Текст книги "Замуж за иностранца? Легко!"

Бесконечность

Увидеть беременную во сне…

Надо срочно сонник посмотреть. Вроде, что-то хорошее должно быть. Так: «…такой сон является знаком скорых перемен…»

Вот перемен как раз и не хотелось бы.

Наверное, из-под сознания все выплыло. Конечно, тогда, пять лет назад они с Колей задумывались о ребенке. Забеременеть не получалось. Может, возраст – за сорок уже. Но можно было взять ребеночка из Дома малютки, и была бы у них семья. И сейчас не было страха одиночества…

А как все замечательно начиналось!

Она вспомнила, как, зарегистрировавшись в «Одноклассниках», нашла Колю Веденского, свою первую школьную любовь! На фотографии он выглядел повзрослевшим и интереснее, чем в те далекие школьные годы. Длинные волосы, немного вьющиеся, высокий и стройный, а глаза! Таких глаз она ни у кого не встречала. Задумчивые и немного насмешливые одновременно, ласковые и заглядывающие будто прямо в душу…

После школы тогда что-то не сложилось у них. Она влюбилась в Сомова и уехала за ним в Москву. Колю из виду потеряла. У Сомова, подающего надежды эстрадного певца, карьера не заладилась. В Москве и своих таких талантов полно было. И еще нужны были песни хорошие, хиты, а их-то и не было. Они вернулись в Питер и начали воплощать в жизнь другую свою мечту – кафе.

Все шло как нельзя лучше, денег было достаточно, отдыхали за границей. Но вот забеременеть Вероника никак не могла. Ходила по врачам, лечилась. И в суете, заботах не заметила, как Сомов стал куда-то пропадать. А однажды заявил, что уходит от нее! Это был гром среди ясного неба.

Что, почему, кто она, эта другая? Чем она лучше?

«Другая» оказалась женщиной с ребенком! То есть все преимущества были на ее стороне. У этой женщины уже был ребенок, а значит, мог быть и еще. У Вероники же была только слабая надежда заиметь свое дитя…

Сомов ушел.

Она, конечно, очень переживала. Плакала тихонечко одинокими вечерами… но пережила.

…Вероника внимательно вглядывалась в свое отражение в зеркале. Здорово, что появились наконец брови и ресницы. Она сняла парик и расчесала сбившийся под ним ежик темных волос. Странно, что растут теперь почти что черные волосы, а ведь она всегда была практически блондинкой…

…Стройная блондинка в красном платье и привлекательный, так не похожий на русского шатен в белом костюме – они могли стать обалденной рекламой «Одноклассников»!

08.08.08, семь утра, Дворец бракосочетания в Петербурге. Миловидная женщина, регистрирующая брак, с полуулыбкой говорит поздравительные заученные слова… Ей еще до позднего вечера регистрировать сегодня несметное количество «брачующихся». Конечно, это кошмар, это ужас что такое! Все хотят бесконечного счастья, ведь три восьмерки – три символа бесконечности – заключены в сегодняшней волшебной дате. И люди бились в очередях, давали бешеные взятки, чтобы только зарегистрировать свой брак в этот день.

И Вероника тоже подняла все свои знакомства… заплатила, конечно… и вот они с Николаем, пусть и в семь утра, стоят здесь, на пороге бесконечного счастья!

Вероника была счастлива! Коля оказался таким нежным и предупредительным, хорошо воспитанным. И это неудивительно. Ведь Николай был потомком очень известного в царские времена адмирала. И назвали его именно Николаем, потому что всех мужчин в их роду называли этим именем. Коля прекрасно говорил на нескольких европейских языках. А главное, был так внимателен к Веронике, что ей не верилось, что Судьба послала ей такой подарок, какого она, быть может, не заслужила.

Они звали друг друга Ника и Ник!

Она вспомнила, что Сомов звал ее Верой… Контраст с хамоватым Сомовым был разительный, и Вероника быстро забыла об эстрадном певце.

Беда пришла, когда ее никто не ждал. Сгорело кафе, в котором Вероника была почти что хозяйкой. Ущерб был колоссальным. И бандитская «семья» повесила весь убыток на Нику.

Заплатить можно было только шикарной квартирой, окна которой выходили на старинный питерский собор…

И Ника с Ником уехали за границу, на юг Франции, где жила его старенькая мама.

…Вероника отпустила такси и прошлась пешочком до дачи. Благо от дороги, прочищенной грейдером, было близко. Дачей это трудно было назвать. Заросший кустарником участок, на котором ютился крошечный домик на одну комнату и веранду-кухню.

Ника открыла дверь и устало опустилась на скамейку.

Глаза слепил белый снег. Он лежал плотным покрывалом, хотя был уже конец марта. А вчера вообще весь день мела метель. Запаздывает весна! Сейчас елки и сосны стояли в безмолвном ожидании. С веток то и дело падали подтаявшие хлопья, ветки вздрагивали и загорались разноцветными искрами на солнце.

Интересно, за сколько теперь этот участок продать можно? Надо продавать все, теперь она одна, и мама на ней… Ника вспомнила, как мама купила за копейки этот кусок земли, приговаривая, что молодые Сомовы будут ее благодарить и вспоминать, когда приедут сюда с детьми…

На вершине березы сидела сорока. Птица смотрела на юг. В сторону Франции, подумалось Нике. Наверное, ждала весну…

…В тот раз Ник впервые не пришел в реанимацию, где она лежала после очередной «химии». Явился только на следующий день. Пряча глаза, что-то бормотал про работу.

Но она уже знала, что есть другая.

Он приходил домой позже, давал ей гораздо меньше денег на хозяйство, по вечерам посылал какие-то эс-эмс-ки. А как он похудел! Просто высох весь. Может быть, его гложет мысль, что никогда уже не будет еще одного Николая Веденского, и славный род прервется на нем?

Иногда ей казалось, что это у него, а не у нее такой страшный диагноз. А может, совесть его съедает?

На ее вопросы он отнекивался или отмалчивался…

…Мама в этот ее приезд стала совсем плоха. Почти не ходила. Возраст, ноги.

– Мам, я все устрою, и тебя заберу.

«Если успею».

Вернуться сюда? А как же Ник? Отдать его?

…Самолет садился в дождь. Погода была весенняя, ветряная.

А может, ей все кажется, и у них с Ником опять все будет хорошо! Просто он устал от бесконечных больниц и проблем. А теперь, когда она почти выздоровела, все станет на свои места…

Дома на столе лежала записка: «Я в больнице».

Когда Вероника вошла в палату, она сразу увидела его глаза. Такие печальные и совсем не насмешливые, обведенные темными кругами.

Рядом сидела молодая, темноволосая женщина. Она поднялась, когда вошла Ника.

Женщина была беременна…

Тяжелая зрелость

Что изменилось? И что делать?

Он все задавал и задавал себе эти вопросы, а ответа не было.

Погулять, выпить, приударить за приглянувшейся женщинкой – так он ласково называл их – в этом Леха был мастак! Да еще во многом мастак, что и говорить. Бригадир он был справедливый? Справедливый! Монтажную работу лучше и аккуратнее других сделать мог. А здесь, на северном объекте, требовалось еще и умение так распределить работу, чтобы каждый был взаимозаменяемым. Потому что эти бродяги-монтажники, которые убегали из своих семей в командировки, время от времени отправлялись в загул, а то и вовсе в запой, а монтаж на объектах государственной важности никто не отменял!

Специальный, похожий на военный грузовик под названием «кунг», в котором ехала на работу бригада Лехи, катил по замерзшей дороге. В двух небольших окошках мелькали сосны и ели, запорошенные снегом. Мужики играли в картишки, чтоб хоть как-то заполнить время в дороге.

Леха в этот раз не играл. Он вспоминал…

…Когда приехала она, была желтая осень. Иголки на лиственницах начали опадать. По ночам уже заморозки тревожили, хотя на Большой Земле, то бишь в Питере, еще и грибы водились.

Леха тогда увидел ее и решил: ничего, симпатичная, стоит приударить! Жалко, что с мужем приехала. Но когда ему, Лехе, это мешало?

Потом он долго старался. Старался понравиться, чем-то поразить. Анекдоты и прибаутки так и сыпались из Лехи. На площадке, когда она была рядом, он без страховки бегал по верхам, на большой высоте. Для дела, конечно, но и покрасоваться, чтобы она поняла, какой он орел!

Товарищи по бригаде посмеивались – эти Лехины показательные выступления всем уже были известны, потому что применял он их к каждой очередной пассии, каждую женщинку так обольщал.

А тут чего-то не пошло. Ну во-первых, видно – мужа еще любила. Красивый, гад! А во-вторых и главных – с высшим была его новая пассия. Как только в монтажницы пошла? В карты по дороге не играла, читала все книжки да кроссворды разгадывала.

Заглянул к ней однажды в кроссворд, она и спрашивает:

– Не знаете, Алексей, композитор прошлого века, на – ий заканчивается?

– Чайковский!

– Нет, не подходит.

– Мусоргский! – блеснул Леха.

– Нет… Ой, знаю – Аренский. И по буквам подходит.

Леха и не слышал о таком композиторе…

Пришлось начать читать. Записался в библиотеку. Уж больно захотелось ее хоть чем-то зацепить.

Сидит он как-то в читальном зале, про Аренского читает. А тут она вошла. С мужем, правда. Увидела его, обрадовалась и говорит:

– А я думала, что вы не любите читать…

Думала, значит!

И Леха понял, что влюбился. Даже от Вальки, с которой уже год почти жил, в гостиницу съехал. Его новая любовь в той гостинице жила. С мужем, конечно.

Они с ней теперь часто по дороге на работу об искусстве и литературе разговаривали. Леха, что успевал вечером прочесть, утром ей рассказывал. Она улыбалась и тоже ему что-то рассказывала. Не поверите, он даже с мужем ее подружился. Втроем в кино ходили. Над Лехой уже монтажники потешаться стали. Но ему было все равно. Хотел ей о чувствах своих рассказать, да все никак не получалось. А тут случай ему помог.

Городок их со всех сторон был окружен лесом. И по этому лесу на выходных все на лыжах катались. Вот как-то в субботу Леха тоже на лыжи встал, пробежался по лыжне, к горочке подъехал. А там она. С мужем опять! И тут свезло – муж неловко с трамплинчика прыгнул и лыжу сломал! Поковылял домой, а она осталась. Здесь же Леха есть, не одна!

Пошли в лес по лыжне. Красота! Снег белый, пушистый. И везде заячьи следы. А она и не знала, что это следы зайцев!

Леха решил ситуацией воспользоваться. Остановился и говорит:

– Лена, люблю тебя давно!

А она:

– Леша, ну что вы? Зачем все портите? – А сама покраснела. Или от мороза?

– Ничего не порчу. Жить без тебя не могу!

Она подпрыгнула на лыжах – так развернулась – и обратно пошла. Облом!

Леха снова к Вальке переехал. Только три дня там пожил, не смог больше, и обратно в гостиницу.

И стал стихи сочинять. Напишет, и ей тайком от всех то в карман положит, то в руку сунет. Она краснеет, но не выбрасывает и не говорит, чтобы, мол, не писал больше. Значит – что? Значит, нравится! Леха понял, что стихами он ее «зацепил» все-таки.

Написал ей записку: «Приходи ко мне завтра в восемь, стихи почитаем». И что думаете? Пришла!

Только он бутылочку на стол поставил, стаканчики, засуетился, тут муж ворвался, что-то закричал и ее за руку утащил.

В общем, уехали они к себе в Питер…

Леха места себе не находил, извелся весь.

Прошел месяц, как он ее не видел. Тоска!

«Все, еду тоже в Питер. Надо точки поставить!» – Леха так углубился в свои мысли, что треснул кулаком по столу. Его сотоварищи возмущенно закричали:

– Лех, ты чего? Карты все смешал…

Вчера в Питер приехал. Позвонил, поговорили, она, вроде, даже обрадовалась. А сегодня пригласила его в гости к своей подружке. Говорит, посидим, песни попоем. Пела она хорошо, всем нравилось. Леха жуть как обрадовался!

А она опять с мужем пришла! Ну посидели, выпили, пели песни, муж на гитаре играл. А потом… она и говорит: «Поздно, мы пойдем. Спокойной ночи!» И они ушли, живут недалеко. А Лехе на другой конец города, а метро давно не работает!

Подруга и говорит, оставайтесь, мол.

Леха прикинул: «Ну что ж, подруга так подруга!» Вышел на лестницу, курнул. Возвращается, а подруга и говорит:

– Леша, я вам на кухне постелила. Подушки диванные, что нашла, извините.

– ???

– Понимаете, в комнате дочка спит. Я не хочу, чтобы она, проснувшись, увидела на диване чужого дядю. Не хочу, чтобы у девочки было тяжелое детство. Вы уж встаньте пораньше.

…И сейчас Леха валялся на полу кухни в чужой малогабаритной квартире. Кухня была крошечная, и лежал он по диагонали. Голова упиралась в батарею, ноги – в ножку кухонного стола. Перед лицом белела стенка холодильника, который время от времени сердито урчал, и слышно было, как в его недрах переливается специальная холодильная жидкость.

За окном, на площади, несмотря на глубокую ночь, слышались веселые голоса.

Кому-то везет!

А здесь лежит классный монтажник Леха, отличный бригадир. Никому не нужный… разве только Вальке… Ишь, не хочет, чтобы у дочки было тяжелое детство! И всем до лампочки, что у него тяжелая зрелость…

Эдвенча

Вечерело…

Солнце потихонечку садилось, притомившись за день. Оно двигалось к далекому горизонту с мечтою отдохнуть. Уже хотело было скрыться, да вдруг замерло, заметив кое-что интересное, что никак нельзя пропустить.

И действительно, было на что посмотреть.

Симпатичная деревенька – с полтора десятка домов – выглядела сказочно-умильно, впрочем, как и все издали. Домики рядком расположились на холме. К речке спускались тучные огороды. А между огородами и речкой раскинулся огромный зеленый луг, на котором тут и там белели и пестрели стада гусей и уток.

Около одного из домов о чем-то оживленно беседовала группа мужичков, а, может, молодых парней, – издалека Солнцу было не видно.

И вот по этому лугу к речке ускоренным темпом двигались двое, по облику не местные. Вдруг пасторальную тишину разорвал гусиный вопль. Солнце приметило, что эти неместные были не одни – в руках одного из них бился и отчаянно орал гусь!

Гусь кричал так, как будто его режут.

– Федька, ты голову его чем-нибудь накрой!

– Чем?

– Да хоть футболкой!

Федька остановился, протянул гуся Фильке, стал снимать футболку.

– Все, поздно! Заметили!

С пригорка от группы местных аборигенов отделились двое и, размахивая руками, указывая на наших героев, побежали в их сторону.

– Гуся услышали! Вот гад!

Федька с Филькой и отчаянно кричащим гусем стремглав неслись к речке.

– Слушай, закрой ему глаза рукой! – советовал запыхавшийся Филька.

– Советчик нашелся! Как ему глаза закрыть? А нести? Одной рукой нести невозможно – тяжелый!

– Тяжелый – это хорошо! – хмыкнул Филька и запоздало спросил: – Хочешь, я понесу?

– Да ладно, некогда меняться – догонят!

– Не догонят! – Филька обернулся. – Вот сволочи!

– Что?

– Да смотри – вернулись, на мотоцикле летят!

И действительно, раздался стрекот мотоцикла, а потом воришки увидели моторизованных преследователей. Силы были не равны – Филька с Федькой явно проигрывали мотоциклу в скорости. Страшная развязка была близка…

– Теперь нас спасут только кусты.

– Да нам же не туда! Девчонки направо ждут!

– Не до девчонок пока! Давай гуся!

Федька с облегчением отдал Фильке гуся. В конце концов, это была Филькина идея – стащить у местных гуся.

Тем временем расстояние между мотоциклом и гусекрадами стремительно сокращалось, а до спасительных кустов было ох как далеко!

– Давай поднажмем! – Неутомимый Филька и с гусем бежал быстрее Федьки без гуся.

Ребята выдыхались… Уже сквозь стрекот мотоцикла слышны были возгласы преследователей:

– Ну что, счас мы вас почикаем, ворье!

Ребятам вспомнился Паниковский, причем обоим одновременно.

– Слушай, Филька, давай бросим этого чертового гуся. Сразу отстанут!

– Ты что, как это – бросим? Это же наша добыча!

– Слушай, ведь в милицию заметут!

– Не заметут! – но в голосе Фильки уже не было прежней уверенности.

До спасительных кустов оставалось еще большое расстояние, и Федьке стало тоскливо от того, что их замечательное путешествие к морю может закончиться очень печально в местном отделении милиции где-то недалеко от Одесского лимана. А они проехали уйму километров в кабинах «плечевых», и теперь, вместо того чтобы купаться в теплом море, до которого осталось какие-то смешные полсотни километров, будут торчать в местном обезьяннике.

– О! Бог есть!

– Чего вдруг поверил?

– У них мотоцикл сломался!

Действительно, ненавистный стрекот исчез, и в наступившей тишине стал слышен звон цикад и матерные ругательства незадачливых преследователей.

– Класс! Бежим быстрее! – Филька рванул вперед.

– Чего сейчас-то бежать?

– Очухаются – догонят!

И они, царапая лица о ветки и обжигая руки о высоченную крапиву, рванули в гущу кустарника, где их должны были поджидать их боевые подруги.

– Закат какой! Красиво здесь, правда? – потянувшись всем телом, спросила Фекла.

– Да, только слепни надоели! – шлепнув очередного кровососа, ответила Фенька. – Сидим тут – со всех сторон кусты, ветра совсем нет, вот они и лютуют.

– А ты не обращай внимания, они и отстанут. На небо смотри, красоты наблюдай…

– Какие красоты, когда совсем зажрали! Слушай, а чего их так долго нету? А вдруг их поймают?

– Не боись, не поймают! Я в Фильку верю! Смотри, Фень, какой лягушоночек!

Фекла поймала худенького лягушачьего детеныша и посадила его на толстую палочку. Лягушонок, видно, был совсем неразумный и даже не предпринимал попыток сбежать от стремящейся к естествознанию Феклы.

– Фень, а давай его дрессировать! Смотри, он послушный какой!

Фекла протянула палочку с вцепившимся в нее лягушонком Феньке. Та отпрянула и завизжала:

– Убери его от меня! Я их боюсь!

– Ну и зря. Он такой милый! Давай ему имя дадим. Например, Филя.

– Чегой-то Филя? А почему не Фома? На Фомку он больше похож – худющий такой же! – обиделась за своего Фильку Фенька.

– Ну ладно, пусть будет Фомка. А то его нет с нами, а Филька есть, – засмеялась покладистая Фекла. – Как там мой Фомочка на стройке века? Видела я, как комсомолочки активные около него увиваются. Ладно, буду нашему маленькому Фомочке арену строить.

Фекла потянулась за стеблем камыша, и в это время лягушонок Фомка сделал великолепный прыжок – и был таков! Фекла расстроилась, а Фенька с облегчением сказала:

– Слава богу. Давай лучше ребятам бутербродов сделаем.

Девушки разложили на траве клеенку с букетами сирени, видавшую виды, но чистую. Нарезали хлеба, колбасы, достали кружки. От колбасы шел такой чудесный чесночно-мясной аромат, что головы у подружек закружились. От голода.

Буквально через пару минут, будто зная, что все накрыто, с оглушительным треском разверзлись кусты ивняка и на поляну вывалились Федька с Филькой. Вид у них был живописный – волосы всклокочены, руки исцарапаны, лица в грязи… Но глаза у того и другого сияли – подмышкой у Фильки был гусь!

– Ну вы даете! Чего долго? – воскликнула Фенька.

– Он что, умер? – спросила жалостливая Фекла, указывая на гуся.

– Да. От разрыва сердца! – хохотнул Филька.

– Да нет, живой. Силы кончились кричать, – поспешил успокоить Феклу Федька.

– Мальчики, давайте перекусим.

– Ты что, Феня, какой перекус? Бежать надо!

– Почему бежать?

– Гонятся за нами, вот почему. А нам еще надо…

– Что надо?

– Ничего. Собирайтесь. Федька, пойдем!

– Куда вы? – спросила недоумевающая Фекла.

– Сейчас придут. Давай складывать все, – сообразительная Феня увидела, как переглянулись Федька с Филькой, Федька взял топор, и они скрылись в кустах…

Солнце, дождавшись окончания погони, ушло на покой за горизонт, удовлетворив свое любопытство. Небо в том месте, где только что было светило, сияло ярко-желтым, а легкие облачка окрасились в девчачье розовый цвет. Красота!

Федьку укачало. События этого необыкновенного дня отрывками являлись ему во сне. Гусь, мотоцикл, крики преследователей, злой кустарник вперемежку с крапивой… Удар топора…

Голова его клонилась на плечо к Фекле, та поправляла его голову осторожно, заботливо, чтобы не разбудить. Водитель «плечевого» грузовика, который подхватил их на дороге, задал все вопросы, рассказал все свои байки и теперь что-то насвистывал, не сводя глаз с дороги. Подхватил он их вовремя, потому что, уже усаживаясь в кабину, Фекла увидела в том месте, где они вышли из кустов, вылезших оттуда же двух здоровенных мужиков…

Только она подумала, что могло бы быть, если бы не грузовик, как Федькина голова упала на плечо водителя. Фекла поправила его голову, положив себе на плечо. Водитель ведь не должен отвлекаться. Федька спал крепко и даже причмокивал во сне.

Симпатичный он все-таки, этот Федька. И интересно про высшую алгебру рассказывает, когда они вечером гуляют, налопавшись каши с тушенкой. Надоела каша, конечно. Вот приедут на лиман, гуся приготовят…

Да, про Федьку. Они могут быть только друзьями. Потому что она, Фекла, уже свою руку и сердце Фомке обещала. Может, поторопилась… Кто знает?

Вот они совсем взрослые – перешли уже на второй курс! А подурачиться иногда так хочется!

Федька и не думал просыпаться, а скоро им «выходить» – встречаться с Феней и Филей в условленном месте, в котором они никогда не были, просто наметили на карте автомобильных дорог. Встреча будет радостной, словно не виделись сто лет.

Хведька, Хвенька, Хвилька, Хвекла – так бы их звали в деревне под Курском, где жила ее бабушка.

Смешно!

Фекла поглядывала на проезжаемый ими пейзаж – высоченные пирамидальные тополя окаймляли шоссе, по бокам которого простирались поля. «Бедновато у них с деревьями», – думала она. Фекла любила лес, а тут была южная равнина.

До Одессы было совсем близко.

Точно в таком же «плечевом» ехала другая наша парочка – Фенька с Филькой. Филька, в отличие от Федьки, и не думал спать. Он снова и снова, в который раз, рассказывал Феньке историю криминального приобретения гуся. Как они с Федькой пришли в деревню, выбрали из многочисленных группок гусей подходящую. А это было непросто! Те, которые были близко к речке и, соответственно, далеко от деревни и, как назло, особенно крупные, не подходили им потому, что при их приближении начинали гоготать, как сумасшедшие, и кидались в воду. А там их, конечно, не поймать. Филька все сетовал, что самого хорошего поймать не удастся, на что Федька возражал, что им и любого другого хватит.

Наконец, когда было выбрано подходящее гусиное стадо, обнаружилось, что стоит протянуть к гусям хотя бы руку и приблизиться на три метра, как от группы отделялся вожак, вытягивал в их сторону шею и злобно шипел! Это он своих женщин защищал. Гусыни были симпатичные, и понять вожака было можно.

– Ну что, берем вожака?

– Да! Сам себе приговор подписал! – ответил Федька.

Дальше Филя рассказывал, как он – именно он! – бросился на гуся сверху, прижал его к земле своим телом. А Федя схватил того за ноги… Ну а потом про погоню, про Федькино малодушное предложение бросить гуся, про то, что он, Филька, гуся отстоял… Рассказ был очень увлекательный, и из него как-то так следовало, что основным добытчиком и героем этой истории был он, Филька. И Феня должна была это четко понимать, что уж с Филькой она не пропадет. Она понимала и во время рассказа охала, ахала, в изумлении закатывала глаза, чтобы он понял, что она понимает…

Ведь они и дальше собирались быть вместе…

Через час наша четверка встретится в условленном месте, куда их совершенно бесплатно, между прочим, привезут плечевые дальнобойщики. Дальнобойщикам нравилось брать студентов. И ехать не скучно, и не заснешь, поговорить есть с кем. Тем более что студенты были ленинградские.

Кстати, гусь, ощипанный на берегу лимана и вымытый в холодной воде, окажется слишком жирным (напрасно Филька переживал]. И только чача новых знакомых студентов из Грузии поможет больным животам наших гусекрадов.

Впереди будут новые влюбленности и ссоры, и сцены ревности на берегу самого синего в мире Черного моря. И конец путешествия, когда к ребятам вернутся их настоящие имена… Эти ведь были придуманы, чтобы смешнее было…

А сейчас, когда они едут в кабинах «плечевых», всех их волнует одно – чтобы от жаркой погоды не «пропал» гусь…

То есть, чтобы не испортился…