Текст книги "Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы"

Глава 3. Встреча цивилизаций и полёты перед доской

Только взявшись за дверную ручку, я вспомнила, что сегодня был Хэллоувин. От этой мысли мне даже полегчало. Наверняка, то, что раздавалось за стенами кабинета истории, было какой-нибудь Хэллоувинской штучкой. И я смело вошла в класс.

Не знаю, как я выглядела, увидев тех, кого мне предстояло обучать Новейшей Истории.

Догадываюсь, что не очень радостно. Более того, вполне возможно, они приняли меня за одного из «своих». Из тех, кто не совсем здесь и не совсем в себе.

Половина класса разговаривала на очень странном, никогда мной не слыханном языке.

Язык звучал примитивно и смешно. Я сразу вспомнила нашу известную комедию:

– Кин —дза-дза..

– Куу…

На меня смотрели (нет, это сильно сказано), поглядывали через прорези амуниции Штурмовики. Пара Имперских гвардейцев вращала глазами, скрытыми за прицельными монокулярными визорами. Из-под тяжёлой светящейся короны меня старался уничтожить своенравный взгляд принцессы Падме. Её величество Лея пыталась заморозить непрошеную пришелицу властными «световыми» брызгами из-под слишком большой, нелепо сидящей на её маленькой головке, диадемы.

Дарт Вейдер злобно косился в мою сторону, приподняв капюшон грязно-коричневого балахона. И только Люк Скайуотер не смотрел на меня вообще. Я его внимания не заслуживала. Я поискала мудрого Бена Кеноби, но он отсутствовал. Может, ушёл, забрав остатки ума у непокорных, своенравных повстанцев и не желающего взрослеть ученика.

– Добро пожаловать в новый эпизод Звёздных Войн местного образца – поняла я.

Остальные шесть человек выглядели вполне по-человечески, но все до одного разговаривали на непонятных, каких-то экзотических языках. И ни один не прервал милую беседу с товарищем или подругой при моём появлении.

На раздумья у меня были секунды.

– Хотите поиграть, ребятишки? – недобро подумала я. – Сейчас поиграем! Тоже мне, нашли, чем удивить и заморозить! Другая цивилизация у них, видите ли! Они такие особые, что на всех языках, кроме английского разговаривают! Ну, подождите, будет вам и межгалактическая битва, и радостная встреча с новой планетарной системой. Здесь один человек, который, действительно, выходец из другой цивилизации. И это точно не вы!

Я начала урок. Внутри меня лёгким облачком порхала детская радость: ведь заговорила я на родном, богатом и гибком, русском языке, не забывая вставлять эмоциональные пассажи на итальянском и приперчивая свой монолог звучными испанскими фразами.

Каждое новое слово, произнесённое на русском, наполняло меня весёлой уверенностью в себе. Представившись и нимало не заботясь о том, поняли они что-нибудь или нет, я подошла к карте мира и классной доске.

Написав цифру 1945 год, а под ней три даты: 8мая, 9 мая и 2 сентября, я приступила к рассказу о разгроме Германии, окончанию Великой Отечественной и Второй мировой войн. Неожиданно вспомнив школу Станиславского и уроки актёрского мастерства, на которые нас «загоняли» преподаватели Лингвистического университета, я лихо разыграла историческую драму « Гитлер капут, мы победили, фашизм не пройдёт».

Когда я дошла до самоубийства фюрера, над моей губой появились гаденькие усики, нарисованные чёрным маркером, а затем я лихо плюнула на ладошку и размазала по лбу косую чёлку. Я вошла в образ так глубоко, что когда свалилась в агонии на журнальный столик, у меня не было желания с него подниматься: такого персонажа хотелось упокоить навсегда!

Я бегала перед картой, изображая самолёты всех видов: разведчики, бомбардировщики и даже штурмовики. Я надувала щёки и безобразно свистела, изображая бомбардировку Хиросимы и Нагасаки американскими лётчиками, вышагивала на Параде Победы в Москве и выступала с обвинительной речью на Нюрнбергском процессе. Возможность говорить на родном языке меня так окрылила и смягчила душу, что я старалась с каждой фразой употреблять всё больше международных слов, понятных каждому. И проговаривать их мед-лен-но и внят-но.

«Сражение» заменялось на «баталию», «самолёт» на «аэрокрафт», «захватили» звучало как « арестовали», а «остановить наступление» превращалось в его «блокировку» и далее «по списку». Я даже пару раз упомянула имя Джорджа Лукаса, режиссёра «Звёздных войн». Он просмотрел много документальных фильмов о войне и, особенно, о лётчиках, прежде чем написал многие батальные эпизоды.

Наконец, я выдохнула остатки задора и замолчала.

Доброе учительское сердце нашёптывала мне вопрос, который следовало задать. Шептало оно на английском:

– Any questions? Вопросы есть?

Но строгий преподаватель внутри меня говорил:

– Не поддавайся! Ни одного слова по-английски! Они начали эту игру в молчанку, они и должны её прервать. Иначе ты проиграешь. Кто здесь учитель, в конце концов?!

Тогда я подошла к доске и нарисовала несколько вопросительных знаков, тараща и вертя глазами во всех направлениях. Мне казалось, что таким макаром я подсказываю им, что делать.

Было тихо. Не разговаривал никто. Даже капризная и своевольная Лея сидела как пай девочка, сняв нелепую диадему и подперев нежную пухлую щёчку рукой. Её необычно глубокого песочного цвета волосы заиграли всеми красками золотых Балтийских дюн. Я поняла, кто здесь дочка миссис Вии.

Вопрос пришёл, откуда я не ожидала. Самый тихий, смуглый мальчик подмигнул мне бархатным шоколадным глазом и сказал на мягком, с азиатским акцентом, английском:

– А нам кого спрашивать? Вас или Гитлера? Вы же до сих пор с усами и приклеенной чёлкой.

Я застыла в ступоре. На секундочку. Ну, может, две. А потом все мы взорвались хохотом. Мы смеялись так хорошо, так дружно и безобидно, что вся классная комната потеплела и очеловечилась. Нет, чуда не случилось. Костюмы никто не снял. Но недобрая атмосфера таяла на глазах. Правильно сказал, по-моему, Будда: « Там ужаса нет, где есть смех».

Пока я стирала усы и расклеивала чёлку, в классе поднялись сразу две руки.

Первая принадлежала девушке с первой парты. Я сразу выделила её среди всех учеников. На неправдоподобно красивом чёрном лице жили своей жизнью блестящие, полные дерзкой непокорности, мудрые глаза много повидавшего человека. От одного взгляда её карих, с тигриной желтизной глаз, мне становилось неловко. Как будто она знала и понимала больше меня.

– А у Вас дети есть? – с вызовом спросила девушка.

– Двое, – коротко ответила я.

– А у меня пять – отрубила она и подняла опять руку.

– Да, ещё вопрос?

– А настоящую войну Вы вблизи видели? От смерти спасались?

– Нет.

– А я от неё, от войны, убегала. И убежала. А от горя и предательства – не смогла.

Я заметила шок на лицах «звёздных принцесс», и поняла, что ученики этого класса ничего друг о друге не знают. Или почти ничего.

– А из какой страны ты от войны убегала? – это подал некрепкий голос сам Люк Скайуотер.

– Из Южного Судана.

– Вы знаете – я попыталась вступить в разговор. – Мы Вам будем очень благодарны, если на одном из уроков Вы нам расскажете свою историю. Ведь эти толстые учебники (я показала на тома Новейшей Истории в шкафу) не могут говорить человеческими голосами. И страдать они не могут. И горе отдельного человека им передать не под силу. Так что самая драматичная и важная часть истории будет звучать вашими голосами. Договорились?

Все тихо и разом закивали головой.

Поднялся черноглазый, шустрый на вид, подросток, сидевший рядом с похожей на него девочкой.

– А когда мы будем смотреть кино?

– Какое кино?

– Ну… По истории. Мы на уроках истории всё время кино смотрим.

– И какие же фильмы вам запомнились?

Мальчик молчал. Несмело, срывающимся голосом, ответила его соседка:

– Спасти рядового Райена.

– А ещё?

– Звёздные войны. В этом классе мы всё время только их и смотрим.

– Это интересно! И кто же мне расскажет в 3—5 предложениях сюжет и основную идею этих фильмов? Я их не видела.

– Почему?! Да такого быть не может!!!

– Скучно. Для детей. А спецэффекты меня в сон вгоняют. Я их называю словами Шекспира: «Много шума из ничего». У него такая комедия есть.

Но идея и тема фильма интересные. Я сценарий читала. Так кто меня просветит?

Тут заговорили все разом. Громче всех звучал голос императора Палпатина из второго эпизода:

– Это фильм про войны, про умных джедаев, про Мёртвую звезду.

Остальные говорили что-то в подобном духе. Сыпались режущие ухо имена, искусственно придуманные режиссёром слова, упоминались световые мечи и торпедные бомбы. Но ни один не мог сказать, про что фильм и что хотел сказать им всем, своим поклонникам, режиссёр Лукас.

Тогда взяла слово я.

– Как вы думаете, что может заставить человека сесть за стол и начать писать книгу или сценарий? Быть часами одному, заставлять себя писать в полном одиночестве, когда другие гуляют, веселятся или в бейсбол играют?

– Может, этот человек хочет много денег заработать? – спросил один из «штурмовиков».

– Верно. Это одна из причин. Но на бирже или в строительном бизнесе денег заработать куда легче. А люди зачастую бросают самые прибыльный бизнес или работу и начинают писать. Почему?

– Может, они прославиться хотят? Брокеров много, их в лицо никто не знает. А фамилию Лукас сейчас знает весь мир.

– И это – сущая правда. А сколько других известных фамилий писателей или режиссёров вам приходят на ум, кроме Лукаса? Ведь их – тысячи.

Все молчали.

– А почему именно его кино-эпопея вас так «на крючок» поймала?

– Потому что она о подростках.

– В ней много приключений.

– Там интересно говорится про тёмные силы и светлые силы.

– Этот фильм о том, как стать Героем.

– Вы все правы. Идея Лукаса состояла в том, чтобы показать «правильный» жизненный путь юноши-подростка: его духовный рост, возмужание и превращение в Героя. Многие думают, что это ему удалось. В конце фильма все понимают, что без «подключения» к межгалактическому энергетическому полю силу обрести невозможно.

– А как к нему подключиться? Как наполниться силой энергии? – это серьёзно, без

иронии, спросил Люк Скайуокер.

– Учиться. Набираться опыта, делая что-то конкретное, стоящее. Не бояться приключений и всего нового. И никогда не подчиняться слепо приказам, инструкциям, не обдумав их критически.

– Вот это да! Даже в своих наставниках сомневаться?

– Даже в школьных инструкциях?

– Конечно! В фильме есть герой, который был настолько верен своему наставнику, что выполнял все его приказы и директивы с точностью до буквы. И что с ним стало? Я говорю о Дарт Моле с планеты Иридония. Или возьмите штурмовиков: абсолютно в любой ситуации они верны империи. Послушно бегают по Звезде Смерти там и туда, куда им начальник прикажет. А результат? Ни одного сражения выиграть не могут.

А фашистские армии? Я говорю о реальных фашистах. Нацистские солдаты и офицеры были образцом бездумного подчинения и слепого преданного служения фюреру. И чем всё закончилось? Не зря ваш любимый режиссёр воплотил самые отвратительные, бесчеловечные черты Гитлера в образах Палпатина и Дарта Мола.

Так что Джорж Лукас взялся за перо потому, что очень хотел поделиться со всеми вами своими мыслями, мечтами, идеями. Кстати, Лукас очень любит читать. У него есть несколько самых любимых книг.

– А какие книги любит читать Лукас? – спросил « Дарт Вейдер»

– Айзека Айзимова «Основание», Фрэнка Герберта «Дюна», Эдгара Райза Барроуза (все его книги), Э. Э. Смита «Линзмен». И многие другие. Ещё Лукасу нравятся японские истории и сказки о самураях. А японский режиссёр Акиро Куросава – это его кумир.

Между тем, шустрый черноглазый мальчик упрямо повторил вопрос:

– А кино мы когда смотреть будем?

– А мы не будем смотреть кино. Мы будем по-другому изучать историю, – очень твёрдо ответила я. К моему облегчению, никто не возразил.

Время урока вышло. Мы попрощались. И только выходя из кабинета, один из ребят выкрикнул:

– А Вы на русском языке бегали перед доской?

Из-за того, что он ошибся, вопрос получился вполне из разряда «Школьных приколов». Всех опять обуял смех. А я ответила:

– К Италии на итальянском подлетала.

И мы расстались.

Глава 4. Русская подводная лодка, призраки в яме и весёлая ночь в больнице

Домой я добиралась долго. К вечеру пошёл дождь, и движение на дорогах встало так, как у нас в России оно может встать только в сильнейший снегопад.

Так как это был вечер Дня Нечистой Силы, то и дождик включился в праздничные розыгрыши. Он то серел и темнел, заливаясь ехидными всхлипами, то впадал в ярость и так барабанил по крыше машины, как будто умолял впустить его внутрь. Но через минуту уставал, затихал и начинал подыгрывать серебристыми капельками весёлым лучам заходящего солнца. И всё вокруг вмиг становилось цветастым, свежим и радостным.

Перед тем, как лечь спать, я всегда слушала радио. Для языковой практики я, естественно, выбирала разговорные станции. Так я сделала и в этот раз.

Я перекусила, прочитала, как делала каждый вечер, двадцать восемь страниц американского блогера Джонсона про Россию (про его «письма» я напишу позже), и блаженно вытянулась на своей узкой американской кровати. У американцев, вообще-то, кровати и матрасы (многие спят на них, не тратясь на «кроватную» роскошь) широченные. Очень большие. Как они сами говорят: « Мы большая страна, и у нас всё большое: машины, дороги, кровати и женщины». Я же, не без труда, умудрилась купить себе узкую. С одной стороны, это никак не влияло на размер моей родной страны. С другой, лёжа на узкой коечке, я лучше ощущала «широту» своего русского мышления и очень скромный размер моего кармана.

Я потянулась, прикрыла глаза и нажала кнопку приёмника.

– Тревога!!! Уровень пятый! Перископ российской подводной лодки только что показался в заливе Нью Йорка!!! Атомная атака может начаться в любую минуту!!!

Меня встряхнуло и передёрнуло. В следующую секунду я вскочила.

– Повторяем! У вас осталось несколько минут до возможной атомной атаки с борта Российской подводной лодки! Торопитесь!!! Покидайте дома и немедленно включите телевизоры!

В панике, я покрутила настройку приёмника. Если начинается война, то ведь все станции должны прервать передачи и оповещать граждан.

Первая же радиостанция обдала меня вкрадчивым тёплым голосом Фрэнка Синатры. «It’s my way..» уверенно выводил любимец женщин, оповещая всех о том, что у него «Свой путь». О войне и пути в бомбоубежище Синатра не заикнулся.

Следующий голос оказался женским. Тоненько и смущённо дамочка щебетала о своём, о женском: как угождать мужу, что одевать, если он пригласит тебя в ресторан, и т. д. и т. п. Я крутанула ручку назад:

– До атаки осталось, возможно, пара минут! Но они у вас ещё есть! Вы ещё можете купить «Набор для чрезвычайных ситуаций». С нашим набором вам не страшна даже атомная атака с Российской подводной лодки. Скидки действуют для тех, кто позвонит в телестудию «Магазина на диване» прямо сейчас. В набор включены 10 батареек, упаковка….

Я рухнула на пол. Меня трясло от злости. Гнев начал «активировать» мой мозг, и я включила «критическое мышление» на полную катушку. Лихорадочно дыша, я набрала номер телефона, который как в нирване повторял ведущий: позвони мне, позвони… набери 6359…

– Здрааавствуйте… – приторно пропела я в трубку. – А набор для психически больных и нестабильных у вас есть? Ну, для тех, кто в такой ситуации ничего не соображает и буйствует?

– Одну минутку, мэм, – радостно заворковал продавец. – Вот, уже нашли!

– А два?

– Конечно, мэм, и два найдём.

– Слушай, мужик, съешь их оба разом! Один тебе не поможет! А я сейчас позвоню в Российское посольство, рекламку вашу им передам.

Я повесила трубку. Мужик из рекламной кампании взял, видимо, перерыв на приём лекарства. Крики прекратились, полилась джазовая композиция Дюка Эллингтона.

Но не зря же говорят: не поминай лиха. Моё «лихо» тут же достало меня звонком… откуда бы вы думали? Правильно! Из Клиники Психического здоровья (или нездоровья, я никак в их названиях не могла разобраться).

– Это миссис Ти? – вежливо и устало спросил мужской голос. Убедившись, что попал по нужному номеру, мужчина представился:

– Меня зовут доктор Хат. Я звоню из клиники Коррекции Психического Здоровья.

Я в очередной раз почувствовала, что стала оседать на пол.

– Чем я могу Вам помочь? – спросила я доктора, тут же осознав, как глупо прозвучал мой вопрос. Я покраснела и, почти не дыша, крепче сжала трубку.

– Очень даже можете, мы надеемся. К нам тут полиция доставила двух ваших учащихся. Из двенадцатого класса школы «Розового Заката». Они утверждают… скорее, бормочут, что Вы, миссис Ти, их классный руководитель. Наставник, так сказать.

– Допустим. Но у них есть родители. Мне кажется, что Вам лучше связаться с ними.

– В том то и дело, что они умоляют не звонить родителям. Как недавний студент, я их понимаю. Вы знаете, я интерн, отрабатываю свои два года до лицензирования.

Вы своих студентов всё-таки знаете. Поможете разобраться. Мы в сомнении: надо их госпитализировать или можно отпустить домой.

– А Ламентию Суавес тоже к вам поместили? – выпалила я, пока юный доктор не вспомнил о врачебной тайне.

– Да! Ох, да ведь я не должен был говорить.

– Всё нормально. Я не из Америки, умею молчать и быть благодарной. Я подъеду. Буду через полчаса.

Мелкий дождь погрузил городок Эскондидо и скоростную «дорогу безумцев» I-15 в унылое облако мороси. Знаменитая трасса Ай 15 вела прямиком в Лас Вегас, без остановок, и славилась безумными водителями. Направляясь в пятничный вечер в игорное королевство, люди горели шальным желанием выиграть безумно много денег. И машины они вели соответственно: 150—180 километров в час было обычной скоростью, с которой водители нагло обгоняли патрульные машины и успешно скрывались от полиции. По словам знакомого полицейского, на этой трассе движением командовали Призрак Удачи на пути в игорный рай (или ад) и Бес Отчаяния по дороге домой.

Так что я не стала искушать судьбу и решила добираться до больницы по «старушке» 101. Я полюбила эту дорогу с первых дней своего вождения: машин в три раза меньше, полоумных водителей, спешащих на небеса без направления доктора, почти нет, а сама дорога окружена приятными зелёными холмами и разноцветными, сельского вида, домиками. Один участок дороги прилегал почти вплотную к кряжистым, загоревшим до красной пузырчатой шкурки, горам. В этот раз я замедлила скорость, огибая высокую, выжженную до последней травинки гору, которая мне всегда нравилась. Она изящно, но сильно, тянула вверх свои четыре руки – отрога, раскрыв их ладонями к небу как в вечной молитве. Но в этот раз что-то на правой «ладошке» зацепило мой взгляд.

– О, господи, да это же цветок! – выдохнула я. Цветок победно тянулся вверх, как большой палец руки, крича на всю округу: « Вот здорово! Я расцвёл! Я победил!».

Я остановила машину, заметив, что ко мне присоединились ещё несколько человек, проезжавших мимо. Мы все улыбались, вглядываясь в яркие оранжевые лепестки. Цветок, ни грамма не смущаясь, храбро играл с ветром, быстро и хитро отворачиваясь от его дождливых вздохов и пряча гордую головку за крепким стеблем. Вскоре даже дождик сдался, и ленивыми косыми скачками уполз за гору, оставив цветок царствовать на четырёхглавой башне коричнево-красного каменного «замка».

– Это волшебный аленький цветочек? – услышала я мягкий детский голос позади себя.

– Да, милая. Это он и есть, – ответил уверенный мужской бас.

– А он чудеса может делать?

– Без сомнения. Если он каким-то чудом вырос из огромного камня и так крепко за него уцепился, что никакой бурей его оттуда не прогонишь, – значит, это по-настоящему волшебный цветок. Загадывай желание. Смотри на цветок с любовью. Пожелай ему долгой жизни и много деточек, таких же красивых и храбрых – и все твои мечты сбудутся.

– А ещё я хочу попросить его научить меня быть такой же смелой и сильной.

– Закрой глаза, моя милая, и попроси его об этом. И у тебя всё получится.

Слушая этот разговор ребёнка с папой, я впала в полное детство сама. Я тоже загадала желание. Я послушно закрыла глаза и тихо умоляла цветочек дать мне мужества, гибкости ума и терпения. Ведь меня ждала не самая весёлая больница и совсем невесёлые проблемы.

Однако, жизнь щедра на добрые сюрпризы, когда на них и не надеешься.

Улыбаясь, я добралась до Центра Психического Нездоровья (нет, всё-таки пусть будет Здоровья) и припарковала машину на почти пустой стоянке.

Попасть в Америке к доктору – дело непростое. Например, ваши почки возжелали показать себя Урологу. Не тут – то было! Сначала надо записаться по телефону к Врачу Общей Практики. К тому самому, который на четверть Терапевт, на четвертинку Ухо-Горло-Нос, на треть Травматолог и на остальную пятую часть всё вместе: уролог, гинеколог, кардиолог и…

Потом надо подождать 4—8 недель, пока он/она Вас примет (если, конечно, к этому времени почки сами не отвалятся). Затем, прорвавшись сквозь «заградительный отряд» медсестёр, Вы попадаете в заветную комнатку, где спокойно и радостно ждёте врача. Того, который не конкретный врач, а в общем-то врач, или «врач, общий для всех». У врача на Вас 4—6 минут. За это время от Вас требуется только одно: убедить его дать направление к специалисту. Это удаётся не всегда. Доктор сопротивляется, говорит, что выглядите Вы хорошо, на больного не очень похожи, и предлагает сдать сначала много анализов, а там посмотрим. Лично меня так «мурыжила» доктор Шеридан. Где-то пару лет назад. Целых три месяца. Анализы терялись два раза, и я уже отчаялась попасть к специалисту, пока вдруг мне не стало совсем плохо. Теперь уже все заговорили об операции. Но назначить её на конкретный день никак не могли: то ли не хотели, то ли не могли, то ли не считали нужным. Между тем, мне предстояла поездка в Латинскую Америку. Через Панамский Канал, на океанском лайнере. Поездка была уже оплачена. Как-то вечером меня навестила подруга американка. Элла из Техаса. Строгая учительница английского или « дама с пистолетом», как я её называла. При ней всегда было оружие. Вот и в этот раз, усевшись в кресле со своим увесистым, совсем не дамским, пистолетом на коленях, она властно меня спросила:

– И долго ты так будешь валяться? – У тебя вторую неделю температура под сорок. И кровоизлияние в левом глазу.

– Правда?!! – в ужасе переспросила я и уставилась в поданное мне зеркальце. Лицо испугать могло кого угодно (но только не американских медиков). Под глазами висели лиловые мешки, левый глаз по-вампирски сверкал зрачком сквозь кровавую плёнку. Правое верхнее веко устало до того, что решило прикорнуть и сползло чуть-чуть вниз, остановленное пока ещё крепкими ресницами.

– Но что я могу поделать?! Обещали позвонить, когда моя операция будет включена в расписание.

– Детка, ты в Америке, здесь ты сама о себе заботиться должна. У тебя когда поездка в Мексику?

– Через две недели.

– И ты не знаешь, что делать?!!! Давай бумагу. Диктуй все даты, когда ты к врачу обращалась. Дай мне данные о поездке и её стоимость. Лежи и жди.

Она быстро и грамотно написала заявление главному врачу больницы (поликлиник в Америке нет), пригрозив взыскать стоимость поездки в стократном размере, если из-за неоказания мне положенной по страховке медицинской помощи я эту поездку буду вынуждена отменить. Потом заставила меня его подписать. Я не спорила.

Письмо мы доставили врачу в четверг (вести машину сама я физически не могла, а больница была в 110 километрах от моего дома), а на понедельник, то есть через три дня, мне назначили операцию.

В той стране, где я родилась, в Советском Союзе, был лозунг: «Кадры решают всё». В той стране, где я сейчас временно жила и работала, в США, я бы везде вывешивала стикер: «Деньги решают всё». Что вам нравится больше, решайте сами.

Итак, я заглушила двигатель, зачем-то захватила зонтик, (ведь выезжала я в дождь) и, спрятав смятение и неуверенность за властным учительским голосом, потребовала от администратора немедленно пригласить доктора Хат. Замороженная улыбка появилась на бесцветном, без всякого выражения, лице девушки и исчезла. Пошептавшись со своим компьютером, она вяло махнула безвольной рукой куда-то вправо. Я не стала переспрашивать и поспешила в том направлении, куда она показала.

В узком белом коридоре одна дверь была распахнута. В неё я и вошла. Кабинетик оказался меньше, чем я ожидала. Два на три метра, не больше. Тюремный стандарт. Да и внутри было как в камере: какие-то нары, один стул, ни окна, ни картинки на стене, ни даже жизнеутверждающих плакатов типа «Если в пустой комнате ты слышишь голоса, не пугайся: все писатели с этого начинали».

Или, например, что-то типа « Не впадай в психоз сразу. Дождись, когда тебе принесут счёт за оплату больницы!».

Но стены были серыми и унылыми до безобразия.

Вдруг раздались шаги и чей-то голос. И то и другое доносилось из коридора. Я выглянула. Ко мне направлялся клоун. В такой больнице, как эта, клоуном в ночь Хэллоуина мог быть кто угодно: пациент, врач, применяющий творческие методы лечения, волонтёр, пришедший развлечь больных. Тот, который спешил ко мне, походил на живого настоящего клоуна из самого настоящего цирка. На носу красный шарик. На голове рыжий парик. Глаза заводные. Походка с приволакиванием обеих ног, которые путались в непомерно широких и длинных горошковых штанах на одной лямке.

Я, на всякий случай, поздоровалась.

– Оу, оу, привет зрителям! Вас поместили в одиночную камеру? – весело затараторил циркач.

– Похоже на то, – бодро поддержала разговор я.

– И что же Вы натворили?

– Диктору с радио нагрубила.

– Грубить плохо. Надо веселить…

С этими словами он захлопнул мою дверь и двинулся дальше. В один прыжок я оказалась рядом с дверью и стала её трясти, пытаясь открыть. Я нападала на неё сбоку, в фас и с разбегу. Бесполезно. Потом я вспомнила Шурика из «Кавказской пленницы», громко рассмеялась и стала думать. Это же не простая больница. И замки у них непростые:

– К нам – добро пожаловать! А вот наружу – это как доктор решит!

Доктора, между тем, не было. А желание выбраться из этой клетки росло с нездоровой скоростью.

На ум пришло маленькое происшествие, которое случилось со мной на днях. По пути на работу я ежедневно проезжала мимо новостройки. Рабочие возводили целый микрорайон из небольших частных домиков. Я была поражена, как быстро они их строили. Каждые 8—10 дней я насчитывала одним домом больше. Наконец, любопытство стало нестерпимым, и я остановилась рядом с группой рабочих. Я решила спросить, как они умудряются строить так быстро. В чём секрет?

– Ну, во-первых, мы не закладываем фундамент. Дома стоят прямо на земле, – объяснил мне бригадир.

– Во-вторых, мы же возводим их из готовых конструкций. А конструкции эти очень лёгкие, практически из гипсокартона. Собрать из них дом – сущий пустяк.

Тут его позвали, а я решила проверить информацию. Тихонько, стараясь быть незамеченной, я вошла внутрь и выбрала для опыта одну стенку. Размахнувшись левой ногой (для чистоты эксперимента я использовала более слабую ногу), я «вжахнула» подошвой туфли по этой перегородке. Туфля вместе с подошвой исчезли из виду. Они оказались по другую сторону стены, в которой зияла большая дыра. В панике, я нашла выход, рядом с которым не было строителей, махом вылетела из строения, мухой влетела в машину, газанула так рьяно, как мне до этого ни разу не удавалось, и натурально «смылась» с места происшествия.

Я вспомнила всё это, глядя на зонтик. Потом встала со стула, крепко зажала его в руке, предварительно плотно сложив, и со всей силы ткнула им в противоположную от двери стену. Зонтик в моей руке ополовинился в ту же секунду. Вторая его часть оказалась в соседней комнате. Вытащив её назад, я, быстро соображая, спрятала зонт в свою большую учительскую сумку и «вставила» глаз в дырку.

Я не поверила своим глазам. Передо мной был тот же самый клоун. Он, казалось, репетировал сцену «клоун в зоопарке». Он становился на четвереньки, полз к непонятно кому, строил этому «никому» разные страшные и смешные рожи, а потом резко отпрыгивал и залезал на кровать. Там он начинал «отрываться по полной»: танцевал, делал «хип-хоп» и хитрым голосом вопил:

– Вот тебе! Кукиш с маслом, а не моя голова! Вот тебе, волосатый!

Тут, повернувшись на одном прыжке к стене с дыркой, он увидел мой глаз. Клоун подскочил к стене и зашептал:

– Ты чей? – обращался он явно напрямую к глазу.

– Это мой глаз, – зашептала я в ответ.

– А как ты дырку в стене просверлил?

– А у меня волшебный зонт.

– Ты, что ли, фокусник?

– Да… А ещё дрессировщик, в школе…

При слове «дрессировщик» клоун буквально взвыл. Он кинулся к двери и стал звать на помощь. Санитар был в его палате через минуту. Клоун показывал на дырку, долдонил что-то про дрессированного фокусника и закрывал голову ладонями. Санитар успокаивал его, мягко и бережно обняв, а сам вызывал по мобильному доктора.

Скоро меня открыли. На пороге стоял очень худой, с подвижным, но мягким лицом индиец. Кроткие, усталые, с розовыми от бессонницы прожилками глаза, смотрели на меня с укором. Я чувствовала себя вроде как виноватой, а, с другой стороны, вроде как потерпевшей. « Виноватость» я отключила за ненадобностью, включила так любимую американцами «эффективность», и твёрдо спросила:

– У вас всех посетителей так принимают? Или только преподавателей?

– А Вы кто?

– Та, кого Вы просили приехать и помочь Вам.

– Так Вы миссис Ти?

– Ну да…

– А почему Вы в этой комнате для буйных, оказались? И как Вы дырку в стене проделали?

Чем спокойнее и профессиональнее он со мной разговаривал, тем больше меня душил хохот. В этот раз передо мной возникла бесподобная Наталья Крачковская из «Ивана Васильевича…», которая с блаженной улыбкой говорила:

– И тебя полечат. И меня полечат…

Я ничего не могла с этим хохотом поделать. Я присела на «нары» для буйных и зашлась в смехе. Умом я понимала, как это выглядит и что может подумать доктор, но сердце требовало «отдушки», – оно у меня привыкло жить в радости.

Насмеявшись, я уверенным тоном сказала, что к дырке в стене никакого отношения не имею. У них, видите ли, комната для буйных открыта всю ночь, а они ещё дыркам в стенах удивляются.

Но клоун предательски «частил» и тыкал в мою сторону пальцем.

– У неё волшебный зонт. Она фокусник… Она дрессировщик… В клетку её!

Мы с доктором вышли и направились к его кабинету.

– А кто этот клоун? – спросила я. Не всё мне вопросы задавать, я тоже имею право поинтересоваться.

– Это очень хороший и всеми уважаемый человек. Он настоящий клоун. Больше двадцати лет в цирке отработал.

– А что же случилось?

– Да всё самомнение непомерное виновато, – тут доктор Хат так на меня глянул, что я опустила глаза.

– Возомнил себя «клоуном, зверей укрощающих», и решил льва рассмешить.