Текст книги "Нежнее шелка"

Глава 28

«Красавица Юга» вошла в гавань Гавра на высокой волне под ливневым дождем, двигатели ее работали на полную мощь, преодолевая бриз, подойти к берегу было трудно, потому что по причине шторма в гавани на якоре стояло множество судов.

Стоя на мостике, Хью вел корабль по узкому проходу между крупнотоннажными судами, стараясь не сбиться с курса в высоких волнах, и наконец достиг берега, сыпля благодарственной божбой, охваченный странной смесью эмоций.

С одной стороны, он рад, что добрался до Франции, где можно продать свой товар, – так он изменил свои планы за время плавания по причинам, о которых предпочитал не задумываться. С другой стороны, если он останется с принцессой, ему придется круто изменить свое поведение и поколебать основы своей независимости. В это он тоже предпочитал не вникать основательно. Он выругался, словно сильные выражения помогали навести порядок в сумятице, царившей у него в голове. И он передал командование Пэдди, не без смущения, вызванного его очевидным присутствием в качестве эскорта принцессы Отари и тем, что может означать такая публичная демонстрация.

Но когда он заговорил, голос его не выдал никакой нерешительности, звучал доверительно.

– Если возьмешь на себя таможню и разгрузку, мы поедем вперед. Ты найдешь нас в «Гранд-отеле».

– Решили обзавестись хозяйством, а?

– Нет. – Прозвучало отрывисто, четко, с легким укором. Это именно та сфера, вмешательство посторонних в которую казалось ему крайне нежелательным.

– Похоже, у вас все еще каникулы?

– Похоже, это не твое дело, – грубо оборвал его Хью.

– Мне просто не хочется, чтобы вы наделали глупостей, – заметил Пэдди.

– Не припомню, чтобы в последнее время я делал глупости.

Если не считать, что он ввязался в смертельно опасные приключения по дороге в Осаку ради женщины, которую почти не знал.

– Может, оно и так, но если будете жить с принцессой в «Гранде», об этом станет известно всему городу через полдня. Как ее брат посмотрит на такое? – Пэдди пожал плечами. – Я просто предупреждаю, босс.

– Благодарю за заботу, – сухо сказал Хью. – И это говорит человек, женившийся на женщине, которую выбрал в кабаке.

– И горько об этом сожалею.

Некоторое время Хью смотрел на него смущенно, поскольку правдивые слова Пэдди его встревожили.

– Ладно. Ты исполнил свой долг, предупредив, а теперь вот что, – продолжил он грубовато, – я поговорю с торговцами шелком завтра. Те рулоны, что мы получили от Кусавы, превосходны и стоят того, чтобы с ними подождать. Юкиё пообщается с каким-то приятелем своего друга здесь, в Гавре, а потом встретится с нами в Париже. Когда прибудешь в Париж, мы отпразднуем успехи и подсчитаем наши доходы. – Он направился к двери, но, полуобернувшись, сказал с ухмылкой: – Я слышу, как ты отвечаешь: жокей, да?

– Как будто это что-то меняет, – пробормотал Пэдди, когда дверь за Хью захлопнулась.

– Любит он дам, любит, – скабрезничал боцман. – Он будет трахаться с этой принцессой еще месяца три, даже отговаривать не стоит. Его теперь не образумишь.

– А потом нам придется смотреть, как он напивается до беспамятства, нянчиться с ним, когда от нее откажется, а случится это очень скоро. Заметь, он стал осторожен, наш капитан.

– Винить его в этом не стану после всех неприятностей с его женитьбой.

– Что верно, то верно.

– Ставлю три против одного, что он выкарабкается, еще и полмесяца не пройдет.

– Не-а. Только деньги потеряешь.

– Я знаю его почти столько же, сколько и ты, и говорю – полмесяца, и ни дня дольше! Ставлю пять против одного ради куража!

– На таких условиях не откажусь, – поддержал Пэдди.

– Если боишься…

– Да ладно, бой, только, когда проиграешь, не ропщи.

Всю вторую половину дня Тама укладывала свои новые платья в чемоданы, которые ей принес Хью, и когда он вернулся в каюту, то нашел ее сидящей на краешке стула, одетую, даже в шляпке.

– Вы, кажется, волнуетесь.

– Я вся дрожу. – Она вытянула руки, затянутые в перчатки цвета лаванды. – Смотрите.

– Значит, не вполне готовы к сражению, – пошутил он.

Она улыбнулась:

– Может быть, именно это мне и нужно. Что-то знакомое, будто мечи в руках.

– А мечи вы упаковали?

– Конечно. В первую очередь. Мой отец приказал изготовить их для меня, когда мне было десять лет.

Сейчас она кажется чуть старше, думал он. Ее хрупкость подчеркивают платье с узкой талией, облегающий жакет и маленькая дерзкая шляпка с бантами и перьями.

– Дайте мне минутку, чтобы закинуть вещи в чемодан, и я устрою вам первую в вашей жизни поездку на поезде.

Пока он укладывался, она сидела тихо, сжав руки на коленях, прикусив нижнюю губу, и мысли у нее были в смятении. Теперь, когда она практически здесь, во Франции, ей казалось уже не таким легким делом просто войти в дом брата и сказать ему, что он должен ехать в Японию и – что вполне вероятно – встретиться лицом к лицу со смертью. Он может отказаться. Наверное, каждый нормальный человек отказался бы. Разве не безответственно с ее стороны даже подумать, что она может сразиться с мощью нового правительства и победить?

Глава 29

Была глубокая ночь, когда они добрались до отеля, но Хью, очевидно, останавливался здесь и раньше, потому что управляющий приветствовал его по имени и сказал:

– Ваш номер готов, капитан, – и проводил их в апартаменты на втором этаже, выходящие окнами на Сену.

Тама не обратила внимания на косые взгляды управляющего; цензура света была ей неведома; положение, которое она занимала в Японии, заведомо означало, что ее интересы превыше превратностей судьбы.

Хью также не сосредоточился на поведении управляющего, привыкнув делать то, что нравится. Но понял его сальный намек, когда этот человек произнес:

– Желаю вам, капитан, весело провести у нас время. Вам никто не помешает.

Не собираясь реагировать на циничные инсинуации, Хью сказал:

– Мне вскоре понадобится экипаж.

– Экипаж готов, месье. Указания, которые вы телеграфировали, были очень подробные.

– А кучер? Он хорошо осведомлен о парижской жизни?

– Лучше всех, месье. Он знает всех известных людей в городе.

– Пришлите его.

– Теперь, месье? – Управляющий бросил взгляд на Тама, которая, скинув жакет, стояла перед зеркалом, снимая замысловатую шляпку. – Э-э-э… это от Делароша… без сомнения, – пробормотал француз. – Перья – это его подпись. Дама, конечно же, делает честь этой шляпке, месье, если позволительно так сказать. Очень хороша!

Хью смотрел на него, считая до трех.

– Да. Так как насчет кучера?

Встретившись с тяжелым взглядом, управляющий осекся, поняв, что превысил свои полномочия, и извинился с низким поклоном:

– Прошу прощения. Я сей же момент пришлю кучера, а если вам нужно что-то еще…

– Я позвоню, – прервал его Хью.

– Да, пожалуйста. Мы очень рады, что вы опять остановились у нас.

И, снова поклонившись, управляющий попятился к двери и, заинтригованный неожиданной сдержанностью капитана, вышел. Дамы, которых он привозил в «Гранд» раньше для мимолетных развлечений, были иного пошиба. Стало быть, тут что-то другое.

Положив шляпку и перчатки на консольный столик, Тама повернулась к Хью.

– Наверное, нужно дождаться утра, чтобы повидаться с моим братом.

– Это разумно.

Она слегка приподняла брови:

– А вы всегда разумны?

– Надеюсь. – Если бы это было так, не стоял бы он в номере парижского отеля с женщиной, от которой ему следовало бежать – уже в Осаке, или в Гонконге, или, возможно, в каком-нибудь порту по пути во Францию. И в Гавре он мог бы попрощаться с ней, уже не опасаясь за ее безопасность. – Пока же мы можем, – сказал он, отстраняя все причины, по которым ему следовало бы покинуть ее, – предпринять поездку в экипаже по Парижу. До рассвета осталось совсем немного времени. Тогда, в приличное время, мы сможем прийти к вашему брату.

– Что значит – приличное?

Ее прямота всегда восхищала его – в отличие от других женщин, которых он знал.

– Самое раннее – в девять часов.

– В девять! Дома я уже четыре часа, как встала бы, закончила утреннюю тренировку доджо и занималась повседневными делами.

– В Париже в девять встают только те добродетельные души, которые посещают службу. Большинство светских людей редко открывают глаза до полудня. Но мы можем по крайней мере заехать в девять и оставить визитку.

– Если окажется, что брат в девять еще не встал, я его разбужу. Он возражать не станет.

– Вам виднее.

Она искоса посмотрела на него:

– Обычно вы не уступаете с такой готовностью.

Он пожал плечами:

– Не собираюсь становиться между вами с братом. Мне там не место.

– Вот именно. Ваше место не там.

Своим тоном она задела его – вероятно, так же не беспокоясь, как и он, что все это означает.

– Это верно, принцесса, – спокойно сказал он, не давая себя спровоцировать. Слишком много он теряет. Хотя, не будучи вполне уверен, что слово «теряет» уместно, он мягко добавил: – Послушайте, мы с вами оба устали. Давайте совершим эту прогулку и не будем думать об утре до утра.

– Хорошая мысль. – Она слабо улыбнулась, вспомнив о совете учителя Догена: чтобы преодолеть все трудности, оставь в покое мириады вещей.

Хью позвонил и велел изменить свои указания, и вскоре они вышли из отеля и увидели ждущий их экипаж. Кучер оказался маленьким, юрким уроженцем Прованса, который уже долго проживает в Париже и знает и парижское дно, и высший свет, и найдет любую улицу и переулок.

Едва завидев Тама, он сказал с галльской самонадеянностью:

– В Энгиене целая колония ваших соотечественников.

– Мы ищем принца Отари, – заметил Хыо, усаживая Тама в четырехместный экипаж. – Он не так давно переехал. – Последнее письмо, полученное Тама от брата, сообщало, что он собирается купить новый дом.

– Из Марэ в Энгиен, – сообщил извозчик. – У него чуть ли не самые лучшие конюшни.

Тама улыбнулась: ей показалось, она недалеко от дома. Брат просто обожал лошадей.

– Мы заедем к принцу в девять. Пока же прокатите нас по городу.

Усевшись, Хью закрыл дверцу и вальяжно развалился на сиденье. Когда экипаж тронулся, на него вдруг нашло наваждение, словно он уже ездил вот так с Тама. Господи, кажется, он действительно устал.

Даже ночью улицы Парижа заполонила знатная и модная публика, которая перемещалась между обедами, приемами и вечеринками, – светское общество развлекалось до рассвета.

Тама словно не замечала шума и суеты, мысли ее были обращены внутрь себя, взгляд не задерживался на внешнем мире.

Решив не расспрашивать, о чем она думает, поскольку их утренний визит вполне мог привести во многих отношениях к краху, Хью рассказывал ей о достопримечательных местах, мимо которых они проезжали, время от времени приводил исторические справки, позволяя молчанию длиться в промежутках, когда его собственные размышления выходили на первый план.

Если повезет, визит их может пройти совершенно нормально, а если нет – не избежать обмена колкостями и резкостями; результат зависит от теперешних взглядов принца Отари на этикет. В Японии половая связь не порочит женщину, но на Западе преобладают двойные стандарты. Женщине непозволительно вести себя так же свободно, как мужчине. Если принц отнесется к их отношениям неодобрительно, Хью не знал, что сделает… или не сделает. В подобной ситуации ему бывать не доводилось.

Связи, половые или какие-либо еще, не главное в толчее эмоций, мятущихся в голове у Тама. Больше всего ее тревожила стойкость ее брата – точнее говоря, недостаток этого свойства в его характере. После первой поездки во Францию он вернулся домой, очарованный всем европейским. После второго визита стал еще более равнодушен к политической борьбе, которая в конце концов привела Японию к гражданской войне. Он не был воином, его больше интересовали поэзия и живопись, а также книги.

Как он отнесется к ее требованию взять на себя роль главы дома Отари? Рискнет ли?

Она не знала.

Глава 30

Когда они вскоре после наступления девяти часов прибыли в загородный дом принца Отари, его не было дома, как высокомерно сообщил им дворецкий.

– Скажите моему брату, что с ним хочет говорить принцесса Отари. И если он еще спит, разбудите, – приказала Тама.

Ошеломленный ее внезапной властностью, Хью уставился на маленькую фигурку женщины, стоявшей рядом с ним, которая испепелила дворецкого взглядом.

– Думаю, вам лучше сделать так, как она говорит, – подсказал он. – Она очень хорошо владеет мечом.

Слова Хью побудили напуганного мажордома к действию, потому что он подозвал лакея. Когда он повернулся, чтобы поговорить со своим подчиненным, Тама двинулась вперед.

– Мы будем ждать принца в гостиной, – сказала она. – И скажите брату, чтобы поторопился.

От ее повелительного тона голова у домоправителя повернулась так резко, что хрустнул его накрахмаленный галстук.

Подавляя усмешку, Хью подмигнул дворецкому:

– Она привыкла все делать по-своему. Может, вам стоит самому пойти доложить принцу?

В гостиной ничто не напоминало о Японии, убранство исключительно французское и по современной моде – везде бахрома и прочие украшения, великолепный в смысле узоров и расцветок текстиль, затейливая мебель, столь любимая во времена Второй империи при Луи Наполеоне Бонапарте.

– Ваш брат стал французом, судя по всему, – заметил Хью, окидывая комнату оценивающим взглядом. «И на издержки не поскупился», – подумал он, узнавая работу прославленного мебельного мастера Второй империи.

– Не знаю, хочется ли мне это слышать, – возразила Тама, стараясь подавить напряжение, от которого у нее заныла шея. Она не хуже Хью сознавала очевидность этого превращения. Подойдя к окнам, выходящим в сад, совершенно бесцветный в это время года, исключая зелень подстриженных тисов, она заставила себя хоть немного успокоиться. Комей – ее брат, сказала она себе. Он придет ей на помощь.

Хью стоял в отдалении от модно одетой женщины у окна, и вдруг его охватила стеснительность. У него мелькнула мысль, что у него нет никакого права находиться здесь, в лоне семьи, и под воздействием этой внезапно горестной мысли он резко сказал:

– Может, предпочитаете, чтобы я ушел?

Она повернулась:

– Вы этого хотите?

– Просто подумал, что помешаю вашей встрече.

– Нет, – раздраженно произнесла она.

– Успокойтесь, золотко.

– Я совершенно спокойна.

– Кто вы такой, чтобы называть мою сестру золотком? – осведомился холодный голос.

Оба повернулись к дверям.

– Комей! – воскликнула Тама, быстро направляясь к брату.

– Кто этот человек? – требовательно спросил принц Комей, неподвижно стоя на пороге.

– Капитан Драммонд. Он спас мне жизнь, так что можешь поблагодарить его, а не говорить, как главный палач. – И Тама улыбнулась, подойдя к брату. – Комей, Хью Драммонд. Хью, мой брат. – Она обняла брата.

– Приношу извинения, капитан Драммонд. – Комей сдержанно улыбнулся Хью, глядя через плечо Тама. – Сестра всегда была… порывиста.

Маленькая пауза перед словом «порывиста» вызвала укол ревности, к которой давно уже Хью считал себя неспособным. Принцесса не стеснялась просить о том, чего ей хочется, особенно в постели.

– В бою ее порывистость спасла мне жизнь, – сказал он, выбрав наименее неделикатный пример ее смелости. – Я в долгу перед вашей сестрой.

– Несколько раз мы с трудом спаслись благодаря Хью, – заметила Тама, отступая от брата. – И еще он привез меня на своем пароходе, чтобы я могла прийти к тебе. Нас всего лишили, Комей, – спокойно сказала она – Отец и его воины перебиты. Наш дом сгорел, наши враги решили нас уничтожить. Ты обязан вернуться и помочь расправиться с противниками.

Вошли два лакея с чайными подносами.

– Пойдемте присядем. – Принц жестом указал в сторону чайного столика.

Тама с трудом удержалась, чтобы не удалить лакеев, считая их появление неуместным. Но только сказала ласково:

– Вижу, ты по-прежнему обожаешь сахарное печенье.

– Кое-кто из наших слуг здесь со мной.

– Я и забыла. Конечно. – В те времена, когда Комей уехал, утрата дюжины слуг считалась делом случайным. Хотя сейчас никого из их прежних слуг не видно; все вроде бы французы.

Пока слуги готовили стол для чаепития, разговор шел о погоде и морском путешествии. Но как только лакеи вышли, в комнате воцарилась напряженная атмосфера.

– Не вижу никого из наших старых слуг, – небрежно заметила Тама, подкрепляясь печеньем.

– Они внизу. – Комей, наливавший чай в пиалу, поднял глаза. – Ты понимаешь.

Она понимала. Брат не хотел ничего такого, что не соответствовало бы образу французского аристократа, каковым он хотел быть. Его короткие волосы, костюм, галстук с бриллиантовой булавкой, перстни на пальцах – все было комильфо.

– Отец погиб в сражении при Вакамацу, – заявила она без перехода, желая поколебать воплощаемый им «прекрасный идеал». – Не знаю, известны ли тебе подробности. Осада была долгой, битва кровавой, и все закончилось резней. Тяжело раненный, Сёсё испустил дух после того, как доставил мне последнюю весть от отца.

– Я горюю по отцу, – сказал Комей голосом, лишенным каких-либо эмоций. – Мы наслышаны о той битве и об окончании гражданской войны. Плохие новости доходят быстрее. Но все это кажется мне таким бессмысленным – ужасы и убийства, утрата поместий…

– Попытаться остановить тиранию, Комей, это не бессмысленно. Отец сражался за правое дело, за прогресс. Мы обязаны продолжить его дело. Император должен быть на стороне влиятельных семей. Вернись домой, чтобы защищать наше дело. Помоги мне бороться за лучшую долю нашей страны.

Комей поставил пиалу на столик.

– Теперь моя страна здесь. И император нас не простит. Ты знаешь, как Сацума и Тёсю старались добиться нашего низвержения. Теперь они у власти. Все кончено. Неужели ты не понимаешь?

– Но так быть не должно! – воскликнула Тама, откладывая печенье, и наклонилась вперед от волнения, уверенная в своей правоте. – Как же ты не понимаешь! При Вакамацу были десятки кланов, которые уже получили прощение – кое-какие многолетние враги Сацума и Тёсю. Ёсинобу, сам сёгун, живет в уединении, его поместий почти не коснулись. Мы можем вернуться. Можем, Комей!

– Мы не собираемся возвращаться. – Голос был мягкий и низкий, но бескомпромиссный. – Скажи ей, Комей.

В дверях, держа на руках сына, стояла жена Комея.

– Ты говорил, что так и будет, если она выживет. – Мийо оставалась стоять в дверях, словно проклятое прошлое могло обрушиться на нее, если она войдет. – Ты говорил, что твоя сестрица приедет за тобой. – Слезы блеснули в ее глазах. – Ты говорил, что она будет настаивать…

Встав с кресла, Комей подошел к жене и ласково повлек ее в комнату. Ребенок у нее на руках смотрел на незнакомцев с испугом.

– Тама, это Мийо и наш сын Таро. Мийо, познакомься с моей сестрой и капитаном Драммондом.

Мийо склонилась, хотя и явно неохотно; на гостей она взирала мрачно.

– Садись, – попросил Комей, предлагая жене кресло. – Выпей с нами чаю.

Жена принца действительно красива, думал Хью, просто ослепительна, потому и вскружила Комею голову. Или, быть может, они родственные души. Хотя вряд ли, ведь они из разных слоев общества. Но какова бы ни была причина, принц в Японию не вернется. Ясно как день.

Тама тоже все поняла еще до того, как чаепитие закончилось. С энтузиазмом, удивившим ее, брат заговорил о своем новом доме и стране, о железнодорожных акциях, которые приносят невероятный доход, о салонах, где он и другие поэты читают свои стихи перед знатоками поэзии. Одна из его скаковых лошадей заняла призовое место на скачках в Лоншане, не скрывая гордости, сказал он. Но, наверное, главный аргумент убедил ее, что брат не передумает, – они с женой опять ждут ребенка.

– И подумайте, – продолжал Комей, – когда Хори Курано Ками призывал Ёсинобу совершить харакири после поражения при Тоба, сёгун рассмеялся на его слова и сказал, что варварские обычаи вышли из моды. И был прав – феодальный строй теперь лишь воспоминание. Оставайся здесь, с нами, – предложил он. – Даже и не вздумай возвращаться назад и подвергать свою жизнь новым опасностям.

Тама посмотрела на Хью.

Он говорил мало, не желая высказывать свое мнение по такому явно семейному вопросу.

– Насчет риска ваш брат абсолютно прав. – Он слегка пожал плечами. – Но, с другой стороны, и на Елисейских полях вас может переехать неумелый возница.

Ее озарила улыбка, напомнившая ему о той сильной духом женщине, с которой он сражался плечом к плечу, пробираясь в Осаку.

– А вообще-то я умираю от скуки и усталости, – усмехнулся он. – Вы ведь не хотите, чтобы это действительно произошло.

Тама сложила салфетку и положила на стол.

– Вы должны прийти в «Гранд-отель», – сказала она, вежливо улыбаясь и поднимаясь с кресла. Разочарование от решения ее брата не было для нее полной неожиданностью. – Приходите как-нибудь ко второму завтраку, а потом и маленький Таро сможет нас навестить.

– Нас? – Губы принца сложились в твердую прямую линию, лицо стало строгим.

– Мы с капитаном снимаем номер в «Гранде».

– Вместе? – тревожно спросила Мийо, взглянув на мужа, словно ища моральной поддержки.

– Да, вместе.

– Здесь такие вещи не приняты, – заявил принц с отчетливым холодком в голосе.

– В отеле, кажется, никто не возражает. – Тама явно не собиралась подчиняться брату, как и никогда не подчинялась. – Или вы предпочли бы встретиться с нами в каком-нибудь другом…

– Лучше ты приходи к нам в любое время, Тама, – перебил ее брат. – Так будет лучше для всех.

Он намеренно не упомянул о приглашении Хью. Вопиющее оскорбление.

На сей раз в жесткую линию сложились губы у Тама.

– Капитан спас мне жизнь, Комей. Он заслуживает уважения с твоей стороны.

– А ты заслуживаешь его уважения.

– Оно у меня есть, – коротко ответила она.

– Не хочу вас оскорбить, но я понял, что не имею никакого права присутствовать здесь, – вмешался в разговор Хью, пытаясь предотвратить ссору брата с сестрой. Он поднялся, когда встала Тама, и затем, жестом указав на дверь, проговорил: – Я подожду на крыльце.

– Ни в коем случае! – Тама бросила взгляд на Хью. – Не смейте уходить. Комей, извинись сию же минуту!

Принц нахмурился.

Хотя Комей придерживается определенного этикета, среди его правил нет такого, по которому полагается вставать, когда встает женщина, отметил про себя Хью. Форма обхождения у принца гибкая, судя по всему.

– Извинения вовсе не обязательны, – пробормотал Хью. – Ваш брат хочет защитить вас.

– Ха! – фыркнула Тама. – Защитить меня! От чего? От каких-то французских правил приличия? Лучше бы он выступил рядом со мной против наших врагов.

– Мечом ничего не уладишь, – сердито заявил Комей. – Нашему отцу давно следовало понять это. И тогда наши земли никто не тронул бы.

– Против нас выступили наши заклятые враги! – пылко возразила Тама. – Разве найдется еще такой, кто не станет защищать свою землю?

– Я приехал во Францию, чтобы избежать таких решений.

– Он не такой, как вы! – воскликнула Мийо. – Неужели вы не понимаете?! Он поэт! Он человек мирный!

– У него есть возможность заниматься тем, что ему нравится, потому что наш отец защищал то, что принадлежало нашему роду на протяжении многих веков. Свобода выбора осталась невознагражденной!

– Поймите же, здесь он счастлив! – воскликнула Мийо, так сильно стиснув ребенка на руках, что тот капризно завопил. – Люди разные…

– Тише, Мийо. – Комей положил руку на плечо жены, а потом встретился взглядом с сестрой. – Я не могу сражаться, как ты, – тихо сказал он, и в голосе его уже не слышалось негодующих ноток. – Никогда не мог. Прости.

– Понимаю. – Наверное, она всегда это понимала. – Мне не следовало приезжать.

– Оставайся с нами, – умоляющим голосом заговорил брат. – Не возвращайся в Японию. Поговори с другими людьми в нашем обществе эмигрантов. Ты увидишь – все согласятся со мной. Если ты вернешься, твоя жизнь будет поставлена на карту.

– Почему-то меня это не беспокоит.

– Я знаю, что ты подразумеваешь. Приходи в среду в салон Хаттори, – заклинал принц. – Поговори с ним. У него есть связи в новом правительстве. Он тебе подтвердит, что двор не прощает тех, кто противостоит ему.

– Спасибо, приду. А теперь извините, я хочу вернуться в отель и лечь спать.

– Ложись здесь, – предложил брат, протягивая к ней руку.

– Может быть, в другой раз, Комей. Спасибо.

– Я пришлю тебе записку с адресом Хаттори, – быстро сказал он. – Обещай, что придешь.

Она кивнула.

– Приду. – И, глянув на Хью, Тама улыбнулась. – Вы готовы?

– Да, мадам.

Скрытый жар этих слов поразил оевропеившееся, недавно освоившее западное ханжество души семейство. Раскрыв рты, принц и его жена смотрели, как их гости вышли, держась за руки.