Текст книги "Ромео должен повзрослеть"

Он смотрел на нее, и она явственно видела огорчение на его лице.

– Не можете почему? Спешите куда-то? Кто-то вас ждет?

– Да.

…Все равно надо сказать. Это ее жизнь, она не будет другой. Лучше сразу, зачем тянуть, скрывать…. Анна подняла голову, глаза ее волшебным образом высохли.

– Да, меня ждет дочь. Она в саду, и мне нужно ее забрать.

– Дочь? – в голосе Клюева слышались удивление и напряженность одновременно. – У вас есть дочь?

– Да. Ей пять. Зовут Олеся.

– Но… мужа ведь у вас нет? – Клюев смотрел на Анну с надеждой. Она вдруг подумала, что хоть он красавец, и лет ему не меньше 35, и деньги у него водятся, но выглядит он сейчас как мальчишка. Обыкновенный влюбленный в нее мальчишка.

– Мужа нет, – она улыбнулась, – иначе бы он уже давно приехал и поменял это чертово колесо.

Они рассмеялись почти одновременно, оба чувствуя, как отпускает жуткое напряжение и на душе становится легко и ясно. Они хохотали в голос и не могли остановиться. Первым справился с собой Клюев:

– Сколько у нас есть времени?

– Нисколько. Я и так всегда забираю ее последней.

– Ну хоть час?

– Полчаса максимум.

Он помолчал, прикидывая что-то в уме, лицо его сделалось сосредоточенным.

– Засекайте. Время пошло. – Он распахнул перед Анной дверцу машины. – Прошу за руль, госпожа водительница!

Анна, смеясь, повиновалась. Вспыхнули фары, «Шкода» медленно поползла по дорожке мимо ангаров. Клюев внимательно изучал что-то в телефоне.

– Куда мы едем? – спросила Анна.

– Вот сюда, – он показал ей экран с отмеченным на нем маршрутом. – Тут езды пять-семь минут. Это отличный сетевой ресторанчик, поесть мы не успеем, но закажем домой все, что вы захотите.

– Домой? – Анна посмотрела на Клюева с удивлением. Он снова рассмеялся.

– Вы неверно поняли. Я вовсе не напрашиваюсь к вам в гости. И прекрасно понимаю, что вы не готовы к тому, чтобы представить меня своей дочери. Во всяком случае, не сегодня. Еду вы отвезете к себе и вместо того, чтобы стоять у плиты, сможете посвятить вечер вашей Олесе. Я не ошибся, ее зовут Олесей?

– Не ошиблись. – Анна, пользуясь тем, что они стоят на светофоре, все-таки осуществила свое желание – оторвала руку от руля и провела по волосам Дмитрия. Они оказались неожиданно мягкими, почти шелковыми. – Дима, спасибо вам за все.

– Тебе, – поправил он, блаженно улыбаясь, – не вам, а тебе. Хоть мы и не пили на брудершафт, но надеюсь, очень скоро это сделаем. Я прав? – Клюев поймал ладонь Анны и поднес к своим губам. – Потом, все потом. А сейчас следи за дорогой.

4

Дрон уже битый час торчал на задворках колледжа. Настроение у него было хуже некуда, домой идти не хотелось. Хотелось надраться и ни о чем не думать, но вот беда: денег у Дрона было тоже раз, два и обчелся. Накануне он купил с рук телефон и теперь был без копейки. От злости и бессилия Сашка слонялся туда-сюда по парковке, с которой недавно уехали Анна и Клюев. Он видел их, наблюдал, как Клюев помог Анне поменять запаску, как они стояли и мило беседовали. А потом сели в машину и отчалили. Ну надо же быть таким идиотом, чтобы собственными руками все подстроить для соперника! И откуда только взялся этот смазливый упакованный козел, как из-под земли вынырнул?

Дрон долго разрабатывал план: как он проколет Анне колесо, сам потом вызовется помочь, предложит ей свозить машину на сервис к Козюле, Дронову корешу. А тот все сделает якобы бесплатно, а на самом деле Дрон ему потом отработает все, еще и с процентами. Осуществить этот блистательный план оказалось не так-то просто: то погода была мерзопакостная, менять колеса в грязи под проливным дождем Дрону не хотелось, не до романтики будет. То Анна машину чинила и приезжала в колледж на такси. То Козюля вдруг заартачился и отказался Дрону подыгрывать. В общем, много всяких подводных камней встретилось на пути исполнения Дроновой мечты. А мечта была нежной и розовой, как фруктовый зефир: сделать так, чтобы эта высокомерная и неприступная гордячка Акула наконец его заметила. Чтобы увидела в нем настоящего мужика, умелого, делового, а не надоедливого мальчишку с тощей шеей и остатками подростковых прыщей. Эх, теперь все пошло кувырком.

Перед глазами Дрона все стояла картина: расстроенная Анна в коротком белом пальто, на офигенных каблучках, с домкратом в руках, и услужливый незнакомец, глядящий на нее, точно кот на сметану. Небось сидят сейчас где-нибудь в ресторане, ужинают, пьют вино, и этот недоумок потихоньку гладит Анины наманикюренные пальчики и мечтает о том, как поедет к ней домой… При мысли об этом у Дрона аж в глазах потемнело. Нет, хватит, надо взять себя в руки – над ним и так уже все в колледже смеются. «Что, Дроныч, не по зубам тебе Акула-каракула? Смотри, скоро сама тебя проглотит, у нее ж зубы о-го-го». Но что он может сделать? Разве сердцу прикажешь? Вон сколько девчонок симпатичных на одном только их курсе – взять хотя бы Катьку Петухову: и фигурка, и личико, все высший класс. И Дрон ей нравится еще со второго курса. Она наверняка согласилась бы с ним встречаться. И не она одна. Но не нужны Сашке Дронову однокурсницы, хоть убей, не нужны. Сохнет он по Анне Анатольевне уже третий год, как только увидел ее, так погиб. Эти холодные синие глаза, гладкие волосы надо лбом, высокие скулы, которые, когда Анна злится, заливает нежный румянец. И голос – ровный и мелодичный, от которого теплеет внутри. Сколько раз Сашке снились это лицо и голос. Кажется, закрой он глаза, и все равно сможет мысленно нарисовать каждую черточку, каждый штришок и изгиб. Скверно все это, потому что шансов у него нет. Совершенно никаких шансов. Анна на него и не смотрит, а если и обратит внимание, то только чтобы выругать или высмеять. Ясно ежу, бесит ее Сашка со своими неумелыми ухаживаниями и уже окончательно достал. А он гибнет от своей безответной любви, как «Титаник» во льдах. Съехал по учебе на одни тройки, стал дерзким и колючим, а ведь на первом курсе был добряком и душой компании. Дома с матерью бесконечные ссоры. Знает Сашка, что мать права: папашка свалил к молоденькой, денег дает мало, матери приходится крутиться на двух работах. А она еще нестарая, красивая, ей мужика хочется, чтобы ухаживал, замуж взял. Ирка, сеструха, совсем ребенок, в четвертом классе. Кому ж помогать по дому, по хозяйству, как не Сашке? А он, как во сне, слоняется по квартире или уйдет на целый день, а возвращается за полночь. Правда, весь последний год он подрабатывал в сервисе у Козюли, приносил домой кое-какие деньжата, но бо́льшую часть их тратил на себя же. А уж насчет того, чтобы убраться, полы там помыть или посуду – тут Дрон вообще полный ноль. Вот мать и обижается, ругается с ним. Еще ее, конечно, доводят его оценки. Диплом нужно писать, а у него хвостов куча за прошлый год. Преподы звонят, жалуются. А что толку жаловаться, когда Дрон уже совершеннолетний и ростом метр девяносто. Как говорится, поздно пить боржоми.

В кармане у Дрона затренькал телефон. Звонила мать. Он поколебался, борясь с искушением не отвечать, но все-таки принял вызов.

– Ты где? – с ходу наехала она. – Ты мне утром когда обещал быть?

– Не помню, – процедил Дрон.

На самом деле он отлично помнил, что мать просила его в половине седьмого быть дома. Ирка в очередной раз валялась с ОРВИ, а мать не хотела брать больничный. Сегодня она работала до ночи, и Сашка должен был накормить температурившую Ирку ужином и проследить, чтобы она выпила лекарства.

– Совести у тебя нет, Саш! Ребенок больной целый день один. Я ей позвонила, у нее тридцать восемь и шесть! Ничего не ела с утра. Где ты шляешься, черт тебя побрал?

Голос матери задрожал и сорвался. Дрону стало стыдно. Он подавленно молчал. В трубке слышались всхлипывания.

– Ма, ну чего ты? Иду я, сейчас буду. Из-за этого реветь?

– Не из-за этого, – хрипло проговорила мать.

– Что еще случилось?

– Зуб сломался, Саня, передний. Раскрошился начисто. Я теперь как баба-Яга.

Сашка сочувственно вздохнул. Зубы у них – это семейное.

– Имплант надо ставить, – печально проговорила мать, – а денег нет. Отец обещал дать, но не смог. Сказал, им с Лизой надо путевки в Таиланд выкупать…

Лизка была новая отцовская жена, чуть старше Сашки, а понтов выше крыши. То ей в Таиланд, то на Канары, то брюлики, то еще что. Сашке стало жаль мать. Он был в курсе, почему она так убивается из-за зуба – к ним в кафе пришел новый менеджер, симпатичный дядька со смешной фамилией Котенкин. Матери он очень понравился, она ему тоже. Что ж она теперь, без зубов должна щеголять перед своим кавалером?

– Послушай, не плачь, – сказал Сашка после небольшого раздумья. – Я достану деньги. Сколько нужно?

– Где это ты их достанешь? – недоверчиво спросила мать.

– Не важно. Не твои проблемы.

– Сорок, – неуверенно проговорила она. – Эй, стой, подожди…

Но Дрон уже отключился. Он вышел за ограду и быстро зашагал в сторону пустыря, где держал свой подпольный сервис Генка Козюлин, или попросту Козюля. Козюле было лет 27–30, в юности ему «посчастливилось» побывать на зоне за мелкое хулиганство. Это был низкорослый коренастый крепыш с квадратными, мясистыми, всегда запачканными машинным маслом ладонями, с большим красным носом-картошкой, в котором он любил ковырять коротким толстым пальцем, наводя на мысль о том, что кличка Козюля произошла не только от фамилии. Генкиному «автобизнесу» было уже лет пять. Сам он здорово шарил в автомеханике и на раз ремонтировал старые, дешевые иномарки и отечественные «четверки» и «девятки». Его клиентами были в основном местные таджики и пацанва, только начинающая водить, прикупившая себе копеечные тачки, которые ломались на каждом шагу. Работал Козюля в старом гараже, доставшемся ему от отца. Постепенно расширяясь, он прикупил у местных алкашей еще два соседних гаража и стал нанимать малолеток, у которых руки росли откуда надо. Платил пацанам Козюля сущие копейки, иногда и вовсе не платил, потому что большинство из них были ему вечно должны. Генка помимо авторемонта промышлял ростовщичеством, ссужал периодически подросткам некие суммы, требуя потом возвращения с процентами. Про его грабительские условия все были в курсе, но больше достать бабки было неоткуда, а Генка всегда был на месте в своем гараже, и в карманах его всегда лежали купюры самого разного достоинства.

Козюля встретил Дрона весьма недружелюбно.

– А, Каланча! – Каланчой Сашку на пустыре прозвали за высокий рост. – Сколько можно тебя ждать? Где телка твоя с колесами? – он с недовольным видом протянул Дрону руку. Тот пожал потную и сальную Козюлину ладонь.

– Привет, Ген. Не будет колес, не получилось. Проехали.

– Ну ты даешь, Каланча! – Генка грязно выругался и замахнулся было дать Сашке оплеуху, но передумал. – Предупредить не мог? Торчу здесь из-за него, всю задницу просидел!

– Прости, Геныч, – виновато произнес Дрон.

– Так и быть, на первый раз, – смягчился Козюля. – Чего тогда пожаловал? От меня чего надо, бабосов?

Сашка кивнул. Генка деловито сплюнул под ноги.

– Сколько?

– Сорокез.

Козюля удивленно свистнул.

– А не слипнется у тебя, малой?

– Я не малой, – буркнул Дрон, – не слипнется. Нужно мне.

– А отдавать как будешь. Когда?

Сашка прикинул, что если месяца три поработать на Козюлин сервис по мелким заказам, то, наверное, можно будет рассчитаться. Пока он раздумывал, Козюля решительно произнес:

– Дам до января. Вернешь полтос.

– Да ты че, Геныч? – возмутился Дрон. – До января два месяца всего. И почему полтос? Я думал 45.

– Индюк тоже думал, – мрачно изрек Козюля, – могу и не давать. Не нравится, иди в Сбербанк. – Он заржал.

«Упырь! – со злостью подумал Сашка. – Язва на теле рабочего класса».

– Ладно, я согласен, – сказал он Козюле.

– Лады. – Тот достал из засаленного ватника разноцветную пачку денег, долго пересчитывал и протянул Сашке: – На, все что есть. Ровно сорок. С завтрева ты у меня на подхвате. Как раз тачку пригонят бампер менять. Тебе отдам.

– Окей. – Дрон осторожно взял у Козюли деньги. – Спасибо, Ген, выручил.

– На здоровье, Каланча. А бабу свою привози, интересно взглянуть на нее – что за телка у тебя с тачкой.

Дрон кивнул неопределенно и зашагал с пустыря. Немного отойдя, он набрал материн номер.

– Да! – шепеляво ответила та.

– Звони стоматологу, пусть записывает тебя на завтра.

– Ты что, достал деньги? – голос матери задрожал от радости. Дрон молчал, довольный. – Не может быть! Сашка, ты врешь небось. Где взял?

– Где взял, там уже нет, – грубо ответил Дрон.

– Ты это… – мать замялась. – К отцу ездил, что ль?

– Вот еще! – рассердился Сашка. – Даже не думай. Отец тут ни при чем. Стал бы я у него просить!

– А где тогда? – вдруг заволновалась мать.

– В долг взял, – отрезал Сашка.

– В долг?

– Да, в долг. Отработаю потом. Ты звони врачу. Я деньги попозже принесу. А сейчас пока.

– Как пока? – заклокотала трубка. – Стой! Не смей! – Но Сашка уже спрятал телефон в карман.

Ему вдруг стало отчаянно весело. Так бывает, когда ввязываешься в рисковое и заведомо провальное дело. Знаешь, что отступить уже нельзя, впереди ничего хорошего. Но почему-то не страшно и даже не грустно. Просто пусто и холодно на душе. Как будто стоишь на ветру, продуваемый со всех сторон.

Ветер на самом деле дул, погода еще вчера вечером испортилась, небо затянуло тучами, деревья гнулись и качались, расставаясь с последней листвой. Дрон затянул молнию под самое горло, надвинул на глаза капюшон и пошел себе наугад, куда ноги повели. Он слонялся долго, просто ходил по улицам, сначала знакомым, а потом чужим, на которых раньше не бывал. Ему казалось, если он остановится, то ощущение свободы и пустоты сразу исчезнет. Руки его без перчаток замерзли, желудок стало сводить от голода. Но Дрон все шел вперед, словно желая убежать от самого себя, от своей глупой, безнадежной любви, от горькой и бестолковой жизни своей в восемнадцать лет от роду…

Наконец он понял, что жутко устал. Если не поест и не согреется, то просто упадет. Вдобавок ко всему пошел мелкий противный дождик. Дрон огляделся по сторонам, подыскивая место для перекуса. Он надеялся увидеть поблизости «Макдак» или KFC. Но ничего такого рядом не обнаружилось. Зато впереди, метрах в двадцати, светилась вывеска «Евроспар». Это было ничуть не хуже «Макдоналдса». Сашка поднажал и почти вбежал в огромный павильон. Быстро пройдя вдоль рядов со всевозможными товарами и продуктами, он очутился в кафетерии. Внушительный кусок горячей пиццы «четыре сыра» и стакан крепкого чая навели его на мысль о том, что в жизни есть еще радости, помимо любви. Оголодавший Дрон в момент проглотил пиццу. Пришлось купить добавки. Наевшись и напившись до отвала, он решил, что можно отправляться домой. По телу разливалась приятная сонливость, лицо горело от долгого блуждания на ветру. Сашка зевнул, двинулся было к выходу и тут заметил знакомую фигуру: прямо перед ним стояла Зеленина. В руках ее был запакованный в пленку большой арбуз.

– Здравствуйте, Инна Михайловна, – поздоровался Дрон.

– Здравствуй, Саша, – Зеленина приветливо улыбнулась. – Что ты тут делаешь, ты же живешь далеко отсюда?

Дрон неопределенно пожал плечами:

– Гулял.

– Понятно, – Инна Михайловна кивнула, – гулять – это, конечно, хорошо, полезно для здоровья. Но помнишь ли ты, что у нас завтра опрос по литературе? Ты готовился?

– Еще нет. Сейчас приду домой и буду готовиться, – не моргнув глазом соврал Дрон. Он и не собирался готовиться ни к какому опросу, но и расстраивать учительницу ему тоже не хотелось. Арбуз явно был великоват для ее хрупкой комплекции.

– Давайте помогу, – предложил Сашка.

– Спасибо. – Зеленина с готовностью рассталась со своей ношей и пошевелила затекшими пальцами.

– Зачем вам арбуз, Инна Михайловна? – поинтересовался Дрон. – Сейчас уже не время для них. Надо было в августе покупать.

– Для меня всегда время, – засмеялась Зеленина, – дело в том, что я просто обожаю арбузы. Вот только носить их тяжеловато.

– Еще бы! – Сашка подбросил на руке арбуз. – Этот кило на десять тянет. Как бы вы его перли, не пойму?

– Сама не знаю, – Инна Михайловна развела руками. – Надеялась на счастливый случай, вдруг поможет кто.

– Вот он, ваш счастливый случай. – Дрон ткнул себя кулаком в грудь и решительно зашагал к выходу.

Зеленина засеменила за ним. Сашка решил, что проводит Инну Михайловну до дому, заодно и перед матерью оправдается: та не будет ругать его за то, что он помог завучихе. Дождь на улице усилился. Зеленина взяла Сашку под руку и раскрыла у них над головами зонтик.

– Как жалко уходящую осень, – проговорила она грустно и слегка нараспев, словно стихи читала, – я ужасно не люблю ноябрь – темно, грязно, холодно, снега настоящего еще нет, тоска.

– Тоска, – согласился Сашка, думая скорее о своем, а не о том, о чем говорила Зеленина.

– А я вот не могу взять в толк, ты ведь хороший парень. И не глупый. – Она поглядела на его лицо. Сашка смутился, но виду не подал. – Не глупый, – повторила Инна Михайловна, – а так скверно учишься. Скоро предзащита диплома, а ты совсем не готов. Научный руководитель на тебя жаловался. И столько хвостов у тебя! Отчего так, Саша?

Дрон пожал плечами. Другой училке он, возможно, нахамил бы, но Зеленину Дрон уважал. Когда-то на первом курсе он ходил к ней в драмкружок, и ему там очень нравилось. Инна была выдержанной, не имела любимчиков, каждому старалась дать роль, никогда не ругалась и не повышала голос. Сашке было немного жаль ее – одинокая, ни мужа, ни детей. Видно, что в молодости красотой не блистала. Небось и не было у нее мужика, то-то она все про любовь пьесы норовила ставить, чтобы хоть на книжное счастье полюбоваться…

– Что молчишь? – мягко проговорила Инна Михайловна. – Стыдно небось?

– Стыдно, – Сашка кивнул и поудобней обхватил арбуз.

– Ой, ты устал, наверное? – спохватилась она. – Прости, пожалуйста. А мы пришли. Вот мой дом, – Зеленина махнула рукой в сторону кирпичной четырнадцатиэтажки. – Зайдешь?

– Зайду. Вы одна не дотащите даже в лифте.

Зеленина нажала кнопки домофона и распахнула перед Сашкой дверь подъезда. Ее квартира оказалась небольшой, очень уютной и со вкусом обставленной двушкой. Несмотря на царившие в ней идеальные порядок и чистоту, Зеленина велела Сашке не разуваться. Он отнес арбуз на стол в кухню и хотел было уходить, но она решительно загородила ему дорогу:

– Куда это? Нет, мы сейчас будем чай пить. И есть этот самый арбуз, будь он неладен.

Они пили чай с конфетами и вафлями, ели арбуз, который оказался неожиданно сладким, почти сахарным, и говорили о какой-то ерунде. Зеленина больше не стыдила Сашку, она рассказывала разные забавные случаи из своей жизни. Дрон с удовольствием слушал и ел арбуз, пока не позвонила мать.

– Саня, – голос ее звучал непривычно мягко. С тех пор как ушел отец, она вечно срывалась на крик. – Ты где? Я записалась на завтра к протезисту. Ты точно деньги принесешь?

– Точно. – Сашка покосился на Зеленину. Ему не хотелось посвящать ее в курс семейных проблем.

– А ты скоро придешь? – все так же мягко спросила мать. – Поздно уже…

– Скоро.

– Это мама? – догадалась Зеленина.

Дрон кивнул и поднялся из-за стола.

– Ладно, я пойду. Спасибо за чай.

– Тебе спасибо, – засуетилась Зеленина, – что бы я без тебя делала.

Уже в дверях, провожая Дрона, она все-таки не удержалась:

– Так ты смотри, готовься к опросу!

– Обязательно, – пообещал Дрон и вприпрыжку, минуя лифт, понесся с седьмого этажа.

5

Ко всему хорошему привыкаешь быстро. Прошло всего пара месяцев, а Анна уже не могла представить себе, как жила раньше без Дмитрия, без его постоянной заботы о ней, без теплого и ласкового «малыш», без нежного взгляда удивительных синих глаз.

Почти каждый день после работы они ужинали вместе в каком-нибудь ресторане, затем Анна ехала за Олесей в садик. В пятницу вечером Анна отвозила дочку к тетке в Бутово и забирала ее лишь к концу воскресенья.

Выходные они с Дмитрием проводили вдвоем – или у нее дома, или у него. У него оказалась чудесная однокомнатная квартирка в новом, только что отстроенном доме, просторной планировки, отделанная по-современному и со вкусом. Анне нравилось в ней хозяйничать, хотя Клюев любил повторять, что женщина должна быть озабочена не бытом, а тем, чтобы следить за собой и нравиться своему мужчине. Она подружилась со Шмелем, огромным черным кавказским овчаром, о котором Дмитрий шутил, что он – единственное, что осталось у него от развалившегося брака. Пес позволял ей себя гладить и чесать, тем самым признав за свою. Дмитрий тратил на Анну кучу денег: покупал ей дорогую одежду, возил в супермаркет за продуктами, отремонтировал машину – словом, баловал, как мог.

В колледже их роман быстро стал притчей во языцех. Оба были слишком яркими фигурами, чтобы их не замечать и не обсуждать. Анна догадывалась, что недоброжелателей у нее на работе гораздо больше, чем сторонников, но она не могла предположить, что ее личная жизнь вызовет такой бурный интерес и у коллег, и у учеников. Начав встречаться с Клюевым, Анна стала замечать вокруг себя странную суету и возню. Стоило ей появиться в учительской, как все замолкали, начиная преувеличенно внимательно глядеть в телефоны и покашливать. Пару раз, выходя оттуда, она ловила ухом фразы, брошенные ей вслед:

– Ишь, зубастая какая, отхватила себе кусок. Одно слово, Акула!

– Совсем зазналась!

– Много о себе понимает!

Однажды Анна подслушала, как Зеленина беседовала с группой преподавателей в буфете. Те жаловались на Анину якобы заносчивость, на то, что она чересчур строго ставит оценки и игнорирует просьбы тьюторов быть помягче со студентами. Зеленина, к чести ее, пыталась защищать Анну и вскользь упомянула о ее отношениях с Клюевым – мол, это пошло ей на пользу и она стала намного добрей и женственней.

Не отставали от преподов и студенты – шушукались и хихикали у нее за спиной, на доске однажды нарисовали большое сердце, пронзенное стрелой. Сердце держала в зубастой пасти акула…

На самом деле Анне было глубоко плевать на все, что о ней говорят. Подробности своей личной жизни она обсуждала лишь со Светкой, и то далеко не все. Клюев иногда по делам своей фирмы мотался в Ростов на сутки-двое. Именно в такие дни, а вернее, в одинокие вечера, Анна с Олесей приходили к Светке в гости, или шли все вместе в бассейн, или сидели в детской кафешке неподалеку от дома. Только со Светкой Анна поделилась своими тайными опасениями: она переживала насчет того, найдут ли Дмитрий и Олеся общий язык.

– Да что ты, – успокоила ее Светка, – даже не думай. Все будет хорошо. Мужик в этом возрасте наверняка мечтает о ребенке. А Олеська у тебя девчонка общительная и компанейская. Так что поладят они, не волнуйся.

Анне очень хотелось, чтобы все было именно так. На ноябрьские праздники они с Дмитрием неожиданно сорвались и слетали на Кипр. Всего на четыре дня. Олеся осталась с теткой. Анна грелась под теплым солнцем, плавала в лазурных водах Средиземного моря, пила местную «коммандарию» и ела краснобокие сочные манго. Последний раз она была на море в десятом классе, когда еще были живы родители. Цветущая Айя-Напа показалась ей раем. Они арендовали машину и проехали насквозь весь остров, искупались в том месте, где, по древнему преданию, появилась из пены Афродита, поднялись в горы к знаменитому Кикскому монастырю. Перед тем как улетать в Москву, Анна бросила в море монетку и загадала: «В следующий раз мы приедем сюда втроем, как семья…»