и не впадет в грубые пороки, но все же если он не замкнут в себе, то сердце, не огороженное обещанием, будет изорвано увлечениями, и он неминуемо выйдет из лет юности охлажденным: ни туда ни сюда.

Так спасительно прежде лет юности не только получить добрый настрой, но и скрепить себя обещанием быть истинным христианином. Решившийся пусть боится самой юности как огня и потому избегает всех случаев, в которых юность легко развязывается и делается неукротимой.

2) И сама по себе юность опасна, но к этому присоединяются еще два влечения, от которых юношеские возбуждения разгораются сильнее и становятся опаснее. Это: а) жажда впечатлений и б) склонность к общению. Поэтому, чтобы избежать опасности юношеского возраста, можно советовать – подчинить правилам эти влечения, чтобы вместо добра они не принесли зла. Прежний добрый настрой останется в полной силе, если его не гасить и не стеснять.

а) Жажда впечатлений придает действиям юноши стремительность, непрерывность и разнообразие. Ему хочется все испытать самому, все видеть, все слышать, везде побывать. Ищите его там, где есть блеск для очей, гармония для слуха, простор для движения. Он хочет быть в непрерывном потоке впечатлений, всегда новых и потому разнообразных. Ему не сидится дома, не стоится на одном месте, не удается слушать одно и то же. Его стихия – развлечения. Но это го для него мало; он не довольствуется своим, личным испытанием, а хочет усвоить и как бы перенести на себя впечатления других, изведать, что чувствовали, как действовали другие сами по себе или в подобных ему обстоятельствах. Затем он кидается на книги и начинает читать, перебирает одну книгу за другою, часто не разбирая их содержания, у него главное – найти так называемый эффект, в чем бы он ни был и чего бы ни касался. Ново, ярко, остро – самая лучшая для него рекомендация книге.

Здесь появляется склонность к легкому чтению – та же жажда впечатлений, только в другом виде. Но и это еще не все. Юноше часто наскучивает реальность, которая как бы навязана ему со стороны: это его слишком ограничивает, а он ищет некоторой свободы. Поэтому он часто отрывается от действительности, уходит в свой созданный мир и там начинает действовать на славу. Фантазия строит ему целые истории, где обычно герой – он сам. Юноша только вступает в жизнь, перед ним обольстительное, заманчивое будущее. Со временем и ему там надо быть: каким же он будет? Нельзя ли как-то приподнять эту завесу и посмотреть? Фантазия, очень подвижная в эти годы, не медлит с ответом. Здесь обнаруживается и таким образом воспитывается мечтательность.

Мечты, легкое чтение, развлечения – все это почти одно по духу: дети жаждут впечатлений, жаждут нового, разнообразного. И вред от них одинаков. Ничем нельзя лучше заморить добрых семян, посеянных прежде в сердце юноши, как ими. Молодой цветок, посаженный на месте, где со всех сторон дуют на него ветры, немного потерпит и засохнет; трава, по которой часто ходят, не растет; часть тела, которую подвергают долгому трению, немеет. То же бывает и с сердцем, и с добрым в нем настроем, если предаться мечтам, или пустому чтению, или развлечениям.

Кто долго стоял на сыром ветру, тот, зайдя в затишье, чувствует, что все в нем будто как не на своем месте, то же бывает и в душе, развлекшейся каким бы ни было образом. Возвратившись из рассеяния в себя, юноша находит в душе своей все в беспорядке. А главное – каким-то покрывалом забвения задергивается все хорошее, и на первом плане стоят одни соблазны, оставленные впечатлением, то есть уже не то, что было в душе и чему всегда следует быть.

Почему, возвратившись в себя после какого-нибудь развлечения, душа начинает тосковать? Оттого, что находит себя обворованной. Развлекающийся сделал свою душу большой дорогой, по которой через воображение, как тени, проходят соблазны и манят за собою душу. Но как только она таким образом оторвется от себя, тайно подходит дьявол, уносит доброе семя и оставляет злое. Так учит Спаситель, объясняя, кто похищает посеянное при дороге и кто есть посеявший плевелы[4]4
  Имеется в виду объяснение к притче о сеятеле: ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его – вот кого означает посеянное при дороге (Мф. 13, 19), а также притча о плевелах: Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел (Мф. 13, 24 и далее).


[Закрыть]. То и другое творит враг человеческий.

Итак, юноша! Хочешь сохранить чистоту и невинность детства и обещание безупречной христианской жизни? Сколько есть сил и благоразумия, удерживайся от развлечений, беспорядочного чтения соблазнительных книг и – мечтаний! Как хорошо подчинить себя в этом случае строгой и очень строгой дисциплине и быть на все время юношества под руководством. Тех юношей, которым не позволяют распоряжаться своим поведением до возмужалости, можно назвать счастливыми. И всякому юноше нужно радоваться таким обстоятельствам. Сам юноша, очевидно, дойти до этого едва ли может, но он покажет много ума, если поверит совету быть больше дома за делом, не мечтать и не читать бесполезного. Развлечение пусть отклонит трудолюбием, мечтательность – серьезными занятиями под руководством, которому особенно должно быть подчинено чтение, и в выборе книг, и в образе чтения. Впрочем, как бы кто-то это ни сделал, пусть только сделает. Страсти, сомнения, увлечения разгораются именно в этом, так сказать, шатком брожении ума юноши.

б) Вторая, столь же опасная, склонность у юноши – склонность к общению. Она обнаруживается в потребности товарищества, дружбы и любви. Все они в истинном порядке хороши, но привести их в этот порядок нужно не юноше.

Юношеский возраст – время живых чувств. Они у его сердца как прилив и отлив у берегов моря. Его все занимает, все удивляет. Природа и общество открыли перед ним свои сокровища, но чувства не любят быть скрытыми в себе, и юноша хочет делиться ими. Для этого нужен человек, который мог бы разделять его чувства, то есть товарищ и друг. Потребность благородная, но она может быть и опасной! Кому вверяешь свои чувства, тому даешь некоторым образом власть над собою. Как же надо быть осторожным в выборе близкого лица! Встретишь такого, который далеко-далеко может завести от прямого пути. Само собою разумеется, что добрый естественно стремится к доброму, а отклоняется от недоброго. Есть на это некоторый вкус у сердца. Но опять как часто случается, что простосердечного завлекает хитрость! Поэтому справедливо всякому юноше советуют быть осторожным в выборе друга. Хорошо не заключать дружбы, пока не испытаешь друга. Еще лучше, когда первый друг – отец или тот, кто во многом заменяет отца, или кто-то из родных – опытный и добрый. Для решившего жить по-христиански первый данный Богом друг – это духовный отец; с ним беседуй, ему доверяй тайны, взвешивай и учись. Под его руководством, при молитве, Бог пошлет, если нужно, и другого друга. Не столько, впрочем, опасности в дружбе, сколько в приятельстве. Редко видим друзей, но больше знакомых и приятелей. А здесь сколько возможно и сколько бывает зла! Есть приятельские кружки с очень дурными правилами. Общаясь с ними, не заметишь, как объединишься с ними в духе, подобно тому как незаметно пропахнешь в вонючем месте. Они сами часто забывают о безнравственности своего поведения и спокойно грубеют в нем. Если и пробуждается в ком-то сознание, у него нет сил прекратить. Каждый опасается объявить об этом, ожидая, что его после всюду будут преследовать шутками, и говорит: «Так и быть, может быть, пройдет». Худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор. 15, 33). Избави, Господи, каждого от этих сатанинских глубин. Для решившегося работать Господу приятели – только благочестивые, ищущие Господа; от других же надо удаляться и близко с ними не общаться, следуя примеру святых Божиих.

Наибольшая опасность для юноши – от общения с другим полом. Если в первых соблазнах юноша только сбивается с прямого пути, здесь он, кроме того, теряет себя. В первом своем пробуждении это дело соединяется с потребностью прекрасного, которая со времени своего пробуждения заставляет юношу искать прекрасное. Между тем оно мало-помалу начинает в душе его принимать образ, и обыкновенно человеческий, потому что мы не находим ничего краше его… Созданный образ носится в голове юноши. С этого времени он будто бы ищет прекрасного, то есть идеального, неземного, а между тем встречается с земной девушкой и ею поражается. Этого-то поражения больше всего надо избегать юноше, потому что такая болезнь тем опаснее, что больному хочется болеть до безумия.

Как отвратить эту болезнь? Не ходи тем путем, которым доходят до нее.

Этот путь имеет три поворота.

1) Сначала у юноши пробуждается какое-то горестное чувство неизвестно о чем и от чего, но отзывающееся особенно тем, что он будто бы один. Это – чувство одиночества. Из этого чувства сразу же рождается другое – некоторая жалость, нежность и внимание к себе. Прежде он жил, как бы не замечая сам себя. Теперь он обращается к себе, осматривает себя и всегда замечает, что он не плох, не из последних, хороший человек: начинает чувствовать свою красоту, нравиться себе. Этим оканчивается первое движение соблазна к себе. С этих пор юноша обращается к внешнему миру.

2) Это вступление во внешний мир воодушевляется уверенностью, что он должен нравиться другим. В этой уверенности он смело и как бы победно начинает действовать и, может быть, впервые берет себе за правило опрятность, чистоту, нарядность до щегольства; начинает бродить или искать знакомств, как будто без определенной цели, но по тайному влечению чего-то ищущего сердца. При этом он старается выделяться умом, приятностью в общении, предупредительностью, вообще всем, чем надеется нравиться. Вместе с тем он дает всю волю преимущественному органу душеобщения – глазу.

3) В этом настроении он похож на порох, подставленный под искры, и скоро встречается со своей болезнью. Пораженный или подстреленный, словно стрелой, особенно приятным взглядом или голосом, сначала стоит он в некотором восторге и остолбенении. Придя в себя, он понимает, что его внимание и сердце обращены к одному человеку и стремятся к нему с непреодолимой силой. С той поры сердце начинает тосковать, юноша уныл, погружен в себя, занят чем-то важным, ищет, как будто что-то потерял, и что ни делает, делает для одного человека и как бы в его присутствии. Он как потерянный, сон и еда не идут ему на ум, обычные дела забыты и приходят в беспорядок, ему ничто не дорого. Он болен страшной болезнью, которая щемит сердце, стесняет дыхание, сушит самые источники жизни.

Вот ее постепенный ход! И само собой видно, чего должен опасаться юноша, чтобы не впасть в эту беду. Не ходи этой дорогой! Прогоняй предвестников – неопределенную грусть и чувство одиночества. Делай им наперекор: стало грустно – не мечтай, а начни делать что-нибудь серьезное со вниманием – и пройдет. Стала зарождаться жалость к себе или чувство, что ты хороший, – поспеши отрезвить себя и отогнать эту глупость какой-нибудь суровостью к себе, особенно разумным рассуждением о ничтожности того, что лезет в голову. Случайное или намеренное унижение в этом случае было как вода на огонь… Подавить и прогнать это чувство надо особенно потому, что тут начало движения.

Остановись тут – дальше не пойдешь: не родится ни желание нравиться, ни искание нарядов и щегольства, ни охоты ходить в гости. Прорвутся эти – и с ними борись. Какая надежная в этом случае ограда – строгая дисциплина во всем, труд тела и еще более головы! Усиль занятия, сиди дома, не развлекайся. Нужно выйти – следи за чувствами, держись подальше от другого пола, главное же – молись.

Кроме этих опасностей, вытекающих из свойств юношеского возраста, есть еще две. Во-первых, настроение, по которому до небес возносится рассудочное знание или собственное понимание. Юноша считает преимуществом во всем сомневаться и все то ставит в стороне, что не совпадает с меркой его понимания. Одним этим он отсекает от сердца весь настрой веры и Церкви, следовательно, отпадает от нее и остается один. Ища замены оставленному, кидается на теории, не соответствующие явной (Богооткровенной) истине, опутывает себя ими и изгоняет из своего ума все истины веры. Еще хуже, если повод к этому подаст преподавание наук в училищах и если подобный дух становится там преобладающим. Думают обладать истиною, а набираются туманных идей, пустых, мечтательных, большею частью враждебных даже здравому смыслу, которые, однако же, увлекают неопытных и становятся идолом для любознательного юноши. Во-вторых, светскость. Пусть в ней есть нечто полезное, но ее преобладание в юноше пагубно. Это жизнь по впечатлениям чувств, в таком состоянии, когда человек мало бывает в себе, а почти всегда снаружи, или делом, или мыслью. С таким настроением ненавидят внутреннюю жизнь и тех, что говорят о ней и живут ею. Истинные христиане для них мистики, запутавшиеся в понятиях, или лицемеры и прочее. Понять истину им мешает дух мира, господствующий в кругу светской жизни, знакомиться с которой не мешают и даже советуют юношам. При этом знакомстве мир, со всеми своими дурными понятиями и обычаями, набивается в восприимчивую душу юноши, не предупрежденного, не настроенного против этого, и отпечатывается на ней, как на воске, – и он невольно становится сыном мира. А это сыновство противоположно сыновству Божию во Христе Иисусе. Вот опасности для юношей от юности! И как трудно устоять! Но хорошо воспитанному и решившемуся посвятить себя Богу до юности она не так опасна; немного потерпеть, а там настанет чистейший и блаженнейший покой. Сохрани только обещание христианской чистой жизни в это время, а потом будешь жить с некоторой святой твердостью. Кто прошел безопасно юношеские годы, тот как будто переплыл бурную реку и, оглянувшись назад, благословляет Бога. А иной со слезами на глазах, в раскаянии, обращается назад и обвиняет себя. Того никогда не воротишь, что потеряешь в юности. Кто падал, тот достигнет ли когда-нибудь того, чем обладает не падавший?

Из сказанного выше легко понять, почему так редки хранящие благодать Крещения. Воспитание всему причиною – и доброму, и злому. Оттого не сохраняется благодать Крещения, что не соблюдается порядок, правила и законы примененного к тому воспитания.

Важнейшие причины таковы:

а) Отдаляются от Церкви и ее благодатных средств. Это истощает росток христианской жизни, отделяя ее от источников, и она увядает, как цветок в темном месте.

б) Отсутствует внимание к деятельности тела. Думают, что тело может всячески развиться без вреда для души, между тем в его действиях коренится и овладевает душою центр страстей, которые развиваются вместе с развитием тела. Пронизывая действия тела, страсти получают в них постоянное место или строят из них нечто вроде неприступной крепости и тем упрочивают за собою власть на будущее.

в) Развивают силы души без разбора, не направляя к одной цели. Не видят цели впереди – не видят пути к ней. Отсюда при всей заботе о самом современном образовании только раздувают любопытство, своеволие и жажду наслаждений.

г) Совершенно забывают о духе. На молитву, страх Божий, совесть редко обращают внимание. Был бы видимый порядок, а внутренние состояния всегда подразумеваются и поэтому всегда забываются.

д) Во время обучения важнейшее дело закрывают побочными, единственное заслоняют множеством других.

е) Наконец, вступают в юность, не положив предварительно добрых начал и решимости жить по-христиански, и далее – не удерживают влечений юношеской жизни в должном порядке, предают себя всей жажде впечатлений через развлечение, легкое чтение, мечтательность, неразборчивое общение с подобными себе и особенно с другим полом, исключительная научность и преданность духу мира, расхожим мыслям, правилам и обычаям, которые никогда не способствуют благодатной жизни, но всегда враждебны ей и стремятся ее подавить.

Каждой из этих причин и одной достаточно, чтобы погасить в человеке благодатную жизнь. Но обычно они действуют совместно и одна неминуемо привлекает другую; все же в совокупности они так забивают духовную жизнь, что и малейших следов ее иногда не заметно, как будто человек и не имеет духа, создан не для общения с Богом, не имеет к тому предназначенных сил и не получал оживляющей их благодати.

Почему не соблюдается целесообразный порядок воспитания – причина этому или в незнании такого порядка, или в пренебрежении им. Воспитание, оставленное без внимания самому себе, по необходимости принимает ложные и вредные направления, сначала в домашнем быту, а потом во время обучения. Но и там, где, по-видимому, воспитание совершается не без внимания и подчиняется определенным правилам, оно нередко оказывается бесплодным и уводящим от цели из-за ложных идей и принципов, на которых строится. Не то имеется в виду, не то делается главным, что нужно, не угождение Богу, не спасение души, а совсем другое: или совершенствование только естественных сил, или приготовление к должностям, к жизни в свете и прочее. Но когда нечист и ложен принцип, то и основанное на нем не может вести к добру. Как на главные отклонения можно указать:

1) на отстранение благодатных средств. Это естественное следствие забвения того, что воспитываемый – христианин и у него есть не только естественные, но и благодатные силы. А без этих средств христианин – это разгороженный сад, который топчут рыщущие бесы, ломает буря греха и мира, которых некому и нечем прогонять;

2) на приготовление только к счастью во временной жизни, с заглушением памяти о вечной. Об этом говорят дома и в классах, это выставляется главным в простых беседах; 3) на преобладание видимости во всем, не исключая даже священнослужения.

У того, кто не подготовлен дома, от такого воспитания неизбежно туман в голове, на все он смотрит не теми глазами, какими нужно, все представляет в извращенном виде, как сквозь разбитые или неподходящие очки. Поэтому и слушать не хочет ни о последней истинной своей цели, ни о средствах. Все это у него побочное дело, как бы шуточное.

Чтобы исправить такой дурной порядок вещей, нужно:

1) Хорошо понять и усвоить принципы истинно христианского воспитания и действовать по ним прежде всего дома. Домашнее воспитание – это корень и основание всему последующему. Хорошо воспитанного и подготовленного дома неправильное школьное воспитание не так легко собьет с прямого пути.

2) Вслед за тем перестроить по новым, истинным принципам школьное воспитание, внести в него христианские элементы, неверное исправить, главное – все время держать воспитываемого под обильнейшим влиянием Святой Церкви, которая всем своим порядком спасительно действует на воспитание духа. Это не давало бы разгораться греховным возбудителям, вытесняло бы дух мира и отгоняло дух из бездны. Вместе с этим надо направлять все от временного к вечному, от внешнего к внутреннему, воспитывать чад Церкви для Царствия Небесного.

Нужнее всего: 3) воспитывать воспитателей под руководством тех, кто знает истинное воспитание не по теории, а по опыту. Сформировавшись под надзором самых опытных воспитателей, они потом передадут свое искусство другим, следующим и т. п. Воспитатель должен пройти все степени христианского совершенства, что бы впоследствии в деятельности уметь себя держать, замечать склонности воспитываемых и потом действовать на них с терпением, успешно, сильно, плодотворно. Это должно быть сословие лиц чистейших, богоизбранных и святых. Воспитание из всех святых дел самое святое.

Результат правильного воспитания – сохранение благодати Святого Крещения. Последнее вознаграждает с избытком все труды по первому. Ибо некоторые высокие преимущества принадлежат тому, кто сохранил благодать Крещения и с первых лет посвятил себя Богу.

1) Первое преимущество, как бы основание всех других, – целостность естественно благодатного состава. Человек предназначен для необыкновенно высоких сил, готовых излиться на него из источника всех благ, только пусть не портит себя. И кающийся может быть полностью исцелен, но ему, кажется, не дано знать и чувствовать того, что не грешившему, или он не может наслаждаться той целостью и обладать той смелостью, которая бывает ее следствием.

2) Отсюда сами собою вытекают живость, легкость, непринужденность в делании добра. Он ходит в добре, как в единственно родном себе мире. Кающемуся надо долго стараться и приучать себя к этому добру, чтобы совершать его легко, но и достигши этого, постоянно держать себя в напряжении и страхе. Тот, наоборот, живет в простоте сердца, в радостной, необманчивой уверенности спасения.

3) Затем в его жизни появляется некоторая ровность и безостановочность. В нем нет ни порывов, ни ослабления, и как дыхание у нас обычно ровное, так и у него жизнь в добре. Бывает то же и у покаявшегося, но не скоро приобретается и является не в таком совершенстве. Починенное колесо нередко дает знать о своем пороке, и починенные часы уже не так исправны, как новые.

4) Не грешивший всегда юн. В чертах его характера отражаются чувства ребенка, пока он еще не провинился перед отцом. Здесь первое чувство невинности, детство во Христе, как бы неведение зла. Сколько оно отсекает у него помыслов и мучительных волнений сердца! Затем необыкновенное радушие, искренняя доброта, тихость нрава. В нем во всей силе обнаруживаются указанные апостолом плоды Духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Тал. 5, 22–23). Он как будто одет в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение (Кол. 3, 12). Затем он сохраняет непритворный веселый характер, или духовную радость, ведь в нем Царствие Божие, которое есть мир и радость о Святом Духе. Кроме того, ему свойственна некоторая дальновидность и мудрость, видящая все в себе и около себя и умеющая распоряжаться собой и своими делами. Его сердце сразу же говорит ему, что и как надо сделать. Наконец, можно сказать, он не боится падений, чувствует безопасность в Боге. Кто отлучит нас от любви Божией? (Рим. 8, 35). Все это в совокупности делает его и уважаемым, и приятным. Он невольно влечет к себе. Существование в мире таких людей – великая благодать Божия. Они заменяют апостольские сети. Как около сильного магнита собирается множество опилок или как сильный характер увлекает слабых, так обитающая в них сила Духа влечет к себе всех, особенно же тех, у кого есть начатки духа.