Текст книги "История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов"

Глава двенадцатая
Одна природа против двух

Между 408 и 431 годами правитель Персии утрачивает популярность, выступая на защиту Восточной Римской империи, а теологические споры приводят к более глубокому расколу

Правитель Восточной Римской империи Флавий Аркадий думал, что умрёт насильственной смертью – но в конечном итоге в могилу его свела болезнь. Он умер от естественных причин в 408 году, оставив корону империи своему семилетнему сыну Феодосию II.

Благодаря защите персидского царя Иездигерда I Феодосий II правил своим государством мирно. Иездигерд очень серьезно воспринял свою задачу – охранять власть в руках маленького мальчика. Он нанял ребенку квалифицированного учителя персидского языка; он написал сенату письмо, где детально описал свои намерения оберегать Феодосия II, и угрожал пойти войной на любого, кто нападет на Восточную Римскую империю. «Йездигерд правил двадцать один год, – повествует восточно-римский историк Агафий Миринейский, – в течение которых он никогда не развязывал войны с римлянами и не приносил им никакого другого вреда, всегда действовал миролюбиво и спокойно».¹

Миролюбивый настрой сослужил царю дурную службу у себя дома. Персидская придворная знать была возмущена его мирной политикой. Кроме того, знатные люди с отвращением отнеслись к его терпимости относительно христианства на персидских землях; для них христианство было не столько религией, сколько символом верности римлянам. Иездигерд вызывал хвалебные отклики христианских историков Римской империи, но персы дали ему прозвище «Иездигерд Грешник», а арабские историки всегда рисовали его портрет черными красками. Мусульманский писатель ат-Табари пишет: «Его подданные могли уберечь себя от его жестокости и тирании… только держась за добрые традиции предшествовавших ему правителей и за собственный благородный нрав».

Другими словами, персы с тоской вспоминали старые добрые времена, когда они соперничали с римлянами. Они сопротивлялись политике и законам Иездигерда, пока он не был вынужден пойти на все более и более жесткое подкрепление собственных законов. Это только усиливало дурное отношение к нему. «Дурная натура и скверный нрав заставляли его в незначительных проступках видеть большие грехи, а в малых ошибках – огромные», – осуждающе пишет ат-Табари.²

Наконец Иездигерд не выдержал. Когда в Ктесифоне не в меру ретивый христианский священник попытался сжечь великий зороастрийский храм, Иездигерд санкционировал полномасштабное преследование персидских христиан.

Это вбило клин между Иездигердом и элитой Восточной Римской империи, а в особенности сестрой Феодосия II Пульхерией, которая была старше императора на два года и являлась фанатичной христианкой. В пятнадцать лет Пульхерия уже имела огромный авторитет и уговорила Римский сенат объявить её императрицей и соправительницей брата. В 420 году, когда Пульхерии был двадцать один год, а Феодосию II девятнадцать, она убедила брата объявить войну своему бывшему опекуну.³

Преследования христиан не смягчили персидскую знать. В 421 году Иездигерд I погиб во время путешествия по Гиркании, области на юго-восток от Каспийского моря. В официальной легенде говорится, что его внезапно поразил недуг – но в старых персидских сказаниях содержатся предположения о более жестоком конце: во время путешествия Иездигерда из ручья, протекавшего неподалеку, вышел дух в образе коня, убил царя и снова вернулся в воду. Конь был символом персидской знати; без сомнения, что-то подкараулило и убило царя.⁴

Наследник престола Персии, которого Иездигерд воспитывал в традициях своей политики, был почти сразу же убит придворными. Второй сын короля, Бахрам, вернулся из Аравии, куда был сослан отцом. Он взошел на престол под именем Бахрама V, заняв место брата. Ат-Табари пишет, что, когда Бахрам V пришел во дворец, бывший советник Иездигерда вышел поприветствовать его и был столь поражен его красотой, что забыл, что должен пасть ниц согласно ритуалу, которым персы приветствовали своих правителей. Священный текст «Авесты», отображающий верования персов, гласит, что на избранного царя нисходит божественная аура царской славы, показывая, что он имеет право властвовать. Правление Бахрама, как и Феодосия I, было санкционировано свыше.⁵

Чтоб избежать ошибок отца, Бахрам V продолжил преследование христиан. Он также начал кампанию активной обороны ввиду объявленной Феодосием II войны, собрав армию в сорок тысяч человек и отправив её к границам Восточной Римской империи. Это была короткая война. Через год и Феодосий II, и Бахрам V решили, что разумнее будет объявить перемирие. Ни одна из сторон не могла одержать победы, война обещала быть долгой и болезненной. Обе стороны согласились не возводить новых приграничных крепостей и оставить в покое арабские племена на краю пустыни (а каждое государство интенсивно пыталось добиться верности арабских племен: персы – предложением дружбы, римляне – через христианских миссионеров).

«Рассудив так, – заключает Прокопий Кесарийский, – каждая из сторон вернулась к своим делам».⁶ Для Феодосия II это означало женитьбу на женщине, которую для него выбрала сестра Пульхерия. Все трое – брат, сестра и жена – жили вместе в императорском дворце.

Благодаря первым годам мира с персами двор Феодосия II добился некой стабильности, позволившей Римской империи быть действительно империей, а не военным лагерем, где военачальники пытаются убить друг друга (что и происходило тогда в западной части империи). Феодосий II получил редкую возможность действительно править, а не бороться за выживание. В 429 году он назначил комиссию для сведения всех изменчивых и противоречивых законов в его части империи в единый последовательный свод законов – Кодекс Феодосия[35]35
  Он был завершен в 438 году и получил наименование «Кодекс Феодосия», который стал основой «Свода Юстиниана», см. главу 28. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Он поддержал постройку новых стен, получивших название Феодосиевых, которые отныне защищали Константинополь. Он основал в Константинополе школу, где изучали закон, латынь, греческий, медицину, философию и другие научные дисциплины. В итоге эта школа получила имя «Константинопольский университет»[36]36
  В действительности она называлась Пандидактионом или Магнаврской школой (по имени Магнаврского дворца, пожертвованного для нее императором Михаилом III в IX веке). Сама же школа была создана на базе Константинопольского атенея, основанного в 423 году императором Феодосием II. Университетом ее стали называть только в современной литературе. (Прим. ред.)


[Закрыть]; он стал самым древним университетом Европы.

Университет должен был заменить римский университет в Афинах[37]37
  Так у автора. Никакого университета в Афинах не было, там мог быть только атеней – тип античной философско-риторской школы. (Прим. ред.)


[Закрыть] – последний бастион старой государственной религии. Интеллектуальный центр империи начал перемещаться на восток, чему способствовал относительный мир на Востоке и хаос на Западе. Кроме того, в Константинопольском университете было тринадцать «кресел», или мест на факультете, для преподавателей латыни и пятнадцать для преподавателей греческого – маленькое, но значительное преимущество греческого языка и философии над латынью, которая благодаря Библии переведенной Иеронимом Стридонским, продолжала быть в ходу в западной части империи.⁷

В 431 году Феодосий II столкнулся с очередным теологическим конфликтом, который достиг пика на соборе в Эфесе.

Арианство (доктрина, утверждавшая, что Христос был творением Бога-Отца, а не равной и всегда существовавшей наравне с ним сущностью) всё еще было живо, но его оттеснили из центра империи к её окраинам: это была религия варваров, знак неполного слияния с римской идентичностью. Но вопрос о природе Христа был всё еще далек от разрешения. Среди правоверных приверженцев Никейского собора появились новые вопросы: предположим, что Христос был и Богом, и человеком; как эти две природы были связаны между собой? Сформировалось две точки зрения. Носители первой утверждали, что две природы мистически сливаются воедино, соединяются в Христе способом, неподвластным пониманию. Вторая, более рациональная школа утверждала, что две отдельные природы, божественная и человеческая, существую раздельно, как два разных цвета или как два камушка в одном сосуде.⁸

Персия и Восточная Римская империя

Учение о единстве природ Христа получило название монофизитства, а убеждение, что в Христе соединены две природы, стало известно как несторианство – по имени Нестория, епископа Константинопольского, самого горячего сторонника этой концепции.[38]38
  Эти позиции различались отношением верующих к Марии. Теми, для кого в Иисусе божественное и человеческое начала мистически слились воедино, Мария считалась theotokos, Богородицей. Те же, для кого в Христе существовали две – божественная и человеческая природы, называли её christotokos, Христородицей. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Феодосий II сам поначалу был сторонником несторианства, но когда был созван собор в Эфесе для обсуждения сложившейся ситуации, в конце концов отказался от несторианства и осудил Нестория как еретика. Император был вынужден поддаться общественному давлению и выслать Нестория в египетский монастырь.

Император не мог не понять, что это – поражение. Спор не ограничивался теологической казуистикой. Во-первых, в теологических дебатах всегда присутствовали политические аспекты. Данное противостояние косвенно отражало соперничество из-за распределения власти в империи: школа двух природ располагалась в Антиохии, а более мистическая школа единой природы – в Александрии. На кону были сферы влияния и значимость каждого из городов. То же самое было и с властью отдельных амбициозных лиц: Кирилл, епископ Александрийский, был представителем школы единой природы (как и епископ Римский), а епископ Константинопольский Несторий принадлежал к школе двух природ. Изгнание Нестория продемонстрировало, что епископ Римский все еще возглавляет церковную общину.

Страх персидского влияния заострил споры еще сильнее. Зороастризм, религия персов, был монотеистическим, как и христианство. Однако это была религия врагов – а христиане Рима и Александрии с подозрением относились к любой христианской доктрине, хоть немного созвучной зороастризму. Поскольку зороастризм отрицал смешение Божественной природы с любыми другими сущностями, двухприродная теология Нестория соответствовала персидской схеме намного больше, чем мистическая теология единой природы. И это искажение, с точки зрения епископов, зашло намного дальше границ приличия; они подозревали, что Несторий поддался влиянию персидских философов.⁹

Но теологический спор о природе божественности Христа нельзя сводить только к политике или патриотизму. Он стал очагом более опасной напряженности, символом того, что две совершенно разных философии должны вот-вот вступить в открытый конфликт друг с другом.

Доводы вокруг тогдашней христологии весьма похожи на современные аргументы вокруг креационизма. Речь шла о целом комплексе идей, касающихся происхождения всего сущего, о мировоззрении, в котором было место сверхестественному и необъяснимому, о страхе, что поражение в этом споре приведет к разрушению моральных устоев, о негодовании из-за превосходства и снисходительности чересчур образованных мыслителей. С другой стороны, резкое отрицание всех креационистских утверждений (тут на ум сразу приходит риторика Ричарда Докинса или Сэма Харриса) отражает другие страхи: что принятие мистической трактовки появления Земли приведет к победе иррационализма и детерминизма, а принятие мистической теории подорвет земную власть определенной политической группы.

На дворе стоял пятый век. Спорившие о христологии в Александрии, Риме и Константинополе сражались за мистицизм против рационализма, ими двигал страх перед персидским влиянием, стремившийся отрицать все, что касалось персидской культуры, а также опасение, что одна часть империи может получить политическую и практическую власть над другой.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 12

Глава тринадцатая
В поисках отчизны

Между 410 и 418 годами вестготы поселяются на юго-западе Галлии

Рим остался позади, и вестготы с Аларихом I во главе двинулись на юг, в Африку, захватив с собой добычу и пленников.

Путешествие было коротким. Иордан рассказывает нам, что внезапный сильнейший шторм повредил корабли при отплытии от Сицилии, вынудив вестготов отойти к берегам Южной Италии. Аларих намеревался избрать следующий пункт маршрута, но был сражен недугом и внезапно скончался. Его люди отвели течение реки Бузенто и «привели к его ложу пленников, чтобы те вырыли ему могилу. В этом глубоком колодце они и зарыли Алариха I вместе со множеством сокровищ, а после вернули воду обратно в русло. И, чтобы никто никогда не узнал, где он похоронен, все землекопы были убиты»[39]39
  Историк-христианин, по-видимому, даже не подозревал, что описывает чисто языческий погребальный ритуал, включавший убийство пленных с целью отправить их в мир иной для услужения вождю. (Прим. ред.).


[Закрыть]. Первый король вестготов так и не обрел признания, к которому стремился всю жизнь, но он, по крайней мере, был похоронен как властитель.¹

Вестгот Атаульф занял королевский престол вместо него. Вскоре после смерти Алариха Атаульф взял в жены Галлу Плацидию, проведя формальную церемонию венчания в маленьком городке на севере Италии – видимо, к тому времени вестготы оставили свои планы переплыть в Северную Африку. Его, по словам Иордана, «привлекли её благородство, красота, чистота и непорочность». Была ли это история любви захватчика и пленницы, или же политический ход, для нас важен результат: «Империя и готы, – заключает Иордан, – отныне казались едиными». Всю жизнь Аларих сражался либо за приобретение римской идентичности, либо за создание собственной не добился, и ни того, ни другого. Атаульф одним движением, смешав в союзе вестготскую и римскую кровь, добился гораздо большего.²

Заключив брак, Атаульф тут же решил, что Галлию завоевать намного легче, чем Южную Италию или Северную Африку. В Галлии царила неразбериха. Она была в руках британского лже-императора Константина III, и, пока Атаульф женился на севере Италии, западный император Гонорий отправил через Альпы свою армию, чтоб отбить Галлию. Почти сразу же это удалось. Солдаты Константина III, очутившись в Галлии, начали дезертировать, желая обрести мирную жизнь в богатой провинции; его ослабленные войска бежали перед лицом римских солдат, а сам Константин III укрылся в ближайшей церкви и там постригся в монахи.³

Эта наглая попытка спрятаться в сени креста возымела успех лишь на некоторое время. Аларих не стал жечь церкви Рима, и Гонорий, не бывший варваром, не мог позволить себе поступить хуже. Он пощадил жизнь Константина III и взял его в плен. Однако по возвращении в Рим наемный убийца умертвил бывшего лже-императора; все его сообщники, по словам Иордана, были также «неожиданно уничтожены». Предполагаемое единство внутри христианской общины было не настолько сильно, чтобы спасти жизнь претендента на имперский престол.⁴

Пока Гонорий был занят Константином III, вестготы Атаульфа вошли в центральную Галлию. К 413 году они завоевали старые римские территории – Нарбоннскую провинцию в Южной Галлии, и Атаульф сделал город Тулузу столицей маленького вестготского государства. Наконец он нашел отчизну для народа Алариха.

Но вместо того, чтобы укреплять государство вестготов, Атаульф обратился к соблазнительной идее власти над Римом. Сумев заключить брачный союз с Галлой Плацидией, он посчитал, что сможет контролировать не только вестготский сброд, но и всю империю. Историк Орозий пишет, что Атаульф надеялся «снискать себе славу восстановившего и возвеличившего имя Рима силами готов, и в глазах потомков прослыть инициатором возрождения Рима, раз уж он не был в состоянии трансформировать его»⁵.

Приск Аттал, бывший император, которого Аларих сперва возвел на престол, а после сам же и низложил, с тех пор следовал за вестготской армией. Теперь Атаульф опять короновал его, вновь сделав императором и соперником Гонория.

Больших успехов он добился бы, начав наращивать силы вестготов. Гонорий послал против нового императора свою правую руку – военачальника и магистра армии, уроженца Рима Констанция. Армия Констанция разогнала вестготов, взяв в плен и обезглавив Приска Аттала, а население новорожденного государства Атаульфа оказалось ввергнуто в пучину голода и отчаяния. Возмущение действиями Атаульфа закипало среди его собственного народа. В 415 году один из соотечественников убил его и предъявил права на престол короля вестготов, но всего лишь через семь дней был убит другим вестготским полководцем, Валией.⁶

Укрепив свою власть, Валия отправил Константину предложение о сделке. Он поддержит западную римскую армию в Испании в её борьбе с союзом германских племен, проникших на полуостров, и спустя пять лет отправит сестру Гонория Галлу Плацидию, молодого заложника Аэция (которому на тот момент было девятнадцать) и других римских заложников назад в Равенну. Взамен он требовал отдать вестготам юго-западную Галлию.

Гонорий согласился. После почти двадцати лет блужданий вестготы, наконец, обрели родину.

Освобожденные пленники вскоре вновь смогли послужить стране. В 417 году, два года спустя после возвращения в Равенну, Галла Плацидия получила от брата приказ выйти замуж за полководца Констанция – человека, предавшего её первого мужа, Атаульфа, отчаянью и смерти. Нам неизвестно, что она сказала по этому поводу; но мы знаем, что она подчинилась.

Государство вестготов

В 418 году Гонорий вновь отправил Аэция в качестве заложника, но уже в другую сторону. Гунны, всё еще топтавшиеся на границах ойкумены, согласились на временное перемирие. Договор требовал от обеих сторон гарантию доброго отношения в виде молодых людей, отправленных ко двору неприятеля. Гонорий предложил гуннам Аэция, пробывшего дома совсем недолго. В свою очередь гунны послали римлянам родственника своего полководца Руа – его племянника, двенадцатилетнего мальчика по имени Аттила.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 13

Глава четырнадцатая
Упадок династии Гуптов

Между 415 и 480 годами империя Гуптов начинает приходить в упадок, а буддийская школа Тхеравада поощряет стремление к индивидуальному просветлению

Когда в 415 году умер индийский царь Чарндрагупта II, после него осталась империя, раздираемая внутренними противоречиями. Она была построена по образу древней и славной державы царя Ашоки – но на основе завоеваний, от которых Ашока отказался. Санскрит, отмирающий язык кочевых захватчиков, стал в ней языком науки и образования. Империя весьма расширила свои территории, но на большинстве из них император царствовал лишь номинально.

Еще более усложнило внутренние конфликты появление внешней угрозы. За тридцать девять лет правления Кумарагупты, сына и наследника Чандрагупты II, в окрестностях гор Гиндукуш появились эфталиты.

Эфталиты были кочевниками, пришедшими из широких степей Центральной Азии. Индусы называли их хунас – но не из-за их родства с гуннами на западе; именем «гунны» индусы величали все кочевые народы к северу от гор.[40]40
  Во многих источниках эфталитов именуют «белыми гуннами», что также неточно. (Прим. авт.)


[Закрыть] Но эфталиты были скорее ветвью тюрков – азиатских племен, некогда имевший общий язык и начавших расселяться за пределами родины в Центральной Азии на протяжении V века. С ними уже четыре десятилетия воевали персы, а армянский историк Фавстос Бузанд пишет, что Шапур III бился против «великого царя кушан», – так он называл эфталитов.¹

Вторжение эфталитов

Римские историки пишут, что эфталиты довольно сильно отличались от других кочевых племен: «Ими правит единый правитель, – писал Прокопий Кесарийский, – они имеют законное правительство и честно и благочестиво обращаются друг с другом и со своими соседями, как то делают римляне и персы». Позже арабские географы, вписывая историю Персии в свои священные писания, вывели родословную, согласно которой эфталиты происходили от Сима, сына Ноя.

Но, поскольку люди на севере Индии были уверены в обратном, для них эфталиты были просто млеччха – носители другого языка, варвары в классическом смысле этого слова.²

Кумарагупта отбросил их от границ, временно сохранив земли Гуптов в целости. Подробности других его деяний скудны, но надписи того времени полны бахвальства и рассказов о том, что его слава «достигла вод всех четырех океанов». В других надписях содержится описание размеров империи. К 436 году она растянулась от горы Кайлас на севере до лесов на склонах гор Виндхья на юге, а с востока и запада выходила к берегам океана. Это были самые большие владения, которые удавалось завоевать династии Гуптов; Кумарагупта поднял свою империю на пик процветания. Легенды о его правлении отражают реальные достижения. Он был «властелином мира», обладал «отвагой льва» и «силой тигра», стал «месяцем на небосводе династии Гуптов».³

Но конец его правления был омрачен неприятностями. Надписи сообщают о борьбе с Мекалой; это была земля дома Вака-така на территории западного Декана. Чандрагупта II присоединил её к империи Гуптов путем заключения династического брака. Новым царем вакатаков стал внучатый племянник Кумарагупты – Нарендрасена; он взошел на трон, когда Кумарагупта был на вершине власти. Но, несмотря на славу родственнника, Нарендрасена поднял мятеж.⁴ Вероятно, борьба закипела как раз тогда, когда Кумарагупта был занят войной против эфталитов, а Нарендрасена решил отстоять свою независимость.

С этого момента удача стала отворачиваться от династии Гуптов. Далее последовало вражеское вторжение. Не вполне известно, кем были захватчики, но надписи на каменной колонне гласят, что «у них было много людей и денег» и что они «грозили царству Гуптов полным разрушением». Борьба с ними, возглавляемая сыном и наследником Кумарагупты, Скандагуптой, была долгой и изнуряющей. В определенный момент Скандагупта был столь стеснен в возможностях, что должен был провести ночь на голой земле посреди поля брани.⁵

В итоге, как повествует надпись на колонне, Гупты победили в войне с захватчиками. Но дела в империи шли отнюдь не гладко. Монеты последних годов правления Кумарагупты сделаны уже не из серебра и золота, а из меди, покрытой тонким слоем серебра, скрывающего неблагородный металл. Царская сокровищница была пуста.

Когда Кумарагупта умер в 455 году, его беды унаследовал Скандагупта. Он вновь отбил нашествие эфталитов. «Он искоренил гордость врага», – гласят надписи о его победе. Но победа далась дорогой ценой. В годы после восшествия Скандагупты на престол события принимали всё более запутанный характер. Перед нами встает туманная картина всё возрастающего хаоса: бедность, раздор среди знати, мятежи военачальников и мелких царьков на окраинах империи, постоянная война. Скандагупта боролся за всю свою империю, умудряясь удерживать её от распада. В шестидесятые годы IV века хвалебные надписи о его победах продолжают появляться во всех землях Гуптов.⁶

Последняя из них датируется 467 годом. Последующие свидетельства смутны. Похоже, что в этом году Скандагупта умер, и разгорелась война за престол, что добавило к хаосу внешнему хаос внутренний. Сперва на престол претендовал брат, а после – племянник Скандагупты. В итоге победу одержал второй племянник, Будхагупта. Он продержался на престоле Гуптов тридцать лет, но был последним из династии Гуптов, чьи владения можно назвать империей.

Попытка Гуптов удержать империю мудрости оставалась успешной лишь до тех пор, пока отсутствовала внешняя угроза. Нашествие эфталитов в период правления Кумарагупты и Скандагупты были серьезными, но вряд ли могли уничтожить цивилизацию, и были отнюдь не так же страшны, как гуннская угроза на западе.

Но даже средних размеров кризис, пришедший извне, исчерпал сплоченность империи. Внимание царя было отвлечено другим, и страны на окраинах империи, не получавшие выгоды от пребывания в составе империи Гуптов, тут же воспользовались возможностью и объявили себя свободными.

В сущности, кажется, что для индийских царств естественным был относительно небольшой размер, независимость и неустойчивые границы. На юге, куда власть Гуптов никогда не распространялась, множество династий боролось за владычество над разными частями субконтинента. На тамошних монетах отчеканены десятки королевских имен, но стройной истории юга они не создают. Под конец правления Будхагупты казалось, уже не было никакой силы, способной объединить даже малую часть субконтинента.

Для империй настали тяжелые времена, зато религии расцвели. Буддийские монументы, «ступы», ставились по всей стране, на многих из них были вырезаны сцены поклонения. На западе Индии появились пещерные храмы и монастыри с колоннами и комнатами для молитв, коридорами, ступенями и огромными каменными залами – они создавались для тех, кто искал скорее знания, нежели политической власти. Они были построены по образцу деревянных зданий, каменные столбы поддерживали куполообразные своды, вырезанные в камне. Самое большое количество пещер – около тридцати – входило в комплекс Аджанта. Над ними работали уже в течение трехсот лет, и работа эта продолжалась еще столько же.⁷

Двенадцать более простых пещер существовало в Эллоре, километрах в семидесяти к югу. В этой части Индии, где правила династия Вакатака, царь Харишена отмечал свои победы, содействуя строительству как минимум двух из этих пещер. Взойдя на трон приблизительно в 480 году и частично захватив владения Будхагупты на севере, Харишена создал собственную небольшую империю – но его недолговечное царство не пережило его смерти.⁸

Связывать воедино победы Харишены и постройку скальных храмов было бы заблуждением. Большая часть пещер была вырезана просто как место для молитв, а не в ознаменование завоеваний. Они не имели никакого отношения к политике, как и люди, в них жившие.

Помимо скальных храмов, существовали вихары – монастыри, вытесанные из камня, с жилыми комнатами, с индивидуальными кельями, общими залами и трапезными. Здесь монахи могли посвятить себя делам своей веры, не отвлекаясь. Они не уходили в изоляцию; они жили в сообществе, и, полагаясь на мирян в вопросах одежды и пищи (которых они не могли купить, поскольку отказывались от денег), поддерживали связь с местными жителями. Но они не принимали участия в делах империи.⁹

К этому времени буддизм разделился на две основные школы – Тхеравада и Махаяна. Обе учили, что материальное временно, и только просветление – «состояние ума, достижимое высоконравственным поведением и медитациями» – могло показать, что мир на самом деле есть нечто непостоянное и ненастоящее. Школа Тхеравада, преобладавшая в Индии, учила, что вдумчивость, осознанность и концентрация могут привести разум к просветлению; слегка контрастируя с этим, школа Махаяна, преобладавшая в Китае, делала упор на молитвы, веру, божественные откровения и эмоции.¹⁰

Ценя превыше всего логику и мысль, буддисты школы Тхеравада высоко ценили и монашество, позволявшее верующему всецело отдаться учению и медитациям. Конечно, Тхеравада ничем не пригодилась бы полководцу или царьку, желавшему построить империю. Она отрицала земные завоевания, и вместо того, чтобы объединить всех своих последователей под одним флагом, призывала их жить рядом, но искать просветления самостоятельно.

Это и отражала география Индии в V веке. Возможно, буддизм школы Тхеравада помог сформировать мозаичное лицо Индии; возможно, наоборот, мозаичность сделала именно этот край столь подходящим для Тхеравады. Так или иначе, результат был один: на территориях Индии царства существовали бок о бок, у каждого были свои особые цели, и ни одно не доминировало над другими.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 14