Текст книги "Скорая 2024-25-26"

10. Непрофильные

*** Глафира ничего не ответила, только задумалась: «Почему рядом Викентий, Фернандо по первому зову, Андрей… только нет его?

Ничего не бывает случайного? Тогда в чем смысл?

Ребенка больше нет. Не хотела? Странно!»

– А ты решил собрать здесь всех разом? – спросила у Викентия. – А просто одному пообщаться со мной? Поддержать единолично, так сказать, раз уж Дорофея нет рядом – не вариант?

– Нет! – помотал головой Вик. – Нужны свидетели, чтобы мешались под ногами, чтобы не оставаться с тобой один на один.

– Ну тогда не приезжал бы вообще! – грустно отозвалась Глафира.

– Не мог! – искренне заверил Викентий.

– Я не хочу никого видеть! Вообще! Ни одного из вас! Я имею право не видеть никого из мужчин сейчас? Пожалуйста! Слишком грустно. Мне надо как-то выкарабкаться и желательно самой!

В палату вошел Фернандо.

– И ты еще! – всплеснула руками Глафира.

– Сам с ней разбирайся! – махнул рукой на Глафиру Викентий, сказав по-английски. – Никого не хочет видеть!

Фернандо сел рядом и взял за руку.

Тело Глафиры ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.

– Опять? Я не готова сейчас. У меня сил нет! – взмолилась Глафира.

– Да поэтому и нет! – ответил Фернандо, не отпуская руку Глафиры и радуясь встрече.

– А что ты знаешь о Дорофее? – решилась спросить Глафира.

– Не много. Знаю, что он обладает уникальной способностью наводить порядок в мыслях, и рядом с ним кажется, что вокруг всё под контролем и всё будет ровно так, как должно быть! – ответил Фернандо, с нежностью разглядывая Глафиру.

– Он этим тебя убедил, чтобы ты отдал меня в его руки? – уточнила Глафира.

– Да. Но мне кажется, что я не переставал тебя любить, хотя он сказал, что это всего лишь наваждение после спасения меня от меня самого… Расскажи мне, что с тобой? Почему больна? Почему не хочешь жить? Что тревожит? Что не отпускает?

– Страх одиночества, – поставила себе диагноз Глафира.

– Ты? Всю жизнь в одиночном плавании боишься одиночества? – реально удивился Фернандо, улыбаясь. – Это забавно! Расскажешь?

– Видимо! Я же ребенка потеряла не из-за ситуации, а из-за собственного состояния, – откликнулась Глафира.

– Я рад, что ты это понимаешь!

– Я не первый год в Скорой! – ухмыльнулась Глафира. – Но от этого ситуация не становится проще. Я не смогла справиться ни с ситуацией, ни с собой, ни со своими страхами. Ты ушел из Скорой? – посмотрела Глафира на человека, желавшего броситься за ней следом и в огонь и в воду, а потом пытавшегося убить.

– Нет. Не смог. После всего того, что между нами произошло, – не смог. Духу не хватило без тебя! Ты была вдохновением, светом, идеалом, к которому хотелось тянуться, бежать за тобой и совершать подвиги ради тебя! Ты ушла…

Глафира улыбнулась…

– Почему ты улыбаешься? – опешил Фернандо.

– Намерение неправильное! Я всего лишь человек, ради меня можно делать что-то в период влюбленности, дольше – это не работает. Духу, значит, не хватило, то есть ты встретился с моим страхом, да?

– Одному в бой с таким злом, как желание человека убить себя… – Фернандо замолчал.

Глафира понимала его.

– У тебя нет ответов на мои вопросы, и у меня их пока нет. Слишком трагичное событие у меня сегодня случилось. Давай встретимся позже! Ты же примчишься, когда я сама буду готова и позову тебя? – уточнила Глафира.

– По первому зову! – заверил Фернандо.

– Спасибо! Мне надо отдохнуть!

*** Глафира проспала до следующего дня, возможно, под снотворным.

– Поехали обратно? – попросила она утром Андрея.

Андрей посмотрел пристально в ответ и, ничего не сказав, только кивнул.

Валерия засиделась в ожидании и в одиночестве. Бегала кругами и радостно суетилась, но взгляд красивущих глаз не менялся.

Глафире хотелось окунуться в работу, чтобы не думать, забыть, забыться, изгладить из памяти. Но брать клиента в работу не чувствовала достаточных сил, поэтому решила выполнить просьбу Андрея и попробовать разобраться с состоянием Валерии и, если удастся, помочь.

– Он в тебя влюблен! – констатировала шепотом Лера, кивнув на Андрея.

– Да ладно! Он просто друг моего друга, у меня сложный период – просто помогает, потому что я – автор текста, в который он вкладывает деньги, – отмахнулась Глафира.

– Глаш! Я работаю с актерами, я такое за версту чую! Безвариантно!

Глафира нахмурилась и почесала макушку.

– Значит, надо валить отсюда, – грустно задумалась Глафира. Совсем не хотелось таких проблем сейчас.

– Ну не знаю! Обалденный мужчина! Не хочешь замутить? – поинтересовалась Валерия, не зная ничего из того, что случилось за эти дни с Глафирой.

– У меня есть свой обалденный мужчина! – почти огрызнулась Глафира.

– Ну не знаю, где твой обалденный мужчина, а этот – здесь!

– Закрыли тему, – попросила Глафира, понимая, что невозможно такое закрыть.

Валерия обиделась, думая, что делает что-то полезное и приятное для психолога, с которым настоял пообщаться Андрей. Встала и пошла куда-то по хозяйству.

*** Позвонил Арсений.

– Глафира, пожалуйста! Сгоняй в больничку к Анфисе! – с тревогой в голосе попросил названный сын.

– Позже! Сил нет, – грустно констатировала Глафира.

– Я знаю, что сил у тебя нет, поэтому и не зову работать! Поэтому и прошу съездить! Там не клиент, там просто помощь твоя нужна! Непростая ситуация, не самоубийство, но трагизм семье обеспечен.

– Ладно. Кто там? – вздохнула Глафира.

– Мамаша с сыном, он сильно болен.

Глафира встала и, собираясь, оповестила Андрея об отъезде на пару часов.

– Я довезу! – тут же, не задумываясь, отреагировал Андрей.

– Зачем? Такси возьму. Не могу же я использовать тебя в качестве шофера… – не имея никакого желания садиться в машину с влюбленным, ответила Глафира, придумав причину.

– Можешь! Это я не могу тебя отпустить с каким-то таксистом непонятным. У меня стаж вождения лет двести. Себе я доверяю, а таксистам – нет.

Глафира не стала спорить, а в машине спросила:

– Твоя Лера сказала, что ты в меня влюблен, и она это точно знает.

Андрей глубоко задышал и промолчал, напрягшись и не взглянув в сторону Глафиры.

– Кивни просто, если это правда.

Андрей кивнул.

– Можно я тебе расскажу, что с тобой, чтобы не усугублять ситуацию?

Андрей, усмехнувшись, снова кивнул.

– Я – необычный человек. С виду только такой, как все. Таких, как я, много, но почти никто не знает о нашем существовании. Только изредка происходят такие моменты, как с тобой, когда нет времени прийти инкогнито и спасти.

– Здесь речь не о моем спасении, – возразил Андрей. – Когда я пил с телохранительницами, ты разговаривала со мной в моей голове. Ты меня вытащила из мести, ты спасла Анфису и меня вместе с ней.

– Я знаю. Но дело в том, что в таких ситуациях я говорю прописные истины. Открой Евангелие, и ты их все прочитаешь. В критические моменты существования душа человека начинает пробиваться к сознанию, и если сознанию напомнить то, что и так знает его душа, происходит синергия, и человек одумывается. Ты не в меня влюблен. Тебе просто хочется, чтобы рядом был человек, который будет тебе подсказывать правильные решения.

Но я не знаю правильных решений для тебя. Я могу только озвучивать тебе истины, которые ты и без меня можешь узнать. А решения принимаешь только ты сам. И нет правильных и неправильных. В случае, когда человек выбирает Жизнь, все решения, строго говоря, правильные и все неправильные, но Божьим промыслом они приводят человека к нужному для него результату. Подумай над этим.

Я знаю, что тебя где-то рядом, условно говоря – за поворотом, ждет твоя любимая. Не ошибись! Не принимай за влюбленность желание мозга найти самый легкий путь, заполучив меня в советники.

Глафира улыбнулась и вышла из машины около клиники. Андрей последовал за ней и сел на лавочку поодаль.

*** На ступеньках клиники сидела женщина лет тридцати, нежась на солнышке и улыбаясь.

Глафира, не церемонясь, села рядом.

– Это не вариант так жить. Не получится счастливо!

Женщина опешила, широко открыла глаза и с усмешкой уставилась на Глафиру:

– Простите?

– Вы так озлоблены на мужа, что болезнь ребенка воспринимаете с улыбкой. Он умрет, если вы так будете относиться к своему мужу, – категорично заявила Глафира.

– Это его сын и его территория ответственности! Он – мужчина, он должен воспитывать сына! – вступила в полемику женщина.

– А вы? – жестко спросила Глафира.

– У меня есть дочь.

– А муж к дочери не имеет никакого отношения? – ухмыльнулась Глафира.

– Моя дочь!

– Не бывает так! Ваша дочь не будет счастлива, потеряв брата. Вы хотите сделать мужу больно, чтобы показать ему, как больно вам. Но ребенок – слишком большая плата за это!

– А вот почему я сейчас здесь, а он где-то там? – с вызовом откликнулась женщина.

– Где он? – уточнила Глафира.

– Работает, пьет, гуляет где-то! Откуда я знаю?

– Не думаете, что это ваше состояние толкает его на такое поведение?

– Мужики полигамны, я-то тут причем?! – уверенно заявила женщина.

– Вы так решили за всех мужчин и мстите конкретному! – парировала Глафира.

– Неужели вы думаете по-другому? Даже если любит, изменять может на раз-два.

Глафира усмехнулась, вспомнив Викентия, Андрея, сидящего напротив, Игоря и… Маргариту.

– Все можно исправить, все можно изменить… – уверенно произнесла Глафира. – Отношения – очень сложная штука. Надо хотеть работать, а не ждать, что муж все принесет вам на блюдечке с голубой каемочкой, если хотите остаться вместе и если он этого хочет.

Только детей не надо делать заложниками своих идей и комплексов. Ненавидя отца, вы автоматически ненавидите половину своего сына, причем его мужскую половину, а значит более сильную. А сын открыт вам, как матери, полностью. Не может сопротивляться в таком возрасте!

Если не остановите ненависть к мужу, убьете сына, если не сейчас, то потом. И не обязательно физически, может, просто сложностями в судьбе…

Примите мужа как лекарство, и все станет на свои места и выровняется.

Один христианский святой сказал: все, что принял от людей, как от людей, принесло тебе заботы, все, что принял от людей, как от Бога, принесло тебе радость! Прописная истина.

Глафира встала и пошла к Анфисе, понимая, что все, что могла сказать, – сказала.

Анфиса обрадованно сообщила, что ей можно домой, а в больницу приезжать только на процедуры.

Через пару минут за Глафирой влетел Андрей.

– Тебе не надо вернуться к той женщине? Что ты ей сказала? Она сидела и улыбалась, и, казалось, была счастлива, когда ты к ней подошла, теперь – рыдает.

– Это хорошо! Значит, взяла свою часть ответственности за ребенка на себя! Теперь у парнишки есть шанс не только выжить, но и выздороветь! – сообщила другу Глафира.

Андрей задумался, что может стоит прислушаться к словам этой женщины, сказанным в машине, если она так уверенно делает то, что делает, и знает, что говорит.

*** В машине по дороге Андрей решился спросить, что происходит все-таки с Валерией.

– Она – не суицидница, – поморщилась Глафира, вспоминая поставленную перед ней задачу. – С теми понятно, надо найти триггер и заставить захотеть жить. Эта пока живет, но как-то странно этого не хочет. Обычно в жизни суицидника можно найти мощное событие или сокрушающую эмоцию. А здесь переплетение каких-то энергетических ручейков отовсюду. Теряюсь в догадках, а она так закрыта, что не подсказывает! И это ведь не суицид, чтобы несмотря на все препятствия ломиться в черепную коробку к человеку, когда нет времени на размышления и раздумья: стоит или нет. То есть здесь работа какая-то более филигранная нужна. А я как-то и не сильна в этом. Может, отправишь ее к психотерапевту? – попыталась соскочить Глафира.

– Я говорил с человеком, который ее очень хорошо знает. Он сказал: без вариантов! Не пойдет! А нам она очень нужна! Таких профессионалов – поискать!

– Понял, не дурак! Постараюсь, что смогу! Анфис, подключишься – поможешь? – спросила Глафира.

– Неа! Мне вредно! Врач сказал, не волноваться! – улыбнулась Анфиса.

Андрей поглядывал на Анфису украдкой и с грустью, жаль было: что так получилось, и все закончилось, и потерял такую красавицу… «Сам не святой! Что уж взять с немощной женщины!» – размышлял он временами, смотря уже давно без ненависти на свою бывшую…

*** Лера чувствовала себя хозяйкой на правах женщины, первой заселившейся на виллу, арендованную человеком, с которым она прилетела. Показала Анфисе ее комнату и спустилась в гостиную.

– У тебя роман, дорогая, да? – спросила Глафира, желая, чтобы клиентка сама это проговорила.

– Да, – усмехнулась Валерия тому, что всем всегда о ней все известно, и не удивившись, что и за пределами съемочной площадки это утверждение справедливо.

– И это не муж? – уточнила Глафира.

– Не муж, – вздохнула Валерия.

– И ты страдаешь, ненавидишь себя и не можешь уйти от него, и при этом не уверена, что он к тебе серьезно относится. А дома муж, который все понимает и ждет, когда ты, наконец, одумаешься и вернешься, дура-несчастная, а ты не знаешь, хочешь ли ты возвращаться или нет, и не знаешь, хочешь ли остаться с этим чудом или нет.

Лера поняла, что все, что говорил спонсор фильма о женщине, сидящей напротив, было правдой! Глафира умела считывать состояние людей.

– Почему ты назвала его чудом? – удивилась Валерия. Она еще не дошла до состояния тупика, но была готова стать на эту дорожку.

– Он младше тебя. Ты такая позитивная, что зажигаешь любого, кто рядом, и влюбляешь в себя по щелчку пальцев, но ты еще и продюсер, которая может пристроить любимого в любой снимаемый в данный момент фильм. И ты не понимаешь, что этот красавчик от тебя реально хочет, так?

Лера сжала губы и кивнула, гневно прищурившись, надеясь прищучить обидчика с помощью Глафиры, если надо прищучивать и разобраться в себе, получив ответ о чувствах мужчины.

– Я не скажу тебе о нем ничего, – грустно усмехнулась Глафира, – но скажу о тебе!

Есть ощущение, что у тебя не низкая самооценка, а полное ее отсутствие.

Ты не видишь себя и не понимаешь, какая ты. Муж, как тебе кажется, стал меньше обращать внимания на тебя, а ты себя никак не можешь идентифицировать! Только внешние источники могут сообщать тебе, какая ты. И этот новый человек рассказывает тебе, какая ты кайфовая, и ты ему веришь и получаешь от него то, что сама не можешь себе дать. Поэтому такой раздрай и привязанность к тому, к кому в принципе надо относиться настороженно.

У тебя нет связи со своим телом, она когда-то оказалась нарушена, возможно очень в раннем детстве или при рождении даже. Надо заняться любыми телесными практиками, узнать себя и полюбить. Тогда не нужны станут эти внешние, чужие люди! Станешь самодостаточным профессионалом, которым ты являешься на самом деле, но не можешь сама себе это доказать и в это поверить!

Я не говорю, что надо так поступить, но мне кажется, надо поставить роман на паузу и найти себя.

Валерия слушала с широко открытыми глазами, замерев.

– В своей материальной ипостаси, – продолжала говорить Глафира, – мы опираемся на разум, чувства и тело. Чувства соединяют разум с телом. Если что-то в этой триаде по каким-то причинам ломается, мы как будто перестаем ощущать себя живыми. И чтобы вернуть, как нам кажется, себе себя, стремимся к сильным переживаниям. Поэтому ты, как высококлассный продюсер, умеешь выжимать из каждого человека, ситуации, события максимум, чтобы утолить этот голод к сильным переживаниям, голод по жизни, который, к сожалению, толкает в сторону смерти, и она уже грезится желанной.

Тебе нужен психолог! И чем быстрее, тем лучше, иначе твоя карьера покатится под откос, а кинематограф потеряет такого профессионала.

– А я не согласна! – спускаясь к столу, возразила вдруг Анфиса и объяснила: – Глафирка – профи, которых поискать, в спасении суицидников, потому что надо найти одну точку и ударить в нее, чтобы перевернуть жизнь с головы на ноги, но психолог, как я посмотрю, так себе! Собрать все ниточки воедино тоже требуется талант.

– Расскажи, с удовольствием послушаю! – искренне отозвалась Глафира.

– Вот ты сама сказала Лерке, пардон – Валерии Батьковне, что она умеет выжимать эмоции по максимуму из каждого человека, ситуации, события. А ты сама попробуй так и не в мгновении, на 5 минут, чтобы принять правильное решение, а часами, чтобы добиться от визави нужного результата. Это талант! Но! У таланта всегда есть обратная сторона – тщеславие. И своими комплексами и заморочками она не дает этому тщеславию цвести пышным цветом и остается не просто на плаву, а в живых! Прально я говорю, Валера Батьковна?

– Анфис, а когда ты успела наклюкаться? – удивилась Глафира.

– А, там нашла бутылочку! Вот! – достала Анфиса из-под пиджака бутылку отличного вискаря. – Будешь?

– Тебе ж с твоими лекарствами и нельзя, наверное? – ахнула Валерия.

– А сколько я должна страдать еще? Сашки больше нет, музыкант – наркоша, Андрей от меня отказался, убить хотел.

– Чем тебя не устроил Александр? – поинтересовалась Глафира. – Спокойный, симпатичный, кажется, любит тебя!

– Спокойный! – вложив всю нелюбовь к этому явлению в отрицательную интонацию, ответила Анфиса и замолчала, уйдя в себя.

– Серьезно? – В комнату влетел Андрей. – Ты не с ним? Одна?

Анфиса улыбнулась, и двое поняли друг друга без слов. Мазерати подхватил свою красавицу на руки и унес, улыбаясь и запрещая своей голове включать критичность в этот южный волшебный вечер.

Глафира просидела с Валерией далеко за полночь. Новая знакомая говорила, говорила и говорила, рассказывая, объясняя, раскладывая по полочкам чувства, эмоции, события, и, казалось, начала понимать о себе и своей жизни что-то большее, чем было до этой встречи с двумя работницами Скорой, посмотревших на ее проблему с разных точек зрения.

11. Глафира

*** – У меня сюрпризы для тебя сегодня! – очнувшись от своего наваждения а-ля влюбленности, возвестил с самого утра Андрей. – У нас гости!

– Какие? – почему-то не ожидая от этого известия ничего хорошего и понимая, что судьба присылает к ней постоянно тех, кого надо спасать, спросила Глафира.

– Во-первых, режиссер! Хочет познакомиться и поговорить с автором текста, – радостно продолжил Андрей. – А во-вторых, актеры, утвержденные на главные роли: Глафира, Викентий, Дорофей, Анфиса.

– Забавно! – еще более убеждаясь в том, что день предстоит стрёмный, протянула грустно Глафира.

– Не выспалась? – поинтересовался Андрей.

– Когда будут? – уточнила Глафира.

– Да с минуты на минуту! – беззаботно отозвался Андрей.

«Забавно!» – подумала Глафира, представляя себя со стороны: измученную после выкидыша и больничек одной за другой, без любого дофамина, заплаканную после бессонных ночей и обессилившую на чужих отрицательных эмоциях.

«И даже не дал времени привести себя в порядок, добрый человек», – грустно размышляла Глафира.

Подбежала Валерия:

– Пойдем, пойдем со мной! – уводя Глафиру, уговаривала счастливая обладательница дара решать чужие проблемы. – Я знаю, что надо делать! Во-первых, забить на то, что они уже здесь, а тебя рядом нет… Если не хочешь, чтобы эта мымра играла тебя забитую, несчастную, с потухшими глазами и печальную, надо показаться в первый раз красавицей! Это я точно знаю! Поверь профессионалу!

Во-вторых, ты им ничего не должна, ты их не приглашала, его проблемы!

В-третьих, бери столько времени, сколько надо, а потом уже иди!

В-четвертых, никому не надо знать, что у тебя внутри! Ты должна излучать радость, иначе киношная тусовка сожрет тебя с потрохами и не подавится… Но об этом позже! Потом когда-нибудь расскажу! Улыбаемся!

*** Валерия, как фея из сказки про Золушку, превратила Глашку в красавицу Глафиру и вывела к публике…

Глафира обвела всех взглядом и остановила его в полной растерянности! Казалось, что поляна была накрыта судьбой специально для нее. Тонны слез, мата, взаимных претензий, шантажа и угроз в адрес друг друга обрушились на нее мощным потоком.

Все смотрели на Глафиру как на автора многообещающего фильма, а она смотрела вглубь себя, не понимая этих людей, так близко стоящих к своему счастью и так много возводящих препятствий на пути к нему, и не понимая, как она в своем нынешнем состоянии должна это все разрулить, развести, разобрать по кирпичикам и снова собрать обратно в совершенно ином порядке, при этом ясно осознавая, что Скорая здесь не поможет: все хотели жить, но не умели этого делать.

– Можно, я представлюсь, да? – спросила Глафира, собравшись с духом.

Кто-то улыбнулся, кто-то разрешая, кивнул головой, Анфиса испугалась.

– Кто бы и что бы из вас не думал и не знал обо мне, меня зовут Ксения. Ксюша. Для кого удобнее: Ксения Иоанновна, именно в таком написании, потому что отца, равно как и мамы, я не знаю, поэтому взяла в отчество себе самое русское имя – Иоанн. И не надо звать меня Ивановной, потому что отца Ивана у меня не было! А вредная я такая сейчас только потому, что вы все здесь собравшиеся… – Ксения Иоанновна хотела назвать их тем словом, которого они заслуживали, но остановилась, понимая, что столько сил переплавить эту волну негатива в позитив у нее одной не хватит!

– Ксюш, что случилось? Зачем ты так? – развернув к себе, спрятала ее ото всех Валерия.

– Не парься, им со мной сегодня предстоит столько говорить, что все еще тысячу раз пожалеют, что явились сюда, и тысячу раз обрадуются, что именно я оказалась на этом месте. А первое впечатление легко затмевается дружбой! – опередила Ксения остальные вопросы Валерии.

Ксения подошла к одной из актрис, присела рядом и тихо на ухо спросила:

– А тебе нравится спать с мужем лучшей подруги? А если она будет трахать твоего?

Подбежала Анфиса и насильно оттащила Глафиру.

– Глаш! Что ты творишь? Что происходит?

– Анфис, они – не суицидники, поэтому ты о них ничего не знаешь! А может и правда забить на все это? И просто сказать режиссеру, что вот вся эта мышиная возня не годится? И не хочу их всех видеть? Точно! Друг-режиссер, ответь! А почему меня играет актриса на двадцатку младше? Вы уверены, что тридцатилетняя фурсетка справится с доном Гарсиа? Прям вот найдет нужные слова, если вдруг ей это будет нужно?

Актриса, с которой только что говорила Глафира, отскочила к одному из рядом стоящих актеров и что-то с круглыми глазами шепотом вещала.

– Ах, я поняла! – продолжила Глафира. – Валерия, это твой новый хахаль уговорил тебя повесить режиссеру на шею обеих этих красавиц! Ты хотела инфу о нем? Пожалуйста! Спит с обеими! А режиссеру ничего не оставалось делать, как взять… Нет, Лер! Я конечно понимаю, что ты – профи, но голову тебе точно надо лечить! Это провал уже на старте!

Глафира извинилась и, сказав, что участвовать в этом не собирается, ушла.

*** – Очень устала! Куда он их всех притащил?! Я после больницы еще не очухалась, а он такую шоблу собрал! Он вообще без мозгов? – спросила Глафира Анфису, которая через пару часов нашла ее на берегу моря мокрую и печальную.

– Андрей просил извиниться перед тобой, – сочувствуя, проговорила Анфиса. – Он ведь действительно не понимает ничего в кино. Нашел через знакомых знакомых какого-то человека, который посоветовал Леру эту… Ну и завертелось все это! Он попросил у всех прощения, взял всем билеты на завтра, и утром их уже не будет!

– Не хочу возвращаться! – отозвалась Глафира. – Я рада, что ты с Андреем и что тебе радостнее. Возвращайся, они – нормальные ребята, пообщайся! Тебе будет в кайф, это просто со мной неполадки – на людей начала бросаться! Решила, что я должна решать проблемы всех, кого вижу! С чего вдруг? Никогда не лезла в чужую жизнь, а тут один за другим… И Сенька, и Андрей: помоги да помоги! Зачем? Запроса ни на помощь, ни на спасение от самоубийства не было.

Иди! Я в отель поеду!

– Может, я с тобой? – уточнила Анфиса.

– Нет, лучше побыть одной. Разобраться!

Анфиса радостно упорхнула к Андрею в тусовку, соответствующую ее возрасту.

*** Давно не сидела вот так просто, ничего не делая, не разбираясь в судьбах клиентов, не решая чужих задач, никуда не спеша, не надеясь, не думая…

К вечеру сообразила, что пора бы найти ночлег.

Город старался радовать туристов. Глафира оценила эти его старания. Но зайти в первый попавшийся отель не давало непривычное чувство покоя и ненужности ее в этой жизни.

Пришлось задуматься и прислушаться к себе. Полдня тишины дали возможность отрешиться и успокоиться. Теперь пришло время собраться.

Жить так, как жили люди вокруг, не получалось. Просто прийти куда-то и лечь спать, завтра встать и пойти, к примеру, печь хлеб или продавать цветы, преподавать литературу. Зачем? Таких работников и без нее миллиарды.

Она не знала той жизни, о которой говорил монах, и не понимала, как примерить ее на себя, но осознала, что Скорая подсадила ее на дофаминовую иглу. Фернандо на смог уйти из Скорой. Викентию удалось соскочить, но как? Как жил, живет Дорофей она не знала…

Жил? Живет? Она не верила, что он испугался их отношений! Не верила, что сбежал с Дарьей. Но если его нет рядом, значит ли это, что его нет в живых?

«Не думать! Слишком больно! О чем я? Дофаминовая игла. Как Вику удалось соскочить?»

– Потрясение, Глаш! Очень сильное потрясение, – услышала она голос Викентия в своей голове. – Предупреждая твое возмущение, оправдаюсь, что переживаю за тебя и твои глупости, когда нет клиента, а дозу дофамина надо! Рядом я, пока Фей твой не вернется.

– Он вернется? – эхом спросила Глафира.

– Судя по тому, что ты о нем думаешь, у него нет шанса тебя бросить! – уверенно произнес Викентий.

– Но ты же как-то смог! – обреченно спросила Глаша.

– Он другой! – безапелляционно заявил Викентий.

– Где ты рядом?

– Оглянись!

Глафира улыбнулась.

– Догоняй? – позвала напарника Глафира.

– Мне было интересно, куда ты забредешь и как найдешь тот максимум эмоций, который есть в этом городе! Я давно не гоняюсь за дофамином, поэтому прикольно было бы понять, как ты выберешь самую яркую точку в этом городе, где сейчас разыгрывается смертельная карта…

– Пойдем вместе? – подмигнув, позвала Глафира.

– Ну, если приглашаешь! – улыбнулся Викентий.

– Всегда рада другу!

– Ты веришь в лю…, ёлки, дружбу между мужчиной и женщиной? – поинтересовался Вик.

– Раньше бы сказала, что – нет, теперь скажу, что – да. Не думаю, что после Дорофея смогу вернуться к мыслям о тебе или Фернандо, как ты говорил, что вы оба на одном уровне моего счастья. Но своим другом буду считать тебя всегда.

– А о ревности Дорофея не думала? – ухмыльнулся Викентий.

– Мне кажется, он не поверит в то, что я могу смотреть на кого-то с таким же обожанием, как на него. А на меньшее я не согласна, и он это знает…

– Со мной было по-другому? – уязвленно поинтересовался Вик.

– Ты же сам сказал, что это план – влюбить меня в тебя! План сработал, у тебя получилось! Но это был твой план и твоя история любви, не моя. Хочется отпустить тебя, но не знаю, как это сделать. Хочется, чтобы ты был счастлив! А я – просто рядом, и чтобы твоя любимая не ревновала, что ты теперь всегда срываешься ко мне и прибегаешь на помощь!

– Где ж такую найти? – усмехнулся Викентий.

– Не бывает таких, поэтому ты прав, дружбы между мужчиной и женщиной не может быть. Но пока ты ее не нашел… Не нашел? Пойдем искать мою дозу?

– Опять тысячника? На таком острове? Вряд ли! Все счастливы! Пойдем просто спать! – предложил Викентий.

– Я голодная. Вообще не ела с утра! Есть хочу…

– Сможешь поверить мне? Я выбрал отель! К сожалению для тебя, самый безопасный на сегодняшнюю ночь, с Сенькой советовался: ни одного суицидника!

Глафира улыбнулась, взялась за протянутую руку и пошла за Викентием.

*** Ужин на террасе с видом на море казался сказкой, как будто не было этой жгучей боли в груди, как будто в прошлом, как будто на том острове.

Глафира закрыла глаза и подумала, хотела бы она, чтобы Дорофей не прилетал тогда, чтобы не было всего того, что было, но и не было бы этой боли, о которой она говорила сотне клиентов как минимум, что эта боль – не повод не жить?

Понятно было, что жить! Но как-то уж слишком сильно хотелось орать, биться в истерике, крушить все на своем пути, вцепиться кому-нибудь в горло и чтобы пристрелили, как бешеную лису, потому что не смогли разжать челюсть!

Викентий молчал, ему… Он знал, что она чувствует и что думает! Ему хотелось трясти ее и просить одуматься; вызвать Фернандо, посадить обоих в одной комнате и не выпускать, пока она не выговорит все, что не отпускает; расцеловать, забрать себе и спрятать от боли. Но ни на одно из этих действий у него теперь не было права. Это он ее бросил на острове, это он сбежал, он изменил, он предал. Она не думала никогда в таких категориях, но он знал это все про себя сам и, стиснув зубы, ждал ее решения.

Глафира открыла глаза и улыбнулась, положив руку на сжатую в кулак руку Викентия, снимая напряжение и боль от невозможности помочь и что-либо изменить.

– Знаешь, что сейчас важно? Ты и я, мы! И этот вечер. И это море. И это счастье, что прямо здесь и сейчас наши с тобой навыки никому не нужны. Мы друзья, у нас есть, о чем говорить и молчать рядом. Если Всевышний нас поставил сейчас рядом, значит, так и должно быть в эту минуту. Сожалеть о том, что что-то не так, что наше с тобой настоящее расходится с нашими планами и представлениями о том, каким должен быть этот момент – глупо. Я есть сегодня у тебя, ты есть сегодня у меня. Эта жизнь, этот вечер есть у нас. Я не знаю, почему и для чего я сегодня здесь. Возможно, для тебя, а ты, возможно, для меня. Мы же с тобой так ни разу и не поговорили после расставания. Может, этот вечер – точка и надо дописать страницу, потому что завтра будет новая глава. Давай не будем сидеть и страдать моими страданиями. Я как-нибудь и сама с ними радостно настрадаюсь. Хочу какого-нибудь офигительного греческого вина! Закажем?

Викентий улыбался. Пропало сожаление, что потерял такую женщину, потому что всегда понимал, что хочет быть другом, а все остальное случилось больше по инерции, от мужского драйва и гордости, что рядом такая!

*** Утро встретило задумчивостью. День рождения накатил слезами и намерением хотя бы сегодня не реветь. Викентий прислал сообщение, что сюрприз готов, и друзья ждут в ресторане ее величество именинницу!

Микаэль появился в дверном проеме задумчиво грустным, с перевязанной рукой и печалью в глазах.

– Мне безумно жаль, что так случилось с ребенком!

Она думала, что это Викентий зашел в номер, и, вздрогнув от родного голоса, обернулась.

– Я знаю, если бы я был рядом, ничего бы этого не случилось, но меня не было! Мне очень грустно, – честно и искренне проговорил ее любимый.

– Почему ты исчез и ничего не сказал? – спросила мысленно Ксения.

– Я не мог по-другому. Если бы там пошло все не по плану, надо было, чтобы на тебя не вышли. Там была группа людей из Скорой, надо было обрубить все связи, чтобы тебя не нашли, – ответил мысленно Микаэль.