Текст книги "Король Людвиг II Баварский. Драма длиною в жизнь. 1845—1886"

Глава 3
Байройтский фестиваль

10 декабря Вагнер покинул Мюнхен в направлении Швейцарии. Козима фон Бюлов последовала за ним.

В Мюнхене, наоборот, распространялось ликование из-за высылки Вагнера, которое приняло масштабы важного государственного значения. Даже за пределами страны обсуждали события.

Вагнер вначале поселился в Женеве, а затем перебрался в Трибшен на озере Люцерн. Людвиг надеялся, что его друг однажды вернется. Вагнер также продолжал получать свою ежегодную зарплату от короля, которая была увеличена до 8 тысяч гульденов. А с 1872 года Вагнер переехал в Байройт, где и запланировал возвести храм искусства – Байройтский Фестшпильхаус.

Упреки Людвигу в том, что он расходами на Вагнера разорял страну, не соответствуют истине. Мария Залесская приходит к выводу:

«Но для бюджета государства – это не те суммы, из-за которых следовало бы впадать в панику! Значительные – да, но не разоряющие страну. Для сравнения, годовой бюджет Баварии составлял тогда примерно 241 500 000 марок, из которых на содержание королевского двора отводилось 5 000 000 марок (около 40 000 000 евро). Стало быть, „вагнеровские расходы“ за 19 лет – это немногим более десятой части годового содержания королевского двора!

Кстати, если предположить, что травли композитора бы не было и Вагнер остался жить в Мюнхене (на горе жителей Байройта, бюджет которого ныне очень сильно выигрывает за счет того, что вагнеровский театр расположен именно здесь), вполне возможно, что умиротворенный король ограничился указанными выше тратами, не пожелав строить свои „сказочные“ замки, на которые впоследствии действительно были израсходованы весьма значительные суммы».

Даже после отъезда композитора Людвиг продолжил поддерживать его из собственных средств и способствовал воплощению его замыслов. Король профинансировал строительство Фестшпильхауса в Байройте, поддерживал Байройтское патронажное общество. Семейство Вагнера полностью погасило баварскому правительству всю сумму из бюджета Фестшпильхауса.

На подарок для композитора – строительство виллы «Ванфрид», которая стала первым и единственным собственным домом Вагнера, Людвиг также не поскупился.

21 июня 1868 года состоялась премьера «Нюрнбергские мейстерзингеры» в Мюнхенском национальном театре. Первая и вторая часть тетралогии «Кольца Нибелунга» «Золото Рейна» (22 сентября 1869 года), «Валькирия» (26 июня 1870 года) увидели свет также в Мюнхене под управлением Франца Вюльнера (1832–1902). Вагнер остался недоволен постановками, поскольку считал, что «Кольцо» должно быть представлено полностью. Это удалось осуществить лишь в августе 1876 года на первом Байройтском фестивале под дирижерством Ганса Рихтера (1843–1916). Ранее Людвиг присутствовал только с 6 по 9 августа на генеральных репетициях «Кольца» и вскоре внезапно уехал. Это был единственный приезд короля в Байройт. Он не остался на торжественное открытие Фестшпильхауса и премьеру «Кольца», на которую прибыли почти все представители германского высшего света, включая и его дядю кайзера Вильгельма I.

Мария Залесская очень четко подметила все грани личности Людвига: «Людвиг II в разные периоды своей жизни „становился“ то одним, то другим вагнеровским персонажем. В детстве он воображал себя Зигфридом, в юности – Лоэнгрином и, наконец, Парсифалем. Причем с Парсифалем он ассоциировал себя с того момента, когда лично познакомился с Вагнером и фактически стал его ангелом-хранителем. Хранителем „Чаши Грааля“, другими словами, высокого, чистого, истинного искусства, олицетворением которого стало для короля творчество Рихарда Вагнера. И Парсифаль сделал для своего кумира все, что мог!»

Последняя встреча Вагнера и Людвига состоялась в Мюнхене осенью 1880 года. В частных концертах для короля композитор продирижировал фрагменты из «Лоэнгрина» и «Парсифаля». Вагнер пригласил Людвига на премьеру «Парсифаля», но тот отказался, зато предоставил для Фестшпильхауса оркестр и хор Мюнхенского театра.

Премьера последнего шедевра Вагнера «Парсифаль», которая тоже не обошлась без материальной поддержки короля, состоялась 26 июля 1882 года на Байройтском фестивале под управлением Германа Леви (1839–1900). Людвиг на ней не присутствовал. Он желал избежать встречи с определенными людьми, с которыми мог столкнуться на премьере, в частности с кронпринцем Фридрихом Прусским, который был ему неприятен. А организовать отдельное представление «Парсифаля» для Людвига, которого он желал, не было возможности.

В одном из последних писем Вагнер говорил своему королевскому другу: «Я не буду писать больше, моя работа закончена. Я выполнил свою миссию успешно: против нападений целого мира противников я вышел победителем».

Восторженная дружба короля-романтика и гениального композитора, несмотря на несколько конфликтов и небольшое охлаждение, длилась до самой смерти Вагнера 13 февраля 1883 года в Венеции.

Вагнера оплакивал весь народ. Людвиг, узнав печальное известие, был глубоко шокирован и потрясен. Король не поехал на похороны композитора, но послал своего представителя возложить траурный венок на гроб Вагнера. На похоронах композитора присутствовал оперный певец Анджело Нойман, который записал: «Мне казалось, что Бог покинул нас».

«Художника, о котором скорбит теперь весь мир, первым узнал я и спас его для мира», – писал Людвиг в одном из своих писем.

Козима посвятила всю себя супругу и его произведениям, став музой композитора, его верной соратницей, но и хранителем его гениального наследия. Каждое его действие, его мысли она скрупулезно фиксировала в своем дневнике. После его ухода в иной мир она приложила все усилия, чтобы сохранить и увековечить его наследие в Байройтском фестивале, развив и сделав его успешным и прибыльным предприятием.

После смерти Людвига в 1886 году и вступления на престол в 1888 году его родственника кайзера Вильгельма II, который был также поклонником музыкальных драм Вагнера, Козима в надежде написала кайзеру письмо. Она предлагала Вильгельму II взять Байройтский фестиваль под свое покровительство. Вильгельм уже был почти готов взять под свое крыло фестиваль, тем более что несколько голосов из окружения кайзера, включая его близкого друга Филиппа Ойленбурга, побуждали кайзера принять предложение в интересах Германии. Но оно потерпело неудачу – канцлер Отто фон Бисмарк был против. Бисмарк отговорил Вильгельма от принятия покровительства над Байройтом. Канцлер опасался, что монарха будут использовать в финансовых интересах, предприятия и расходы с каждым годом будут лишь увеличиваться. Поэтому монарх не должен быть активно вовлечен в частные дела объединения и должен помалкивать о своих финансах. С этого момента кайзер больше не питал особого расположения к Байройту.

С 1908 года Байройтским фестивалем руководил сын Вагнера и Козимы Зигфрид (1869–1930), который и ранее принимал участие в семейном деле как режиссер и дирижер. После его смерти в 1930 году во главе предприятия встала его вдова Винифред (1897–1980), которая вела дела фестиваля до 1944 года.

После поражения Германии во Второй мировой войне проведение фестиваля было прервано на несколько лет. С 1951 года сыновья Зигфрида и Винифред Виланд (1917–1966) и Вольфганг (1919–2010) возродили и модернизировали Байройтский фестиваль. Он стал популярным центром мировой оперы, билеты на который люди раскупают за несколько лет вперед.

С 2008 года Байройтский фестиваль возглавляют дочери Вольфганга, Катарина Вагнер (р. 1978) и ее сестра Ева Вагнер-Паскье (р. 1945), правнучки Рихарда Вагнера. Однако в 2015 году Ева покинула пост руководителя Байройтского фестиваля и единственной «королевой» Зеленого холма осталась ее сводная сестра Катарина.

Словно предвидя события наперед, Людвиг писал Вагнеру еще 4 августа 1865 года: «И если нас обоих больше не будет, все же наша работа будет служить ярким примером для будущих поколений, которой будут восхищаться столетиями, и сердца будут биться с воодушевлением почтения перед искусством, которое является божественным и вечным».

Грядущим поколениям и всему миру гений завещал свои бессмертные творения. Людвигу мы обязаны спасением великого композитора, которому он помог подняться и взлететь до самых вершин.

Часть четвертая
Соблазны Венеры

Глава 1
Герцогиня София Баварская – невеста короля

Королева-мать и другие члены королевской семьи рекомендовали Людвигу вступить в брак и обзавестись наследниками, как и положено было монарху. Министр Бомхард советовал королю не откладывать женитьбу надолго и ради страны и королевского дома в интересах конфессиональной гармонии предлагал Людвигу подумать о выборе протестантской невесты. Поначалу Людвиг не проявлял никакого желания связывать себя брачными узами: «У меня нет времени на брак, это может обеспечить Отто».

Но вскоре решение короля внезапно изменилось на противоположное. Как сообщает Готфрид Бём, друзья короля Людвига принц Таксис и граф Хольнштайн однажды вечером решили жениться, и король за компанию решил присоединиться к ним. Что еще могло повлиять на решение короля?

Встречи с родственниками, герцогской семьей в замке Поссенхофен, привели Людвига к более близкому общению с его двоюродной тетей, которую он называл кузина, – герцогиней Софией Шарлоттой Баварской, младшей дочерью герцога Максимилиана Баварского и Людовики. Ранее мы уже отмечали, что у супружеской пары было наряду с Софией еще семь других детей, в том числе императрица Елизавета Австрийская и известный окулист Карл Теодор. Людвиг знал Софию с детства, но стал с 1866 года чаще навещать ее в Поссенхофене, дарил цветы и другие подарки. После отъезда Вагнера из Мюнхена Людвиг видел в Софии единственную среди своего окружения, с кем он мог обсуждать творчество композитора. Людвиг поддерживал с ней оживленную тайную переписку о Вагнере. В письмах он называл Софию Эльзой (персонаж Эльза Брабантская из «Лоэнгрина» Вагнера), а себя – Генрихом. Людвиг в письме к Козиме фон Бюлов 5 января 1867 года упоминал, что «верный, преданный граф Хольнштайн являлся посредником этих писем к Софии». В этом же письме король упоминал о себе и Софии: «…мы оба живем среди окружения, которое не понимает и недооценивает нас; мы живем как на оазисе в песчаном море пустыни».

Молодая герцогиня с очаровательной внешностью и прекрасным голосом играла и пела для Людвига на фортепиано и в отличие от своей семьи была поклонницей Рихарда Вагнера. В лице Софии король нашел собеседницу и единомышленницу, с которой он мог поделиться своим энтузиазмом, мыслями, с которой обсуждал отрывки из музыкальных драм Вагнера. Все это в сочетании с любезным характером и схожестью со старшей сестрой Елизаветой притягивало Людвига.

Герцогиня Людовика смотрела на эти визиты короля подозрительно, считая, что это компрометирует ее дочь. У нее были брачные амбиции в отношении своих дочерей. Елизавета стала австрийской императрицей, Мария – королевой Неаполя, Хелена – княгиней Турн-унд-Таксис. Осталась на выданье только София. Она попросила короля объясниться либо больше не беспокоить ее дочь. Взволнованный Людвиг написал Софии, чтобы она не сомневалась в его дружбе и он страдает, что из-за вынужденных обстоятельств не сможет видеться с ней долгое время. Переписка тем не менее продолжалась. Затем брат Софии Карл Теодор по просьбе их матери в январе 1867 года поинтересовался у Людвига, намерен ли тот предложить руку и сердце его сестре. Король дал отрицательный ответ. На что Людовика запретила любое общение и переписку. Расстроенный король написал Софии письмо, в котором угадывается как намек на прощание, так и стремление к возобновлению встреч:

«…Ты приняла такое сердечное, такое верное и откровенное участие в моей судьбе, дорогая София, что я буду искренне благодарен тебе за это всю жизнь.

Всегда основным стержнем нашего общения, как ты показала мне, странное захватывающее мастерство Р. Вагнера. О, не сердишься ли ты на меня, пришли мне несколько приветливых строк, которые докажут мне, что ты остаешься добра ко мне, помни, что твоему другу, может, осталось прожить всего лишь несколько лет, будет ли его жалкая жизнь омрачена мучительной мыслью, что одна из немногих существ, которые понимают его, которым он дорог, ненавидит теперь втайне его? О, могу смело сказать, что не заслуживаю этого.

Прощай, моя дорогая София; если ты этого захочешь, я больше никогда не напишу, живи счастливо и помни меня.

В близкой дружбе,

твой верный, искренний кузен Людвиг».

19 января Людвиг и София встретились на придворном балу в Мюнхенской резиденции, а через два дня на балу в отеле «Баварский двор». Людвиг был увлечен ею и осознал, что если он не сделает шаг навстречу, то он потеряет свою близкую подругу и единомышленницу. Король решился и написал письмо Софии: «Бутон, который неосознанно (как дружба) прорастал в моей душе, распустился, это любовь к тебе, моя дорогая София, близкая, искренняя, полная любовь… В то время, когда едва я вышел из мальчишеского возраста, будучи кронпринцем, говорил тебе (предлагал), теперь я повторю ясно и точно, как мужчина и король: я люблю тебя и клянусь тебе в верности. …Хочешь ли ты стать моей супругой? Разделить со мной трон? Королевой Баварии?..»

Ранним утром Людвиг попросил свою мать королеву Марию, чтобы она известила Людовику о его готовности просить руки Софии. 22 января на придворном обеде было официально объявлено о помолвке короля и Софии. А когда Людвиг вечером появился с невестой в театре в королевской ложе, то весь Мюнхен узнал, что король Баварии скоро женится. Вагнер также получил от короля телеграмму: «Верный Закс радостно сообщает Вальтеру, что он нашел свою Еву, что Зигфрид нашел свою Брунхильду».

Вскоре новость о помолвке короля разнеслась по всей стране. Папа Пий IX дал разрешение на брак, поскольку из-за близкого родства на такой союз требовалось позволение.

Однако не все были согласны с выбором невесты. Сторонники баварского правительства выступали за проект брака с русской княжной Марией, но надежды на такой брак вскоре испарились. Некоторые усматривали, что королю следовало лучше выбрать иностранную принцессу, протестанты были разочарованы, что выбор Людвига пал на католическую невесту. Как писал свидетель тех дней посол Вертерн в Берлин: «Это событие здесь очень удивляет. В общем предполагали, что король совсем не думал жениться, и я полагаю, что в стране этот выбор не вполне желали. Люди надеялись для баварской короны политически и в финансовом отношении на выгодный союз и желали вообще, что король будет верен традиции баварских суверенов возвести на трон вновь протестантскую принцессу».

Но большинство населения радовалось. В сувенирных лавках в продаже появились медальоны и гравюры с изображением баварского короля и его невесты.

Людвиг слал Софии множество писем, в которых называл ее именами персонажей музыкальных драм Вагнера: Сентой, Елизаветой, Изольдой, Евой, Брунхильдой. Письма восторженны, он полюбил образ, созданный в его воображении, но не реальную Софию. И поначалу король не осознавал, что пребывал в самообмане. Единственная связь между женихом и невестой – это было совместное увлечение Вагнером.

Позднее, уже после разрыва помолвки, Людвиг признался в письме к Козиме о том, почему возникло предложение брака. По словам короля, Людовика неверно истолковала их переписку и сочла, что это любовные письма, а король сказал Софии, что он не был влюблен: «София, расположение которой ко мне было действительно настоящей любовью, чувствовала себя глубоко несчастной, когда слышала, что я не испытываю со своей стороны ничего подобного; из умиления и откровенного сострадания к ее печальному положению я сделал необдуманный шаг к помолвке».

Людвиг посылал Софии подарки, огромные букеты цветов. Встречи короля и Софии редко происходили наедине, обычно в присутствии фрейлины или офицера. Людвиг заверял Софию, что у нее красивые глаза, целомудренно мог поцеловать ее в лоб, иногда мог полчаса вообще ничего не говорить.

На публике не замечали влюбленности короля в невесту. Баденский посол в Мюнхене Роберт Моль отзывался: «Это была прекрасная пара: король, очень высокий, стройный молодой человек с восторженными темными глазами, очень хорошо выглядел в форме своего полка шевалежеров, а невеста, также высокая, со стройной фигурой, была очаровательна в своем бело-голубом бальном платье. Но на празднике была неприятная атмосфера, не было свадебного и веселого настроения».

Так, на балу, который проходил в здании министерства иностранных дел у князя Гогенлоэ, министр юстиции Бомхард заметил, как король часто посматривал на часы и, не простившись с Софией, к удивлению гостей, поспешил в оперный театр на драму Шиллера «Мария Стюарт». «После таких событий мне пришлось смириться с убеждением, что король не любит невесту».

Придворные и общественные обязанности, вызванные помолвкой, тяготили Людвига, и это беспокойство подталкивало короля к бегству.

София была также включена в переписку с Вагнером. Она писала композитору: «Парсифаль, Ваш верный друг, посвятил меня доверительно в тот сердечный союз, который связывает его с Вами». В марте 1867 года Вагнер приехал в Мюнхен и смог познакомиться с невестой Людвига, одобрив его выбор.

В одном из писем Людвиг писал Софии: «Завтра я приеду к тебе… также принесу корону и хочу надеть ее на тебя. Если она слишком тяжела и слишком велика, у меня будет готова другая, так как я хотел бы видеть ее на свадьбе на тебе; такая красивая и дорогая мне голова, как Твоя, она достойна этого наивысшего земного украшения, этого знака земного величия и силы властителя».

Король осуществил план: взял из королевской сокровищницы корону и примерил Софии. После ухода Людвига София расплакалась и поведала своей фрейлине баронессе Штерн-бах, что Людвиг ее не любит, а только играет с ней.

Весной Людвиг планировал съездить в Италию навестить дедушку Людвига I, но вскоре отменил поездку по политическим причинам. Потом король планировал отправиться с матерью в Иерусалим. Людвиг был очарован историей Готфрида Бульонского, первого правителя Иерусалима в 1099 году, и легендой о происхождении Готфрида от лебединого рыцаря Элиса. Но и эта поездка так и не осуществилась. Вместо нее Людвиг вместе с братом Отто отправился инкогнито в конце мая посетить замок Вартбург недалеко от Айзенаха в Тюрингии, известного еще со времен Средневековья, который был центром поэтического искусства и, как гласила легенда, где проходили состязания миннезингеров, одним из которых был Тангейзер. Вартбург был тесно связан с немецкой историей. В нем несколько лет в 1221–1227 годах жила католическая святая Елизавета Тюрингенская. В Вартбурге скрывался от преследований реформатор Мартин Лютер, где он перевел Новый Завет на немецкий язык и издал Библию, сделав ее доступной для народа.

Людвиг был настолько вдохновлен романтическим средневековым видом Вартбурга, что загорелся мыслью построить свой замок. В позже построенном Людвигом замке Нойшванштайне, как внутри, так и снаружи, угадываются многие черты схожести с Вартбургом. Кайзер Вильгельм II, также впечатленный Вартбургом и Нойшванштайном, возвел императорский замок в Познани, во внешнем облике которого заметны черты обоих замков.

С 21 по 29 июля 1867 года Людвиг посетил Францию. В Берлине опасались возможного возрождения дружеских отношений между Баварией и Францией, которая, в свою очередь, стремилась вступить в союз с Австрией, чтобы обуздать внешнюю политику Пруссии. Однако Людвиг не думал менять политическое направление, а просто хотел посетить Парижскую всемирную выставку и ознакомиться с французской архитектурой. Рихард Хорниг и граф Хольнштайн сопровождали его в поездке. Король много времени провел на выставке, посетил Версаль, замок Пьерфон и другие достопримечательности, которые произвели на него колоссальное впечатление. Также состоялась неофициальная встреча Людвига с Наполеоном III, который был любезен и всячески оказывал знаки внимания молодому королю Баварии, надеясь завлечь короля на свою сторону. Наполеон III пребывал в иллюзии о возможном возрождении первого Рейнского союза – коалиции Южной и Западной Германии с Францией против Пруссии и Австрии. Император отказывался видеть, что спустя годы после Наполеоновских войн национальным духом была охвачена вся Германия. И если немецкое правительство выступит на стороне Франции против Пруссии, то был риск столкнуться с национальным восстанием в пределах своих границ. Князь Гогенлоэ заявил маркизу де Кадоре, французскому послу в Мюнхене, что в случае франко-прусского конфликта Бавария выступит однозначно на стороне Пруссии. Однако когда Кадоре передал эту информацию Наполеону, то он не оставлял надежду по-прежнему на союз Франции, Южной Германии, Австрии и Италии.

О беседе Наполеона и Людвига кратко передал князь Гогенлоэ, что император предупредил короля, дабы тот не слишком углублялся в отношения с Пруссией.

В следующем месяце императорская чета была проездом в Зальцбурге, чтобы встретиться с австрийским императором Францем Иосифом и его супругой Елизаветой. Наполеон III напрасно надеялся заключить военный союз с Австрией, чтобы в случае необходимости совместно выступить против Пруссии, если нынешняя напряженность приведет к европейскому конфликту. Оглядываясь на проигранную войну с Пруссией, Австрия не стремилась к новым военным столкновениям с ней.

Затем 18 августа Наполеон III и Евгения прибыли в Аугсбург. Король Людвиг отправился туда, чтобы поприветствовать гостей на вокзале. Он был очень галантен по отношению к Евгении, поцеловал ей руку. В ответ она раскраснелась и сердечно поцеловала молодого короля в щеку. Затем все трое сели в поезд и поехали вместе в Мюнхен, где Людвиг познакомил их со своей невестой Софией. Когда французская чета отбыла снова в Зальцбург, Людвиг их сопровождал до Розенхайма.

Содержание бесед Людвига и Наполеона никогда не разглашалось. Из отчета Гогенлоэ, который также беседовал с Наполеоном, можно узнать, что Франция обеспокоена нестабильным положением южногерманских государств. Император интересовался, попытается ли Пруссия расширить Северогерманский союз, и выразил сожаление, что Бавария не смогла создать Южногерманский союз.

Наполеону не удалось перетянуть на свою сторону короля Людвига. Препятствием было еще то, что Наполеон бросал территориальные виды на баварский Пфальц. И если даже Бавария пошла бы на союз с Австрией, то все равно встала бы под протекторат Наполеона. У слабой Австрии не хватило бы сил защитить своих союзников, а Франция за свою защиту потребовала бы территориальную плату в виде Пфальца.

Не питая симпатии к Наполеону, король Людвиг был очень восхищен императрицей Евгенией. 22 августа Людвиг писал своему деду Людвигу I: «С императрицей Евгенией, которую я, к сожалению, не успел увидеть в Париже, так как был вынужден уехать слишком быстро, я уже познакомился и был очень этому рад. Она восхитила меня своей необыкновенной любезностью. Слава богу, кажется, в целом мирные перспективы существуют; может быть, удастся создать разумное положение в Европе без опасающихся бедствий…»

Людвиг начал сомневаться в своих чувствах к Софии, его посещали мысли, что он поторопился. Чем ближе был день свадьбы, тем больше его охватывал ужас и страх. Расплакавшись, он поделился этим с матерью и сказал, что собирается жить с Софией в духовном браке. 1 августа во время исполнения «Тангейзера» Ференц Лист заметил, что Людвиг сидел один в ложе, а София отдельно в герцогской ложе и лишь в перерывах они перекидывались парой фраз.

Внешне король продолжал играть роль жениха и позволял продолжаться подготовке к свадьбе. В Мюнхенской резиденции были готовы апартаменты для будущей королевы, были выпущены серебряные медали с двойным портретом жениха и невесты. Была заказана великолепная свадебная золотая карета за миллион гульденов.

Свадьба изначально планировалась на август, но затем была отложена до 12 октября, на тот день, в который женились отец и дед Людвига. Перенос даты свадьбы королева-мать так пояснила герцогине Людовике в письме от 27 сентября 1867 года: «…Перенос свадьбы из-за любви короля к Софии заставили меня волноваться и сомневаться, тем более его господа усилили мою обеспокоенность. Они сказали, что он предпочел бы жениться через несколько лет и считал себя еще слишком молодым и хотел бы наслаждаться еще своей свободой и что было бы лучше побудить Софию отступить самостоятельно. Она это сделала несколько дней назад и в письменной форме вернула ему слово; однако он не принял его и решил перенести день свадьбы на последние дни ноября, а не 1 декабря (1867), как он хотел изначально».

Родители Софии начали терять терпение, когда и во второй раз дата свадьбы была перенесена. В начале октября герцог Макс послал Людвигу письмо с требованием: либо король назначает точную дату свадьбы в конце ноября, либо пусть разрывает свое предложение о браке с их дочерью.

Людвиг был вне себя. Он воспринял это как высокомерие со стороны герцога Макса, его подданного, который не имеет права так обращаться к суверену и выдвигать ультиматумы. Герцог обращался к Людвигу не как к королю, а как отец, обеспокоенный будущим своей дочери. Король уцепился за этот предлог и написал отцу Софии, что разрывает помолвку. Еще до того, как Людвиг получил письмо от герцога Макса, он поделился с секретарем Дюффлиппом, что намерен разорвать помолвку.

Свою причину Людвиг разъяснил Софии в письме:

«Моя возлюбленная Эльза! Поскольку помолвка, как и день свадьбы, должна была представлена насильно, как тепличное растение, то я считаю это теперь моим святым долгом, так как еще есть время, чтобы сделать несколько известий. Ты всегда была достойна и дорога мне, я испытываю к тебе близкое, верное и искреннее расположение, люблю тебя, как дорогую сестру…

Когда мы писали друг другу много прошлым летом и когда я дал тебе доказательства своей дружбы и доверия, твоя мать надавила на меня принять решение, она верила, что я обманул тебя, ведь она не верила в существование дружбы без „настоящей“ любви. Ты помнишь ответ, который я дал тебе и твоей матери через Гакеля [Карла Теодора].

Когда я узнал, к своей глубокой печали, как это сделало тебя несчастной и что ты должна была уйти и мы больше никогда не сможем увидеться, я был глубоко тронут этим доказательством истинной любви, которую ты мне дала; моя привязанность к тебе росла все глубже так, что я увлекся и просил твоей руки. Если я позволял делать теперь все приготовления к свадьбе, говорил тебе об этом и писал, откладывал ее, и все же не хотел отказываться от нее не для того, чтобы обмануть тебя или, как ты можешь подумать, вернуться назад.

О, нет, я, конечно, не хочу тебя обманывать. …Я твердо верил, что все приведет к удовлетворительному концу. У меня было время проверить себя, посоветоваться с собой и увидеть, что моя верная, искренняя братская любовь к тебе все еще глубоко укоренена в моей душе, но не любовь, которая требуется к объединению в браке. Я должен был тебе это сказать, дорогая Эльза; я прошу тебя о продолжении дружбы; если ты вернешь мне свое слово и мы расстанемся, то я прошу тебя, сделаем это без обиды и горечи…

Если ты никого не найдешь за год, с кем станешь счастливее, чем со мной, и если это также случится со мной, что я не считаю совершенно невозможным, тогда мы можем объединиться навсегда, при условии, что у тебя есть к этому желание; но сейчас лучше расстаться и не связывать себя обещанием на будущее».

Герцогская семья была возмущена. Императрица Елизавета не поняла поступка короля, и ей понадобилось немало времени, чтобы простить Людвига. Упреки сыпались на короля со всех сторон. Лишь только дедушка Людвиг I поздравил внука с окончанием помолвки.

После разрыва помолвки Людвиг записал в своем дневнике: «С Софией закончено, мрачная картина развеялась, я жажду свободы после пробуждения от мучительного кошмара».

19 октября Людвиг сообщал в письме к Вагнеру: «Теперь все снова хорошо! Я оправился после опасной для жизни болезни и чувствую себя радостно, как и прежде, я говорю своему другу: траурный флис, который висел надо мной в последнее время, разорван и… боль прошла. …Я еще добавлю, что стал бы несчастным с Софией, что она не та, которая предназначена мне свыше, она не „жена, что Богом мне дана“ (цитата из Лоэнгрина), что она понимает мою суть только поверхностно, у нее нет той глубины, которую я желаю видеть у своей будущей супруги, но в тот момент ее обаяние, ее грация ослепили меня; все же я благодарен Богу, я скоро одумался…»

Что же могло так повлиять на постепенное отдаление Людвига от Софии и в конце на разрыв помолвки? Одной из причин была неготовность самого Людвига связывать себя брачными узами, он не желал расставаться со своей свободой. Спустя много лет Людвиг признался, показывая своему другу Антону Хиршбергу апартаменты, которые предназначались для Софии, «что он никогда бы не смог вступить в новую и супружескую жизнь; это было несовместимо с его образом жизни».

Вторая причина – это крушение его идеала, реальная София не соответствовала тому образу, который жил в его воображении, она оказалась не той женщиной, с которой он хотел бы связать свою жизнь, и он понял, что любит ее только как сестру. Мысль о браке с Софией была настолько ненавистна королю, что в своем эмоциональном порыве он высказал в письме к Козиме фон Бюлов 30 ноября 1867 года: «Я радостен и счастлив, чем когда-либо раньше, вчера, 29 ноября, я праздновал в своем сердце праздник воскресения, потому что не произошло страшного, бракосочетания с нелюбимым существом; я бы никогда не допустил этого, если бы не было возможности расторгнуть нашу помолвку по взаимному согласию, я был бы полон решимости покончить с собой, приняв синильную кислоту, как я счастлив теперь, что это не было необходимо». Вряд ли Людвиг действительно думал о самоубийстве, но одна лишь мысль о будущей семейной жизни с Софией подымала в нем бурю сиюминутных отрицательных эмоций.

Еще во время помолвки с Людвигом у Софии завязался роман с Эдгаром Ханфштенглем (1842–1910), сыном придворного фотографа Франца Ханфштенгля (1804–1877) и Франциски Ханфштенгль-Вегмайер. Эдгар в то время был 25-летним привлекательным, жизнерадостным молодым человеком, получил торговое образование в Лондоне и Штеттине, затем работал в Азии в чайной компании «Кларк». В 1867 году Эдгар вернулся в Мюнхен и помогал отцу по работе в фотоателье, которое обслуживало членов королевского двора и состоятельных горожан. Через полгода Эдгар стал его владельцем и развил в художественное издательство.