Текст книги "Он тебя недостоин"

Глава 13

Наташа проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.

– Что такое? – испуганно спросила она.

– Нестор Петрович… – жалобно сказала Люба, испуганно глядя на нее. – Ему плохо…

Через считаные секунды Наташа вбежала в спальню отца и в ужасе отшатнулась – он лежал на спине, веки опущены, дыхание сиплое, рот приоткрыт, подбородок, шея и грудь в крови. Постель в крови… Кровь везде… В ногах его стоял Денис.

Наташа бросилась к кровати:

– Папа! Папа! – Она схватила его за руку. – Денис, что с ним?

– Я не знаю… я вызвал скорую.

– Что с ним?! – закричала она, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо.

– Не знаю… – простонал Денис.

Люба сдавленно всхлипнула и зашептала: «Отче наш, Иже еси на Небесех…»

Наташа сжимала руку отца:

– Папочка, родной мой, потерпи… Сейчас скорая приедет… сейчас… – Она провела рукой по его седым волосам.

Слезы душили ее. Внезапно губы отца дрогнули, на них появилась слабая улыбка.

– Папуля… Папочка… – И поток слез хлынул из глаз Наташи.

Нестор легонько сдавил ее пальцы.

– Не надо… – сказал он одними губами, – не плачь… – Он поднял руку и коснулся холодными пальцами ее щеки. – Наташенька, дочка… – Его рука упала.

– Папа! – закричала Наташа. – Папа! – Она перевела взгляд на Дениса. – Да сделай же что-нибудь! Сделай! – истерично завизжала она.

Люба рыдала в голос, и вдруг среди всей этот вакханалии прозвучал голос отца, слабый, но повелительный:

– Перестаньте! Все перестаньте… Я пока жив… Завещание я уже написал, оно у моего нотариуса… Все вам поровну… Там и Любе… Не обижайте ее… Никого не обижайте… Это грех…

– Папа, молчи, береги силы, сейчас за тобой приедут, – негромко сказал Денис.

Нестор печально усмехнулся и посмотрел на Дениса, потом на Наташу.

– Берегите друг друга… Жизнь штука жестокая… течет сквозь пальцы…

Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.

С улицы донесся вой сирены.

– Я пойду встречу, – сказала Люба и тихонько вышла из спальни.

Больше Нестор не произнес ни слова.

Его отвезли в клинику. Денис и Наташа поехали за скорой. Желудочное кровотечение остановили лекарствами. Два дня Нестора обследовали, на третий он глотал зонд – брали материал для проведения биопсии.

– Только не смейте мне врать, – сказал он лечащему врачу.

И тот не соврал.

– У вас злокачественная опухоль, происходящая из эпителия слизистой оболочки желудка, – сообщил лечащий, что на простом языке означало рак желудка.

Нестору показалось, что его ударили в солнечное сплетение, и с задержкой в пару секунд в голове что-то лопнуло, а в ушах раздался довольно громкий звон. Длилось это недолго, и, когда врач ушел, все каким-то странным образом встало на свои места. На те, где всегда должно было быть. Откуда такое ощущение? Наверное, оттого, что больше не нужно планировать, не нужно мечтать, мысли и чувства вдруг сосредотачиваются на последней секунде, последнем часе, последнем рубеже, и отчетливо видно все. От едва заметных пятен на обоях палаты, которые не замечаешь, но вдруг они отчетливо выделяются на стене и буквально прыгают в глаза, до едва заметной царапины на дверце антикварного домашнего буфета, о которой и не подозревал. С удивительной точностью Нестор вдруг воссоздал в памяти кухню, все ящички и дверцы, развешанные Любой обереги, набор для специй, привезенный Денисом из Италии. Закрыв глаза, он «видел» гобелен неизвестного автора, на котором вытканы дома. Гобелен этот Наташа привезла из Манчестера и повесила в кухне. Сидишь за столом и смотришь на него. Дома – странные, кривые – притягивали взгляд своей необъяснимой странностью. И внезапно в этой стерильной, тихой палате Нестор понял, что это за дома. Они говорящие! Старые, с покосившимися окнами, крышами, дверями, крылечками, смятыми сливными трубами, они делятся друг с другом своими историями: когда и почему вот здесь отвалилась штукатурка, а вот из этой ступеньки выпал камень; отчего просел фундамент и что за новые заплатки просматриваются на кровле…

Нестор мысленно бродил по первому этажу своего дома, по второму и вдруг остро почувствовал, что больше никогда туда не вернется. Его прошиб холодный пот, и губы сами зашевелились.

– Нет… Нет… Этого не может быть… Не может быть… – услышал он свой отчаянный шепот и заметался на кровати, комкая простыню.

Что-то холодное коснулось солнечного сплетения, и Нестору стало тяжело дышать.

– Нет, я уйду отсюда ногами… Я еще долго буду жить… Очень долго… – твердил он, будто хотел доказать это не только себе, а и кому-то еще.

Нестор не боялся смерти – он боялся мучительной смерти. Мучительной для души. Он зажмурился, и перед глазами возник сад с беседкой, увитой розами. Розы не только заплели деревянные столбы, но и на крышу перекинулись, и по земле поползли. К камню со словом «мама»… Все будет отлично, уговаривал он себя, иначе быть не может. У него впереди столько дел… Нужно помочь Лешке открыть еще один клуб, туда Гоги хочет вложить деньги. Гоги умный человек, за десять минут поставил Реву на место… Надо помирить Наташу и Леху… Надо… Они любят друг друга. Они такие глупые! Надо подержать на руках внуков, ох как надо!

Первый курс химии дался трудно. Нестора трясло, выворачивало наизнанку, любой запах доставлял страдание, а тут еще запах собственного тела оказался чужим и очень неприятным. Дети приезжали два раза в день и обязательно вдвоем. Они хорошие, он вырастил хороших детей. Вот только счастливым не был. Не сумел…

– Нестор Андреич, – услышал он голос сиделки и открыл глаза, – доброе утречко.

Он опустил веки и снова поднял – говорить не хотелось. В окно заглядывало яркое мартовское солнце. Господи, как же он не хочет умирать! Да еще весной!

– Давайте подушечку подобью, – проворковала сиделка, – затылочек легонечко помассирую.

Нестор поднял голову, она ловко подсунула под затылок надувную подушечку, и ее пальцы заскользили по онемевшей коже.

– Расслабьте шею, – сказала она.

Из коридора донеслись голоса и топот ног, дверь распахнулась, и в палату вошел заведующий отделением в сопровождении врачей. Сиделка осторожно вытащила руки из-под затылка Нестора, и его голова запрокинулась.

– Сейчас, сейчас… – Сильные руки подхватили его под мышки и потянули вверх.

В этот миг он потерял сознание.

На медсестринском посту Наташу остановили:

– Ваш отец сейчас в операционной.

– А что случилось? – Наташа вцепилась в край стойки.

– С этим вопросом к лечащему врачу.

– А вы что, не знаете?!

Лицо медсестры словно окаменело.

– Пожалуйста, позвоните лечащему врачу, он вам все объяснит.

Наташа позвонила и услышала, что у папы снова открылось кровотечение и его состояние тяжелое.

– Будем надеяться на лучшее.

Этими словами лечащий врач закончил разговор, и Наташа несколько минут пребывала в ступоре: вчера папа был веселый, улыбался, шутил, что теперь ему придется возить на работу судочек с овощами на пару, и вдруг…

Она опустилась на стул возле немолодой женщиной с девчушкой – из вопросов малышки Наташа поняла, что здесь находится ее мама, – и набрала номер Дениса.

– Папа в операционной.

– Что случилось? – воскликнул Денис.

– Кровотечение.

Денис приехал за несколько минут до того, как из операционной вышел врач и сказал, что операция закончилась.

– С ним все будет хорошо? – спросила Наташа.

– Будем надеяться, – ответил хирург, глядя ей в глаза

Через полтора часа их пустили в реанимационную палату. Отец лежал бледный, щеки запали, на виске, обтянутом тонкой сморщенной кожей, пульсировала синяя жилка… Изо рта и носа торчали трубки. Им дали стулья, и они сели по обе стороны кровати. Наташа прислушалась к его дыханию. Тяжелому и очень равномерному, совсем не папиному, не такому, как давным-давно, в детстве, когда она забиралась к нему в постель и пела колыбельную, а он закрывал глаза и начинал сопеть, храпеть, присвистывать. Она затихала и широко распахнутыми глазами смотрела на его раздувающиеся щеки… Вдруг папа открывал глаза, хлопал ресницами и говорил:

– Твоя колыбельная волшебная! Я сразу уснул! А теперь давай я спою тебе колыбельную.

Он пел тихим, бархатным голосом, ее веки тяжелели, и она улетала в прекрасные сны, в которых рядом всегда был папа. Самый лучший и самый надежный мужчина на планете. А теперь судьба хочет забрать у нее все… Все сразу.

Губы папы шевельнулись, трубка, торчавшая изо рта, дернулась, и Наташа услышала шипение.

– Что? Что ты говоришь?

Она взяла отца за руку и наклонилась к его лицу.

– Юля… – услышала она.

Его грудь заходила ходуном.

– Папочка, что? Что ты хочешь сказать?

Медсестра, стоявшая у шкафа с медикаментами, поспешно подошла к кровати.

– Юля…

– Он бредит, – сказала медсестра, – это нормально.

И снова вернулась к шкафу.

Наташа почувствовала слабое пожатие.

– Юля… Я люблю тебя… Не уезжай… – едва разобрала она.

– Папочка, это я, Наташа.

Веки медленно приподнялись.

– Наташа…

Некоторое время его взгляд был бессмысленным. Но постепенно черты Нестора потеряли неживую заостренность, губы порозовели, и вот на нее уже смотрели глаза отца, а не две черные точки, окаймленные коричневой радужкой.

– Наташенька… девочка моя… – Снова слабое пожатие.

По щекам Наташи потекли слезы.

– Папочка, я с тобой…

– Я знаю, ты всегда со мной… Ты никогда меня не оставишь, я знаю… – Он посмотрел на Дениса. – Мальчик мой… сыночек…

Он судорожно вдохнул, и медсестра снова подошла к кровати.

– Не напрягайте его разговорами, ему нельзя. Я сейчас доктора вызову.

Она вынула из кармана телефон и отошла к своему столу.

– Наташа… Девочка моя… Я… так люблю твою маму… – Его лицо исказилось, жилка на виске еще сильнее надулась и запульсировала. – Найди маму… Она жива… Скажи, что я люблю ее и… и не сержусь… совсем… Обещай…

Наташа растерянно смотрела на жилку.

– Пусть она меня простит… – По его щеке скатилась слеза. – Пусть она меня простит… Обещай…

Он замолчал и закрыл глаза.

– Папочка, родной, я все сделаю! Я обещаю!

И вдруг кардиограф запищал…

Молоденький дежурный врач такого еще не видел: девушка упиралась, не отпускала руку отца, просила его поговорить с ней, кричала, что виновата, и умоляла о прощении. А потом вцепилась в спинку кровати, и ее с трудом оттащили. Ее выталкивали в коридор, а она отбивалась и кричала: «Папа, прости меня! Спасите его!» Конечно, этот врач еще много чего увидит – такая уж у него профессия. Увидит искреннее горе и фальшивое, слезы радости и отчаяния, огонь надежды в глазах и тьму безысходности, но эту девушку он запомнит надолго – она кричала так, будто ее мир рухнул.

Глава 14

Слово «кома» било по мозгам, по сердцу. Это как? Папа все слышит, но не может сказать? Или ничего не слышит? А когда он выйдет из комы? Никто не знает? Что же делать? Ждать? Ждать.

Вторые сутки Наташа не отходила от отца, сидела возле кровати и держала его за руку. Она молилась, хотя прежде этого не делала. Она рыскала по всем ресурсам, на которые ее отсылало слово «кома».

– Денис, – она уронила голову на руки, – почему папа сказал «найди маму»?

Она подняла голову и посмотрела на брата, устроившегося на подоконнике.

– Он бредил.

Наташа мотнула головой:

– Нет, он не бредил, его взгляд был ясным. – Она уставилась на Дениса широко распахнутыми глазами. – Папа был в сознании, я видела это. – И она горько заплакала.

– Знаешь, сестренка, тебе нужно отоспаться, на тебе лица нет. Я говорил с Любой, она придет к восьми, и мы поедем куда-нибудь поужинать, а потом домой.

– Я отсюда не уйду, – заупрямилась Наташа.

Денис нахмурился:

– От того, что ты тут сидишь, папе легче не станет. Я не хочу, чтобы он проснулся и увидел свою дочку в таком состоянии. Ты его этим убьешь.

– Я в порядке, – прошептала Наташа, на самом деле чувствуя себя прескверно: голова словно не ее, знобит, во рту сухо, как в пустыне. Денис прав, она может заболеть, и тогда ее не пустят к папе. Ни за что.

– Хорошо… Поужинаем. – Она кивнула и вытерла слезы.

Денис спрыгнул с подоконника:

– А пока я принесу кофе.

Вскоре приехали дядя Коля и Алексей. Разговаривали шепотом. В восемь дверь тихонько открылась и в палату на цыпочках вошла Люба. И сразу остановилась:

– А я думала, тут никого нет.

Наташа поцеловала отца в щеку, попросила Любу не отходить надолго и, с трудом передвигая ноги, вышла в коридор. В лифте она стояла подальше от Алексея, но как только направилась к стоянке, он оказался рядом.

– Наташа, мне очень жаль…

Она ничего не ответила, только сжала кулаки.

– Наташа, нам нужно поговорить.

– О чем? – Она остановилась.

Денис и дядя Коля, которые шли в нескольких метрах позади, тоже остановились.

– О нас.

– Нам не о чем говорить, – бросила она и направилась к машине.

– Наташа, зачем ты так?

Она остановилась и посмотрела Алексею в лицо. Он никогда еще не выглядел таким измученным. Но это не из-за нее, это из-за того, что он затеял открытие нового клуба и очень устает. Интересно, кто ему помогает с лицензиями и договорами?

– Что «зачем»? – спросила Наташа.

– Ну… Зачем ты гонишь меня?

Она не нашлась что ответить и бросилась к машине.

– Наташа, поезжай в «Лагуну», я за тобой! – крикнул Денис.

Покидая стоянку, она посмотрела в зеркало заднего вида. Дядя Коля что-то говорил Алексею, а тот стоял, опустив голову и спрятав руки в карманах.

Наташа была удивлена тем, сколько людей обеспокоилось здоровьем ее отца. Звонили из Харькова, Днепра, Полтавы, из Германии, Израиля, Америки. Медсестры и врачи каждый день сообщали о посетителях, в основном женщинах. Однажды Наташа и Денис застали в палате высокого седого мужчину – до этого Наташа видела его всего раз, – и он пригласил их поужинать.

– Вы не будете против, если я приглашу также Николая с сыном и Любу?

Наташа с Денисом переглянулись.

– Нет, конечно. – Наташа растянула губы в улыбке.

– Тогда жду вас в клубе у Алексея.

За ужином мужчина – он прилетел из Америки в надежде повидать Нестора и побеседовать с ним – говорил о папе много и душевно. Наташа слушала и пила. Алексей сидел наискосок от нее, и на каком-то бокале их взгляды пересеклись. На душе стало необычайно скверно, и в какой-то момент девушке показалось, что прошлая жизнь удаляется от нее с огромной, почти космической скоростью и вернуть уже ничего нельзя. И она попросила налить ей коньяку.

Она не помнила, как оказалась дома, не помнила, как попала в комнату, в постель. Вдруг кто-то поцеловал ее в лоб со словами «Спокойной ночи, деточка». Она открыла глаза и увидела Любу.

– Спи… – прошептала Люба и выключила свет.

– Люба, подожди!

Наташа села на кровати.

– Что, деточка? Чего ты хочешь? – ласково спросила Люба.

– Скажи, что ты знаешь о моей маме?

И тут с Любой стали происходить странные вещи: она побледнела, провела дрожащей рукой по лицу, по шее, покрутила пуговицу на блузке и испуганно уставилась на Наташу.

Кровь застучала в висках, и Наташа вцепилась в край одеяла.

– Почему ты так смотришь на меня? – Ее голос дрожал.

По лицу Любы текли слезы.

– Люба, что ты знаешь? Говори! – Наташа соскочила с кровати и подбежала к Любе. – Говори! – Она схватила ее за руки.

Из груди Любы вырвался стон:

– Я… Я не знаю… Я правда не знаю… Я… Я люблю твоего отца… Всю жизнь… А он… Он ее любит, будто она живая… Понимаешь? Я не знаю, что случилось, я тогда не работала у вас… Я только знаю, что пожара в квартире не было. Моя подруга в том доме жила, где вы раньше жили… Это она нас познакомила… Отпусти меня, пожалуйста, – взмолилась Люба, и Наташа разжала руки.

Люба выбежала из комнаты, а Наташа снова забралась под одеяло. Хмель взял свое, и девушка уснула, едва ее голова коснулась подушки.

…Ей снилось, что она лежит на песке, а рядом Лешка, его глаза закрыты. Некоторое время она смотрит на его веки с длинными светлыми ресницами, и в ее груди разливается тепло.

– Я люблю тебя, – шепчет она.

Лешкины веки дрожат, он открывает глаза.

– Что? – сонно спрашивает он. – Ты что-то сказала?

– Я люблю тебя.

Он молчит, но ей не нужны слова – она видит все в его глазах. Лешка сгребает ее в охапку, и их губы сливаются в страстном поцелуе. Наташа обвивает его ногами, подается вперед…

И просыпается с неистово бьющимся сердцем и внезапно накатившей необъяснимой тревогой. Во рту сухо. Она спустила ноги с кровати, нашарила тапочки и побрела в кухню. Немного штормило, и, чтобы не упасть, она скользила рукой по стене, а потом по перилам лестницы. В доме царила тишина. Наташа выпила воды и в задумчивости села за стол, подперев щеку кулаком.

Сердце стучало учащенно – это понятно, но тревога… Она что-то забыла? Что-то упустила из виду? Кажется, нет. Но тревога… Откуда? Несколько минут девушка пялилась на гобелен с говорящими домами, и вдруг ее пронзила неожиданная догадка: отец говорил правду! Она должна искать маму! Она должна выполнить его волю, а там будь что будет! Она вскочила на ноги и помчалась наверх. Вытряхнула на постель содержимое сумки и схватила смартфон. Открыла почту и села на кровать.

Спроси у него, что случилось четырнадцать лет назад в Шахтово…

Рука зависла над смартфоном, а внутренний голос убеждал: лучше утром, сейчас почти три часа ночи… Но ждать она не могла: этот человек вторгся в ее жизнь, и теперь она имеет полное право вторгаться в его жизнь. Ночью, днем – неважно. Пальцы забегали по клавиатуре, собирая буквы в слова, слова в предложения:

Моя мама Юля Фокина родом из Шахтово. Двадцать лет назад она пропала без вести. Вы знали ее? Пожалуйста, откликнитесь!

Она в десятый раз прочитала послание и нажала «отправить». «Какая чушь!» – тут же подумала она. Нет, не чушь, а бред. Нет, не бред! Скверное настроение покинуло ее, уступив место страстному желанию как можно скорее получить ответ. Она его получит!

На глазах Наташи выступили слезы. Не выпуская смартфон из руки, она забралась под одеяло, положила голову на подушку и медленно провалилась в сон. За окном еще серели сумерки, когда она схватила смартфон. Ответа не было. Она выскользнула из-под одеяла, накинула халат и на цыпочках пробралась в кухню. Не включая свет, забралась с ногами на стул и склонилась над экраном.

– Ну что же ты… Что ж ты спишь, черт бы тебя побрал!

Долговязый солнечный лучик уже соскользнул с подоконника на пол, а она все сжимала в руке смартфон и ждала. «Если до полудня ответа не будет, значит, не будет совсем», – решила она и пошла в ванную. Стоя под струей воды, она прислушивалась к смартфону и время от времени через прозрачные стенки кабины поглядывала на экран. Она подумала, что ответ придет, когда она начнет мыть волосы. Сигнал, извещающий о приходе письма, раздался в момент, когда шампунь попал ей в глаза.

– Черт! Черт! – Наташа распахнула дверцы кабины и схватила полотенце. – Черт!

Она остервенело вытирала лицо, глаза и боялась, что это не то письмо.

Наташа, я мало что знаю о твоей маме. После того как мы окончили школу, наши пути разошлись. В Шахтово живет старик по прозвищу дед Хрон, зовут его Леопольд Иванович. Он хорошо знал твою маму. Поговори с ним. Желаю удачи. Не затягивай, Леопольд уже очень старый.

Не обращая внимания на капли воды и пену, падающие на экран, Наташа лихорадочно бегала пальцами по клавиатуре:

Спасибо за ответ. Простите, кто вы? Как вас зовут?

Ответа не последовало.

Глава 15

Она стояла у кухонного окна и задумчиво смотрела на крупные капли дождя, шлепающие по подъездной дорожке, когда вошел сонный Денис.

– Доброе утро! – Он обнял ее и поцеловал. – Ты как?

– Нормально. А ты?

– Спасибо. – Он потер пальцами глаза. – Ты кофе пила?

– Нет еще.

– Будешь?

– Ага.

Денис вынул из шкафчика пакетик с зернами и высыпал в кофеварку.

– Чего ты так рано? Сегодня можно поспать.

Он достал из холодильника пачку молока.

– Не могу…

– А надо бы, ты выглядишь усталой.

– В другой раз высплюсь. – Она вынула из кармана халата смартфон. – Вот, читай.

Кофеварка выключилась, а Денис все хмурился и почесывал небритый подбородок.

– Не нравится мне все это.

Он вернул смартфон Наташе.

– Что именно тебе не нравится? – скрестила она руки на груди.

– То, что ты папины слова принимаешь за правду. Он семь часов был под общим наркозом…

– Я не принимаю, так оно и было, – возразила Наташа, – я видела его глаза… – Ее голос дрогнул.

– Врачи сказали, что это бред, обычный бред после глубокой анестезии. – Денис поставил чашку с кофе на стол. – Молоко сама добавишь?

Наташа взяла пачку и осторожно плеснула немного молока в чашку. Денис сел за стол, отхлебнул напиток и задумался. Наташа поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. Денис положил руку ей на плечо.

– Сестренка, маленькая моя, я тоже очень хочу, чтобы твоя мама была жива, но ты знаешь все, абсолютно все. Тебе я рассказывал, папа, дядя Коля…

– Тогда я ничего не понимаю, – обессиленно прошептала Наташа, убирая руки от лица.

Денис сочувственно посмотрел на нее:

– Слушай, ты должна прийти в себя…

– Я уже пришла в себя. Все нормально. – Она глубоко вдохнула. – Я поеду в Шахтово… Сегодня или завтра утром. Сейчас мне нужно на работу, там есть неотложные дела.

Денис едва не подавился кофе.

– Ты… ты в своем уме? От Шахтово до фронта рукой подать…

– Знаю, – отрезала Наташа.

Он внимательно посмотрел на сестру:

– Ты понимаешь, что фронт – это война?

– Я все понимаю! Двое моих сокурсников ушли на эту войну, чтобы мы тут спокойно жили и работали. – Наташа нахмурилась и отвернулась к окну.

– Ни черта ты не понимаешь! – Денис ударил кулаком по столу. – Наталья, это не шутки. Папа в тяжелом состоянии, а ты собираешься его бросить!

– Не кричи на меня, – прошипела девушка. – Я не бросаю отца, я знаю, чего он хочет! Мое сердце знает!

– Наталья, ты сошла с ума… Ты понимаешь, что я не могу с тобой поехать? Я не оставлю папу.

– Я не прошу ехать со мной. Я сама справлюсь.

Денис хорошо знал свою сестру – возражать бесполезно! – но все же попытался и привел последние аргументы.

– Послушай, сейчас жуткая погода, дожди, дорога скользкая… А если что с папой случится?

– Что?! – Наташа уставилась на него.

– Ну…

– Никаких «ну»! Папа встанет на ноги! Я это знаю! И знаю, чего он ждет от меня!

– Наташа… – Денис запнулся, он не хотел говорить эти слова, но именно сейчас счел должным их сказать. – Если бы твоя мама была жива, она бы всеми способами старалась тебя увидеть. Нет такой силы, которая способна помешать матери увидеть свое дитя. Только в дешевых мелодрамах мама и дочка ходят по одной улице и встречаются аккурат перед дочкиной помолвкой, – сказал он и пожалел о своих словах, потому что глаза Наташи сузились и гневно вспыхнули.

– Ты что, не понял? Помолвки не будет, – прошипела она сквозь зубы, – я уезжаю! – Она допила кофе. – Все, мне пора.

Наташа вскочила на ноги.

– Ты несносная! – воскликнул Денис и негодующе взмахнул руками.

– Да, я несносная.

– Подобная одноканальность не доведет тебя до добра!

– Пока что она мне не мешала, – бросила Наташа через плечо и выбежала из кухни.

Еще совсем маленькой Наташа не могла ни о чем думать, пока не получала ответ на заданный вопрос, но почемучкой в традиционном смысле ее нельзя было назвать: она ждала ответ и никогда не перескакивала на другой вопрос. Поэтому ее обзывали пиявкой. Она не садилась завтракать, не застелив постель, не смотрела мультики, не наведя порядок в своей комнатке. Не выходила из-за стола, не сделав все домашние задания. Если что-то теряла, то не успокаивалась, пока не находила. Наверняка психиатр обнаружил бы у нее отклонения от общепринятой нормы, но если они и были, то не только не опасные, а даже очень полезные для жизни. Если она видела несправедливость, пусть даже во время игры, то – берегитесь! Она обрушивала на виновника свой гнев, а иногда и кулачки. И неважно, мальчик это был или девочка.

– Нельзя быть такой, – сетовал папа после того, как она ударила одну девочку за то, что та обозвала плохим словом другую. – Видишь, мне пришлось извиняться перед ее родителями.

– Я сама могу извиниться! – буркнула Наташа и надула губы.

Потом были еще жалобы родителей, но с шестого класса девочка сама с ними справлялась – объясняла, что к чему, и извинялась, если считала нужным. Родители в большинстве своем не хотели слушать ее объяснения и извинения, орали, но она терпеливо гнула свою линию. Поэтому ее слова «пойду в юридический» папа принял с одобрением:

– Это как раз для тебя. Ты умная и настойчивая. У тебя все получится.

Роясь в ящике платяного шкафа, Наташа внезапно почувствовала, что сама себя не понимает.

– Куда это я собралась? – прошептала она с недоумением и опустилась на край кровати. – Зачем?

И вдруг что-то внутри, в груди, дало ей знать, что она должна ехать…

Денис со стуком опустил на стол пустую чашку и услышал за спиной ворчливое:

– Детки дорогие, и не лень вам с утра ссориться?

Закутанная в пеструю шаль, в дверях кухни стояла Люба.

– Доброе утро, Любаша! – Денис сунул чашку в посудомойку и обнял домработницу. – Спасибо тебе за все! Без тебя мы б не справились.

– Брось, Дениска. – Люба смахнула со щеки слезу и направилась к чайнику. – Что тебе приготовить на завтрак?

– Парочку тостов и творог с медом.

– Хорошо, – пробормотала Люба и тяжело вздохнула, – даже не знаю, куда время девать… Папы нет, ты приедешь ночью, Наташа ест на работе… – Она посмотрела в окно. – Скорее бы потеплело, хоть огородом займусь.

Сердце Дениса сжалось. Люба выглядела растерянной и потерянной, и он впервые заметил, как сильно она постарела. Как же он раньше этого не замечал? Смотрел на нее каждое утро и не замечал. Привык, что она топчется в кухне, привык к ее завтракам, всегда вкусным и вовремя приготовленным. Привык, что эта неприметная, тихая женщина несла на своих плечах уют их дома. А теперь в ее глазах читался испуг.

– Люба, нам всем тяжело…

Она сжала губы и, глядя в сторону, кивнула.

– Я все делаю для того, чтобы папа поднялся на ноги.

Она снова кивнула.

– Ты сегодня отдыхай. Папа под присмотром. А вот Наташа затеяла черт знает что! – довольно резко сказал Денис.

– А что она затеяла?

– Она собирается в Шахтово.

– Зачем? – Люба уставилась на него во все глаза.

– Не знаю. Боюсь, что и она не знает.

– Это все из-за слов Андреича?

– Да.

Люба сцепила руки и прижала к груди.

– Знаешь… Я вот думаю… Не нужно ей мешать. – Она покачала головой. – В жизни так бывает: хочешь чего-то, а понять, чего именно, не можешь. Но оно не отпускает. – Она печально вздохнула. – Наверное, это интуиция. А к ней стоит прислушиваться.

Денис понял, что здесь поддержки ему не найти, и решил прекратить разговор.

– Я в душ.

– Давай, а я пока приготовлю завтрак.

В дверях Денис замешкался:

– Люба, прости, что спрашиваю, но я хочу знать. Если что с папой, ты… Ты не уйдешь от нас?

Люба испуганно повернулась к нему:

– Нет… А что? – Ее голос задрожал.

– Просто… – Денис растерянно взмахнул руками – вот дурак! – Я просто хотел знать твои планы…

– Какие мои планы? – с горечью сказала она. – Я хочу, чтобы Нестор Андреич вернулся домой, вот и весь мой план. – В ее глазах заблестели слезы.

– Любочка, дорогая, – Денис обнял ее, – прости, если сделал больно. Я просто хотел сказать, что… что ты душа этого дома… А мы без тебя сироты… Все… И папа, и Наташка. И я…

– А я без вас сирота…

Уткнувшись Денису в грудь, женщина горько заплакала.

Стоя под душем, он проклинал свой язык. Ну почему руководить чужими людьми намного проще, чем просто поговорить со своими… Вот идиот, нашел что спросить! Хотя он давно хотел это обсудить, без Любы им будет тяжело. Неужели Наташа права – эта женщина любит папу?

Наташа никак не могла застегнуть бюстгальтер – руки дрожали. Пришлось повернуть его наперед. Повернула, застегнула и разревелась – ну почему на душе так пусто?

… – У нас будет двое детишек, мальчик и девочка.

Лешка улыбается, играя кончиками ее волос.

– Давай назовем девочку Юлей, – озвучивает Наташа давнюю мечту, она всех своих кукол называла Юлями.

– Давай. А мальчика как назовем?

– Это тебе решать.

Она ложится на спину, забросив руку за голову.

– Хорошо, я подумаю.

Леша склоняется над ней, целует в губы.

– Девочка будет такой же прекрасной, как ты.

– А мальчик будет на тебя похож.

– Мы отдадим их в развивающий детский сад.

– Э-э нет, с ними будет заниматься няня, самая лучшая. Няня должна знать английский и французский…

– Зачем няня? – удивляется Леша. – Моя мама может с ними заниматься, она свободно владеет этими языками и еще итальянским. Не нужна им няня, это чужой человек, она будет их обижать. Ты видела передачи про нянек-садисток?

– Видела.

– Я поговорю с мамой.

– Уже? – Наташа улыбается.

– Ну, не прямо сейчас. Я просто предупрежу ее, пусть готовится.

Наташа поворачивается на бок и смотрит Лешке в глаза.

– Вот если бы моя мама была жива… – мечтательно говорит она.

– Не грусти, тут уже ничего не изменишь.

– Знаешь, что еще у меня болит?

– Что? – испуганно спрашивает Леша.

– Да не пугайся! – Она проводит пальцем по его рельефному плечу. – Вот наши дети вырастут и попросят рассказать о предках… Сейчас школьникам дают такие задания: нарисуйте свое генеалогическое древо. И наше древо окажется очень скудным.

– Почему? Моя мама знает прапращуров чуть ли не до начала восемнадцатого века.

– Вот… А я ничего не знаю о своих бабушках и дедушках. Вообще ничего. Что я расскажу нашим детям?

Леша хмурится:

– А ты не боишься, что твои предки тебя сильно разочаруют? Наши отцы родом из шахтерского поселка, а это, знаешь ли, не Вестминстерское аббатство. А вдруг история твоей семьи тебе не понравится? Оба моих деда по линии отца были алкашами и били своих жен. И что, я расскажу об этом детям? Нет. Ты не думаешь, что Нестор Андреевич молчит, потому что бережет твои нервы?

– А я не хочу, чтобы их берегли. Я хочу знать, кто я и откуда. Я обязана это знать, чтобы передать своим детям. А они своим.

– Ты из шахтерского поселка, этим все сказано. Ты даже не представляешь, какая там жизнь. Как она отличается от нашей…

Наташа поправила бретельки бюстгальтера, и тут в дверь постучали.

– Это я, – услышала она голос Дениса.

– Подожди.

– У тебя есть минутка?

– Да. – Она натянула халат и быстро завязала пояс. – Заходи.

– Слушай, тут такое дело… – Он переступил порог и сунул руки в карманы длинного махрового халата. – Лешка открывает еще один клуб…

Наташа подняла руку в протестующем жесте:

– Я не знаю, кто такой Лешка.

Денис нахмурился:

– Так нельзя.

– Можно. И если тебя интересует, могу ли я помочь ему как юрист, то я отвечу «нет».

– Ох, Наташа, у тебя и характер… – пробормотал Денис.

– Как будто ты не знал! – фыркнула она. – Что-то еще?

– Нет… – Денис мотнул головой.

– Тогда мне нужно собираться.

– Окей. – Он пошел к выходу, но в дверях остановился. – Так ты действительно едешь?

– Да, завтра.

– Ладно… Я постараюсь вернуться часов в десять. Кстати, загляни в автосалон, пусть посмотрят машину. Все-таки восемьсот километров туда, восемьсот обратно… Обещаешь?