Текст книги "Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков"

Памятник просветителям Иоанникию и Софронию Лихудам; художник В. Клыкова, архитектор В. Пасенко. 2007 г., Москва, Россия.

Однако не всем на Руси синтез византийско-греческой и западно-латинской учебных традиций пришелся по нраву. В 1694 году Лихуды были отстранены от преподавания и попали в опалу. Не нравилась многим и активная богословско-полемическая деятельность Лихудов, которая нашла отражение в их сочинениях: «Акос, или Врачевание от угрызений змиевых», «Диалоги грека учителя к некоему Иисуиту», «Мечец Духовный» и других. Лишь триста лет спустя, в 2007 году перед храмом бывшего Богоявленского монастыря Китай-города Москвы, у места, где началось формирование Славяно-греко-латинской академии, знаменитым «греческим просветителям братьям Иоанникию и Софронию Лихудам» был установлен бронзовый памятник, но не благодарными россиянами, а как «дар правительства Греции городу Москве»!

Славяно-греко-латинская академия стала первой высшей школой в России. Она подготовила когорту новых людей для новой эпохи. А ее предвестниками были такие яркие личности как боярин В. В. Голицын – приверженец широкого просвещения, покровитель братьев Лихудов, сторонник веротерпимости, поборник вечного мира и дружбы с Западом; глава Посольского приказа А. Л. Ордин-Нащокин, придерживавшийся «правила, что “доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов”» и регулярно доставлявший царю Алексею Михайловичу вести из Европы[142]142
  Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Курс русской истории. Ч. IV. М.: Мысль, 1989. С. 317; Шамин C. М. К вопросу о частном интересе русских людей к иностранной прессе в России XVII столетия // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 2 (28). С. 44.


[Закрыть]; стольник П. И. Потёмкин, объездивший почти всю Европу и имевший беседы с Людовиком XIV и художником Д. Веласкесом и некоторые другие. Для них европеизация означала широту кругозора, знакомство с миром разных вещей и понятий, эрудицию, – словом, все то, что давалось активной познавательной деятельностью, выходившей за рамки архаичного бытия. И хотя до сих пор существует стойкое мнение, что весь строй московской жизни «не допускал живого, непосредственного общения подданных с иностранцами», которое «навлекало на русских серьезные подозрения не только в измене русской вере и обычаям, но и политической», что население Московии было «совершенно равнодушно к искусству и знанию европейцев»[143]143
  Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. Из истории русского права XVI и XVII веков. СПб., 1909. С. 58, 59; См. также: Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях и старинные земские соборы // Собр. соч. Кн. 8. СПб., 1906. С. 87; Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915. С. 251.


[Закрыть], наличие многочисленных фактов и артефактов опровергает данное убеждение и уж никак не относится к экономически активным и просвещенным слоям Московского государства.

Во многих письменных памятниках светского характера «нет ни враждебности, ни религиозной или национальной нетерпимости в отношении западного мира. Чувствуется лишь пытливость авторов и стремление запечатлеть и донести до читателя сведения о Западе, с которым Россию все больше связывали проблемы международной жизни и развивающиеся культурные контакты»[144]144
  Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 258.


[Закрыть]. А также повседневный «жизненный мир», о чем еще в XIX столетии писал историк Д. В. Цветаев, разбиравший дела об изъятии русской прислуги у иностранцев и в работе «Памятники к истории протестантства в России» отмечавший, что неоднократное издание в течение всего XVII века указа, запрещавшего иностранцам держать русскую прислугу, говорило о постоянном его нарушении и о том, «что в действительности разобщенность между русскими и иноземцами не была настолько велика, как обыкновенно теперь представляют ее»[145]145
  Цветаев Д. В. Памятники к истории протестантства в России // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1883. Июль-Сентябрь. Кн. 3. С. V.


[Закрыть].

Завершить разговор о Московской Руси можно словами философа Г. П. Фёдотова, который сто лет назад писал: «Конечно, рисовать два столетия Москвы, как сплошной упадок, несправедливо. Нельзя закрывать глаза на подвиг создания великой державы, нельзя не видеть и огромных сил народных… Москва полнокровна, кряжиста, если говорить об ее этнических силах. Но уже развивается старческий склероз в ее социальном теле. Такая юная годами, она видимо дряхлеет в XVII в., и дряхлость ее сказывается во все растущем общественном недомогании, в потребности общих перемен и вместе с тем неспособности органически осуществить их. Государственное бытие становится невозможным в примитивно варварских формах, но силы инерции огромны, быт свят, предание и православие одно. Со времени Грозного оборона государства во все растущей мере зависит от иностранцев. Немецкая слобода, выросшая в Москве, стоит перед ней живым соблазном. Как разрешить эту повелительно поставленную судьбой задачу: усвоить немецкие хитрости, художества, науку, не отрекаясь от своих святынь? Возможна ли простая прививка немецкой техники к православному быту? Есть люди, которые еще в наши дни отвечают на этот вопрос утвердительно. Но техника не падает с неба. Она вырастает, как побочный плод, на древе разума: а разум не может не быть связан с Логосом. Пустое место, зиявшее в русской душе именно здесь, в “словесной”, разумной ее части, должно быть заполнено чем-то. В десятилетие и даже в столетие не выращивается национальный разум. Значит, разум тоже будет импортироваться вместе с немецкими пушками и глобусами. Иначе быть не может. Но это страшно. Это означает глубокую деформацию народной души, вроде пересадки чужого мозга, если бы эта операция была возможна. Жестоко пробуждение от векового сна. Тяжела расплата – люди нашего поколения ощущают это, как никогда. Но другого пути нет. Кто не понимает этого, тот ничего не понимает в истории России…»[146]146
  Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990. С. 416–417.


[Закрыть]. Этим путем была модернизация, глубокое реформирование страны по самому передовому на тот момент западному образцу. Без построения нового мощного государства, промышленной цивилизации и светской культуры, вписанной в европейский контекст, Московское царство ждал регресс, и оно на столетия могло остаться малоразвитой страной и легкой добычей для более сильных соседей.

Импульс, заданный великой княгиней Софьей Палеолог по включению Московской Руси в европейское цивилизационное пространство, обернулся миссией превращения Москвы в Третий Рим, которая стала определять развитие России на все последующие века.

Глава II
Россика XVIII века

 
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
 

А. С. Пушкин[147]147
  Пушкин А. С. Медный всадник // Собр. соч.: в 10 т. Т. 3: Поэмы. Сказки. М.: Худ. лит., 1975. С. 255, 268; *Примеч. Пушкина: «Альгаротти где-то сказал: “Petersbourg est la fenetre par laquelle la Russie regarde en Europe”»; в пер. с фр. яз. данная фраза Франческо Альгаротти звучит так: «Петербург – это окно, через которое Россия смотрит в Европу».


[Закрыть]

Важной вехой в истории международного сотрудничества России и складывания россики был период правления Петра I – царя совершенно новой формации, который решительно встал на путь общеевропейского развития. Он не только открыл окно в Европу, но и связал Россию с Европой настолько крепкими нитями, что их впоследствии было уже сложно порвать – нитями дипломатическими, экономическими, финансовыми, культурными, научными. Петр I вернул Россию в Европу, снова, как при великих князьях Древней Руси, сделал ее непременной частью европейского культурного пространства. Он смог «восстановить тот путь “из Варяг в Греки”, который был прерван в России татаро-монгольским игом, и построить у его начала Петербург»[148]148
  Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 623.


[Закрыть] – город святого Петра – преемник Рима, новый центр Европы, смотрящий не назад, в патриархальное прошлое, а вперед, на передовые страны Запада.

Петр I превратил отношения России с Западом, говоря словами историка В. О. Ключевского, в «капитальный вопрос» русской жизни, изменивший парадигму культурного развития России, всю ее систему ценностей, во главу угла которой была поставлена идея земного труда как смысла жизни. Царь служил сам и требовал того же от своих подданных, прежде всего элиты, формировавшейся по принципу «знатное дворянство по годности считать»[149]149
  Голиков И. И. Деяния Петра Великого мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. Изд. 2. Т. X. М.: Тип. Николая Степанова, 1839. С. 113.


[Закрыть]. В него было взято много пришлых людей, выходцев с Запада (В. Берхгольц, Я. Брюс, Ф. Лефорт, А. Остерман, П. Шафиров, П. Ягужинский), внедрявших его устои в новое для них русское отечество. 15 апреля 1702 года Петр I издал указ о приглашении иноземцев на поселение в Россию, который затем в расширенном виде и в форме манифеста 21 июля 1763 года был повторен Екатериной II. Иностранцам гарантировалось сохранение подданства, свобода вероисповедания, право на беспрепятственный выезд, освобождение от ряда податей и повинностей. Русские императоры высоко оценивали вклад просвещенных европейцев в развитие России, и, как говорила, например, Екатерина II об одном из них, фельдмаршале Б. К. Минихе, «не будучи сыном России, он был одним из ее отцов»[150]150
  Миних Бурхард-Христоф // Большая энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания / под ред. С. Н. Южакова. Т. 13. – СПб.: Просвещение, 1909. С. 189.


[Закрыть].

Идея земного труда как смысла жизни заставила Петра I кардинально пересмотреть мировоззрение Московской Руси и прежде всего отношение к знаниям, наукам, образованию – светскому и профессиональному. Отринув «надменное благочестие» московитов, их «суеверие и пустосвятство», новый царь первый среди державных особ Руси решил лично посетить Западную Европу, которую много обсуждали в великокняжеских палатах Москвы, но ни разу не видели и воочию не знали. Снарядив в 1697 году Великое посольство и выбрав себе девизом «Аз есмъ в чине учимых и учящих мя требую» («Я ученик и ищу себе учителей»), Петр I отправился на Запад «с целью все нужное там высмотреть, вызнать, перенять европейское мастерство, сманить европейского мастера», овладеть европейскими навыками[151]151
  Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Курс русской истории. Ч. IV. М.: Мысль, 1989. С. 21.


[Закрыть]. В Пруссии, Голландии, Англии, Франции он внимал инженерам и техникам, строителям и зодчим, художникам и философам, ученым и профессорам так же как европейским монархам ради одного – «оградя Отечество безопасностию от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусства и науки»[152]152
  Петр Великий: Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб.: Культ. – просветит. О-во «Пушкинский Фонд», 1993. С. 322.


[Закрыть].

Петр I сделал дорогу на Запад главным вектором для россиян. При этом он не питал к Западной Европе «слепого или нежного пристрастия, напротив, относился к ней с трезвым недоверием и не обольщался мечтами о задушевных ее отношениях к России, знал, что Россия всегда встретит там только пренебрежение и недоброжелательство»[153]153
  Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Ч. IV. С. 196.


[Закрыть]. Видел ли Петр Алексеевич созданную в начале XVIII века на Западе гравюру «Непосредственное представление и описание наиболее важных европейских народов» («Eigentliche Vorstell– und Beschreibung der Fürnehmsten in EUROPA befindlichen Land-Völcker»), а также картину с таблицей «Краткое описание проживающих в Европе народов и их особенностей» («Kurze Beschreibung der In Europa Befintlichen Völckern Und Ihren Aigenschafften»), в которых московиты, отмеченные среди десяти значимых европейских народов (испанцев, французов, итальянцев, немцев, англичан, шведов, поляков, венгров, турок с греками) представлены в основном негативно (чуть лучше турок с греками, но хуже всех остальных)[154]154
  См.: Смирнов И. Б. Культурологическое содержание этнонимов в австрийской исторической традиции (Steirische Völkertafel начала XVIII века) // XVI Царскосельские чтения: Человек – гражданин – гражданское общество – правовое государство: материалы междунар. науч. конфен. (24–25 апр. 2012 г). Т. III. СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2012. С. 411–415.


[Закрыть], сказать невозможно, но то, что русский царь-реформатор своими делами по переустройству Московии стремился изменить подобное мнение, было бесспорным.

Петр I считал, что Россия должна в течение короткого времени быстро овладеть всеми цивилизационными достижениями западного мира, после чего сможет уже развиваться без него: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом», – говорил он Генриху Остерману[155]155
  Цит. по: Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Ч. IV. 1989. С. 196.


[Закрыть], однако вышло все иначе. Однажды признав западную цивилизацию наиболее эффективной, мощной и успешной, отметив ее в качестве экономического и культурного ориентира для россиян и взяв ее достижения за пример, верховная власть России уже не могла отказаться от нее. В результате, поставленное на поток Петром I и его последователями использование технических новшеств Запада до такой степени укоренилось, что превратилось в традицию, существующую до сих пор.

Такой путь не являлся предметом выбора России, а навязывался ей с силой физической необходимости, поскольку стране, чтобы быть мощной и независимой, требовалось овладеть новейшими достижениями мировой цивилизации и прогрессивными технологиями, которые были выработаны тогда почти исключительно в Западной Европе. Петр I, взяв курс на всеобщую модернизацию, понимал, что без нее Россия окажется на обочине исторического процесса. Поэтому если в XV–XVII века Русь смотрела на Западную Европу как на «магазин надобных России изделий», из которого «механически заимствовались технические средства и материальные житейские удобства», то в XVIII столетии ситуация существенно изменилась: возникла объективная потребность научиться самим делать и производить то, что раньше покупали, в результате чего Европа превратилась для русского человека в школу и пример для подражания[156]156
  Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. С. 198.


[Закрыть]. Как писал Ключевский, Петр I «хотел не заимствовать с Запада готовые плоды тамошней техники, а усвоить ее, пересадить в Россию самые производства с их главным рычагом – техническим знанием»[157]157
  Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Ч. IV. С. 197.


[Закрыть]. А для этого нужны были профессиональные кадры – в армии и на флоте, в промышленности и торговле, в сфере управления и финансов, медицины, науки, культуры.

Желая «вывести русского человека из его национального одиночества, продвинуть его кругозор за пределы его отечества», Петр Алексеевич, первый среди московских царей, разрешил ему свободный выезд «в европейские государства для науки» и просвещения, изучения и освоения западного опыта[158]158
  Там же. С. 219, 221.


[Закрыть]. Он начал массово отправлять в Амстердам, Венецию, Лейпциг, Лондон, Париж, Рим, Страсбург и другие города своих молодых соотечественников, которые должны были там прилежно овладевать новыми знаниями. Уже в 1696 году сорок дворян было послано Петром I в Морскую академию Венеции, из которых семнадцать человек стали учениками прославленного мореплавателя, математика и кораблестроителя, капитана Марко Мартиновича. За обучение юношей царское равительство обязалось платить ему пятьдесят дукатов в месяц, каждый из которых имел 3,5 грамма золота высшей пробы[159]159
  Княжецкая Е. А. Связи России с Далмацией и Бокой Которской при Петре I // Советское славяноведение. № 5. 1973. С. 46–59.


[Закрыть].

Картина неизвестного автора и фрагмент картины «Марко Мартинович обучает русских дворян».

О россиянах, постигавших навигационное дело в морской школе на Адриатике, до сих пор напоминает живописная картина «Марко Мартинович учит поименованных здесь московских князей и бояр морским наукам и управлению» («Marko Martinovich ucceci pricipe i gospodu moskovsku tu ime novanu na morski nauk i wladagnie»), которая висит в ратуше города Пераста – родного города Марко Мартиновича, гордящегося своим знаменитым соотечественником. Верхнюю часть картины занимает царский титул Петра I, под которым приведены имена 17-ти русских учеников, разделенных государственным гербом России на две части: княжескую и боярскую. Это: Никита Иванович Бутурлин, Юрий Иванович Бутурлин, Иван Данилович Гагин, Петр Алексеевич Голицын, Дмитрий Михайлович Голицын, Федор Алексеевич Голицын, Борис Иванович Куракин, Яков Иванович Лобанов-Ростовский, Абрам Федорович Лопухин, Михаил Афанасьевич Матюшкин, Андрей Иванович Репнин, Иван Алексеевич Ржевский, Михаил Федорович Ртищев, Юрий Яковлевич Хилков, Михаил Яковлевич Хилков, Андрей Яковлевич Хилков, Владимир Петрович Шереметев[160]160
  Голицын Н. Н. Род князей Голицыных. Материалы родословные. Т. I. СПб.: Л. С. Голицын, 1892. С. XIII.


[Закрыть]. Внизу картины изображен сам Марко Мартинович с пятью учениками, сидящими за столом, рядом с картой, компасом и металлической сферой[161]161
  Русский вестник-Черногория. 2017. 5 июн.


[Закрыть].

Такое педантичное перечисление всех русских студентов рядом с Марко Мартиновичем говорило о том, что учитель гордился своими учениками, а они уважали своего учителя. Тем не менее ни одному из них не суждено было стать моряком. Осенью 1698 года особым указом Петра I все они были вызваны в Россию для решения разных государственных задач. Только один ученик Марко Мартиновича прославил флот России – черногорец из Далмации, «уроженец города Пераста, знаменитый русский адмирал Матвей Змаевич»[162]162
  Княжецкая Е. А. Указ. соч. С. 59.


[Закрыть]. Принятый на русскую службу в 1710 году, он четверть века предано служил своему новому отечеству – послом, капитаном, адмиралом, губернатором.

В том же 1698 году, когда царь Петр I вернул своих соотечественников из Венеции, 61 человек был послан в Италию, 39 – в Голландию, 22 – в Англию, в результате, например, в одной только Голландии в начале XVIII века под присмотром поступившего на русскую службу амстердамского купца Ягана фан ден Бурга находилось уже полторы сотни русских «робят, бывших матросами на океане и на междуземном море»[163]163
  Лабутина Т. Л. Восприятие английской культуры в России в эпоху Петра I // Вопросы истории. 2002. № 9. С. 23; Копанев Н. А. Французская книга и русская культура в середине ХVIII века. (Из истории международной книготорговли). Л.: Наука, 1988. С. 16.


[Закрыть]. Некоторые сподвижники царя добровольно отправлялись на учебу за границу, например, стольник П. А. Толстой. В 1697 году он, несмотря на свой пятидесятилетний возраст, выехал в Италию для изучения морского дела и провел на Апеннинах два года, о чем подробно рассказал в своем дневнике, который в XVIII веке ходил в рукописных списках, а в следующем столетии был издан журналом «Русский архив»[164]164
  Толстой П. А. Путешествие стольника П. А. Толстого / пред. Д. А. Толстого // Русский архив. 1988. Кн. 1. Вып. 2–4; Кн. 2. Вып. 5–8; Толстой П. А. Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе. 1697–1699. М.: Наука, 1992. – 387 с.


[Закрыть]. И хотя прославился Д. А. Толстой не в морском деле, а на государственном и дипломатическом поприще, его дневниковые записи входят в золотой фонд литературных памятников России.

В 1699 году Петр I задумал отправить на учебу за границу своего девятилетнего сына Алексея, но из-за смерти его воспитателя поездка не состоялась. Тогда было решено «наставление в науках» юного царевича организовать в Москве под руководством немецкого офицера с дипломом Лейпцигского университета Мартина Нейгебауэра, который затем написал о своей русской жизни воспоминания. Их название – «Послание знатного немецкого офицера к одному вельможе о гнусных поступках москвитян с чужестранными офицерами» говорило о том, насколько трудным для него оказался процесс европейского обучения наследника русского престола и как тяжело было уроженцу Германии в России. Не найдя общего языка с цесаревичем Алексеем и не выдержав душевных и телесных мук, связанных с оскорблениями и побоями при московском дворе, Нейгебауэр навсегда покинул Россию[165]165
  Brückner, Alexander. Die Europaisirung Russlands. Land und Volk. Gota, 1888; Brückner, Alexander. Geschichte Russland bis zum Ende des XVIII Jahrhunderts. B. I. Überblick der Entwickelung bis zum Tode Peters des Grossen. Gota, 1896; Брикнер А. Г. История Петра Великого. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1882. – 686 с.


[Закрыть].

Незадача с домашним образованием сына заставила Петра I вновь заявить о необходимости его обучения за границей, и в 1709 году он был отправлен в Дрезден совершенствоваться в языках и науках. Параллельно ставилась задача устроить брак царевича Алексея с немецкой принцессой Софией Шарлотой Христиной Брауншвейг-Вольфенбюттельской, которая успешно была решена. В октябре 1711 года в небольшом городке Торгау под Лейпцигом состоялась их пышная свадьба, возобновившая древнерусскую традицию династических браков с западными королевскими дворами. «Породнение с Европой» считалось крупной дипломатической победой России и имело исключительное значение для Петра I, стремившегося к расширению и укреплению международных связей с Западом. Его агенты, посланники и резиденты на рубеже XVII–XVIII веков действовали по всей Европе: князь В. Л. Долгоруков в Копенгагене, князь Г. Ф. Долгоруков в Варшаве, князь П. А. Голицын в Вене, князь Б. И. Куракин в Париже. Даже на средиземноморском архипелаге Мальта в 1698 году побывало русское посольство во главе с боярином Б. П. Шереметевым, ставившее целью заключение с Мальтийским военным орденом рыцарей-госпитальеров союза против Османской империи. И хотя союз не состоялся, Шереметев в 1699 году вернулся в Россию мальтийским рыцарем со знаком командорского отличия на своем новом европейском костюме – с украшенным алмазами командорским рыцарским крестом.

Прием посольства Б. П. Шереметева на о. Мальта. 1698. Неизвестный гравер.

Многие русские дипломаты, выполняя поручения царя, годами ездили по миру, например, участник Великого посольства Петра I, член свиты второго посла Головина Г. Г. Островский, направлявшийся «для науки морских художеств и воинских дел», а также «для некоторых дел тайно» из Голландии через всю Европу на Адриатику, в Далмацию и Венецию, или учившийся в Падуанском университете секретарь Посольского приказа Г. И. Волков, который в 1711–1713 годы работал в Париже, Венеции, Турции, Вене и Берлине. В 1716–1717 годы большую европейскую поездку совершил сам Петр I, в ходе которой было проведено много внешнеполитических мероприятий, и «газеты и журналы того времени, следившие за его путешествием по Европе, печатали отчет о каждом его действии»[166]166
  Полуденский М. Петр Великий в Париже // Русский архив. 1865. Вып. 6. С. 678–679.


[Закрыть]. А художник Жан-Марк Натье в 1717 году в Амстердаме написал два портрета русской царственной четы: Петра I и Екатерины I.

Портрет Б. П. Шереметева с мальтийским крестом на груди. Гравюра Т. Г. Шевченко. Музей-усадьба Кусково, Россия.

Особое впечатление на современников оставило посещение Петром I Парижа для заключения политического союза с Францией[167]167
  См., например, статью в «Revue Contemporaine» Эдуарда де Бартелеми «Петр Великий во Франции в 1716 году».


[Закрыть]. Торжественные встречи «под трубы и барабаны» русского царя с семилетним королем Людовиком XV состоялись 29 и 30 апреля 1717 года. Они вошли в историю совершенно необычным поступком Петра Алексеевича, который, увидев малолетнего Людовика XV, в порыве чувств сначала взял его королевское величество на руки, а потом произнес: «В моих руках – вся Франция». Этот яркий, но не совсем дипломатичный эпизод из жизни двух монархов впоследствии стал частым сюжетом книг, картин и скульптурных композиций. А 13 мая Петр I «был у короля инкогнито и показывал ему на карте Московии, составленной географом Делилем, то место, где он предполагал соединить Волгу с Доном, для сообщения Каспийского моря с Черным, и путь, по которому он вел свои войска в Полтаву», после чего царю в качестве подарка преподнесли «описание Парижа на русском языке: любезность эта была очень приятна Петру», и он через некоторое время подарил королю план Петербурга[168]168
  Полуденский М. Петр Великий в Париже // Там же. Вып. 5–6. С. 684–685, 691.


[Закрыть].

Ж.-М. Натье. Портрет Петра I. Амстердам, 1717. Ж.-М. Натье. Портрет Екатерины I. Амстердам, 1717. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург, Россия.

В течение почти полуторамесячного визита в Париж и его окрестности Петр I осмотрел Арсенал, Аптекарский огород, шпалерное производство и гобеленовую фабрику, Лувр, Инвалидный дом, Люксембургский дворец, чулочную фабрику, Версаль, монетный двор, на котором в честь него выбили золотую медаль, королевскую типографию и библиотеку, где «ему были поднесены в подарок двенадцать книг с гравированными изображениями версальских садов и зданий и походов Людовика XIV», Дворец правосудия, обсерваторию, Сорбонну, богословы которой, воспользовавшись визитом царя, вручили ему «план соединения восточной и западной церквей», и в конце своего пребывания во французской столице посетил Парижскую академию наук, которая за «разносторонние познания» избрала Петра I своим членом, а позже, 22 декабря 1717 года, и академиком[169]169
  Там же. С. 676–697.


[Закрыть]. В Париже было написано два натурных портрета русского царя: один – кисти художника Риго (Rigault), представлял Петра I в гвардейском мундире, другой – «в панцире» был выполнен живописцем Нотуаром (Notouar) для Версальского дворца[170]170
  Там же. С. 686.


[Закрыть].

Картина «Встреча Людовика XV с Петром I в Париже» художника Луиза Мари Жанна Эрсана.

Важным итогом европейского путешествия Петра I было знакомство с иностранными учеными и специалистами, многих из которых он приглашал в Россию: Г. В. Лейбница (Gottfried Wilhelm Leibniz)[171]171
  См.: Kotzsch, Lothar: Peter der Große öffnet mit Leibniz den Wissenschaften in Rußland das Tor zum Westen // Kotzsch Lothar. Königsberg in Preußen seit Peter dem Großen. Berlin, 2001. S. 35–37.


[Закрыть], разработавшего устав Петербургской академии наук, непосредственной организацией которой уже после смерти царя занимались Л. Л. Блюментрост (Laurentius Blumentrost) и И. Д. Шумахер (Johann Daniel Schumacher); Я. В. Брюса (James Daniel Bruce) – дипломата, военного, инженера, президента мануфактур и берг-коллегий, автора русско-голландского словаря и первого русского учебника по геометрии, создателя первой русской обсерватории и «Карты земель от Москвы до Малой Азии»; Р. К. Эрскина (Robert Erskine), занявшего пост лейб-медика Петра I, а также руководителя Императорской библиотеки и Кунсткамеры; Н. Л. Бидлоо (Nicolaas Bidloo) – придворного врача, создателя первого в России военного госпиталя и школы при нем; В. И. Беринга (Vitus Jonassen Bering), датского мореплавателя, ставшего капитан-командором русского флота, первооткрывателем земель и вод северо-восточной Азии и северо-западной Северной Америки, в честь которого названы море, пролив, озеро, остров, мыс и ледник; Б. К. Растрелли (Bartolomeo Karlo Rastrelli) – придворного скульптора и автора первых памятников Петру Великому; Жана-Батиста Александра Леблона (Jean-Baptiste Alexandre Le Blond) – главного архитектора Петербурга и других. Как говорил Петр I, «иностранцы узнают, что у нас есть науки, и перестанут почитать нас… варварами»[172]172
  Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. М.: Решетников, 1830. Изд. 3-е. Ч. 2. С. 62.


[Закрыть].

По далеко неполным данным материалов Посольской канцелярии и Посольского приказа, в Россию 1682–1717 годов въехало примерно 3200 человек из 43 стран и городов: Австрии, Венеции, Генуи, Греции, Далмации, Дании, Ирландии, Испании, Ливорно, Милана, Норвегии, Ревеля, Риги, Швейцарии, Шотландии и прочих земель[173]173
  См.: Рогожин Н. М. Обзор посольских книг из фондов-коллекций, хранящихся в ЦГАДА (конец XV – нач. XVIII в.). М.: Ин-т истории СССР, 1990. – 237 с.; РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. Ед. хр. 1619. Л. 2—297.


[Закрыть]. Больше всего людей приезжало в Россию из Германии (328), Голландии (358), Франции (104) и Швеции (221), а также из Речи Посполитой (75), Лифляндии (70), Англии (67), и меньше всего, буквально единицы, из Индии, Леванта, Персии, Турции. В 1701 году в Россию приехал первый японец – купец из Осака Дэмбей, и 8 января 1702 года в селе Преображенском даже состоялась встреча с ним Петра I, «положившая начало личным контактам представителей дома Романовых с Японией и ее народом»[174]174
  Подалко П. Э. Романовы в Японии. Из истории августейших контактов // Япония 2003–2004. Ежегодник. М.: МАКС Пресс, 2004. С. 300.


[Закрыть]. В общем, как видно из всех вышеприведенных данных, основной поток иностранцев шел из Европы, где многочисленные агенты Петра I активно вербовали разных мастеров и специалистов для государственных, военных, производственных, научных нужд России – армии, флота, промышленности, медицины, образования, культуры.

Это подтверждает профессиональный и социальный состав въезжавших в Россию в период правления Петра I иноземцев. Больше всего среди них было военных (1700) – от фельдмаршалов, генералов, контр-адмиралов, командоров флота до матросов и пленных шведов; далее большую группу составляли разного рода мастеровые люди (440) – мастера и подмастерья гипсового, глобусного, жестяного, игольного, корабельного, лакового, оловянного, парусного, сахарного, шлюзного, шпалерного, чертежного, якорного дела, гранильщики, красильщики, кузнецы, литейщики, машинисты, медальеры, огородники, переплетчики, плотники, портные, резчики, сапожники, слесари, стекольщики, токари, цирюльники, часовщики, чулочники, шляпники, шорники и так далее; за мастеровыми людьми шли лекари, доктора, хирурги, аптекари (171), за ними купцы и торговые иноземцы (143); лиц творческих профессий, от ученых до архитекторов, музыкантов и художников въехало 30 человек, инженеров и механиков – 20, столько же прибыло переводчиков; небольшие группы иноземцев составляли канцеляристы, секретари, стряпчие, приказчики, слуги (29), а также лица духовного звания (17); без указания рода занятий петровскую Россию посетило 227 человек, наконец, родственников (жен, детей, племянников, братьев и сестер), сопровождавших иноземных специалистов в русской поездке, было зафиксировано 107 человек[175]175
  Рогожин Н. М. Обзор посольских книг из фондов-коллекций, хранящихся в ЦГАДА (конец XV – нач. XVIII в.). М.: Ин-т истории СССР, 1990. – 237 с.; РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. Ед. хр. 1619. Л. 2—297.


[Закрыть].

По сравнению с Московской Русью численность приезжавших в Россию периода царствования Петра I иноземных специалистов увеличилась в разы: если за восемьдесят лет 1601–1681 годов Московию посетило примерно 243 мастера, лекаря, инженера, переводчика, музыканта, и они составляли 34-ю часть всех пересекавших в то время русскую границу людей, то за тридцать пять лет 1682–1717 годов специалистов прибыло 678 человек, которые представляли уже 5-ю часть всех въезжавших иностранцев[176]176
  Там же.


[Закрыть]. Рост произошел по всем группам: мастеров и подмастерьев (440 против 111), лекарей и аптекарей (171 против 38), инженеров и механиков (20 против 6) и так далее. Приглашал Петр I и вовсе уникальных специалистов, например, знатока генеалогии графа Франца Санти, который был определен царем в Герольдию «для отправления геральдического художества» Петербурга и других русских городов[177]177
  Алексушина Т. Новое о старинных портретах // Наше Наследие. 1991. № II (20). С. 12.


[Закрыть].

Новацией петровского времени был приезд из Европы в Россию заводчиков и фабрикантов, директоров предприятий, ученых, профессоров, которых в Московии практически не было, даже иноземный живописец в посольских делах отмечен лишь единожды (И. Детерсон, 1643 г.), тогда как на рубеже XVII–XVIII веков их было десятки. В 1702 году «по Германии распубликован был манифест Петра, приглашавший в Россию иноземных капиталистов, фабрикантов и ремесленников на выгодных условиях. С тех пор начался усиленный прилив в Россию заграничного фабричного и ремесленного люда… Ни за кем из своих Петр не ухаживал так, как за заграничными мастерами: по инструкции Мануфактур-коллегии в случае, если иноземный мастер захочет выехать за границу до контрактного срока, производилось строгое расследование, не было ли ему какого стеснения, не обидел ли его кто-нибудь, и хотя бы он не выразил прямо недовольства, а только показал вид недовольного, предписывалось жестоко наказывать виновных. Такие выгоды давались иноземным мастерам и фабрикантам с одним непременным условием: “учить русских людей без всякой скрытности и прилежно”»[178]178
  Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. IV. Курс русской истории. Ч. IV. М.: Мысль, 1989. С. 101–102.


[Закрыть]. Другим правилом Петра Великого было то, что «должно пользоваться искусными иностранцами, принимать их на службу, но не давать им предпочтения перед русскими, и важнейшие места в управлении занимать исключительно последними», если они, конечно, к тому годны и достойны[179]179
  Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. Книга пятая. Т. 21. М.: Т-во «Общественная польза», 1861. С. 146.


[Закрыть]. Результатом подобной политики открытых дверей стало то, что «русская торговля и промышленность в конце XVIII в. были гораздо более развиты, чем в большинстве тогдашних континентальных держав, и что (кроме Франции) ни одна страна не была столь экономически независима, как именно Россия тех времен»[180]180
  Из литературного наследия академика Е. В. Тарле. М.: Наука, 1981. С. 194.


[Закрыть].

Петр I и его единомышленники «превратили наши отношения к западноевропейской культуре в вопрос русской мысли и политики, а именно: может ли Западная Европа быть для России мастерской и образцом идей и порядков?»[181]181
  Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. С. 199.


[Закрыть]. Ответ давался утвердительный, и большую роль в этом сыграло европейское просвещение, наука, философия, литература, искусство, сочинения западных ученых и мыслителей, учебники по разным отраслям знания, которые активно ввозились в Россию. Еще в 1698 году во время пребывания Петра I в Амстердаме там была создана русская типография во главе с типографом Яном Тесингом, получившим от царя привилегию на 15-летнюю торговлю своими изданиями в России. Тогда же из Амстердама в Архангельск был направлен «большой сундук с книгами и инструментами», купленными Петром I в Голландии, а в 1702 году по царскому указу в Амстердаме было приобретено 36 книг, отправленных затем в Россию[182]182
  Копанев Н. А. Французская книга и русская культура в середине ХVIII века. С. 24.


[Закрыть]. В 1700 году в Амстердаме возникла вторая русская типография переводчика И. Ф. Копиевского, занимавшаяся в основном выпуском грамматики, голландско-русских и русско-голландских лексиконов. Помимо Голландии, зарубежная литература приобреталась также в других странах. Так, в 1715 году из Франции Петру I в Петербург был доставлен ящик книг по кораблестроению, военному и морскому делу, архитектуре и искусству, а также жизнеописаний французских королей.

Ящиками заказывали книги из-за рубежа соратники Петра I, например граф Б. П. Шереметев, владевший латынью, польским и немецким языками и увлекавшийся исторической, философской, медицинской литературой, а также отечественной и иностранной периодикой. Любовь к чтению была присуще и членам семьи Б. П. Шереметева, выписывавшим книги при посредничестве комиссионеров, например Ольдекопа в Голландии, Ваткинса в Лондоне, Ивара и Лесажа в Париже. Многие «приобретенные книги на иностранных языках были переведены и изданы при участии П. Б. и Н. П. Шереметевых и их библиотекаря В. Г. Вороблевского, а затем пополняли фонды не только частных библиотек знакомых Шереметева, но и библиотек Академии наук, Академии художеств»[183]183
  Шавыркина Н. А. Личная библиотека как социально-культурное явление. М.: РИК, 2000. С. 33–34.


[Закрыть]. Большим спросом пользовались иностранные пьесы, и, например, библиотекарь Вороблевский в 1776–1786 годы «перевел с французского 15 пьес для постановки на сцене крепостного театра Шереметевых, из них 10 были изданы. Пьесы в переводе Вороблевского шли на сцене не только театра Шереметевых, но и московского Петровского театра»[184]184
  Там же. С. 38.


[Закрыть].