Текст книги "Путешествия в астрале и наяву"

Родители Вадима согласились переехать в коттедж к Рите, пока её не будет. Маленькому Принцу очень нравилось в вольере, где у него было достаточно игрушек и большой простор для щенячьей деятельности. Каждый день к нему приходил кинолог заниматься, можно было за него не беспокоиться. Во всём остальном Рита положилась на родителей и на Господа Бога, так, по присказке, в существование которого она перестала верить после смерти мужа. Уже перед самым отъездом родители организовали небольшую вечеринку, пригласили Ларису, Юру. Рита шутила, что получился вечер встречи с одноклассниками. Когда они мыли посуду на кухне, мама, пряча глаза, осторожно стала расспрашивать о Юре.

– Мамочка, ну, был в школе Лопухом, а теперь пишет докторскую диссертацию.

– Такой молодой и уже будет профессором?

– Ну, да. Он кандидатскую не писал. Говорит, у него столько материала, что сказали сразу докторскую писать.

– Ну, надо же. А мне он показался несколько развязным.

– Да и мне тоже, мамочка. Я всех сравниваю с Вадимом. Пока ещё не встречала ни одного человека, который бы ему хотя бы в подмётки годился.

Рита расставляла посуду, и мама с удовлетворением отметила про себя, что сказано это было без обычной в последнее время дрожи в голосе. «Слава Богу, прошло», – подумала она. Мама и сама не могла себе представить, что за жизнь будет у её дочери без такого мужа, как Вадим. Просто так ходить на работу, потому что надо, просто так жить, – это не для Риты. У неё всегда была какая-нибудь цель в жизни. «Пусть слегка отвлечётся, развеется, а там видно будет», – успокоилась мама.

В самолёте Рита сидела, конечно же, с Юрием. Он был необыкновенно галантен, всё время беспокоился, чтобы ей было удобно, отвечал на её вопросы:

– Юр, а почему вы – историки, сдаёте отчёт в Географическое общество?

– Ну, историк, положим, только я один. Воланд тоже раньше занимался историей, отсюда наша дружба, потом рассорился со всеми на кафедре, перешёл на другую, завёл знакомства в Географическом обществе, и вот, каждый год ездит в экспедиции. Классно, да?

– Не понимаю.

– Что? Разве плохо каждый год путешествовать, да не с какими-нибудь экскурсиями, где шаг влево, шаг вправо, голову вверх, голову направо, – и большой привет!

– А чем плохо, если тебе всё рассказывают?

– Это всё и в книгах можно прочитать, а вот то, что видим и узнаём мы, – это поиски подтверждения своих гипотез.

– А откуда они у тебя – эти гипотезы?

– Знаешь, когда я прочитал «Тайную доктрину» Блаватской, то, естественно, ничего не понял, хотя читал вдумчиво, так сказать по заданию.

– По чьему?

– Был у меня тогда руководитель, умный мужик, умнейший! Но, как говорится, горе от ума. Упекли его.

– Куда? В лагеря?

– В психушку.

– Ой, Юр, а ты того же не боишься?

– Нет. Однозначно. Он был чистый теоретик. Он Блаватскую проштудировал от корки до корки, наизусть цитировал. Он мне по абзацам всё рассказал, что есть что. Для меня нет сомнения, что мы действительно пятая раса на Земле, что существуют живые люди, жившие миллион лет до нас, что они находятся в спячке и периодически, когда возникает в них необходимость, выходят из этого состояния и приходят к людям. И люди считают их пророками, и поклоняются им.

– Ой, Юр, мне кажется всё-таки, что нормальные люди так не думают.

– Ну, конечно, не думают. Люди в массе думают той информацией, которую черпают опять же из общих источников информации – книг, телевидения, кино, видео. А что они смотрят? Ты смотришь те фильмы, которые показывает наше телевидение?

– Изредка.

– Ну, да, ты стараешься подбирать фильмы по своему вкусу. И все так делают. А вот на мой вкус фильмов нет. Исторические фильмы я иногда смотрю, но мне всегда кажется, что авторы передёргивают. Я историю по-другому воспринимаю.

– Как?

– Знаешь, история – это в основном описание войн, конфликтов. Мама моя – мудрая женщина была – всегда говорила: не бывает так, чтобы кто-то один в ссоре виноват был, всегда оба виноваты. Ну а описание исторических событий – это обязательно чьё-то мнение, не всегда верное, потому что другой человек видит и осознаёт те же события по-другому. Один пишет, что война началась потому что…, а другой думает по-другому, и пошло, поехало. Нужны факты, доказательства своей точки зрения. Поэтому я сейчас и занимаюсь тем, что пытаюсь найти подтверждение теории Блаватской.

– Юр, а вот ты сказал о своей маме в прошлом времени…

– Да, она умерла два года назад. А отец женился в прошлом году. Мужчины, они или не могут без няньки, или вовсе не женятся.

Юрий сказал это с такой горечью в голосе, что Рита решила его больше не беспокоить своими вопросами, хотя её очень интересовал Воланд. Фу, кличка-то какая ужасная, или это – псевдоним? Странный тип, кажется, себе на уме.

– Юр, – не выдержала всё-таки Рита, – а про какую это пещеру говорил Володимир? И почему он – Воланд? Это ведь вроде как сатана по Булгакову?

– Про Воланда – это старая история. Дело в том, что его действительно назвали Володимир, и по паспорту так, а однажды в экспедиции одна барышня, кстати, очень она нравилась Володимиру, судя по её абсолютной бесполезности в экспедиции, подпила у костра и начала придуряться. Вроде он – Воланд, сатана, поклоняйтесь ему. Он принял эту шутку, потом его все стали так звать. А с барышней у него так ничего и не получилось.

– А пещеры? Где они? Куда мы едем?

– Пещеры – в Тибете. Воланд мечтает попасть в Лхасы – это древняя столица Тибета, где до 1959 года была резиденция Далай Ламы, пока китайцы не присоединили Тибет к своим территориям. Дворец Потала, так называемый «Красивый Дворец» хранит много загадок и, возможно, если там походить по многочисленным пещерам под самим дворцом, то открылись бы удивительные вещи, о которых люди только слышали краем уха, но никто из европейцев там не был. А доверять этим азиатам – нонсенс, потому что соврать, особенно европейцам, им, как воды попить. Но попасть в Лхасы очень сложно. В лучшем случае – по протекции консула – организуют небольшую экскурсию и то – с тем, чтобы никуда нос не совали.

– Почему?

– Потому что по их намёкам – там зародились и сохранились в пещерах все цивилизации на Земле.

– Очень интересно, но ничего не понятно.

– Рит, я понимаю, что ты – человек материального мира – никогда не интересовалась духовным. А между тем весь Восток – от Японии до бывшей Персии – это средоточие духовности. И она там настолько сильно развита, что превалирует над материальным. Ты увидишь, как бедны там люди, и как это их нисколько не волнует. Они с утра до вечера и ночью тоже молятся, но совсем не так, как европейцы. Европейцы пришли в храм, церковь, собор – попросили у бога прощения за то, сё, потом поклянчили о своём, житейском и со спокойной совестью пошли домой. А люди Востока могут часами медитировать, общаться с духами, уходить в астрал.

– Куда?

– Туда, где живут души. Рит, я не хочу показаться тебе чокнутым профессором. Ты ведь далека от нашей жизни. Прости, это не упрёк. Ты для меня, как звезда. Вроде и знакомая, но далёкая. Рядом, но недостижимая.

– Ой, Юр. Ты уж как скажешь.

– Правда. Мне очень приятно сейчас, что я знаю что-то, чего ты не знаешь, но вот говорю и чувствую, что ты меня не воспринимаешь. То ли неинтересно тебе, то ли не веришь мне.

– Да верю я. Просто у людей со временем складывается стереотип. То, что ты говоришь, не вмещается в рамки моего стереотипа. Ты прав, говоря, что я – человек материального мира. Цифры, конкретные факты – это мой стереотип. А духи, загадки и разгадки – как-то не увлекают меня.

– Почему же ты решила поехать с нами?

– Не знаю, Юр. Что-то тянет меня, даже не могу пересказать словами. Какое-то совершенно новое чувство.

– Ну, вот, значит, ты тоже со временем проникаешься нематериальными чувствами.

– Да, ладно тебе. Всё же расскажи подробнее, куда мы летим.

– Я точно не знаю. Сейчас – в Непал. Если получится – в Лхасы – этой Китай. Не получится – по местным пещерам полазим. Их там – море. Не боишься заблудиться?

– А чего мне бояться? Если я что решила, то отступать не буду. Ты ведь меня уже предупреждал. Да и рюкзаки зачем-то ведь брали. Что это ты меня пугаешь? Ты вот лучше скажи, почему Воланд как-то неопределённо обрисовал цель путешествия и задачи. Летим вот, а сами даже не знаем точно – куда. Как-то странно.

– Это для тебя странно, потому что ты – новый человек. А у нас у каждого свои задачи, свои цели и каждый их хорошо знает.

– Выходит, я одна у вас дурочка.

– Ну, зачем ты так. Тебе захотелось в экспедицию, а зачем – ты одна знаешь, и никто на тебя не собирается давить и выяснять, зачем.

– Понятно, спасибо.

В Катманду – столице Непала, где они должны были провести два дня перед тем, как отправиться дальше, Рите не понравилось. Душно, грязно, туристов здесь – хоть отбавляй. Особенно альпинистов. Ведь в Непале – Великая Джомолунгма – вершина, покорить которую мечтает каждый уважающий себя альпинист.

На богато украшенные резьбой по дереву и золотом индуистские храмы, дворцы князей посмотрели из окна автомобиля. Все члены экспедиции их уже видели не раз, им было не интересно, да и времени маловато. Буддизм проповедовался в основном в горных районах, но в столице Непала – агломерате трёх городов – Катманду, Патале и Бхактамуре сохранились древние буддийские ступы. Юрий рассказывал Рите о Будде, который почитался, как божество, хотя был родом из князей.

– Будда приходил на Землю несколько раз. Сначала он сильно отличался от людей – это и длинные уши, и слоноподобные ноги с перепонками, и видимый третий глаз, и даже гениталии, как у коня, втягивающиеся внутрь. Потом он являлся уже более похожим на Землян.

– Юр, ну откуда это всё известно? То говоришь, что Будда был родом из князей, значит – человек, то похож на слона и коня одновременно. Вымыслы всё это.

– Абсолютно верно. Древние легенды тем и интересны, что каждый прибавляет от себя то, что ему кажется значимым. И в результате можно дойти до абсурда. Я тебе о Будде рассказываю, как историк. Он – историческая личность, не вымысел. Будда, кстати, как и все пророки – Иисус Христос и Магомет у мусульман, также пропагандировал любовь. Зло – это ненависть, а добро – любовь.

В Катманду у Риты было много работы. Ездили по каким-то делам шефа, надо было договориться о транспорте, еде и прочих земных вещах. За всё надо платить деньги, поэтому Рита занималась документацией, чтобы выполнить свои основные обязанности – заполнить расходную книгу. Правда, Рита решила не делать записи в той старомодной книге, которой пользовалась Елена Александровна. Ещё дома она купила хорошую папку и складывала все документы в отдельные файлы по числам и назначению. Шеф глянул и одобрил.

Наконец, всё было готово, и они полетели самолётом дальше. Это был уже не тот удобный комфортабельный самолёт, которым они прилетели в Катманду, а утлая посудина, которую болтало из стороны в сторону. Елена Петровна не успевала раздавать гигиенические пакеты мужчинам, которых всю дорогу рвало. Рита еле сдерживалась.

Попасть в Лхасы, конечно, не удалось. Никто ничего не объяснял Рите, да никто особенно и не интересовался, куда едем. Ну, не получилось, да и ладно. Какая разница, где исследовать, главное – что. Риту такая жизненная позиция умиляла. Никакой последовательности. Зато – полная «идеализация». Это словечко было любимым в группе исследователей.

Из места, куда они прибыли самолётом, пришлось идти пешком через перевал, так как дальше лететь никто не соглашался. Но всем участникам экспедиции эта незадача показалась великим благом. Более красивые места пребывания встречал разве что их руководитель – Воланд. И то – когда-то, где-то.

Перевал был не на самой высокой точке, поэтому не было холодно, ну, а красиво!.. Рита просто поражалась, как можно из двух, ну, из трёх красок создать такую красоту. Белое снежно-ледяное пространство, искрящееся всеми красками и их оттенками! А посмотришь вверх! О, боже! Глубоко-синее небо с красивой снежной каймой по краям!

Рите, как женщине (Елена Петровна за женщину не котировалась), достался самый маленький рюкзак, кроме того, Юра всячески старался облегчить её продвижение, так что она осталась в таком восторге от этого перехода через перевал, что чуть не стала заядлой альпинисткой. Благо время это дело исправило…

Наконец, они пришли в какую-то Тибетскую деревеньку, где было очень холодно ночью и терпимо днём. И это летом! Воланд сразу исчез вместе с переводчиком. Остальные участники экспедиции быстренько разбили палаточный лагерь в окрестностях деревеньки. Рита кинулась помогать, но, почувствовав, что больше мешает, устроилась на каком-то камне осматривать окрестности. Тут же около неё собралась детвора. Они были такие странные, не похожие на детей, которых Рита обычно видела с мамашами в сквериках Москвы, что ей показалось интереснее рассматривать этих закутанных в тряпки малюток, чем величественные горы. Малютки (от трёх до… вряд ли определишь их возраст) тоже рассматривали тётеньку, которая не участвовала в строительстве цветных больших красивых домов. Рита решила прекратить проявление взаимного любопытства, перейти к знакомству, принесла конфет, которые молча были разобраны. Но… знакомиться стало не с кем. Дети вместе с конфетами испарились в ту же минуту. Юра, который вроде бы ставил палатку для неё и Елены Петровны, прокомментировал:

– Не расстраивайся, они счастливы, безмерно. Конфеты они вряд ли съедят, повесят их где-нибудь в священном месте. Так что, Рита, ты теперь – святая.

– Юрка, ну, что ты всё опошляешь?

– Разве? Ты просто не можешь пока осмыслить, что мы находимся в таком месте, где «цивилизованных», в нашем понимании, людей видят редко. Так редко, что их дети, возможно, видели тебя – как представителя Западной цивилизации – впервые! Пойдём-ка, оценишь преимущества цивилизации.

Цивилизация чувствовалась. И в ярких цветах палаток, и во внутреннем устройстве тоже. Рита позволила себе только восхищённо хмыкнуть, помня, что цивилизация исходила от её свёкра, а вовсе не от Юрия, который всячески пытался уверить её в обратном. Тут подошла Елена Петровна, предложив Рите обустраиваться, а Юре – идти вон. Палатка была – просто прелесть. Рите не доводилось раньше жить в палатках, зато Елена Петровна была в таком восхищении, что Рита, которой и самой всё нравилось, пришла в ещё больший восторг, представляя, как она расскажет своему свёкру и как тому будет приятно.

К вечеру страсти улеглись, и Рита обнаружила, что ей совершенно нечем заняться. Елена Петровна готовила ужин, помогать ей не требовалось, ночь спустилась быстрее, чем все это поняли, смотреть в горы стало бесполезно. Рита сидела у костра, который разложили в середине их лагеря, в общем-то, это было занятие – смотреть на огонь. Внезапно появился Воланд, и все собрались у костра, как на пионерском слёте. Воланд быстро посвятил всех в свои планы, которые по его идее были общими. С завтрашнего дня все разбивались по интересам. Спелеологи – налево, историки – направо, женщины остаются в лагере и занимаются бытом, а также сторожат цивилизацию от варваров. Все были счастливы, лишь Елена Петровна слегка надула губы. Но утром Воланд сам пригласил её в монастырь на встречу с настоятелем и ламами. Елена Петровна знала много языков и могла, если что, подсказать Воланду, а вдруг переводчик будет водить его за нос. Но пока они собирались, пришёл посыльный монах и пригласил всех членов экспедиции на «приём». Воланду это весьма польстило. Времени на сборы не было. Да и что собирать-то никто не знал. Воланд прихватил какие-то подарки и пошли.

Рита впервые была в таком месте. Собственно, она вообще нигде не была, кроме того отдыха в Греции и детских путешествий, ей больше не о чем было вспоминать. Толстенные каменные стены, пол, исшарканный монахами, которые тысячелетиями приходили сюда поклоняться особому изображению Будды и Священной Долме – его матери.

Их завели в огромный зал и предложили присесть на подушки – тоненькие, но защищающие от холодного пола. Началась великосветская беседа – наполовину на английском, который все понимали, даже Рита, и на непали с китайско-тибетским сленгом. Елена Петровна и переводчик помогали Воланду – настоятель не знал английского – все внимательно следили за их беседой, Рита же от нечего делать рассматривала присутствующих и стены зала. Все присутствующие были на одно лицо и в одинаковых мантиях, перекинутых через плечо, разве что по возрасту различались, причём молодые сидели вперемежку со старыми, наверное, у них была иная иерархия, нежели в других странах. Рита заметила молниеносный взгляд одного из монахов – или ламы, кто их поймёт – взгляд был полон любопытства и озорства. Пришлось рассматривать стены, которые показались ей сначала просто глыбами камня, но, приглядевшись, она заметила, что они испещрены многочисленными рисунками. Да ещё какими! Сцены интимной жизни чередовались с такими подробностями, что Рита просто рот раскрыла от удивления. Однако никто из присутствующих, казалось, ничего не замечал. Рита пыталась отвести взгляд, но поскольку ничего не понимала из беседы, глаза её поневоле снова и снова останавливались на злополучных стенах. Принесли чай и какие-то сладости – жареные орехи, посыпанные сахарной пудрой – Воланд вспомнил о своих подарках, начался обмен любезностями. Рита немного отвлеклась, но, попив чай, ужасно невкусный, ей снова нечем было занять себя. Молодой монах теперь уже в открытую рассматривал её, как то странно улыбаясь. Больше всего Рите захотелось уйти отсюда. Уж лучше сидеть в лагере, чем в окружении людей, которых ты не понимаешь, и которым до тебя нет дела. Ей стало неловко рассматривать стены под прицелом чёрных глаз назойливого монаха. Она опустила глаза себе на руки и почти сразу же задремала. Ей ничего не снилось. Но внезапно она почувствовала лёгкое жжение в промежности, потом совершенно явственно – будто чей-то язык острым краешком щекочет ей клитор. Странное дело, она даже не попыталась освободиться от «нахала», напротив, слегка расставив скрещенные на подушке ноги, она откинулась и выгнулась навстречу сладострастным ощущениям.

Очнулась она от своего стона. Оглянулась, не заметил ли кто. Но все внимательно слушали Достопочтенного Ламу, даже молодой монах заглядывал ему в рот, будто видел те слова, которые оттуда исходили. Рите стало ужасно неловко. Что это с ней произошло? Она была такой сдержанной всегда, так держала себя в руках, а тут…. Скорей бы закончился этот ужасный приём!

Словно услышав её мысли, Достопочтенный Лама широко улыбнулся, приложил обе руки к сердцу, и все стали вставать с подушек, раскланиваясь и улыбаясь. Рита тоже встала, чувствуя, как ослабели ноги, будто бы она и вправду занималась здесь сексом.

Когда уже вышли за ворота храма, Воланд придержал Риту за локоть:

– Ну, что, красавица наша? Как ты себя чувствуешь?

– А что? – Рита слегка растерялась, – также, наверное, как и вы. Ужасно неудобно сидеть, поджав под себя ноги.

– Да, для этого нужна привычка. Но я не об этом. Я заметил, что тебя гипнотизировали. Этот монах получит хороший нагоняй от своего наставника, я заметил, что он на него глядел неодобрительно. Ну, а ты – молодец! Могла бы вообще раздеться и совершать всякие непристойности, а ты.… Впрочем, наверное, это для тебя характерно! Ха-ха-ха! Да, ладно тебе, не смущайся. Я ведь уже не в первый раз с ними общаюсь и знаю, как они любят пошалить, проявляя свои необычайные способности. Меня тоже гипнотизировали поначалу, пока не научился ставить заслоны. Ты – поосторожней.

Рита, пунцовая от стыда, молча выслушала эти наставления. Тут её подхватила под руку Елена Петровна.

– Рит, пошли со мной. Ты не стесняйся, здесь все свои.

– Елена Петровна, неужели все заметили, что мне приснился эротический сон?

– Да ничего тебе не снилось. Этот молодой монах просто решил над тобой подшутить. Но вела себя ты весьма скромно. Молодец! Стонала только громко, а так – ничего.

– Какой ужас! Как мне теперь всем в глаза смотреть?

– Да ничего особенного не случилось. Впредь, если тебе доведётся с кем-то из них общаться, сосредоточь всё своё внимание на чём-нибудь своём, и ничего они с тобой не смогут сделать. Просто все были заняты беседой, а ты от скуки изнывала, вот и поймалась.

– Да. А ещё там такие непристойности на стенах изображены!

– Ну что ты! Это для нас – непристойности, а они понимают всё это по-другому. Изображение мужского и женского духа в интимной связи ни для одного тибетца не является непристойным. Два сплетённых нагих тела передают экстаз, сопровождающий союз Знания и Праведной жизни.

– Праведной?

– Да, Рита. Это только христианская религия считает совокупление грехом. А что ж тут грешного?

– Как что? После совокупления обязательно должно появляться потомство, как у животных. Они ведь не занимаются любовью каждый день, а только в определённые периоды года, когда создаются благоприятные условия для кормления и воспитания подрастающего поколения. А люди совокупляются забавы ради.

– Ох, ох, Ритуля! Ты в церковь ходила?

– Нет, а что?

– Да так. Говоришь, как по писанному. А между тем в Писании сказано – Плодитесь и размножайтесь! А вот ты знаешь, почему это было сказано? Люди всегда жили племенами, и чем больше племя, тем оно сильнее, чем больше каждая женщина нарожает воинов, тем защищённее будут чувствовать себя все женщины племени. А потом племена разрослись, людям стало тесно на Земле, всё чаще стали происходить войны.

– Ну, и что же?

– Войны и происходили всегда потому, что людей расплодилось сильно много. Теперь все призывают к контрацепции. И это правильно. Вот по буддийской религии убивать нерождённого ребёнка – это не грех, потому что, как они считают, в него ещё не вселился дух. А у христиан – грех.

– А у буддийцев – что грех?

– Грех – рожать детей не в любви. Они считают, думаю правильно, что дети, рождённые не в любви – ненормальные. Они не должны продолжать род человеческий.

– Какой ужас! У нас, наверное, каждый третий ребёнок рожден просто как результат животной страсти.

– Страсть – она ведь тоже не грех. Это временная любовь. Если человек чувствует страстное влечение, он присоединяется к Внеземному! Он освобождает энергию Кундалини!

– Ой, а это что такое? Тоже какие-то буддийские заморочки?

– Ну, не совсем буддийские. Все люди Востока придают большое значение совокуплению. Гораздо большее, чем европейцы.

– Почему? Кажется, я слышала это слово – Кундалини. Только не помню, в связи с чем.

– Кундалини – это сгусток энергии, свёрнутый, как пружина, который находится где-то в области паха человека. Во время полового акта, если он происходит по любви, Кундалини разворачивается, поднимается по позвоночному столбу и делает человека всемогущим. Сильным, мудрым, добрым, красивым.

– Правда?

– Да, но не все могут воспользоваться этой энергией.

– Ну, уж раз буддийцы придумали это, то они уж точно умеют. Потому и картинки такие рисуют у себя на стенах. То-то я заметила, что почти над каждой парой исходил столб света или чего-то вроде этого.

– Зря, Риток, ты иронизируешь. Это действительно очень большая энергия. У христиан, кстати, тоже есть намёки на Кундалини. Только не обозначено чётко. Помнишь, Ева дала Адаму яблоко от змея? Так вот, Кундалини свёрнута в теле человека, как змея, а когда она распрямляется, то высвобождаемая энергия делает человека сильнее и мудрее. Помнишь, Адам стал видеть мир по-другому? Как это в Писании описывается, он вкусил от дерева познания, а на самом деле после ночи любви с Евой, он стал совсем другим человеком – мудрым. Мудрость – это достижение пожилых. Чем больше человек живёт, тем больше узнаёт. Не все, правда, делают выводы из совершённых ошибок, но большинство людей к старости становятся мудрецами. А Адам в одночасье стал мудрым. Конечно же, ему этого не простили и сослали на Землю – жить в грехе.

– Ой, как всё это сложно.

– Ничуть не сложно, просто я тебе рассказываю так – скомкано и набегом. А это такие истины, которые требуют внимательного и длительного изучения. У некоторых теологов вся жизнь уходит на то, чтобы понять, почему тот или иной святой или пророк сказал так, а не иначе. Если тебе интересно, я тебе дам кое-что почитать, а сейчас пошли – ка обед готовить.

Все занялись своими делами. Спелеологи, которые на приёме ёрзали от нетерпения скорей бы залезть в свои пещеры, умчались сразу после обеда, обвешавшись оборудованием. Историки, то есть Юрий, отправился вместе с ними, чтобы помочь, да и у него дела были в тех же пещерах. Елена Петровна с Воландом отправились на запланированную встречу. А Рите пришлось караулить лагерь от непрошеных гостей. Детвора тут же сбежалась со всей округи. Окружив лагерь плотным кольцом, дети замерли, рассматривая Риту, которая прилегла на надувном матраце в центре лагеря. Сторож, так сторож, главное, не заснуть…

Проснулась она от лёгкого ветерка, которым обдало её от бесшумно пробегавшего мимо сорванца. Рита улыбнулась, но тут же грозно сдвинула брови. Главное, не расслабляться. Не то они тут всё разнесут на сувениры. Рита потихоньку включила магнитофон и детвору, как ветром сдуло. Но через некоторое время показалась одна макушка, потом другая. Рита попробовала читать, но краем глаза заметила, что чем дольше она не двигается, тем ближе подбираются любопытные создания. Она резко встала и лёгкий топоток дал ей понять, что её наблюдатели постыдно удрали с тем, чтобы через некоторое время показаться снова.

Сколько времени прошло в этой безмолвной борьбе, Рита не заметила, но когда на тропинке появилась Елена Петровна, Рита обрадовалась несказанно и даже вышла ей навстречу. Елена Петровна радостно улыбалась, довольная результатом переговоров и долго до слёз смеялась над бедной Ритой, которая охраняла лагерь от любопытных детишек.

– Эт точно! Они, как мухи – не замечаешь их, пока не сядут тебе на шею, назойливые, но всёж-таки потешные, согласись. Давай-ка, их чем-нибудь угостим!

Женщины отправились в лагерь с твёрдым намерением накормить детвору чем-нибудь вкусненьким, но тут появился Воланд, как из-под земли, и охладил их пыл:

– Я вас умоляю! Не надо повторять своих же ошибок. Вы думаете, почему они тут торчат? Потому что вы уже один раз угостили их конфетами, теперь они будут приходить и сидеть тут, пока вы не раздадите им все конфеты, весь сахар и все продукты, да и сами не разденетесь донага. А им будет всё мало. Это для них теперь работа такая – клянчить! Прекратите свою благотворительность, пока она не переросла в обдирательство. Елена Петровна, Валечка, прошу вас, скажите им на непали и на китайском, чтобы расходились по домам, а не то их родители накажут.

Елена Петровна нехотя повиновалась. Детвора стала потихоньку расходиться. Елена Петровна с Воландом принялись разглядывать какую-то карту, видно древнюю. Рите тоже было интересно, но её не позвали, намекнув, что скоро ужин.

Ей не спалось. Едва солнце скрылось за горами, как стало холодно. В спальнике было очень тепло, поэтому приходилось раздеваться, но, едва раздевшись, Рите захотелось пописать, пришлось вылезти из тёплого спальника, напялить на себя комбинезон, куртку. Елена Петровна посоветовала сходить в баночку и тут же сладко засопела. Рита не привыкла к такому отправлению своих нужд, поэтому всё же решила выйти. На «улице» было ещё холодней, к тому же поднимался ветер. Куртку и комбинезон он был не в состоянии продуть, но их ведь придётся снимать. Горестно вздохнув, Рита отправилась искать укромное местечко, подсвечивая себе фонариком в кромешной тьме. В темноте она не могла найти тот удобный камень, который они с Еленой Петровной облюбовали днём, так и шла, пока не наткнулась на скалу. Ветер усиливался, поэтому Рита искала хоть какую-нибудь щель в скале или большой камень, за которым можно было бы укрыться от ветра. Она уже поругала себя за щепетильность, решив с вечера приготовить как можно больше баночек и, даже если захочется чего больше, ни за что не выходить из палатки. Наконец, она нашла небольшой проём и тут же им воспользовалась. Где у человека душа? Тот, кто сказал, что под мочевым пузырём, был абсолютно прав. Пописаешь – и на душе легче. Теперь она подсмеивалась над собой, снова упаковываясь в непродуваемый комбинезон. Мурлыкая под нос, она вышла из укрытия и остановилась в недоумении. А куда же идти? Откуда они пришла – с той или с этой стороны? Вроде бы она заходила в укрытие слева, значит, надо идти налево. Рита смело пошла налево, подсвечивая себе фонариком. Но, пройдя довольно долго, она не встретила ничего, что напоминало бы их лагерь. Те же камни вокруг. Рита посветила фонариком вдаль, но ничего не увидела. Впрочем, в лагере тоже не было света. Это точно, она приметила, когда выходила из лагеря, все спали. Рита смело продолжала свои поиски, но прошло уже с полчаса, а она шла в укрытие каких-нибудь пять, ну, десять минут, а лагеря всё не было. Впрочем, подумала Рита, возможно, она просто крутилась вокруг лагеря. Может, крикнуть? Проснутся, зажгут свет, ну, поругают, зато потом можно залезть в тёплый спальничек. Нет, стыдно. Она всё шла и шла, пока не почувствовала, что очень устала. Подошла к скале и нашла тут углубление. Рита села на какой-то камешек и, прислонясь к холодному камню, закрыла глаза. Нет, она нисколько не отчаялась. Сейчас отдохнёт, и пойдёт в обратном направлении, и уже не будет стесняться, а будет кричать, и звать на помощь. Да.

Она даже не поняла, показалось ли ей или на самом деле кто-то разговаривал совсем рядом. Слов за ветром, конечно, было не разобрать, но это была человеческая речь, к тому же она приближалась. Рита резко вскочила, вышла из укрытия, готовая закричать от радости, но что-то её остановило. Воланд, а это был он, держа в руках большой фонарь, шёл рядом с молодым монахом, страстно обсуждая что-то через переводчика. Рита уже забыла, что она потерялась. Она спряталась в своём укрытии, решив потихоньку пробраться за этой компанией. Уж, наверное, они приведут её к лагерю. Она потихоньку последовала за ними, но лагерь всё не показывался, а прошли уже довольно долго. Внезапно все остановились и стали что-то бурно обсуждать. Несмотря на то, что разговаривали очень громко, Рита ничего не могла понять. Она не рискнула близко подойти, да и ветер уносил слова совсем в другую сторону. Рита только и поняла, что Воланд пытался что-то доказать монаху, а тот не соглашался. Но почему они договариваются ночью, да ещё в такую ужасную погоду? Монах скрестил руки на груди и перестал отвечать на домогательства Воланда. Тот, прокричав что-то похожее на ругательства, развернулся и пошёл назад – Рита едва успела спрятаться – переводчик поплёлся за ним. Ну, уж теперь-то они пойдут в лагерь, обрадовалась Рита. Они действительно пришли в лагерь, не прошло и часа. Рита едва переставляла ноги, а, увидев в отблесках фонаря палатки, чуть не закричала от радости. Но благоразумно подождала, пока Воланд с переводчиком не зашли каждый в свою палатку, а уж потом забралась в свой уже остывший спальник.