Текст книги "В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей"

У Триумфальных ворот

Любой памятник в любом городе после его сооружения становится не только украшением, символом долгой памяти событию или герою, но также и объектом притяжения для проведения публичных собраний, развлекательных мероприятий.

Бывает, что к памятнику по каким-то собственным мотивам устремляются некоторые одиночки, которые не могут или не умеют хорошо или плохо самовыразиться среди современников. Такие люди остаются в народной молве с непременной привязкой к безмолвному объекту-символу.

В Москве в годы отмены в России крепостного права и еще не менее 30 лет после того существовала уникальная по тем временам (в наш век и вовсе абсурдная) библиотека. Ее называли «ходячей», и работала она вблизи площади Старых Триумфальных ворот.

«Старыми» назывались Тверские ворота Земляного города, которые для встречи коронационных особ и разных торжественных процессий перестраивались, специально украшались. Хотя «Старые» Триумфальные ворота были давно снесены, местность еще очень долго привязывалась к этому топониму. (С 1935 года ее называли площадью Маяковского.)

О какой библиотеке идет речь?

Тогда всем библиотечным фондом и административно-экономическим отделом заведовал один сгорбленный старичок-интеллигент. Он же был и библиотекарем в своей «библиотеке» у Старых Триумфальных ворот. Энтузиаст ходил исключительно в районе этой площади и в близлежащей округе.

На ремне через шею он носил довольно тяжелый ящик с книгами. Нельзя сказать, что их он как-то навязывал для чтения: москвичи сами очень охотно старичка приглашали в свои лавки и городские учреждения. Здесь книги разбирались хозяевами и приказчиками магазинов, различными служащими. Произведения читали, а потом возвращали обратно в «ходячую библиотеку». За услуги дедулька брал совсем невысокую оплату, и такая незамысловатая работа позволяла ему худо-бедно жить.

Книгоношу никто и никогда не обижал. Его уважали, любили. Других подобных просветителей в Москве, пожалуй, и не было…

А вот площадь других Триумфальных ворот, которые до их сноса украшали Москву у Тверской заставы, собрала однажды около своей арки огромную толпу зевак.

Не менее тысячи человек 4 октября 1904 года наблюдали за действиями одного чудака, обострение болезни у которого, как часто бывает у психически больных, пришлось как раз на ту осень.

Это был обыкновенный городской оборванец, который по железной лестнице, что была крепко приделана сзади Триумфальных ворот, быстро взобрался на самый верх арки прямо к железным коням.

Седлать символических животных и садиться на них молодой человек не стал. Непродолжительное время полюбовавшись видами на Санкт-Петербургское шоссе и, с другой стороны – на Тверскую улицу, он помахал рукой народу внизу и спустился к нише, в которой стояла статуя Венеры. Почему и чем собственно Венера привлекла незваного посетителя, осталось известным лишь ему одному.

Когда зевак у арки собралась «большая кучка» и все затихли, вдруг у всех на глазах женщина-красавица получила звонкую дерзкую пощечину от психа-пришельца. Опозоренной, ей пришлось молчаливо сохранить свою позу, запечатленную скульптором И. Витали.

А между тем наглец на все стороны раскланивался собравшейся многочисленной публике. Никто ему, конечно, не хлопал, не подбадривал.

После такого представления, несмотря на возмущенный ропот людей, довольный парень улегся спать на площадке позади статуи.

Кто-то из толпы позвал к Триумфальной арке городских пожарных, и те решили своими силами снять безумца.

Неизвестно, уговаривал ли или чем-то грозил верхолазу взобравшийся наверх брандмейстер. Однако тот спускаться самостоятельно никак не желал.

Пасхальное разговенье на крыше во время наводнения 1908 года

Отважный (теперь это слово определяло действительно смелого человека) пожарник на значительной высоте, в борьбе при сопротивлении, связал нарушителя общественного спокойствия. Веревку он каким-то образом зацепил за детали арки, и с помощью команды пожарных несчастный больной был спущен на землю.

«Артиста», устроившего этот редкий спектакль, незамедлительно доставили в полицейский участок.

Часть VI
ПРАЗДНИКИ

Сорок сороков

На протяжении нескольких лет в нашей стране о празднике Рождества Христова начинают говорить задолго до этого дня. Равняясь на Запад, где католики справляют это торжество 25 декабря, многие русские люди к этой дате покупают подарки, некоторые деятели искусства устраивают представления с названиями типа «Рождественские вечера» и проч. Состоятельные россияне едут в Европу, чтобы там достойно отметить это событие.

Магазины на Тверской улице. Начало XX века

Путаницу в российский календарь в 1918 году внес декрет советской власти, отделившей церковь от государства. Национальные традиции были утрачены, многие из них оказались и вовсе под запретом. Хорошо, что в последние годы русская церковь стала возрождаться. Наши соотечественники хотят теперь больше знать о старых обычаях на Руси, чтобы как-то сократить насильственный разрыв с прошлым.

В старину не русские люди хотели посмотреть на праздник Пасхи и Нового года за границей, а к нам, в Москву, стремились в эти дни попасть иностранцы, чтобы увидеть много интересного и запоминающегося. Традиции русского народа всегда удивляли иноземцев.

Нигде в мире не было города, имевшего такое обилие культовых сооружений, как Москва. О Москве говорили: «сорок сороков». Это не простая цифра, а – понятие. Слово «сорок» на татарский лад в старину означало «великое множество».

Собственно, церквей в златоглавой было, конечно, не 1600. Но вот число всех церковных приделов (главных, пристроенных, в приходских, домовых, монастырских церквах) при точном подсчете могло быть и больше. Никто и никогда их не пересчитывал. Даже высшие церковные служители не знали суммарного количества. У них шел примерный учет по сведениям свечных заводиков: какие церкви и сколько покупали свечей…

«Москва – всем городам мать». По большому количеству церквей наш город отличали от других: «В Москве – каждый день праздник». Ведь почти ежедневно юлианский календарь величает святого, а московские церкви имеют приделы многим из них.

Пасхальный благовест всех московских церквей завораживал душу не только русского человека, но и гостя, прибывшего из-за рубежа. Звон под куполом московского неба был просто неописуем…

В старину Кремль являлся центром общемосковских событий. Он был доступен любому: для входа на его территорию не надо было, как практикуется сейчас, покупать билеты. При желании любой человек мог остаться здесь на целый день и встретить рассвет дня следующего. Говорят, что именно в Кремле розовые и багряные восходы солнца на Благовещение и Пасху навевали лучистое вдохновение на поэтов и писателей.

Первым патриаршим собором Москвы (до постройки храма Христа Спасителя) был Большой собор Успения Богородицы. Колокольней при нем и двух других кремлевских соборах: Архангельском и Благовещенском – служил Иван Великий со своей звонницей.

Как же начиналась пасхальная служба в столице?

Основанием для всеобщего начала благовеста был звон Ивана Великого. В отдаленные времена момент первого звона определялся по-разному. Чаще всего он начинался в четвертом часу утра по старому отсчету времени, что по-нынешнему соответствовало двенадцати – началу первого часа (ночного времени). Благовест же к обедне в пасхальный день звучал в седьмом часу утра, а иногда – и в начале девятого часа. Утреня оканчивалась, начавшись во второй половине первого часа, иногда ровно в час ночи, иногда в шесть часов утра.

Полуночный благовест к пасхальной заутрене узаконил митрополит Московский Филарет, предписавший в марте 1849 года всем московским церквам: не начинать благовеста к церковным службам ранее благовеста Успенского собора, и первый удар Успенского колокола «прослушать в молчании, а по второму начинать благовест». Это распоряжение в следующем году было напечатано и разослано всем московским соборам, монастырям и церквам. По указанию митрополита Филарета в день Святой Пасхи было положено к утрени благовестить в 12 часов пополуночи, а к литургии – в 6 часов утра.

Пример Москвы вскоре повлиял на благовест всей России. И после того можно считать, что на второй удар Большого колокола на Иване Великом отзываются не только «сорок сороков» московских церквей, но и звонницы всех русских храмов.

В этот момент ощущение единства россиян во всей стране было восхитительно, торжественно и необыкновенно патриотично. Без всяких трибунных речей весь русский народ чувствовал непоколебимость своей веры, силу и возможность к сплочению в трудный для России час.

Звонарное дело

День Пасхи в 1899 году пришелся на 18 апреля.

Все площади Кремля, все скверы и спуски к реке у храма Христа были переполнены народом. С замиранием сердца православные ожидали начала благовеста на Иване Великом. Вдруг за полчаса до полуночи кто-то ударил в средний колокол Ивановской колокольни… Произошла ошибка, народ зашептался: «Нельзя кого попало допускать в звонницу».

Потом отбили часы Большого Кремлевского дворца – полночь. Зазвонили колокола ближайших к Кремлю церквей, за ними начался перезвон по всей Москве. Торжественная тишина была нарушена.

Спустя 2–3 минуты пробили полночь часы на Спасской башне Кремля. Сразу после того на Ивановской колокольне раздался первый удар в Большой колокол. Все православные мужчины в огромной Москве обнажили головы и вместе с женщинами, в косынках и платках, осенили себя крестным знамением. В их руках зажглись тысячи свечей. Ночная картина была величественной.

Через 20 минут на Иване Великом зазвонили и все другие колокола.

Начался крестный ход.

И опять в нарушение традиции, не по времени, а ранее, в воздух взвилась ракета, началась пальба из пушек, чему немало москвичи удивились. Пушечных залпов, как повелось еще издавна в торжественных случаях, было 101. Горожан смутило то, что в этот год отсутствовали четкость и порядок, известные в таком деле.

Масленица

 
С Масленицей кончался долгий холодный зимний сезон.
Нынче масленой недели —
Шумный, праздничный разгар.
И совсем «осоловели»
Мы от масленичных чар.
От утра до поздней ночи
(Спать приходится едва)
Веселится что есть мочи
Добродушная Москва.
С бубенцами мчатся тройки,
Жизнь столичная шумна.
Учиняются попойки…
При участии блина —
 

писал в 1902 году поэт-журналист Р. Меч.

Тогда все рестораны, как в центре, так и на окраинах города, «ломились» от посетителей. В Петровский парк, например, зазывал ресторан «Эльдорадо». Его хозяин, И. А. Скалкин, празднично и роскошно отделал помещение. Ресторан имел чудный зимний сад с живыми растениями. У Скалкина в распорядителях работали господа с красивыми фамилиями: С. Н. Разумовский и А. И. Крылов. Кухня была – «под наблюдением Д. В. Чубукова». На сцене пели хоры: «Русский соединенный», «Большой малороссийский», цыганский Я. С. Рожкова. Играли разные оркестры, в том числе и «Венский дамский».

На Масленице все театры делали полные сборы. А поскольку «в одну руку всего не загребешь», даже захудалым из них в эти дни бывал приличный доход, хотя в другие они могли представлять из себя пустыни со случайными посетителями. Частные же театры, зная такую ежегодную ситуацию, ставили пьесы кое-как, спустя рукава. Актеры ленились, расслаблялись. Потому играли в театрах паршиво, спектакли шли какие-то «серенькие».

Что касалось публики, то и она чудила в масленичные представления. Многие торговцы, рабочий люд, каждый, кто приходил в театр, приносил в него, сообразно своим возможностям, кульки орехов, сладостей, «яблоков», часто – сытные пироги. Созерцая сцену и переживая за героев, зрители поедали все принесенное, наслаждаясь буквально «всласть». Они часто смеялись, находя смешное там, где того и вовсе не было.

Широкое городское гулянье устраивалось ежегодно в московском Манеже. Там собиралось несметное количество публики со всего города и его окраин: ежедневно Манеж могло посетить около 5 тыс. человек.

К примеру, на масленичных гуляньях 1902 года в Манеже особенным успехом пользовались акробаты Григори, проделывавшие поразительные пируэты, наездник Энрико Писсиути, клоун Брагин со своими дрессированными собаками. Здесь выступал лучший итальянский цирк под управлением Оресто Писсиути. Под куполом здания летали дрессированные орлы Дрейфюса, а на сцене показывались пантомимы.

В Манеже тогда в Сырную неделю (с 17 по 24 февраля) «дирекция приложила все старания, чтобы заставить смеяться всех» (так писали газетчики). Выступали: Георгий Фабич – «единственный одноногий феномен», гладиатор господин Аполлон, чтец и рассказчик В. М. Днепров, певец-балалаечник Ушканов, характерные комики трио Вадимовых, три оркестра музыки, ансамбль балалаечников, многие другие.

Завлекательным и чудесным было предпринятое грандиозное шествие «Обозрение Москвы в лицах». По идее дирекции Манежа, прошедшее в предыдущих годах представлялось зрителям в картинно-карикатурном виде, но не по-злому, никого не обижая.

Е. Н. Разсохина

Порядок шествия костюмированных образов был следующий: 1) «Матушка Москва»; 2) «Декадентская выставка картин»; 3) «Клубы»; 4) «Водопровод»; 5) «Канализация» (!); 6) «Бани, цена 6 копеек» (!! Конечно, нагих демонстрантов не было); 7) «Прогресс освещения»; 8) «Улицы»; 9) «Дачные местности»; 10) «Охотный ряд»; 11) «Толкучка»; 12) «Готовое платье в рассрочку»; 13) «Пожарный кум»; 14) «Извозчик-лихач»; 15) «Разносчики – уличные певцы»; 16) «Капризный домовладелец»; 17) «Ресторан 1-го разряда»; 18) «Широкая Масленица»; 19) «Итоги Масленицы». То есть здесь промелькнула история московского быта начала ХХ века. Видимо, не было проблемы с юмором, и фантазии имели широкий размах.

Вход оплачивали: днем – по 55 копеек, вечером – по 1 рублю 10 копеек. Дети пропускались только в дневное время, за ребенка платили по 30 копеек.

Топонимика старой Масленицы

Издавна русские люди праздник Масленицы называют: «честная Масленица», «широкая Масленица», «веселая Масленица».

А в церковных книгах Масленица обозначена как Сырная неделя.

В нашем городе в старину по набережным Москвы-реки проходили масленичные катания. А праздничные горы и балаганы строились на самой реке напротив Воспитательного дома (огромного здания, ныне занимаемого Военной академией имени Петра Великого). Все это пространство, между Москворецким и Устьинским мостами, наполнялось многочисленным народом, специально пришедшим сюда погулять.

Зимы в Москве часто бывали снежными и морозными. Но вот в начале 1840 года на Масленицу была такая оттепель, что вода выступила поверх льда и грозила разрушить раскинутые здесь балаганы и карусели. Комедианты и содержатели увеселительного зверинца вынуждены были перебраться на время Масленицы в лежавшие напротив этой местности лабазы и там показывать своих зверей и разнообразные фокусы.

С того года, во избежание возможных несчастий, московские власти запретили устраивать балаганы на москворецком льду.

Широкое празднование Масленицы перевели на Новинский бульвар, и гулянье стали называть «Подновинское».

Тогда Новинское от самого Кудрина до Смоленского рынка почти сплошь покрывалось различными палатками, балаганными сооружениями. В конце рынка ставили большой театр, прозванный в народе «Колокола».

В «Колоколах» откупщики устанавливали винные бочки и продавали вино для распива на месте. Началом гулянья считалась противоположная сторона, на Кудринской площади, у деревянной кофейни. Ее в то время содержал московский трактирщик Печкин. Его кофейная во время масленичного гулянья была наполнена самым отборным обществом Москвы.

Всю Масленицу на гулянье звучала музыка, пели цыгане.

Шампанское лилось рекой. Позади кофейни устраивались горы, за ними в балаганах и палатках за невысокую цену можно было получить чай, водку, вино, разные кушанья. В течение всего дня за несколько копеек простой человек мог и нагуляться, и неплохо наесться. Ближе к Смоленскому рынку, до самых «Колоколов», стояло много качелей, расписанных красками, украшенных травами.

Катанья в экипажах под Новинским были так многочисленны, что иногда тянулись в два ряда непрерывной цепью до Зубовского бульвара с объездом всего Новинского вала.

Шикарным катанием по Москве считалась дорога от Кремля через Маросейку и Покровку по Старой Басманной улице на Разгуляй. Оттуда многие проезжали и дальше – через село Покровское-Рубцово до Покровского моста через Яузу, иногда и за него.

На Масленицу было самое модное и людное гулянье в году. Те, кому не нравилась его монотонность, шли на ухарские катания в пригородные ямские слободы: Тверскую, Рогожскую, Дорогомиловскую. В субботу и в Прощеное воскресенье там лихо мчались в обгон тройки с глухарями (так называли бубенцы).

В давность на берегах Неглинной против Потешного дворца происходили кулачные бои, приблизительно такие, что показаны в фильме о России Никиты Михалкова. Бои бывали также на Бабьем городке, чуть выше Большого Каменного моста, и около Красного пруда, на том месте, где позднее архитектор Константин Тон построил здание Николаевского вокзала. Еще бойцы встречались у Москворецкого и Дорогомиловского мостов, на Крутицах и на Красном холме. Казалось, что все мужское простонародье Москвы жаждало на Масленицу показать свои удаль и силу.

Особую память оставили о себе московские кулачные бои, не раз проходившие еще в 1800-х годах в присутствии большого до них любителя Алексея Григорьевича Орлова.

Перед его зимним домом, что в Нескучном (здание известно как Александринский дворец, нынче занятое Президиумом Российской академии наук), было устроено хозяином специальное наблюдательное место – «фонарик». Именно из него Орлов смотрел на зрелище.

Загодя перед боем к дому целыми возами привозили рукавицы. Большими группами собирались фабричные работники с разных московских производств, мясники и целовальники (так назывались продавцы в пивнушках, некоторые судебно-полицейские исполнители).

Наблюдать за боями к Орлову приходили купцы в лисьих шубах, другие господа.

Участники боя выстраивались друг против друга в две стены. В небольших боях драку начинали мальчишки, а в больших заправских – заводские мужики один на один. Потом к ним присоединялись другие. Шли «стенка на стенку». В стороне стояли запасные бойцы. Они принимали участие в драке только при ослаблении своей команды.

Бывало, что выходил драться и сын самого графа, который отличался необыкновенной природной силой. Но он боролся не в стене, а только один на один с противником.

Граф Алексей Орлов был очень азартен, когда на бой шли его бойцы: с виду худенький, поджарый приказный чиновник Ботин («Драчливый петух жирен не бывает»), фабричный рабочий Соколик и огромного роста силач, тоже фабричный, Семен Трещала. О последнем говорили, что он один мог свалить целую шеренгу бойцов и что он легко вышибал кулаком изразцы из печи.

Однажды, уже не на широкую Масленицу, а другим днем, случилось так.

В трактире играл Трещала с чиновником Ботиным на бильярде. В игре поссорились. Развернулся Трещала и попал кулаком мимо соперника в печь, разбил в ней кирпич. Но тут в ответ ударил Ботин, он угодил Трещале прямо в висок. Трещала был убит. После этого случая Ботина стали таскать по судам, однако Орлов его выручил. До конца своей жизни граф покровительствовал этому щуплому, но удачливому драчуну…

Самая «серая» публика собиралась на масленичное гулянье на Девичьем поле. Но не под стенами Новодевичьего монастыря, как показано в том же фильме Михалкова. Девичье поле находилось ближе к нынешнему Садовому кольцу (там, где сейчас сквер с памятником Льву Толстому и где были построены университетские клиники).

Особенностью здешних кулачных боев было то, что перед боем бойцы-соперники предварительно обнимались и троекратно, как на Пасху, целовались.

Журналисты, не переставая, ежегодно упрекали заправил города и московскую интеллигенцию за то, что в балаганах Девичьего поля многочисленному «простому народу не дается никакой здоровой духовной пищи», что здесь увеселители, вроде некоего господина Черепанова, предлагали свои пьесы, дурно переделывая их из спектаклей модного репертуара…

Веками россияне жили, соблюдая старые народные традиции, и никогда так задорно не веселились, как на последних днях Масленицы.

Pазныe дни Масленой недели имеют свои названия: понедельник – встреча, вторник – заигрыши, среда – лакомка, четверг – разгул, перелом, широкий четверг, пятница – тещины вечерки, суббота – золовкины посиделки, воскресенье – проводы, прощанья, целовник, прощеный день.

Особенных, настоящих «гулевых» дней на Масленице было только три. Москвичи бурно гуляли в пятницу, субботу и часть дня воскресенья (в последний масленичный день – только до 4 часов пополудни). В этот час на колокольнях городских церквей начинали звонить к вечерне. Вослед за Масленицей наступал Великий пост, в который, как говаривали, «настоящий русский народ уже веселиться не будет». Мерный печальный удар колокола служил сигналом того, что разгульная Масленица закончилась, назавтра начинался Великий пост – время покаяния и молитвы. «В Москве толсто звонят, да тонко едят».

С первым ударом колокола в день Прощеного воскресенья заметно менялась вся жизнь на улицах Москвы: вдруг повсеместно наступало затишье, пустели мостовые.

Обыватели приходили «прощаться» (то есть получать прощение) к старшим в семьях родственникам. Здесь предстояло «заговеться» после прощения скоромными яствами на весь длинный пост, до самого Светлого Христова воскресенья.

Москва имела собственный добрый масленичный обычай. После вечерни редких проезжавших и проходивших по городу людей звали к воротам и подъездам домов. Их бесплатно угощали блинками, жареной рыбой. Некоторые люди, случаем заехавшие в Москву, не знали этой традиции и шарахались в сторону, не произнося слов благодарности, чувствуя какой-то подвох. Москвичи на них не обижались, так как день для них был особенный. Они продолжали это делать каждое масленичное Прощеное воскресенье: перед постом все в городе должны быть накормленными. Такой традицией златоглавая славилась еще с глубокой старины.