Текст книги "Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков"

Татьяна Александровна Пархоменко
Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков

© Т. А. Пархоменко, 2019

© Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва, 2019

Предисловие

Русское зарубежье – удивительный феномен отечественной и мировой культуры. Оно складывалось веками, пласт за пластом, слой за слоем, становясь, подобно ценной горной породе, все богаче и многообразнее. «Какой интересный предмет: Россия вне России», – говорил А. Н. Майков в 1869 году Ф. М. Достоевскому, который тогда жил и работал за границей[1]1
  Майков А. Н. Письма к Ф. М. Достоевскому // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник 1882. Л.: Наука, 1884. С. 81.


[Закрыть]. Русское зарубежье представляло практически весь спектр населения России, однако наиболее яркой его частью была творческая элита, формировавшая в национальном сознании образ мира и оставившая заметный след в отечественной и мировой культуре: поэт В. А. Жуковский и писатель И. С. Тургенев, живописец О. А. Кипренский и скульптор П. П. Трубецкой, биолог И. И. Мечников и математик С. В. Ковалевская, этнограф Н. Н. Миклухо-Маклай и мореплаватель В. М. Головнин и другие. Их трудами за границей был создан большой массив русского культурного наследия, который привлекал и привлекает повышенное внимание во всем мире.

Одновременно в зарубежье складывался многогранный комплекс россики – иностранных произведений историко-культурного, научного, общественно-политического, религиозного, художественного характера, посвященных России. Россика стала крупным направлением научного знания, определяемого экстериорикой – совокупностью зарубежных материалов о России в ее исторических, географических и культурных границах, сформированных главным образом за ее пределами, но связанных с ней авторством или содержанием, независимо от их языка и национальности создателя. Анализ россики позволяет проследить, как и какое складывалось в мире понимание и представление о России, какие образы отечественной истории и культуры закреплялись в сознании человечества, какая на их основе выстраивалась политика международных отношений и так называемая политика памяти, – словом, вся сложная система доверия, симпатий и антипатий к России. История россики – это история возникновения взаимного интереса стран и народов друг к другу, развития их интеграции и сотрудничества, особенно в сфере культуры, являющейся важнейшим фактором сохранения стабильности в мире. Форпостом России на международной арене выступало русское зарубежье и его деятели, внесшие большой вклад в открытие России миру, возрастание интереса к ее прошлому и настоящему, роста ее влияния и авторитета.

Глава I
Московское царство и мир: россика Средневековья

Превращение Великого княжества Московского в независимое государство, освободившееся от монголо-татарского ига и ставшее самостоятельным участником мировой политической системы, открыло новую эпоху русской истории. Одним из главных вдохновителей этого процесса был государь и великий князь всея Руси Иван III Васильевич. В 1472 году он взял в жены выросшую в Риме византийскую принцессу Софью Палеолог, что позволило ему перенести державные права Византии в Москву, объявить ее новым Царьградом и Третьим Римом и дать Русскому царству герб династии Палеологов – золотой двуглавый орел, равно и гордо смотрящий на Запад и Восток. Русский историограф Н. М. Карамзин писал: «Отечество наше стало как бы новым светом, открытым Царевною Софиею для знатнейших Европейских Держав», и «Цари наши уже не чуждались Европы», отдавали «справедливость разуму, художеству Западных Европейцев, которые находили в Москве гостеприимство, мирную жизнь, избыток»[2]2
  Карамзин Н. М. История Государства Российского. Полное издание в одном томе. М.: Альфа-Книга, 2008. С. 701, 901.


[Закрыть].

Московское государство становится важным субъектом и полноправным участником международных связей и отношений с разными странами и прежде всего со своими европейскими соседями, отношений дипломатических, политических, экономических, культурных. В начале XVI века был создан первый московский труд по всемирной истории – Хронограф 1512 года, где в статье «Европейской страны короли» приводился список одиннадцати государств Европы, выстроенных согласно их политическому весу: «“Кралевство латинского имени” (Священная римская империя германской нации). 2. Франция. 3. Испания. 4. Англия. 5. Венгрия. 6. Португалия. 7. Неаполитанское королевство. 8. Польша. 9. Дания. 10. Чехия. 11. Албания»; рядом с этим списком давался перечень европейских королей по нисходящей степени их могущества: от «цесаря – царя Римского и короля немецкого, иже наследника Римскому царству» до «короля съкотского (шотландского), короля датского и короля польского», но без албанского властителя, что указывало на хорошее знание в Московии европейской системы государственных взаимоотношений и расстановки политических сил[3]3
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков: Из истории международных культурных связей России. Л.: Наука, 1980. С. 110–111.


[Закрыть].

В середине XVI века к Хронографу 1512 года добавился русский перевод западной «Хроники всего света» польского историка Марцина Бельского, подробно знакомивший отечественных книжников с мировой историей. Возрастание интереса к евроатлантической цивилизации, от которой Русь почти двести пятьдесят лет была отрезана монгольским завоеванием, породило два взаимосвязанных процесса: во-первых, появления в Московском государстве значительного числа иноземцев и создания внутри страны иностранных анклавов в виде итальянских, немецких, английских, голландских дворов и слобод, а во-вторых, формирования русского присутствия в мире и образования русских диаспор или, как тогда говорили, русских колоний за рубежом. И там и там возникали различные памятники письменности и культуры, повествовавшие о России и формировавшие многогранный «образ Родины»: политический, философский, религиозный, литературный, художественный, которые впоследствии получили название россики.

Отношения Московии с зарубежными странами в первую очередь находили отражение в посольских делах, формировавшихся сначала в делопроизводстве Казенного дворца и Посольского двора, а с 1549 года в Посольском приказе. Он наряду с Разрядным приказом, ведавшим военным управлением, служилыми людьми и пограничными городами, занимал ведущее положение в государственной системе страны[4]4
  Деятельность Посольского приказа оплачивалась по высшей ставке: «управляющий Посольским приказом получал в год 100 рубл. жалованья, Рязрядным – столько же, Поместным – 500 рубл., Казанским – 150». См.: Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве / пред. Р. Скрынникова // Наше наследие. 1988. № 1. С. 98.


[Закрыть]. Из пяти отделений Посольского приказа первое ведало Папским Престолом, Священной Римской империей германской нации, Испанией, Францией и Англией; второе занималось Константинопольским патриархатом, приездом «греческих властей», а также Голландией, Гамбургом, ганзейскими городами, Швецией, Польшей, Валахией, Молдавией, Турцией и Крымом; третье – Данией, Бранденбургом и Курляндией, наконец, последние два – Персией, Арменией, Грузией, Бухарой, Ургенчом (Хивой), Индией, Китаем и прочими восточно-азиатскими регионами.

Из структуры Посольского приказа видно, что приоритетным вектором внешней политики Московского царства была Европа. Об этом же говорил и характер деятельности посольских работников, занимавшихся в основном европейским направлением, например переводчика и дипломата Дмитрия Герасимова. Он в начале XVI века участвовал в посольствах великого князя Василия III в Священную Римскую империю, Швецию, Данию, Норвегию, Пруссию, консультировал их послов по русскому вопросу, показывая им при этом, а также «историку Иовию портрет Великого Князя Василия, писанный без сомнения не русским живописцем», переводил на русский язык европейскую литературу, в частности, латинское собрание толкований к Библии и на Символ веры Бруно Вюрцбургского, классическую античную грамматику латинского языка Элия Доната («Донатус»), по которой училась вся средневековая Европа, первое описание кругосветного путешествия Магеллана 1519–1521 годов Максимилианом Трансильваном «Послание Цезарю об удивительном и новейшем плавании испанцев на восток, где находятся ранее никому не доступные земли, в том числе и Молуккские острова», участвовал в составлении разных дипломатических бумаг и так далее[5]5
  Карамзин Н. М. История Государства Российского. С. 709; Боднарчук Е. В. Новгородский книжник Дмитрий Герасимов и культурные связи Московской Руси с Западной Европой в последней четверти XV – первой трети XVI в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. СПб.: СПБГУ, 2014. – 30 с.; Казакова Н. А. Дмитрий Герасимов и русско-европейские культурные связи в первой трети XVI в. // Проблемы истории международных отношений. Л.: Наука, 1972. С. 248–266.


[Закрыть].

Впервые Московская Русь познакомилась с христианским Западом во второй четверти XV века во время длительной поездки русской делегации на Ферраро-Флорентийский церковный собор, который собирался положить конец расколу Вселенской Церкви Христовой на Римско-католическую и Греко-кафолическую церкви путем заключения унии. Проехав пол-Европы, в 1438 году московские представители во главе с митрополитом Киевским и всея Руси Исидором и епископом Авраамием Суздальским прибыли на собор и в 1439 году подписали унию, которая ныне хранится в государственной библиотеке Италии «Лауренциана» во Флоренции (Biblioteca Medicea Laurenziana). Одобрение церковного союза митрополитом Исидором и епископом Авраамием Суздальским означало принятие ими того нового политического и религиозного направления, что возникло в Риме и Византии, разделялось Палеологами и стремилось к христианскому единению Европы. Но отвергалось великим князем Василием II Васильевичем, который соглашался принять унию лишь на правах православия, но никак не католицизма. Поэтому когда митрополит Исидор в 1441 году вернулся в Москву и приступил к проведению церковной службы в Успенском соборе, то сразу же был схвачен и заключен в Чудов монастырь как «латынский злой прелестник» и «волк»[6]6
  Малето В. И. Ферраро-Флорентийский собор 1438–1439 гг. и великое княжество Московское // Вопросы истории. 2017. № 11. С. 82—100.


[Закрыть].

Московская власть не признала союз с католической церковью, и собор русского духовенства во главе с Василием II своей властью низложил константинопольского ставленника митрополита Исидора. В Византию императору Константину XI Палеологу и константинопольскому патриарху была отправлена объяснительная грамота, содержавшая просьбу разрешить Москве самой назначать себе митрополитов в виду дальности пути в Византию, непроходимости дорог и нашествия татар. В результате в 1448 году русским митрополитом без всякого участия Константинополя на соборе русских епископов был избран ставленник Василия II епископ Иона.

С этого времени Православная кафолическая греко-российская церковь стала автокефальной, административно независимой от Константинополя, который в 1453 году был взят турками. Падение Византии и гибель ее императора Константина XI Палеолога, являвшегося протектором православной церкви в мире, привели к взятию миссии протектора московским великим князем, который тогда был единственным самостоятельным православным государем на земле.

Став оплотом вселенского православия, Москва провозгласила себя Третьим Римом. Как отмечалось в послании игумена Филофея великому князю Ивану III, «Церковь старого Рима пала, второго же Рима – константинопольскую церковь иссекли секирами. Сия же ныне третьего нового Рима – державного твоего царствия – святая соборная апостольская церковь – во всей поднебесной паче солнца светится»[7]7
  Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 ч. Ч. 2: Церковь и школа (вера, творчество, образование). СПб.: Мир Божий, 1897. С. 21–22.


[Закрыть]. С тех пор в Московии было установлено твердое правило – «от папы Римского их закону о вере не просить, и благословения не принимать, и с ним о том не ссылаться», а ему самому «учителем быть римским и иных вер в Московском государстве не быти», также как «не быти костелу римскому и иных вер ни одному в царствующем граде Москве и во всем Российском царствии»;

если же какие люди «похотят своим малоумием от греческой веры отступити к римской вере», то «таких казнити смертью, а поместья, и вотчины, и дворы» и вообще все имущество отбирать[8]8
  Богданов А. П. Русские патриархи (1589–1700): в 2 т. Т. 1. М.: ТЕРРА; Республика. 1999. С. 268–273.


[Закрыть]. Митрополиту Исидору удалось избежать подобной участи лишь благодаря бегству осенью 1441 года из монастырского заточения сначала в Литву, потом в Буду, а затем в Рим, где, став кардиналом, он снискал себе славу незаурядного мыслителя и богослова, автора многочисленных сочинений, посланий, писем и речей политического и религиозного содержания.

Ценнейшим свидетельством тех сложных событий являются путевые записки членов русской делегации Ферраро-Флорентийского церковного собора, вошедшие в историю под разными названиями: «Путешествие митрополита Исидора», «Записки о поездке русского посольства в Италию на собор и пребывание там, принадлежащие неизвестному автору», «Хождение на Флорентийский собор», «Дневник путешествия митрополита Исидора», «Хождение во Флоренцию» и другие. До нашего времени дошло несколько подобных произведений. И хотя их автор или авторы в большинстве случаев неизвестны, записки представляют «большой интерес и как памятники, отражавшие первые впечатления русских людей от знакомства с Западом, и как источники сведений о нем для древнерусских читателей», у которых они пользовались немалой популярностью, на что указывает наличие 18 списков «Хождения во Флоренцию» и отдельных отрывков из их текстов[9]9
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 8, 17.


[Закрыть].

В научный оборот путевые записки посольства митрополита Исидора впервые были введены в XVIII веке Н. И. Новиковым, опубликовавшим этот материал в шестой части Древней Российской вифлиотики за 1788 год, затем, через полвека изданы И. П. Сахаровым, потом, в конце XIX – начале XX века, исследованы А. С. Павловым, Ф. И. Делекторским, В. Малининым, А. Д. Щербиной[10]10
  Сахаров И. Путешествия русских людей в чужие земли. Ч. 1. СПб.: Изд. Н. Власова, 1837. С. 87—112; Павлов А. Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб.: Академия наук, 1878. С. 92–97; Делекторский Ф. И. Критико-библиографический обзор древнерусских сказаний о Флорентийской унии // Журнал Министерства народного просвещения. 1895, июль. С. 5—37; Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев: Киево-Печерская Успенская Лавра, 1901. Приложение. С. 70–87; Щербина А. Д. Литературная история русских сказаний о Флорентийской унии. Одесса: Экономическая тип., 1902. С. 7—24.


[Закрыть]. Интересовали путевые записки членов посольства митрополита Исидора и советских ученых (Н. И. Прокофьев, Н. А. Казакова, Н. В. Мощинская), а также иностранных исследователей, в частности, профессора венского и кёльнского университетов, историка Восточной Европы Гюнтера Штёкля (Stökl Günther), осуществившего перевод «Путевых заметок неизвестного русского» на немецкий язык и издавшего его с научными комментариями в 1954 году[11]11
  Reisebericht eines unbekannten Russen (1437–1440). übersetzt, eingleitet und erklärt von Gunther Stökl // Europa im XV Jahrhundert von Byzantinern gesehen. Graz; Wien; Köln, 1954. S. 151–189 (Byzantinische Geschichtsschreiber. Bd 2).


[Закрыть].

Все исследователи признавали высокую историко-культурную ценность дневниковых записей «Хождения во Флоренцию» русского посольства 1437–1440 годов, которая определялась в первую очередь многогранностью их содержания, обращенного не только и не столько на проблемы веры и церковного разделения, сколько на вопросы истории, географии, экономики, политики, культуры. Читавший «Хождения во Флоренцию» исследователь получал яркое представление о восприятии русским человеком Западной Европы, почти детском открытии им другого мира, который он вольно или невольно сравнивал с жизнью в своем отечестве. Московитов восхищали «славные грады» Европы – их каменные здания с черепичными крышами, городское хозяйство с водопроводами, фонтанами, каналами, водяными мельницами и мостами, оживленная торговля, искусное ремесло, величие храмов и монастырей, богатство их убранства и красочность «чудных видений» – механических представлений мистерий «Дары волхвов», «Благовещение», «Вознесение» и многие другие достопримечательности. Изумление вызывала Флоренция, являвшаяся в XV веке одним из крупнейших европейских городов, центром ренессанса, средоточием таких архитектурных шедевров как палаццо Веккьо на площади Синьории, баптистерий и кафедральный собор Санта-Мария-дель-Фьоре, на то время самый большой в Европе, в котором и была подписана уния.

Что же касалось непосредственно событий Ферраро-Флорентийского церковного собора, то они в дневниковых записях посольства митрополита Исидора освещались мимоходом, подробно сообщалось лишь о том, что 5 июля 1439 года была заключена уния православной и католической церквей, которую «…подписа папа Еугении и царь греческыи Иоан, и вси гардиналове, и митрополиты подписаша на грамотах коиждо своею рукою», после чего митрополит Исидор и Авраамий Суздальский «благословилися у папы» и двинулись в обратный путь домой[12]12
  Прокофьев Н. И. Русские хождения XII–XV вв. // Учен. зап. МГПИ. № 363: Литература Древней Руси и XVIII века. М.: МГПИ, 1979. С. 68.


[Закрыть]. Весь текст «Хождения во Флоренцию» говорил о том, что церковные проблемы мало интересовали его автора, и у него не было «ни тени враждебности по отношению к западному миру, хотя этот мир был католическим и наш путешественник попал в него в момент, когда вопрос о церковной унии способствовал подъему ортодоксально-православных настроений», однако он «предстает со страниц своего труда как человек, лишенный религиозной узости и нетерпимости и с большой любознательностью всматривавшийся во впервые раскрывавшийся перед ним мир»[13]13
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 42.


[Закрыть].

Исключение составляет лишь сочинение «Исидоров собор и хожение его» или «Повесть о восьмом соборе» суздальского иеромонаха Симеона, в котором обрисована церковно-политическая борьба, развернувшаяся на Ферраро-Флорентийском соборе и даны характеристики его основным участникам: папы римского Евгения IV, отличавшегося «великой гордостью» и «буйством латинским», византийского императора Иоанна VIII Палеолога, ставшего на путь политического лавирования, митрополита Исидора, ратовавшего за унию, митрополита Эфесского, единственного из греческих иерархов, не подписавшего акт о признании унии, и самого автора – Симеона Суздальского, выступавшего против союза с католиками и отстаивавшего независимость православия[14]14
  См.: Там же. С. 63–65.


[Закрыть]. Наличие данного сочинения, выражавшего противоположную мнению вселенских иерархов точку зрения на события Ферраро-Флорентийского собора, придавало всему комплексу путевых записок «Путешествия митрополита Исидора» многогранность и полноту. Русский читатель получал возможность ознакомиться не только с чужими землями, но и с чужими взглядами, что нашло признание у отечественных книжников, проявлявших к этому литературному памятнику большой интерес, тем более что он вплоть до XVI века оставался единственным русским произведением, широко повествовавшим о Европе.

Конечно, были еще русские летописи, но их великокняжеская идеология не оставляла места для отражения иных взглядов и понятий. Например, летописный свод 1471 года, представленный Никаноровской летописью, кратко извещал лишь о том, что в 1437 (6945) году митрополит Исидор отправился на восьмой собор, после чего в записи за 1440 (6948) год сообщалось о возвращении его «с намерением “соединити православие с латинством” и осуждении Исидора при содействии великого князя за измену православию»[15]15
  Там же. С. 93.


[Закрыть]. И только последний Лицевой свод, созданный во второй половине XVI века, разнообразил информацию пояснявшими текст миниатюрами, одна из которых иллюстрировала присутствие византийского императора Иоанна VIII, патриарха Иосифа и римского папы Евгения IV на Ферраро-Флорентийском церковном соборе.

Византийский император Иоанн VIII, патриарх Иосиф и римский папа Евгений IV на Ферраро-Флорентийском церковном соборе. Миниатюра XVI в. Лицевой свод XVI в. Голицынский том. Л. 482 об. Отдел рукописей и редких книг Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Интерес русских людей к внешнему миру сопровождался встречным процессом познания Московии иностранцами, которые с эпохи Ивана III стали регулярными гостями на Руси. Так, в 1475 году приехал в Москву уроженец Болоньи, инженер и архитектор Аристотель Фьораванти, призванный осуществить реконструкцию Московского Кремля и для этого пригласивший с собой группу итальянских мастеров разных специальностей. В 1476 году прибыл на Русь посланец Венецианской республики Амброджо Контарини, в 1486 году оказался в Московии «странствующий рыцарь» из Силезии Николай Поппель (или Поплау), который три года спустя вновь посетил ее уже в качестве официального посла короля Германии Фридриха III. Дважды, в 1490 и в 1491 годах, Москва принимала имперского посла «короля Римского Максимилиана» Георга фон Турна (Юрия Делатора), а в 1492 году еще и «любознательного путешественника» Михаила Снупса, наконец, в 1517 и в 1526 годах в Московию приезжал посол императора Максимилиана Сигизмунд Герберштейн, а в 1520 и 1524 годах – папский посол Паоло Чентурионе, стремившийся к сближению Рима и Москвы, а также реализации масштабного проекта по вывозу пряностей из Индии в Европу через Россию.

Крупным событием для Московии стало прибытие 4 марта 1518 года греческого посольства, в составе которого находился афонский монах Максим Грек, принадлежавший к знатному греческому роду Триволисов и до своего монашества носивший имя Михаила Триволиса. Он являлся человеком европейской образованности, владел разными языками, получал знания в Париже и Флоренции, увлекался учением Савонаролы, был близок к ученому кругу венецианского книгопечатника, гуманиста Альда Мануция, который прославился изданием античной греческой литературы. В лице Максима Грека Афон выполнил просьбу Василия III прислать ему на время переводчика, способного разобраться в книгах, собранных отчасти прежними великими князьями, отчасти привезенных в Москву Софьей Палеолог и лежавших в пыли, без всякого употребления. Увидев книжные завалы, Максим Грек сказал великому князю: «Государь! Вся Греция не имеет ныне такого богатства, ни Италия, где Латинский Фанатизм обратил в пепел многие творения наших Богословов»[16]16
  Цит. по: Карамзин Н. М. История Государства Российского. С. 694.


[Закрыть]. В качестве переводчика Максим Грек перевел с греческого и латыни крупные памятники христианской литературы, ранее отсутствовавшие в славянской рукописной традиции: Толковую псалтырь, Толковый апостол, Евангельские беседы Иоанна Златоуста и многое другое. Но этим дело не ограничилось.

В ходе работы им была осознана необходимость исправления русских богослужебных книг путем их сверки с греческими оригиналами, что он и осуществил. Однако его смелая правка вызвала неоднозначное отношение у московитов: одни говорили о ней с почтением, другие обвиняли в том, что он «растлевает» и «развращает» святые писания. Почувствовав невозможность продолжения своей работы с духовной литературой, Максим Грек попросил великого князя Василия III отпустить его домой на Афон, но получил отказ. Тогда, вынужденно оставшись в Московии, он обратил все свое внимание на русскую действительность и стал анализировать ее в своих полемических сочинениях, в том числе и в посланиях Василию III.

Многое Максим Грек подверг острой критике: внешнюю и внутреннюю политику московской власти, развод и новый брак Василия III, пристрастие московского двора к астрологии и прорицателям, но главное – жизнь православной церкви, русское монастырское устройство и земельную собственность монастырей, их прав на эксплуатацию крестьянского труда. Сравнивая православное монашество с монахами нищенствующих орденов католической Европы, которые отказались от всякого стяжания и целиком посвятили себя «богодухновенным писаниям», он противопоставлял их «совершенное иноческое жительство» русской практике монастырского «многостяжания», «любостяжания», «лихоимства», усматривая в ней нравственный упадок и полагая, что, во-первых, все нужное для жизни монахи должны приобретать трудом своим, во-вторых, в случае необходимости они могут принимать от христолюбцев милостыню, но только нужную, а не излишнюю, и, в-третьих, монастыри не должны иметь вотчин и вообще не допускать стяжания от чужих трудов[17]17
  Казакова Н. А. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI века. Л.: Наука, 1970. С. 159.


[Закрыть]. Не в пользу Москвы было и сравнение ее с некоторыми европейскими городами, в частности, с Парижем, где получили развитие «словесные художества», «богословие и философия священная» и куда поэтому стекались со всех стран «не только сыновья “простейших человек”, но и лиц “боярского и княжеского сана”», а затем, «проучившись определенное время в Париже, они возвращались в свое отечество, становясь его украшением и “споспешником… добрейшим”»[18]18
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 128.


[Закрыть].

Критика Максимом Греком русских церковных и светских порядков привела к тому, что он – иностранец – в 1525 году был осужден как еретик и государственный изменник и заточен в Иосифо-Волоколамский Успенский монастырь. Однако этого властям показалось мало. В 1531 году его судили повторно и обвинили: а) в еретической порче богослужебных книг; б) в осуждении практики поставления митрополитов русскими списками, а не константинопольским патриархом; в) в хуле на русских чудотворцев; г) в изменнических сношениях с турецким послом Скиндером и стремлении поднять на Русь турецкого султана, что в определенной мере было вызвано появлением в Московии двадцатых годов XVI века анонимной русской версии латинского «Сказания брани венециан противу турецкого царя», которое говорило о нависшей над христианскими народами турецкой угрозе и необходимости вхождения Руси в антитурецкую лигу Европы.

В заточении Максим Грек провел почти четверть века. Там он написал много работ, в том числе программное сочинение «Исповедание православной веры», в котором обосновал свою невиновность. Умер Максим Грек в 1556 году уже не в заточении, а на свободе, но не на родине в Греции, а в России, в Троицком монастыре, и «своею жизнью на Руси он прочертил как бы путь многих и многих интеллигентов», став, «в сущности, первым интеллигентом на Руси»[19]19
  Лихачев Д. С. Раздумья о России. СПб.: Logos, 1999. С. 622.


[Закрыть]. После себя Максим Грек оставил «огромное литературное наследие на русском языке, и он по праву считается одним из крупнейших русских писателей XVI в.»[20]20
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 127.


[Закрыть]. Труды Максима Грека впервые были опубликованы спустя триста лет после его кончины: в 1859–1862 годы Казанская духовная академия в трех частях выпустила «Сочинения преподобного Максима Грека»[21]21
  Сочинения преподобного Максима Грека, изданные при Казанской духовной академии. Ч. 1–3. Казань: Типография Губернского правления, 1859–1862.


[Закрыть]. Тогда же, в 1862 году на торжественно установленном в Великом Новгороде памятнике «Тысячелетие России» среди 31 фигуры просветителей Руси, изображенной на фризе нижней части монумента, был вылеплен горельеф Максима Грека как одного из славнейших представителей страны и народа[22]22
  См.: Маслова Е. Н. Памятник «Тысячелетию России». Л.: Лениздат, 1972. – 102 с.


[Закрыть].

Горельеф Максима Грека на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. Россия.

В 1865 году редакция журнала «Мирской Вестник» выпустила в Санкт-Петербурге брошюру «Преподобный Максим Грек», открывавшуюся его большим графическим портретом[23]23
  Преподобный Максим Грек. СПб.: Мирской вестник, 1865. – 16 с.


[Закрыть]. В 1894–1897 годы Казанская духовная академия повторила издание «Сочинений преподобного Максима Грека» середины XIX века, а в 1910–1911 годы «Сочинения преподобного Максима Грека в русском переводе» и в трех частях выпустила Троицко-Сергиева лавра[24]24
  Сочинения преподобного Максима Грека в русском переводе. Ч. 1–3. Свято-Троицкая Сергиева Лавра: Собств. Типография, 1910–1911.


[Закрыть]. На рубеже веков, в последний период истории царской России стали появляться биографические исследования духовного пути этого религиозного деятеля, начиная с «Жития преподобного отца нашего Максима Грека»[25]25
  Житие преподобного отца нашего Максима Грека, трудившегося в переводе богослужебных книг с древнегреческого на славянский язык в царствующем граде Москве, в первой половине XVI в., при Великом князе Василии Иоанновиче, а потом двадцать пять лет томившегося в заточении за правду / Сост. иером. Св. Троицкой Сергиевой Лавры Харлампий. Спб.: тип. Р. Голике, 1886. – 60 с.


[Закрыть], продолжая «Кратким очерком церковно-общественной деятельности преподобного Максима Грека по части обличения и исправления заблуждений, недостатков и пороков русского общества XVI ст. (1518–1556)» А. Л. Синайского[26]26
  Синайский А. Л. Краткий очерк церковно-общественной деятельности преподобного Максима Грека по части обличения и исправления заблуждений, недостатков и пороков русского общества XVI ст. (1518–1556 г.). СПБ.: Гл. упр. уделов, 1898. – 74 с.


[Закрыть] и заканчивая книгой Б. И. Дунаева «Пр. Максим Грек и греческая идея на Руси в XVI веке»[27]27
  Дунаев. Б. И. Пр. Максим Грек и греческая идея на Руси в XVI веке: Ист. исслед. с прил. текстов дипломат. сношений России с Турцией в начале 16 ст. по документам Моск. арх. М-ва ин. дел. М.: Синод. тип., 1916. – 92 с.


[Закрыть]. Интересовал Максим Грек и советских исследователей, особенно последней трети XX века, а в постсоветской России его биография была даже издана в серии «Жизнь замечательных людей»[28]28
  Синицына Н. В. Максим Грек. М.: Молодая гвардия, 2008. – 236 с.


[Закрыть]. Заслуживает внимание и тот факт, что в 1988 году на Поместном соборе Русской православной церкви Максим Грек был прославлен в лике преподобных – через 470 лет после его приезда в Московию.

Историк В. О. Ключевский писал об интересе иноземцев к Руси: «Ни одна европейская страна не была столько раз и так подробно описана путешественниками из Западной Европы, как отдаленная лесная Московия»[29]29
  Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. Пг.: Комиссариат народного просвещения, 1918. С. 5.


[Закрыть]. Известно более сотни рассказов о ней, в одной только книге «Иностранцы о древней Москве. Москва XVXVII веков» М. М. Сухманом было собрано 70 ее описаний военными, дипломатами, переводчиками, священниками, учеными, врачами, купцами[30]30
  Иностранцы о древней Москве: Москва XV–XVII вв. / сост. М. М. Сухман. М.: Столица, 1991. – 428 с.


[Закрыть]. Ценность иностранных свидетельств, их значение и своеобразие определялись тем, что, «повседневные явления жизни, мимо которых без внимания проходили русские люди, привыкшие к ним, останавливали на себе внимание чужого наблюдателя. Иностранец не мог верно объяснить, часто не мог даже беспристрастно оценить многие явления русской жизни, но описать их, выставить заметные черты он мог лучше и полнее, нежели россияне»[31]31
  Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве // Там же. С. 96.


[Закрыть]. И нередко то, что русское сознание отметало прочь, сторонний взгляд брал на заметку, сохранял в памяти, например, своеобразие культуры, особенности государственного управления и судопроизводства, специфические черты уклада жизни и повседневности. Конечно, субъективность, а порой и предвзятость, иностранных свидетельств умаляют их значение, но при должном научном анализе и критическом отношении они дают уникальную возможность увидеть русскую жизнь глазами заезжего иностранца и потому выступают ценными памятниками прошлого как России, так и мира.

Важность сказаний иностранцев о Руси была для отечественных исследователей неоспоримой. Так, русский историк немецкого происхождения Ф. П. Аделунг в первой половине XIX века написал и опубликовал такие работы как «Зигмунд фон Герберштейн», «Августин фон Мейерберг и его поездка в Россию», «Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 года и их сочинений»[32]32
  Adelung F. Siegmund Freiherr von Herberstein. Mit besonderer Ruecksicht auf seine Reisen in Russland / geschildert von Friedrich Adelung. St. Petersburg: тип. Н. Греча, 1818. – 513 с.; Idem. Augustin Freiherr von Meyerberg und seine Reise nach Russland. St. Petersburg: Kray, 1827. – 380 S.; Idem. Kritisch-literarische Übersicht der Reisenden in Rußland bis 1700. 2 Bände. St. Petersburg, 1846.


[Закрыть]. Другой исследователь – А. В. Старчевский в 1841–1842 годы издал на латыни два тома «Сказаний иностранных писателей XVI века о России»[33]33
  Starczewski A. Historiae Ruthenicae Scriptores exteri saeculi XVI. Volumen Primum. Berolini et Petropoli, MDCCCXLI. – 725 p.


[Закрыть]. Стажируясь в Берлине, Старчевский занялся сбором и каталогизацией хранившихся в европейских библиотеках и архивах иностранных источников, касавшихся России, в результате чего он пришел к выводу, что составление полной картины прошлого должно непременно вестись «при помощи повествований иностранцев об особенностях русского народа», что затем было отражено им в книге «Очерк литературы русской истории с древнейших времен до Карамзина» и статье «Очерк исторической деятельности в России до Карамзина», которые были изданы «Финским вестником» в Петербурге в 1845 году[34]34
  Гулов П. С. Периодизация отечественной историографии в «Очерке литературы русской истории до Карамзина» А. В. Старчевского // Вестник НГУ. Сер. ист., филол. Т. 7. Вып. 1: История. Новосибирск: Новосибирский гос. пед. ун-т, 2008. С. 129.


[Закрыть].

Иностранные свидетельства плодотворно использовал Н. М. Карамзин в своей «Истории Государства Российского», а также Н. Г Устрялов, В. И. Любич-Романович, К. Н. Бестужев-Рюмин, В. Р. Зотов. Специалистом по иноземным описаниям Руси был В. О. Ключевский, посвятивший им свою первую диссертацию, написанную в 1865 году и названную «Сказание иностранцев о Московском государстве», которая в 1866 году сначала частями была опубликована в «Известиях Московского университета», а потом отдельным изданием выпущена «Обществом распространения полезных книг». Труд Ключевского был продолжен его учеником В. Н. Бочкаревым, выпустившим в 1914 году работу «Московское государство XV–XVII веков по сказаниям современников-иностранцев». В 1922 году историк Г. К. Лукомский, живя в Берлине, издал там книгу «Московия в представлении иностранцев XVI–XVII веков. Очерки П. Н. Апостола», которая была иллюстрирована гравюрами из книг Герберштейна, Олеария, Корба[35]35
  Лукомский Г. К. Московия в представлении иностранцев XVI–XVII веков. Очерки П. Н. Апостола. Берлин: Academia; тип. Куммер и К°, 1922. – 68 с.


[Закрыть]. Активно разрабатывали тему «иностранных свидетельств» советские и постсоветские исследователи – М. Н. Тихомиров, М. А. Алпатов, Ю. А. Лимонов, В. Р. Мединский и другие[36]36
  Тихомиров М. Н. Источниковедение истории СССР. Вып. 1: С древнейших времен до конца XVIII в. М.: Изд-во соц. – экон. литературы, 1962. – 496 с.; Он же. Средневековая Россия на международных путях. XIVXV вв. М.: Наука, 1966 – 173 с.; Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII–XVII вв. М.: Наука, 1973. – 476 с.; Он же. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII – первая половина XIX в.). М.: Наука, 1985. – 272 с.; Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII веках. Л.: Наука, 1978. – 272 с.; Мединский В. Р. Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV–XVII вв.: дис. … д-ра. ист. наук. по специальности 07.00.02. – Отечественная история. М.: РГСУ, 2011. – 479 с.


[Закрыть].

Среди первых описаний Московии европейцами следует отметить труд венецианского посланника Амброджо Контарини «Путешествие в Персию» 1487 года, работу ректора Краковского университета Матвея Меховского «Трактат о двух Сарматиях» 1517 года, имевшую несколько изданий и переводов на европейские языки и ставшую для Запада важным источником информации о Руси, а также сочинение советника эрцгерцога Фердинанда, венского епископа Иоганна Фабри «Религия московитов» 1525 года, которое было написано без посещения русских земель, лишь на основе записи бесед с русскими послами – князем И. И. Засекиным-Ярославским и дьяком С. Б. Трофимовым[37]37
  Viaggio del clarissimo messer Ambrogio Contareno nella Persia, mandate pro ambasciatore dalla Illustrissima Signoria di Vinetia, allo illustre signore Usuncassan, re di Persia. Венеция, 1487; Tractatus de duabus Sarmatiis Asiana et Europiana et de contentis in eis. 1517; Меховский Матвей. Трактат о двух Сарматиях. М.; Л.: АН СССР. 1936. – 288 с.; Трактат Иоганна Фабри «Религия московитов» // Россия и Германия. Вып. 1. М.: ИВИ РАН, 1998. С. 15–34. В России «Религия московитов» Фабри была издана в 1826 г. в «Отечественных записках» в качестве вольного и краткого перевода этого трактата на русский язык с некоторыми пояснениями переводчика, вольным пересказом отдельных эпизодов и добавлениями; затем в 1841 г., основываясь на франкфуртской публикации 1600 г., полный трактат Фабри был опубликован А. Старчевским, который издал его вместе с другими иностранными источниками XVI в., рассказывавшими о России.


[Закрыть]. Они, возвращаясь из Испании от императора Карла V, по дороге на родину в Тюбингене были приняты при дворе эрцгерцога Фердинанда, где при посредничестве переводчика Власа Игнатьева и состоялся обширный разговор Фабри с московскими дипломатами, легший затем в основу его «Религии московитов». И хотя Фабри никогда не видел того, о чем писал, его трактат стал своеобразной настольной книгой для многих иностранцев, приезжавших в Московию, и в Европе неоднократно издавался: в 1526 году базельским типографом Иоганном Бебелем; в 1541 году там же в Базеле, в «книге занимательных повествований о военных экспедициях и новооткрытых землях»; в 1582 году в Шпейере в сочинении Яна Лазицкого «О религии, жертвоприношениях, свадебном и похоронном обряде русских, московитов и татар»; в 1600 году во Франкфурте в подборке сочинений о Московии, подготовленной Климентом Марнием и Иоганном Аубриусом; в 1630 году в Лейдене в сборнике «Государство и города Московии» и так далее.