Текст книги "Скажи что-нибудь хорошее"

34. Георгий

– Как «сбежала»? – Шило опешил. С одной стороны, он пришел в состояние буйного восторга от того, что Евгения жива. С другой – каковы ее шансы выжить в таком состоянии, находясь без присмотра в диком лесу? На сколько хватит запаса сил у человека, который только что преодолел барьер, отделяющий жизнь от смерти?..

– Так и сбежала. Как это делают все нормальные беглецы, – ответил Георгий.

– Слушай, может, она… того… Умом повредилась? – вдруг осенило Пашку.

– Да ничем она не повредилась, просто гордыня ей покоя не дает, – загадочно ответил Георгий.

– А что же ты сидишь, доктор несчастный? – возмутился Пашка. – Почему не побежал ее искать? Давай собирайся. Пойдем скорее! – умолял Пашка.

– Я должен тебе рассказать кое-что, – с усилием сказал Георгий. – За нее не волнуйся, я хоть и перестарался последний раз, но, видать, это на пользу пошло. Еще и тебя зацепил – видишь, сколько прыти появилось. – Он собирался продолжить, но Пашка не дал ему говорить:

– Потом расскажешь. Ты лучше знаешь, где ее искать. Пойдем, пойдем скорее. Скоро стемнеет, тогда вообще шансов не будет.

– Хорошо. Пойдем. Вряд ли она ушла далеко. Вопрос только, захочет ли она вернуться…

– Сейчас не время загадки твои разгадывать, или пойдем вместе, или говори, куда она могла направиться.

Георгий задумался.

– Знаешь что, Шило. Иди-ка ты сам. Валюшу с собой возьми – она эти места не хуже меня знает. Дорога в лесу одна, по ней и пошла Евгения. Вопрос только, как далеко она ушла и не свалилась ли по дороге. Идите.

Кирюха заявил, что пойдет с ними на поиски:

– Я вам пригожусь. Мало ли что…

Троица запаслась сухарями, Кирюшка прихватил с собой плед, фонарь и флягу с молоком. Валюша возглавила шествие. Они молча вышагивали по тропинке, иногда останавливаясь, выискивая следы недавнего пребывания Евгении. Несколько раз Пашке казалось, что он слышит шорохи и шаги. Он замирал, прислушиваясь, а потом кричал зычным голосом:

– Женя, Жень! Отзовись! Это я! Пашка!

Тщетно. Никаких следов, ни одного намека, что Евгения находится где-то рядом.

Пашка начал молиться про себя, обещая, что не совершит в жизни ни одного плохого поступка, перестанет ругаться матом, не поднимет руку, чтобы ударить человека, или даже убить комара, только бы нашлась Евгения. Они плутали по лесу уже больше двух часов, обошли по кругу озеро, надеясь, что Женя могла прилечь отдохнуть где-то неподалеку. Валюша нашла свежие следы на спуске в воду и предположила, что Евгения могла освежиться и продолжить только ей известный путь. Валя сказала, что лесная тропинка тянется километров десять сквозь чащу и выходит на проселочную дорогу, по которой иногда ездят машины. Главное, чтобы Женя не добралась до дороги. Тогда у них вообще не будет шанса ее отыскать.

– Она может, – удрученно констатировал Пашка. – У нее такая сила воли! Если что-то решила – пойдет до конца. Упертая страшно. – В его словах прозвучала гордость.

– Павел! – вдруг остановилась Валюша и пытливо посмотрела ему в глаза. – Ты ее любишь?

Пашка задумался.

– Она – все, что у меня есть. Я ее боготворю.

– Значит, она твоя любимая женщина? – Валюша прикрыла глаза, ее охватывал приступ гнева.

– Можно сказать и так, – подтвердил Пашка. Он понимал, к чему клонит Валентина, но ему нравилось, что она ревнует, поэтому Шило не спешил раскрывать карты.

– Тогда зачем ты… – У Валюши задрожал подбородок, Пашка испугался, что она разрыдается, тем более Кирюха бродит где-то рядом. Он обхватил Валюшу за плечи и прижал к себе.

– Зачем, зачем, – передразнил он. – Евгения – моя самая любимая женщина, она мне мама. А ты – моя будущая жена! Вот зачем! Поняла теперь?

Валюша все равно разрыдалась, теперь, видно, от счастья. Она улыбалась сквозь слезы и совсем не хотела отстраняться от Пашкиной груди, хотя рубашка его была уже мокрой от слез.

– Ну хватит, глупая. Хватит. Вон Кирюха бежит.

Валюша, зачерпнув воды, умыла лицо и быстро вытерлась рукавом. Кирюха подозрительно посмотрел на парочку и сообщил:

– Надо идти к дороге. Я грибника встретил. Он сказал, что видел очень худую маленькую женщину. Еще подумал, что она делает одна в лесу. Но решил, что тоже по грибы пошла, и не стал спрашивать, тем более она будто пряталась за кустами.

– Когда он ее видел?

– Да не так давно, может, часа полтора назад.

– Пойдем скорее, за полтора часа она далеко не могла уйти, – сказала Валюша.

Они снова вышли на еле заметную тропинку.

– Расскажи мне про нее, – попросила Валентина, – почему ты ее называешь Евгения, а не мама?

– Долгая история, – ответил Пашка.

– Ну пожалуйста, – настаивала Валюша, – у нас есть время.

– Хорошо, только не знаю, с чего начать. – Пашка задумался.

– Она вышла замуж очень молодой, ей только исполнилось восемнадцать лет. Женя была самой хрупкой, самой красивой и самой отчаянной девчонкой в школе. По ней сходили с ума все мальчишки, а на первом курсе института в нее влюбился без памяти преподаватель искусствоведения, он же ректор художественного института. Ему было тридцать пять, с ним заигрывали студентки, но он, судя по всему, был настоящим мужиком, со стержнем. Он выбрал Женю и ухаживал за ней очень красиво, благородно, как настоящий рыцарь. Когда он сделал ей предложение, они еще даже ни разу не целовались.

– И она что, согласилась? – удивилась Валюша.

– Что здесь такого? – ответил Пашка и продолжил рассказ.

Оказывается, Евгения мечтала вырваться из-под родительской опеки, родители буквально душили ее, единственного ребенка, своей любовью, и не давали шагу ступить. Надо отдать им должное – Женя получила отличное образование, занималась балетом, живописью, говорила по-английски и по-французски, много читала и вместе с тем была веселой, отчаянной, смелой и свободолюбивой. И еще она была очень красивой и миниатюрной. Когда она сетовала на свой маленький рост, ее папа смеялся: «Маленькая собака – до старости щенок! Еще спасибо скажешь, что не вымахала, как все эти дылды. В этом твой особенный шарм. Ты у нас самая красивая!»

Любовь взрослого интересного мужчины, по которому сохли все девушки на курсе, льстила Жениному самолюбию. Евгения поняла, что у нее появился шанс стать самостоятельной и независимой, никого при этом не обидев и не потеряв. Ей не стоило большого труда убедить себя в том, что она безумно любит Льва Игоревича, который просил называть его «просто Лева». Сначала Женя осмелилась только на Льва, но со временем перешла на Левушку. Так через два месяца после предложения студентка второго курса художественного института стала женой ректора. Образованный народ погалдел пару недель и успокоился. А Женя со свойственной ей обязательностью старалась быть хорошей женой и любить своего избранника изо всех сил. Они поселились в родовом поместье, которое досталось Левушке в наследство от деда. Левушка очень гордился своим генеалогическим древом и много знал о родне. Закрытый поселок, в котором они жили, был особенным. Там не было ни одного человека, который так или иначе не соприкасался бы с искусством. Поэты, художники, режиссеры, музыканты, писатели – они берегли свой оазис от вторжения иноверцев. Достаточно было одного взгляда, чтобы вычеркнуть члена сообщества из благородных рядов, персона нон-грата никогда более не могла появиться на общих собраниях, праздниках и коллективных мероприятиях. А если и появлялась, то чувствовала себя крайне неуютно – будто ее вовсе не существует. Зато когда человек был принят обществом, его сразу вовлекали во все радости и заботы, он чувствовал себя полноправным членом огромной семьи, местом жительства которой был живописный поселок с одноименным названием. Так бы, наверное, продолжалось всю жизнь, но через полгода после свадьбы один из домов в «Живописном» купил загадочный человек, о котором члены сообщества разговаривали только шепотом и называли его «ОН». После первой же случайной встречи Женя без памяти влюбилась в нового соседа, она честно боролась и противостояла своим чувствам, но, к несчастью, чувства оказались взаимными. Еще через полгода Женя переехала в дом к новоявленному жильцу, забрав от Левушки только свой портрет, который тот писал с самоотдачей и любовью почти весь этот счастливый год своей жизни. Левушка очень страдал, но врожденная интеллигентность не смогла победить огненный запал любовной страсти. Он отпустил Женю, попросив ее вернуться в любой момент, как только она поймет, что жестоко ошиблась. Евгения не смотрела так далеко вперед, она была счастлива и любима. Более того, она забеременела. Растущий живот и общее недомогание от осознания своей тяжести и непривлекательности сделали Евгению задумчивой и неповоротливой. Она стала мало двигаться, разговаривать и ждала только одного: скорее бы родить ребенка и заняться собой. Ее нынешний избранник не слишком переживал, появляясь дома все реже и реже. Как-то раз он откровенно заявил:

– Надоели мне твои грустные глаза! Ты думаешь, ты – единственная баба на белом свете, которая может родить мне ребенка? Да таких сотни! Может, параллельно с тобой еще парочка ходит в таком же состоянии!

У Жени было всего два варианта: покончить с собой или уехать. Она думала недолго. В тот же вечер собрала небольшую сумку с необходимыми вещами и переехала к родителям. Человек по имени «ОН» был вычеркнут из ее жизни навсегда. Он тоже долго не горевал. Уже через неделю в ЕГО доме поселилась шустрая, маленькая и очень красивая девушка, которой было совершенно наплевать на прежних обитателей. А у Жени родился сын по имени Пашка. Ему она отдала всю себя вместе с любовью, жизнью, радостями и горестями. Она много разговаривала с сыном, рассказывала были и небылицы, подставляя в рассказы и сказки свое имя. Когда героиня истории была строгой, она звалась Евгения. Добрых женщин всегда звали Женя.

Когда Пашка закончил рассказ, Валюша задала единственный вопрос:

– И что, с тех пор она его не видела?

– Я же говорю, ты плохо ее знаешь. У нас вообще запрещено говорить об этом. Только один раз она мне рассказала и попросила больше не возвращаться.

– А ты?

– Что я? Я его проклял.

– Кого?

– Вот этого своего так называемого отца. Биологического. А другого и не было. Она не смогла больше полюбить.

– Или все еще любит… – тихо сказала Валюша.

35. Матвей

– Босс, вот это да! – Матвей не мог поверить своим глазам. Перед ним стоял Пучеглазый Андрюха. Впрочем, он стал совсем другим, высоким, стройным, прилично одетым, подтянутым и респектабельным, что ли. И, кстати, не таким пучеглазым. – Как ты узнал, что я здесь?

– Язык до Киева доведет, – отшутился Андрюха. – И вообще, я знаю про тебя все, чего уж сложного узнать, когда тебя выпустят? Мир такой маленький. А когда он сужается до тюремных размеров, становится вообще микроскопическим.

– Я смотрю, ты стал философом… – поддел Матвей приятеля.

– С тобой станешь… – согласился тот. – Лучше вспомни, как за всех сдался и никого не подставил. Нормальные люди такого не забывают.

– Ну да, наверно. Расскажи, как пацаны, где они, что делают и… Куда мы едем?

– Уж точно не в ментуру! Не лишай товарищей удовольствия сделать сюрприз и не спрашивай ни о чем. Поверь, тебе все понравится. Расслабься и кайфуй, дорогой.

– Мне не трудно, – хохотнув, ответил Матвей. – Я привык подчиняться.

По пыльной проселочной дороге Андрюха доехал до бетонки, потом до автотрассы и, ни капли не сомневаясь, взял курс на (…), где уверенно припарковал машину возле железнодорожного вокзала.

– Посиди пять минут, – попросил он и затерялся в толпе пассажиров, сопровождающих, работников и просто тунеядцев. Мотя совершенно расслабился, он привык к ожиданию, тем более Андрюха стал для него человеком, которому он доверял больше всех на свете. Через пятнадцать минут Босс появился с большим нарядным пакетом и, закинув его к Моте на колени, приказал:

– Переодевайся! В таком наряде ты далеко не уедешь.

На Матвее был надет очень недорогой спортивный костюм с вытянутыми коленками и видавшие виды кроссовки, которыми он пользовался в колонии для занятий спортом. В пакете оказался полный джентльменский набор на все случаи жизни. Новый костюм Nike, удобные кроссовки нужного размера, носки трех видов, джинсы, две футболки и даже нарядный двубортный пиджак с брюками и белоснежной рубашкой. Кроме того, на дне пакета сияли черные лакированные ботинки с узкими мысами, до которых не то что дотронуться – даже смотреть на них было страшно. Матвей немного растерялся:

– Что надевать?

– Пока спортивный. Все остальное бери с собой, скоро переоденешься.

Мотя не раздумывая нарядился в удобные мягкие штаны, футболку и новые кроссовки.

– Пошли, – скомандовал Андрюха. Матвей решил ничему не удивляться и покорно вышел вслед за Боссом. – Пакет возьми с собой, а рванину дай сюда! – Он отнял у Матвея сверток со старой одеждой и выбросил его в ближайшую помойку.

Молча товарищи дошагали до нарядного крыльца с вывеской «Бани 24». На двери болтались засушенные березовые веники, кисти рябины, поклеванные воронами, лапти и банная шапка.

– Странно, что презервативов не повесили, – пошутил Андрюха, который, видимо не понаслышке, знал, зачем еще люди ходят в баню.

Впрочем, возле названия «Бани 24» пристроилась небольшая табличка с номером телефона, владелец которого оказывал «дополнительные услуги». Мотя удивлялся и молчал. Он все-таки никогда не был маленьким, но и таким взрослым, каким его был готов принять этот мир, тоже себя не чувствовал. Единственный вопрос, который он осмелился задать Боссу, чтобы не подмочить собственную репутацию, звучал так:

– А почему двадцать четыре?

– Круглосуточно, – коротко ответил Андрюха. – Фирменная сеть во всех точках страны. Только у каждой точки разный владелец, который думает, что он самый умный.

– Понятно, – подумав про себя «ничего не понятно», сказал Мотя.

С баней Андрюха угадал. Матвейка испытал невероятное блаженство, когда мойщик натирал его, распаренного и размякшего, солями, медом, потом стегал вениками, поддавая жару, снова натирал, снова стегал. Потом появился фиолетовый от татуировок массажист, который сразу почему-то спросил у Моти:

– Давно?

А Мотя сразу понял и ответил:

– Сегодня.

Массажист, сурово промяв Матвея, односложно сказал:

– Денег не надо, не возьму.

И было понятно, что не возьмет. Первая рюмка водки вскружила голову, как пропеллер, Матвей чувствовал себя абсолютно счастливым и довольным. Трапезу накрывали аппетитные бабенки, которые думали, что чулки со стрелками и фартуки – самый сексуальный в мире наряд. Матвей был в корне не согласен. Он даже пытался спорить с ними по этому поводу, но в какой-то момент признал повод ничтожным и заснул прямо на диване для отдыха посетителей. Он не понял, сколько спал, когда по привычке открыл глаза с восходом солнца. Более того, даже не понял, где находится, и сначала решил, что сисястая девка в чулках со стрелками, развалившаяся рядом с ним, – плод сновидения. Увидев аккуратно сложенный белый фартук, он с трудом вспомнил вчерашний вечер и понял, что прописка в новом мире состоялась. Мотя брезгливо осмотрел свои новые труселя и обрадовался, поняв, что не унизил девушку в чулках до животной похоти. В соседней комнате отдыхал Андрюха с двумя аналогичными красотками в обнимку. Судя по всему, ему не удалось избежать унижения. В самом широком смысле этого слова. Повсюду были разбросаны трусы, фартуки, использованные презервативы и пустые бокалы.

– Вот она – свобода! – Матвей был настроен философски.

Он вернулся к своей барышне, разбудил ее и, закрыв глаза, ощутил то, ради чего, собственно, Андрюха и пригласил этих милых дам в гости. Дама была настроена на серьезный лад, поэтому Мотя позволил ей сделать с собой все, чего она захочет. Она трудилась часа полтора, выбиваясь из сил, пока Матвей не сказал:

– Хватит, милая. Спасибо. Ты меня прописала.

– Чево? – удивленно спросила девка, оторвавшись от дела.

– Ничево, – передразнил Мотя. – Проваливай. Спасибо.

– Так бы и сказал. – Она деловито встала, ни капли не смущаясь своей наготы, и, тряся ягодицами, отправилась в душевую.

После ее ухода он снова вырубился и проспал до обеда.

– Биг Босс, Биг Босс, – услышал Мотя сквозь сон женские голоса. Он приоткрыл глаза и увидел почти такую же картину, что вчера, только девушки на сей раз были темноволосые. В руках две из них держали поднос с тортом, на котором горели именинные свечи.

– Happy birthday to you… – затянули девицы вразнобой. Мотя наслаждался, ему было наплевать, что сегодня вовсе не его день рождения, что ему вовсе не двадцать один, как стояло на торте, что девки поют совсем не в лад… Ему было просто радостно и хорошо. В конце концов, он заслужил небольшой отдых перед тем, как ворваться в новую, большую жизнь. Матвей пока что не догадывался, какой она будет, его новая жизнь. Но начало ему нравилось.

– Задувай свечи, Биг Босс, – велел Андрюха. Мотя привстал с кровати и послушно задул горящий торт.

– Где моя барышня? – поинтересовался Матвейка у Андрюхи.

– Что, понравилась?

– Не знаю. Сравнить не с чем.

– Да ладно! – искренне удивился Андрюха. – Впрочем, понятно, – быстро проанализировав Мотину жизнь, решил он. – Вот теперь будет с чем сравнить! Выбирай любую!

– Что, прям так? Как-то не по-людски, – засомневался Мотя.

– Нашел людей! – презрительно скривился Босс. – Они так работают. А без этого они, наоборот, отдыхают. Понял?

– Вроде понял, – неуверенно ответил Матвейка и сразу вспомнил Зойку. – Все понял, – твердо сказал он. – Вот эту попробую. – Он показал пальцем на самую подвижную и веселую девушку с красивыми длинными волосами и точеной фигурой.

– Ммм… Знаешь толк! – одобрил Андрюха. – Давай действуй. – Он направился к выходу, уводя за собой остальных профессионалок. – Кстати, может, возьмешь еще парочку? Пусть работают, мне двух достаточно.

– Нет уж, дорогой Босс! У меня ликбез, поэтому мне пока и одной достаточно. Надо будет – позову.

Мотя быстро понял, как в принципе нужно обращаться с бабами и сколько они стоят. Впрочем, он так и думал с детства. Мама Зойка научила на собственном примере.

Мотя был уверен, что с девушкой церемониться не нужно.

– Дорогая, – почему-то сказал он, – давай поговорим. Как тебя зовут и сколько тебе заплатили?

Девушка подошла к Моте и приложила пальчик к губам, требуя молчания.

– Зови меня крошкой, а о деньгах спрашивать неэтично. – Она кокетливо нагнула голову набок. – Тем более я еще их не получила.

– А тебе кайфово за это деньги получать? – спросил Матвей, отведя ее руку от лица.

Девушка посерьезнела и стала вдруг совсем некрасивой и даже злой:

– Да пошел ты со своими вопросами знаешь куда?! Может, ты моего ребенка за бесплатно будешь кормить, пока он не сможет работать?

У Матвея потемнело в глазах. Он вмиг вспомнил все свое детство, больничную палату, похотливую Зойку, Виктора… Он даже не понимал, что делает, когда ударил проститутку по лицу, потом еще раз, та завизжала. Крик еще больше раззадорил Матвея, он был готов убить девку, которая кормит своего ребенка таким способом.

На крики прибежал взволнованный Андрюха.

– Моть, ты соображай! Сейчас после таких историй у тебя дорога вполне определенная, второй раз дадут больше, и уже не в колонию.

Мотя сидел на огромной кровати с нелепым желтым балдахином и подпирал голову руками.

– Бабы все дешевки, не нужно копаться в них. Их нужно просто трахать и платить им за это. Ты пойми, они для этого рождаются. Надоела – пошла, следующая! Если тебе так понятней, это – как в тюремной бане. Получил удовольствие – передай шайку следующему. И это все равно, кто после тебя будет мыться в этом тазу!!! Усек? Еще переживать из-за них!

– Усек, – мрачно ответил Матвей. – Знал бы ты, Андрюха, когда я все это усек…

36. Георгий

После Пашкиного откровения активность поисков резко повысилась. Валюша не жалела ног, обшаривая кусты и тропинки, выискивая малейшие следы недавнего пребывания живой души в зоне поиска. Кирюха был еле жив от усталости и начинал немного ныть.

– Маленький, останься здесь, лежи, отдыхай, – предложила Валюша. – Мы тебя заберем на обратном пути, уже темнеет, нам все равно без света ее не найти…

Кирилл согласился после короткого раздумья.

– Я положу рядом с собой фонарь и буду его включать, чтобы вы меня не потеряли.

Он удобно примостился на корнях огромного дуба и накрылся припасенным на случай холода покрывалом.

– Это – наша база. Я ответственный за порядок.

– Хорошо, хорошо, отдыхай, мой любимый. – Валюша нежно поцеловала сына и потрепала его по волосам.

У Пашки защемило сердце.

– Пойдем, Валь… Или, хочешь, отдохни. Я сам поищу! – Ему одинаково сильно хотелось чувствовать ее рядом и дать ей отдохнуть.

– Нет, – решительно ответила Валюша. – У нас слишком мало времени. Каждый наш шаг добавляет ей шансов выжить. Пойдем! – Она перекрестила Кирюху.

Пашка почти на физическом уровне чувствовал, как Вале неспокойно на сердце. Они шли по лесу еще двадцать бесполезных минут. Ни звука, ни шелеста, ни единого знака. Только вечерние птицы начинали свою долгую размеренную песню. А Павел начинал терять надежду. Вдруг Евгения добралась до шоссе и уехала на первой попутке?.. Вдруг она потеряла сознание и свалилась в кустах без дыхания?.. Вдруг она сломала ногу и не может подняться, истекая кровью?.. Вдруг, вдруг, вдруг… Стемнело. Пашка с Валей почувствовали усталось. С нарастанием этого чувства росло и другое – уверенность в том, что Женю они не найдут. Они молча брели по тропинке, с трудом нащупывая окраины, окаймленные высокой травой. Темнота в лесу наступила внезапно. Казалось, светлячки и те улеглись до утра. Лишь иногда на просеках можно было рассмотреть дорогу благодаря полной луне, ухмылявшейся с неба своей жутковатой далекой физиономией.

– Паш, – жалобно проныла Валюша. – Как же мы не догадались сами взять фонарь?

– Мы догадались, точнее, Кирюха взял. Но мы же его не можем оставить без фонаря! Ничего, справимся! – пытался ободрить Валентину Шило. – Я уверен, что мы ее найдем.

На самом деле это была чистая ложь. Женя так часто ускользала от него в последнее время, что он привык ее терять. Каждый раз он воспринимал как последний. И каждый раз, обретая ее вновь, он радовался, будто сам возродился из пепла. Когда-то должен был наступить последний раз…

Пашка, страдая от этой мысли, начинал привыкать к ней. Это, возможно, тот самый, последний, раз. У нее слишком мало шансов. Она слишком слаба, чтобы выдержать такую дорогу. Она слишком много пережила за свою жизнь. Она слишком хрупкая и ранимая, она вообще слишком для этого мира… Он вдруг подумал о маленьком Кирюхе, который, наверное, трясясь от страха, сжался в маленький комок ужаса и проглядел за эти полчаса все глаза, надеясь, что они вернутся.

– Валентина, – резко остановившись, сказал Шило. – Давай вернемся к Кирюхе. Это неправильно, что мы оставили его одного.

– А как же Евгения? – спросила Валя, очевидно испытав облегчение.

– Если что-то с ней случилось, то уже случилось. Ты останешься с Кирюхой, а я продолжу поиск.

– Наверно, это правильно. У меня сердце не на месте, – призналась Валюша. Пашка представил себе мальчишку, который сжался в маленький комочек страха, прислушиваясь к шорохам и скрипам и надеясь, что его спутники вот-вот вернутся.

– Пойдем. – Пашка взял Валентину за руку, и они двинулись в обратном направлении. Шило шел на корпус впереди, раздвигая ветки деревьев и кусты, преградившие дорогу.

При лунном свете природа обрела зловещие, холодящие душу очертания. Ветки казались искривленными лапами ночных чудовищ, которые тянулись к своим жертвам в надежде затащить их в другой мир, кусты царапали и колыхались, будто неведомые создания, просящие оживить их.

«Бедный пацан, – подумал Пашка. – Если даже я, здоровый мужик, чувствую себя некомфортно в этой темноте, как же ему должно быть хреново». Через полчаса они добрались до опушки, на которой оставили Кирюху. Огромный дуб в лунном свечении казался могучим сказочным гигантом, раскинувшим свою мощь по земле в виде переплетенных узловатых корней, запутанных словно морские канаты. Валюша вздохнула с облегчением:

– Слава Богу, одного нашли. Спит, наверное, фонарь не горит.

– Да что с ним могло случиться, – стараясь казаться равнодушным, прокомментировал Пашка. На самом деле ему было неспокойно. Издалека показалось, что под дубом никого нет.

Когда они приблизились на достаточное расстояние, Пашка убедился в своем предположении воочию. Кирюхи действительно не было на месте. Они не могли перепутать. Тропинка одна, опушка та же самая, дуб тот же, но Кирюхи под ним нет!!!

– О господи, – прошептала Валентина и прикрыла рот рукой. – Кирилл!!! – вдруг заорала она во весь голос. Он оказался неожиданно громким и звонким. – Кирюша!!!

В ответ на ее крик откликнулись проснувшиеся птицы, сорвавшись с веток, хлопая крыльями.

Вдруг из лесной чащи засиял желтый свет фонаря, и из кустов вышел сонный Кирюха. Даже со сна его голос звучал звонко и радостно:

– Мамочка, ну что ты шумишь? Я сплю!

Это выглядело тек нелепо и мило, что Пашка расхохотался, несмотря на все переживания. Закутанный в покрывало пацаненок с фонарем в руках выглядел комично, но его спокойствие и отсутствие страха казались настолько органичными в дикой природе, что опасения двух взрослых людей и их собственная боязнь мгновенно стали поводом для ироничного глумления. Валя, вероятно, испытала другие эмоции. Она бросилась к Кирюхе сломя голову и принялась обнимать и целовать парня, будто он только что вернулся живым с кровопролитной бойни.

– Милый мой, как ты? Почему ты ушел с места? Почему выключил фонарь? Я страшно испугалась, когда не нашла тебя…

– Мамочка, я же сказал, что буду иногда включать фонарь! Батарейки надо беречь. Ушел, потому что луна светит прямо в лицо и мешает спать. Тем более что я ушел на два шага. Вы бы все равно меня нашли! – У Пашки сложилось впечатление, что Валя – маленькая девочка, а Кирилл – ее зрелый отец, который терпеливо разъясняет дочери правила поведения в ночном лесу. Это выглядело очень забавно. Отец был на голову ниже непутевой дочки. Кирюха продолжал: – Почему вы вернулись? Вы нашли Евгению? – Он требовательно уставился на Пашку.

Тот вздохнул.

– Нет, пока нет, – поправился он. – Валя останется с тобой. Я сам пойду искать. – Шило внутренне содрогнулся, готовясь к худшему. – Может, вы пойдете домой? – спросил он.

– Нет! – отрезала Валюша, прижимая сына к себе. – Даже не думай! Мы будем ждать здесь. Что бы ни случилось, мы ждем до последнего…

– До какого «последнего»? – спросил Пашка.

– Пока ты не вернешься сюда. С Евгенией или без.

– Договорились, – согласился Шило, а про себя подумал: «Без Жени я точно не вернусь. Вопрос только в том, сколько времени займут поиски».

Он прикинул возможные варианты. Или она выбралась на шоссе и села в попутку – тогда неизвестно, сколько ее придется искать… Или она заснула, или очень медленно бродит где-то в лесу, тогда за несколько часов он все равно найдет ее… Или… о третьем «или» он не разрешил себе думать.

– Кирюха, – обратился он к пацану. – Разговор есть.

Мальчишка деловито отстранился от матери и приблизился к Пашке.

– Слушай, обещай, что если завтра до обеда я не вернусь, ты уговоришь Валентину пойти домой и ждать нас там. – Пашка говорил очень тихо, наклонившись над ухом Кирюшки.

Тот все понял:

– Не сомневайся. Найдешь – веди сразу домой. Балованные они у нас… – вздохнул парень, разведя руками. – Уговорю. Знаю минимум три способа. – Кирюха хлопнул Пашку по плечу.

Шило ответил тем же и со словами «Потом научишь» растворился в темной чаще.

– Павел! – вдруг опомнилась Валентина. – Павел… – Она поняла, что он не услышит. Валя хотела сказать, что если до обеда завтрашнего дня Пашка не вернется, они будут ждать его дома…

И еще много чего она собиралась ему сказать, но момент пока не настал.

Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам еще одну возможность, чтобы все исправить, ноесли я ошибаюсь и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю и что никогда тебя не забуду (Габриэль Гарсиа Маркес).