Автор книги: Татьяна Фадеева
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Новые опыты в Мухалатке, кончина и романтический памятник
Но барон, в плену своих увлечений виноделием, в попытках добиться совершенного результата, слишком буквально реализовал свою идею, согласно которой мысль о «пользе» мешает чистоте эксперимента. Примерно так можно объяснить то, что за полтора года до смерти он продает свое замечательное имение в Ай-Даниле и приобретает имение в Мухалатке, где все придется начинать сначала. В комментарии Б.Л. Модзалевского сказано, что барон Беркгейм «через графа М.С. Воронцова» продал имение М.К. Булгаковой, причем невыгодно, что отмечалось всеми.
«Муж ее, К.Я. Булгаков, писал брату 2 ноября 1834 г. по этому поводу следующее: “Воронцов мне пишет, что он почти сладил в Крыму покупку для Марицы (жены К. Булгакова). У нее был капитал маленький, на который он там покупает ей место, принадлежащее барону Беркгейму, где виноградные сады, с которых он получает изрядный доход… Это место, или, лучше сказать, сад называется Орто Ай-Даниль и на южном берегу, коим все восхищаются. Цена 60 000… вина же Беркгейм продал в сем году тысяч на 10. Я говорил с Башмаковым и с другими крымскими жителями: они не понимают, как может Беркгейм так дешево продать. Воронцов пишет, что и там все удивляются”»[82]82
Архив Раевских. Указ. соч. T. 2. – С. 260.
[Закрыть].
Удивлялся и князь А.Н. Голицын, принимавший близко к сердцу горести и радости своих крымских единомышленников; из них к барону Беркгейму он питал большое уважение, что видно из писем его к нему, напечатанных в «Русском Архиве» (1905, кн. III, с. 426–442).
Приведем последние упоминания о бароне в письмах А.Н. Голицына. В письме от 14 декабря 1834 г.: «Слава Богу, что вашему мужу легче; меня очень огорчило известие о его болезни, а также о невыгодной продаже его имения. Все поздравляют Булгакова с выгодным помещением денег, и уже одно это доказывает проигрыш в этом деле барона»[83]83
Русский Архив, 1905. Кн. III. – С. 444.
[Закрыть]. Получив весной 1936 г. известие о смерти барона, князь Голицын пишет вдове:
«Вы не можете сомневаться, как мне тяжела понесенная вами утрата. Если его жалеют новые знакомые южного берега, можете представить, как о нем жалеют старые друзья! Я так надеялся, что мы будем вместе жить в Крыму; но Господу это не было угодно… Хорошо, что вы застали его в живых и что нашелся священнику чтобы поддерживать его в эти критические минуты. Письмо г-жи Потемкиной о смерти вашего мужа очень трогательно; она его ценила и жалеет о нем всем сердцем»[84]84
Там же. С. 445.
[Закрыть].
Барон Беркгейм умер в марте 1836 г. Надгробие на его могиле в имении Чохрах-Бахчи в Мухалатке изобразил Н.Г. Чернецов. Памятник этот глубоко выражает романтическую суть души Беркгейма и его неутомимых поисков: на фоне отвесной скалы стоит античный саркофаг, увенчанный крестом; одинокий путник остановился перед ним в задумчивости.
После смерти мужа баронесса Беркгейм заболела, и в сентябре 1837 г. княгиня возила ее в Вену для лечения, впервые покинув Кореиз. В ноябре 1837 г. обе они вернулись в поместье, но княгиня заболела, отправилась лечиться в Симферополь, где и скончалась 11 января 1838 г. Погребена она в Кореизе, в выстроенной ею Вознесенской церкви. Баронесса Беркгейм еще довольно долго жила в Крыму, в Кореизе, который завещан был ей княгиней Голицыной в пожизненное владение[85]85
Там же. С. 448.
[Закрыть] (кроме того, у нее была и собственная земля в Ялте); но затем поместье должно было перейти во владение ее родной сестры – княгини С.С. Мещерской и ее детей. Согласно примечанию Б.Л. Модзалевского, «Кореизом она владела еще в 1853 г. (Русск. Беседа, 1856, Н. 3, смесь, с. 69), хотя в это время давно не жила в Крыму; обстоятельства последнего периода ее жизни очень неясны; любопытные письма к ней кн. Голицына (ум. в 1844), начинаясь с 1830, прекратились в 1840 г. Князь Голицын в статье о баронессе Крюденер пишет, что баронесса Беркгейм, оставив Крым, "стала вести самый загадочный образ жизни, скитаясь по всем уголкам России, прекратив всякие знакомства и избегая встретить кого-либо из прежнего, брошенного ею мира”»[86]86
Русский Архив, 1870. – С. 906–907.
[Закрыть].
В 1849 г. Я.К. Грот писал П.А. Плетневу из Москвы (22 июня) после знакомства с неким Токаревым: «Этот бывший кавалергард и крымский помещик живет с замечательной старушкой, баронессой Беркгейм, дочерью знаменитой мадам Крюденер, бывшею соседкой его в Крыму. И сам он – замечательный человек: он уже лет 20 изучает физиологию и другие медицинские науки и учится, как по наружности человека, по приемам его и взглядам узнавать частности его характера, ума и всей нравственной физиономии» (Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым. – Т. 3. – СПб., 1896. С. 441)[87]87
Архив Раевских. Указ. соч. Т. 2. – С. 302.
[Закрыть].
Семейство Маурер и архитектор Эгилиман
Елена Маурер, верная спутница баронессы Крюденер, также уроженка Швейцарии, последовала за нею в Крым и осталась там. Встреча ее с баронессой, с виду случайная, определила ее судьбу. О ней, своей родственнице, рассказала дочь архитектора Эшлимана Каролина. Отец Елены занимал высокий пост в городе Шаффхаузен, но после свержения Наполеона и восстановления монархии впал в немилость, был уволен с должности и вскоре умер. После него остались вдова и дети, которые были непрочь покинуть город, где все напоминало о печальных событиях. Однажды ночью в дом постучалась незнакомая дама и попросила укрыть ее на ночь от полиции. Наутро она уговорила дочь Маурера Елену сопровождать ее до городских ворот, а затем и до границы кантона. Это была знаменитая баронесса Крюденер, имя которой гремело тогда по всей Швейцарии, да и по всей Европе.
«Одни ругали ее, злословили на ее счет, насмехались над нею, – вспоминает Каролина, – другие, напротив, преклонялись перед нею, слепо следовали ее внушениям. В 1816 году Швейцарию и Южную Германию постиг сильный неурожай: сделался голод, он принял вскоре такие ужасные размеры, что на перепутьях и по дорогам подбирали трупы умерших от голода; люди питались обрывками ремней, древесною корой, корнями несъедобных растений. И вот, в этот-то голодный год, осенью 1816 и зимой 1817 гг. баронесса Крюденер и ее друзья проявили необычайно энергичную благотворительную деятельность. Всюду, где появлялась баронесса, собирались толпы бедного люда. Ей устраивали возвышение, с которого она говорила свои горячие проповеди, а в это же время в громадных котлах варили пищу голодающим. Скопление массы людей вызывало некоторый беспорядок и правительства швейцарских кантонов, и городовые магистраты старались поэтому поскорее спровадить от себя неудобную гостью. Так странствовала она по Швейцарии из кантона в кантон, из города в город, постоянно гонимая властями и полицией»[88]88
Эшлиман Каролина. Воспоминания // Русский Архив. 1913. Кн. 1. – С. 332–333.
[Закрыть].
Елена Маурер сопутствовала ей до границы, откуда баронессу и ее спутников отправили в Россию. Добравшись зимой 1817 г. в ее имение в Лифляндской губернии (в то время – территория Российской империи, сегодня она разделена между Латвией и Эстонией), баронесса вместе с Еленой настойчиво убеждали оставшуюся в Швейцарии семью перебраться в Россию. Мауреры с радостью согласились и впоследствии влились в ту общину, которая под руководством Голицыной переселилась в Крым вместе с баронессой Крюденер. В Крыму вдова Маурер купила небольшое имение на берегу реки Альмы, у деревни Азек под Бахчисараем. Здесь и повстречались ее дочь Елена Маурер и Карл Эшлиман.
«По странной прихоти судьбы, – продолжает свой рассказ их дочь Каролина, – они, будучи кровными швейцарцами и из старинных швейцарских родов, неожиданно попали в Россию и притом через посредство двух знатных русских дам – баронессы Крюднер и княгини Голицыной; между тем ни мой отец, ни члены семьи моей бабушки, за исключением тетки Елены Яковлевны Маурер, никогда не были мистиками. Последняя единственная из всей семьи приняла православие. Замуж она не пошла и до самой смерти поддерживала дружбу и оживленную переписку со многими членами мистического кружка в России»[89]89
Там же. С. 334.
[Закрыть].
Отметим, что в своих письмах княгине А. Голицыной князь А.Н. Голицын нередко вспоминает Елену Яковлевну Маурер. Каролине довелось увидеться со своей тетушкой, жившей под Бахчисараем в селении Азек (Азис?). Участница знаменитого мистического кружка приглашала ее погостить, предлагала ей прочесть письма Крюденер и других своих друзей. «По легкомыслию юности» та предпочла общество друзей и когда впоследствии, уже после смерти тетки вернулась в Бахчисарай, то писем уже не нашла.
Еще одному члену семьи Маурер, Якову, мы обязаны известной гравюрой, помеченной 1831 г., с видом старого дома Воронцовых. Имя его встречаем в письмах управляющего Алупкой Э. Гибнера, который посылает М.С. Воронцову несколько рисунков усадьбы в исполнении Маурера. В письме Гибнера Воронцову от 17 августа 1831 г., он пишет: «Полагая, что В.С. приятно будет видеть (усадьбу. – Прим. авт.), просил Маурера снять несколько видов с оных».
Затем, в письме от 5 сентября 1831 г. он намерен «…препроводить донесения Кебаха и рисунки Маурера, прежние его рисунки отданы Его Превосходительству Александру Ивановичу (Булгакову. – Прим. авт.), он сам доставит их»[90]90
ОПИ ГИМ. Ф. 60, О. 2, д. 2090. Л. 20.
[Закрыть]. Там упомянуты четыре рисунка Маурера. Рисунки эти интересны тем, что представляют усадьбу в то время, когда большой дом еще только закладывался. Еще о пяти рисунках художника упоминает А.И. Казначеев в письмах Воронцову. В Приписке к письму от 15 ноября 1831 г.: «Посылаю вам также несколько рисунков (5), сделанных Маурером»[91]91
Партикулярные письма Казначеева… 2010. – С. 403.
[Закрыть]. По-видимому, их литографировали и прислали на адрес княгини Голицыной. «Маурер был в отчаянии что на видах нет его имени»[92]92
Там же. С. 416.
[Закрыть]. Видимо, поэтому мы так мало знаем о его мастерстве как художника. О последнем, в частности, можно судить по упоминанию основного недостатка архитектора Шатильона: «Шатильон работает… рисовать он не умеет, а потому Маурер ему необходим»[93]93
Там же. С. 422.
[Закрыть].
Далее Каролина рассказывает об удивительной судьбе своего отца, Карла Эшлимана, которого привел в Кореиз случай, но здесь его судьбу решили граф Воронцов и встреча с девицей Маурер, ставшей его женой. Карл Эшлиман (1808–1893) родился в городке Бургдорфе (кантон Берн), окончил местную гимназию, затем архитектурный отдел в Парижской академии художеств, получил диплом. Занимал должность помощника городского архитектора Берна. Как-то в газете Эшлиман прочитал объявление, что богатая семья ищет попутчика своему сыну для поездки на юг России. Речь шла о молодом графе (маркизе) Ошандо-де-ла-Банда. Испанский аристократ отправлялся в Крым по приглашению княгини А.С. Голицыной поправить свое здоровье. Княгиня, путешествуя в молодости по Швейцарии, познакомилась с семьей графа, женой которого была София Крюденер, дочь русского дипломата Алексея Крюденера от первого брака, и, следовательно, сводная старшая сестра баронессы Беркгейм. Узнав, что их сыну врачи рекомендовали теплый климат, она любезно пригласила его погостить в своем кореизском имении. В конкурсе на должность попутчика из 29 кандидатов выбрали Карла Эшлимана. В Кореиз молодые люди приехали летом 1828 г. Княгиня Голицына оказала им весьма любезный прием, и Карл задержался в гостеприимном имении дольше, чем предполагал. Княгиня в письме от 18 июля 1828 г. графу М.С. Воронцову, сообщая о болезни его архитектора Ф. Эльсона, пишет:
«На мое счастье в один прекрасный день явился свежеиспеченный архитектор (Эшлиман), прямо из Парижа; упал как снег на голову во время проповеди в церкви.
Этот маленький человечек – прямо сокровище для нас, г-н граф. Он очень хорошо образован и порвал со своим сословием, я думаю, он нам будет очень полезен. Он принес с собой различные рисунки и среди них проект камина, который потребляет мало дров и обогревает несколько комнат, изгоняя из них столько холодного воздуха, сколько дает теплого. Но его главное преимущество в том, что воздух в комнате одинаково теплый как внизу, так и вверху. Потом черепица, не более тяжелая для стропил, чем ардуаз, но гораздо более прочная и дешевая»[94]94
РГАДА. Ф. 1261. О. 3, е/х 1335. – Л. 38.
[Закрыть].
В окружении Голицыной молодой архитектор встретился со своей будущей женой из семейства Маурер. Вскоре молодые люди поженились и прожили в Крыму долгую и счастливую жизнь.
Воронцов, оценив по достоинству талант, работоспособность и деловую хватку молодого архитектора, предложил ему должность помощника архитектора Южного берега Крыма. Эшлиман согласился и с 1 января 1832 г. поступил на российскую службу. А уже 16 октября 1834 г., после ухода в отставку первого архитектора Эльсона, Эшлиман был назначен на его пост с возложением на него права всех казенных построек, а также надзора за частным строительством.
В 1829–1831 гг. Эшлиман работал в основном в имении княгини Голицыной, здесь он построил церковь в стиле немецкой готики, а также винный погреб в неороманском стиле, похожий, по словам очевидцев, на средневековый замок.
В 1830-е г. шло строительство Гаспринского дворца и одновременно – усадебного дома в Мисхоре для Нарышкиных. В обоих случаях в работах принимал участие Карл Эшлиман, работавший тогда под руководством Вильяма Гунта. К возведению особняка для Нарышкиных его привлек сам Воронцов. «Мой отец всегда с большой похвалой отзывался о графе Воронцове, – пишет его дочь Каролина. – Несколько второстепенных построек он возвел для графа в его имении Алупка… По его поручению строил он и дом для Нарышкиной в Мисхоре»[95]95
Эшлиман Каролина. Указ. соч. – С. 332–333.
[Закрыть].
В 1835–1837 гг. он построил в Ялте по проекту архитектора Г. Торичелли собор святого Иоанна Златоуста. Это был первый православный храм, возведенный в Ялте после присоединения Крыма к России. Собор оригинальной архитектуры, видный издалека живописно расположился на Поликуровском холме, на месте более древней церкви. Во время строительства храма Карл Иванович писал графу Воронцову: «…По справкам, собранным мною у старожилов деревень, ялтинских и аутских греков, древний храм в Ялте носил имя святого Иоанна Златоуста»[96]96
В годы Второй мировой войны храм был разрушен, сохранилась только высокая колокольня. В 1998 г. церковь была восстановлена.
[Закрыть]. В 1837 г. в ходе путешествия Ялту посетили император Николай I и его супруга императрица Александра Федоровна. Поднявшись к храму на Поликуровский холм и обозрев живописные окрестности, Николай I повелел присвоить Ялте статус города.
В 1843 г. по поручению князя Воронцова Эшлиман составил план города Ялты, который был впоследствии утвержден императором Николаем I. В 1848 г. по проекту Эшлимана были построены Байдарские ворота – памятник строителям южнобережной горной дороги Ялта-Севастополь. У архитектора была большая семья – четверо сыновей и пять дочерей. Умер Карл Иванович 16 апреля 1893 г. в возрасте 85 лет в особняке, построенном им самим – Планжи-Сарае (сейчас это жилой дом № 36 по улице Свердлова в Ялте). «Как строитель церкви, – вспоминает дочь архитектора Каролина, – мой отец погребен в черте ограды этого храма… Последовало по этому поводу высочайшее разрешение императора Александра III, и отец мой, по вероисповеданию протестант, нашел себе вечное упокоение под сепию созданного им православного храма»[97]97
Эшлиман Каролина. Указ соч. – С. 336.
[Закрыть]. Прах Эшлимана покоился там до 1969 г., затем был перенесен на Поликуровский мемориал, где находится и поныне.
Канонисса Жакмар. Графиня де Гаше или Жанна де Ламотт?
Сохранились сведения о двух загадочных француженках, находившихся в окружении княгини Голицыной. Первая – мадемуазель Жакмар, или канонисса Жакмар, как она себя называла. Итак, м-ль Жакмар появилась в Крыму за несколько лет до прибытия туда кн. Голицыной, вместе с которой появилась и вторая загадочная француженка – графиня де Гаше. Жакмар была коротко знакома с обеими, и ее рассказы французским путешественникам – супругам Оммер де Гелль дополнят наши сведения.
Супруги Оммер де Гелль, совершившие в 1838 г. путешествие по южной России и в Крым и совместно написавшие книгу «Прикаспийские степи – Кавказ, Крым и Южная Россия» (изд. в 1843 г., не переводилась), сообщили о своей соотечественнице, «канониссе» (так они ее называют, не поясняя значения. Во всяком случае, речь идет об особе, давшей монашеский обет) м-ль Жакмар. Они отправились в Судак, чтобы побеседовать с ней. Ее домик посреди небольшого виноградника находился близ горы Алчак в долине Копсель, тогда совершенно пустынной.
В 16 лет она уехала из Франции вначале в Вену, потом в Россию, в Петербург, где стала учительницей. Она долго вела светский образ жизни, в кругах, где отдавали должное ее уму, красоте и остроумию. И вот, в разгар успехов, она переселяется в Крым, где на свои сбережения покупает небольшое имение, которое уже не покидает. Она близко подружилась с кн. Голицыной, с момента ее прибытия в Кореиз. Княгиня, отмечает Адель Оммер де Гелль, «с восхищением нашла в этой молодой француженке энергичный характер, эксцентричные вкусы, тонкую наблюдательность и, в особенности сардонический (язвительный) дух, которым сама была щедро наделена. Так м-ль Жакмар стала обычной гостьей Кореиза, до самой смерти княгини, вновь частично обретя в среде блестящего общества, которое там собиралось, тот успех, которым некогда пользовалась в более широком плане»[98]98
Hommaire de Hell A. Les steppes de la mer Caspienne. – P., 1843. – P. 342.
[Закрыть].
Как она оказалась в Тавриде? «Никто не мог понять мотива, побудившего ее избрать такой род существования, столь отличающийся от того, который она оставила навсегда. Что побудило ее оставить свет – гордость ли, стремление к свободе, влечение к неизведанному, сердечные раны? Никто не знает. Так или иначе, живая, красивая, душа общества, в котором она была прекрасно принята, несмотря на скромную роль наставницы, она в один прекрасный день оставила своих поклонников, не дав и намека на что-либо, могущее служить объяснением причины ее исчезновения, о чем нередко толковали в обществе…
Видя ее в полумужском костюме, наблюдая ее занятия геологией, живописью, музыкой, поэзией, без тени претензии, спрашиваешь себя, какая таинственная драма произошла в ее странной жизни? Надо ли согласиться с графиней Воронцовой, которая считает, что у нашей героини слишком много ума и мало сердца и что ее разлад с миром происходит от избытка гордости? Во всяком случае, это незаурядная женщина, избранная натура, которую оценят те, кому посчастливится узнать ее…»
Здесь мы прервем это романтическое описание и дополним его рассказом о реальных причинах ее появления в Крыму, подкрепленных свидетельствами «партикулярных писем» таврического губернатора А.И. Казначеева М.С. Воронцову, опубликованных в Российском Архиве за 2010–2011 гг.
Итак, В 1820-е гг. Судак посетил француз Амантон, сын владельца виноградников в Бургундии. При виде успехов виноделия в Судаке, «он тотчас решился купить там 400 десятин пустопорожней нагорной земли, назначил на обработку оной весьма значительный капитал, привез из Франции искусных виноградников и принялся уже решительным образом за дело. Какой счастливый переворот! Русские деньги, которые в продолжении веков уходили заграницу на иностранные вина, начинают уже возвращаться к нам для содействия в уничтожении надобности в выписке тех вин и для процветания одной из прелестнейших стран России»[99]99
Наблюдение путешественника в 1827 году о выгодах виноградного садоводства в Крыму // Отечественные записки. – 1828. – Т. 96. – Апрель. – С. 138–150.
[Закрыть]. Вина Амантона нашли широкое признание, и скоро он стал одним из директоров Компании крымских вин, цель которой состояла в поднятии репутации крымских вин среди потребителей. А.И. Казначеев, Таврический губернатор и соратник Воронцова, отметил в письме от 24 января 1830:
«Заведение Амантона идет в гору, к нему присоединяется один дом южной Франции, и я видел их условия. Он теперь здесь. Боде несколько виноват пред ним; Амантон по молодости щекотлив, и их скоро помирить нельзя, несмотря на прекрасную душу Амантона»[100]100
Казначеев А.И. Партикулярные письма М.С. Воронцову // Российский Архив. – М., 2010. – С. 362.
[Закрыть].
Несмотря на успехи, в дело вмешалась интрига, направленная внешне против Амантона, но целившая еще дальше – против Казначеева, как его покровителя и самого Воронцова.
В конце того же 1830 г. Казначеев в приписке к письму Воронцову, не скрывая горечи, пишет:
«Я получил повеление выслать из России Амантона. Сим обязаны мы г-ну Витту. Я его защищаю и просил за него Красовского и Бенкендорфа – не знаю, чем кончится. Мы разорим ни за что ни про что полезного нам человека».
(Письмо от 8-20 декабря 1830 г., приписка)[101]101
Казначеев А.И. Указ. соч. – С. 376.
[Закрыть].
Здесь-то на сцене возникает фигура Марии Жюстины Жакмар. Обстоятельства ее появления в Крыму неясны, свидетельства противоречивы. Но в 1830 г. она попадает в поле зрения Воронцова, и он начинает оказывать ей покровительство. Казначеев сообщает Воронцову 29 декабря 1830 г.: «Приказание ваше об отводе участка для г-жи Жакмар с усердием выполнено; только после случая с Амантоном захочет ли она к нам? Право, господа, желающие выслужиться наведением сумнений на людей промышленных, отвадят полезных иностранцев от Крыма, а Крым отодвинется назад населением и благоустройством»[102]102
Там же. С. 382.
[Закрыть].
Казначеев еще продолжает сокрушаться о потере Амантона. Он приводит доказательства интриги и надуманную причину устранения Амантона в письме от 7 января 1831 г.
«Почтеннейший граф! С сожалением сего дня отправляю отсюда Амантона, который нам полезен был и для Края, и для Компании винной… Что высылка его заграницу есть дело графа Витта, на ето я имею доказательства. Не говорю уже, что Амантон от сего теряет много как частный человек; заведение его остановилось, строения не докончены и прочая. Но горюю об общем: кто после того из иностранцев захочет поселиться у нас. Между тем, Грамотою Великой Екатерины, подтвержденной всеми государями, преимущественно предоставлена свобода иностранцам, желающим поселиться в Крыму. Помогите Амантону, если можете, чрез Бенкендорфа». В качестве объяснения причины высылки Амантона он приводит «копию секретного отношения генерала Бенкендорфа к Афанасию Ивановичу Красовскому за № 4650. В нем велено мне сделать строгое замечание за то, будто бы по моей протекции Амантон определен директором компании и будто он в моем присутствии осмеливался произносить дерзкие речи»[103]103
Там же. С. 385.
[Закрыть]. (Письмо от 12 января 1831 г.).
Однако Воронцов смотрел дальше. Вероятно, он навел справки о м-ль Жакмар и ему стали известны ее качества как специалиста и знатока виноделия. Опасения Казначеева, что Жакмар после случая с изгнанием Амантона не станет заниматься виноделием, не оправдались. В письме от 3 июля 1832 г. он сообщает:
«Г-жа Жакмар приехала к нам и в восхищении от нашего края. Я назначил ей другой участок лучше первого. Она пишет мне, что вы приняли на себя обеспечить ей оклад денег за участок, и я принял ето в уважение. Она принялась славно за виноделие и, кажется, знает ето дело. Амантовы заведения нашла в хорошем положении и по поручению Овсера предпринимает меры к улучшению оных. Вино Амантоново признается лучшим в Крыму. За ним следует княгини Голицыной, Беркгейма и потом ваше. Ваше слишком крепко и ето от того, что поздно виноград снимается»[104]104
Там же. С. 422.
[Закрыть].
Итак, м-ль Жакмар стала продолжательницей дела Амантона, возможно, с согласия последнего. Во всяком случае, Кеппен, осматривая побережье, в ноябре 1833 г. попал на «Француз-бах», то есть сад, заведенный иностранцем Амантоном, «по высылке коего за границу имением сим заведывает девица Жакмар». В ходе совместного с ней осмотра окрестностей обнаружились геологические познания спутницы и опытность в деле виноградарства.
«В Копселе Амантон бороздил землю, подготовленную под виноградники, глубиною до 5 четвертей. Но девица Жакмар ввела в употребление большой плуг, из полуденной Франции в Одессу привезенный, и приняла к себе в услужение француза, находившегося пред сим в Одессе при торговом доме Рубо и Изнар. Она повела меня на пространную равнину, с весьма незначительным скатом на Ю.-З., и показала здесь большие поляны, сим плугом обработанные. Глубина разработки простиралась от 11 до 12 вершков»[105]105
Маркевич А.К. К биографии академика П.И. Кеппена // ИТУАК. – Симферополь, 1914. – Т. 51. – С. 238–239.
[Закрыть].
В 1834 г., путешествуя по югу России, к ней, как соотечественнице, проявил внимание маршал Мармон, герцог Рагузский. Он представил ее как управляющую виноградником, «которым прежде владел г-н Амантон из Дижона, а теперь владеет другой земляк мой, г. Лосуа (Laussoi), обрабатывается на его счет. Одаренная смелостью и способностями Девица Жакмар, еще молодая и незадолго еще красавица, недавно была жертвою ужасного преступления… (Мотивы у разных авторов трактуются различно – то ли отвергнутая любовь, то ли отказ в найме на работу). Она избавилась от смерти каким-то чудом, и множество нанесенных ей ран, по счастию, не оставили никаких следов на ее лице»[106]106
Путешествие маршала Мармона. – М., 1840. – T. 1. – С. 228–229.
[Закрыть].
Французские путешественники посетили ее, заранее предупредив о своем прибытии:
«Она приняла нас как друзей. Одетая в длинную коричневую юбку и куртку, скрывавшую фигуру, она во внешнем своем облике имела нечто мужское и мужественное, хотя это соответствовало ее образу жизни. Более заурядная женщина была бы смущена видом столь скромного жилища: оно состояло из единственной комнаты, служившей ей и кухней, и гостиной, и спальней. Но «все выдавало в этом скромном жилище интеллектуальные вкусы владелицы. Я заметила гитару, мольберт, оружие, коллекцию минералов и несколько произведений искусства».
Счастливая встречей с соотечественниками и с коллегой по поэзии (м-м Адель Оммер де Гель имеет в виду себя. – Прим. авт.), она откровенно рассказывала о лишениях, на которые обрекал избранный ею образ жизни, оставить который у нее недоставало решимости. Удаленность от населенных мест обрекала ее на ночные нападения и вынуждала не расставаться с пистолетом ни днем, ни ночью. У нее воровали фрукты, кур и даже виноградные кусты. Она рассказала нам не без смеха, что однажды ей вздумалось выращивать поросят, в надежде извлечь из этого выгоду. Но она не взяла в расчет соседа, который, под предлогом, что эти животные проникают на его территорию, устроил ужасную бойню[107]107
Не эту ли историю приписывали кн. Голицыной, как водится, перепутав имена («он шубу украл или у него шубу украли?»). Княгиня была вегетарианкой и в качестве оружия имела нагайку или плетку, чтобы погонять лошадь.
[Закрыть]. В порядке мести остроумная канонисса написала прошение в стихах графу Воронцову, изобразив вверху большую свинью, которая опирается на ружье и с удовлетворением разглядывает дюжину себе подобных, валяющихся на земле. Под рисунком шла надпись: «Каин, что ты сделал со своими братьями?»
Рассказала она также и о страшном покушении, от которого она чуть не умерла…
Несмотря на свое трудное положение, она сохранила вкус к занятиям искусством. Мы застали ее за переводом Псалмов Давида в стихах на французский язык… Ее разговор, одновременно глубокий, одухотворенный, остроумный, сделал этот вечер восхитительным, заключает Оммер де Гель.
Несмотря на одиночество, в котором оказалась наша соотечественница после смерти кн. Голицыной, многие приходили в долину навестить ее и поддерживали с ней переписку.
Адель Оммер де Гелль приводит одну из таких историй.
«За несколько дней до нашего прибытия неизвестная дама, прекрасная и изысканная, провела в Судаке весь день, сохраняя инкогнито. Живо заинтригованная, м-ль Жакмар сказала ей с улыбкой: “Королева или пастушка, оставьте мне ваше имя, чтобы оно напоминало мне один из самых очаровательных вечеров моей жизни отшельницы”.
“Хорошо, – ответила ей в тон незнакомка, – дайте мне ваш альбом, и вы узнаете имя искренней поклонницы ваших достоинств”.
Тотчас она набросала в альбоме несколько строк и поспешно удалилась, в то время как канонисса читала четверостишие в свою честь, с подписью: княгиня Радзивилл.
Опираясь на сообщения супругов Оммер де Гелль, рассказ о ней продолжает Луи де Судак (Луи Бертрен), уделявший особое внимание судьбам своих соотечественниц на крымском побережье.
«Я смотрю на автопортрет м-ль Жакмар, который был великодушно подарен мне г-жой Крым-Гирей. На автопортрете надпись на французском языке: “Канонисса Жакмар, поэтесса. 20 июня 1855 года. Симферополь”. Четкие карандашные линии рисунка выдают опытную художницу. Конечно, судя по данному портрету у очень трудно представить себе красоту м-ль Жакмар в молодости. Вместе с тем очевидно, что она обладала особым неотразимым шармом. Этот взгляд на портрете подчеркнут очаровательной лукавой улыбкой миниатюрного рта. На рисунке ей около 60 лет»[109]109
Луи де Судак. Героиня процесса «Ожерелье королевы». Ее пребывание в России. Ее смерть в Крыму // Судак Л. де, Мели Ф. де, Рамбо А. Французские путешественники в Крыму. 19 век. – Симферополь: Н.Орiанда. – С. 29.
[Закрыть].
Из рассказов Жакмар супруги Оммер де Гелль почерпнули сведения о графине де Гаше в Крыму. За ней велась слежка, которой вначале занимался некий полковник Иванов. Но однажды к ней приезжает француз, который называет себя бароном X (речь идет о бароне Боде). «Очень скоро он становится правой рукой графини… Будучи посвященным во все дела графини, он стал ее единственным наследником, может быть, не по закону, но по существу…». Далее говорится о том, что император, узнав о смерти графини, отправил специального курьера, чтобы привезти шкатулку покойной, точно указав ее форму, цвет и размер. Шкатулка вскоре была доставлена, но в ней не оказалось ничего интересного. «Барон X был обвинен в хищении документов особой важности и в незаконном присвоении наследства де Гаше… Позже признания барона открыли нам настоящее имя той женщины: графиня де Ламотт-Валуа!»
Дочь барона Боде Мария опубликовала свои воспоминания о дамском обществе, сложившемся в 1820-1830-х гг. в Крыму, в том числе о Жанне де Ламотт:
«Самая замечательная женщина из всей этой компании, по своему прошлому, была графиня де Гаше (Gachet), рожденная Валуа, в первом замужестве графиня де Ламотт (de la Motte), героиня известной истории “Ожерелья королевы”. Я была еще очень молоденькой девочкой, когда вся эта компания приезжала к моим родителям, но я живо помню их всех: и сухую, грозную княгиню Голицыну, и нежную блондинку баронессу Беркгейм, но более всех графиню де Гаше… Я как теперь вижу старушку среднего роста, довольно стройную, в сером суконном рединготе. Седые волосы ее были прикрыты черным бархатным беретом с перьями; лицо нельзя сказать кроткое, но умное и приятное, украшалось живыми блестящими глазами. Она говорила бойко и увлекательно-изящным французским языком. С родителями моими она была чрезвычайно любезна, со своими спутницами насмешлива и резка, а с несколькими бедными французами из своей свиты, которые раболепно прислуживали ей, повелительна и надменна без всякой деликатности. Многие перешептывались об ее странностях, намекали, что в судьбе ее есть что-то таинственное. Она это знала и молчала, не отрицая и не подтверждая догадок; иногда даже любила возбуждать их, будто не нарочною обмолвкою с людьми образованными, а легковерных и простых местных жителей нарочно сама запутывала таинственными намеками. О графе Калиостро, о разных личностях двора Людовика XVI говорила она как о людях своего знакомого кружка, и долго каждый разговор ее переходил из уст в уста и служил темою для догадок и толкований»[110]110
Из воспоминаний баронессы М.А. Боде // Русский Архив. 1882. Кн. 2. – С. 125.
[Закрыть].
Итак, кем же была графиня де Гаше, она же Жанна де Ламотт? С помощью сведений, собранных французскими и русскими исследователями, возникает следующая картина.
Жанна де Ламотт (22.04.1756 Бар-Сюр-Об – 23.08.1791 Лондон; 23.04.1826 Старый Крым) являлась потомком французского короля Генриха II по прямой линии от его внебрачной связи с госпожой Сен-Реми. Ей было разрешено носить родовую фамилию, и ее девичье имя было де Люз де Сен-Реми де Валуа. В 1780 г. она вышла замуж за жандармского офицера Ламотта, называвшего себя графом.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
