Текст книги "«Я люблю Побережье, и мой долг – сделать его цветущим!..» Южный берег русской аристократии. Из истории освоения крымского Южнобережья 1820-1830 гг. в неопубликованных письмах княгини А. С. Голициной Александру I, М. С. Воронцову и другим лицам"

«…Дом вышеупомянутой княгини Голицыной на холме, называемом Кореис, замечательный тем, что при нем находится очень милой архитектуры, с прекрасной живописью церковь: первая на Южном берегу со времени изгнания отсюда татарами-магометанами православных греков и католиков-генуэзцев… Их величества (Николай I, Его супруга Александра Федоровна, его сестра великая княжна Мария и др.) отслушали в церкви краткий молебен. Хозяйка в отсутствии… Противу церкви построен из местного камня фонтан… Дом не отличается по наружности ничем, но хозяйственных построек много»[52]52
  Юрьевич С.А. Дорожные письма во время путешествия по России наследника Цесаревича Александра Николаевича в 1837 году // Русский Архив 1887. Кн. 2. № 6. С 203.


[Закрыть].

Итак, княгиня Голицына жила здесь вместе с дочерью своей покойной подруги Крюденер – Жюльеттой Беркгейм, которой, согласно завещанию княгини, было предоставлено право пожизненного проживания. Она приобрела статус своего рода старейшины не только среди колонистов, но и местных татар. «Старуха скалы», La vieuïle du rocher, как она сама себя называла, подписывая так свои письма, выглядела необычно: она постоянно носила мужскую шинель и длинный сюртук с капюшоном, а также брюки, в которых удобно было ездить верхом по крымскому бездорожью. За поясом у нее была нагайка или хлыст, необходимая принадлежность для верховой езды, но вокруг него у мемуаристов XIX столетия сложились целые легенды, согласно которым княгиня нередко пускала его в ход, наказывая прислугу, домашних, а то и исправника и т. п. и тем якобы «держала в страхе всю округу». Другой «странностью» было Евангелие, лежавшее на изящном столике в гостиной, и каждому приходившему к ней гостю она предлагала прочесть оттуда главу.

Именно так рисуют ее сохранившиеся воспоминания. Дочь крымского архитектора Карла Эшлимана Каролина рассказывала: «В двадцатых годах прошлого века на Южном берегу Крыма водворились самые видные члены мистического кружка, который во вторую половину царствования Александра Благословенного приобрел такое влияние на впечатлительного государя». Видную роль играла княгиня Анна Сергеевна Голицына. В Кореиз к ней съезжались многочисленные друзья, среди которых было много иностранцев. По рассказам отца, это была очень странная женщина. «В гостиной, где принимала гостей княгиня, на изящном столике неизменно лежало Евангелие. Каждого приходившего к ней она заставляла прочитывать главу из Св. Писания. Но это нисколько не мешало княгине собственноручно жестоко пороть плеткою на конюшне своих провинившихся крепостных, и, когда мой отец, возмущенный ее жестоким обращением с дворовыми людьми, высказал ей свое возмущение и осуждение, княгиня, любезно улыбаясь, на изящном французском языке ответила ему: "Г-н Эшлиман, прошу вас для себя немножко больше снисхождения и немножко больше любезности”»[53]53
  Эшлиман К.К. Воспоминания // Русский Архив – М., 1913, кн. 1. – С. 330.


[Закрыть]. Не будем забывать, что Эшлиман был выходцем из Швейцарии, где царили свободолюбивые нравы, слишком республиканские даже для Европы того времени, а что касается России, то в то время до отмены крепостного права оставалось без малого 40 лет. Да и воспоминания Каролины были записаны и опубликованы в начале XX в., когда и в России крепостнические нравы и порожденные им характеры – сильные, властные, но далекие от либеральной мягкости – отошли в глубокое прошлое.

Княгиню, как настоящую русскую барыню, не останавливало и почтение к начальству. Ее владения не были огорожены, и татарский скот порой переступал границу и пасся на спорных участках. Тогда княгиня пристреливала животных и отправляла их в свои погреба. Губернатору Казначееву поступали жалобы на нее от татар, и однажды он отправился в Кореиз с просьбой к его владелице больше этого не делать. «Анна Сергеевна, в упор смотря на губернатора, молчала. Казначеев повторил свою просьбу. “Ты – дурак”, – сказала княгиня и вышла»[54]54
  Там же. С. 330. Отметим, что примерно так же в аналогичных случаях поступала и княгиня Дашкова, возглавившая две Академии. С одной стороны, обе дамы соблюдали распространенное в то время неписаное правило, но самая их ученость и известность заставляли авторов воспоминаний это акцентировать.


[Закрыть].

Впрочем, в «партикулярных письмах» А.И. Казначеева М.С. Воронцову, где Таврический губернатор предельно откровенно делится возникающими проблемами, мы не находим ни следа подобных жалоб. Скорее напротив, он не забывает похвалить соседей за взаимопомощь: «Княгиня, особенно Мальцов такие делают одолжения вашим Экономиям, что их довольно оценить нельзя». Ценит он и ее внимание к строительным работам в Алупке, ее вкус и достаточно деликатное вмешательство в предотвращение неудачных проектов. Речь шла о конфликтной ситуации, в связи с постройкой гостиницы («трактира») в Алупке, который был поручен Шатильону – архитектору старательному, но весьма посредственному. Княгиня, пишет Казначеев, сказала мне: «Сделайте милость, дорогой мой, посоветуйте ему не осуществлять постройку этого ужасного фасада, жильцам он никак не может понравиться». Было решено поручить Эльсону переделать фасад, но Шатильон нашел способ придраться к архитектору. Возмущенный Казначеев в письме от 3 июня 1832 г. решительно берет сторону княгини и Эльсона:

«Не понимаю, как Шатильон нашел ошибки в Алупском трактире? Конечно, етот трактир не из лучших произведений Эльсона, однако же им прохожие любуются. Левшин жил в нем и не мог довольно нахвалиться. Неужели бы лучше было, когда бы построили трактир по плану Шатильона, который нарисовал ярмарошный балаган в срамном виде и настаивал, чтобы мы его выполнили.

Спасибо Княгине: она первая возопила, и просила меня: и ради Бога, избавь Шатильона от неприятности, а графа от убытка и неудовольствия”. Что он человек честный и усердный к вам, в том нет никакого сомнения; но архитектура ему не удается»[55]55
  Партикулярные письма А.И. Казначеева М.С. Воронцову 1828–1837 // Российский Архив. – М. 2010. – С. 422.


[Закрыть].

Труды княгини по освоению более 40 десятин крутого каменистого склона крымского побережья поражают своими масштабами, вот где нашла применение ее неукротимая энергия и жажда деятельности! Это колонизация, сравнимая с древнегреческой или с новой, американской. Речь шла не о том, чтобы выжить, а о том, чтобы превратить эту землю в подобие рая земного – с прекрасными постройками, парками, садами и виноградниками. В 1836–1837 гг., путешествуя, Кореиз посетил брат княгини Николай Сергеевич Всеволожский. Это была их первая встреча после 10-летней разлуки, пережитая весьма эмоционально.

«Наконец, я в Кораисе, наконец, я обнимаю сестру, друга, которого никогда, ни на одну минуту не переставал любить! Не знаю, отчего воображение переселило меня к дням нашей молодости, но вместо прелестной, стройной, ловкой женщины я держал в объятиях согбенную худую старушку. Однако черты лица ее по-прежнему выражают ум, доброту и твердость характера, которыми всегда отличалась княгиня Голицына. И она, как и я, но, может быть, с большими правами, могла мечтать о счастье! И ее, как меня, оно мгновенно польстило и обмануло! Но уму ее нужны были в замену этого деятельные занятия, и она умела найти их… Теперь, удаляясь от света, она живет в уединенном уголке Крыма, но еще любима и уважаема всеми, кто… постигает великость ее души… Она нашла пристанище в вере и в этой христианской философии, к которой и я стремился…»

Он описывает прекрасное благоустроенное имение, возникшее «как по волшебству» за какие-то десять с небольшим лет:

«Мы гуляли по саду, разведенному кн. Голицыной, и по горе, до самого моря понижающейся. Здесь все создала помещица; во всем видны вкус и мысль о пользе. Дом в два этажа, спокойно расположенный и убранный не богато, но прилично; небольшая, но прекрасная церковь: этого довольно для такой спокойной и благочестивой жизни.

Но вот светлые кристальные ключи: они бьют из горы, орошают всю дачу, и так проведены всюду, что их достаточно для поливки всех растений; вот богатые виноградники, уже приносящие большой доход; вот деревья, редкие или невиданные в Крыму: все это уже относится к пользе общей и частной. Виноделие усовершенствовалось стараниями сестры моей. Она выписала из Франции и Германии мастеров, погребщиков, бондарей и все необходимое для этой промышленности. Насаждение маслин также начинает у нее процветать. Словом, на голом и диком месте сделала она все, что можно придумать к пользе, и притом к украшению ее собственности»[56]56
  Всеволожский Н.С. Путешествие через Южную Россию, Крым и Одессу в Константинополь, Италию, Париж в 1836–1837 гг. – М., 1839. – T. 1. С. 57–64, 79.


[Закрыть].

«Уму ее нужны были деятельные занятия, и она умела найти их» – эти слова Всеволожского точно характеризуют энергичную натуру Анны Сергеевны. В сопровождении немногочисленной свиты княгиня, одетая в мужской костюм, подходящий для верховой езды по крутым крымским тропам, объезжала окрестности, наблюдая за работами, за строительством собственного дворца высоко под скалами и расположенной над ним церкви; дачи для сестры, Софьи Мещерской, – «Розового дома», послужившего украшению сада Голицыной. Особых забот требовали строительство готического дворца и устройство парка в Гаспре, где предстояло закончить свой земной путь министру просвещения князю А.Н. Голицыну, и дома с парком для И.О. Витта и К. Собаньской в Ореанде. Усадьбу на ранних стадиях ее созидания описали автор первого путеводителя по Крыму Шарль Монтандон, известный путешественник Дюбуа де Монпере, поэты Василий Туманский и Виктор Тепляков. 8 сентября 1837 г. «обедает у Голицыной» Василий Андреевич Жуковский и делает соответствующую запись в своем дневнике. 19 сентября он присутствует на обедне, «когда по осмотру дома князя Голицына царь, царица, наследнику Великие князья и весь двор посетили церковь княгини». Это произошло во время достопамятного путешествия императора Николая I с семьей в сентябре-октябре 1837 г.

Облик прежнего имения сегодня помогают представить выполненные в 1830-е гг. литографии. Пожалуй, лучше всего оно не просто описано, но и зарисовано знаменитым путешественником, швейцарским французом Дюбуа де Монпере, словами которого мы завершим наше описание усадьбы.

«…Мы вступили в селение Татра, выше которой располагалось ее укрепленное убежище. Представители русской знати имеют здесь прекрасные владения, в том числе князь Голицын, бывший министр культов, который построил здесь готический замок с двумя зубчатыми башнями. Постройка такого рода среди пейзажа Тавриды – настоящий сюрприз.

Но сюрпризы продолжаются. Едва мы покинули Татру, как уже показался крест имения Кореиз. Это владение представляло собой одну из первых попыток освоения побережья. Баронесса Крюденер явилась в Крым, чтобы продолжить свою евангелическую миссию среди татар. Вместе с нею прибыли ее зять, барон Беркгейм, и княгиня Голицына; после смерти баронессы они не пожелали покинуть землю, где покоился дорогой для них прах. Первым их движением было создание священного приюта, удаленного от мира; но душевное страдание утихло, и по мере того, как физическая жизнь брала верх над жизнью религиозной и созерцательной, княгиня и барон принялись сажать виноградник: их опыт был первым на крымском побережье. Проезжая Ай-Даниль, я обратил внимание на виноградник барона, с его красивым владельческим домом, очаровательным садом, прекрасным видом. Барон Беркгейм, почитаемый и уважаемый всеми, кто его знает, сохранил от своих прежних мистических увлечений лишь истинное, чувствительное благочестие. В остальном он много занимался своим владением и сумел добиться того, что оно производило лучшие вина Крыма.

В Кореизе у княгини Голицыной все масштабнее; чтобы судить о владении в целом, я прошу взглянуть на лист 55 II серии. Я рисовал его, находясь перед садом г-на Льва Нарышкина в Мисхоре. На втором плане видна часть виноградника княгини, насчитывающего 50 тыс. лоз. Выше, среди садов, виден построенный ею изящный дворец, где она живет зимой и летом. Он отделен от основной дороги церковью, затененной старыми ореховыми деревьями, которые чувствуют себя привольно, орошаемые прекрасными фонтанами. Скалу, к которой примыкает дом, можно определить как историческую. Под нею – готический замок с двумя прямоугольными башнями по обеим сторонам ворот, который мог бы служить приютом какому-нибудь сеньору, но служит лишь винным подвалом княгини. Другой подобный замок с башнями, увенчанными зубцами, принадлежит князю Голицыну и находится в Гаспре[57]57
  Дюбуа де Монпере, Фредерик. Путешествие по Кавказу, к черкесам и абхазам, в Грузию, Армению и в Крым. В 6 т. – Париж, 1843. – Т. 6; Пер. с франц., предисл. и примеч. Т.М. Фадеевой. – Т. 6. С. 181–182.


[Закрыть].

Возникший на крымских склонах рукотворный ландшафт писали многие, но особенно охотно и подробно запечатлел его русский художник Никанор Чернецов во множестве своих работ, начиная от набросков и кончая панорамными видами.

В 1833 г. Голицына получила царское дозволение вернуться в Санкт-Петербург, о чем ей сообщил в письме князь А.Н. Голицын. Но княгиня не воспользовалась этим, она слишком вросла в свою новую жизнь, превратила Кореиз в центр притяжения для мистиков и пиэтистов «Александрова века» и просто для образованных людей, селившихся на побережье. Видимо, крутой деспотичный и эксцентричный характер княгини, не терпевшей возражений, доставлял ей немало неприятностей. Душевный кризис затянулся, и это не укрылось от глаз посетившего ее в 1836 г. брата. Ему показалось, что княгиня скучает, что хозяйство мало занимает ее, «она как будто чувствовала свое одиночество». Это весьма огорчило Всеволожского.

«Если спокойствие ее нарушится, думал я, и она, охладившись ко всему, что ее занимает здесь, почувствует скуку, которую слишком трудно будет преодолеть… Величайшее несчастье в жизни потерять все обольщения, все мечты…»[58]58
  Всеволожский Н.С. Указ. соч. С. 69.


[Закрыть].

Ссора с М.С. Воронцовым и примирение

Весьма драматичной поначалу была история с родником, из-за у которой у княгини в 1834 г. возникло желание уехать из Крыма. Об этом мы узнаем из письма А.Н. Голицына:

«Можно ли покидать место, в котором вы обустроились и где живете много лет, из-за каких-то неприятностей и несправедливостей? Я счастлив, что мысль о моем приезде на Южный берег вас удержала…»[59]59
  Письма А.Н. Голицына // Русский архив. – 195 г. Кн. 3. – № 11. – С. 423.


[Закрыть].

Речь шла о Мисхорском источнике, которым княгиня пожелала владеть единолично, не считаясь с местными татарскими обычаями. Это стоило ей ссоры с Воронцовым, самым уважаемым ею человеком. Конфликт разрешился благодаря уму и такту генерал-губернатора, взявшего на себя труд написать ей длиннейшее письмо от 27 июня 1834 г., в котором адресовал ей много лестных слов, но в конце вынужден был преподать уроки правосудия.

«Я не могу вам выразить, дорогая княгиня, всей той горечи и удивления, которые испытал, узнав, до какой степени вы были недовольны и рассержены исходом дела об источнике, протекавшем через Мисхорскую почту. Вы говорили о намерении покинуть Крым, считали себя жертвой угнетения и произвола, пристрастия – и со стороны кого же? – со стороны человека, который вас уважает, вами дорожит, и собственно вами, и всем тем добром, которое вы сделали для этой прекрасной части России, которую сорок лет забвения предали запустению и которую никакая власть, сколь бы деспотичной она ни была, не подняла бы еще долгое время, если бы счастливая звезда не привела вас на ее берега».

«…Горный ручей протекал через сады татар в селение Мисхор.

В 1830 г. мы учредили почтовый дом на большой дороге, а почта не может существовать без воды; я поручил, уезжая за границу, компетентным властям не отводить его течение, дабы не нарушать хозяйство… Наш добрый Казначеев сам имел замечания и порицания от Сената за то, что повернул, причем не ради собственного интереса, но для города Симферополя источник, и то не весь, а половину… Неужели, дорогая княгиня, вы скажете теперь, что нахождение источника с фонтаном около почты – это несправедливо? Я не оспариваю право татар жаловаться на отвод воды, и мы уладим это дело с ними. Следует соблюдать нравы и обычаи страны. Я вам говорил еще весной 1832 г., что никто не может отводить текущую воду, даже если он купил источник, таков закон всех стран, а также татар… Местная полиция вас боится или, по крайней мере, вас уважает в такой степени, что не смеет принимать жалобы на вас. Наш добросердечный губернатор, который хочет всех примирить, не принимает никаких мер. Неужели я должен отрицать правосудие и даже не рассматривать их дело? Однако не для того послал меня сюда Император, и я должен проявлять моральную ответственность, выслушивать доводы каждого и вынести решение, исполнение которого зависит от полиции…»[60]60
  РГАДА. Ф. 1261. О. 3, е/х 1335. Письмо Гр. Воронцова М.С. кн. А. Голицыной.


[Закрыть].

Как показали дальнейшие события, княгиня была крута в гневе, но отходчива. Она восприняла доводы графа и спустя какое-то время признала, что погорячилась. В письме от начала 1835 г. она, как ни в чем не бывало, пишет:

«Скажите мне, дорогой граф, с чего вы взяли, что я никогда не смогу сердиться на вас и что когда я не в духе, мне достаточно вспомнить вашу добрую физиономию и ваши серые орлиные глаза, чтобы улыбнуться и любить вас от всей души.

Поспорим немного, по-дружески, мне кажется, что в ходе вашего последнего визита оба мы пришли к согласию отвести похищенный источник, эту татарскую новую Елену, на прежнее место. Я вам пообещала не предъявлять никаких требований и не предпринимать никаких шагов к повторному похищению источника и сдержала слово. Все успокоились и почти перестали говорить об этом»[61]61
  РГАДА. Ф. 1261. О. 3, е/х 1335. Л. 73–75, 12 февраля 1835.


[Закрыть].

Однако для людей своего круга княгиня делала немало добра. Британский офицер А. Джеймс, посетивший Кореиз в 1829 г., увидел в саду высокую статную даму с благородным лицом. «Вскоре я убедился, что о ее блестящем уме не следует судить по необычному внешнему виду (на голове у нее была мужская фуражка), – писал он. – Княгиня оказалась одной из самых умных женщин, с кем мне доводилось беседовать. Она говорила о европейской политике, о возрастающей опасности войны и, наконец, о литературе»[62]62
  Александер Дж. Россия глазами иностранца: Пер. с англ. – М., 2008. – С. 177.


[Закрыть]. В доме княгини была собрана богатая библиотека, сюда приходили газеты, журналы, поддерживалась регулярная почтовая связь[63]63
  Книги, упомянутые в переписке, дают представление о круге чтения: Луи-Эме Мартен (1781–1847), друг и почитатель Бернардена де Сен-Пьера и издатель его сочинений, автор произведений духовно-нравственных, литературных, критических, драматических и иных. Баронесса Беркгейм имеет в виду, вероятно, изданную в 1835 г. «Книгу сердца, или Беседы мудрецов всех времен о дружбе» (Louis-Aimé Martin. Livre du Coeur ou entretiens des sages de tous les temps sur l'amitié).
  Сочинение испанского государственного деятеля и экономиста Don Pablo-Antonio-Jose Olavides (1725–1803): «El Evangelio en Triunfo», написанное им во время пребывания его во Франции, переведенное на французский язык под заглавием «Le Triomphe de l'Evangile, ou memoire d'un homme de monde revenu des erreures du philosophisme moderne»; оно пользовалось большим успехом, было издано в Лионе в 1805 г. (4 т.), в 1821 г. (3 т.) и в 1835 г. (4 т.). Оно было переведено на русский язык А.Ф. Лабзиным и издано под заглавием: «Торжество Евангелия, или Записки светского человека, обратившегося от заблуждений новой философии, сочинение, в котором победоносным образом поражаются лжемудрствования неверия и в коем доказывается истина Христианской веры. Переведено с испанского на французский с 7-го издания, а с французского на Российский». – СПб., 1821–1822, 4 ч.
  Искусство сверять даты (L'art de verifier les dates depuis la naissance de Jesus-Christ). Книги с таким названием y меня нет, но что касается дат, есть <Хронологическая Таблица> Лангле (Nicolas Lenglet-Dufresnoy, 1674–1755, Tablettes chronologiques de l'histoire universelle, 2 T., 1744) и <Картина революций в Европе от краха Римской империи до наших дней> де Коша (Christophe-Guillaume de Koch, 1737–1813. Tableau des revolutions de l'Europe depuis le bouleversement de l'empire Romain en Occident jusqu'à nos jours, 1813, 4 T.).


[Закрыть].

Владелица Кореиза скончалась в 1838 г. и была погребена в склепе построенной ею церкви. После нее имением владела по завещанию пожизненно баронесса Беркгейм, потом оно должно было перейти к Мещерским. На территории сада А.С. Голицына построила дом для своей сестры княгини Софьи Сергеевны Мещерской и ее детей. В качестве приданого ее дочери Марии Ивановны он оказался в руках ее зятя Ивана Николаевича Гончарова, брата Натальи Николаевны, жены А.С. Пушкина. Далее огромное имение дробится между наследниками, распродается по частям. В 1867 г. Гончаров уступил свою часть земли вместе с домом генерал-адъютанту Его Величества, участнику первой обороны Севастополя графу Феликсу Николаевичу Сумарокову-Эльстону. В конце 1880 гг. в доме под скалой недолго жил и вскоре там скончался родоначальник династии «тверских» Морозовых – Тимофей Морозов. В 1890 г. граф выкупил дачу и земли винодела Морозова – все, что осталось от когда-то обширного и доходного имения Голицыной. Так во второй половине XIX в. благоустроенное и богатое поместье в Кореизе становится собственностью семьи Юсуповых. При них оно подверглось основательной перестройке.

Глава II
Спутники кн. Голицыной и их судьба в Крыму

Жюльетта Беркгейм – соратница и секретарь княгини, ее «Второе я». М.С. Воронцов и проблемы виноделия в Крыму. Барон Беркгейм – ученый-винодел. Его письма М.С. Воронцову. Барон Беркгейм и его эксперименты в Ай-Даниле. Семейные отношения четы Беркгейм – домыслы и факты. Новые опыты в Мухалатке, кончина и романтический памятник. Семейство Маурер и архитектор Эшлиман. Канонисса Жакмар. Графиня де Гаме или Жанна де Ла Мотт?

В целом из писем А.С. Голицыной к М.С. Воронцову и ее сподвижницы Жюльетты Беркгейм к Раевскому мы знакомимся с кругом общения княгини. В них воскресает образ Южного берега самой начальной стадии его обустройства, и появляется целый ряд действующих лиц, известных и полузабытых. Главным образом это дамы высшего петербургского круга, связанные между собой узами близкого и дальнего родства, образованные и религиозные. Им будут посвящены отдельные главы.

Однако в момент переселения окружение княгини было достаточно пестрым и о нем известно немного. Письма знакомят нас с отдельными лицами из ближайшего окружения княгини, одни были ее спутниками по переселению, как баронесса Крюденер, ее верная спутница девица Маурер, ее дочь с мужем – барон и баронесса Беркгейм, графиня де Гаше; другие примкнули к ней уже в Крыму – канонисса Жакмар, семейство Маурер и архитектор Эшлиман. О них поговорим более подробно.

Жюльетта Беркгейм – соратница и секретарь княгини, ее «Второе я»

Умная, властная, острая на язык княгиня прекрасно владела пером в литературном смысле, но почерк ее становился все менее разборчивым, и поэтому она предпочитала диктовать свои многочисленные письма подруге и наперснице, баронессе Жюльетте Беркгейм. Большая часть писем написаны рукой баронессы, которую княгиня уполномочила писать от имени их обеих, правда иногда с собственноручной припиской. Об этом прямо говорится в следующем письме Н.Н. Раевскому-младшему за март-апрель 1937 г., Кореиз:

«Прежде всего, м-м Баронесса и м-м Княгиня – это одно. Обе они составляют целостное и почти совершенное существо, и если одна любит вас, то и другая тоже»[64]64
  Архив Раевских. Издание П.М. Раевского. Ред. и прим. Б.Л. Модзалевского. – Т. 2. – СПб., 1909. – С. 340.


[Закрыть].

Это письмо – прямое свидетельство того, как сама княгиня объясняла свои отношения с дочерью баронессы Крюденер. Возможно, в их основе лежало некое мистическое переживание. «Я посетила небо, и земля исчезла у меня из-под ног», – писала баронесса Крюденер. Дочь умершей подруги Жюльетта Беркгейм, возможно, заменила Анне Сергеевне обеих. Другое объяснение можно найти в одном из высказываний Крюденер: «Один из самых удивительных из выдающихся людей, Сведенборг, верил, что существа, которые сильно любили друг друга здесь, в этой жизни, после смерти сливаются, образуя вместе одного ангела: прекрасная мысль!»[65]65
  Jacob P.L. bibliophile. Madame de Krudener. Ses lettres et ses ouvrages inédits. – P., 1880. – P. 263–273.


[Закрыть].

Однако отношения Голицыной и дочери покойной Крюденер были для многих непонятны. Окружающие недоумевали, почему молодая баронесса не последовала за мужем, винодельческие эксперименты которого увлекали его то в Ай-Даниль, то в Мухалатку, а осталась жить с княгиней в Кореизе. Источник наших сведений – воспоминания Каролины Эшлиман, дочери архитектора-швейцарца Карла Эшлимана, который прибыл в Кореиз, сопровождая молодого маркиза Ошандо, был обласкан княгиней, рекомендован ею Воронцову. Дочка архитектора сама княгиню при жизни не застала, она делилась своими воспоминаниями, находясь уже в глубоко преклонном возрасте, и, следовательно, пересказывала то, что слышала от других. Так, по ее словам, современники отмечали, что Жюльетта и ее муж были молоды и очень хороши собой: оба белокурые, высокие, стройные, они вызывали симпатию у окружающих. Через некоторое время после переезда в Крым барон должен был уехать за границу на несколько месяцев. В это время княгиня А.С. Голицына подружилась с молодой женщиной, и, когда барон вернулся, дома жены он не застал, та была в полной зависимости от княгини, жила в ее доме и виделась с мужем только при свидетелях. «Никто не мог понять ее связи с Голицыной, тем более что баронесса была очень доброй и любила своего мужа. Когда барон заболел, Жюльетта поспешила к нему, но с княгиней».

Действительно, отношения супругов и княгини обросли слухами, и только теперь благодаря письмам и означенным на них датам можно внести некоторую ясность в жизнь супругов Беркгейм на крымской земле.

Прежде всего супруги Беркгейм подружились с княгиней Голицыной еще в Петербурге, вместе с ней перенесли все тяготы путешествия на знаменитой барке, горечь утраты баронессы Крюденер (матери Жюльетты), трудности обустройства на «неведомом» тогда побережье; вместе принялись ее обрабатывать, сажая виноградники, вместе начинали свою жизнь в Кореизе. Но спустя несколько лет пути супругов разошлись. Барон всерьез увлекся проблемой виноградарства и виноделия. Для Воронцова, не щадившего сил и средств для ее решения, это являлось проблемой государственного масштаба. Проблема состояла в том, чтобы привить лучшие сорта винограда на новой почве и создать вино, способное конкурировать с зарубежными винами. А это оказалось совсем непростым делом.

Поэтому дальнейшее изложение судьбы супругов Беркгейм и причин их дальнейшего раздельного проживания мы предварим небольшим предисловием о проблемах виноделия в Крыму и участии барона Беркгейма в ее решении.