Текст книги "Гнилое яблочко"

Глава 5

Мне больше не хочется отвечать на неудобные вопросы, поэтому весь остаток дня я читаю комиксы у себя в комнате. В какой-то момент я замечаю, что сквозь шторы пробивается солнечный свет. По подбородку у меня стекает слюна. Лимон стоит возле стола и держит сковородку над полыхающей мусорной корзиной.

Я мгновенно пробуждаюсь и сажусь на кровати. Отодвигаюсь подальше. Таращусь на огонь.

– Спокойно, – говорит Лимон. – Этот под контролем.

Этот? В отличие от других, которые были не под контролем?

– Урок начнется через десять минут, – добавляет он.

– Какой урок? – выдавливаю я.

– Расписание у тебя на Килтер-планшете. Он на твоем столе.

Я еще секунду смотрю на огонь, потом скатываюсь с кровати и беру со стола предмет, похожий на огромный айфон. Он напоминает ту штуку, что была в руках у Анники вчера за ужином. Устройство сразу же включается, и на экране мерцают шесть слов, написанных синими буквами:

«Синус Хинкль, первый год, первый семестр».

– Он может распознать тебя по любой части тела, – замечает Лимон.

– Что-то вроде считывания отпечатков пальцев? – спрашиваю я, глядя, как синие буквы гаснут.

Лимон вытаскивает собственный Килтер-планшет из кармана джинсов. Показывает мне темный экран, потом кладет устройство на пол и нажимает на него пальцем ноги. На экране загораются шесть синих слов:

«Лимон Оливер, первый год, первый семестр».

– Тебя на самом деле зовут Лимон? – спрашиваю я.

Лимон не отвечает. Он поднимает с пола планшет и возвращается к горящей мусорной корзине, которая теперь снова под контролем. На столе у него лежат пачка яиц и пакет с хлебом, оба открытые.

Пока он готовит, я вожусь с мини-компьютером. Дотрагиваюсь до вращающегося конверта с подписью «K-mail», и на экране высвечивается около дюжины непрочитанных сообщений. Я открываю то, у которого в теме указано «Хинкль С., расписание».

– Биология? – читаю я. – Математика? Изобразительное искусство?

Эти предметы не сильно отличаются от тех, что я проходил в средней школе Клаудвью.

Мое сердце падает – но через мгновение начинает радостно биться. Значит ли это, что я вернусь в Клаудвью? И все эти предметы помещены в расписание затем, чтобы я не сильно отстал?

Эта мысль так приободряет меня, что я даже выуживаю из сумки чистую футболку и джинсы и переодеваюсь. Костюм я вешаю в шкаф, чтобы он не помялся еще сильнее, – на случай, если мне когда-нибудь снова придется его надеть.

Я расправляю на вешалке белую рубашку и тут вспоминаю о запонках-роботах. Их до сих пор нет. Я спрашивал у работников Кафетерия, не попадались ли они им на глаза, но они не попадались. Ума не приложу, как я ухитрился их потерять, – я теребил их за несколько минут до их исчезновения и после этого даже не ерзал на стуле.

Закончив с готовкой, Лимон несет мусорную корзину в ванную и включает воду. Я бросаюсь к телефону и нажимаю на «вызов».

– Горячая линия для горячих голов, – говорит женский голос. Кажется, тот же самый, что и вчера.

– Привет, я звоню, чтобы сообщить о… – я замолкаю. О чем я хочу сообщить? – Ну, у меня есть… то есть были… такие запонки. Мне их папа подарил на день рождения, и я вчера их надел на ужин, а потом они исчезли.

– Исчезли.

– Да.

– Ты смотрел на них, а в следующую секунду они растворились в воздухе? Прямо у тебя на глазах?

Я понимаю, что это прозвучит по-дурацки, но говорю:

– Примерно так.

– Значит, ты думаешь, что их кто-то украл?

– Что? Нет, я…

– Ты хочешь сообщить о краже?

В ванной теперь тихо. Боясь, как бы Лимон не услышал, я прижимаю трубку ко рту, заслоняю ее рукой и понижаю голос.

– Я не знаю, что именно случилось, я просто…

– Симус Хинкль, – громко говорит женщина, как будто диктует мое имя кому-то, кто сидит с ней в одной комнате. – Стукачество первой степени!

Слышится щелчок, и она отключается.

Лимон возвращается в комнату с дымящейся мусоркой. Он кидает поверх черной мокрой кучи пустую одноразовую тарелку, берет со стула рюкзак и засовывает ноги в мокасины.

– Увидимся.

– Погоди! – Я кладу телефон на место и мечусь по комнате, хватая кроссовки, планшет, тетрадку и ручку. К тому времени, как я запираю за собой дверь, Лимон уже заворачивает за угол. – Я с тобой!

Он не останавливается, но замедляет шаг. Я нагоняю его, и мы вместе выходим из корпуса во внутренний двор. Мы не разговариваем, и я этому только рад – я наслаждаюсь неожиданно выпавшей мне возможностью снова дышать свежим воздухом, слушать пение птиц и наслаждаться красками осени. Листья всегда такие красивые? Надо будет спросить у мамы.

– Ты связывался с родителями с тех пор, как сюда попал? – спрашиваю я. Мы заходим в трехэтажное здание. Своими гладкими деревянными стенами оно напоминает мне домик для лыжников где-нибудь в горах.

– Не-а, – отвечает Лимон.

Это все, что он успевает сказать, прежде чем войти в класс. Я следую за ним. Лимон шаркающей походкой проходит мимо парт и устраивается на диване в глубине комнаты, а я выбираю себе место во втором ряду. Я бы сел на первый ряд, чтобы произвести на учителя хорошее впечатление, но там больше никто не сидит, и мне не хочется выделяться.

В класс заходят другие ребята. Большинство из них – мои ровесники, есть несколько человек на пару лет помладше. Они занимают свои места и выкладывают на стол ручки и тетрадки. Мне интересно, что натворили все эти ребята, прежде чем сюда попасть.

Согласно расписанию, урок должен начаться ровно в девять. Я наблюдаю за секундной стрелкой на часах, висящих над дверью. В восемь часов пятьдесят девять минут мой пульс убыстряется. В восемь часов пятьдесят девять минут тридцать секунд к лицу приливает кровь. В восемь часов пятьдесят девять минут пятьдесят пять секунд я вытираю рукавом пот со лба.

Когда секундная стрелка приближается к двенадцати, я сжимаюсь в ожидании пронзительного звонка. Сейчас строгий учитель должен рывком распахнуть дверь и войти в класс. Так начинается день с мистером Карлтоном, нашим учителем в Клаудвью, – а он в ответе за самых обычных, довольно послушных детей. Как знать, насколько суровым окажется учитель в школе для трудных подростков? Может, он будет кричать на нас? Или задаст нам домашнее задание, над которым придется сидеть всю ночь? Или…

Дверь открывается. Я задерживаю дыхание, но звонка нет. Нет и строгого сердитого учителя. Вместо него я вижу высокого парня, который выглядит так, будто только что проснулся.

– Привет! – говорит он.

Я думаю, что сейчас он сядет вместе с нами за парту, но он подходит к доске, плюхается в кресло и зевает. Я вспоминаю, что Анника вчера мне его представляла, – кажется, его зовут Гарольд. На нем линялые джинсы, оранжевая футболка с двумя скрещенными кулаками и летные очки. Светло-русые волосы достают до плеч; они все перепутались, словно он целую неделю их не расчесывал.

Не снимая очков, он водружает на стол спортивную сумку и копается в ней. Когда он извлекает на свет плюшевого единорога, позади меня раздается стон.

– Как вам это удалось? – спрашивает какая-то девочка. – Я же так хорошо его спрятала!

– Видимо, недостаточно хорошо. – Гарольд замахивается и бросает единорога. Он приземляется перед девчонкой с короткими светлыми волосами. – Десять штрафных очков Гудини, Гэбстер – ноль.

Следом он вытаскивает из сумки комикс.

– «Бетти и Вероника», двойной выпуск? Даже не знаю, стоит ли это возвращать! – Легким движением руки он запускает журнал в воздух, и тот ложится на стол перед мальчиком с торчащими черными волосами, который хлопает себя журналом по лбу. – Еще десять очков мистеру волшебнику, Эйбу – ничего.

Он достает из сумки айпод, связку ключей и свитер. Фрисби, игрушку-пружинку и скакалку. Продолговатая зажигалка в виде спички достается Лимону. Ребята улыбаются и хмурятся: они рады, что получили свои вещи обратно, но раздосадованы тем, что перед этим их лишились. Я пытаюсь понять, что происходит; тем временем Гарольд, который, судя по всему, любит, когда его называют Гудини, вытягивает из сумки зеленую ленту. Он зажимает пальцами один конец и поднимает ленту.

– Элинор-Элинор. – Он качает головой. Я поворачиваюсь на стуле и вижу, как по проходу идет девочка с рыжими волосами и глазами медного цвета. – Совсем не так трудно, как я надеялся, – говорит ей Гудини.

Она берет ленту и возвращается на место. Когда она проходит мимо меня, я пытаюсь ей улыбнуться, но она не замечает – она завязывает на голове аккуратный зеленый бант, глядя прямо перед собой.

Гудини хлопает в ладоши. Я подпрыгиваю, оборачиваюсь и вижу, что он сдвинул очки на затылок… и смотрит прямо на меня.

– Эгей, Хинкль. – Он ухмыляется.

Я оглядываюсь – как будто за мной может сидеть мой клон.

– Новенький растерялся. Кто-нибудь объяснит ему, что происходит?

Все оборачиваются и смотрят на меня. Я сползаю на стуле.

– Никому не нужна золотая звездочка, да? – хмыкает Гудини. – Что ж, логично. Я…

– Гудини украл наши вещи.

Я снова оборачиваюсь. На этот раз Элинор глядит на меня.

– Так надо для занятий, – продолжает она. – Он каждую неделю старается незаметно стянуть что-нибудь из наших вещей. Когда ему это удается, он получается штрафные очки. Когда не удается – очки получаем мы.

Новенький теперь растерялся еще сильнее.

– Но я думал, это урок математики, – бормочу я.

– Да, это он, – кивает Элинор. – В нашей Академии на уроках математики мы отнимаем и складываем чужие вещи.

– Поберегись!

Я успеваю увидеть, как Гудини бросает мне две маленькие блестящие штучки.

– Первое правило Академии Килтер: не наряжайся, чтобы произвести впечатление, – говорит он. – Есть более важные вещи, чем то, подходят ли твои носки к ботинкам – или запонки к скучной рубашке, если уж на то пошло.

С бешено бьющимся сердцем я хватаю запонки и засовываю в карманы джинсов.

– Кто хочет рассказать о втором правиле? – спрашивает Гудини.

Все молчат. Потом Элинор произносит:

– Получай как можно больше штрафных очков и как можно меньше золотых звездочек. Это у нас вместо оценок. Штрафные очки – пятерки, звездочки – единицы.

Интересно, а что насчет троек и четверок? Должно же быть что-то между штрафными очками и золотыми звездочками? Серые треугольники, к примеру…

И что это за безумная система, при которой штрафные очки считаются чем-то хорошим?

– Третье правило? – подсказывает Гудини.

– Надо ходить на уроки, – продолжает Элинор. – У нас шесть уроков в день, с понедельника по пятницу. Три утром и три вечером. Время от времени нам читают лекции по истории – мы узнаем об этом по K-mail. Когда ты не на уроке, тебе надо выполнять задания, заниматься и развлекаться.

– В твоем распоряжении масса разных вещей, и все бесплатно, – добавляет Гудини. – Телевизор, кино, компьютерные игры – все что угодно. Просто нажми на иконку с праздничным колпаком на своем планшете и выбирай из списка. И кстати, о развлечениях: как звучит четвертое правило?

– Тебе надо подловить всех учителей, – говорит Элинор.

– Подловить? – спрашиваю я, пораженный. – В каком смысле?

– Преподаватели Академии Килтер, включая твоего покорного слугу, – объясняет Гудини, – научат тебя навыкам, которые пригодятся, чтобы пугать и удивлять взрослых и доставлять им другие неприятности. Чтобы перейти на следующий уровень обучения, ты должен к концу семестра использовать эти навыки и удивить и напугать своих учителей или доставить им другие неприятности. Ты можешь делать это в любом месте и в любое время. Единственное ограничение: ты должен подловить каждого преподавателя именно с помощью того навыка, которому он тебя обучил.

– То есть чтобы подловить вас, – медленно говорю я, стараясь все это осмыслить, – мне надо будет что-нибудь у вас украсть?

– Так, чтобы я не заметил, – ухмыляется Гудини. – Желаю удачи. Я почти такой же крепкий орешек, как мистер Громер.

Мистер Громер. Самый старший учитель за вчерашним столом.

– А что он ведет? – интересуюсь я.

– Он историк. Почти не отходит от Анники, так что подловить его очень трудно. Фактически это единственный преподаватель, которого разрешается доставать любыми способами – и которого не обязательно подловить, чтобы перейти на следующий уровень.

– Это не значит, что ты не можешь попробовать, – подает голос мальчишка с другого конца класса.

– Но это значит, что у тебя вряд ли получится. Если по какой-то загадочной причине ты все-таки в этом преуспеешь, то получишь дополнительные кредиты – и огромное уважение со стороны всей Академии. – Гудини кивает Элинор. – Последнее правило?

– Правил больше нет, – говорит она.

– Есть вопросы?

– Ага, – говорит парень с задней парты. – Мы все это уже знаем и сегодня должны были учиться тому, как стянуть конфеты с кассы в супермаркете. Зачем тратить столько времени на новенького?

Гудини бросает на него взгляд.

– Потому что…

– У меня есть вопрос.

Гудини забывает о мальчишке с задней парты и улыбается:

– Прекрасно. Задавай, Хинкль.

Мне просто хотелось остановить его, чтобы он не рассказывал всем то, что я услышал вчера ночью от Анники – что я первый убийца в Академии Килтер, – и теперь мне надо выбрать один из миллиона вопросов, которые вертятся у меня в голове.

– Мы можем звонить родителям?

Класс наполняется стонами и хихиканьем. Видимо, это был неудачный выбор.

– Конечно, – говорит Гудини. – Но разве кому-нибудь хочется?

Я поднимаю руку. Хихиканье становится еще громче, я оглядываюсь, вижу, что никто не последовал моему примеру, и опускаю ее.

– Не волнуйся, Хинкль. Я все понимаю. Твои родители думают, что отдали тебя в суровое исправительное учреждение, и ты хочешь им сообщить, что они ошибаются. Но я гарантирую, что если ты пробудешь тут некоторое время, то предпочтешь не выдавать этот маленький секрет. И даже если ты когда-нибудь проболтаешься, не забывай, кто тебя сюда отправил. – Гудини откидывается в кресле и кладет ноги на стол. – Кому поверят твои родители? Взрослым, которым они отдали тебя на воспитание, чтобы из тебя сделали образцового гражданина? Или своему трудному ребенку, с которым они отчаялись справиться?

Он делает паузу, чтобы я как следует все осмыслил. Я понимаю, что это займет больше времени, чем он ожидает, и быстро задаю следующий вопрос:

– Но если это не исправительное учреждение… тогда что это?

Гудини опускает ноги на пол, наклоняется вперед и глядит мне прямо в глаза:

– Всемирно известный секретный учебный центр.

Я стараюсь отвести взгляд, но не могу.

– Академия Килтер для трудных подростков не принимает всех подряд, – продолжает он. – Каждый семестр в приемную комиссию приходят тысячи заявлений, и мы принимаем только тридцать. Отбор основан на ряде критериев, главный из которых – природная склонность ученика к плохому поведению.

– Вроде того, за которое нас обычно наказывают?

– Именно.

– Но здесь нас не учат вести себя хорошо?

– Ни в коем случае.

Я пытаюсь сам разрешить эту загадку, но ничего не выходит.

– Тогда чему же нас учат?

Гудини ухмыляется до ушей и становится еще моложе на вид.

– Вас учат, – отвечает он, – быть профессиональными хулиганами.

Глава 6

После урока Гудини спрашивает, есть ли желающие показать мне нечто под названием «Кладовая». Никто не спешит воспользоваться шансом, и я вызываюсь показать Кладовую самому себе. В конце концов, чем больше времени я провожу в одиночестве, тем меньше у меня возникает вопросов. Но Гудини запускает куском мела в Лимона, выдергивая того из полудремы, и говорит, что, как бы сильно Лимон ни хотел одиноко почить в безвестности, ему придется стать для меня лучшим соседом по комнате, какого только можно вообразить.

Мне лично кажется, что идеальный сосед должен иногда поддерживать разговор, но у Лимона, похоже, другое мнение на сей счет. Мы идем молча, пока я наконец не решаюсь задать вопрос, который мучает меня с того самого момента, как Гудини рассказал, чему нас учат:

– Что все-таки значит быть профессиональным хулиганом?

Лимон и ухом не ведет.

– В смысле, я знаю, кто такие обычные хулиганы, – поясняю я, представляя себе Бартоломью Джона. – Ну, или думаю, что знаю. Но чем он отличается от профессионального? Нам что, платить будут?

– Какая разница? Хулиганить прикольно. Этого достаточно.

Этого достаточно. Отлично. Никаких проблем.

– Кстати, – добавляет Лимон, – ты уже тринадцатый.

– Тринадцатый кто?

– Сосед по комнате.

– Круто, – киваю я и добавляю: – Но ты здесь всего месяц, разве нет?

Молчание.

– То есть ты меняешь по три соседа за неделю?

– Двенадцать за одну неделю. Девять первокурсников, таких же, как мы, один второкурсник, один третьекурсник и один четверокурсник. Их всех смущало мое хобби, и больше не нашлось никого, кто хотел бы ко мне подселиться. До вчерашнего дня я двадцать один день жил без соседа.

У меня падает сердце.

– Сочувствую. Но наверное, это здорово – иметь собственную комнату.

Он пожимает плечами:

– Скоро я снова останусь в ней один. Если только они не были правы насчет тебя.

– Это ты о чем? – Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

– Я не знаю, что там у тебя за история. – Он останавливается перед стеклянной дверью, поворачивается ко мне и приподнимает лохматую бровь. – Но я знаю, что если они тебя ко мне подселили, то считают, что огонь тебе нипочем.

Он заходит внутрь. Мне приходится немного подождать, чтобы унять дрожь в ногах; потом я следую за ним.

– Добро пожаловать в Кладовую! Пожалуйста, положите одну руку на панель.

Прямо за дверью находится серебристый турникет. Рядом с ним стойка, на которой лежит тонкая прозрачная коробочка. Слева от стойки располагается длинный прилавок, из-за которого мне улыбается сотрудник Академии. Судя по бирке на красной рубашке, его зовут Мартин.

– Руку на панель, – повторяет Мартин. – Иначе не получится зайти.

Он кивает на прозрачную коробочку. У меня внутри все сжимается. Мне не хочется тянуть время и раздражать Лимона, но я боюсь, что нечаянно запущу сигнализацию, какую-нибудь сирену или – еще того хуже – сделаю так, что с потока посыплются конфетти, а рядом появится духовой оркестр и заиграет марш в мою честь. Учитывая, как высоко Анника ставит убийц, такой прием вполне возможен.

– Что, потратить впустую целый час на уроке тебе кажется мало?

Я оборачиваюсь. Позади меня стоит мальчик с торчащими черными волосами. За ним – девочка, у которой Гудини украл плюшевого единорога. А за ней – четверо хулиганов постарше. Все они выжидающе смотрят на меня.

– Простите, – говорю я. – Я тут раньше никогда не был.

– Мы в курсе. – Мальчик – кажется, Гудини называл его Эйбом – закатывает глаза. – Это не бином Ньютона. Положи руку на панель и жди, пока турникет запикает.

Я бы лучше пропустил его вперед и попытался протиснуться через турникет вслед за ним, но Мартин смотрит на нас. Тем временем сзади подходят все новые хулиганы, и хвост очереди уже вылезает за дверь. Некогда думать о том, как еще потянуть время, и я поворачиваюсь обратно, закрываю глаза… и кладу правую руку на панель.

Коробочка шевелится. Я распахиваю глаза, пытаюсь поднять руку, но пальцы приросли к панели, как магнитики к холодильнику. Коробочка – которая, как я теперь вижу, представляет собой экран компьютера, – наклоняется на сорок пять градусов, и прямо над моими пальцами появляется бегущая строка.

«Добро пожаловать, Симус Хинкль! У вас… 20 кредитов!»

Эйб фыркает. Девочка с единорогом хихикает. Мартин говорит:

– Все с чего-нибудь начинают. Если слухи о тебе правдивы, то скоро ты сможешь купить самолет Килтер.

Смешки затихают.

– Это стоит пятьдесят тысяч кредитов, – замечает Эйб. – Самое дорогое, что есть в Кладовой.

– Знаю, – кивает Мартин и подмигивает мне.

Турникет пикает. Я вваливаюсь внутрь, чуть не сметая выставленные перед входом коктейльные трубочки и горку шариков из жеваной бумаги.

Желая поскорее оторваться от одноклассников, я бросаюсь в первый же проход. Стены здесь увешаны всей амуницией, о которой только может мечтать хулиган. Пневматические винтовки и ружья для пейнтбола. Луки со стрелами. Водяные пистолеты и пистолеты, стреляющие ледышками. Воздушные шарики, которые выглядят как безобидные подарки на день рождения, однако их название – гидробомбы – заставляет подозревать, что их можно использовать не в таких невинных целях.

Ничего похожего на мое оружие здесь нет, но все это все равно заставляет меня вспомнить о мисс Парципанни. Я убыстряю шаг и тороплюсь выбраться из этого коридора.

Побродив по другим проходам, я наконец нахожу Лимона в дальнем конце магазина. Он стоит перед стеной, на которой написано «Худший кошмар пожарного». Я подхожу поближе и вижу, что для пожарного худший кошмар – это спички и зажигалки. Щепки и рваные газеты. Канистры с бензином. Огнеупорные маски и костюмы.

И та штука, на которую Лимон уставился, словно на маятник часов: Килтерский детектор дыма с автоматической системой пожаротушения. Серебристый диск с дырочками в стеклянном ящике на верхней полке, под самым потолком.

– Хочешь это купить? – спрашиваю я.

– Он стоит две тысячи кредитов.

– А у тебя сколько?

Он поворачивается ко мне и прищуривается.

– У меня минус двадцать, – с готовностью сообщаю я.

Он не улыбается и лишь снова прикрывает сонные глаза.

– Как мне получить больше? – спрашиваю я, чтобы Лимон не подумал, что я все время лезу в чужие дела, как назойливая муха.

Он снова переводит взгляд наверх.

– В неделю ты автоматически получаешь десять. Это вроде карманных денег от родителей, только постель убирать не обязательно. Все остальное ты зарабатываешь хулиганством – при выполнении заданий или по собственной воле – и получаешь благодаря штрафным очкам. Одно штрафное очко – один кредит.

– А золотые звездочки что-нибудь дают?

– Ага. У тебя забирают кредиты. – Он скашивает на меня глаза. – Ты, должно быть, успел совершить что-то чересчур правильное, раз наделал долгов сразу после приезда. Может, позвонил на горячую линию для горячих голов?

У меня замирает сердце.

– Это приносит золотые звездочки?..

– И ставит на уши охрану. Поэтому ученики иногда на это идут. Если на кого-нибудь настучать, можешь помешать ходу соревнований, а это стоит того, чтобы лишиться пары кредитов.

Я пытаюсь осмыслить услышанное; Лимон отводит глаза и продолжает:

– На планшете есть штука под названием «Классный табель Килтер». Там каждый час обновляется информация о твоих штрафных очках и звездочках. Чтобы посмотреть, нажми на дисплей. Иконка с красным яблоком.

Ну, само собой.

– А очки сгорают, когда ты используешь кредиты? – спрашиваю я.

– Нет. Анника не хочет, чтобы из-за своих покупок ты забывал, сколько всего уже успел натворить. Поэтому штрафных очков и звездочек становится только больше. А вот кредитов может стать и больше, и меньше. Чтобы посмотреть, сколько их у тебя, нажми на значок доллара на дисплее. – Он берет с полки коробок спичек. – Чтобы всех нагнать, тебе стоит заняться учителями прямо сейчас.

Перед глазами у меня мелькает мисс Парципанни, летящая на пол. Я трясу головой, и образ исчезает.

– Ты слышал, что сказал Гудини, – продолжает Лимон. – Когда-нибудь придется начать. За каждого учителя дают сто штрафных очков, так что, если хочешь наверстать упущенное, начать стоит как можно скорее.

– А что, если у меня не получится их подловить? И я не получу очков?

До несчастного случая с яблоком я никогда не хулиганил. И я не сомневаюсь, что провалю все здешние задания.

– Тогда…

– Эй, лимонад!

Лимон отходит от стены, разворачивается и засовывает руки в карманы.

– Абрахам.

Мальчишка с черными торчащими волосами приближается к нам ленивой походкой. Под мышкой у него баллончик с краской, а во рту леденец.

– Что хорошего? Или, точнее, что плохого?

Лимон не отвечает. У меня такое чувство, будто я должен его от чего-то защитить, вот только непонятно, от чего.

– Все мечтаешь о Килтерском детекторе дыма с автоматической системой пожаротушения? – Эйб перекатывает во рту леденец. – Штрафные очки просто так не достаются.

– Тихо вы. – К нам подходит Габи, девочка с единорогом. – Здесь Ферн, и она засмотрелась на резиновые мячики.

Мы поворачиваемся туда, куда кивнула Габи, и видим целую пирамиду резиновых мячей. Здесь есть мячи всех цветов радуги, и все они уложены по размеру. В самом низу – огромные, на которые можно усесться сверху и прыгать. На вершине – крохотные, вроде тех, что продаются в автомате за четверть доллара. Посередине лежат футбольные, баскетбольные и другие мячи; некоторые я вообще никогда в жизни не видел.

Рядом с пирамидой стоит девушка с черными кудрявыми волосами, которые торчат во все стороны, как будто она засунула пальцы в розетку. На ней очки в белой оправе с острыми уголками. Я узнаю ее: Анника вчера ее представляла. Девушка берет сверху мячик, подносит к уху и трясет.

Лимон подталкивает меня.

– Давай, это твой шанс.

– На что?

– Избавиться от долгов. Рассмеши ее, напугай, заставь упасть в обморок – все что хочешь.

– Как? – спрашиваю я.

– Ферн – учитель физкультуры, – объясняет Габи. – Профессиональный игрок в «вышибалы». Значит…

– …мне нужно запустить в нее мячом? – заканчиваю я.

– Именно. – Габи улыбается, как будто эта мысль доставляет ей удовольствие.

– Ни за что, – отрезаю я. – Никогда в жизни.

– Восхитительно, – хмыкает Эйб и засовывает леденец за левую щеку. – Продолжай в том же духе. Далеко пойдешь.

Лимон бросает на него быстрый взгляд и подходит ко мне.

– Это проще простого. Она отвлеклась. Вокруг полным-полно детей. Она даже не узнает, кто это сделал.

Она, может, и не узнает. Но я-то буду знать.

– Если это так просто, почему бы вам, ребята, не попробовать самим? – предлагаю я. – Вы здесь дольше, чем я. Вы это заслужили.

– Я подловила ее на прошлой неделе, – отвечает Габи.

– Две недели назад, – говорит Лимон.

– В первый же день, – бросает Эйб и с хрустом разгрызает леденец.

Я пытаюсь придумать еще какую-нибудь отмазку, но не могу. Ферн, кажется, с головой погружена в созерцание пирамиды… но, может, она просто притворяется и ждет, пока какой-нибудь неосторожный хулиган вздумает к ней подобраться? И тогда она его поймает с поличным?

– В чем дело? – интересуется Эйб. – Никогда не связывался ни с кем вдвое больше тебя ростом?

Перед глазами мелькает кривая ухмылка Бартоломью Джона. Рыбные палочки, утонувшие в молоке. Яблоко, летящее по воздуху. Мисс Парципанни, оседающая на пол.

Я смотрю на Эйба, потом киваю Лимону:

– Я сейчас.

Они стоят плечом к плечу, пока я приближаюсь к пирамиде. Ферн кладет мяч на место и обходит пирамиду, я прячусь за прилавком, где выставлены перья и смола, пригодная для разогревания в микроволновке. Девушка на секунду поднимает голову, и мне кажется, будто наши взгляды встречаются, – в этот момент сердце так бешено стучит у меня в ушах, что заглушает все другие звуки. Но она просто берет сверху бейсбольный мяч и сжимает в руках.

Все еще с колотящимся сердцем, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы кинуть. Смола и перья сразу отметаются. Карманные фонарики и очки ночного видения – тоже. На расстоянии вытянутой руки находятся только гидробомбы. Они сделаны из резины, и те из них, что наполнены водой, больше похожи на мячи, чем на воздушные шарики… но я все равно не уверен, что это считается. Я мог бы пройтись по магазину в поисках чего-нибудь более подходящего, но я знаю, что сбегу, поджав хвост, как только пирамида пропадет из виду. А если я попытаюсь взять мяч из этой самой кучи, Ферн может меня заметить.

Стало быть, гидробомбы.

В стеклянном шкафу лежат три штуки. Я беру самую маленькую – размером с теннисный мяч. Она кажется одновременно мягкой и твердой. Судя по картинке возле шкафа, даже самая маленькая гидробомба способна вдребезги разбить стекло с расстояния в шесть метров.

Но я не собираюсь ничего разбивать. Не сегодня.

Все еще укрываясь за столиком с перьями и смолой, я поворачиваю голову и наблюдаю за Ферн. Она, наверное, самый медлительный на свете покупатель. Она сжимает и трясет каждый мяч. Берет по одному в каждую руку, приподнимает и опускает. Стучит по мячам, протирает их краем одежды и смотрит, что получилось. Мама так же выбирает фрукты в магазине, но на это уходит в десять раз меньше времени.

Это продолжается так долго, что я начинаю терять терпение. Ну и что с того, если я останусь в долгах? Что с того, если я не получу штрафных очков? Что важнее – произвести здесь на всех хорошее впечатление или сделать так, чтобы то, что произошло с мисс Парципанни, никогда не повторилось?

Второе. Поэтому я поворачиваюсь. Тянусь к шкафчику, чтобы положить гидробомбу на место.

– Трусишка, – усмехается Эйб. – По нему сразу видно.

Кальций. Поможет тебе подрасти.

Я поворачиваюсь обратно.

Я промажу. Я брошу… и промажу. По крайней мере никто не скажет, что я не пытался.

На стене позади Ферн висит плакат с улыбающимся мальчишкой, с головы до ног одетым в фирменном стиле Академии Килтер: на нем серая бейсболка, толстовка и спортивные штаны, все это – с серебряным логотипом «АК». Он белобрысый и круглолицый, и, если не присматриваться, он чем-то напоминает Бартоломью Джона. Его лицо отлично подходит в качестве мишени.

Я задерживаю дыхание. Отвожу руку назад. Мысленно рисую дугу, по которой пролетит гидробомба – прямо над головой Ферн, но все же не заденет ее. Я замахиваюсь и разжимаю пальцы…

…и в этот момент кто-то врезается в меня. Гидробомба вылетает из рук, и я падаю на пол.

Но перед этим я успеваю увидеть, как наполненный водой шарик сшибает баскетбольный мяч посреди резиновой пирамиды. Пирамида взрывается. Дюжины мячей разлетаются во все стороны. Четыре из них задевают Ферн – они ударяют ей в плечо, грудь, живот, а один, когда Ферн поворачивается вокруг своей оси, словно солдатик в компьютерном шутере, врезается в нее сзади. Она падает на пол, и на лице у нее я замечаю выражение незамутненного удивления.

– Чувак, прости!

Я открываю глаза и вижу хулигана на несколько лет старше себя, склонившегося надо мной. Он зажимает под мышкой радиоуправляемую модель самолета и протягивает мне свободную руку.

– Новая модель. Потерял управление. Ты в порядке?

Я хватаюсь за его руку и сажусь. Сквозь ножки столика с перьями и смолой я вижу, как Ферн встает на колени, протирает глаза и шарит по полу среди прыгающих мячей в поисках своих очков. Пока я размышляю, стоит ли ей помочь, она нащупывает очки и надевает на нос.

На этот раз наши взгляды действительно встречаются.

– Симус! – сияет она и хлопает себя ладонями по бедрам. – Мне следовало этого ожидать!

Это была случайность. Я открываю рот, чтобы все объяснить, но не успеваю я начать, как за спиной оживает и начинает вибрировать рюкзак. Я стаскиваю его, открываю и достаю планшет. Экран мигает красным, и я вижу новое сообщение.

«Поздравляем, Симус Хинкль! После победы над Ферн Нуган вы на 100 штрафных очков ближе к тому, чтобы стать профессиональным хулиганом!»