Текст книги "Блог начинающего мага"

Ангел

Мысль о том, как выглядит мой ангел, занимала меня, несмотря на то, что я прекрасно понимала, что он, практически, в нашей реальности никак не выглядит. В этот вечер я легла с намерением заняться «наблюдением образов», как нас учил на семинаре Радуга. Я лежала, максимально расслабившись, краем сознания проскользнула та самая мысль о невозможности увидеть своего ангела. И, уже проваливаясь в сон, я попыталась ухватить ускользающий образ.

Картинка стала более отчетливой, как когда-то в детстве на фотографии в кювете с проявителем. Изображение стало выпуклым и трехмерным. Я смотрела на молодого человека, одетого по моде позапрошлого века. На нем был черный костюм, возможно, фрак, а на голове – черный цилиндр. Черты лица были какими-то обыкновенными, ничего особо примечательного, если бы не выражение лица. Одна большая беспредельная любовь, обращенная ко мне. Она была не только в глазах, она истекала из каждой черточки лица, она была всюду – в изгибе бровей, мягкой форме губ, ямочке на подбородке. И вся эта любовь адресовалась мне.

– Я – твой ангел. Ты хотела меня увидеть? – спросил он меня без слов, не раскрывая рта.

Я отвечала также молча:

– Я представляла тебя совсем иначе!

– Я тебя разочаровал?

– Нет, наоборот. Ты прекрасен. Ты – сама любовь. Но почему ты весь в черном? А я всегда, не знаю почему, называла тебя «Мой светлый ангел»… Я так чувствую….

Он ничего не ответил, только быстрым движением снял с головы свой черный цилиндр, – и волосы, точнее пушистые слегка вьющиеся пряди цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам. Свет исходил от них, а молодой человек улыбался мне, помахивая на прощание шляпой. Света становилось все больше, он удалялся от меня светлым облаком, сначала имеющим в сердцевине черный силуэт, который вскоре превратился в яркое золотистое пятно в центре удаляющегося облака. Счастливая, я провалилась в сон, а проснувшись утром, продолжала улыбаться юноше с золотыми волосами, пришедшему ко мне на грани реальности и сновидения.

С тех пор каждую ночь, когда я закрываю глаза, перед моим внутренним взором два пучка света перемещаются откуда-то у меня из-за головы, а точнее, из-за изголовья моей кровати, по дуге куда-то в район ног. Я читаю перед сном или слушаю музыку, или медитирую при слабом свете лампы, но стоит мне погасить свет, как две световых дуги перетекают от изголовья к ногам. Я не знаю, что это означает, и почему их два, но я засыпаю с неизменным ощущением счастья.

Рыбка

Занимаемся корейской энергетической гимнастикой данхак. В группе нас пять человек, не считая Фаргата. В конце занятия, когда энергия переполняет каждого из нас, несмотря на полную расслабленность тела, Фаргат включает музыку. Только он умеет так подбирать музыку. Сегодня это не его музыка, но это его выбор. Первый музыкальный фрагмент уносит меня на Восток. Солнечный и пестрый восточный базар. Ковры необыкновенной красоты, которыми увешаны стены торговых павильончиков, постепенно становятся частью интерьера спальни. Восточная красавица танцует танец живота своему возлюбленному. Это совсем не тот танец, которому обучают у нас в фитнес-клубах. Этот танец намного медленнее и эротичнее, и я просто физически ощущаю, как возбуждение захватывает танцующую. Я не идентифицирую себя полностью с этой красавицей, но я ощущаю ее любовь и страсть, направленную тому, кого нет в моем сне. Потом та, кто я и не я одновременно, скрывается за полупрозрачным пологом кровати к тому, кто ждет ее там, я краем глаза вижу силуэты ласкающих друг друга влюбленных, но я уже точно не она, и я отворачиваюсь. Музыка стихла.

Мы рассказываем друг другу, кто что почувствовал или увидел, и я с удивлением узнаю, что, пожилой человек, по-моему, его зовут Саша, хотя и блуждал где-то в других мирах, тоже ощутил сексуальное возбуждение.

Фаргат включает новый музыкальный фрагмент. Мне нравится идея медитации без словесного навязывания образов, когда каждый уносится туда, куда ведет его музыка и воображение. На этот раз я слышу журчание воды по отшлифованным ее потоками гладким плоским камням. Потоки воды текут с гор, сливаясь в небольшие быстрые речки, перекатывающие свои воды по каменистой голой равнине. Реки стекаются по небольшому уклону в огромное голубое озеро, и я втекаю в него вместе с одной из них. Я под водой, надо мной ее голубоватая прозрачная толща, но она не давит, не попадает в рот, я дышу легко и свободно, едва шевеля жабрами. Я зависаю в невесомости теплого, ласкающего тело легкими колебаниями слоя воды, рядом с кустом невиданных водорослей. Темно-зеленые травинки испещрены крошечными белыми цветками, вокруг меня снуют маленькие разноцветные рыбки.

Я тоже рыбка, но побольше. Я – красная рыбка с огромным полупрозрачным хвостом и нарядными красными плавниками. Я вишу неподвижно, я не чувствую, теплая вода или холодная, мы с ней одно, и то, что я существую, видно лишь по легким переливам света на моих колышущихся плавниках, да по пузырькам воздуха, вырывающимся из моего открывающегося рта в такт движения жабр. Я абсолютно счастлива в подводном безмолвии, я дышу, шумно выпуская прозрачные пузыри… Музыка заканчивается, я всплываю, и, уже сбросив чары, ловлю себя на том, что продолжаю прерывисто с хлопком выпускать воздух.

Мы обмениваемся впечатлениями. В Сашином сюжете тоже была вода. Интересно, как похоже мы ощущаем музыку. Когда я рассказываю свой сюжет и дохожу до того места, как я выпускала воздух через рот, раздается хохот. Оказывается, я делала это так громко, что все, кроме меня, вышли из медитации раньше, чем кончилась музыка. Я сконфузилась, но Фаргат сгладил неловкость;

– Ты достигла полного единения с Вселенной, а все остальное – ерунда, не бери в голову.

Конечно, он был прав, – я была ее частью в совсем не похожей на привычную, уготованную мне роль, и, несмотря на конфуз, получила новый, потрясающий телесный и духовный опыт.

Встреча

Совершенно случайно вчера устроила себе похохотать. У меня давно не было свободной минутки, так как я стала бабушкой, и забот существенно прибавилось, как прибавилось и радости, и такой щемящей, всепоглощающей любви, что силы удваиваются, а свои ежедневные проблемы уходят на задний план. Но зима все ближе, и кроме меня никто не подготовит к ней мое «поместье». В пятницу увезла в город гостившую у меня дочку с внуком и собакой, навела в доме порядок, перестирала, а в субботу занялась подготовкой к зиме. Я утепляла скважину, когда запел сотовый. Звонила моя школьная подруга:

– Катька, привет! У меня для тебя сюрприз! Передаю трубку.

Незнакомый голос представился:

– Это я, Санька!

– Какой Санька?!

– Да Смирнов!

– Вот это да! Сколько же мы не виделись? Лет десять?

– Пятнадцать. Я считал.

– Давно ты здесь?

– Дня три уже. Мы тут пьем с мужьями одноклассниц, они уже больше не могут. Валька дала твой телефон, я давно хочу тебя увидеть.

Я тоже хотела с ним повидаться, но смутные сомнения закрались в сознание: уж не для того ли ему Валька дала мой телефон, чтобы от него отделаться? Я продиктовала свой адрес и спросила, как он сможет до меня добраться, ведь он пьян и не сможет сесть за руль.

– Для этого водители есть.

Я попросила его передать трубку Вальке.

– Он что, на такси приедет?

– Кать, да ты что? У него водитель в машине сидит. Не волнуйся. Я их сейчас отправлю и перезвоню.

– А он с кем там?

– С Танькиным мужем, мой уже не может больше, у него язва.

– Ладно, пусть едут. Как выедут, перезвони.

Хорошо, что работа по утеплению скважины подходила к концу. Я как раз возвращалась в дом, когда Валька позвонила снова:

– Ну, они выехали.

– Сколько их? Мне на сколько человек накрывать?

– Их один. Он сейчас Танькиного мужа домой завезет, тому завтра в командировку. Потом в магазин заедет.

– Вот и хорошо. От меня до тебя езды часа полтора, так что часа два у меня по любому есть. Слушай, а он очень пьян?

– Да нет, трезвей всех. Армейская закалка. Генералом стать – здоровье нужно.

– А он у нас что – генерал?

– Мать, да ты что, с дуба рухнула? Выше держи.

– А что, выше бывает?

– Бывает. На пару звезд.

– Да иди ты! Ну, и фиг с ним. Для нас с тобой он все равно Санька.

Валька как-то глупо хихикнула и поддакнула, но в переводе на русский это означало: а ты все такая же наивная!

– Слушай, он звонил с твоего сотового, дай мне его телефон, я буду его направлять, а то они заблудятся.

– Ты что, его номера нет ни у кого. А что он тебя найдет, можешь не волноваться! Забыла, где он служил?

Тут я вспомнила, где именно он служил, и посмеялась над собой.

– Так он уже не служит?

– Формально – нет. Но положение он занимает…

– Да, ладно. Мне без разницы. Не президент же…

Валька многозначительно помялась:

– Ну, не президент, но…

Понятно, военная тайна. Не очень-то и хотелось. Впрочем, Валентина всегда относилась с большим почтением к чинам и званиям, наверное, потому, что муж ее как-то очень быстро сделал карьеру, и круг их общения сразу переменился. Впрочем, она всегда тепло относилась к одноклассникам. Особенно к тем, кто достиг больших высот, съязвила я про себя. Странный у нас был класс. Веселый, дружный, шкодливый, а в результате больше половины имеет научные степени и звания, руководят кафедрами, институтами и клиниками. А тут еще и генерал! Ладно, посмотрим!

Я бросилась приводить себя в порядок. Отмылась, соорудила на скорую руку что-то на голове, чуть-чуть подкрасилась и стала накрывать на стол. От радостной суеты я раскраснелась, как никогда, и мое отражение в зеркале мне понравилось. Я призадумалась, что мне надеть, и решила не выпендриваться, чтобы Санька не подумал, что я для него вырядилась. Я натянула чистую просторную футболку и короткие вельветовые брючки в тон и осталась собой довольна: скромненько и со вкусом.

Санька приехал, когда уже смеркалось. Шикарную черную машину с водителем и правительственными номерами оставил у ворот, а когда я попыталась пригласить в дом и водителя, он пресек мои поползновения одним жестом. Мы тепло обнялись, как и подобает старым друзьям. Мне вручили розу и пакет с дарами, я извлекла оттуда только напитки, закусок на столе и так хватало. Одет Санька был просто безукоризненно, все было дорого и сидело идеально. Я выглядела простушкой, каковой, по сути, и была.

Давненько я не слышала столько теплых слов и комплиментов и моему уму, и моей внешности. Щеки у меня горели, глаза блестели. Я смотрела на него с явным удовольствием, почти с любовью. Он был оттуда, из моего детства, из моей юности, которых я почти не помню. Много было такого, о чем я не хочу помнить, а заодно память закрыла для меня и многое хорошее. Странно, но я не раз замечала, что мои одноклассники помнят многое из того, чего не помню я. А многого я просто, оказывается, не знала. Пока мои школьные товарищи влюблялись и грызли азы наук, я гоняла во дворе в футбол и выживала в среде хулиганов и в непростой семейной ситуации.

Себя я помню маленькой толстой суровой девчонкой, всегда готовой к отпору. Так мы и с Санькой подружились. Он пришел в нашу элитную школу, когда мы уже не плохо болтали по-английски, и вынужден был много заниматься, чтобы догнать остальных. Приехали они неизвестно откуда, и суровый уральский климат не пошел ему на пользу – он вечно был покрыт какими-то пятнами – следами то ли аллергии, то ли авитаминоза.

К тому же он был очень высоким, но тощим. Парни встретили его в штыки, травили и шпыняли, а иногда и лупили, провоцируя на драку, но он почти никогда не сопротивлялся, и я не понимала, то ли он слабак, то ли воспитание ему не позволяет давать сдачи. Мне было его жаль и стыдно за ребят, которые никогда раньше так себя не вели. Я же была драчлива, не боялась ничего и никого, в классе ко мне относились уважительно и с опаской, поэтому мне ничего не стоило пару раз заступиться за Саньку, что несколько облегчило его положение. Постепенно он влился в коллектив, и все, казалось, забылось, но его теплое отношение я ощущала и сейчас.

Мы разлили водочку по моим крошечным рюмкам, которые я поставила специально, памятуя, что Санька пьет уже не первый день. Думаю, не понравится – поставлю побольше, но он промолчал. Мы пили наперстками «Абсолют», смотрели с удовольствием друг на друга, болтали о себе и одноклассниках. Санька был галантен и сыпал комплиментами. Получалось, что я сейчас красивее, чем в юности. Я с удовольствием верила. Кстати сказать, он тоже был весьма недурен собой: высокий, худощавый, в седине, которую принято называть благородной, с серыми умными глазами, еще не утратившими блеск. Я спросила его, как ему живется в городе Н, и он немного обиделся. Оказывается, он давно живет в Москве и считает, что все об этом знают. Я чувствовала, как ему хочется поговорить о себе, любимом. Тогда я прикинулась, что понятия не имею, кто он и что он.

– Санька, а ты уже на пенсии?

– Я в отставке.

– А что работаешь? На пенсию, конечно, не прожить!

– Не в этом дело. Пенсия у меня не маленькая. А работаю, чтобы мужиком себя чувствовать.

– Понятно, добытчик и кормилец!

– Я тебе по-простому скажу…

– Валяй!

– Пока я что-то значу, пока от меня многое зависит – у меня стоит. А пока стоит, я – мужик.

– Я тебе также по-простому отвечу: а на пенсию турнут – стоять не будет, и ты уже не мужик?

– Конечно.

– Какая у тебя интересная половая самоидентификация! Первый раз слышу такое от мужчины!

– Все так думают, не все признаются. Власть возбуждает. Поэтому я буду работать до конца.

– Ну, дай тебе Бог! Давай за это и выпьем!

Санька понял, что разговор меня не заинтересовал, тему власти и богатства развить не удастся, и начал меня подначивать:

– Кать, а ведь ты была среди нас самой умной, почему ты так живешь? Чем ты занимаешься? Как ты одета? Ты – такая красивая, тебе нужно лучше одеваться.

– Я дома, мне здесь очень хорошо. Я нашла свое место на земле. А одета я так, как считаю приличным для хозяйки. Уж не думал ли ты, что я надену для тебя вечернее платье?

Он слегка смутился (или сделал вид), но тут же продолжил:

– А чем ты занимаешься!

– Любимым делом. Я хорошо делаю работу, которая доставляет мне радость. Еще и платят не плохо.

– Но с твоими мозгами ты могла бы…

– Слушай, я десять лет занималась программированием, шевелила мозгами, но не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Я догадываюсь, что ты хочешь сказать: если ты такая умная, то почему такая бедная?

Я улыбалась, он не мог вывести меня из равновесия. Может быть, по его меркам, я бедна, как церковная крыса, но по моим – у меня было все, о чем может мечтать человек. И добилась я всего сама, а многое буквально сотворила своими руками, никогда никого ни о чем, не прося, ни разу не поступив против своей совести.

Он слегка отпрянул. Видимо, я попала в точку. Ему очень хотелось поговорить о бизнесе и его успехах.

– Просто ты могла бы…

– Хорошо, скажи, кем бы ты меня хотел видеть?

Он долго подбирал слова, его мужской шовинизм не подбросил ему ни одной продуктивной идеи, где же себя могла бы проявить умная женщина, и он брякнул:

– Замужней женщиной.

– Я в эти игры больше не играю.

– У тебя никого нет, поэтому ты так говоришь?

Я расхохоталась:

– Ты не поверишь, но я до сих пор не обделена мужским вниманием.

– Так в чем же дело?

– Ты рассуждаешь, как мужчина. Тебе кажется, что женщина без мужчины – пустое место. Наверное, тебе попадались такие женщины. Я жить-то по-настоящему начала, когда с последним мужем разошлась и завязала замуж ходить. Я – счастливая мать, а с недавних пор и бабушка, у меня есть любимый человек, но все это – внешняя атрибутика. Дань общественным представлениям о месте женщины. Когда я беру на руки внука, и он смотрит на меня с таким безграничным доверием, я просто таю и благодарю Бога. Впрочем, тебе это, наверное, понятно, ты, поди, уже давно дед?

– Нет.

– А как твои девчонки?

– Все нормально. И все-таки, я не верю, что тебе совсем не хочется замуж?

– Ну, не верь. Я тебя не собираюсь ни в чем убеждать.

– Тогда объясни мне, что тебе мужики плохого сделали?

– Ты можешь представить, что я кому-нибудь позволила бы сделать мне плохо?

Он засмеялся:

– Пожалуй, нет. Тогда в чем дело?

– Я сама иногда думаю об этом. Мои мужья всегда пытались меня сломать. Хотели, чтобы я думала, как они; общалась, с тем, с кем они считали нужным; смеялась только над тем, над чем смеются они; занималась только тем, что им нравится. Они хотели, чтобы я была их тенью. Ты меня тенью представляешь?

– Пожалуй, нет. Бедная моя, как тебе не повезло в жизни!

– Дурак ты. Это им не повезло. Я-то тоже – не подарок. Со своей кипучей энергией и бурным холерическим темпераментом я их просто забивала, у меня любой мужик через год ложится на диван и начинает оттуда командовать. Или водку пить. А причина – вот, перед тобой сидит. Хватит мне уже мужиков губить. И ради чего? Социального статуса?

Я закурила.

– Да брось ты эту сигарету!

– Вот. И ты уже начинаешь командовать!

Мы рассмеялись дружно и беззлобно, и мне показалось, что он меня понимает, но Санька не унимался:

– Но ведь одной плохо!

– А мне хорошо. Я свободна делать то, что мне нравится. Видимо, я всю жизнь подсознательно стремилась к одиночеству. А я всегда добиваюсь своего.

– И чего же ты добилась?

– Я не думаю, что мне стоит отвечать на этот вопрос, слишком разный мы прошли путь и вряд ли поймем друг друга.

– А давай попробуем. Что ты думаешь, я и в правду дурак?

– Хорошо, я отвечу. Только чтобы тебя не обидеть. А ты меня в психушку не упечешь?

Он обиделся, будто я дала ему пощечину.

– Извини, я все забываю, откуда ты. Я не это имела в виду. Я так любому бы сказала. Одиночество располагает к развитию, я ищу свой путь, занимаюсь духовными практиками, когда есть настроение – пишу, весной сажаю цветы и любуюсь ими, радуюсь солнцу летом и снегу зимой. Границы моего чувственного восприятия расширяются, и внетелесным и внесознательным опытом я познаю мир и себя.

Он смотрел на меня, как на не известного науке зверя, а я продолжала спокойно и с мягкой, почти извиняющейся улыбкой:

– Когда летом я сижу на берегу реки, я вижу структуру энергетических волокон, из которых состоит воздух. Зимой я катаюсь в лесу на лыжах и вижу свет, идущий от деревьев там, где по законам оптики должна быть тень. Я стала немного язычницей, я общаюсь с духами стихий и мест, и они отвечают мне…

Он перебил:

– Как? Как они тебе отвечают?

– Каждый воспринимает это по-своему. Я ощущаю вибрации, все сущее имеет разную частоту вибраций. Иногда вижу немного больше, чем раньше. Но у меня средненькие способности, и мне нужно еще многому учиться.

Он молчал, смотрел на мня и странно улыбался. Конечно, в их ведомстве видали и не таких! А, может, и таких… Все-таки мне хотелось думать, что он-то сделал карьеру не на этом. Он подошел, как-то мельком, по-дружески провел рукой по моей щеке.

– Обними меня.

Я встала и обняла его по дружески, похлопывая, как родственника, по спине:

– Спасибо, что не смеялся. Наверное, мне не стоило быть откровенной. Я так и не научилась давать уклончивые ответы…

– И хорошо, мне было интересно.

Мы пили, болтали, рассказывали друг другу о друзьях детства, кто что знал.

Я, ведущая многолетний трезвый образ жизни из-за постоянной рулежки, пила очень осторожно, по капельке, Санька пил хотя и крошечными рюмками, но по полной. Опьянел он как-то вдруг, по лицу ничего не было заметно, но, вставая, пошатывался и пытался за что-нибудь ухватиться. Мой многолетний опыт общения с пьяными дал осечку. Когда он попросился остаться, ссылаясь на то, что в таком виде ему неловко перед водителем, да и в гостиницу стыдно показываться, я отпустила водителя. Тот явно обрадовался, его давно ждали дома. Ладно, постелю нашему бравому генералу внизу, он все равно скоро отрубится.

Не тут-то было. Мы продолжали застолье, и, хотя ходить он мог с трудом, языком работал исправно. Разговор становился все более скользким и фривольным, пока он прямо, по-генеральски, не спросил у меня разрешения меня трахнуть. Я также просто ответила:

– С чего баня-то пала?

– Не могу, так женщина нужна!

Я возмутилась, такой подход к вопросу был унизителен. Я, конечно, слышала молодежный термин «дружеский секс», но это понятие было не из моей жизни.

– Ну, ты и дурак! Нашел аргумент. Мало ли что тебе нужно! Я с мужиками без любви не трахаюсь.

– А я с детства хотел тебя. Сейчас самое время. Ну, что здесь такого?

– Ничего такого, мы взрослые, мягко говоря, люди. Но я против.

– Я не понял. А почему нет?

Мне очень не хотелось его обижать, и я попробовала отойти поделикатнее:

– Санька, ты мне как брат, а с братьями не спят. Я тебе сейчас постелю тут, внизу. Ты еще рюмку выпьешь и отрубишься, и все дела. А завтра я тебя отвезу.

– Нет, я с тобой лягу.

– Отвянь, не говори ерунды. Зачем хорошую дружбу портить плохим сексом? Мы пьяненькие, старенькие, а ну, как ничего не получится, тебе потом неловко будет!

Он никак не хотел понимать, что я протягиваю ему руку помощи, помогаю выйти из неловкой ситуации, и продолжал настаивать:

– Почему это не получится?

– Потому, что я против.

– Тогда я поехал.

– Флаг в руки. Только водителя мы отпустили, автобусы уже не ходят, а я пьяная и за руль не сяду.

Он схватился за телефон, начал куда-то названивать, но то ли сотовый у водителя не брал, что вполне вероятно, то ли Санька прикидывался дурачком.

– Ничего не получается. Придется оставаться. Только я один не лягу.

– Слушай, ты меня достал. Одевайся, довезу тебя до Березовского, оттуда такси возьмешь. Дальше не повезу, права отберут.

– Со мной не отберут, я тебя отмажу.

– А на обратном пути кто меня отмазывать будет? Я даже твоего телефона не знаю!

– Я тебе сейчас продиктую.

– Пошел ты на фиг! Это ты там – фигура, а для наших ментов – просто пьяный старик. У тебя что, пятисотки на такси нет?

– Обижаешь!

– Тогда подъем! Быстро оделся, вот я в полиэтиленовый пакет все твое барахлишко складываю, которое водитель из машины выложил, смотри, не потеряй!

Он послушно оделся и позволил запихать свое длинное тело в мою крохотную машинку. По дороге валял дурака, представляясь более пьяным, чем был на самом деле, время от времени спрашивая, кто я и куда его везу. В отместку я пыталась вырвать у него страшную тайну, в какой гостинице он остановился. Санька делал вид, что забыл.

– Слушай, не валяй дурака! Что я таксисту скажу? Вези туда, не знаю куда?

– А я не помню. Ну, там еще американское посольство!

– Это в Москве, у нас только консульство. «Трансотель»?

– Да. Нет. Не помню.

– Какая конспирация. Назовите все явки и пароли, а то сейчас в лесу высажу.

– Не скажу.

– А ты уж не боишься ли, что я стану тебя преследовать своими визитами?

– Я с удовольствием. Поехали ко мне в гостиницу!

– Сейчас! А то мне дома плохо было! Не мешай вести машину. И так там остановка такси рядом с ГАИ. А о свирепости наших гаишников легенды ходят.

– Со мной тебе нечего бояться.

– Скорее наоборот.

Худо-бедно, доехали без приключений. Но на остановке такси не оказалось. Пришлось ехать на автовокзал. Я вручила Саньке полиэтиленовый пакет, с которым он смотрелся, как президент с авоськой, и подошла к таксистам. Один из них согласился отвезти пьяненького:

– Пятьсот рублей!

– Двести! – вдруг вполне трезвым голосом произнес Санька.

– Ты что, обалдел! Я же тебя предупреждала, что здесь такса – пятьсот рублей!

Санька уперся:

– Я сказал: двести!

Таксист не выдержал:

– Ты у себя дома командуй! За двести шагай, вон маршрутка стоит.

Я потянула его за рукав в сторону маршрутки, от греха подальше. Еще не хватало, чтобы таксисты ему накостыляли

– Ты чего развыступался? Теперь тебя никто не повезет.

– Это я так, повыебываться.

С тех пор, как он понял, что его здесь не собираются ублажать, его лексикон стал гораздо беднее. Но меня этим не возьмешь.

– Ну, и довыебывался. На маршрутке поедешь.

Он заржал:

– Ты что, серьезно?

– Поторопись, другой может не быть.

Я за руку втащила его в маршрутку и усадила в кресло. Он сел, удивленный и обиженный.

– Смотри, пакет не потеряй! Сейчас, посмотрю, как маршрутка тронется, и уйду. До свидания.

– Уходи прямо сейчас, пока я не передумал.

Я не стала спорить и пошла к своей машинке, не оборачиваясь. Села, закурила и в зеркало заднего вида понаблюдала, не сбежит ли мой милый друг. Но все обошлось. Двери закрылись и повезли Саньку в город. Я подумала: навстречу новым приключениям. И испугалась. Он слишком показно хорошо одет, он слишком выделяется из толпы, слишком самоуверен. Не схлопотал бы по балде. Хулиганы не станут разбираться, в каких таких трех буквах он служил. Дадут сзади по башке, да разденут. Я решила набрать Валькин номер, может, она кому-нибудь из приятелей звякнет, чтобы его встретили и присмотрели. С другой стороны, дослужился же он как-то, не в игрушки играл. Авось, пронесет. Я пару раз набирала Валькин номер, но никто не отвечал. На обратном пути я дала себе слово, что первый и последний раз еду пьяная за рулем: светофоры я замечала в последнюю минуту, а там, где всегда еду шестьдесят, гнала все восемьдесят, замечая, что еду быстрее обыкновенного, только по реву мотора, умоляющего переключить передачу.

Валька позвонила часа через два. Они ходили в ресторан, у их молодых было какое-то семейное торжество, и телефон она оставила дома.

– Катька, ты чего звонила? Все в порядке? Как Санька, не очень пьян?

– Не знаю, он часа два, как уехал. Из Березовска, на маршрутке.

– Чего? Ты с ума сошла? Как на маршрутке? А водитель?

– Он его раньше отпустил. Потом он напился и повел себя неадекватно. Я погрузла его в свою машинку и отвезла в Березовск. На такси ему показалось дорого, и я посадила его в маршрутку.

– А вещи при нем были?

– Все, что было, я сложила в полиэтиленовый пакет и сунула ему в руки.

Катька истерически хохотала:

– Санька в маршрутке с пакетиком! Ой, не могу! Я сейчас лопну! Он лет двадцать общественным транспортом не пользовался!

Я тоже хохотала, как ненормальная.

– Кать, а вдруг с ним что-нибудь случилось! Он ведь Чечню прошел, жалко.

– Чечню прошел, а в Березовской маршрутке его подстерегают страшные опасности!

Мы снова заржали. Прохохотавшись, Валька не выдержала:

– Ты что, не могла его у себя оставить?

– Выходит, что не могла. Думаешь, мне охота была пьяной за руль садиться?

– Ты что, правда, пьяная?

– К счастью, не сильно.

– А ты чего его выперла-то?

– Чего-чего! Он на мою невинность покушался, мудак!

Мы снова похохотали. Еще бы, такие страсти на шестом десятке!

– Я что-то в этом роде и предполагала! Уж очень он к тебе рвался!

– Предупреждать надо!

– Слушай, не злись! Что тебе, жалко хорошего мужика утешить?

– Сама бы и утешала!

– Я замужем.

– А я нет, так всех утешай! И чего его утешать? Здоровый успешный мужик!

– Он хороший, только несчастливый. Чечню прошел, семью потерял…

– Погибли?

– Нет, жене ждать надоело. А ты!

– А я ему говорю: ты мужчина видный, заведи себе молоденькую, они таких любят, а он отвечает: не хочу молоденькую, хочу умную.

– Так он уже женился на молоденькой. Да что-то не прет! Все-таки жалко его, он столько прошел!

– Эй, ты мне измену Родине не шей, а то я себя уже предателем стала чувствовать! Знала бы, что такой герой – сразу бы отдалась! Слушай, а меня теперь не репрессируют?

Мы снова покатились со смеху.

– Не горюй, я тебе передачки носить буду, сухарики.

– Я предпочитаю «Три корочки».

– Это слишком дорого, я тебе сама насушу.

– Валь, ты уж виду не подавай, что в курсе. Это я тебе рассказала, чтобы хоть кто-то знал, если со мной что-то случится, как дело было. Мы снова похохотали.

И все же беспокойство не оставляло обеих.

– Катька, а что делать-то?

– Может, гостиницы обзвонить?

– Правильно. А ты знаешь, под какой фамилией он остановился?

Мы снова захохотали. Я немного подумала:

– Знаешь, вариантов не так уж много: «Трансотель», «Октябрьская» и «Атриум». Не в «Доме колхозника» же он остановился!

Мы снова посмеялись.

Я вдруг брякнула:

– А все-таки приятно. Первый раз в жизни меня приехали трахнуть на правительственной машине!

Смех перешел в истерику. Просеявшись, Валька выдала конструктивную мысль:

– Позвоню приятелю, у него охранная фирма, как раз эти гостиницы обслуживает.

– Здорово! Не забудь перезвонить!

Минут через двадцать Валька сообщила, что наш дружок находится в «Атриум Паласе» на юбилее, который чуть не пропустил из-за меня.

– Штрудель кушают. Слава Богу, жив-здоров.

– Вот и ладненько. А ты чего-то уж очень заволновалась?

– Еще бы, вся наша фирма работает на него, слышала о строительстве международного терминала к саммиту? Он нас курирует от Москвы.

Я слышала.

– Крышует что ли?

– Ну, типа того.

– Понятно. Выиграли тендер, теперь расплачиваетесь?

– Не мы одни. Почти все проекты через него идут. Ой, что-то я разболталась.

– Пить нужно меньше. Давай так: я тебе ничего не говорила, а ты мне.

Мы снова посмеялись.

Я повесила трубку и задумалась. В голове щелкнуло, и из разных, казалось бы, не имеющих отношения друг к другу событий, сложилась цельная картина. Это было пару лет назад, мы только что купили дом и погрязли в долгах. Дочь как раз искала новую работу, и ей предложили должность менеджера в солидной, казалось бы фирме. Зарплата не большая, но с перспективой. Первый месяц ей придется ездить на работу в уездный город А. за сто километров, чтобы организовать там филиал, точнее, филиал там уже был, но топтался на месте, не зная, с чего начать.

Фирма многопрофильная, занимается всем, начиная от логистики и лизинга, заканчивая строительством объектов к саммиту, в том числе того самого, который сейчас упомянула Валька. Деньги у местных ребят были, крыша тоже, а вот специализацию они пока не выбрали. Нужно было изучить местные условия, что на их рынке нужно, а что можно от них сплавить подальше. В общем, обычное маркетинговое исследование, да ребят поднатаскать маленько. Через месяц обещали офис и работу в городе. Принимали, как в космонавты. Собеседования шли одно за другим. Решающей была встреча с боссом из Москвы, про которого шепотом говорили, что он бывшая шишка из ФСБ, мозг и теневой хозяин фирмы. Звали его Иван Иванович, фамилии никто не знал. Встреча произошла в аэропорту, заняла десять минут и протекала в теплой и дружественной обстановке. После чего дочь была принята на работу.

В уездном городе А. ее встретили хорошо, понтов не жалели. Ребята оказались вчерашними братками, без образования, но с бабками и неуемной жаждой знаний. Дочка учила их работать на компьютере, пользоваться Интернетом, составлять грамотно договоры, читала лекции по лизингу, вела переписку на английском языке с предполагаемыми партнерами по бизнесу. Ребята приняли ее хорошо, но платить не спешили – кто нанимал, тот пусть и платит. Зарплату, правда, выдавали, но ежедневные поездки по сто километров туда и обратно за свой счет очень утомляли. Прошло три месяца, а открытие офиса в нашем городе все откладывалось. Езда по гололеду на старенькой девятке становилась не безопасной, и мы с дочкой решили послать их международную корпорацию ко всем чертям вместе с их перспективой.