Текст книги "Тайны древних цивилизаций"

Но в этом обширном мире не хватает одной существенной детали. Что для меня самое увлекательное во всей истории с этой циклопической гробницей? Что сама гробница Цинь Шихуанди все еще не найдена! Вернее, не совсем так. Мы понимаем, где она. Понятно, что вся эта огромная армия, весь этот гигантский комплекс окружает искусственно насыпанный холм, под которым, очевидно, покоится император и, наверное, хранятся еще невероятные неоткрытые богатства. Когда это стало ясно, холм изучали всякими геофизическими способами – примитивно говоря, просвечивали. Все эти исследования показали, что там действительно существует какая-то очень сложная структура. Под этим холмом спрятано что-то вроде целого подземного дворца. Видно, что там много колонн, которые расходятся в разные стороны, очевидно, там целая система огромных залов. Но все это по-прежнему скрыто землей. Почему? Для меня нет ответа на этот вопрос. Все мое существо возмущается при мысли о том, что уже много десятилетий всем известно, что там похоронен Цинь Шихуанди, а раскопки все еще не ведутся! Этому дается объяснение (которое меня совершенно не удовлетворяет), что если сейчас все это раскопать, то не будет возможности хорошо исследовать все находки и сохранить их. Очевидно, за этим стоят какие-то политические интересы китайского руководства. Может быть, они не хотят привлекать излишнего внимания к императору Цинь Шихуанди?

Терракотовая армия. Вид отдельных статуй

С другой стороны, Терракотовая армия приносит огромный доход просто как музейный экспонат. Может быть, они боятся луков-самострелов, которые встретят всех, кто войдет в эту гробницу? Может быть, они боятся духа императора? Я не знаю. Я это ощущаю, как личное оскорбление. Но между тем это позволяет с надеждой смотреть в будущее, верить, что в какой-то обозримой перспективе нас ожидает еще одна потрясающая археологическая находка!

В конце концов этот холм будет раскопан и обнаружат гробницу императора, и, может быть, его останки, и еще какие-нибудь удивительные сокровища, может, терракотовая армия разрастется… Пока остается ждать и надеяться.

А вот в Монголии решили не ждать – там создают собственную армию. В степи, неподалеку от Улан-Батора, рядом с огромной статуей Чингисхана стали устанавливать металлические статуи, изображающие конницу Чингисхана. Там тоже создают изображения конкретных людей с индивидуальными лицами, которые пользуются популярностью в Монголии. Но в принципе любой житель страны может заплатить небольшую сумму, и его тоже изобразят в виде одного из воинов Чингисхана. Но пока эта армия не достигла размеров Терракотовой армии Цинь Шихуанди.

Древняя Греция

Генрих Шлиман:
человек, нашедший Трою

Генрих Шлиман – наверное, один из самых знаменитых археологов во всем мире, хотя с точки зрения археологии как науки к нему есть множество вопросов. Он прожил удивительную, очень странную, полную неожиданных поворотов жизнь, но с его жизнью тоже не так-то просто разобраться.

Итак, Генрих Шлиман родился в 1822 году, в маленьком городке на самом севере Германии. Но, в сущности, никакой единой Германии тогда еще не было, а местом его рождения было герцогство Мекленбург-Шверинское. С 1815 года по официальному решению Венского конгресса оно наряду с некоторыми другими герцогствами стало называться Великим герцогством Мекленбург-Шверинским. Герцогство-то было великое, но родной городок Шлимана Нойбуков был практически глухой деревней, хотя и с некоторыми городскими атрибутами вроде ратуши. В 1823 году из Нойбукова, где служил пастором отец Генриха, Эрнст Шлиман, семья перебралась в деревушку Анкерсхаген, а в гимназию Генрих пошел уже в городке Нойштрелиц. Семья и без того жила бедно, а отец с каждым годом все больше пил, и в конце концов лишился своего скромного сана – пьяница-священник никому не нужен.

Генриху нравилось учиться, но, когда его отец потерял работу, семья очень обеднела, и мальчику пришлось в 14 лет бросить учебу, чтобы начать работать, и отрочество его было очень тяжелым. Если верить рассказам самого Шлимана (а о многих событиях его жизни мы знаем в основном от него самого, и это вызывает некоторые сомнения), когда ему было девять лет, отец подарил ему на день рождения книгу «Всеобщая история для детей». Она была снабжена чудесными картинками и знакомила юных читателей с греческими мифами и очерками по римской истории. Именно в этой книге Шлиман впервые увидел изображение Трои. И конечно, она была представлена не как реальный, пусть даже и богатый торговый греческий городок в Малой Азии, а как потрясающее огромное поселение: с высокими стенами, с пышными дворцами – в общем, все как и должно быть в детской книге. На Шлимана все это произвело сильнейшее впечатление, и он спросил отца: «А где сейчас этот город?» На что отец сказал: «Он давно разрушен, и никто не знает, где он находится». И маленький Генрих сказал: «А когда я вырасту, я найду Трою». Может быть, он придумал этот рассказ позже. Но все мы в детстве любим мечтать, и далеко не все наши детские планы осуществляются.

Дальше жизнь Шлимана шла так, что никакой Трое в этой реальности не было места. Генрих работал в бакалейной лавке помощником хозяина: таскал неподъемные тюки и огромные бочки с селедкой, работал по многу часов. Не то чтобы о дальнейшей учебе помыслить было невозможно – на то, чтобы почитать чуть-чуть, у него не было времени. Однажды у него пошла горлом кровь от непосильной работы. Однако историки, внимательно изучавшие автобиографию Шлимана, из которой в основном мы все это и знаем о его детстве, заметили, что в своих рассказах он был склонен драматизировать и приукрашивать факты своей биографии. Шлиман действительно много работал. Но мы знаем, например, что в те самые годы, когда он был помощником продавца и тяжко трудился, он выучил несколько иностранных языков. У него определенно был огромный талант к языкам, но вместе с тем ясно, что какое-то время для учебы у него все-таки было. И далее на протяжении всей его биографии мы будем замечать, что Шлиман, сообщая вполне реальные факты своей жизни, очень сильно их поэтически трансформирует.

Когда он вырос, то решил начать новую жизнь – сел на корабль и отправился попытать счастья в Латинской Америке. У него были какие-то рекомендательные письма, и он надеялся где-то там, в Венесуэле обрести совершенно иную жизнь. Но корабль его попал в шторм еще у берегов Европы, и Шлимана выкинуло на берег где-то в Голландии. Он увидел в этом руку провидения, тем более, что у него было рекомендательное письмо и к одной голландской фирме, и решил устраиваться в Голландии. Здесь мы тоже замечаем некоторое приукрашивание реальности. Молодой Шлиман действительно в какой-то момент перебрался из немецких земель в Нидерланды и работал в голландской торговой фирме – это факты, подтвержденные документально. Но его рассказ о них в автобиографии вызывает вопросы. Похоже, что здесь тоже как-то причудливо правда переплетается с фантазией. Итак, корабль попал в шторм, команда и пассажиры еле спаслись, все вещи Шлимана пропали, сам он, промокший и едва живой, выброшен на берег, – а рекомендательное письмо в голландскую фирму у него почему-то уцелело. Известно, что после этого он действительно работает в Голландии и делает пусть поначалу незначительную, но карьеру в этой фирме во многом благодаря тому, что очень хорошо знает и постоянно изучает языки, в том числе и сложные.

Генрих Шлиман. 1870 г.

Мы знаем о его методе изучения языков: он часто практиковал параллельное чтение (на родном или уже изученном языке и на иностранном), ежедневные многочасовые занятия с заучиванием текстов наизусть, погружение в языковую среду (например, он посещал церковные службы на интересующих его языках). Работа в торговой фирме давала много возможностей тренировать разговорную речь в общении с иностранными партнерами, но вдобавок к этому Шлиман нанимал репетиторами носителей языка и много с ними занимался. Когда он таким образом выучил русский язык, работодатель (к тому времени – одна из самых преуспевающих фирм Амстердама «Шредер и компания») отправил его торговым агентом в Москву и Петербург. Так Шлиман на много лет оказался в России. Сначала он представлял голландскую фирму, а потом создал свою компанию. Он оказался чрезвычайно предприимчивым, очень жестким торговцем и быстро сделал себе состояние, мало чем стесняясь. Он создает семью, женившись на девушке из хорошей купеческой фамилии, где равно высоко ценилось и богатство, и образование[15]15
  Об отце девушки, Петре Александровиче Лыжине, известно, что образование он получил в Немецкой школе в Петербурге, в молодые годы какое-то время жил в Лондоне, вероятно, ездил учиться, затем служил стряпчим, но перешел в купечество и закончил дела в 1849 году купцом второй гильдии, потомственным почетным гражданином.


[Закрыть]. Таким образом Шлиман еще приумножает свои капиталы.

У них с женой рождается трое детей. За это время Шлиман успел пожить в Америке, был в Калифорнии во время Золотой лихорадки и вновь вернулся в Россию, он торговал с южными штатами во время гражданской войны в Америке и наживал, наживал, наживал деньги. Когда он рассказывает об этой части своей жизни, мы тоже видим некие незначительные приукрашивания. Он жил в Калифорнии, когда та еще не была американским штатом, и как раз во время его пребывания там Калифорния входит в состав Соединенных Штатов. И Шлиман, как он утверждает, вместе со всеми жителями Калифорнии получает американское гражданство. Происходит это 4 июля, в день национального американского праздника, когда по всей стране запускают фейерверки, играют оркестры, и получается, будто вся огромная страна приветствует нового гражданина – Генриха Шлимана. И верно, Шлиман действительно был американским гражданином, это подтверждается документами. Однако Калифорния вошла в состав Соединенных Штатов 9 сентября 1850 года, а не 4 июля. В дневнике же Шлимана (в отличие от переполненной вымыслом «Автобиографии») есть сухая строчка за 29 марта 1869 года: «Сегодня я получил документ о гражданстве Соединенных Штатов». Тут (уже в который раз) мы видим очень вольное обращение с датами и обстоятельствами, но, очевидно, Шлиман решил, что так, при всеобщем ликовании, его превращение в американского гражданина будет выглядеть эффектнее. Точно так же он рассказывает, как в период его жизни в Америке он приехал в Вашингтон, где в Белом доме его принимал президент Миллард Филлмор и два часа с ним беседовал, познакомил с женой, с детьми, с отцом, раскрыл ему душу и объятия. Мог ли президент так обходиться с простым купцом? Дотошные историки выяснили, что в этот самый день в Белом доме был прием, на котором было 800 человек. И, во-первых, конечно, очень сомнительно, что в такой день президент два часа выделил на общение с каким-то безвестным предпринимателем. Мы можем предположить, что Шлиман был на этом приеме в числе этих 800 людей, а может, даже и там он не был, просто потом из этого родилась история о том, как он накоротке общался с президентом.

Также неоднозначно выглядит история его развода с женой. Их отношения складывались довольно сложно. Она была женщина странная. Но и Шлиман был непрост: как американский гражданин он начал дело о разводе в Америке, где осуществить это было куда легче, чем в России. Он заявил, что хочет развестись, потому что намерен переехать в Америку, а жена отказывается. Для американского суда Шлиман подделал английский перевод русскоязычных писем от жены, так что из них следовало, будто она отказывалась приехать к мужу в США, – в действительности же речь в письмах шла о ее несогласии приехать во Францию. Это было воспринято как существенная причина для развода. Но он на тот момент не собирался постоянно жить в Америке.

Что же мы знаем точно? Шлиман разбогател в России. Вскоре он разводится с русской женой, и она остается на родине. Двое из их троих детей доживут до революции, одна дочь умрет в 1869 году, сын и другая дочь уедут в эмиграцию, где сын Шлиман Сергей доживет примерно до 1939 года. Мы не знаем точно, когда и как он умер, но определенно известно, что он очень бедствовал. После революции жизнь его была крайне тяжелой. Но пути их с отцом разошлись, и жизнь Генриха Шлимана шла уже в совсем других местах. Он наконец пришел к выводу, что может позволить себе жить так, как хочет. Он больше не желает заниматься торговлей, предпринимательством, у него уже есть миллионы, и он может заняться поисками Трои. Но сначала он совершает кругосветное путешествие, осуществив еще одну свою давнюю мечту.

Здесь тоже сказалась его способность к языкам: в каждой стране, куда он приезжал, он вел дневник на языке этой страны. Так он поступал в Европе, а исключение сделал разве что для Японии и Китая – дневники этого периода записаны на французском языке. Одаренность его была невероятной. Он был гениальным самоучкой с незаурядной энергией и интуицией. Будь у него хорошее гимназическое и университетское образование, он мог бы, конечно, стать выдающимся ученым. Он даже пытался потом получить системное образование, по обыкновению преувеличивая постфактум эффективность этих попыток. Так, он пишет, что учился в Сорбонне, и это правда – но учеба продолжалась всего пару месяцев.

Он защищал диссертацию в Ростокском университете в Германии, но лично на защите не присутствовал, так как в это время находился в США. Далее Шлиман утверждал, что он написал диссертацию на древнегреческом языке. В действительности же он отправил две свои ранее написанные книги на французском, созданные на основе его путевых заметок про современные Китай и Японию, работу «Итака, Пелопоннес и Троя. Археологические исследования» и короткую автобиографию на 8 листах. Вот она-то и была на латинском и греческом языках. Вскоре после этого Шлиману присвоили степень доктора философии.

Проехав по всему миру, он осуществляет свою мечту и переселяется в Грецию, женится на гречанке, которая была моложе его на 30 лет, происходившей из довольно достойной, но обедневшей семьи. У них родилось двое детей. Шлиман называет дочку Андромахой, как звали жену великого Гектора, защитника Трои, а сына – Агамемноном, как звали царя Микен, предводителя похода ахейцев на Трою. И это была не единственная из его экстравагантных выходок. В их доме в Афинах, – а он в это время мог себе позволить любую роскошь – на окнах не было занавесок. Он сказал: «У древних греков занавесок не было, и у нас не будет». Зато всю мебель в доме сделали под его рост, а как там будут его жена и дети усаживаться на такие стулья – ему было совершенно неважно. Он переименовывал всех слуг, также давая им имена гомеровских героев. Он говорил, что не хочет запоминать, как зовут того или другого слугу, а вот героев Гомера он не забудет никогда. Шлиман непрерывно перечитывал Гомера, повсюду возил с собой «Илиаду», «Одиссею», без преувеличения знал их почти наизусть.

Вооруженный этими знаниями, Шлиман отправился на поиски Трои – некогда независимого города, подчинявшегося царю Приаму и расположенного в Малой Азии.

К XIX веку большинство историков понимали, что Троя находится где-то на территории тогдашней Османской империи, где-то в Малой Азии, неподалеку от пролива Дарданеллы. Удачное расположение на важнейших торговых путях и было источником ее легендарного богатства, – но где именно, никто точно не знал. Было несколько мест, о которых говорили: «Ну, вот примерно здесь была Троя». И Шлиман отправился по этим местам. Поиски происходили примерно так: он к примеру приезжал в одно место, проводник ему сообщал: «Здесь была Древняя Троя». «Ага, – рассуждал Шлиман, – а вот у Гомера написано, что на берегу стояли ахейские корабли и лагерь ахейцев, и когда ахейцы отправлялись на битву, они иногда несколько раз за день перемещались туда-обратно. Значит, лагерь находится где-то близко. Но здесь море далеко. Это не то место». Согласимся, рассуждение немного смешное: береговая линия меняется, и в той же Малой Азии древний город Милет стоял на берегу моря, а теперь оказался далеко от моря. Море ушло. Но Шлимана это не заботило, он был абсолютно убежден, что все должно быть, как у Гомера. – И отправлялся в другое место, где проводник говорил: «Ну, это вот точно Троя». «Ага, – соглашался Шлиман, – ну да, от моря вроде недалеко, равнина большая. Похоже. Но вот у Гомера написано, что рядом с Троей било два источника: один холодный, другой горячий». «Ох, – говорит проводник, – вот здесь 39 источников». Но у Шлимана наготове термометр – его вообще сильно занимала температура воды. Когда в Афинах крестили его ребенка, он чуть не сорвал крестины, желая, к крайнему негодованию священника, измерить температуру воды в купели. И теперь Шлиман измеряет температуру во всех 39 источниках, и обнаруживает, что все они одинаковые. Конечно, за прошедшие тысячелетия все могло измениться, но Шлиман непреклонен: «Нет, это не то». И отправляется дальше, в деревню Гиссарлык, про которую тоже с незапамятных времен говорили, что, может быть, здесь, под холмом (или в древности на холме) находилась великая Троя.

Наконец глазам Шлимана открылось место, удивительным образом отвечавшее описаниям Гомера. Но Шлиман был не первым, кто возлагал на Гиссарлык большие надежды. На почве любви к Гомеру он подружился с Фрэнком Калвертом – британским дипломатом в Османской империи, предпринимателем и большим любителем древностей. Калверт даже приобрел для проведения раскопок часть холма Гиссарлык еще до знакомства со Шлиманом. Вот только средств для проведения масштабных раскопок у него не хватало. Он-то и убедил Шлимана окончательно в перспективности раскопок именно в этом месте. Шлиман повел поиски с размахом, недоступным Калверту, так что их сенсационным результатом мы обязаны его интуиции и авантюристической жилке (и отчасти – его готовности нарушить договоренности с османским правительством, о чем и не помышлял законопослушный Калверт).

Шлиман нанял местных жителей, и они начали копать. Первые же раскопки показали, что под холмом Гиссарлык скрывается древний город. На сегодняшний день подавляющее большинство ученых считают, что интуиция не обманула Шлимана, что Гиссарлыкское городище – это действительно гомеровская Троя.

Мы по праву называем Шлимана гениальным археологом, но с точки зрения современной археологии он делал вещи по меньшей мере странные. Сегодня археологи работают очень-очень медленно. Они прекрасно знают, что даже самая маленькая находка может оказаться бесценной. Это может быть бусина, подобная тем, что находили при раскопках Древнего Шумера. Эти бусины, сделанные из сердолика с геометрическими узорами, которые находили прежде только в Индии при раскопах древнейшего города Мохенджо-Даро, породили кучу разных теорий о том, что шумеры пришли из Индии, как они торговали с Индией… Всего-навсего крошечная бусинка! Но не будь ее, – и этих теорий, тоже бы не возникло.

В Денисовой пещере на Алтае нашли даже не косточку от мизинца – фрагмент, фалангу мизинца первобытной девочки. Что может рассказать крошечная косточка? Но когда проанализировали ее ДНК, оказалось, что это особый вид первобытных людей. Не неандертальцев, не Homo sapiens. Судя по всему, девочка из Денисовой пещеры была потомком женщины-неандертальца и мужчины-денисовца. Одна маленькая косточка рассказала об этом, и теперь мы можем говорить об отдельном виде денисовских людей.

Именно для того, чтобы не пропустить ни бусинки, ни косточки, ни кусочка керамики, сегодня археологи очень медленно снимают слой за слоем, расчищая кисточкой, работая аккуратно, непременно и тщательно фиксируя местоположение каждой находки. В каком месте нашли тот или иной предмет, где он лежал, как лежало тело, если речь идет о погребальных курганах, – все это может очень многое рассказать археологам.

Отчасти можно оправдать Шлимана тем, что в то время современные способы раскопок только-только зарождались. Многие из них проводились с нарушением методики, много было страстных археологов-любителей, которые и не подозревали о каких-либо правилах раскопок. Шлимана гнала к цели его одержимость Троей, жажда получить сенсационный результат. Со временем он стал улучшать качество работ: к 1872 году уже делаются зарисовки, фотофиксация находок, фиксация глубины залегания найденных предметов; позже пригласят профессионала В. Дёрпфельда, который будет качественно описывать стратиграфию. А пока исследовательская лихорадка гнала его вперед и кричала: «Ну же, копаем!»

Нанятые рабочие начали врезать глубокий шурф в недра холма. Шлиман все еще представлял себе Трою как роскошный город из его детской книги: с огромными дворцами, с храмом Афины в центре, с украшениями из золота. Он думал, что вот-вот ему откроется эта великая, блистательная Троя. В реальной Трое и в самом деле были храмы, было поселение, были дворцы… вернее, богатые дома. Но ничего похожего на рисунки в детских книжках. Древние города были очень маленькими. Население великих Афин, куда более могущественных, чем Троя, в период наивысшего их расцвета, со всеми приезжими, с купцами, которые там жили, – составляло, вероятно, от 50 до 100 тысяч человек. Надо сказать, что Афины по тем временам считались мегаполисом. Троя была, конечно, намного меньше. По самым щедрым расчетам там могло бы проживать 10 тысяч человек, и жизнь их была крайне далека от того великолепия, которое воображал Шлиман. Он (а возможно, и сам Гомер![16]16
  Здесь важно оговорить, что времена Троянской войны (вероятно, XIII–XII вв.) и гомеровская эпоха (XI–IX вв.) – это разные периоды. Шлиман раскапывает город периода Троянской войны, о которой, основываясь на бытовавшем уже несколько сотен лет устном предании, пел в IX–VIII вв. великий аэд Гомер. – Прим. ред.


[Закрыть]) не представлял себе, как реально выглядели города в описанную в «Илиаде» эпоху. Его рабочие сносили слой за слоем: вот какие-то камни, какая-то керамика… Они все это выкидывали. В погоне за своей мечтой он просто проскочил гомеровскую Трою, спустившись в более древние слои. К счастью, вслед за Шлиманом в Трою пришли и другие, в основном немецкие, археологи, и они как раз работали очень аккуратно, очень тщательно, и Троя была раскопана очень хорошо. Но начало этой находки, пусть и во многом по-дилетантски, положил Шлиман, и главное здесь произошло перед самым концом раскопок.

Шлиман был разочарован: ничего особенного не найдено – какая-то керамика, какие-то камешки… Ну, какую-то плиту с изображением бога Гелиоса нашли, что вообще, конечно, замечательно, но он-то жаждал отыскать… останки Троянского коня! Оружие Ахилла! Его доспехи, сделанные Гефестом!.. По сравнению с этим его находки выглядели ничтожными. Как он сам описывает, уже пришла пора закрывать раскопки, а ничего особенного так и не было найдено. Рабочие по инерции продолжают копать, сам Шлиман, ни на что особенно уже не рассчитывая, отправляется с женой на прогулку вокруг холма и вдруг замечает в земле, у самой поверхности, какой-то блеск. Они стали раскапывать ямку, из которой им блеснуло нечто. И… это было золото!

Они обнаружили то, что сейчас с придыханием называют золотом Шлимана, а Шлиман всегда называл кладом Приама, потому что был уверен, что эти вещи принадлежали царю Приаму, правителю Трои. На самом деле эти вещи были сделаны намного раньше того времени, когда, вероятно, была Троянская война, – если она действительно была. Но для Шлимана такого вопроса не существовало. Разумеется, эта прекрасная диадема, эти изумительные золотые украшения – это то, что принадлежало Приаму, возможно, его жене Гекубе – это царские вещи!

Он командует жене: «Иди, скажи рабочим, что у меня день рождения, я про это забыл, сейчас вспомнил, пусть отправляются в деревню и выпьют за мой счет». Они быстро отделались от рабочих, она принесла шаль, в которую они завернули все найденные вещи и унесли в свой домик. Это еще одно преступление, с точки зрения нынешней археологии: любые находки должны быть зафиксированы там, где они найдены. Говард Картер, когда раскапывал гробницу Тутанхамона, недели, месяцы потратил на то, чтобы терпеливо зафиксировать каждый предмет. Но Шлиману было совершенно не до того: дома они развернули драгоценные находки, он надел жене на голову диадему после чего записал: «Мне показалось, что передо мной была Елена Прекрасная». Но в этом кладе драгоценно было не только золото. У нас с «золотом Шлимана» ассоциируются прежде всего несколько золотых вещей – тех самых украшений, которые были на ставших знаменитыми первых фотографиях Софии Шлиман. Но на самом деле там очень много других, может быть, менее эффектных, но очень важных, и не менее красивых вещей. Там были прекрасные булавки для одежды, древние топоры… Но Шлиман был заворожен золотом.

Клад Приама. ГМИИ им. А. С. Пушкина. Москва

И конечно, возник вопрос, что делать с этим золотом. Турецкое правительство хорошо знало, что много европейских экспедиций копает на его территории. Но существовал закон: все, что найдено на территории Османской империи, необходимо предъявить специальным чиновникам, чтобы они дали разрешение на вывоз этих вещей из страны. Самые интересные находки чиновники отбирали. Не случайно археологический музей Стамбула – это Эльдорадо для человека, который любит древнюю историю. Неудивительно, что некоторые археологи мечтали вывезти находки в свои страны. Разумеется, многие из них были честными профессионалами, но колониальная идеология и низкие профессиональные стандарты создавали атмосферу, в которой любители древностей считали допустимым пренебрегать правилами, установленными в той стране, где проводились раскопки.

Шлиман в августе 1871 года получил фирман (указ) султана, разрешавший проведение раскопок[17]17
  До этого в 1870 году Шлиман копал нелегально. – Прим. ред.


[Закрыть], по условиям которого половину находок он должен был передать в археологический музей в Стамбуле. Этическую часть вопроса Шлиман отмел с привычной легкостью, практически же в ход пошли взятки и контрабанда: найденные предметы переправлял в Афины брат его партнера по гиссарлыкским раскопкам Фрэнка Калверта. Дальше последовала сенсация: о находке Шлимана кричали все газеты мира. Возмущенное турецкое правительство грозило огромными штрафами, но Шлиман от них откупился.

Однако встал вопрос, где теперь будет храниться драгоценный клад. Шлиман предложил создать в Афинах специальный музей для экспонирования «клада Приама». Он очень любил Грецию и Афины, но в то же время и свои интересы не забывал: он был готов подарить эти находки Афинам, но за это хотел получить разрешение вести раскопки в любой части Греции и делать что угодно со своими находками. И греческое правительство отказало Шлиману. Тогда он предложил клад еще нескольким странам. Но он хотел слишком больших прав для себя и больших денег. Франция и Англия отвергли его предложение, зато согласилась только что образованная Германская империя. И не последнюю роль тут сыграло личное общение Шлимана с первым канцлером Германии Отто фон Бисмарком. И золото Шлимана, эта невероятная коллекция ушла в Германию, где и находилась до 1945 года. В 1945 году в конце войны, когда советские войска вошли в Берлин, оттуда были вывезены некоторые ценности в рамках того, что называлось репарациями, и в том числе некоторые произведения искусства. И дискуссия об этих произведениях искусства до сих пор остается незавершенной, то утихая на время, то вновь обостряясь. Что касается золота Шлимана, то оно хранилось и до сих пор находится в ГМИИ им. А. С. Пушкина в Москве. Я лично надеюсь, что в конце концов справедливость будет восстановлена, и коллекция вернется в Германию.

Разрез раскопок Трои. Гиссарлык

А пока вернемся к Шлиману и посмотрим, что же с ним было дальше. Он, конечно, оказался на пике славы и пребывал в восторге от своей находки, хотя почти сразу же наряду с восхищенными зазвучали и скептические голоса. Дотошные журналисты выяснили, что в тот день, когда была совершена находка, Софии Шлиман не было в Трое. За несколько дней до этого у нее умер отец, и она поехала на похороны. Значит, Шлиман солгал, когда описывал, как он надевал на жену диадему, как в ее шаль заворачивали клад… Но Шлиман заявил: «Ну, я не то чтобы соврал, но я намерен сделать из своей жены археолога, и мне хотелось, чтобы она разделила мою славу». И здесь вновь сгущается туман недомолвок и подтасовок, столь обычный для всей биографии Шлимана. Один раз соврал – и тебя все время будут в этом подозревать. И сегодня есть историки, которые говорят, что он вообще ничего не нашел, а попросту купил эти древние вещи у антикваров, потому что ему было обидно сознаваться, что он ничего не нашел, – и сам их подкинул на место раскопок. Но большая часть историков по-прежнему считает, что эти вещи найдены в Трое. Другое дело, что клад, разумеется, не был сокровищами царя Приама, – это определенно древние вещи из городов, существовавших на этом месте в совершенно разные периоды. Но уж сам Шлиман, конечно, теперь точно убедился, что все рассказанное Гомером – чистая правда. Мы не знаем, верил ли он в то, что часть богов сражалась на стороне троянцев, часть – на стороне ахейцев, или что Зевс сидел на горе и, взирая на битву, держал в руках весы, и чаша весов склонялась то в пользу ахейцев, то в пользу троянцев, и в зависимости от этого менялся ход битвы… Все-таки он был человеком своей эпохи, и вряд ли полагал, что все в точности так и было. Но вот то, что легендарные сюжеты действительно происходили в реальной жизни, – это для него было великим открытием, и он решил идти дальше и искать следы других великих греческих мифов.

Он отправляется в Микены – великий город, «златообильные Микены», как пишет Гомер, – город, где правил царь Агамемнон, в честь которого Шлиман назвал своего сына, несчастный Агамемнон, над которым тяготело проклятие всего рода Атридов за преступления, совершенные его предками. И когда Агамемнон, великий царь, вождь ахейского войска, вернулся из Трои, его неверная жена Клитемнестра убила его – когда он пошел в ванную, набросила на него сеть, чтобы он не мог сопротивляться, а ее любовник, двоюродный брат Агамемнона Эгисф пронзил его мечом. Микены даже не требовалось искать: было известно, где они находились. Сами стены Микен стояли – правда, они были сложены из таких огромных камней, которые в Древней Греции называли «циклопической кладкой», потому что люди не верили, что простые смертные в силах построить такие стены, и были уверены, что это дело рук циклопов-великанов.

Золотая «маска Агамемнона»

Шлиман начинает раскопки в Микенах, и здесь его тоже ждут потрясающие находки. Он раскапывает древние гробницы, фантастические по своей красоте и архитектурному совершенству; находит невероятные вещи… Микены подтверждают свой эпитет «златообильные», Шлиману действительно удается найти очень много золота. Эти находки сейчас хранятся в Афинах, в археологическом музее. Но самой поразительной, триумфальной его находкой становится погребальная маска из тонкого золота, воспроизводившая лицо покойного. Точнее, масок было найдено несколько, но наиболее известной из них стала та, которую Шлиман окрестил «маской Агамемнона». Очевидно, в такой маске мог отправится в загробный мир только очень значительный человек. Шлиман шел в своих рассуждениях дальше: «Посмотрите, какой скорбный вид у этого человека. Это Агамемнон, который перед смертью понял, что жена ему изменила, брат его предал, что его убивают. И вот с этим скорбным лицом он был положен в могилу». Но кроме желания Шлимана, нет никаких доводов в пользу того, что это действительно погребальная маска Агамемнона[18]18
  Здесь стоит добавить, что речь идет о находке, относящейся ко второй половине XVI в. до н. э. До вероятной даты Троянской войны оставалось еще около 300 лет. – Прим. ред.


[Закрыть]. У нас нет никаких доказательств, что Агамемнон вообще существовал. Однако эту маску по-прежнему принято называть так, как ее назвал Шлиман.