Текст книги "Нежнее шелка"

Глава 22

Почти всю первую ночь на борту корабля Хью просидел в кресле. Не хотел ложиться в одну постель с Тама, вернее, не хотел компрометировать себя перед командой. Но сидеть в кресле было неудобно, и, в конце концов устав – а ведь у него есть прекрасная кровать, – он скользнул под одеяло. Но будить Тама не стал, а вместо этого ворочался с боку на бок, пытаясь определить разницу между «хотеть» и «иметь». Вопрос заключался не в том, хочет ли он ее, а в том, насколько ей этого захочется теперь, когда они, по существу, будут жить вместе.

Если перестанет с ней спать, вернет ли он свою свободу?

Если перестанет с ней спать, перенесет ли он это плавание?

Так и не разрешив проблему, он наконец уснул – только под утро.

У Юкиё не было неразрешимых проблем, касающихся его эротических намерений. Этой ночью он спал с Сунскоку. Для этого он приготовился с почти ритуальной торжественностью, тщательно вымылся с ног до головы, расчесал и надушил чистые волосы, как это всегда делал его парикмахер, оделся в самое хорошее платье ради той, кого любил. Любил уже много лет.

Она ждала его, сидя в кресле, одетая в свой самый великолепный халат, как полагается хорошо обученной куртизанке.

Он улыбнулся:

– Я тебя еще не удивил.

– Вряд ли ты меня изумишь чем-либо, – ласково ответила она.

– Понимаю. Я принес тебе подарок. – И, подойдя к ней, он протянул ей на раскрытой ладони маленькую лаковую коробочку.

Она открыла ее, а он, стоя неподвижно, наблюдал за ней.

– Как красиво! – Она потрогала драгоценное украшение для волос. – Благодарю, – сказала она, поднимая на него глаза. – Хочешь немного саке?

Он покачал головой:

– Я выпил достаточно. Капитан, пригласил нас к себе на виски. А ты хочешь саке? Я подам.

Ее ресницы взлетели:

– Ты прислуживаешь женщинам?

– Почему нет? – Он улыбнулся. – Точнее, одной женщине. Ты нервничаешь?

Она слегка пожала плечами:

– Не знаю. Наверное.

– Не нужно. Никаких неожиданностей не будет.

Она тихо рассмеялась:

– Это, пожалуй, грубо.

– Да нет. Просто я хотел сказать, что перед нами вся жизнь. Одна ночь не имеет значения.

– Я бы хотела немного саке, если не возражаешь.

Он подошел к маленькому столику, где стоял поднос с саке и пиалами, налил немного и, вернувшись, с поклоном подал ей.

– Прошу тебя, садись. Но, боюсь, здесь можно сидеть только на креслах – пол холодный.

Он сел, положил руки на колени, спокойно расставил ноги, выпрямил спину и смотрел, как она пьет саке.

– Помогает? – вежливо осведомился он. Она кивнула.

– Хочешь еще?

– Да, если можно.

Он налил еще пиалу, подал ей с таким же спокойным достоинством и снова сел.

– Сколько тебе было лет, когда ты первый раз имел дело с женщиной? – быстро спросила она хриплым голосом.

– Забыл. Довольно много.

– Мне было двенадцать.

– Очень жаль.

Она глубоко втянула воздух, чтобы удержать слезы, внезапно навернувшиеся на глаза.

Мгновенно он оказался рядом с ней, взял у нее из рук пиалу, поставил ее, а потом поднял Сунскоку на руки.

– Я не причиню тебе боли. – Он подошел к своему креслу и сел, посадив ее на колени. – Мы спаслись от постигших нас несчастий. Можем делать что угодно – или вообще ничего не делать. Можем снова помечтать. Не бойся.

– Это было так давно. Теперь я мечтать не умею.

– Я тебе помогу. Только попроси.

– Что ты будешь делать, если я тебя поцелую? – спросила она вместо этого.

Он улыбнулся:

– Буду наслаждаться.

– А что потом?

– Буду ждать, чтобы ты снова меня поцеловала, если тебе захочется.

– В самом деле?

– Конечно. У меня никаких хищных намерений.

– А я думала, что все мужчины – хищники.

– Не все. – Хотя сам он встречал их больше чем достаточно.

– Что, если я приглашу тебя к себе в постель?

– У меня закружится голова от желания, как у дамы Каса, и я приду.

Она улыбнулась на его намек на старинное любовное стихотворение.

– А меня, как Сикибу Идзуми, смутит страстное желание, которое я почувствую к тебе, – ответила она в том же духе.

Он ласково коснулся ее руки:

– Любовь и томление не бывают легкими. Но эти исторические любовники чувствовали также и красоту.

– А что ты чувствуешь?

– Безусловную любовь, – без колебаний ответил он.

– Ко мне?

Неуверенность в ее голосе причинила ему боль; ее родные бросили ее такой маленькой!

– К тебе, – спокойно ответил он.

Нижняя губа у нее задрожала, и он привлек ее к себе, ласково обнимая.

– Поцелуй меня. – Слова ее прозвучали еле слышно, так что он не сразу понял – не почудилось ли. Но она подняла к нему лицо, и он понял.

В первый раз он поцеловал ее нерешительно, боясь испугать. Но ее губы были мягкими и податливыми, ее легкий вздох затрепетал у него во рту, и он осмелился поцеловать ее еще раз. И опять целовал ее долго, медленно и сладостно, что странным образом подогревало ее чувства больше, чем самые умелые действия.

Тепло, исходящее от его губ и рук, душистый жар его тела, восхитительное, окутывающее ее с ног до головы ощущение уюта и блаженства и еще чего-то большего пленили ее. Она почувствовала быстрый, слабый прилив желания и томления – поначалу короткий, словно она пробудилась к весне; ее сердце выходило на свободу после темной ночи прошлого. А потом он притянул ее к себе ближе, так что его молодое, сильное тело коснулось ее всюду и стало для нее источником восторга; голова у нее закружилась. Она и не знала, что способна чувствовать страсть; никогда раньше не испытывала желания. Поразительно!

– Веди меня по этой дороге, – прошептала она, беря его за руку и подводя к кровати. – Ты зажег огонь в моем сердце.

И теперь, пылая желанием лечь с тем, кто мог обогатить ее мир любовью, она протянула руку к его возбужденной плоти.

Любви она, вероятно, не знала, но знала тысячи способов, как сделать мужчине приятное.

– Подожди, – сказал он, отводя ее руку. – Я не хочу быть бешеным, не хочу, чтобы меня подстегивали. Я хочу запомнить эту ночь. Чтобы твои волосы рассыпались, – прошептал он, вынимая заколку из ее прически, потом другую и, поднеся к лицу ее душистые пряди, чтобы ощутить их аромат, отпустил их, так что они рассыпались по ее плечам. – Хочу увидеть твою красоту без одежды.

Он медленно раздел ее – она стояла, дрожа от томления и желания, – снимая с нее одно за другим многочисленные кимоно, сняв с ее ног обувь, пропуская ее длинные волосы сквозь пальцы, целуя в губы и в глаза, в розовые щеки и бледную гладкую шею. И вскоре она уже задыхалась от желания и смеялась от восторга – подумать только, она жаждет ласк!

– Ты отомкнул мою душу… – Ее голос звенел от восторга.

Он улыбнулся, радуясь, что сумел подарить ей радость.

– Скоро ты сможешь положить конец моему томлению и страданию, – весело сказал он, укладывая ее на кровать. – А я мельком увижу твою душу.

– А я твою?

– Может быть, – мягко сказал он, начиная раздеваться. Он не сказал, что давным-давно запер дверь за своей душой.

Она с восхищением смотрела, как он раздевается. Мужчины, которые могли ей заплатить, не были ни молоды, ни красивы. Она очарована совершенной красотой Юкиё, его крепким молодым телом, украшающей его щегольской татуировкой, которая покрывала большую часть его тела; особенно заинтриговало ее эффектное украшение его члена, на котором изображен расправивший крылья феникс – птица, неизменно восстающая из пепла.

– Дай посмотреть, – шепнула она, проводя пальцами по этому великолепному украшению мужчины, подумав с пронзительной нежностью, что ему, наверное, пришлось вытерпеть сильную боль. – Тебе было больно?

Он улыбнулся:

– Я был молод и хвастлив и любил показать свою доблесть.

– А остальное? Какой ты сильный.

Он пожал плечами:

– Все это сделано много лет назад.

– Я никогда не видела таких мужчин, как ты. Хочу всего тебя ощутить.

– Уверена?

Она сунула палец в свое сокровенное место и показала ему жемчужную каплю на его кончике – доказательство неподдельности ее желания.

– Это убедительно?

– Да. – Но он не шелохнулся.

– Хочешь заставить меня ждать?

– Нет, – сказал он, подошел к кровати и сел рядом с Сунскоку. Благословенный час был близок, и сердце у него гулко билось.

Когда она потрогала раскинутые крылья феникса, он шумно втянул в себя воздух. Но когда она наклонила голову, чтобы взять его в рот, он обхватил ее подбородок руками, поднял ее лицо к себе и сказал:

– Не надо. Я не клиент. Мы сделаем это вместе.

– Ты слишком хороший. Ты меня избалуешь.

– Я собираюсь баловать тебя всю ночь, – пробормотал он, опуская ее на кровать, ловко усаживаясь между ее ног, опираясь на локти. Его глаза светились. – И весь день и до конца следующей недели, если только не умру за это время от измождения.

Незнакомая с присущей молодости выносливостью, она растерялась:

– Разве такое возможно?

– Я докажу тебе, – шепнул он.

Улыбаясь, уступая, распаляясь от никогда прежде не испытанного ею ощущения, она выгнулась навстречу ему, желая того, чего никогда не хотела раньше, вожделея его с отчаянием и томлением; ее руки трепетали вокруг его мускулистых предплечий, чтобы привлечь его ближе.

– Ну не испытывай мое терпение, – умоляла она. И он приступил к осуществлению своей давней мечты.

На следующее утро Хью проснулся от того, что ему показалось сном, и обнаружил блаженную реальность – Тама сидела на нем верхом и уже вложила в свои восхитительно узкие ножны его клинок.

– Доброе утро, Хью-сан, – сказала она, весело сияя. – Надеюсь, вы не возражаете, что я вас разбудила.

Как мог он возражать, если горячее огня пылало у него в крови вожделение, когда ее роскошное тело вобрало его в себя, когда плоть его так блаженно пульсировала в ее источающих росу недрах? Отбросив все сомнения минувшей ночи, как не имеющие никакого значения при создавшейся ситуации, когда им овладела ненасытная очаровательная принцесса, он ответил:

– Не имею ничего против.

Обхватив ее бедра, он в буквальном смысле слова поставил ее на место.

Она испустила блаженный вздох.

Он тихо застонал.

И они приветствовали новый день соитием – бурным, неистовым, страстным, бешеным и замечательным.

Когда спустя некоторое время он лежал, пытаясь отдышаться, она, повернувшись к нему, осведомилась:

– Надеюсь, вы не против того, что я спала в вашей постели?

– Ничуть, – ответил он с предельной искренностью. – Мне только приятно.

И так продолжалось плавание до Гонконга. На волнах моря, любви и нежности две молодые пары предавались любви со все возрастающим восторгом, волшебно околдованные страстью.

Сунскоку время от времени тревожилась о том, что скажет ее семья, оторванная от родного дома, но Юкиё успокаивал ее, говоря, что времени разобраться со всеми сложностями у них еще хватит, главное – добраться до Гонконга.

Хью и Тама по взаимному согласию решили без удержу наслаждаться друг другом. Их безоблачные постельные отношения стремительно развивались, что же до других, более таинственных чувств, которые начинали проникать сквозь стены, которыми каждый оградил себя, то Тама и Хью предпочитали не думать об этом.

В общем, путешествие походило на россыпь сверкающих самоцветов, когда сияющие дни сменялись яркими звездными ночами.

Глава 23

В тот же вечер, спустя девять дней, когда на «Красавице Юга» заметили неясную дымку, окутывающую холмы, на которых расположен Гонконг, у Айко дух захватывало от ожидания. Хироаки собирался побывать у нее – в первый раз увидит она его после трагедии. Врач наконец-то заявил, что она выздоровела и окрепла, и вера в богов и судьбу помогала ей утешиться после потери ребенка. Она молода, сказала старая нянька, будет у нее еще много детей.

– Ты велела приготовить ту особенную рыбу? – взволнованно спрашивала она свою домоправительницу. – А сладости, которые любит Хироаки? Расставила ли ты цветы, готовы ли курения?

– Да, да… все готово, – отвечала домоправительница, радуясь, что снова видит свою молодую хозяйку в хорошем настроении. Она такая славная, слишком хороша для такого человека, как Хироаки, но так уж устроен мир. Никто в ее положении не посмел бы требовать большего.

– Пойди посмотри, чтобы кухарка приготовила утку как полагается. В прошлый раз в подливке было мало приправ на вкус мэцукэ. Иди… иди же, он вот-вот придет!

Старуха побежала по коридору на кухню, стараясь исполнить приказания хозяйки: уж конечно, кухарка сделает все, чтобы угодить госпоже. Ведь главный инспектор лично выбрал кухарку, как всю остальную прислугу, так кто же она такая, чтобы сомневаться в умении этой женщины?

Когда она несколько минут спустя вернулась из кухни, мэцукэ как раз входил в дом со своей свитой. Завидев ее, он отпустил телохранителей и поманил ее к себе.

– Никому не говорила о зелье? – шепнул Хироаки, устремив на домоправительницу ястребиный взгляд.

– Нет, господин. Молчу.

– Хорошо ли себя чувствует твоя хозяйка? Врачи часто говорят то, что мы хотим от них услышать. Мне нужна правда.

– Госпожа Айко совершенно оправилась и очень рада снова видеть вас, господин.

– Никаких последствий от зелья?

– Никаких. – Его взгляд пугал ее; казалось, он видит ее насквозь. – Она молода, господин, и быстро поправилась. Когда-нибудь у нее будут дети.

– Нет, никаких детей. Мне не нужны бастарды и выродки. Поняла? И если опять забеременеет, сообщи сразу. Понадобится – еще раз сделаешь так, чтобы прервать беременность.

– Как пожелаете, господин. Только прикажите.

– Да, да, знаю. Ну где же она?

– В гостиной, господин.

– Проследи, чтобы накормили моих людей. – И он жестом приказал ей уйти.

Хироаки повесил плащ на крючок в стене, отложил длинный меч у двери, а Айко крадучись прошла по коридору, зажимая рот руками, чтобы удержать мучительный крик, который подступил к горлу. Омерзительные слова, которые она только что услышала, вынести невозможно.

Но как только она прошла по коридору и скользнула в гостиную, ужасная потребность в безжалостном возмездии охватила ее. Как он мог… человек, которому она отдала всю себя… как мог он обращаться с ней так жестоко? Неужели у него нет ни милосердия, ни нежности, раз он мог отнять у нее самое дорогое? Ведь она отдала ему все.

Глубоко дыша, она заставила себя внешне успокоиться, опустилась на колени, склонила голову, как он ожидает, заняв позу преданной женщины, приветствующей своего возлюбленного.

Отодвинулась раздвижная дверь, и Айко робко подняла голову, заставив себя улыбнуться, хотя для этого потребовались все ее силы.

– А, моя малышка. Какая ты красивая сегодня. Оправилась от своего несчастья? – Главный инспектор подошел к ней, поднял с пола и привлек к себе.

Обхватив его за талию и чувствуя при этом, как ненависть в ней крепнет, она подняла к нему лицо, всем своим видом изображая радость.

– Вполне здорова, господин. Как вы и хотели.

– Как того хотели боги, малышка. И теперь, когда ты снова здорова, в мире стало светлее, – ласково сказал он.

– В моем мире стало светлее, господин, когда вы вернулись в него.

– Обязанности мои обременительны, милочка, – сказал он с театральным вздохом.

На самом деле последнее время он чуть не потерпел крушение и теперь отчаянно заметал следы своей многострадальной и неудачной погони за принцессой. Пришлось успокоить Ёсивару; ниндзя получили назначение в отдаленные провинции, докуда злые языки не дойдут, а те, что занимались поисками принцессы Отари, уже казнены, чтобы умолкнуть навеки. Но все кончилось хорошо; старшие советники в неведении относительно его жестоких неудач.

– Ну что ж, господин, сегодня ночью вы можете хорошо отдохнуть. Позвольте мне проверить, приготовлены ли ваши любимые вина. Садитесь к жаровне и согрейтесь. Я скоро вернусь.

С медовой улыбкой она подвела его к мягкой подушке перед жаровней. План отмщения уже вырисовывался у нее в голове. Перед тем как выскользнуть из комнаты, она послала ему улыбку, фальшивую, намекающую на будущие наслаждения.

Хироаки откинулся на подушки и вытащил трубку. Именно так и следует обращаться с мужчиной – с почтительностью и, пожалуй, благоговейно. Замечательно, в Айко он нашел маленькую рабыню… преданную, соблюдающую приличия, а ее источающая росу маленькая щелка цвета киновари так восхитительно узка!

Он разжег трубку и глубоко затянулся. Все идет как должно.

Как-то раз, в самом начале их связи Айко решила, что главный инспектор бросил ее, и в глубоких муках страсти и отчаяния купила у аптекаря яд, решившись покончить с собой. Но Хироаки тогда вернулся, принес красивые подарки, объяснил, что ее страхи необоснованны, и пообещал присылать любовные стихи, когда вновь будет долго занят.

И все мысли об уходе из жизни мгновенно испарились.

Но склянка с ядом, спрятанная в ящичке, осталась. Айко не вспоминала о ней.

До сих пор.

Пробежав по коридору, она влетела в свою туалетную комнату, отпустила служанку и подошла к шкафчику, где хранила веера. Став перед ним на колени, она выдвинула ящичек, пошарила под свертками, обернутыми в тонкие дорогие ткани, и вытащила склянку.

Без малейшего колебания она сунула склянку себе за оби[17]17
  Оби – широкий пояс, непременный атрибут женской одежды, надеваемый поверх кимоно, завязывается на спине большим бантом.


[Закрыть] и поднялась на ноги. Она и не знала, что может чувствовать такую ненависть. Что может задумать убийство, совершенно не ощущая ни вины, ни угрызений совести. Но ведь раньше ей не приходилось терять ребенка. Ребенка, которого она хотела так отчаянно, ребенка, которого она любила бы и нянчила и который отвечал бы ей любовью. Ребенка, которого отнял у нее по самым корыстным, себялюбивым причинам человек, лишенный сочувствия и человечности. Человек, у которого нет сердца.

Она дрожала – от ярости, а не от страха – и, замерев, усилием воли окутала себя пеленой спокойствия. Ей потребуется собранность, чтобы довести этот спектакль до конца; у нее нет иллюзий относительно того, какая участь ждет ее после того, как главного инспектора найдут у нее в доме мертвым.

Но она встретит смерть хладнокровно, уничтожив чудовище, которое убило ее дитя.

Как он посмел, спокойно думала она, открывая дверь в коридор.

Как он посмел лишить ее жизнь всякого смысла? Когда она вернулась в спальню, кровь в ее жилах была как лед, нервы спокойны. Она сохраняла полную невозмутимость.

– Все в порядке, – безмятежно сообщила она, входя в комнату. – Вина скоро принесут, – добавила она, как если бы на самом деле только что разговаривала с кем-то из прислуги. – Не хотите ли выкурить еще трубочку? – Она улыбнулась. – Или, может быть, чаю? У меня есть печенье, которое вы любите.

– Как хочешь, детка, – пробормотал Хироаки, очарованный ее покорностью. – Пожалуй, чай будет приятнее выпить.

Айко занялась приготовлением чая; она поставила на поднос печенье, улыбаясь Хироаки и рассказывая о том, чем занималась днем; ее спокойный голос убаюкивал его, и он погрузился в приятную дрему. Прежде чем достать склянку, она оглянулась через плечо, но его глаза были полузакрыты, из трубки у него в руке вился дымок. И она вернулась к своему монологу, описывая, как вчера к вечеру ходила погулять в императорский сад – одна капля, кого встретила там и с кем поболтала – две капли, запорошенные снегом сосны, извилистые тропинки – третья капля, чтобы уж наверняка, в каком состоянии там пруд, который наполовину замерз, а лебедей перевели в их зимние домики…

Добавив щепоть жасминовых лепестков, чтобы придать чаю аромат, она повернулась с подносом в руках и поставила его на маленький столик перед Хироаки.

– Испробуйте печенье, господин. Кухарка все готовила специально для вас. – И она протянула ему красивое лаковое блюдо.

Он угостился, а она поставила перед ним пиалу с чаем и тоже взяла обсыпанное розовым сахаром печенье. Изящно откусывая его, она заговорила о том, как скучала по нему, а он в это время ел.

– Надеюсь, вскоре ваши обязанности не потребуют от вас беспрерывной занятости, – вежливо проговорила она.

– Человек такого положения, как я, всегда нужен, кошечка. Не многие способны принимать ответственные решения. – Он отложил на блюдо остатки печенья и взял пиалу с чаем. – А ты не будешь пить чай? – спросил он.

Его любезность столь необычна, что Айко мгновенно насторожилась. Пока вновь не обрела бесстрастность и хладнокровие, которые помогли ей сохранять невозмутимое спокойствие до сего момента.

– Когда доем печенье, господин. Печенье с розовым сахаром – мое любимое. – Она улыбнулась и изящно откусила еще кусочек.

Хироаки поднес пиалу к губам и остановился.

– Как приятно – жасмин, – пробормотал он и сделал глоток.

Сердце у нее сильно забилось, но она боялась не за себя, а за возможную неудачу. Ей хотелось, чтобы он сразу умер.

Чайная пиала маленькая, еще три глотка – и она пуста.

Она старалась, чтобы голос ее и улыбка оставались прежними, и продолжала излагать ему прозаические подробности своей жизни. Она похвалила цветы, которые он ей прислал, сказала, как высоко ценит его заботливость.

– Мне особенно понравились лилии, такие нежные. Вам нехорошо, господин? Вы побледнели. Не хотите ли, я укрою вас, если вам холодно? – И, поднявшись, она принесла стеганое одеяло и накинула ему на плечи.

– Сейчас пройдет, – пробормотал он, с силой выдохнув воздух и пытаясь сесть прямее, чтобы уменьшить стеснение в груди.

– Вы так усердно трудились, господин. Отдых пойдет вам на пользу. Лягте вот на эту подушку, – мягко предложила она, подсовывая подушку ему под голову.

– Ты славная детка, – прошептал он; дышать ему становилось все труднее.

– Благодарю вас. Закройте глаза и усните.

То ли что-то в ее голосе заставило его насторожиться, то ли он распознал действие яда, поскольку много раз приказывал применить его, но его глаза широко раскрылись от ужаса, и он попытался встать.

– Нет, – сказала она нежным голосом, сопровождая свои слова сильным толчком. – Вы никуда не пойдете.

Он открыл рот, чтобы позвать на помощь, но она рукой зажала ему рот.

– Напрасно вы убили моего ребенка, – сказала она, надавливая рукой что есть мочи, всей тяжестью своего тела. – Совсем напрасно так со мной поступили.

Он тяжело дышал. Но она, не отнимая руки, завалила его в подушки и глядела, как он умирает, как лицо его становится красным, потом синим, потом багровым, по мере того как легкие отказывались служить ему. Она взирала на все это, как могла бы смотреть на течение реки.

Она оцепенела.

Он отнял у нее жизнь.

И теперь, когда его не стало, она просто ждала, когда его люди уведут ее.

Когда наконец раздался стук в дверь, безжизненным голосом, не поворачиваясь, она только и сказала:

– Войдите.

Человек, стоявший на пороге, быстро оценил ситуацию и, сделав собственные выводы, быстро задвинул дверь. Оказавшись в комнате, где тишина пахла смертью, он раздумывал, как лучше поступить. Дама либо парализована, либо в шоке.

– Вы меня слышите, госпожа?

Голос его звучал незнакомо – в нем не было резкости, и Айко удивленно повернулась.

– Мы вам поможем. Понимаете, что я говорю?

– Кто вы? – Свой голос она услышала неожиданно четко и успокоилась, словно восстала из мертвых. Она почувствовала, как воля к жизни крепнет в ней.

– Друг.

Она уже готова была сказать «нет, это не так», но произнесла совсем другие слова:

– Как вы можете помочь? Его люди теперь заберут меня и убьют.

– Мы сами убьем его людей и вынесем тела.

Она ощутила тепло, разливающееся по всему ее телу, и сердце в ней ожило,

– Вы сделаете это для меня?

– И для моего хозяина. Он назначил хорошую цену за голову Хироаки.

– Как и многие.

– Слишком многие, не сосчитаешь, госпожа. Его смерть никто не станет оплакивать. Даже семья.

– Я перед вами в долгу.

– Нет, госпожа, вы избавили нас от многих забот. Оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Вам ничто не грозит. Дом окружен моими людьми.

Айко сидела неподвижно, пока приглушенные звуки драки раздавались за стенами комнат, странно уверенная в возможностях этого незнакомца; она счастлива, что долг ее перед нерожденным ребенком выплачен.

Эта скотина мертва.

А она жива.

Боги ее пожалели.

Когда подручный Юкиё вернулся, только и сказал:

– Мы покидаем вас, госпожа. – И отошел в сторону, пропуская двух человек, которые унесли труп Хироаки. – Главного инспектора найдут на дороге на Киото вместе с его людьми, убитыми разбойниками. Со слугами договорились – они будут молчать. Если вас будут допрашивать, не тревожьтесь. Никто не узнает, что он был сегодня в вашем доме. Даю слово.

Она верила ему, словно его устами вещал сам Амида. Она обратилась к нему:

– Трудно найти слова благодарности за то, что вы сделали. Я признательна вам от всего сердца.

– Мой хозяин услышит о вашей благодарности. – Он поклонился изящно и утонченно. И через мгновение исчез.

В ту ночь по улицам Эдо медленно тащилась повозка. Такэо держал вожжи, а груз сопровождала кучка нищих. Никто не стал бы их останавливать и даже подходить к ним близко, ибо «эта» – каста неприкасаемых. «Эта» вывозили покойников и чистили отхожие места – всегда по ночам, чтобы никто не мог оскорбиться их видом.

Пока они медленно тащились к Токайдо – большаку, который вел в Киото, – у Такэо было время поразмыслить, как наилучшим образом распорядиться большой суммой полученных за кровь денег. Может, стоит купить имение в своей префектуре или начать собственное дело. Он сможет на деньги, что заплатил ему Юкиё за голову Хироаки, даже жениться на дочери богатого купца.

Хотя пришлось долго ждать, когда главный инспектор снова посетит свою любовницу. Нанявшись на конюшню у Айко, Такэо слишком долго пришлось чистить стойла и исполнять другую грязную работу. Он уже почти передумал и решил составить иной план, когда наконец узнал о прибытии Хироаки.

Такэо немедленно приказал своим людям занять позиции.

Хотя кто бы мог подумать, что его миссию возьмет на себя скромная хозяйка дома. Он пожал плечами. Это доказывает только одно – как бывает обманчива внешность.

Госпожа Айко, наверное, заслужила часть наградных денег, думал он. Придется послать ей сколько-нибудь с запиской, объясняющей, откуда поступил неожиданный доход, и сделать это в таких выражениях, чтобы на нее не пало никаких подозрений.

С другой стороны, она очень хорошенькая малышка. Лучше он доставит ей деньги лично…