Текст книги "Муаровая жизнь"

Татьяна Нимас
Муаровая жизнь

© Нимас Т., 2019

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2019

Биография

Нимас Татьяна Николаевна родилась 26 июля 1983 года на юге, в г. Одессе.

C 1990 по 1998 годы обучалась в общеобразовательной школе № 56 г. Одессы. Мечтала стать хирургом, но после окончания девяти классов в сентябре 1998 года, по настоянию родных, поступила в Юридическое училище Одесской национальной академии, которое закончила в 2001 году по специальности «Правоведение». Мечта быть доктором отошла на второй план, уступив место мечте обязательно работать в органах прокуратуры. В этом же году, в сентябре, она поступила на второй курс судебно-прокурорского факультета Одесской национальной юридической академии, где встретила своего будущего супруга, с которым расписалась в 2003 году. В 2005 году с отличием закончила указанное высшее учебное заведение по специальности «Правоведение». Мечта работать в органах прокуратуры также отошла на второй план, ведь на момент защиты магистерской работы старшей дочери, Елизавете, был 1 месяц. В 2009 году появилась вторая дочка, Полина, а в 2016 году – третья, Анастасия. Татьяна полностью посвятила себя семье.

Последние несколько лет супруг Татьяны, Александр, настаивал, чтобы она начала писать. В начале 2018 года она взялась за написание непростого произведения – исторического романа «МУАРОВАЯ ЖИЗНЬ». Автор лишь знала в начале работы, что это будет история о непростой судьбе ребенка. Далее несколько страниц в блокноте, подобно маленькому желудю, превратились в прекрасный могучий дуб – роман со множеством героев, интересных историй и судеб, переплетенных между собой. Интересное и необычное название произведения пришло ей во сне, когда уже были написаны первые главы. Весь роман автор писала в блокнотах, после переносила уже готовое произведение на компьютер. Отмечает тот факт, что в блокнотах практически нет зачеркиваний, эта история просто рождалась в момент написания. Иногда, садясь писать продолжение главы, совсем не знала, что же дальше будет с героями, но история и события, которые происходят и увлекают читателя за собой, не заставляли себя ждать. Они появлялись, как говорится, прямо из-под пера. Реалистичность и подробность описания многих моментов произведения вызывает удивление у читателей: как это возможно, ведь книга повествует о 30-х – 40-х гг. ХХ столетия, когда еще не жила сама писательница. Все, кто прочел исторический роман «Муаровая жизнь», оставляют свои отзывы на страницах в социальных сетях писательницы обязательно с припиской: «Обязательно, с нетерпением, ждем новые Ваши книги». Это заставляет писательницу не останавливаться и подарить миру еще немало интересных произведений.

Интервью

• ТК «Круг», Одесса. Люди нашого міста (Люди нашего города). 12.07.2019

https://youtu.be/38bM0lVEOCA

Ссылки

• www.facebook.com/semianimas – Татьяна Нимас в Facebook

• Instagram.com – NIMASTATYANA

Муаровая жизнь

Память – это то, что бесценно.

Память о людях – это бессмертие.

Память о событиях – это история.

Я хочу подарить Вам бесценно-бессмертную историю, которая повествует о судьбе ребенка, жившего в самые тяжелые времена ХХ столетия. Читая эту книгу, Вы прочувствуете на себе все переживания героев, окунетесь в их мир, посетите разные города и страны, пройдете улочками старой Одессы, заглянете в ее знаменитые дворы. Вместе с героями произведения Вы будете плакать и смеяться, любить и ненавидеть, ведь это произведение полно юмора, любви и трагедий. Пройдя испытания судьбы вместе с главным героем, поймете, что в жизни самое главное.

Молодое поколение, живя беззаботно и практически всё имея, забывает или вообще не знает о том, через что пришлось пройти людям в ХХ веке, чтобы все мы так безоблачно жили в ХХI.

Они молоды, красивы, умны, быстро разбираются во всем, пользуясь технологиями нового тысячелетия, многое знают и умеют, но, смотря на них со стороны, возникает опасение, что они станут бездушными роботами. Их жизнь – это лайки в соцсетях, забота лишь о количестве просмотров того или иного опубликованного видео. Они просто забывают быть людьми, теряют способность любить и ненавидеть, сочувствуют лишь плохо приготовленной еде в ресторане и, как результат, – ставят антилайк этому заведению и не задумываются совсем о глобальных проблемах человечества. Они стали редко читать художественную литературу, лишь пролистывают ленту известных социальных сетей.

Создав историю главного героя, я хочу, чтобы молодые поколения понимали, что все в этом мире переменчиво: зеленые луга, голубое небо, красивые виды может затянуть чернота и повергнуть все во мрак, и, чтобы этого не случилось, нужно помнить события истории.

Глава 1
Избавься!

Пусть тебе приснится город Черноморье,

Тихий берег моря, ласковый прибой,

Ближние и Дальние Мельницы Одессы

И неповторимый шумный наш Привоз.

Помню я себя в возрасте, наверное, лет полутора. Наклоняются надо мной сразу несколько приятных женских лиц и что-то нежными голосами говорят. Слова какие – неважно, но голоса у них добрые и ласковые. Женских лиц над моей кроваткой было много, потому что воспитывала меня вся студенческая большая семья, весь курс. Но одно лицо я любил больше всех, оно чаще всего появлялось над моей кроваткой и потом еще очень долгие годы всплывало воспоминанием в моей детской памяти. Мама. Как же мы недолго были с ней! Она для меня особенная, как, впрочем, все матери для своих детей. О том, как сложилась ее жизнь до моего появления, я узнал уже намного позже, и что именно ее упорству по жизни я должен быть благодарен своим появлением на свет.

Более десяти лет все высшие заведения были закрыты по всей стране. Одесса – первая из многих городов распахнула двери институтов для молодых людей, жаждущих знаний.

В далеком довоенном 1928 году Анастасия мечтала стать учителем. Поступив в Одесский институт народного образования, она начала свой путь обучения. Но незадолго до поступления по дороге из своего родного города она встретила его, того самого единственного, которому она отдала всю себя.

Терентий – его имя, необычное и красивое, было музыкой для ее ушей. Произносила его, и внутри, где-то там, внизу живота, тысячи иголочек слегка покалывали. Она всегда смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами, полными любви. Он же всегда был сдержан в чувствах. Ей так нравилась эта его сдержанность. К ней всегда проявляли интерес мужчины, но она никогда не встречала таких, как он. Молодые люди, обычно подходя к Анастасии, говорили комплименты, спрашивали о банальных вещах, чтобы завести разговор. Терентий же всегда был немногословен, он редко показывал свои чувства.

При первой их встрече, обводя взглядом пассажиров, она не смогла отвести его от красивого мужчины, вошедшего в вагон, не могла заставить себя посмотреть в другую сторону. «Это ли не любовь?» – промелькнуло тогда в ее голове. Молодой человек, заметив на себе взгляд хорошенькой молодой девушки, не подошел к ней. Так сделали бы практически все мужчины, но не он. Анастасия спешно начала поправлять выбившийся локон из прически, думая, что причина в нем, ее лицо залилось краской. Прикусив губу, она потупила взгляд, начав рассматривать свои туфельки. А в голове при этом множество мыслей, и все, связанные с этим молодым человеком. Раньше так себя она никогда не чувствовала.

Разговор получился как-то сам собой. Оказалось, что он также ехал в Одессу поступать в знаменитое Одесское высшее артиллерийское командное училище. С разных городов страны молодые люди стремились в него поступить и встать на защиту Родины. Узнав это, Настя начала представлять его в форме и снова поймала себя на мысли, что такого раньше никогда не было. И снова, засмущавшись, рассматривала свои туфельки.

Зайдя в вагон, Терентий увидел девушку, которая ему понравилась. Но подойти познакомиться было не в его правилах. Он прошел на свое место, которое оказалось неподалеку от незнакомки. В пути пожилая женщина попросила пересесть, и вот он уже сидит напротив нее, и они ведут непринужденный разговор. Отметил, что с ней ему интересно. Проговорили всю дорогу, чего раньше за собой не замечал. Посмотрел снова на нее, слегка наклонив голову набок и улыбнувшись. Она спешно начала поправлять складки на юбке, потом волосы, потом начала рассматривать туфельки.

Терентий был польщен вниманием столь красивой девушки. Что-то его привлекло в ее взгляде и голосе. Немногословная, без ужимок, не хихикает постоянно, как многие в общении с ним. «Хорошая будущая жена, лишнего не спросит, покорная на вид и красивая, вдвоем мы неплохо будем смотреться», – промелькнуло у него в голове. На вопрос девушки о причине поступления именно в военное училище промолчал. Дело в том, что поступал всего лишь для получения формы, считая, что в ней будет выглядеть еще лучше. Он вообще подолгу любил смотреться в зеркало на свою прекрасно атлетически сложенную фигуру. Высокий рост, широкие плечи, густые темные волосы, всегда уложены на бок с четким пробором; не хватало лишь военной формы. В глазах все время поблескивали искорки, он как будто смотрел с хитрым прищуром и улыбался на одну сторону лишь уголками губ. Именно поэтому равнодушных девушек не было, ему это льстило, но порядком поднадоело.

Расставаясь на перроне, они договорились обязательно снова встретиться в городе. В конце лета Одесса прекрасна. Бархатный сезон – это пора любви, а живя в Одессе, где прогулки у моря наполняют твою душу счастьем, невозможно не влюбиться. Их встречи проходили в скверах и парках и, конечно же, у моря. Они были влюблены и в октябре поженились. Быстрая роспись, скромное бракосочетание, лишь подписи на документах – и началась их совместная семейная жизнь. Жили порознь: она в своем общежитии, он – в казарме военного училища. Увольнительные ему как курсанту первого года обучения давали нечасто, но он быстро разобрался, как убегать в самоволку, как подкупать дневального. Их встречи были недолгими, но яркими. Анастасия и ее однокурсницы по ночам работали на табачной, кондитерской или обувной фабриках. В дни, когда ему удавалось убежать в самоволку, а у нее был выходной, гуляли по ночному городу или у моря.

Он был прекрасен в своей форме, статен и высок, военная выправка; казалось, она влюбляется все больше. Но в вечернее время прогуливаться с человеком в форме под ручку, где в петлицах на темном фоне красовались золотистые курсантские знаки отличия, было опасно. Поэтому Терентий обязательно переодевался в гражданское, а на Привозе приобрел липовый студенческий билет Сельскохозяйственного института.

Но радость их совместной жизни огорчилась новостью, которая должна была ее только укрепить.

– Избавься от него!

Такого Настя не ожидала услышать.

– Как это избавиться? Я не могу, – голос дрожал. Взяв перед этим его за руки, она их отпустила. Голос ее, всегда мягкий и нежный, даже в эти минуты не перешел на крик. Не верила она в то, что человек, стоящий перед ней, настолько красивый снаружи, может это произнести, человек, которого она считала до этого момента идеалом, за которого вышла замуж. Неужели он ее совсем не знает? Ведь если бы понимал ее внутренний мир, он никогда бы так не сказал. Она выбрала профессию, связанную с детьми, с преподаванием, разве она может причинить вред своему неродившемуся ребенку. Она пыталась заглянуть в его глаза. Но они были холодны и пусты. Неужели они всегда были такие, и она просто этого не замечала? Ее голубые глаза небесного цвета наполнялись слезами. Он лишь повторил:

– Я сказал тебе, избавься! Вам, женщинам, виднее, как это делается.

Про таких, как она, говорят – доброй души человек, но и внешне она была красива. Голубые, бездонные, всегда искрящиеся любовью и радостью глаза; светло-русые волосы, наследие польских корней, чаще всего сплетенные в тугую длинную косу; голос, всегда мягкий и негромкий. Когда говорила, внутри всегда ощущалось тепло. Ее стремление стать учителем оправдывалось, ведь именно такие, как она, должны обучать детей, прививая добро и ласку с детства. Она во всем могла найти добро и никогда не повышала голос, никогда не бранилась. Поэтому, имея ангельскую натуру, она не могла принять то, о чем просил ее он. «Избавься!» – это слово стучало в висках, оно засело в голове, она не понимала его и более не слышала, что он говорит о том, что не время, что это плохо для его будущей офицерской карьеры, что это только все усложнит. В его речи прозвучала и угроза расставания, и уговаривание, что так проще. Но она поняла лишь одно – этот человек любит лишь себя, и, оказывается, он совсем ее не знает.

Проговорив все, что считал нужным, он развернулся и ушел.

Она осталась стоять одна в сквере, в том самом, где он признался ей в любви, в том, где сделал предложение, в том, где, по ее мнению, он должен был подхватить ее на руки и закружить, узнав, что станет отцом. Стоял солнечный теплый июньский день. Сквер был наполнен прогуливающимися молодыми парами. Вечером здесь будет играть оркестр и будут танцы. Теплый ветер колыхал сочную зеленую листву на деревьях. Анастасия смотрела быстро уходящему человеку в спину, слезы душили ее. Порыв ветра сорвал с шеи платок, но она будто не заметила этого. Найти позитивное в слове «избавься» она не смогла, как ни старалась, просто решила, что поступит, как должна. Слезы подсохли, глаза снова заиграли огоньком, рука потянулась к животу, она улыбнулась, и мысль предстоящего материнства залечила душевную свежую рану на сердце. Но не знала она, что этот разговор является лишь малой трудностью на этом пути.

Анастасия решила, что я буду жить. Первое препятствие на пути своего появления на свет в лице моего отца я преодолел. Лето пролетело незаметно для нее. Наступила осень. Начался учебный год второго курса. А он ушел тогда, в начале лета, не просто на день или два, он ушел навсегда из ее жизни, и больше она его не видела. Правила в те годы были суровые в отношении студенток. За то, что решилась меня оставить, ей грозило отчисление и автоматически – потеря права проживать в общежитии. Свое положение она скрывала, сколько это было возможно, а я, находясь под ее сердцем, вел себя тихо и не доставлял хлопот. Только рос и креп.

Глава 2
Цербер

Наступила суровая зима. В начале февраля морозы стояли лютые. На проходной женского общежития работала комендантом женщина, которую и женщиной назвать-то было сложно. Вечно недовольная и злая не к месту. Нет-нет – и ввернет словцо, неподобающее, непригодное для ушей девушек-студенток. Вид у нее всегда неопрятный. Впереди красовался непонятно для чего надетый фартук, который давно уже утратил свой светлый оттенок. Из кармана этого фартука вечно торчали огромные ржавые садовые ножницы с большими кольцами. Складывалось ощущение, что она их клала туда для устрашения молоденьких жительниц. Они ее и без этих ножниц боялись, как огня. Старались быстрее прошмыгнуть мимо, не сказав по законам приличия «добрый день» или «добрый вечер». Но только не Анастасия. Она всегда приостанавливалась на проходной, улыбалась плохо пахнущей бабере с вечно спутанными седыми волосами, что напоминали свалявшийся клубок пряжи, и негромко, в своей манере, приятнейшим голосом говорила: «Добрый день!» Ее подруги удивлялись, зачем она это делает, ведь в ответ Марфа Васильевна – так звали монстра, а за глаза Цербер – всегда ответит бранью. А Настя говорила подругам, что добро имеет особенность заражать, как болезнь.

– Вот увидите, и Марфа Васильевна когда-нибудь ответит без злых слов.

– Разве что в каком-то параллельном мире! – смеялись на это подруги.

Пророчество доброты в ту зиму не сбылось. Вечером первого февраля, проходя мимо комендантши после учебы, Анастасия, улыбаясь, произнесла:

– Добрый вечер!

– Какой он к дьяволу добрый, если снег метет и мороз до костей пробирает! – проскрипела из своей каморки комендантша, добавив еще парочку слов ненормативной лексики, характерных для ее формы общения.

В этот момент Насте сделалось нехорошо, а подруг рядом не было. Обычно они ее всегда старались сопровождать, даже дежурство негласное установили между собой и прикрывали ее положение. Сама Настя даже и не задумывалась, как будет дальше, когда я появлюсь на свет. Решили, что тайну будут сохранять все вместе и помогать будут тоже все по очереди: кормить, сидеть с ребенком, стирать. Об этом всегда болтали в своих комнатах общежития, смеясь и фантазируя. Им все казалось просто. Но на деле все оказалось по-другому.

На негромкий вскрик Насти, Марфа Васильевна выплыла, словно огромная каракатица, из своего укрытия – маленькой комнатки у входа с давно немытым окошком и безо всякого участия спросила:

– Чего орешь? Ночь на дворе. Гадина, ты этакая!

Анастасия сразу поняла, что не все в порядке со мной. Живот словно сковало тугим обручем. Она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, боль держала ее в заложниках. Длилось это недолго, но достаточно, чтобы каракатица выползла посмотреть, что произошло.

– Спасибо, ничего страшного. Просто мышь показалась, – оправдывалась Настя.

Но было поздно. Когда опоясывающая боль накатила, Настя и не заметила, как расстегнулось ее тоненькое пальтишко, которое худо-бедно, но все-таки скрывало беременность, так как было на несколько размеров больше. И в этот самый момент Цербер был уже на воле. Марфа Васильевна склонила голову набок, прищурила один глаз, да как заорет:

– Паскуда! Нагуляла! Пошла вон!

Не то чтобы она сильно законность соблюдала, просто нравилось ей чувствовать свое превосходство. Не пускать опоздавших студенток вечером после девяти. И тогда приходилось лезть в окно, будя Зинку, потому что ее кровать находилась прямо под ним. Только в этой комнате первого этажа окно открывалось, и поэтому Зинка привыкла, что ночью могут в окно влезть. Другая бы, наверное, заверещала, но не наша спасительница. Иной раз, если не спит, конспект какой учит, даже поможет влезть. Ведь не женское это дело – в окно карабкаться в юбке. Кавалеров для подруг тоже пускала. Здесь, правда, обязательно заранее предупредить нужно, чтобы халат набросила с вечера.

– Не монастырь же. Мне несложно, – говорила Зинка.

Увидев, что одна из студенток в положении, да еще та, кто, по ее мнению, корчит из себя святую, Марфа аж облизнулась. Это же не просто после девяти постучаться и попроситься пустить. Частенько, если ты не с пустыми руками, клятую охранницу можно было задобрить. Она бранилась и кричала так, что уши вяли. Но, прокричавшись, пускала, унося в свою комнатушку «оплату» за пропуск в неположенное время.

Она перешла на визг. Ее, оказывается, дурачили долгое время. И опять, не то чтобы она сильно обидчивая была, просто ей именно в этот момент захотелось себя главной почувствовать. Корила она себя потом за этот поступок, но не в этот день.

На ее крик из комнат в коридор первого этажа сбежались студентки. Марфа загородила собой проход и кричала, что ни при каких условиях не пустит злостную нарушительницу порядка в общежитие. По правде, Марфа боялась за свое насиженное теплое место работы. При выяснении всех обстоятельств Насте грозило отчисление, а комендантше – увольнение.

– Не намерена я уходить отсюда! Вот Вам! – и она скрутила кукиш, которым водила из стороны в сторону. – Не намерена я терять свое тепленькое место, мне здесь хорошо, и работа не бей лежачего.

Подруги, как могли, успокаивали ее, уговаривали, что никто не узнает, что восемь с лишним месяцев никто не узнал, и сейчас так будет.

– Позвольте ей остаться, мы все подтвердим, что Вы не знали, ну пожалуйста.

Что только не предлагали подруги, всхлипывая. Несли из комнат свои самые дорогие сердцу вещи: платья, платки, туфли, шкатулки, броши – все, что могло оплатить проступок. Они были готовы это все отдать, лишь бы Настю не выгнали. Она для них была ангелом-хранителем, они все ее любили, души в ней не чаяли.

– Не положено! – не уступая и не сдвинувшись с места орала Марфа. – У меня инструкция. Меня из-за Вас судить будут! – и только пуще прежнего себя завела, испугавшись того, что сама проговорила.

Но девочки не уступали. Настя всегда помогала каждой из них в трудную минуту, находила нужные слова утешения, поэтому спокойно не могли смотреть на происходящее. Все знали: если тебе плохо на душе – иди в комнату к Настёне, казалось, она будто бы забирала боль и тоску, общаясь. Вот уже и смех, а не слезы доносятся из комнаты. Ее вера в добро, действительно, поддерживала всех обитательниц студенческого общежития в столь тяжелые и сложные времена начала ХХ века. Для всех она была лучиком в темном ненастном небе, ярким и теплым. Но не для Марфы Васильевны, для которой страх перед увольнением оказался сильнее. Она не позволила ей даже пройти в свою комнату собрать вещи.

– Все живо по комнатам, я сказала! А кто останется в коридоре, завтра же составлю докладную записку на имя декана о пособничестве в нарушении порядка этой особой, – и она ткнула пальцем в сторону Насти, которая снова слегка ойкнула от нарастающей боли. – Пошла вон, тебе говорю! – обратилась она к ней. – Не то вытолкаю шваброй, как кошку драную!

Грозно начала надвигаться на беременную, держа руки в боки. Настя, не сопротивляясь, вышла на улицу ждать, пока соседки по комнате соберут и вынесут ее вещи.

Плакали все, равнодушно на эту сцену никто не мог смотреть, кроме главной его виновницы. Она следила за тем, чтобы никто не вышел на улицу. Девушки все прильнули к окнам своих комнат, а кто посмелее, спустились в коридор первого этажа, но дальше проходной идти все же боялись. Вдруг и их Марфа выгонит на улицу. Здесь ее царство, и перечить, когда поняли, что бесполезно, больше никто не стал. Одна из соседок подошла к турникету на проходной, держа небольшой чемодан.

– Давай сюда пожитки! – Цербер грубо вырвала его из рук девушки и зычным голосом добавила. – Сопли подбери и марш в комнату. Это всех касается!

Открыв входную дверь общежития, она швырнула чемодан на землю, лишь проговорив зло:

– Проваливай!

Настя в тот момент не заплакала. Не об унижении она думала, не об обиде, ей было страшно и вопрос: «Куда же дальше идти?» занимал все ее мысли. Пока она стояла на улице и ждала чемодан с собранными на скорую руку вещами, ее голова, окутанная стареньким пуховым залатанным платком, полностью покрылась снегом. Ее единственная пара обуви – совсем не зимние, осенние туфли – утопала в снегу. И вот она стоит с чемоданом в руках, не зная, куда идти зимней холодной ночью. Зашла за угол здания, где ее чуть не сбили с ног бежавшие навстречу подруги. Открыв окно первого этажа, многие перелезли на улицу, в чем были: без платков и пальто, в домашних тапочках на босу ногу. Они кинулись ее обнимать и целовать.

– Все будет хорошо, – говорила Настя, а сама не верила в это. – Я поеду к маме, она ждет меня, – соврала она, так как мама не знала о том, что муж ее оставил и что она беременна. – Не переживайте, это должно было случиться когда-нибудь.

Они провели ее немного и вернулись, снова обняв на прощание и взяв обещание, что обязательно напишет. Она осталась стоять одна в темноте улицы. К вокзалу путь неблизкий. Малыш шевельнулся.

– Да, да, мой хороший. Я сейчас. Тебе, наверное, холодно? – раскрыв чемодан, начала искать, чем бы прикрыть живот. Ей казалось, так малышу станет внутри теплее, и может, боль внизу живота поутихнет. Найдя зеленую шерстяную юбку, улыбнулась, вспомнив связанный с ней случай:

«– Вот же ведьма! – вся в слезах Ольга зашла в комнату. – И ведь знает, что мы не на прогулках по этим дням, а на смене ночной!

Настя как раз одевалась на вторую ночную смену. Часы показывали уже полвторого ночи, когда ее соседка по кровати вернулась. К ее возвращению Настя, как всегда, успела проснуться, одеться и заканчивала прическу.

– Что случилось? – спросила она подругу с беспокойством.

– Когда к Зинке в окно влезала, порвала свою любимую юбку! – и снова слезы.

– Оленька, я тебе отдам свою зеленую, она ведь тебе так нравится, – проговорила Настя, успокаивая подругу и доставая из чемодана, лежащего под их кроватью, зеленую шерстяную юбку».

«Ольга решила мне ее вернуть», – вспомнив беззаботные дни и мысленно поблагодарив подругу, она наскоро ее разорвала замерзшими пальцами, удивившись, откуда в ней эти силы. Укутав шерстяным лоскутом живот, проговорила:

– Спи, мой хороший. Предстоит долгая холодная ночь. Мы едем к твоей бабушке.

Идя по заснеженным ночным дорогам города, пела негромко песни, словно кошечка мурлыкала. Кое-как, добравшись на железнодорожный вокзал, Анастасия купила билет и пошла в зал ожидания. Ждать поезд пришлось более восьми часов.

– Все не так уж и плохо, – разговаривала она с неродившимся малышом. – Здесь теплее, чем на улице, и нет снега.

Найдя свободное место, она подставила чемодан под ноги, положила руку под голову и уснула. Ей снился сон. Лето, тепло, светит солнце и своими лучами сквозь зеленую сочную листву на деревьях пускает блики на лицо малыша. Это ее малыш лежит на подстилке, расстеленной на зеленой молодой траве, а рядом – счастливый Терентий щекочет ему маленькие пяточки. Она счастливо за ними наблюдает. Берет красивую плетеную корзину и достает из нее на подстилку ароматный нарезанный хлеб, после – нарезанную ломтиками колбасу. Малыш смеется оттого, что ему щекотно, аж заливается. От этого улыбка не сходит с губ ее мужа. Семья. Внезапно небо становится черным, падающие крупные капли дождя заставляют их быстро собираться. Солнце исчезает за нависающими тучами, сверкают молнии, гремит раскатистый гром. Исчезает все вокруг. Терентия рядом нет, и малыш пропал. Она бегает и кричит о помощи, вся промокшая от дождя до нитки, но никого нет рядом, кто помог бы ей, лишь слезы и капли дождя бегут по лицу. Вздрогнув, она проснулась.

Лишь капли воды оказались правдой. Это служащий вокзала, зная время ее отправления и видя, что женщина в положении и крепко спит, побеспокоился разбудить. Он склонился над ней, и капли растаявшего снега, стекавшие с его шляпы, капали ей на лицо.

– Дамочка, Вам пора. Скоро отправление. Можете не успеть.

Он помог ей встать. Затекшее от неудобной позы тело не слушалось ее. Проспала она, не двигаясь, почти все время до отправления.

– Куда же Вы в такую непогоду собрались, да еще и в положении? Поберегли бы себя и ребеночка. Мороз, говорят, крепчать будет.

– Спасибо Вам большое, Вы очень добры. К родителям еду, заждались они меня уже.

Не в ее манере было жаловаться на судьбу. Времена для всех были тяжелыми. Нищета, разруха, голод. Она считала, что незачем людям о плохом говорить, это все равно, что рану солью посыпать. Радостное поведаешь, глядишь – и собеседнику лучше, и глаза его веселее становятся, и морщинки ползут у глаз. Ей от этого всегда теплее на душе становилось. Так было и сейчас. Зачем знать незнакомцу, что идти ей больше некуда, что из института отчислили, что муж не поможет, потому что против рождения своего ребенка, и что рожать скоро срок, и что не ела уже давно. А она незнакомцу этому рассказывала, пока шли к ее вагону, как ждут ее родители, как обрадуются и какая зима все-таки красивая. А он все шел молча рядом и диву давался. И впрямь красиво вокруг, и как он раньше не замечал этого. Фонари на перроне подсвечивали падающие снежинки, которые, казалось, падали не сверху вниз, а наоборот. Лежавший на дороге снег искрился и похрустывал под ногами. И вот он тоже заговорил, вспомнив про своих родителей с улыбкой. Но она зашла в вагон, поезд тронулся, и снова незнакомцу стало неуютно и серо. Будто потушили огонь, гревший его недолгое время. Становилось холоднее, и уже снежинки не казались такими прекрасными, как она о них говорила. И снова подивился, что за девушка повстречалась ему. Пока она шла рядом, было светло и уютно вокруг и в душе. Но стоило ей сесть в свой поезд, и все прежние переживания и мысли вернулись. Грязь, холод, беды. Вот и подумал работник вокзала: «Точно ли была девушка? Может, то не человек вовсе был, а ангел?» Прочитав запретную молитву «Отче наш», побрел сдавать смену.