Текст книги "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"

25. Обучение волшебника

Сентябрь – декабрь 1809 года

В первый день ученичества Стренджа пригласили на Ганновер-Сквер к раннему завтраку. Когда волшебники заняли свои места за накрытым столом, мистер Норрелл сообщил:

– Я позволил себе набросать план вашего обучения на ближайшие три-четыре года.

Стрендж был явно озадачен подобными сроками, но вслух ничего не сказал.

– Три-четыре года – крайне незначительное время, – вздохнув, продолжил мистер Норрелл, – поэтому, даже прилагая максимум усилий, мы едва ли достигнем многого.

Он протянул Стренджу дюжину исписанных листов бумаги. На каждом бисерным почерком мистера Норрелла в три колонки давался перечень всевозможных видов, приемов и способов магии[49]49
  Естественно, мистер Норрелл построил программу обучения на классификации из «De Generibus Artium Magicarum Anglorum» Фрэнсиса Саттон-Гроува.


[Закрыть]. Стрендж просмотрел листы и сказал, что освоить предстоит гораздо больше, чем он предполагал.

– Ах! Я вам завидую, сэр, – ответил мистер Норрелл. – Просто завидую. Практиковать магию – занятие неблагодарное, изучать – подлинное наслаждение! Величайшие волшебники Англии станут вашими учителями и собеседниками. Упорная учеба будет вознаграждена знанием, и, главное, можно месяцами вообще не видеться с другими людьми!

Несколько мгновений мистер Норрелл мысленно предавался сладостным воспоминаниям о счастливых годах обучения, потом встал из-за стола и предложил Стренджу, не откладывая, пройти в библиотеку и приступить к делу.

Библиотека в доме мистера Норрелла располагалась на первом этаже. Это была прелестная комната, отделанная в соответствии со вкусами хозяина, который удалялся сюда, чтобы насладиться покоем и одиночеством. Мистер Дролайт убедил мистера Норрелла расположить по стенам небольшие зеркала под самыми причудливыми углами. Взгляд посетителя то и дело ловил неожиданные блики серебристого света или отражение человека, идущего по улице. Стены были оклеены светло-зелеными обоями с рисунком, изображающим листья и узловатые ветви дуба, а купол расписали под лиственный полог лесной поляны. Все книги были в одинаковых переплетах светлой телячьей кожи, с серебряным тиснением на корешке. Тем удивительнее смотрелись зияющие пустоты между книгами и целые пустые полки.

Стрендж и мистер Норрелл уселись у камина друг напротив друга.

– Если позволите, сэр, я хотел бы начать с нескольких вопросов, – произнес Стрендж. – Признаюсь, что в прошлый раз меня изумило то, что я узнал об эльфах. Не могли бы вы подробнее рассказать об этом? Каким опасностям подвергается волшебник, обратившийся к ним за помощью? Как вы считаете, они могут быть полезны?

– Их полезность сильно переоценивают, а опасности, связанные с их появлением, не хотят замечать.

– Вот как? Некоторые считают эльфов демонами. Вы тоже так думаете? – спросил Стрендж.

– Напротив. Я совершенно уверен, что правилен самый распространенный взгляд. Вы знаете, что пишет о них Частон? Меня не удивит, если окажется, что Частон очень близок к истине[50]50
  Ричард Частон (1620–1695). Частон писал, что и люди, и эльфы обладают разумом и способностью к магии. В людях силен разум, а способность к волшебству слаба. Эльфам, напротив, магия присуща от природы, а что касается разума, то по человеческим меркам они просто сумасшедшие.


[Закрыть]. Нет-нет, мое предубеждение относительно эльфов объясняется другими причинами. Скажите, мистер Стрендж, как по-вашему, почему английская магия в такой степени зависела – или якобы зависела – от помощи эльфов?

Стрендж ненадолго задумался.

– Полагаю, потому, что английская магия берет начало от Короля-ворона, который получил образование при эльфийском дворе и там же обучился волшебству.

– Я согласен, что Король-ворон имеет к предмету самое прямое отношение, – сказал мистер Норрелл, – но не такое, как вы думаете. Учтите, сэр, что в течение всего периода своего правления в Северной Англии Король-ворон повелевал и Страной Фей. Согласитесь, еще ни один король не управлял одновременно двумя столь непохожими народами. К тому же ясно, что королем он был ничуть не менее великим, чем волшебником, – факт, которым историки почему-то пренебрегают. Я полагаю совершенно очевидным, что в основном Король-ворон был занят задачей, которую он решил, мистер Стрендж, за счет намеренного преувеличения роли эльфов в области магии. Таким образом он добился от людей уважения к эльфам, а последним открыл полезную сферу деятельности, и между двумя народами установились дружественные отношения.

– Да, – задумчиво произнес Стрендж. – Понятно.

– Мне кажется, – продолжал мистер Норрелл, – что даже величайшие из ауреатов переоценивали влияние эльфов на магию людей. Возьмите Пейла! Он считал, будто эльфы совершенно необходимы ему для совершенствования в искусстве волшебства, и писал, что величайшее сокровище его дома – трое или четверо слуг-эльфов! Однако мой личный опыт свидетельствует, что почти любое респектабельное волшебство возможно и выполнимо без посторонней помощи! Что я такого совершил, чего нельзя сделать без помощи эльфов?

– Понимаю, – сказал Стрендж, который счел последний вопрос собеседника риторическим. – И должен признать, что эта точка зрения для меня совершенно нова. Я прежде не встречал подобного в книгах.

– Я тоже, – заметил мистер Норрелл. – Конечно, есть виды магии, которые без пособничества эльфов вообще невозможны. Могут возникнуть ситуации, когда вы и я вынуждены будем общаться с этими вредными созданиями. Надеюсь, не очень часто. Естественно, придется соблюдать величайшую осторожность. Любой эльф, которого мы вызовем, почти наверняка уже имел дело с каким-нибудь английским волшебником. Он перечислит нам имена величайших волшебников, которым служил, и расскажет, какие именно услуги оказал каждому. И он будет знать, каковы были причины и последствия всех этих прецедентов, а мы – нет, что поставит нас в невыгодное положение. Уверяю вас, мистер Стрендж, нигде так хорошо не осведомлены об упадке английской магии, как в Иных Краях.

– Однако для обычных людей эльфы очень заманчивы, – задумчиво произнес Стрендж, – и, возможно, время от времени привлекая их к работе, мы повысили бы популярность нашей профессии. По-прежнему сильно предубеждение против использования магии на войне.

– О да! Ну конечно! – раздраженно воскликнул мистер Норрелл. – Люди верят, что магия начинается с эльфов и с ними же кончается. Они не учитывают искусство и познания самого мага! Нет, мистер Стрендж, это не аргумент в пользу привлечения эльфов! Как раз наоборот! Сто лет назад историк магии Валентин Монди отрицал, что Иные Края существуют. Он считал лжецами всех, кто там якобы побывал. Он был не прав, но мне близка его точка зрения, и я желал бы ее распространить. Конечно, – продолжал мистер Норрелл, как бы раздумывая над сказанным, – потом Монди стал отрицать существование Америки, а чуть позже – Франции, незадолго до смерти он усомнился в существовании Шотландии и в реальности Карлайла… У меня есть его книга[51]51
  «Голубая книга: опыт разоблачения самых распространенных заблуждений и мистификаций, в которых английские волшебники виновны перед подданными короля и друг перед другом». Валентин Монди, изд. 1698 г.


[Закрыть].

Мистер Норрелл встал, подошел к одной из полок, взял книгу, но передавать ее Стренджу не спешил.

После непродолжительного молчания Стрендж спросил:

– Вы советуете мне ее прочитать?

– Да, конечно. Думаю, ее стоит прочесть, – ответил Норрелл.

Стрендж ждал. Мистер Норрелл смотрел на книгу, которую держал в руках, и словно не знал, что делать дальше.

– Дайте же мне книгу, сэр, – тихо сказал Стрендж.

– Да-да, – пробормотал мистер Норрелл.

Он приблизился к Стренджу, замер, держа книгу на весу, потом быстрым движением скинул ее в руку ученику, как будто это не книга вовсе, а робкая птичка, которая не пойдет к чужому и надо ее обмануть. Хорошо, что мистер Норрелл не смотрел в лицо Стренджу – тот едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

Мистер Норрелл стоял не двигаясь и потерянно глядел на книгу, перекочевавшую в руки другого волшебника.

Впрочем, расстаться с первой книгой было тяжелее всего; выдержав испытание, мистер Норрелл заметно приободрился. Спустя полчаса он порекомендовал Стренджу другое сочинение, снял его с полки и почти безболезненно, без суеты, отдал. К полудню он так разошелся, что просто указывал на книгу и позволял Стренджу самому пойти и ее взять. К вечеру Стрендж получил множество сочинений и задание прочесть их в течение недели.

Однако целый день, посвященный беседам, был для них редкой роскошью. Обычно часть дня занимал прием посетителей, являвшихся с визитами к мистеру Норреллу. Как правило, то были светские люди, с которыми старый волшебник считал необходимым поддерживать отношения, или джентльмены из правительственных департаментов.

Уже через пару недель мистер Норрелл был в восторге от своего ученика.

– Ему не надо ничего объяснять, – говорил он сэру Уолтеру, – он все схватывает на лету! Я прекрасно помню, сколько недель упорного труда мне потребовалось, чтобы постичь «Предположения, касающиеся предвидения будущего» Пейла, а мистер Стрендж овладел этой исключительно сложной теорией немногим более чем за четыре часа!

Сэр Уолтер улыбнулся:

– Я не сомневаюсь в его способностях, но мне кажется, что вы склонны умалять собственные достижения. В отличие от вас у мистера Стренджа есть учитель, который может растолковать ему все трудное. Именно вы подготовили ему путь и сделали познание легким и приятным.

– Все так! – вскричал мистер Норрелл. – Но когда мы продолжили обсуждение «Предположений», я вдруг понял, что у них может быть более широкая область применения! Видите ли, именно вопросы мистера Стренджа привели меня к новому взгляду на идеи доктора Пейла!

На это сэр Уолтер сказал следующее:

– Ну что же, сэр, я рад, что вы обрели друга, разум которого столь сочетается с вашим. Согласие выдающихся умов – что может быть прекрасней!

– Вы правы, сэр Уолтер! – воскликнул мистер Норрелл. – Ах, как вы правы!

Стрендж восторгался мистером Норреллом более умеренно. Его раздражали скучная манера речи и странности поведения. В то время как мистер Норрелл нахваливал ученика сэру Уолтеру, Стрендж жаловался на учителя Арабелле:

– До сих пор не знаю, как себя вести и чего от него ожидать. Сегодня утром он дважды прерывал беседу, потому что ему показалось, будто где-то в комнате скребется мышь. Он ужасно боится мышей. Мне пришлось с помощью двух лакеев и двух горничных передвинуть всю мебель в библиотеке в поисках мыши, а он тем временем стоял у камина и дрожал от страха.

– А кошки у него нет? – спросила Арабелла. – Пусть заведет кошку.

– Увы, это невозможно! Кошек он ненавидит даже больше, чем мышей. Он как-то сказал, что если окажется в одной комнате с кошкой, то через час весь покроется сыпью.

Мистер Норрелл желал дать Стренджу точные и глубокие знания, но всегдашняя привычка утаивать и недоговаривать очень этому мешала. Как-то в декабре, когда с низкого серо-зеленого неба валил пушистыми хлопьями снег, два волшебника сидели у камина в библиотеке на Ганновер-Сквер. Снегопад за окнами, жар огня и большой бокал хереса, предложенный хозяином дома, почти усыпили Стренджа. Глаза его слипались, но, поддерживая голову рукой, он старался следить за монологом мистера Норрелла.

– Многие волшебники, – не спеша рассказывал мистер Норрелл, – пытались передать свою магическую силу какому-нибудь физическому объекту. Это совсем нетрудное колдовство, а объект можно выбрать любой. Деревья, книги, камни, пули, шляпы – чего только они не заколдовывали! – Мистер Норрелл внимательно рассматривал кончики пальцев. Внезапно он помрачнел. – Волшебник заключает свою силу в объект, чтобы не растерять ее в случае болезни или в старости. Я тоже над этим работал, ведь даже обычная простуда может очень серьезно повлиять на способности мага. Однако по зрелом размышлении я пришел к выводу, что опасно перекачивать силы в предмет. Возьмем хотя бы кольца. Вроде бы идеальное вместилище волшебных чар – оно невелико, вы можете годами носить кольцо на пальце, не привлекая внимания окружающих, это не книга и не камень, которые надо прятать; и тем не менее из истории мы знаем, что многие волшебники теряли кольца, в которых заключалось их могущество, и вынуждены были преодолевать невероятные трудности, чтобы заполучить кольцо обратно. В качестве примера приведу историю, случившуюся в двенадцатом веке с магистром из Ноттингема, дочка которого по ошибке надела на палец не свою безделушку, а кольцо отца и отправилась на ярмарку, где проходил праздник святого Матфея. Это беззаботное юное создание…

– Что?! – вскричал Стрендж.

– Что? – испуганно переспросил мистер Норрелл.

Стрендж с изумлением уставился на учителя. Мистер Норрелл, ничего не понимая, с испугом смотрел на ученика.

– Простите, сэр, – произнес Стрендж. – Дело в том, что… – Он старался говорить как можно мягче. – Кажется, пару недель назад вы говорили мне, что волшебные кольца и камни – сплошная выдумка.

Испуг в глазах мистера Норрелла сменился тревогой.

– Возможно, я что-то путаю? – предположил Стрендж.

Мистер Норрелл хранил молчание.

– Значит, я ошибся, – облегченно вздохнул Стрендж. – Простите, сэр, что прервал ваш рассказ. Прошу вас, продолжайте.

Мистер Норрелл немного успокоился, увидев, к какому выводу пришел его ученик, однако продолжить не захотел и вместо этого предложил выпить чаю, на что Стрендж с готовностью согласился[52]52
  История, случившаяся с дочкой магистра из Ноттингема, заслуживает внимания, поэтому я привожу ее полностью.
  Девушка отправилась на ярмарку, которая проводилась в Ноттингеме на праздник святого Матфея. Она весело провела время, бродила от прилавка к прилавку, покупая платочки, шпильки, пряности. Вдруг она обернулась посмотреть на итальянских акробатов и задела плащом проходящего гуся. Птица зашипела и, расправив крылья, бросилась на бедняжку. Девушка от неожиданности выронила кольцо прямиком в клюв разозленной птицы, и та, тоже от неожиданности, его проглотила. Тут, словно из-под земли, появился пастух с хворостиной, погнал гуся и растворился с ним в рыночной толпе. Девушка и сказать ничего не успела.
  Гуся купил человек по имени Джон Форд. Он отвез его домой, в деревню Фискертон, и на следующий день жена хозяина, Маргарет Форд, зарезала и выпотрошила птицу. В желудке она нашла тяжелое серебряное кольцо с кривым куском желтого янтаря. Маргарет положила его на стол рядом с тремя куриными яйцами, собранными утром того же дня.
  Яйца сразу же начали вздрагивать, а потом раскололись, и из каждого на свет появилось настоящее чудо. Из первого вылупился струнный инструмент, похожий на скрипку, но с крошечными ручками и ножками, который немедленно принялся играть сам на себе и при этом приплясывать. Из второго выплыл кораблик слоновой кости с белыми льняными парусами и двумя рядами серебряных весел. А из последнего яйца вылупился птенец с красивым золотисто-пурпурным хохолком. Из трех этих чудес к вечеру остался только птенец. Скрипка через два часа с треском распалась на кусочки, а кораблик из слоновой кости на закате поднялся в воздух, выплыл из дома и улетел куда-то. Птенец какое-то время жил в доме и впоследствии явился причиной пожара, который уничтожил почти всю деревню. Очевидцы сообщали, что птица купалась в пламени горящих домов. Вполне вероятно, что это был феникс.
  Маргарет Форд догадалась, что к ней попало волшебное кольцо, и решила использовать его в своих целях. К несчастью, она была женщиной злой и порочной, тиранила своего безвольного супруга и все время мечтала о том, как отомстит тем людям, которых считала своими врагами. Джон Форд владел поместьем Фискертон, но спустя несколько месяцев к его землям добавились новые угодья, а сундуки наполнились серебром, потому что даже знатные лорды начали бояться его жены-колдуньи.
  Вскоре слухи о чудесах, сотворенных Маргарет Форд, достигли Ноттингема. Магистр не вставал с постели – все думали, что он умирает. Волшебник передал кольцу слишком много своей силы и, утратив его, впал сначала в меланхолию, затем – в отчаяние и, наконец, заболел. Когда он узнал о судьбе кольца, то сделать уже ничего не мог.
  Между тем дочь его сильно терзалась из-за того, что навлекла на семью несчастье, и твердила себе, что должна вернуть кольцо истинному владельцу. Не сказав никому ни слова, она покинула дом и берегом реки пошла к деревне Фискертон.
  Возле Ганторпа она увидела страшное зрелище: небольшая роща была объята бушующим пламенем. От горящих деревьев валил едкий черный дым, и девушка, задыхаясь, начала кашлять и тереть слезящиеся глаза. Она заметила, что деревья горят, но огонь не пожирает их древесину. Из рощи доносился низкий мучительный стон, словно кто-то страдал от невыносимой пытки. Девушка не могла понять, что происходит; она посмотрела вокруг и увидела проходившего мимо молодого дровосека. Он объяснил ей, что это дело рук злой волшебницы:
  – В июне по дороге в Тиргартен Маргарет Форд остановилась отдохнуть в этой роще. Она подремала в тени под ветвями деревьев, напилась из ручья и поела земляники, а когда уходила, споткнулась о корень и упала. При этом шиповник имел наглость оцарапать ей руку. Она рассердилась и заколдовала рощу, велев ей гореть вечным пламенем.
  Дочка магистра поблагодарила дровосека и пошла дальше. Ей захотелось пить, и она решила спуститься к реке. Когда она вышла на берег, навстречу ей из воды поднялось существо, напоминающее женщину. Его тело было покрыто чешуей, как у форели, а на голове вместо волос росли плавники. Существо уставилось на девушку холодными рыбьими глазами.
  – Ох! Простите за беспокойство, – пролепетала та.
  Женщина-рыба открыла пасть, показав острые зубы, но не произнесла ни звука. Потом она перевернулась в воздухе и шлепнулась в воду.
  Невдалеке какая-то крестьянка полоскала в реке белье. Она рассказала дочке магистра, что это существо – Джослин Трент. Маргарет Форд влюбилась в мужа Джослин. Из ревности колдунья превратила несчастную в речное чудище, и теперь Джослин живет в заводях, где помельче. Глубины она боится, потому что плавать не умеет, а на воздухе находиться не может, потому что рыбья кожа быстро высыхает.
  Дочка магистра поблагодарила крестьянку и пошла дальше.
  Вскоре она подошла к деревушке Ховерингем. У околицы ей встретились мужчина и женщина верхом на пони. Они посоветовали девушке не заходить в деревню и провели ее стороной, по узкой дорожке. С холмика дочка магистра увидела, что по деревне бродят люди с завязанными глазами. Они натыкались друг на друга, бились лбами о стены, спотыкались о табуретки, кувыркались через бревна, ранились об острые предметы и топтали грядки. Все жители деревушки были изранены – кто порезался, кто обжегся, кто голову расшиб, – но повязок с глаз не снимали.
  – Вот так, – сказала девушке проводница. – Ховерингемский священник смело осудил с амвона злые дела Маргарет Форд. Все молчали – епископы, аббаты, каноники, а этот хлипкий старичок осудил колдунью, и она в ответ прокляла всю деревню. Теперь им, стоит открыть глаза, являются ужасные картины: бедняги видят, как умирают их дети, сходят с ума старики-родители, изменяют любимые. Жены и мужья видят, как убивают их супругов. Все понимают, что это только иллюзии, но носят повязки, чтобы не сойти с ума.
  Девушка только головой покачала, дивясь злобной выходке колдуньи, и пошла дальше, к поместью Джона Форда. Там она встретила Маргарет, которая вместе с работницами гнала стадо коров на вечернюю дойку.
  4 (прод.) Дочка магистра подошла прямо к Маргарет Форд. Та сразу же обернулась и ударила ее палкой.
  – Ах ты, негодница! – закричала она. – Я знаю, что ты задумала, кольцо мне все рассказало. Ты хотела обмануть меня, наняться служанкой и украсть кольцо. Так знай: я наложила на него крепкое заклятье. Стоит вору только прикоснуться к нему, как тут же налетят пчелы и осы и станут жалить негодяя, с неба слетят орлы и коршуны и исклюют его, из леса прибегут медведи и кабаны и разорвут вора в клочки!
  Потом Маргарет Форд избила дочку магистра и велела служанкам, чтобы девушку заставили работать на кухне.
  Запуганные и озлобленные женщины свалили на бедняжку самую тяжелую работу, а когда Маргарет Форд их била, отыгрывались на девушке. Однако дочка магистра выдержала все и не пала духом. Несколько месяцев она работала на кухне и каждый день думала о том, как же ей обмануть колдунью и вернуть кольцо.
  Маргарет Форд была женщиной жестокой, скорой на расправу. Если она начинала злиться, успокоить ее было невозможно. При всем при этом она обожала маленьких детей, никогда не упускала случая понянчить чужого ребенка, и когда брала дитя на руки, просто преображалась. Своих детей у нее не было, и все знали, что Маргарет об этом сильно горюет. Поговаривали, что она даже прибегала к колдовству, чтобы зачать ребенка, но все безуспешно.
  Как-то раз колдунья играла с соседской девочкой, приговаривая, что хотела бы себе такую крошку, только с молочно-белой кожей, зелеными глазками и рыжими кудряшками. (Маргарет сама была рыжая и зеленоглазая.)
  Дочка магистра как бы случайно подошла к ним и невинно сообщила:
  – У жены церковного старосты в Эпперстоне как раз такой ребенок, как вы говорите. Просто прелесть, а не девочка.
  Тогда Маргарет Форд велела девушке поехать вместе с ней в Эпперстон и показать, где живет семья той девочки. Когда колдунья увидела ребенка, милейшее и забавнейшее создание, она заявила изумленной матери, что забирает ее дочурку себе.
  Отобрав крошку у родителей, Маргарет Форд изменилась до неузнаваемости. Все дни она проводила, ухаживая за девочкой, играя с ней и баюкая. Она перестала издеваться над слугами, в доме наступил покой, и люди почти забыли о скверном характере хозяйки.
  Так они и жили. Дочка магистра находилась в доме Маргарет Форд уже больше года. Как-то летним погожим днем хозяйка решила устроить пикник на берегу реки. Она взяла с собой ребенка, дочку магистра и других служанок. Покушав, Маргарет прилегла отдохнуть в тени розового куста. День был жаркий, и вскоре она задремала. Девочка играла рядом.
  4 (прод.) Убедившись, что Маргарет спит, дочка магистра взяла леденец и показала девочке. Ребенок тут же широко разинул рот. Девушка впихнула туда леденец, потом она быстро и незаметно сняла кольцо с пальца Маргарет Форд и закричала:
  – Проснитесь, проснитесь, госпожа! Ребенок засунул в рот ваше кольцо! О боже, скорее снимите заклятье! Расколдуйте его!
  Маргарет очнулась, увидела, что девочка что-то засунула в рот, но сначала не поняла, что происходит.
  Тут прилетела пчела, и дочка магистра завизжала. Поднялся переполох.
  – Быстрее, госпожа, умоляю! – кричала девушка. Она взглянула в небо. – Уже орлы летят и коршуны! Ох! Из леса бегут кабаны и медведи! Они разорвут нашу крошку в клочки!
  Маргарет Форд громко произнесла заклинание, и чары немедленно слетели с кольца. В ту же секунду девочка проглотила леденец. Пока Маргарет и служанки трясли малышку, надеясь, что та закашляется и кольцо выскочит, дочка магистра побежала берегом реки в сторону Ноттингема.
  Заканчивается история, как и многие сказки. Как только Маргарет Форд поняла, что ее обманули, она приказала седлать лошадей и спустить собак и бросилась в погоню за дочкой магистра. Несколько раз девушку чуть не схватили, но предание гласит, что ей помогали жертвы злой колдуньи. Жители Ховерингема сорвали повязки с глаз и, не обращая внимания на донимавшие их ужасные видения, бросились сооружать баррикады, чтобы остановить погоню; бедняжка Джослин Трент поднялась из реки, бросилась на Маргарет и пыталась стащить ее с лошади в грязь; горящая роща забрасывала преследователей огненными ветвями.
  Кольцо вернулось к магистру из Ноттингема. Он снял все чары, наложенные Маргарет Форд, исправил все ее злодеяния, восстановил свое доброе имя и снова стал влиятельным и уважаемым волшебником.
  Существует и другая версия этих событий, в которой нет волшебного кольца, вечно горящей рощи и феникса, то есть вообще ничего чудесного. Согласно этой версии, Маргарет Форд и дочка магистра, которую звали Доната Торел, не враждовали, а вместе возглавляли сообщество волшебниц, процветавшее в Ноттингеме в XII веке. Хью Торел, магистр из Ноттингема, выступил против этого объединения и старался его уничтожить (несмотря на то, что в нем состояла его дочь). Он почти достиг своей цели, но женщины покинули свои дома, отцов и мужей и удалились в леса под защиту Томаса Годблесса, чародея более могущественного, чем Хью Торел. Эта вторая, совсем не красочная, версия никогда не была столь популярна, как первая, но Джонатан Стрендж считал правильной именно ее и поэтому включил в свою книгу «История и практика английской магии».


[Закрыть].

В тот же вечер Стрендж рассказал Арабелле обо всем, что случилось в библиотеке мистера Норрелла.

– Это было так странно! Он испугался и не знал, что сказать. Тут до меня дошло, что он мне врал. Я был вынужден подыграть ему и сделать вид, будто сам запутался.

– Не понимаю, – сказала Арабелла, – зачем он сам себе противоречит?

– О! Он твердо решил многое от меня утаить. Это же очевидно. Просто временами забывает, что можно говорить, а что нельзя. Помнишь, я тебе рассказывал о пробелах на полках? Так вот, в тот день, когда он принял меня в ученики, мистер Норрелл распорядился убрать книги с пяти полок и отправить их назад в Йоркшир. Он считает, что мне их давать опасно.

– Господи боже! Как ты об этом узнал? – спросила изумленная Арабелла.

– Дролайт и Лассельс сказали. С большим удовольствием.

– Мерзавцы!

Мистер Норрелл был очень недоволен, когда Стрендж на два дня прервал занятия – они с женой подыскивали себе дом.

– Все дело в его жене, – жаловался мистер Норрелл Дролайту. – Если бы он был холост, то, смею надеяться, без возражений переехал бы ко мне.

Дролайт испугался, что мистеру Норреллу пришла в голову такая мысль, и принялся убеждать волшебника:

– Как можно, сэр! Подумайте о вашей работе на адмиралтейство и военное ведомство – она так важна и строго конфиденциальна! Присутствие постороннего лица крайне нежелательно!

– Но ведь мистер Стрендж будет помогать мне в этой работе! – возразил мистер Норрелл. – С моей стороны было бы неправильно утаивать от государства таланты мистера Стренджа. В четверг мы вместе ходили в адмиралтейство на прием к лорду Малгрейву. Конечно, поначалу лорд был не совсем доволен тем, что я привел мистера Стренджа…

– Потому что его милость полностью полагается на ваше искусство! Наверняка он считает, что простого любителя, пусть даже талантливого, нельзя допускать к делам адмиралтейства.

– Однако, когда лорд выслушал соображения мистера Стренджа по поводу применения магии в военных действиях против Франции, он радостно улыбнулся и сказал мне: «Мы с вами, мистер Норрелл, отстали от жизни. Кажется, нам нужна молодая кровь, как вы думаете?»

– Лорд Малгрейв? Сказал вам? – переспросил Дролайт. – Какая грубость! Надеюсь, вы одарили его своим знаменитым взглядом!

– Что? – Мистер Норрелл был поглощен рассказом и не обращал внимания на то, что говорил мистер Дролайт. – О! Да, я сказал ему: полностью с вами согласен, милорд. Но погодите, мистер Стрендж изложил не все свои идеи. Вы не слышали и половины!

Не только у адмиралтейства и военного ведомства, но и у прочих правительственных департаментов был повод радоваться появлению Джонатана Стренджа. Многое, казавшееся трудным, стало вдруг простым и легко разрешимым. Министры короля давно мечтали насылать ночные кошмары на врагов Англии. Министр иностранных дел впервые высказал эту идею в январе 1808-го, и в течение года мистер Норрелл каждую ночь посылал императору Наполеону Бонапарту дурные сны, но положительных результатов не достиг. Империя не рассыпалась, а Наполеон сохранял в сражениях обычное хладнокровие. Поэтому мистер Норрелл получил указание прекратить работу в данном направлении. Сэр Уолтер и мистер Каннинг втайне считали, что план провалился, потому что мистер Норрелл не обладал талантом к созданию кошмаров. Мистер Каннинг говорил, что кошмары, посылаемые мистером Норреллом императору (преимущественно драгунский капитан, спрятавшийся в шкафу у Наполеона), не способны напугать и ребенка, не то что покорителя половины Европы. Он даже пытался убедить остальных министров нанять мистера Бекфорда, мистера Льюиса и миссис Радклиф, чтобы они состряпали описание какого-нибудь ужасного сна, с тем чтобы мистер Норрелл затем вложил его в голову Бонапарта. Однако министры заявили, что использовать волшебника – это одно, а привлекать литераторов – совсем другое, и дело заглохло.

Когда появился Стрендж, работу с кошмарами возобновили. Стрендж и мистер Каннинг подозревали, что император Франции как-то защищен от страшных снов, поэтому решили воздействовать на его союзника, российского императора Александра. При русском дворе было много друзей Англии – представителей знати, которые сделали состояние на продаже англичанам леса и хотели возобновить выгодную торговлю; кроме того, камердинер Александра был женат на шотландке – смелой и умной женщине.

Стрендж узнал, что Александр – натура впечатлительная, склонная к мистической религиозности, и решил послать ему сон, наполненный аллегориями и символами. Семь ночей подряд Александр видел один и тот же сон: он сидит за столом с Наполеоном и им подают замечательный суп с олениной. Наполеон пробует суп, тут же вскакивает и кричит: «J’ai une faim qui ne saurait se satisfaire de potage»[53]53
  «Мой голод не утолить супом!» (фр.)


[Закрыть], превращается в волчицу и съедает сначала кота русского императора, потом его собаку, затем коня и, наконец, его прелестную любовницу-турчанку. Потом волчица принимается за друзей и родственников императора, а тем временем утроба хищницы открывается и начинает извергать кошку, собаку, коня, любовницу-турчанку, друзей и родственников, но уже в изуродованных, неестественных формах. Меж тем зверь непрерывно растет, и когда волчица становится размером с Кремль, она поводит окровавленной пастью по сторонам, явно собираясь опустошить всю Москву.

– Нет ничего бесчестного в отправке сновидения, из которого следует, что Александр допустил ошибку и Бонапарт его в конце концов предаст, – объяснял Стрендж Арабелле. – В конце концов, я могу написать ему письмо и повторить то же самое словами. Он ошибается, и Бонапарт непременно его предаст.

От шотландки вскоре пришло сообщение: русский император очень встревожен снами и, подобно библейскому царю Навуходоносору, собрал астрологов и прорицателей, дабы ему растолковали их смысл.

Тогда Стрендж послал Александру новые сновидения.

– Я последовал вашему совету, – сообщил он мистеру Каннингу, – и сделал их более туманными и трудно толкуемыми, чтобы задать императорским гадателям работу.

Неутомимая госпожа Джанет Арчибальдовна Барсукова вновь прислала письмо с хорошими новостями: Александр отложил все дела, забыл о войне и сутками сидит с астрологами и волшебниками, толкуя свои сны, а когда приходят послания от Наполеона, бледнеет и вздрагивает.

26. Корона, скипетр и держава

Сентябрь 1809 года

Каждую ночь печальный колокольный звон уводил леди Поул и Стивена Блэка в сумеречные залы «Утраченной Надежды». Стивен никогда не видел таких роскошных балов, однако пышные наряды являли странный контраст самому дворцу, где все свидетельствовало о бедности и упадке. Музыка никогда не менялась. Одинокая скрипка выводила одну и ту же пронзительную мелодию, ей вторила грустная флейта. Оплывающие сальные свечи (Стивен опытным глазом дворецкого сразу подметил, что их слишком мало для столь обширного зала) отбрасывали на стены странные тревожные тени, повторявшие движения танцующих.

Некоторыми ночами леди Поул и Стивен участвовали в длинной процессии по пыльным сумрачным залам (джентльмен с волосами как пух очень любил подобные шествия). Процессия несла знамена: ветхие, плотно расшитые хоругви и другие, которые и знаменами-то назвать было нельзя: жуткие символы былых побед джентльмена. Они были изготовлены из высушенной кожи поверженных врагов, на которой родственницы победителя вышили глаза, губы, волосы и одежду. Джентльмен обожал такие церемонии и нимало не сомневался, что Стивен и леди Поул тоже от них без ума.

Крайне изменчивый и непредсказуемый, он проявлял постоянство лишь в одном: в восторженном отношении к леди Поул и глубочайшей симпатии к Стивену. Он часто делал ему необычные подарки и подбрасывал вещицы, символизирующие грядущее величие. Кое-что он посылал для него миссис Бренди, кое-что – лично Стивену, а потом при встрече с заговорщицким видом говорил:

– Твой злобный враг об этом никогда не узнает! – (Он имел в виду сэра Уолтера.) – Я очень ловко отвел ему глаза своей магией, и ему даже в голову не придет о чем-нибудь спрашивать. О чем я говорю! Я хоть завтра сделаю тебя архиепископом Кентерберийским, а он и не узнает! – Эта мысль засела у него в голове. – Хочешь завтра стать архиепископом, Стивен?

– Нет, сэр, благодарю вас.

– Ты уверен? Это совсем нетрудно, и если у тебя есть тяга к церковной карьере…

– Уверяю вас, сэр, ни малейшей.

– Как всегда, хороший вкус подсказывает тебе верное решение. Митру ужасно неудобно носить. И она не всем идет.

Бедного Стивена одолели чудеса. Через каждые несколько дней случалось нечто, приносившее ему выгоду или пользу. Иногда в денежном выражении выигрыш был невелик – несколько шиллингов, но всегда сопровождался какими-нибудь невероятными событиями. Например, однажды Стивена посетил управляющий некоей фермой, который утверждал, будто несколько лет назад они повстречались на петушиных боях недалеко от Ричмонда, в северной части Йоркшира, и заключили пари. Предметом спора стал вопрос: может ли принц Уэльский совершить поступок, который опозорит страну? Стивен якобы считал, что может. И вот теперь, когда это случилось (принц бросил жену), управляющий из Йоркшира приехал в Лондон почтовой каретой и привез двадцать семь шиллингов шесть пенсов – сумму, на которую заключалось пари. Стивен объяснял, что никогда не посещал петушиные бои, не был ни в Ричмонде, ни вообще в Йоркшире, – все бесполезно: управляющий ушел только после того, как Стивен принял у него деньги.

Через несколько дней обитатели особняка на Харли-Сквер заметили, что под дверью стоит большой серый пес. Шел сильный дождь; пес был мокрый, грязный и, судя по виду, проделал немалый путь. Удивительное дело: в зубах он держал какой-то документ. Лакеи Роберт и Джеффри и повар Джон Лонгридж попытались отогнать пса, кричали на него, бросались пустыми бутылками и камнями, но тот философски сносил нападки и не желал уходить, пока Стивен Блэк не вышел под дождь и не взял документ из пасти. Тогда пес с довольным видом, словно выполнил трудное задание, развернулся и убежал. Документ оказался картой деревни в Дербишире, на которой, среди прочих удивительных вещей, была обозначена потайная дверь в склоне холма.

В другой раз Стивен получил письмо от мэра и олдерменов Бата. В нем говорилось, что два месяца назад Бат посетил маркиз Уэлсли. Будучи в городе, маркиз непрерывно хвалил Стивена Блэка, его замечательную честность, ум и верность хозяину. На мэра и олдерменов рассказ его милости произвел такое впечатление, что они решили выбить медаль в честь добродетельного Стивена. Отчеканили пятьсот медалей и при всеобщем ликовании раздали крупнейшим домовладельцам Бата. Для Стивена оставили один экземпляр и просят его, как только он заглянет в Бат, явиться за наградой и принять участие в торжественном обеде, который устроят в его честь.

Ни одно из этих чудесных событий не порадовало Стивена. Они только подчеркивали всю убогость его существования. Он понимал, что управляющий, пес и мэр с олдерменами действовали не по своей воле: управляющие любят деньги и без серьезной причины с ними не расстаются, собаки не пускаются в странствия, чтобы доставить кому-либо документы, а мэры с олдерменами не интересуются чернокожими слугами, которых ни разу не видели. Однако никого из знакомых Стивена не удивляли эти необычайные происшествия. А он уже смотреть не мог на золото и серебро – его комнатка в мансарде дома на Харли-Сквер ломилась от ненужных сокровищ.

Уже почти два года он находился во власти джентльмена с волосами как пух. Стивен часто просил отпустить его – а если не его самого, то хотя бы леди Поул, – но джентльмен и слышать ничего не хотел. Поэтому, собравшись с духом, Стивен решил поведать кому-нибудь об их с леди Поул муках. Он хотел узнать, случалось ли подобное раньше. Быть может, кто-нибудь сумеет им помочь? Для начала он обратился к лакею Роберту. Стивен предупредил, что сейчас расскажет о своей беде, и Роберт принял участливый вид. Однако едва Стивен заговорил, как с ужасом понял, что говорит решительно о другом. Он обстоятельно, со знанием дела рассуждал о том, как надо ухаживать за горохом и бобами, хотя и не знал об этом предмете ровным счетом ничего. Хуже всего, некоторые его заявления могли озадачить любого искушенного фермера или садовника. Он объяснял различные достоинства бобовых, посаженных или собранных в новолунье и в полнолунье, на Бельтайн и в день летнего солнцеворота, и как эти свойства меняются, если срезать стручки серебряным ножом.

Затем он попытался поведать о своих несчастьях Джону Лонгриджу. На сей раз Стивен обнаружил, что подробно описывает деяния и приключения Юлия Цезаря в Британии. Даже ученый, посвятивший этой теме двадцать лет жизни, не смог бы дать столь детального отчета. Стивен излагал сведения, которые невозможно найти ни в одной книге[54]54
  Стивен рассказал, как вскоре после прибытия в Британию Юлий Цезарь, покинув расположение войск, прогуливался по зеленой рощице. Неожиданно он увидел двух молодых людей, которые горестно вздыхали и, видимо, были чем-то сильно расстроены. Оба были прекрасны собой и носили великолепные одежды, выкрашенные в редчайшие цвета. Благородная внешность незнакомцев восхитила Цезаря, и он задал им множество вопросов, а они вежливо отвечали. Молодые люди сообщили, что направляются на заседание суда, где оба будут выступать истцами. Суд проводится неподалеку, раз в три месяца, улаживает споры и наказывает провинившихся, но, к сожалению, народ, к которому они принадлежат, славится злонамеренностью и сварливостью, и дело их не могут рассмотреть, потому что не удалось сыскать беспристрастного судью: все уважаемые люди либо сами находятся под подозрением, либо состоят в родстве с одной из сторон. Цезарь пожалел юношей и сказал, что готов выступить судьей. Молодые люди радостно согласились.
  Из рощи молодые люди вывели его в цветущую лощину меж зеленых холмов. Там собралось около тысячи человек; людей, столь прекрасных обликом, Цезарь никогда еще не видел. Он сел на склоне холма и принялся выслушивать обвинения и оправдания, разбирать споры и выносить решения, и были они столь мудры, что никто из тяжущихся не ушел обиженным.
  Народ этот был так благодарен Цезарю, что в качестве платы предложил исполнить любое его желание. Немного подумав, Цезарь сказал, что хотел бы править миром. Это они ему и обещали.


[Закрыть].

Стивен предпринял еще две попытки поведать кому-либо о своем несчастье. Перед миссис Бренди он выступил с оправдательной речью в адрес Иуды Искариота, в которой заявил, что Иуда действовал по указанию двух людей, а именно Джона Медная Голова и Джона Латунная Ступня, которых Искариот считал ангелами. Тоби Смиту, приказчику в лавке миссис Бренди, Стивен сообщил полный перечень людей, украденных эльфами за последние двести лет на территории Ирландии, Шотландии, Уэльса и Англии. Ни об одном из этих несчастных он раньше не слышал.

В конце концов Стивен пришел к выводу, что не может никому рассказать о том, что околдован.

Из знакомых Стивена больше всего страдала миссис Бренди. Не замечая, что он по-новому смотрит на мир, она видела, как изменилось его отношение к ней. Как-то раз в начале сентября Стивен навестил миссис Бренди. Они не виделись несколько недель, и женщина была так несчастна, что написала Роберту Остину, а тот пошел к Стивену и попенял ему за такое поведение. Когда Стивен явился в небольшую гостиную над магазином на Сент-Джеймс-стрит, он не услышал ни слова упрека. Сам Стивен молчал, сидел, понурив голову, и горестно вздыхал. Миссис Бренди предложила ему бокал констанцского вина, варенье и домашние булочки, но он от всего отказался. Хозяйка, усевшись напротив Стивена у камина, взялась за рукоделие – она вышивала для него красивый ночной колпак.

– Возможно, – предположила миссис Бренди, – вы устали от Лондона и от меня и хотите вернуться в Африку?

– Нет, – коротко возразил Стивен.

– Думаю, Африка – замечательное место. – Миссис Бренди, очевидно, решила усугубить свои страдания, немедленно отослав Стивена на родину предков. – Многие так говорят. Повсюду апельсины, ананасы, сахарный тростник, шоколадные деревья. – Она уже четырнадцать лет торговала бакалеей и знала страны мира по разным колониальным товарам. Миссис Бренди горько рассмеялась. – Наверное, в Африке моя торговля не пошла бы. Зачем людям идти в лавку, если можно протянуть руку и сорвать плод с дерева? О да! В Африке я непременно разорилась бы. – Она откусила нитку. – Но я согласилась бы ехать хоть завтра… – дрожащими пальцами миссис Бренди тыкала ниткой в ни в чем не повинное игольное ушко, – если бы кто-то меня позвал.

– Вы поедете в Африку ради меня? – изумился Стивен.

Она подняла глаза от вышивки:

– Ради вас я поеду куда угодно. Мне казалось, вы это знаете.

Они с болью смотрели друг на друга.

Стивен сказал, что должен вернуться к своим обязанностям на Харли-Сквер.

На улице потемнело, пошел дождь. Прохожие раскрыли зонты. Стивен брел по Сент-Джеймс-стрит и вдруг увидел странное зрелище: над головами людей в воздухе, пронизанном нитями дождя, плыл черный корабль. То был фрегат фута два высотой с изорванными грязными парусами и облупившейся краской. Он взмывал ввысь и падал, словно на волнах. Увидев корабль, Стивен вздрогнул. Потом из толпы появился попрошайка-негр с такой же черной блестящей кожей, как и у Стивена. Кораблик размещался у него на шляпе. На ходу негр то специально приседал, то выпрямлялся, чтобы его фрегат «плыл» по воздуху. Все движения он выполнял очень медленно и аккуратно, чтобы сооружение не свалилось с головы, и удивительно напоминал танцора. Попрошайку звали Джонсоном. Это был нищий калека, старый моряк, оставшийся без пенсии. Чтобы выжить, он пел и побирался, и весь город узнавал его по кораблику на шляпе. Джонсон подошел к Стивену и протянул руку, но тот отвернулся. Он никогда не разговаривал с неграми, стоявшими ниже его, – из страха, что кто-нибудь подумает, будто он им ровня.

Тут Стивен услышал, что его зовут. Это был Тоби Смит, приказчик миссис Бренди.

– Ох, мистер Блэк, – проговорил он, задыхаясь, – насилу догнал! Вы так быстро ходите, сэр! Я думал, вы уже на Харли-Сквер. Миссис Бренди желает вам всего наилучшего и просит взять то, что вы забыли возле кресла.

Тоби достал серебряную диадему – тонкий металлический обруч как раз по голове Стивена. На ней не было украшений – только несколько странных знаков и букв.

– Это не мое! – воскликнул Стивен.

– Как, сэр! – Видно было, что Тоби принял эти слова за шутку. – О, мистер Блэк, я сотни раз видел эту штуку у вас на голове!

Он рассмеялся, поклонился и побежал назад в лавку, оставив Стивена посреди улицы с диадемой в руках.

Пройдя Пиккадилли, Стивен двинулся по Бонд-стрит. Вдруг он услышал крики. По улице навстречу ему бежал кто-то маленький. По росту это мог быть мальчик лет четырех-пяти, но бледное лицо с заострившимися чертами выдавало гораздо больший возраст. Следом с криками: «Вор! Держите вора!» – бежали несколько человек.

Стивен бросился наперерез. Он был проворен, но и воришка выказал ловкость. Он кинул в Стивена что-то длинное, завернутое в красную материю, резко свернул и растворился в толпе, образовавшейся у лавки ювелира Хеммингса. Люди, выходившие из лавки, ничего не знали о погоне и не попытались задержать преступника, проскользнувшего между ними. Вор как сквозь землю провалился.