Текст книги "Замуж за иностранца? Легко!"

Американец на Канарах

Если быть точным, американцем я стал лет так двадцать назад, а до этого был обычным советским евреем.

Нет, не обычным, а очень даже приличным физиком в своей области. Какой? Определенной. Да сейчас не об этом речь. Да и не думаю, что физиков среди читателей много найдется. А остальные все равно ничего не поймут.

Так вот, время тогда было отвратительное, отношение к нам, к ученым, плевое. Лабораторию мне не давали, зажимали, как могли. Незаслуженно! После, думаю, жалели страшно, да поздно было. Но об этом потом…

А тут наступило времечко – разрешили евреям в Израиль уезжать. Я подал заявление, куда положено, и мне отказали! Но ОНИ не знали, с кем дело имеют. Я собрался с духом и написал письмо САМОМУ. Что так, мол, и так, очень люблю коммунистов, ничего не имею против политики нашей партии, всячески все ее идеи поддерживаю, но уж больно хочется на историческую родину уехать. Отпустите, Христа ради… И что вы думаете? Отпустили!

Тогда всех в Вену сначала отправляли, а там, чуть ли не у трапа самолета спрашивали – в Израиль хочешь сразу или как? Я, конечно, хотел «или как». Напустил на себя таинственности, намеками дал понять, что кое-что и даже больше из тайн науки страны коммунистов мне очень даже известно. И пока соответствующие органы пытались понять, что конкретно я знаю, прошли месяцы. За это время мы с женой, – а я разве не сказал, что уехал вместе с женой Леной? – Европу поглядели.

Ну а потом случилось неизбежное – разведчики потеряли ко мне всякий интерес, поняв, что секреты-то мне никакие неизвестны. Ну думаю, кранты, встречай историческая родина. Но все же пошуршал, порыпался и – американцы пригласили к себе, обещали лабораторию дать!

И отправились мы в вожделенные Штаты!

Много и успешно трудился я на своей физической ниве. Денежки водились, и старались мы с женой много путешествовать. И хоть у Штатов все свое есть – океанские пляжи и горные вершины, меня все тянуло в другие места.

И тут подвернулся круиз. И вроде недорого, и кусок Европы, а на обратном пути – остановка на Канарах, а именно – Тенерифе.

Сначала хотели вместе с женой ехать, с Леной. Да разругались в пух и прах. Точной причины раздора сейчас не вспомню, но обычно причина была одна – ты скупердяй, берешь самое дешевое: каюту, гостиницы, и живем везде хуже всех, и т. д. и т. п. В общем, старая история.

Сколько раз себе слово давал – надо разводиться, невозможно дальше терпеть ее нытье. А все по поводу денег! Как будто они с неба сыплются! Сама-то не работала ни дня, а я как проклятый! Да все жалко было, так до сих пор и мучился. Ну думаю, вот из круиза вернусь, получишь у меня, как фашист гранату!

От злости на Ленку чуть было от круиза не отказался. Но тут узнал, что именно в это время на Тенерифе мои старые друзья из Питера отдыхать будут – Боря с женой. Созвонились. Узнал я, где они живут. В апартаментах рядом с океаном. Ну Боря и говорит, давай, мол, в наши апартаменты, здесь отлично. Но я человек бывалый, решим, говорю. А сам в Интернете порылся и нашел лучшее для себя – не за 50, а за 25 в сутки.

И откуда у Борьки такие деньги берутся?..

И вот встреча с друзьями состоялась! Они, конечно, меня на обед пригласили. А как же иначе – я же, можно сказать, в гости приехал.

Тоже особенно не разбежались – дорады нажарили (а она здесь дешевая!), салат нарезали (копейки стоит!), и вина сухого поставили (по евро бутылка!). Даже хамона, этой знаменитой Канарской ветчины, купить пожалели. Да, знал я, что они скупердяи…

Домой вернулся из гостей в свои апартаменты за 25 за ночь. Что-то народу совсем никого нету. Ни души. Ну и ладно, спокойней будет…

Стемнело быстро.

Посидев на крошечном балконе, который и балконом-то назвать трудно – загончик какой-то, решил я проверить свои денежки. Перед уходом к своим питерским друзьям я их хорошо запрятал. Ведь известно, как в гостиницах воруют! А этот портье мне сразу не понравился – рожа подозрительная, испанская, вроде улыбается, а глазки так и бегают.

Самое надежное – это прятать деньги в белье. А лучше всего в грязном белье – в трусах, носках. Кто подумает, что именно там кровные лежат? Да кому приятно в грязном белье копаться? Воришка не станет!

Перебираю одну футболку за другой, трусы. Ничего. Потом я вспомнил, что завернул деньги в полотенце, а полотенце положил в трусы… Так, вот полотенце. Денег нет!

Может, все-таки в футболке?

Пересмотрел все футболки и еще раз все трусы – грязные и чистые…

Ничего!

Я вывалил все содержимое сумки на кровать и стал трясти свои вещи по одной, словно думая, что деньги могли прилипнуть к чему-то.

Нет, не прилипли!

Украли!

Вот идиот! Надо было сейф взять. Предлагал этот жулик в ресепшн. Но дорого – евро в сутки. Никаких денег не напасешься.

Что делать?

Ух, ворье!

Звонить в полицию!

(Здесь мы пощадим Виктора – а именно так зовут нашего героя – и расскажем дальше все с его слов и слов людей, которые так или иначе участвовали в этой щемящей душу истории).

Витя позвонил в полицию и на своем американском английском, сбиваясь от возмущения и горя (1 600 евро все-таки!) рассказал о пропаже.

Ему на плохом, на очень плохом английском посоветовали приехать в участок и написать заявление.

Как ехать? Куда?

Витя заказал такси и через десять минут писал заявление о пропаже денег.

Коренастые, загорелые и равнодушные к его беде полицейские обещали разобраться, приняли заявление, посоветовали ехать в отель и лечь спать.

Хорошо им рассуждать. Виктор и подумать не мог о сне.

Он вышел на темную улицу и побрел наугад. Ориентировался он всегда и везде плохо, поэтому понятия не имел, куда идти. Вот Ленка всегда знает направление. Но Ленки рядом не было…

Кругом все казалось одинаковым, белые гостиницы с Канарскими балкончиками, зеленые пальмы, тихое небо. Такой симпатичный еще днем остров казался ему теперь враждебным и неприветливым.

Он решил позвонить Боре, своему питерскому приятелю, в гостях у которого сегодня был.

Заспанный Борис не с большим удовольствием согласился приехать к обобранному Вите. Он долго расспрашивал его по телефону, что и как произошло. И только после истерического Витиного вопроса «А для чего вообще нужны друзья?!» сказал, что сейчас будет.

И вот, примерно минут через тридцать, два друга стояли возле апартаментов, обсуждая ситуацию.

– Надо было, Витя, тебе у нас селиться, в наших апартаментах.

– А у вас что, не воруют?

– Не воруют.

– Слушай, Боря, дай денег взаймы.

– Сколько?

– Тысячу шестьсот евро.

– Ты что, Виктор… (с ума сошел, да и как я обратно их получу!) у меня нет таких денег. Нам еще почти месяц жить, есть…

– Ой-ой-ой… как вы едите, немного и надо!

– А как мы едим?

– Дешево!

– (вот рожа!) Да откуда ты знаешь?

– Знаю! (меня на три копейки накормили!)

– Слушай, давай этот разговор закончим, а то поссоримся!

– Ну и ладно! Шагай! (скатертью дорога, жмот!)

– Пока! (век бы тебя не видеть!)

И они разошлись. Борис поплелся к себе, а Витя поднялся в свой злосчастный номер.

Здесь все было разбросано и перевернуто вверх дном. Пораженный, он остановился в дверях. Ах, да ведь это он сам же и устроил, в надежде отыскать свои денежки.

Эх, досада какая! Была, конечно, кредитка Американ Экспресс, но денег было жалко до жути!

Витя кое-как сложил вещи. Открыл шкаф, положил туда сумку. Шкаф был почти пуст, на вешалке болтались джинсы, на другой – летняя курточка. Вот что он зря с собой таскал – везде было так тепло, что и одеть ее не пришлось ни разу.

Обычно он со студенческих еще времен оставлял в кармашках немного денег. Забудешь, опустишь руку в карман, а там бумажка шуршит.

Ему захотелось приятных эмоций после несчастного дня, и он стал проверять карманы курточки.

Что это?

Рука нащупала пачку банкнот и, еще не видя, Витя уже знал, что это…

Тысяча шестьсот евро, аккуратно сложенные в полиэтиленовый мешочек, приветливо взирали на него.

Как он мог забыть? Вот это да! Видно в последнюю минуту перед выходом из гостиницы он решил перепрятать деньги. А потом забыл!

Что ж теперь?

Витя закрыл дверь номера и быстрым шагом заспешил к полицейскому участку.

Там были уже другие дежурные полицейские. Они ничего не поняли из Витиного американского английского, на котором он пытался им объяснить, что искать вора не надо, деньги нашлись, попросили написать заявление и прийти «маньяна».

Когда Витя вернулся в отель, была уже половина третьего ночи. За стойкой ресепшн стоял другой портье, но глазки у него бегали так же, как и у того, прежнего.

Жуликоватый народ, сразу видно!

Главный инстинкт

Такой подлости Наталья не ожидала!

И от кого? От закадычной, можно сказать, подруги – от Нэли. Сколько вечеров проговорено, сколько настоечки выпито! Отличной настойки на рябине, на красной и черной. От давления (что теперь немаловажно] и просто для поднятия настроения. А настойка у Натальи знатная. По крайней мере, на их улице лучшая!

Наталья налила себе стопочку, села к столу и пригорюнилась. Взгляд скользил по кухне, она же столовая, натыкался на отвалившийся кирпич в почерневшей печке, то на трансформатор, смиренно ждущий запуска… Да, везде нужна мужская рука. Большой дом, которым она так гордилась, который строили ее мужья, превращался в большую проблему.

За окном прошуршала машина, раздался стук. Вам, потом еще раз – бам… «И этот угодил», – подумала она, но смотреть, кто угодил, к окну не пошла. Дело в том, что прямо напротив Натальиного дома на дороге была яма, и все проезжающие вечером машины стопроцентно в нее попадали. Фонарь, конечно, был, но сбоку, и эта злополучная яма ждала свои жертвы, затаившись в темноте.

И с машиной не вышло ничего. Она жалела, что послушалась Пашу и не купила машину тогда, когда и деньги водились, да и возраст был еще такой, что научиться водить было легко. Но Паша твердил: «Зачем она, машина эта, обуза только». А ведь и руки у него были золотые, все бы и в машине сделал. Но боялся… боялся срыва.

Наталья поколебалась немного – налить еще рюмочку или нет, и налила.

Да, руки золотые… Вон дом как украсил – не просто ободок для зеркала, а с завитушками, не простые баллюстрадки, что в каждом магазине найдешь, а с выкрутасами.

Наталья вспомнила, как все, кто в ее дом приходил, восхищались внутренней отделкой, убранством, можно сказать. Конечно, глядя на дом снаружи, с улицы, не подумаешь, как внутри хорошо. Невысокий, можно сказать, приземистый, с небольшими узкими окнами (Николаша все говорил: «Не надо большие окна делать – холодно будет»… Чудак), широким «вторым этажом, прихлопнутым незатейливой крышей, дом производил впечатление какого-то недостроя. Даже ей, Наталье, которая любила свой дом, не нравился его внешний вид. Зато внутри уютно!

От рябиновой Наталья разомлела, сняла теплую кофту, забрала с печки кота Мишу и прилегла на диван. По телевизору шла передача «Давай поженимся!» Сегодня три невесты боролись за жениха. Жених был не первой молодости, лет так около шестидесяти, хотя утверждал, что ему сорок шесть. Довольный собой, важный, из Брянска, он выбирал, рассуждал да морщился. Ведущей он явно не нравился, она пыталась ставить его на место и опускать с небес на землю. Он, казалось, этого не замечал и вел себя, как барин.

А три милые женщины, все москвички, с площадью, соревновались друг с другом в умении петь, готовить, стараясь покорить этого индюка…

«Вот и в жизни так, – подумала Наталья, – на десять девчонок девять… да нет, наверное, пять ребят».

Ей надоело наблюдать за невестами, она попереключала каналы. Ничего интересного! А может, тоже на передачу написать? Нет, куда ей, небось шестьдесят пять уже!

Зазвонил телефон. Звонила администраторша Клуба знакомств, куда Наталья вступила год тому назад. И что? Заплатила кучу денег, а всего-то за это время троих никудышных предложили, да еще два вечера было. Чтобы познакомиться. Шампанское, ананасы, танцы. И что? После этого Наталье позвонил мужчина. Интересный (по разговору), моложе ее. Она, было, встрепенулась, а потом (не дура!) поняла – не для нее он. Почему? Да потому, что он – какой-то там начальник в институте пластической хирургии. Значит, не счастье ищет, а клиенток для пластики. Жулик!

Администраторша Клуба знакомств щебетала в трубку:

– Наташенька, здравствуйте! А у меня для вас вариантик имеется.

– Какой? – забыв поздороваться, напряглась Наталья.

– Ой, чудесный вариант! – Администраторша замолчала. Это специально, чтобы Наташу поволновать. Но та мужественно паузу выдержала.

– Мужчина, (ну ясно, что не женщина!) Шестьдесят пять, но выглядит на пятьдесят! И симпатичный – волосы, как смоль, сам крепкий! – щебетала администраторша.

– А живет где?

– В Питере. Комната у него.

– Коммуналка, значит?

– Ну Наташа, это ведь не главное.

– А что главное?

– Ну это известно – чтобы человек интересный был.

– А он интересный?

– Да, я сразу поняла, что интересный. Серьезные вопросы задавал. А когда узнал, что у вас дом свой – очень обрадовался! (Еще бы!) Говорит, что все, что в доме нужно, все сделает.

Наташе это понравилось.

– Катерина Петровна, а он еще работает или уже на пенсии?

– Работает, работает! – зачастила Катерина. – Да что мы с тобой разговариваем? Я тебе сейчас его мобильный дам, позвони – и поговорите.

– Хорошо. Спасибо! Вы мне телефон смс-кой скиньте, ладно? Ой, а зовут его как?

– Гоша. Ну до свиданья, Наташа. Желаю удачи. Хочу еще совет дать – вы с ним сразу-то не очень строго, вроде, рукастый он…

Катерина отсоединилась.

Ну вот, опять – «рукастый». А ей ведь не работник нужен, а человек. Для общения. Чтоб было с кем поговорить.

Наталья, не откладывая в долгий ящик, набрала номер, присланный Катериной.

Длинные гудки… Набрала еще раз. Опять без ответа. Ну ладно. Увидит же он ее номер, наберет…

«Рукастый… Это, конечно, не самое главное, но важно. При таком-то хозяйстве как у нее. И все были рукастые – и Паша, и Леша. Нет, Николаша – первый – ничего делать не умел, но деньги хорошие зарабатывал, людей нанимать могли. А Паша и Леша все умели. Один дом поставил. Сам! А другой внутри все отделал. Хорошие были мужики, а водка все сгубила. Теперь на кладбище рядышком лежат… такие вот дела!

Но надо смотреть в будущее.

Наталья, разволновавшись перспективой знакомства с рукастым Гошей, вышла на улицу. Небо уже сияло звездами, а со стороны леса поднималась совершенно круглая луна. У соседского дома затормозила машина, заскрипели открывающиеся ворота.

– Ой, снега-то нападало! Вань, неси лопаты, нам и не въехать!

Это Машка, соседка, командовала своим Ваней, солдафоном. Из машины выскочила ребятня, их внук и внучка, и сразу начали играть в снежки.

Издали наблюдая эту картину, Наталья нисколько не огорчалась, что у нее нет внуков. Пережито давно, что и детей у нее нет. Что толку жалеть о том, что не дано. Конечно, если бы дети были, Николаша б к молодой соседке не ушел, которая ему (умная!) мальчика родила…

Луна продолжала подниматься и осветила Натальин двор – баньку (Леша), сарай (Паша). Сарай строили в надежде завести живность – кур, гусей и даже корову. Кур и гусей Наталья перепробовала, а до коровы дело не дошло…

Наталья закрыла калитку, поднялась в дом.

– Тиша, в дом пойдешь? – спросила она своего верного друга дворянских кровей. Тот повилял хвостом. Но с теплого тулупа, расстеленного на старом диване на веранде, не поднялся. – Ну гляди, не замерзни!

Тиша согласно подмигнул, мол, не бойся, хозяйка, и снова положил голову на лапы.

У него сейчас тоже был непростой период в жизни – молодая собачка с соседней улицы гуляла. Собачья свадьба днями бегала по улицам, лая и выясняя отношения. Главным в этой своре был огромный кобель с длинной и пушистой шерстью. Красавец! Он отгонял всех, приближающихся к Пусе (так звали невесту), злобно скаля огромные клыки. Тиша тоже пытался приблизиться к Пусе, вожак кидался на него, опрокидывал наземь. Тиша визжал, сдаваясь. Но уже через мгновения, повинуясь главному инстинкту, возобновлял свои попытки…

Картину эту Наталья наблюдала вчера. Ей было жаль Тишу, но поделать тут ничего нельзя было. Оставалось уповать на то, что скоро все само собой закончится.

Наталья еще потыкала кнопочки на пульте телевизора, ничего хорошего не нашла и легла в кровать.

Зазвонил телефон.

– Ви мэнэ звонили?

– Кто вы? Я никому не звонила.

– Тэлэфон ваш? Я – Гоша.

Акцент был ужасный! Гастарбайтер! Вот Катерина зараза! И не обмол вилась, что этот «Гоша» нерусский! «Волосы, как смоль!»

– Вы – не русский? – само вылетело у Натальи.

– Нэт. Узбэк.

– Извините, но мне не подходит.

– Подожди, эй! Я в Лэнинграде двадцать лэт живу. Просто разговариваю так. Нэ вэшайте трубку. Давайте встрэтимся!

– Зачем?

– Познакомимся.

И неожиданно для себя Наталья сказала:

– Давайте.

«Может, и ничего?» – думала она, засыпая.

А что русский? Вот приходил к ней (по знакомству – от соседки) Вова. Так и назвался Вовой, хоть лет ему шестьдесят семь. Неопрятный, неухоженный. Попросила кран починить, сказал, что завтра заедет, сегодня просто посидим, мол. Курит одну за другой, еще первая не кончится, вторую зажигает. Выпивает рюмку за рюмкой. Все это ничего, решила тогда Наталья. Она верила, что человека в любом возрасте можно отучить и о курева, и от водки (напугать, например). Но там был такой нюанс – у Вовы присутствовала только одна половина вставной челюсти. В гости пришел! Она подружек позвала, посидели. Вова выпил очередную рюмку, уже не чокаясь, закурил очередную сигарету, и вдруг как заржет! «Девушки» посмотрели на него с удивлением. А он положил сигарету на стол. Жестом фокусника достал половину челюсти изо рта и произнес:

– От зараза, и вторая вывалилась!

И опять заржал.

Этого Наталья уже не перенесла…

А Нэля все же негодяйка! Ну и что, что сначала этот Боря ей не понравился. Может быть, потом у них все и сложилось бы. Так нет, она, Нэля, Борю с Анькой познакомила. И у нее, у Натальи, не спросила. А Анька, не будь дурой, сразу к Борьке переехала. Голытьба. Ничего у нее нет. А у Борьки и дом приличный, и машина есть. Сам, правда, ушастый, мелкий какой-то, не красавец, короче.

И еще Анька всем хвастается (Нэля говорила], что у Борьки ВСЕ в порядке, несмотря на его семьдесят! Так бывает…

Ладно, может, этот Гоша и ничего. Опять же на ША! А у нее все на ША – Николаша, Леша, Паша… Наталья улыбнулась – и Тиша с Мишей! А теперь будет Гоша?

Самое главное, чего так хотелось Наталье – это чувств. Она никому не призналась бы, что еще мечтает влюбиться…

Может, повезет еще?

Она еще не знает, что «узбэк» Гоша живет в шестикомнатной коммуналке в одной комнате с дочерью, внучкой и зятем. И всеми силами хочет вырваться из этого ада. Поэтому «жэнщину» ищет «с площадью». Готов в работу впрячься, дом чинить… А сам он – полуграмотный строитель, у которого в селе под городом Ош еще три дочери, два сына и замученная работой жена…

Все это она узнает завтра…

В окна дома удивленными глазами заглядывала Луна. Ей было невдомек, почему на этой далекой и все-таки близкой Земле плачут и смеются, дерутся и страдают, что-то мастерят и разрушают, вечно суетятся непонятные существа…

Цыган

«Господи, как болит спина… А нога так ноет – хоть волком вой… Умирать не хочется… ведь не старый еще… Посмотреть бы, как дети в жизни устроятся… Особенно Петька. И откуда у него эта эпилепсия проклятая взялась?! Испугались мы, когда в пять лет первый припадок случился… Бедный мальчик. Чем помочь – не знали. А потом все вроде прошло, не повторялось, уже успокоились, и вдруг недавно – опять! Врач говорит – волновать его нельзя! Так его никто и не волнует, что ни скажет – все с ним соглашаются, делает, что хочет… А все равно не избалованный, хороший парень получился…»

В палату вошла, а вернее сказать – вплыла огромных размеров женщина. Под широкой черной юбкой, надетой, видно, в надежде хоть как-то скрыть объемные формы, колыхались необъятные бедра, а на груди чуть не лопалась темно-красная атласная кофта. Женщина подошла к кровати Ивана и присела на краешек.

– Ну как ты? – спросила она нежным, совсем не соответствующим телу голосом.

– Да нормально. Как дома? Ребята помогают?

– Еще как помогают! Прямо делать ничего не дают. Только суп сама и варю. А Вася и посуду моет.

– И правильно. Мать жалеть надо… Ну а Серый как?

– Скучает без тебя. Плохо ест, невеселый, тебя ждет… Ребят слушается, а видно, что без тебя ему плохо. Не улыбается никогда.

– Ну ты даешь, как ты понимаешь, когда он улыбается?

– Понимаю… да и ты понимаешь, только придуриваешься. У него по морде видно, когда улыбается…

Помолчали. На соседней койке постанывал во сне сосед…

– А овес еще есть?

– Есть и овес, и сена полно. Ребята ему хлеб таскают потихоньку, думают, что я не замечаю…

– Ладно, Тань, иди.

– Подожди, куда торопишься?

– Тороплюсь… мне еще процедуры должны сделать.

– Какие?

– Зачем тебе знать? Иди, иди. Бахтэвэ.

Она поцеловала его в щеку, встала и медленно пошла к двери. У выхода обернулась. Он попытался улыбнуться и взмахнул рукой. Она тоже сделала прощальный жест и тихонько закрыла за собой дверь. Губы ее дрожали…

«Неужели не увидимся больше?..»

Боль навалилась с новой силой, словно милостиво дала передышку с женой поговорить. Можно позвать медсестру, укольчик попросить. Но это все равно на несколько минут облегчение, а потом все снова повторится… Он уже почти привык… надо попытаться отвлечься. Повспоминать что-нибудь хорошее…

А Таня не всегда такая была. Особо худой тоже не была, но стройная и крепкая… Смешно они поженились тогда…

Иван встретил Таню на свадьбе у друга. Он даже и не сразу ее узнал – от той сопливой девчонки, что сидела с ним за одной партой, и следа не осталось! Темные волосы заплетены в косы, около лба вьются, на лице горит румянец, а глаза сияют черным огнем. Настоящая цыганка!

Ваня глядел на нее и думал: «Ну чего тебе, дурак, надо? Женись!»

Он поехал ее провожать и под стук колес электрички говорил что-то о двух тропинках, сливающихся в одну дорожку, о двух ручейках, вместе бегущих к морю…

Но все оказалось непросто. На Ванино предложение Таня ответила отказом. Вежливо так. Мол, замуж еще не собираюсь, не думала даже. Да и братья не дома, один служит, другой сидит. За воровство, конечно. Цыган! А у них строго – чтобы сестра замуж вышла, нужно согласие не только отца, а еще и братьев…

…Последняя электричка, почти пустая, громыхала на стыках и подвизгивала на поворотах. Иван глядел в окно и ничего не видел… Несмотря на поздний час, было светло, мимо проносились деревья с молодой листвой, кое-где еще цвела черемуха… Только что Таня снова отказалась выходить за него замуж! Не замечая, он разговаривал сам с собой, приводил доводы, стучал крепко сжатыми кулаками по сидению. Пожилая парочка, едущая с ним в вагоне, удивленно оборачивалась на красивого молодого цыгана, бормотавшего что-то. Но Ивану было все равно… Он бесился, недоумевая, отчего она сопротивляется.

Вот уже год прошел со дня их встречи на свадьбе, ее брат вернулся из армии, другой продолжал сидеть в тюрьме. Не ждать же и его еще? Да и годики торопят – им по двадцать семь скоро! Про Зарину, конечно, знает… Цыганское радио хорошо работает. Ну и что? Все в прошлом… нет Зарины.

…Все, надо с этим кончать. Завтра он поставит условие – или она приедет к нему к вечеру, или между ними ничего не будет. Никогда!

Иван еще раз стукнул кулаком по переднему сидению и двинулся к выходу.

…Прошли две электрички уже после той, на которой должна была приехать Таня, но ее все не было. Иван решил – еще одну подожду и поеду. Все, хватит с него! Кругом и других полно, свет клином не сошелся…

Идет, вы подумайте! Он даже растерялся от неожиданности, но справился с волнением, распахнул дверцу своего автобуса, приглашая Таню войти…

Всю дорогу до дома молчали.

– Мамэ, принимай невестку!

Мать обомлела, но старалась виду не подавать. Усадила Таню на диван, спросила, не хочет ли чего. Таня отрицательно покачала головой и продолжала сидеть, потупившись. Ване тоже стало как-то неловко, он заторопился, сказав, что за рабочими надо ехать, и поспешно ушел.

Весь вечер его не покидало какое-то чувство опустошенности. Вроде, вот оно – добился своего. Таня у него дома. А никакой радости он не испытывал. Он даже плохо понимал: что дальше-то?

Время было совсем позднее, когда Ваня приехал домой. Таня сидела у стола. Когда он вошел, она поднялась и продолжала стоять на месте.

– А ты чего не спишь?

– Тебя жду. Есть будешь?

– Нет, не буду. Давай спать ложиться, завтра рано вставать.

Она прошла за занавеску, разделась. Иван выключил свет, лег рядом. Таня тихо лежала, неслышно дыша. Ждала. Он тоже лежал неподвижно, глядя в потолок, на котором плясали неясные тени. Иван прислушался к себе – никаких желаний! Черт, что это с ним? Отчего-то было такое чувство, словно он лежит рядом с сестрой, а не с девушкой, которой добивался целый год! Таня тихонько пошевелилась, подавляя невольный вздох.

– Тань, устал я очень. Давай спать, на работу мне рано.

…Это была их первая брачная ночь…

Наутро мать подозрительно поглядела на Ивана, но ничего не сказала. День прошел в кутерьме и заботах. Иван мотался на своем автобусе, выполняя задания начальников. Когда пришел домой, его встретили мать и Таня. Таня была без платка. Ага, значит, женой себя не считает.

– Вань, поди-ка сюда, – мать отвела его в сенцы и громким шепотом стала выговаривать: – Ты что ж делаешь? Девку украл, а женой не сделал? Она и уйти сейчас может, имеет право. А ты нас перед всеми опозоришь. Скажут, сын у них непутевый, девок увозит, а жениться не хочет… Я сейчас вам у тетки Тамары постелю, а ты уж сделай все как надо.

…Кровать у тетки Тамары была жутко скрипучая. Легли. И опять Ваня себя не узнавал – никакой страсти он к рядом лежащей девушке не испытывал. Она, вроде, догадывалась о чем-то, гладила его по волосам и заглядывала в глаза… И на миг ему показалось, что рядом Зарина, он вспомнил ее вишней пахнущие губы и бархатистую тонкую шею с бьющейся под кожей жилкой… Все произошло сумбурно и быстро…

Наутро завтракали молча. Таня почти ничего не ела.

– Когда к твоим поедем?

– Когда хочешь.

– Ну давай послезавтра. Завтра у нас на работе зарплата. Ведь купить надо все на стол.

– Хорошо, давай послезавтра. – Таня встала из-за стола, убирая посуду. На голове был повязан красивый платок…

…– Иван, как настроение? Выглядишь молодцом. – Рядом с его кроватью стоял хирург Алексей Борисович. Все говорили, что он – светило в своей области; позвоночник – его конек.

– Настроение бодрое, идем ко дну, – попытался балагурить Ваня.

– Ну ко дну не надо, только наверх! Валечка тебе пару таблеток принесет, чтобы поспал лучше. Все будет хорошо. До встречи.

– До свиданья, Алексей Борисович.

Как только за хирургом закрылась дверь, Ивану стало так плохо, что он задохнулся от боли. Не было никаких сил терпеть. Он дернул за шнурок, и почти тотчас в палату вбежала Валечка и, сразу все по его лицу поняв, побежала за шприцем.

– Ну осталось чуть-чуть, потерпи, милый. Завтра все будет хорошо, а послезавтра забудешь, как мучился, – приговаривала Валечка, делая укол.

За окном грохотал огромный город. «А у нас сейчас птицы заливаются… все я понимаю, хорошо уже никогда не будет, дела плохи. То-то они бегают передо мной, а глаза прячут. Если удачная операция – потаскаюсь на своих ногах годок-другой, а потом снова на больничную койку… если не совсем удачная, буду лежать, как колода – на тягость всем. Ну а если…

Главное – не ныть. Вот отец бы не ныл…»

Иван вспомнил, как удивил его однажды отец своей смекалкой.

Дело было при Хрущеве. Ваня тогда еще маленький был, а все как сейчас помнит. Хрущев долго сгонял цыган, кочующих по степям, в колхозы. Дело шло трудно, цыгане «бастовали». Самое было для них плохое, что требовали отдавать лошадей! А что цыган без лошади? И не цыган вовсе… Наконец, власти сдались, и лошадей держать цыганам разрешили. И Ванина семья держала лошадь, корову, кур. Опять ничего лучше не придумали, как обложить крестьян налогом: держишь корову – сдавай молоко, держишь кур – сдавай яйца.

Семья у них большая была: отец с матерью и семеро детей. Прокормиться было тяжело, но держались. А в колхоз ничего не сдавали – самим не хватало. И вот как-то – проверка, явились дядьки и давай спрашивать: чего, мол, молоко не сдаете? Отец и говорит: «Вот сейчас жена корову пойдет доить, что останется – забирайте». А сам велел всем детям взять по кружке да из ведра с парным молоком черпать. И пить.

Иван до сих пор помнит, как после третьей кружки молоко стояло у него в горле и не хотело спускаться вниз, в полный желудок. Но он мужественно зачерпнул четвертую… бр-р-р! Зато и в ведре молока почти не осталось. Проверяющие больше на их двор не приходили…

«Что-то я в детские воспоминания ударился. Неужели перед смертью?! А что я смерти-то боюсь?.. Не боюсь. Ведь, если разобраться, жизнь хорошая вышла. С Татьяной дружно жили, мирно, спокойно. Как с родной… И братья друг другу всегда помогали. Да, а Лешку-то я как выручил!»

Ваня улыбнулся – ведь он же юридически холостой и бездетный, хоть сейчас жениться может… да, да… А вышло так – Лехе в армию идти, а он не хочет ни в какую. Вот отец с матерью и надумали его женить… на Татьяне, Ивановой жене. Детям тогда четыре и два годика было – маленькие. С такими в армию не брали. Вот и расписались Таня с Лешкой. С Иваном-то они были не расписаны. У цыган необязательно, живешь вместе, значит женаты… И дети Ванины стали не Ивановичи, а Алексеевичи! А потом Лехе и развестись было некогда, так до сих пор и не развелся… Так что он, Иван, холостой, неженатый. И смех, и грех…

«И дом есть. Хороший дом, большой. И комнаты просторные. Цыгане простор любят… А Таня кухней очень довольна – метров пятнадцать кухня, пластиком обита. Сам обивал».

Ваня очень много чего по дому сам мог делать. Если понадобилось бы – и дом, наверное, смог бы от начала до конца построить. Тем более ребята – вон какие помощники. Знакомые цыгане часто не понимали Ивана – уж больно на хорошего русского хозяина похож, чересчур работящий. И книжки читает. Называли его Ваня-русак, а русские – Ванька-цыган…

А Ваня знал, из-за чего он такой цыган – ненастоящий. Бабушка у него княгиней была, из Шеховских. А влюбилась в красавца-цыгана и ушла с табором…

Сон сморил Ивана. Страх перед завтрашним днем не смог побороть усталость измученного болезнью человека…

…Лес шумит, объятый весенним трепетом… Ветер шелестит молодой березовой листвой… Солнце, уходя с небосвода, светит откуда-то сбоку косыми лучами… Иван бежит по еле видимой лесной тропинке… Ноги плохо слушаются, он старается догнать Ее… и никак не может… А Она смеется, оборачиваясь к нему… Волосы растрепались, тонкой рукой Она поправляет пряди… Он знает, что стоит Ее догнать, и наступит счастье, их охватит нега и блаженство… Но бежать нет сил… Ее улыбка тает в сумраке леса… Он падает в прохладную траву, деревья смыкаются над ним… Надо позвать Серого… Надо кричать… Но вместо крика с губ срывается шепот: «Зарина, подожди, постой… Ведь я люблю тебя!» А в ответ – только голос кукушки…