Текст книги "Поцелуй змеи"

4

Той осенью мы решили провести встречу выпускников на природе, а именно на водохранилище. Как-никак двадцать лет – серьезная дата, всем захотелось на старом месте освежить прежние чувства, так что наша огромная компания из тридцати-сорока человек прикатила сюда на своих машинах из самых разных уголков Китая. Роща заполнилась пестрыми палатками, в тени деревьев мелькали женские и мужские фигуры, радостные возгласы разносились волна за волной. И хотя мы втроем недавно устраивали подобную вылазку, общая встреча выпускников, во время которой можно было увидеть столько знакомых лиц, казалась совершенно особенной. Мы были настолько взволнованы, что галдели как дети и горячо обнимались, невзирая на пол. На сей раз мне, разумеется, пришлось взять с собой жену, равно как и Чжоу Цяну. Вообще говоря, брать на такие встречи домочадцев не принято, но в нашем случае ситуация была особенной, потому как женились мы на своих однокурсницах. Чжао Цзянь неустанно отпускал по этому поводу шуточки: «Ваши умственные способности никуда не годятся, самое большее, на что вас хватило, так это на любовные страсти, поэтому в универе вы ни о чем не думали, кроме как о поиске девчонок». Мы не возражали, лишь парировали: «А некоторые прожоры целыми днями только и думали, как бы насытить свою утробу, в результате откормили себя до состояния pigдуна»[9]9
  Английское «pig» (свинья) звучит как китайское слово «задница» или «газы» (пигу, пигэ).


[Закрыть]. Чжао Цзянь в ответ на это гордо похлопал себя по пузу и сказал: «В животе первого министра найдется место, чтобы плыть на лодке»[10]10
  Данное выражение восходит к истории об известном историческом деятеле Ван Аньши (1021–1086), занимавшем должность первого министра. Его молодая супруга, изменившая вечно занятому мужу со слугой, моля о пощаде, обратилась к Ван Аньши со словами, которые впоследствии стали крылатым выражением: «В животе первого министра найдется место, чтобы плыть на лодке». Иносказательно это означает щедрость и великодушие.


[Закрыть]. Чжоу Цян тут же недовольно фыркнул: «В утробе невежды такого места тоже немало», на что все окружающие тут же рассмеялись. Итак, все мы, не скупясь на слова, вспоминали старые времена, фотографировались, угощались, играли в застольные игры на пальцах. Нескольких человек, что успели напиться вдрызг, разместили по палаткам, где они забылись мертвецким сном, а остальные все никак не могли наговориться.

И тут кто-то снова вспомнил о Лао Тане: мол, на эту встречу удалось созвать всех, кроме него, и это досадно. Атмосфера тут же стала несколько гнетущей, смех и радостные голоса затихли, все словно по команде замолчали. Вечно этот Лао Тань нежданно-негаданно всплывал в наших разговорах, портя всем настроение. Моя жена, не желая развивать мрачную тему, тихонько пощекотала мою ладонь, давая знак глазами, – мол, хорошо бы пойти прогуляться. Честно говоря, мне тоже не хотелось говорить о Лао Тане, поэтому я был рад присоединиться к жене.

Гуляя по рощице, мы держали друг друга за руку, давненько мы не испытывали такого: было ощущение, что мы не супруги со стажем, а парочка недавно познакомившихся влюбленных. Неожиданно жена обратилась ко мне с вопросом:

– Ты помнишь, какие слова говорил мне тогда?

Я немного растерялся. Обычно женщины задают довольно странные вопросы: прошло уже двадцать лет, как же я могу помнить все, что случилось за это время? Она медленно шла, в задумчивости опустив голову и явно ожидая какого-то ответа. Тогда я промямлил:

– Наверняка клялся тебе в вечной любви.

– Зануда!

Жена резко сжала мне руку, в ее голосе послышалось недовольство.

– Пойдем найдем то дерево.

– Что? Какое еще дерево? – не понял я.

В ответ жена без лишних слов потянула меня куда-то в глубь рощи. В прошлый раз, когда я приезжал сюда с Чжоу Цяном и Чжао Цзянем, мы останавливались в этой рощице, и именно здесь я таскал на закорках ту девицу, которую тогда действительно пожалел. И сейчас, когда к этому же самому месту меня тащила жена, я вдруг заподозрил, что она уже давно обо всем догадалась и теперь хочет преподать мне урок. Я без особого желания плелся за ней, перемещаясь от одного дерева к другому. Всякий раз, когда жене попадался особо крепкий экземпляр, она замедляла шаг и принималась ходить вокруг него, высоко задрав голову, словно пытаясь найти в обшарпанной коре какой-нибудь прекрасный бриллиант. Потеряв всякое терпение, я предложил:

– Может, вернемся уже, чего тут высматривать?

Но жена вдруг напустила на себя такой строгий вид, что от напряжения у нее даже покраснел подбородок.

– Хм, твоя забывчивость сродни предательству, неужели ты и правда все забыл?!

С этими словами она возмущенно бросила меня и без оглядки рванулась вперед. Мне показалось, что она немного не в себе. Возможно, на нее просто так подействовала встреча выпускников. Мне ничего не оставалось, как набраться терпения и следовать за ней дальше.

Вскоре роща стала более густой, свет заметно потускнел, щебет птиц то приближался, то удалялся, напоминая чьи-то бредни во сне. Перед моими глазами стали мелькать картинки из далекого прошлого: взявшись за руки, мы пробираемся в эту непроходимую рощу; вот моя будущая жена стоит с закрытыми глазами, чуть приоткрыв алые губы. Я даже почувствовал сводящий с ума аромат, от которого удержаться не было сил… Едва я вспомнил все это, в душе моей словно что-то всколыхнулось, словно щелкнул какой-то переключатель, у меня даже перехватило горло, так что пришлось сглотнуть.

– Эй, подожди, не беги так быстро!

Выкрикнув эту фразу, я припустил за ней со всех ног и, догнав, крепко обнял со спины. От испуга она не только не ответила на мои ласки, но еще и недовольно пробурчала:

– Что на тебя нашло средь бела дня?..

Не успела она договорить, как я резко прильнул к ее губам. Она изумленно уставилась на меня, пару раз трепыхнулась, пытаясь вырваться, но под моим неожиданным напором тут же обмякла…

Удивительное дело, вот уже столько лет подряд мы привычно тянули лямку супружества, словно единственной нашей целью было воспитание дочери, ни о чем другом как-то и не думали. На собственные желания привыкли смотреть сквозь пальцы, так что в большинстве случаев мы делали друг другу что-то приятное больше из вежливости. Даже если иногда и занимались любовью, то, сделав дело, тут же отворачивались и засыпали, забывая про романтические прелюдии и нежности перед сном. Но сегодня впервые за долгие годы мы испытали настоящую трепетную радость и ликование. Мы лежали на мягком, влажном покрывале из листьев, на наших телах играли проникавшие сквозь листву солнечные блики, словно их специально пускал своим зеркальцем какой-нибудь мальчишка-хулиган, отчего то и дело хотелось зажмуриться, и нам было по-настоящему хорошо.

– Скорее, скорее глянь туда, что это? – вдруг закричала жена, показывая на одно из деревьев.

Я, щурясь, посмотрел наверх:

– Да это же самый обычный тополь, с чего столько восторгов-то?..

Но не успел я закончить, как она нетерпеливо поднялась с земли и направилась к дереву. С волнением тыча в грубую кору ствола, она произнесла:

– Да взгляни же, наша надпись. Боже мой, ее все еще видно: «Чжан Гэ, Сяо Минь, любовь навеки!» – восторженно, словно молоденькая девчушка, прочла она, делая паузу после каждого слова.

Удивившись, я тоже поднялся, чтобы посмотреть на эту надпись. Вырезанные на коре иероглифы напоминали грубые шрамы, а поскольку все эти годы они вытягивались, меняя свои очертания, то теперь создавалось ощущение, что данное творение имело не рукотворное происхождение, а волшебное – было магическим шедевром, созданным самой природой. Я прямо-таки не мог поверить собственным глазам: все точно, здесь действительно остались наши с женой имена! Поневоле я погрузился в туман обрывочных воспоминаний, покрытых толстым слоем времени. Мое прошлое напоминало медленно вытянутый волосок, я практически забыл, что произошло в тот год. После того как я признался своей будущей жене в любви, она попросила меня поклясться Небесами, тогда я сказал, что буду любить ее всю свою жизнь. Однако она капризно заявила, что мои слова не заслуживают доверия, и потребовала письменного свидетельства. Тогда мне в голову пришла неожиданная идея: я вынул лежавший в кармане ключ и нацарапал им на коре молоденького деревца два ряда кривеньких иероглифов. Кто бы мог подумать, что через столько лет они вдруг снова попадутся мне на глаза, да еще при таких обстоятельствах! Видать, это и правда было предопределено свыше. Сейчас жена стояла, прильнув ко мне, легонечко обхватив меня за руку. Несмотря на возраст, ее переполняли ребячество и юношеская застенчивость.

– Это та самая клятва, так что заруби себе на носу: в этой жизни тебе от нее уже не отречься! – заявила она на полном серьезе, ластясь ко мне игривым птенчиком.

После этого она вынула мобильник и, старательно нацелив камеру, словно полицейский, собиравший улики на месте преступления, сфотографировала надпись. Она также предложила сделать несколько романтических селфи у дерева, чтобы разослать их в кругу однокурсников, которые должны были увидеть, как супруги любят друг друга. Я ощущал себя жутко нескладной фотомоделью, случайно попавшей в руки фотографа, но возражать не возражал.

Когда мы вернулись обратно к нашей компании, все сидели в кругу, разбившись на группки. Кто-то болтал обо всем подряд, кто-то азартно играл в карты: ни дать ни взять собравшаяся на пустыре стая шумных воробьев. Чжоу Цян, подняв голову, бросил раздраженный взгляд в мою сторону:

– Где вас носило? Мы тут ждем вас, чтобы сходить в горы.

Он был одним из инициаторов этой встречи. Не успел я открыть рта, как Чжао Цзянь выпалил, попав в самую точку:

– Эти двое наверняка чем-то таким занимались, гляньте-ка на их раскрасневшиеся мордахи! Да сто процентов – освежали свои чувства.

От его слов жена совсем засмущалась, щеки ее залились румянцем еще сильнее. Язык у толстяка что помело. Я не нашел ничего лучше, как кольнуть его в ответ:

– Что ж, горы – это замечательно, заодно и жирок можно сбросить.

Чжао Цзянь тут же надул губы и недовольно отмахнулся:

– Если хотите, идите сами, а я лучше покемарю.

С этими словами он сладко зевнул. Несколько человек тут же чуть ли не в один голос отреагировали:

– Ты и так толстый, куда тебе еще спать?

А Чжоу Цян тут же ехидно добавил:

– Горбатого могила исправит.

Сказав это, он хлестко швырнул колоду карт на газету, поднялся, отряхнул штаны и скомандовал:

– Все, кто хочет прогуляться в горы, – за мной!

На его призыв откликнулись почти все, поэтому за исключением Чжао Цзяня и еще парочки таких же лентяев, которые предпочли поспать в палатке, большинство отправилось вслед за Чжоу Цяном.

Эти горы нельзя назвать крутыми, однако из-за того, что они опоясывали огромное водохранилище, совершенно естественно, здесь стояла сильная влажность, которая создавала сырой и дождливый микроклимат. Здешняя растительность скорее напоминала непроходимую чащу, и чем дальше мы углублялись, тем раскидистее становились оплетавшие все и вся ветви деревьев, что тянулись вдоль горной тропы. Они росли и вдоль, и поперек, причудливо цепляясь друг за друга своими колючими ветками. В этом отношении особенно досаждало карликовое дерево под названием ююба: несмотря на небольшие размеры, оно, казалось, отовсюду скалится и выпускает свои когти. Стоило вам оступиться, как оно тут же впивалось в ноги и руки своими острыми шипами, отчего вас перекашивало от боли.

Примерно через полчаса такой прогулки многие стали жаловаться, желая бросить эту затею. Всем нам, изнеженным городской жизнью, привыкшим ездить на машинах и подниматься на лифтах, требовался комфорт, никому не приходило в голову сделать лишний шаг, в результате все успели отрастить генеральские животики, нажить неприятности с печенью и высоким давлением, однако урока из этого никто не извлекал. Зато когда мы лазили по горам в тот далекий выпускной, энергия из нас била ключом, каждый боялся быть хуже другого, чтобы его не обсмеяли, более того, чтобы покрасоваться и показать свою силу, парни на некоторых участках горной тропы несли слабеньких девчонок на своих спинах. Да и сам я несколько раз проделывал такой трюк, как еще иначе можно было быстро завоевать девичье сердце? Вооружившись подобранной где-то толстой палкой, Чжоу Цян энергично махал ею направо и налево, нещадно рубя застилавшие путь ветки.

– Осталось совсем немного, – подбадривал он, – вот перемахнем через этот выступ и увидим развалины древней китайской стены, там вроде и сторожевая вышка должна быть. «Но лишь тех назовут смельчаками, кто дойдет до Стены Великой!»[11]11
  Строки из стихотворения Мао Цзэдуна «Люпаньшань» (в переводе М. Басманова), которое было создано во время Великого похода частей Китайской Красной армии в 1934–1935 гг.


[Закрыть]. Там можно будет сфотографироваться на память.

После его слов все немного взбодрились и, тяжело дыша, продолжили восхождение.

Моя жена присоседилась к одногруппницам, они шли с передышками и, судя по всему, прекрасно проводили время: женщин медом не корми, только дай пошушукаться. Улучив удобный момент, я догнал Чжоу Цяна. Он что есть мочи размахивал своей палкой, так что от кустарников во все стороны разлетались щепки и пожелтевшие листья, создавалось впечатление, что у него с этими растениями непримиримая вражда. Я призвал его вести себя потише, ведь нам еще предстояло возвращаться той же дорогой. Но он, уклонившись от ответа, продолжал наяривать в том же духе. Он всегда был упрямым и оставался себе на уме.

– Кстати, что там с конкурсным отбором, про который ты говорил в прошлый раз, ответ уже получил? Я жду, когда мы отпразднуем твое повышение, – обратился я к нему.

Однако он, словно и не слышал меня, продолжал махать палкой, со свистом рассекая воздух. До меня лишь долетало его бормотание: «Твою мать, чтоб вам сдохнуть, прочь отсюда». За столько лет я уже успел изучить его характер: он никогда не делился своими переживаниями, в большинстве случаев мне приходилось обо всем допытываться самому. Его настроение говорило само за себя, неудивительно, что в последнее время его ничто не радовало и он по любому поводу цеплялся к Чжао Цзяню. Похоже, с повышением ему не повезло. Я уже жалел, что спросил лишнего, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Тогда я принялся его успокаивать:

– Посмотри, в каком мире мы живем, какой там конкурсный отбор, это только для проформы так говорится. Не бери в голову.

Чжоу Цян эту тему развивать не стал, однако я почувствовал, что от сердца у него вроде как отлегло. Тогда я продолжил:

– У нас на работе тоже проводили подобные конкурсы. Спокон веку должности начальников и их замов распределялись в кулуарах, все эти «выборы претендентов» делаются лишь для отвода глаз. При этом возникает иллюзия, будто между ними происходит бурная борьба, но на деле-то таланты никогда не побеждают, их места, увы, занимают пройдохи.

Я хотел добавить что-то еще в этом духе, но Чжоу Цян вдруг неестественно громко зарычал и куда-то зашвырнул свою палку. Крепко обхватив правой рукой левую, он весь скрючился, словно от резкой боли, и засипел; лицо его от напряжения побагровело. Никогда прежде мне не доводилось видеть его в таком состоянии. Я бросился к нему, посчитав, что он по неосторожности ударил себя: между его пальцев уже проступила кровь. Я быстро вынул из кармана бумажные платочки, но едва я до него дотронулся, как он меня оттолкнул:

– Можешь держаться от меня подальше? Не мешайся под ногами, а?!

Выкрикнув это, он вдруг развернулся и стремительно зашагал вниз по тропе. Оставшись на полпути к вершине, я стоял и ругал себя за болтливость: ведь я задел его за самое живое, вот Чжоу Цян и вспылил. В нашем возрасте все мужчины очень серьезно относятся к своему статусу. Нам вот-вот должно было стукнуть по пятьдесят, и если не словить удачу и не приложить усилий прямо сейчас, то, боюсь, ничего хорошего в этой жизни нам уже светить не будет. И все-таки, зная Чжоу Цяна как облупленного, я понимал: всему виной его упрямый характер и нетерпимость. Коль скоро он не может даже со старыми друзьями поладить, то что уж говорить о коллегах по работе. Было бы странно, если бы его там не прокатили.

Итак, Чжоу Цян нас покинул, но, как говорится, свято место пусто не бывает. Поэтому я повернулся к однокурсникам и сказал:

– У старины Чжоу неожиданно прихватило живот, видимо, съел что-то не то, так что завершать начатое дело революции будем под моим руководством.

Все уже порядком устали и еле передвигали ноги, но то и дело подбадриваемый мною народ, сжав зубы, все-таки перевалил через выступ, о котором говорил Чжоу Цян. Вместо так называемой древней стены мы увидели лишь низенькую стенку, утрамбованную землей. Выветренная на вечных сквозняках, она так сильно округлилась, что напоминала развалившийся паровой пирожок, который неприкаянно валялся среди сорняков и деревьев. Ну, как бы то ни было, раз уж мы сюда пришли, надо было что-то запечатлеть, поэтому двадцать-тридцать человек принялись попеременно щелкать друг друга на фоне этих развалин. Но этого показалось мало, поэтому кто-то предложил всем залезть на жалкий земляной пирожок и сделать коллективное фото на память, чтобы было понятно: время и силы на восхождение мы потратили не зря. Столь дельное предложение получило дружный отклик, единственной проблемой было то, что издали фон выглядел неприглядно, а залезать прямо на развалины представлялось делом не из легких, поскольку они были совершенно гладкими, без единого выступа.

Несколько горевших нетерпением мужчин ринулись покорять руины. Словно непослушные мальчишки, они суетливо принялись карабкаться наверх. Естественно, древние развалины, не выдержав такого натиска, стали шумно осыпаться мелкими крошками, напугав собравшихся. От природы пугливые женщины одна за другой принялись кричать, чтобы мужчины спускались обратно: можно прекрасно сфотографироваться и внизу. Но тех было не переубедить: складывалось впечатление, что им выпал прекрасный шанс полазить на халяву. К тому же в присутствии женщин такая тренировка приобретала совсем другой смысл, не попробовать свои силы было бы жалко. Глядя издалека на их бравые фигуры, я невольно подумал, что, скорее всего, первое, что они сделают, забравшись наверх, – выцарапают на камнях свои имена. Ничего не поделаешь, эта странная причуда живет у нас в генах. В свое время я руководствовался тем же порывом, когда вырезал надпись на тополе. Где бы мы ни оказывались в своей жизни, нами всегда будут руководить наши гены. Сам я не пошел на этот риск вовсе не потому, что пытался сохранить свое достоинство, а потому, что меня неустанно тянула за руку жена. Иначе я бы тоже не остался от этого в стороне. Она шепотом мне сказала:

– Нечего брать пример с дураков, посмотри, как это опасно, малейшая неосторожность – и…

Я восхищаюсь ее дальновидностью: не успела она договорить, как мы увидели, что забравшийся на самую верхотуру однокурсник вдруг пошатнулся и, потеряв равновесие, с диким криком кубарем полетел вниз. Женщины завизжали, а я, видя, что дело плохо, быстро отцепился от жены и ринулся к месту падения товарища.

Тот лежал, согнувшись пополам, наподобие буквы V, намертво застряв между растущими у основания стены деревцами ююбы. Из-под разодранной в клочья одежды виднелись кровоточащие ссадины, которые, судя по жутким стонам бедолаги, причиняли ему ужасную боль. Я потратил немало времени, прежде чем шаг за шагом, осторожно расчищая путь от колючих ветвей, добрался до цели. К этому времени моя жена и остальные женщины тоже принялись на ощупь продвигаться за мной. Кто-то вспоминал Всевышнего, кто-то советовал поскорее стащить однокурсника вниз. С меня ручьем лил пот.

– Эй! – крикнул я. – Кончайте уже там стоять без дела и причитать, лучше помогите.

Этот малый застрял настолько основательно, что сдвинуть его не представлялось возможным. Я попросил женщин толкать его снизу, а сам в это время изо всех сил пытался подтянуть его вверх, однако каждый такой рывок оборачивался серьезной пыткой для пострадавшего. Всякий раз он принимался так истошно вопить, что я переживал – как бы мы не сделали ему только хуже. Наконец мы решили испробовать идею жены, которая предложила как можно дальше в стороны разогнуть деревья, между которыми застрял наш однокурсник. И когда мне все же удалось переломить одно из деревьев, подпиравших спину раненого, он наконец-то получил облегчение. Тогда я, на сто процентов уверенный в правильности своего решения, ухватился за другое дерево. Но когда я принялся остервенело пригибать его книзу, случилось нечто совершенно непредвиденное. Послышался грохот, и дерево вместе с глыбами земли обвалилось куда-то вниз. В одну секунду все погрузилось в облако пыли, мои глаза засыпало песком. Не успел я их протереть, как услышал крики одногруппниц. Нет, они не просто кричали, они истошно вопили, словно на них обрушилось небо или средь бела дня им повстречался дьявол…

Если бы в тот день наша компания не проявила такого упрямства и если бы наш однокурсник не свалился с этих развалин, то, наверное, никто бы и не сделал этой жуткой находки или, по крайней мере, ее обнаружили бы не мы. Впоследствии я запретил себе вспоминать ту сцену, однако чем дольше я копил в себе этот ужас, тем сильнее он мною овладевал. «Камни раскалываются и небеса содрогаются» – вот выражение, которое было словно создано для этой ситуации. Еще долго оно крутилось в моей голове. На самом деле в ту самую секунду никто из нас ни о чем и подумать не успел, словно у всех в мозгах случилось короткое замыкание. После того как вместе с деревом вырвался огромный кусок земли, обрушился и достаточно большой участок стены. До меня донеслись крики женщин, в которых я различил небывалый по силе смертельный ужас, но, как и все остальные, я совершенно не понял, что же все-таки произошло. Оказывается, из-за постоянных дождей в фундаменте стены образовалась рытвина, которая с каждым годом уходила все дальше и дальше вглубь. Этот природный тоннель, напоминающий по форме тыкву-горлянку, надежно схоронился за высокими густыми зарослями ковыля, а кроме того, прямо перед входом в него выросло несколько деревьев ююбы, поэтому заметить его было непросто.

Снаружи рытвина заросла бурьяном и деревьями, сверху ее защищала полуразрушенная стена из необожженного кирпича. Эта темная, загадочная пещера всем своим видом говорила о мимолетности бытия, она была свидетельницей бесчисленных военных событий, а также человеческих печалей и радостей. И тут, словно шуты гороховые, нарисовались мы, которые просто слонялись без дела и вдруг, решив испробовать свои силы, забрались на гору и наткнулись на этот забытый миром уголок. Как это ни смешно, но, похоже, что восхождение сюда мы совершали с единственной целью – потратить лишние калории, никто и представить себе не мог, что здесь нас будет ожидать такое жуткое происшествие. Как только кирпичи обрушились вглубь, нашим взорам наконец открылось то, что находилось внутри, и это поразило всех присутствующих: там лежала свернутая калачиком человеческая фигура. Из-за обвала ее волосы, лицо, да и всю одежду покрыло толстым слоем пыли, из-за чего создавалось впечатление, что это туго запеленатая мумия. Потом, набравшись смелости, мы, движимые любопытством, с оглядкой друг на друга, приблизились и наугад распознали в этой фигуре женщину. Все верно, на это указывали длинные волосы, юбка, а также нечто похожее на черные чулки. Тут же яростным мушиным роем нас атаковал зловонный запах. Мы зажали носы, послышались чьи-то рвотные позывы, кто-то выкрикнул: «Мертвец, о боже, надо срочно вызвать полицию!»

Последующие события развивались одновременно сложно и просто. Сложность заключалась в том, что вскоре после звонка на место происшествия, оглашая окрестности громкой сиреной, подоспела полицейская машина и всех нас стали подробно расспрашивать о случившемся, поэтому вся наша замечательная встреча выпускников пошла коту под хвост. Говоря же о простоте, то тут все элементарно: праздно шатаясь без дела, мы случайно набрели на сгнивший женский труп, из-за чего наша встреча в честь двадцатилетия выпуска приобрела странную окраску. По этой причине трусливые одногруппницы наотрез отказались от нашего первоначального решения заночевать в палатках. Когда вопросы касаются жизни и смерти, это всех повергает в трепет, поэтому теперь никакого смысла оставаться на ночевку не было. Таким образом, наша долгожданная встреча выпускников на этом и завершилась.