Текст книги "Лови момент"

Глава 8

Фишер

Пытаюсь бежать по засыпанной гравием дорожке, но камни расступаются, утекают куда-то вниз, словно песок из песочных часов, утаскивая меня за собой. Фрейя рядом со старой машиной машет мне рукой. Нужно отговорить ее от поездки. Кричу, но не могу издать ни звука. Ноги скользят по проклятым камням. Фрейя постепенно удаляется. Падаю, земля уходит из-под ладоней.

На пороге стоят родители – как всегда, грустные и ласковые.

– Не можешь до нее добраться? – спрашивает мама.

«Не могу», – хочу сказать я, но лишь сдавленно всхлипываю.

Поворачиваюсь к сестре, однако та исчезла. Вместо нее в джип садится хмурая Инди. Вновь пытаюсь подняться, крикнуть, только ничего не выходит. Беспомощно падаю все ниже и ниже. Погодите, а это еще кто? Гусь?.. Он гогочет, и я…

Тяжело дыша, весь в поту, вскакиваю в постели. Трогаю руками лицо, вытираю мокрые от слез щеки, хватаю телефон и выключаю будильник. Уже светло. За окном все укрыто густой дымкой; похоже, по утрам здесь туманно.

Здесь – в городке Спунс, штат Орегон, где мне предстоит провести целое лето и доказать, на что я способен, – племяннице, начальнице и… самому себе.

Успокоив дыхание, выпутываю ноги из простыней, влезаю в джинсы, иду умываться, однако меня по-прежнему гнетет неясная тревога, навеянная сном. Направляюсь на кухню, принимаюсь бессознательно передвигать вещи. Это не мой дом и не мой ресторан, но я все равно ставлю тарелки в кухонный ящик – так удобнее. То же самое проделываю с ножами. Оцепенело смотрю в холодильник, словно там дыра в другое измерение.

Приходится признать: я – повар, который не может готовить. Ну или не хочет.

Разумеется, я способен выполнить заученные до автоматизма действия… но у меня не получается придумать ничего нового, даже не хватает запала скомпоновать что-нибудь из классики. Карли говорит, нужно перезагрузиться, вернуться к истокам; знать бы, как это сделать. Я с закрытыми глазами приготовлю фирменное блюдо «Мозговой косточки» – жгучие аньолотти с трюфельным маслом и черными вешенками, но хоть убей не помню, что Фрейя любила на завтрак и что любит Инди. Вчера в магазине меня словно разбил паралич. От одного воспоминания о продуктах, усмехающихся с полок, учащается сердцебиение и немеют ладони.

Сквозь гул в голове пробивается трель дверного звонка.

Сейчас я совершенно не в состоянии ни с кем общаться. Полностью исключено. Решительно отказываюсь. Правда, ретироваться в спальню не получится – меня сразу же увидят сквозь эти проклятые окна.

Мое внимание привлекает золотистое пятно; за окном колышется луговая трава – густая, высокая. Не в человеческий рост, конечно, но, если пробраться ползком, можно спрятаться.

Не тратя время на размышления (думать бесполезно: мозг еще не функционирует), опускаюсь на пол, крадусь к боковой двери, словно спецназовец. Выхожу на заднее крыльцо, пригибаюсь, короткими перебежками пересекаю двор, подлезаю под изгородь, ныряю в траву.

После ночного кошмара настроение и так никуда не годится, еще нового унижения не хватало. Черт возьми, с меня довольно. Не желаю терпеть все эти танцы с бубнами. Точнее, ползание на карачках с бубнами.

Я хочу работать. Даже если это просто разминка перед настоящим делом, я должен воспользоваться возможностью вернуть прежнюю жизнь, стать самим собой. Значит, нужно выполнить порученную задачу как следует, чтобы не только доказать свой профессионализм, но и обрести хотя бы крупицу самоуважения.

А еще, черт побери, я мечтаю разделаться с бесконечной чередой кошмаров, омрачающих мою жизнь последние несколько лет. Единственный известный мне способ – занять себя чем-нибудь полезным. Работа у меня есть – этот временный проект, только вот никак не соображу, с чего начать.

Тем не менее вместо того, чтобы взяться за дело, я скрываюсь на лугу в надежде уединиться.

Кто бы мог подумать – когда-то я руководил кухней мишленовского ресторана, наслаждался вниманием, любовался собой. Что я здесь делаю?..

Прикрываю рукой глаза от солнца, принимаюсь за дыхательные упражнения, которые рекомендовала психотерапевт. Однако успокоение не наступает; в мозгу крутится та же назойливая пластинка.

«Доводилось ли вам испытывать наслаждение столь сильное, что хотелось немедленно это прекратить? Бывали в вашей жизни случаи, когда хорошая книга, интересный фильм или незабываемое путешествие вызывали восторг, внушающий желание продлить миг блаженства, нажать на паузу, попытаться оттянуть неизбежное?»

Все бы отдал за искру былого вдохновения.

Когда-то передо мной заискивали самые грозные критики кулинарного мира. Я находился на вершине карьеры, в которой мало кому удается преуспеть, и наслаждался каждой секундой пребывания на олимпе. Кровь кипела от страсти, жара и адреналина. Беда в том, что, когда я сбрасываю оцепенение и пытаюсь вспомнить себя прежнего, почему-то в первую очередь вылезает всякое дерьмо.

Именно поэтому я лежу навзничь на лугу, среди жуков и червяков, жесткая трава колется сквозь рубашку и… кажется, кто-то идет.

Шуршание становятся громче. Ничего не поделаешь, придется объясняться…

Из травы появляется трехлапый кот. Неловко машу ему рукой.

– Привет.

Кот испускает недовольный вздох, неохотно подходит ближе, укладывается ко мне на грудь и принимается месить единственной передней лапой.

– Ой! Ох-х, черт! – С каждым движением острые когти впиваются в кожу. Безуспешно пытаюсь отцепить наглеца, но тот лишь вцепляется сильнее. Наверняка оцарапал меня до крови. – Я на это не соглашался! – Нахальный зверь еще и недоволен: прижимает уши, злобно щурится.

– Что вы делаете с моим котом?

Подошедшая Сейдж закрывает собой солнце; над ней расходятся лучи, образуя нимб, серые глаза сверкают. От неожиданности у меня все вылетает из головы – мое нелепое положение, несправедливый гнев, который я обрушил на нее позапрошлой ночью, вчерашнее недовольство. Даже смутиться забываю, просто таращусь на соседку.

– Что делаю? – указываю на ее трехлапого друга. – Это он на меня напал. Слава богу, вы пришли на помощь. – Голос остается ровным, хотя я еще как раздражен. Разумеется, Сейдж не виновата в сваливающихся на мою голову неприятностях, но эта женщина каждый раз появляется будто специально, чтобы посмотреть.

– Да-да, вижу, – серьезно кивает она. – Однорукий бандит. Знаменит на всю округу. Подстерегает жертв и уговаривает прилечь на лужку.

– У него целых три лапы, – неубедительно возражаю я.

– Ну конечно. Не всякому старому хромому разбойнику под силу повергнуть на землю столь могучего и умудренного жизнью мужчину вроде вас.

Подкладываю ладонь под голову и невольно улыбаюсь. Манера Сейдж заставать меня в беспомощном положении совершенно выбивает из колеи. Хромоног возлежит на груди, беспардонно поправ личные границы. То ли от веса теплого кошачьего тельца, то ли от жизнерадостного вида его хозяйки я сдаюсь, признаю смехотворность ситуации и немного расслабляюсь.

– Вы, я вижу, сегодня не в халате? – Однако моя ухмылка тут же тает; наверное, Сейдж думает, будто я извращенец и подглядываю за ней. Вчера, например, она была в комбинезоне. Я что, пытаюсь флиртовать, валяясь на лугу, словно коровья лепешка? Поспешно вынимаю руку из-под головы, пробую снять с себя кота.

– Я-то надеялась, вы про него забыли. – Сейдж морщит нос, смущенно закусывает губу. Слава богу, она думает, я имею в виду нашу первую встречу. – Сейчас помогу. – Она опускается на колени.

После краткой борьбы кот с возмущенным урчанием удирает в кусты. Сажусь, отряхиваюсь, лихорадочно пытаясь придумать объяснение, как я здесь оказался, но ничего путного в голову не приходит.

– Попробуйте вот это. – Улыбка у нее теплая, будто напоенная солнечным светом. Сейдж роется в корзине и протягивает скон. – Просто хотела угостить вас с Инди в благодарность за вчерашнюю помощь.

С опаской смотрю на лакомство.

– Вообще-то я не любитель сладкого.

– Не капризничайте. Просто попробуйте. – Она шаловливо закатывает глаза, и… внезапно мне хочется дернуть ее за волосы. – Если, конечно, у вас нет аллергии.

Вспоминаю взбешенный взгляд Марты О’Дойл.

– Там яд?

Сейдж ухмыляется, откусывает большой кусок и кончиком языка слизывает крошку. Стараюсь не пялиться на ее губы.

– Удовлетворены?

Ненадолго. Эта мысль и последовавший всплеск желания удивляют. Неожиданно – и приятно. Забираю у Сейдж скон и откусываю с того же конца. Сладкий терпкий ягодный вкус, прохладные лимонные нотки, яркий цветочный аромат, насыщенное послевкусие.

– Ничего себе!

– Угу. И это вчерашние. Кстати, у вас есть время мне помочь?

Н-да, угощение редко достается бесплатно.

Тем не менее надо как-то восстановить уязвленную гордость и заодно успокоить муки совести за вчерашнюю грубость.

– Конечно, – отвечаю я, скрыв раздражение.

– Пожалуй, надо взять у вас номер телефона. Буду заранее предупреждать, чтобы вы не пугались до смерти, когда я в следующий раз заявлюсь к вам на порог.

Черт возьми.

– Сейдж, простите. Я не знал, что это вы, честное слово. Еще толком не проснулся, был не в себе…

– Не надо, я все понимаю. – Она легонько хлопает меня по плечу. – Однако… – Театральный вздох. – Вы обещали отблагодарить, и я намерена воспользоваться предложением. Мой священный долг – преподать вам урок про маленькие города.

На ее футболке изображены лошадиные головы – гривы заплетены в косы, коротко подстрижены, у одной даже ирокез. Надпись на груди гласит: «Любая стрижка на ваш выбор». Держу пари, у этой женщины целая коллекция одежды с забавными надписями.

– Неужели? – отзываюсь я.

– Именно. Урок первый: пустые обещания тут не приняты. Люди будут ловить вас на слове. Вот как сейчас. – Сейдж воздевает руки к небу. Розовый лак, кольцо с бирюзой.

Она встает, направляется к своему дому. Бросаю в рот остаток скона, бреду за ней, окидывая взглядом ее миниатюрную фигурку. Сильные руки, мускулистые ноги, плавный изгиб бедер и… Черт! Наступил на колючку.

Однако мне не удается всласть насладиться видом аккуратной женской попки. Слышится гулкий собачий лай – и с заднего крыльца выпрыгивает здоровенная псина. Я замечал ее и раньше, но вблизи она выглядит просто огромной: если встанет на задние лапы, не менее шести футов [12]12
    Приблизительно 180 сантиметров.


[Закрыть].

– Эта зверюга дружелюбная?

– Даже чересчур, – с сожалением отвечает Сейдж. – Из Ласки не вышла охранница. Хозяева решили отдать бедняжку в приют, но там ее не взяли – слишком большая. Пришлось забрать себе. – Она треплет любвеобильную великаншу по макушке. Ласка лижет мне руку, словно одобряя. Надеюсь, ей удастся расположить кота в мою пользу.

Сейдж знакомит меня с гусями, Гэри и Грымзой, а также с десятком куриц, чьи имена я, разумеется, не запомнил. Обойдя дальний угол дома, мы оказываемся в просторном цветнике. Значительную его часть занимают прикрытые пленкой грядки, сзади – большой парник, по бокам – живые изгороди. Сотни разнообразных цветов радостно покачивают головками на легком ветру, распространяя приятное благоухание.

Для моего наставника, нудного мудака, зато виртуоза в своем деле, запахи имели огромное значение. Работникам кухни не разрешалось пользоваться духами, чтобы аромат не смешивался с едой. Помню, однажды он строго отчитал сушефа за дезодорант. По той же причине крайне избирательно относился к цветам в зале и редко позволял держать их на столах. Тем не менее, работая на кухне, я познакомился со множеством растений, поэтому, когда Сейдж устраивает подробную экскурсию, узнаю многие из них: лаванда, розы, декоративные цветы для украшения блюд – фиалки, васильки, анютины глазки. Замечаю стебли подсолнухов – Сейдж говорит, когда зацветут, будут белые. Она с гордостью демонстрирует клумбы ранункулюсов и анемонов; отдельный участок отведен под георгины – они у нее что-то плохо растут. Ее руки так и порхают, а цветы словно радостно улыбаются от ласковых прикосновений.

Сейдж отвлекается от цветника, указывает на огороженное пастбище у ветхого амбара.

– Должна предупредить, Бутон недолюбливает мужчин, поэтому я на вашем месте не бросалась бы угощать его морковкой.

Только сейчас замечаю огромного тяжеловоза, лениво щиплющего травку.

– О господи! У вас есть нормальные животные?

– В смысле?

– Ну трехлапый кот, собака размером с «мини-купер», конь размером с монстр-трак.

– Вы знаете, что такое «монстр-трак»? – смеется она. – Это просто собака, кот, конь и несколько птиц. Ничего необычного. К тому же все они оказались у меня по воле случая. Я их специально не выбирала.

И снова, как в первую встречу, наши взгляды пересекаются. Кажется, Сейдж ожидает, что я прерву молчание, но я не нахожу слов и не могу отвести от нее глаз. Она закручивает волосы в сложный узел на затылке, кончик свободной пряди касается ключицы, как раз над созвездием веснушек, выглядывающих в вырезе футболки. Словно десерт, посыпанный корицей.

– Что такое положили в этот скон? – вслух спрашиваю я.

Сейдж заливается румянцем и хихикает. К счастью, оцепенение проходит.

– Так чем вам помочь?

– Идемте, – говорит она и направляется к амбару.

За амбаром – огород; он значительно меньше, чем цветник, зато полон овощей и фруктов.

– Все созрело, но на продажу здесь слишком мало. В любом случае до ближайшей ярмарки большая часть испортится. Помогите собрать урожай, а взамен берите, что понравится.

Непринужденность в ее голосе выглядит несколько напускной. Как будто, прося о помощи, она… пытается мне помочь?

Надо признать, это работает. Нагружаю корзины кабачками, бобами, ранними дынями, базиликом и помидорами разных сортов. Кажется, в одном из магазинов я приобрел буррату; начинаю придумывать незатейливые комбинации с овощами. Окончив сбор урожая, я мысленно составил недельное меню из относительно простых блюд и не могу отказать себе в удовольствии объединить их в более сложные. Под ногтями земля, икры ноют от сидения на корточках, но, как ни странно, я чувствую себя непривычно умиротворенно.

Сейдж встает и вытирает руки о шорты.

– Спасибо за помощь.

– Вам спасибо. Теперь мы с Инди неделю можем не ходить в магазин.

– Вы не возражаете, если я и завтра попрошу вас помочь? – робко интересуется она. На ее щеке пятнышко грязи. Как ловко эта женщина прибрала меня к рукам! Старательно сдерживаю улыбку.

– Ладно. Зайду к вам утром.

– Здорово. Давайте часов в восемь. Возьмем мой пикап.

– Погодите. – Замираю на месте. – Вы хотите, чтобы я с вами куда-то поехал?

Сейдж упирает руки в бока и пинает камушек.

– Если вам удобнее, можете отправиться на своей машине. Просто у О’Дойл нехватка персонала, а мне нужно купить кое-что большое, самой не донести. Неловко, когда пожилые сотрудники с бандажами на разных частях тела вынуждены помогать, поэтому…

– Нет-нет, я не против… конечно, давайте съездим. Мне вполне удобно. Если удобно вам, – неуклюже добавляю я. – В смысле, если я вас не стесню.

Сейдж изгибает бровь, игриво ухмыляется.

– Что ж, рискнем.

Глава 9

Сейдж

В восемь утра, едва заслышав стук во входную дверь, ныряю в ванную и быстро оглядываю себя в зеркало. Увы, за ночь я не превратилась в неотразимую сирену. Какой была, такой и осталась. Пожалуй, раскраснелась чуть сильнее обычного… плюс добавилось неприятное волнение в животе.

– Войдите! – кричу в раскрытое окно, сквозь которое проникает утренний ветерок. – Я сейчас!

Здорово, что мне удалось завести дружбу с новым соседом, хотя обстоятельства нашего знакомства оказались далеки от идеала. Вчера на лугу он явно размышлял о чем-то неприятном; хорошо, что я заставила его отвлечься. Всякий раз, когда мы встречаемся, Фишера словно гнетут тяжелые мысли; наверняка ему нужна передышка. Я честно собиралась притвориться, будто не замечаю, как он лежит в траве, а потом увидела торчащий, словно акулий плавник, хвост Хромонога. Я медленно приблизилась, рассчитывая, что Фишер вот-вот встанет, однако обнаружила его пригвожденным к земле в тщетной попытке стряхнуть кота: подол рубашки задрался, на лице написано отчаяние. Ему всего-то требовалось приподняться, и сила тяжести выполнила бы задачу за него, но он так погряз в тревожных раздумьях, что не смог собраться с мыслями и принять верное решение. К тому же при каждой встрече мне чудится в нем нечто знакомое – загадка, которую не терпится разгадать.

Приходится признать: любопытство – моя слабость.

Вынимаю из сумки ключи и деньги, направляюсь к выходу, однако замираю на полпути: на кухне спиной ко мне стоит Фишер. Волнение перерождается в незнакомое необъяснимое чувство – робость и восхищение одновременно. Только вчера я наблюдала этого мужчину, барахтающегося, словно жук, посреди поля, но теперь, когда он задумчиво изучает мою подставку для яиц, кровь невольно приливает к щекам. Фишер делает пару шагов и оглядывает веранду. Внутренний жар становится еще сильнее.

Веранда совсем маленькая, зато полностью остекленная, включая потолок; раздвижные двери ведут на кухню, стеклянная – на улицу. В углу стоит разлапистое кресло горчичного цвета, принадлежавшее моему отцу. Рядом – мамин пуфик, заваленный книгами и блокнотами.

Иэн никогда не любил мою веранду. Зимой на ней холодно, летом жарко. Он не мог понять, зачем я устроила гостиную в столь тесном помещении, – места здесь хватает всего на пару человек. Его бесила полка, которую Эллис установил вдоль одного из окон; на ней громоздятся безделушки, комнатные растения, уродливые вазочки, сделанные из маленьких диско-шаров, старые жестянки из-под томатного соуса и прочие милые сердцу сувениры. Иэн ненавидит хлам, от растений заводятся мошки, и вообще: «Кому такое нужно рядом с кухней?» – говорил он. Наверное, веранда не нравилась ему по той же причине, что и я, – непрактичная и бестолковая. Он считал единственно верным решением переоборудовать ее в кладовку, и меня тоже хотел переделать во что-то более полезное и удобное.

– Вы готовы? – Откуда в моем голосе робкие нотки?

– Тут хорошо, – задумчиво произносит Фишер, по-прежнему оглядывая веранду.

– Ага, – хрипло отзываюсь я. Мне хочется рассказать ему, как здорово здесь по утрам, когда луг покрыт росой, как во время праздников запотевают стекла, когда собирается толпа народу, словно дом тоже радуется вместе с нами. Впрочем, не стоит; этот незнакомый человек приехал ненадолго, ни к чему расписывать достоинства моей веранды.

Молча садимся в грузовик. Завожу мотор.

– А что Инди сегодня делает? – Вроде безопасное начало беседы.

– Снова встречается с вашим племянником, – бурчит Фишер. Почему-то его угрюмый ответ вызывает у меня улыбку. Не могу представить, чтобы кто-то испытывал к Сэму какие-либо чувства помимо обожания.

– Так что случилось позапрошлой ночью? Они вернулись позже комендантского часа? Вы не объяснили.

Фишер неловко ерзает на сиденье.

– Я не установил для Инди время возвращения. Сам знаю, моя ошибка. – Похоже, когда дело касается племянницы, он с готовностью принимает вину на себя или подбирает для девочки оправдания, будто пытается защитить.

– Стесняюсь спросить, а почему сигналил гудок? – Выруливаю на дорогу. – Надеюсь, никого не защемило под рулем в момент задержания на месте преступления?

– Как ни странно, нет, – раздосадованно отвечает Фишер. – Это я давал им понять, что вынужден лицезреть проявления их страсти.

Невольно хихикаю.

– Вижу, вы находите ситуацию забавной, – ворчит он, но уголок его рта приподнимается в намеке на улыбку. – Господи, я в растерянности. Понятия не имею, что делать с этой девчонкой.

Вероятно, Фишер делится со мной вовсе не из доверия и не в поисках утешения. Всякий раз, как наши пути пересекаются, он оказывается в уязвимом положении – униженный и подавленный из-за случая с роботом-пылесосом, до истерики взбешенный, когда Инди вернулась домой слишком поздно, потом еще на лугу… От его признания у меня сжимается сердце.

– Если вам станет легче, – говорю я, – все родители, с кем мне довелось беседовать, чувствуют то же самое.

Фишер мычит нечто невразумительное, потом отворачивается к окну. Вдыхаю его запах – чистый и теплый, с мятными и древесными нотками.

Некоторое время спустя он прерывает мой одорологический анализ словами:

– Полагаю, все в городе уже в курсе про инцидент с пылесосом?

Строю рожицу, сдерживая смешок.

– Хотите, поделюсь своими постыдными историями, чтобы вы не чувствовали себя неловко?

– Боюсь, мне станет неловко вдвойне, – серьезно отвечает он, прожигая меня пристальным взглядом. – Но это весьма великодушно с вашей стороны.

Польщенная его обращением, невольно сбрасываю скорость и в кои-то веки еду медленнее разрешенного максимума.

– Ладно. В качестве предисловия поясню: моя мама умерла, когда мне было лет шесть, отца я потеряла в двенадцать. Меня растили трое братьев; Эллису, старшему, только исполнилось восемнадцать. – Воспоминания о хаосе тех лет вызывают ностальгическую улыбку. – Когда я начала… расцветать, то постеснялась сказать им, что мне нужен бюстгальтер. Однажды я нашла в комнате Мики мужской журнал… ну, знаете… где женщины с такими… наклейками на сосках. – Рисую пальцем крестик на груди. Заметив внимательный взгляд Фишера, густо краснею. – В общем, я… заклеила соски изолентой и случайно одну отодрала. Пришлось накладывать швы. – Боже, зачем я это сболтнула? Давай что-нибудь другое, быстро! – А, вот еще! Однажды в восьмом классе я отвечала вслух у доски и вместо «спекуляция» ляпнула «эякуляция». – Какое унижение! Замолчи немедленно! – Мои бывшие одноклассники до сих пор вспоминают эту историю. – БОЖЕ МОЙ! Поверить не могу! Неужели я действительно рассказала ему про соски и эякуляцию? – Откуда вы родом? – Поспешно перевожу разговор на другую тему. От волнения у меня вспотели ладони.

Фишер отвечает не сразу. Надо отдать должное, ему удается сохранять невозмутимый вид.

– Спасибо, что поделились, – наконец произносит он, однако с придыханием, словно с трудом сдерживает хохот. – Я родился в Нидерландах. Когда мне было два года, а сестре четыре, мы перебрались в США. Сейчас живу в Нью-Йорке.

– Значит, вы шеф-повар из Нью-Йорка, а к нам приехали на лето?

Он криво усмехается.

– Да, шеф-повар. Моя начальница купила здесь здание, в котором хочет разместить ресторан с обсерваторией. Она поручила мне разработать меню и проконсультировать по поводу планировки кухни.

– Обсерватория! Значит, вот что это такое!

Фишер с любопытством косится на меня.

– А вы о чем подумали?

Копирую выражение его лица.

– Терялась в догадках. Сами понимаете, на что эта конструкция похожа.

– На что же?

– Вот только не надо. Не заставляйте меня на протяжении одной поездки говорить о сосках, эякуляции и здании в форме эрегированного члена. Я и так сказала слишком много.

Фишер хохочет. Его смех будоражит даже сильнее, чем похвала моей веранде. Мне нравится, как он запрокидывает голову и хватается за грудь, будто хочет удержать приятное чувство.

– Вам полагаются дополнительные баллы за слово «эрегированный».

Шутливо кланяюсь и развожу руками.

Далее мы едем в доброжелательном молчании. Солнце наполовину скрыто за облаками, но небо скорее голубое, чем по-орегонски серое. Спунс в основном состоит из острых углов, однако сейчас находится в самой поре цветения; на раскинувшейся зелени мелькают яркие пятна люпинов и диких ирисов. Опускаю боковое стекло и подставляю ладонь напору воздуха. Заметив, как Фишер делает то же самое, не могу удержаться от радостного смеха.

На повороте открывается вид на старый город.

– Не хочу лезть в ваши дела, но раз я помогаю хозяевам дома в их отсутствие, мне известно, что вы здесь на все лето.

– Подозреваю, вам известно гораздо больше, Сейдж.

– Что вы имеете в виду? – осведомляюсь я с делано обиженным видом.

Фишер испускает тяжелый вздох.

– Значит, вы ничего обо мне не знаете? И Коалиция предпринимателей Спунса не строит козни у меня за спиной? – В его голосе слышится гневная нотка.

Не стоит отвечать резкостью на резкость. Лучше обратить все в шутку.

– Кажется, вы насмотрелись фильмов про жизнь в маленьких городках. В целом, конечно, киношники показывают нас верно, но клянусь…

Фишер поднимает бровь, ожидая продолжения.

Плотно сжав губы, я выполняю один из последних поворотов перед въездом в город.

– Честное слово, всю информацию о вас я знаю исключительно от моих назойливых братьев. – И остальные тоже, но об этом упоминать не стоит. Важно подчеркнуть: лично я не пыталась совать нос в его жизнь. Если не считать подглядывание через забор, разумеется. – Я в курсе, что Инди ваша племянница, но она сама мне об этом сказала.

Фишер молчит. Тревожусь, не перегнула ли палку, однако через пару мгновений он произносит:

– Моя сестра погибла три года назад. В автокатастрофе.

Внутренне ахаю, но не тороплюсь с ответом. Не стоит его смущать. К тому же я не могу заставить себя повторять банальные фразы, которые слышала тысячу раз.

– Это самая ужасная и несправедливая вещь, какая только могла случиться с ней, с Инди и с вами, – от всей души говорю я. – Так нечестно.

Отворачиваюсь к лобовому стеклу. Взгляд Фишера прожигает висок.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом отвечает он. – И… да, мы здесь до конца августа.

Ему явно хочется сменить тему. Ничего удивительного.

– Большой срок, чтобы утвердить план кухни и придумать меню. Просто… – Я медлю, опасаясь, что переступаю порог дозволенного и превращаюсь в досужую сплетницу.

– Эти вопросы можно решить и удаленно?

Киваю. Фишер задумчиво смотрит на дорогу.

– У меня были трудности… на работе. Я потерял связь с реальностью, причем уже давно. Думаю, моя начальница таким способом помогает мне перезагрузиться, а заодно дает возможность снова проявить себя. Наверное, она поняла, что и нашим отношениям с Инди нужна перезагрузка.

– Ваша руководительница очень о вас заботится.

Фишер качает головой и фыркает.

– Простите, конечно, вы правы. Она относится ко мне гораздо лучше, чем я заслуживаю. – Он неохотно вздыхает. – Карли хорошая женщина. Если у меня личный кризис, это не означает, что она должна позволить утянуть на дно всех вокруг.

– Горе меняет человека, – замечаю я. – Ну и вообще, трудновато думать о фуа-гра, когда приходится постоянно тревожиться за кого-то другого.

Фишер таращит глаза, словно потрясен моей прямотой, однако изумленное выражение тут же исчезает.

– Почему когда говорят о поварах, непременно упоминают фуа-гра? – вопрошает он. – Почему именно фуа-гра?

– Знать бы, что такое фуа-гра. Вот в чем вопрос. – Пожалуй, стоит взять более непринужденный тон.

Он облегченно хмыкает.

– А я думал, вы повар.

– Вы провели на моей кухне всего полминуты!

– Вот именно.

Я видела Фишера смущенным, самокритичным… а теперь наблюдаю проблески уверенности в себе и даже флирта. Его поведение выглядит совершенно искренним – не маской, скорее шляпой, которая ему к лицу. Скажу откровенно, такой Фишер мне нравится, хоть и складывается ощущение, будто я стою на цыпочках и пытаюсь удержать равновесие.

Сосредоточенно глядя на дорогу, заезжаю на парковку.

– Значит, вы эксперт по кулинарии?

– Хотите верьте, хотите нет, «Мишлен» не каждому дает звезду. – Он широко улыбается.

От неожиданности торможу резче, чем планировала.

– Прошу прощения, что? Вы – обладатель мишленовской звезды?

Фишер краснеет и смущается.

– Формально, звезду присваивают ресторану, но… да, – скованно произносит он и выходит из машины.

– Что? – в оцепенении шепчу себе под нос. А я предложила ему помочь с меню! Почему он не рассмеялся мне в лицо?

Кое-как выбираюсь из автомобиля. Спотыкаюсь, Фишер подхватывает меня за локоть. От прикосновения по руке разливается приятное тепло, перетекает в грудь.

– Дело не только в утрате, – с печальным вздохом произносит он. – Вы сказали, горе меняет человека. Да, мне пришлось заботиться об Инди, но моя жизнь пошла под откос еще раньше, до автокатастрофы. Отчасти поэтому я здесь.

У него такой вид, будто он сознался в прегрешении и испытывает небольшой стыд и огромное облегчение. Совершенно ясно – есть еще что-то, о чем он пока не готов рассказывать.

Делаю глубокий вдох: запахи травы и моря смешиваются с запахом Фишера, необычайно притягательным; скорее всего, это просто дезодорант, а не мифический аромат, созданный моими гормонами.

– Мне жаль, что вам не повезло, – говорю я.

Фишер опускает взгляд в землю.

– Не то чтобы не повезло… я сам все провалил.

– У меня есть проверенная информация из надежного источника: «Мишлен» не каждому дает звезду, – со значительным видом киваю я. – Очень сомневаюсь, что дело в вас.

Фишер отчаянно старается улыбнуться и проводит рукой по лицу. От звука ладони, скребущей по щетине, по коже пробегают мурашки, соски покалывает.

– Когда-нибудь я покажу вам отзывы, которые утверждают противоположное, – глухо произносит он.

– Вряд ли можно считать чье-то мнение мерилом успеха, – с излишним жаром возражаю я. Его слова задевают меня за живое.

Фишер скрещивает руки и тяжело прислоняется к автомобилю.

– Когда ваш успех зависит от желания других людей потратить деньги на то, что вы предлагаете, их мнение имеет значение. – В его голосе звучат решительность и усталость.

Мы спорим? Кажется, да. Он смотрит на меня с неприкрытым любопытством; наверное, хочет знать, что я отвечу. Пьянящее ощущение. Пожалуй, стоит перевести разговор в безопасное русло.

– Знаете, я учитель, – беспомощно развожу руками. – То, что я предлагаю, даром никому не нужно. Я просто нахожу способы обманом заставить их проглотить.

На лице Фишера мелькает странное выражение.

– В некотором роде я пытался сделать то же самое, – с усмешкой объявляет он.