Текст книги "Умру вместе с тобой"

– Ну, такое, например, что он переживает и волнуется из-за вас.

– Из-за меня? – Романов снова нахмурился. – Что вы имеете в виду?

– Вы же его идеал. С тех самых пор, как вы спасли его. Это видно. – Катя подбирала слова. – Он относится к вам не только, как к приемному отцу, но как… как к герою… Как и мы все. Только у Феликса это во сто крат сильнее, наверное.

– Мы никогда с ним не обсуждали такие возвышенные материи.

– Потому что вы семья, близкие люди. А посторонним это сразу бросается в глаза. Феликс не желает делить вас ни с кем.

– Что за чушь? С кем меня делить? – Романов внезапно вспыхнул. – О чем вы говорите?

– Мне показалось, что он сильно ревнует вас к Евгении, своей родственнице. А она… простите, но этого тоже не спрячешь, она интересуется вами как мужчиной.

– Вы это все в кафе тогда заметили?

– В общем, да.

– Вы такая проницательная?

– Это бросалось в глаза. Ее отношение к вам.

– У меня нет и не было никаких отношений с Женей. И быть не могло.

– Но Феликс…

– И быть не могло, – повторил Романов сухо, даже излишне резко.

– Но ее чувства к вам очевидны. И Феликса это тревожит и беспокоит.

– Хорошо, я поговорю с ним об этом. Я также поговорю с ним про ночной клуб. И узнаю, почему он соврал полицейским.

– И пусть он не отпирается. Там пленки, видеозапись, – заметил Миронов. – И он на них с Изи и Афией вместе. Спросите его, куда они пошли после клуба в ту ночь. Хотелось бы это знать. В любом случае мне придется его допросить об этом. И пусть лучше он перестанет врать. Это же очень серьезно – дело об убийствах. Оно и вас коснулось, Валентин Всеволодович. А я…

– Что – вы?

– Я вас уважаю. Преклоняюсь. Может, настанет время – голосовать за вас приду на выборы. И я не хочу, чтобы в связи с нашим расследованием какая-то сволочь трепала бы ваше имя… Понимаете, о чем я?

– Понимаю. Спасибо, конечно, за обещание голосовать. – Романов усмехнулся.

– Некоторые думают, что только вы еще можете помочь всем нам. Все исправить. Я бы хотел на это надеяться.

– Там, на видеозаписи из клуба, – Катя решила вернуть беседу в привычное полицейское русло, лишенное сантиментов, – Феликс жалуется Изи и Афие… они его обе утешают. Там нет ничего пошлого, хоть это и ночной стриптиз-клуб. Они обе в ту ночь помогли вашему приемному сыну в час отчаяния.

– Я безмерно скорблю по Афие, – ответил Романов. – И эта вторая девушка… как жаль и ее. Но я уверяю вас – Феликс тут абсолютно ни при чем!

– Да мы просто разбираемся, – ответил Миронов и вздохнул. – Все так запутано в этом деле. Сам черт ногу сломит – и музей, и какие-то сатанисты из Африки, и мигранты, и еще такое, что ни в сказке сказать. Это очень громкое, резонансное дело будет, если огласку получит. А если узнают, что вы и ваши близкие в нем замешаны, то вообще. Такие козыри против вас появятся, если что. И я последний человек буду в полиции, если позволю им эти козыри против вас получить.

– Спасибо вам, лейтенант. – Романов смотрел на Миронова. – Ежели уволят – приходите. Нам люди нужны.

Глава 30
Семь покрывал

Серафима Крыжовникова оглядывала свои владения. Зал африканского искусства в Музее Востока был все еще закрыт для посетителей. В этот день рабочие привезли новую витрину – толстое стекло в заводской упаковке. Они распаковали его и ушли обедать. А Серафима осталась в зале одна, закрыв двери на ключ. Сигнализация отключена, камеры не работают, потому что музейные витрины отсоединили от датчиков и обесточили. Серафима ощущала себя стражем и хранителем в этот недолгий момент полного одиночества в зале Искусства и Магии.

Выставка… Сколько же сил, нервов, эмоций, надежд они отдали ей. Кое-кто даже поплатился жизнью. Но она-то жива. И все это теперь принадлежит ей целиком и полностью. Этого у нее никто уже не отнимет. И даже глупый ученый совет при музее, что соберется вскоре обсуждать ее назначение на такой ответственный пост, предложенный Министерством культуры… Пусть болтают. Она уже укрепила свои позиции и попытается упрочить их еще больше. Надо лишь не отступать и не трусить. Надо делать, надо рисковать и да… жертвовать чем-то ради намеченной цели.

Было так тихо и пусто в музейном зале…

Этот низкий потолок… эта подсветка… Как же темно, хотя свет горит…

Где-то далеко, далеко, далеко зрели гроздья гнева… Но она бы… она бы все равно сорвала эти гроздья, как тот виноград, что был зелен и незрел…

Она стояла посреди музейного зала. Одна. Высокая, статная, одетая во все черное, с ниткой агатовых бус на шее. Она ярко накрасила губы. А теперь поднесла руку ко рту и начала медленно стирать алую помаду.

Красную, как кровь…

Где-то далеко-далеко ритмично и глухо били ритуальные барабаны… Где-то в лесу, в самой чаще, что давно уже стала ничем, обратившись в пепел, оставив после себя лишь память. Или это кровь стучит в висках?

Ритуальные барабаны – это не всегда угроза, смерть, это еще и танец. Как тот, знаменитый… когда семь покрывал падают, являя взору…

Серафима медленно приблизилась к витрине с Черной головой. И положила руки на стекло. Затем все так же медленно потянула витрину вверх, открывая.

Пусть и не на серебряном блюде эта голова…

Но семь покрывал… когда танцуешь, кружишься и уже не видишь света, не отличаешь его от тьмы… Тот особый миг, когда пять покрывал уже сброшено. И лишь два покрывала остаются, чтобы скрыть, спрятать самое главное, сокровенное, тайное… Пять уже сброшено в этом вечном древнем танце, но два еще остаются, и они так тяжелы, так непрозрачны…

Голова… пусть и не на серебряном блюде… И ОН никого не крестил… Там все совсем, совсем по-другому…

Серафима осторожно провела пальцами по деревянной щеке статуи, словно лаская глубокую рану, что рассекала это мертвое черное лицо. Она коснулась выточенного из дерева лба, тронула глаза, ощущая под подушечками пальцев их выпуклость и шероховатость вырезанных из дерева зрачков. Ее пальцы скользнули вниз, она провела ими по широким губам, и ее рука замерла возле пожелтевших человеческих зубов, которых ей всегда, всегда, всегда хотелось коснуться.

Но она не смела…

Тогда еще не смела, а сейчас…

Семь покрывал… кто-то танцует в пыли, топча ее босыми ногами, и пять пестрых жалких тряпок… пять покрывал валяются на земле, но два покрывала все еще здесь…

Музеи сами порой не знают, что они хранят в своих недрах. Можно лишь догадываться и верить. Страшиться, грезить и почитать…

Пусть и не на серебряном блюде это перед ней сейчас…

Но она танцует и тянется, тянется к тем гроздьям гнева, что горьки на вкус и, возможно, смертельны. Но так трудно сопротивляться искушению все это испытать, попробовать, познать!

Серафима закрыла глаза и низко наклонилась к черному лицу, что будто звало, притягивало ее к себе. Всегда. Всегда. Наверное, даже во снах.

Она на миг открыла глаза и увидела это прямо перед собой – зрачки, шрам от топора, зубы, у самых десен испачканные бурым, древним, страшным на вкус.

И тогда она тихо застонала от вожделения и прильнула к мертвым деревянным губам в поцелуе. Ее язык жадно скользнул между мертвыми зубами, и она ощутила их остроту. Она ласкала в поцелуе этот мертвый рот. Ей хотелось впиться в него зубами…

Семь покрывал…

Вот и еще одно спало. Осталось еще одно. Последнее.

За дверью послышались мужские голоса. Серафима резко выпрямилась, отпрянула. Рот ее горел, словно она отведала яда из этих уст.

Что-то глухо стукнуло за ее спиной.

Она обернулась – в музейной витрине, что напротив, снова свалилась с подставки фигурка. Птица-носорог. Женский символ.

Наверное, она задела витрину, когда отпрянула, хотя она не помнила этого момента, совершенно не помнила.

В замке дверей повернулся ключ – в музейный зал вошли техник-инженер и рабочие в синих спецовках.

Глава 31
Домработница

– Домработницу Афии мы так и не нашли и, честно говоря, не знаем, где ее искать. – Поздно вечером Миронов позвонил Кате. – Единственная зацепка – она приезжала к ней на дачу. И я не думаю, что она такой путь из Москвы проделала. Может, она местная, из Солнечногорска? Завтра после обеда я думаю съездить в «Меридиан». Поспрашивать там – может, кто-то видел эту бабу или знал, что у Афии есть помощница по хозяйству. Может, кто-то еще, кроме Серафимы, слышал ту ссору.

– Я с вами, я тоже поеду. – Катя сказала это, чтобы подбодрить его. В затею она верила слабо: если уж закадычная подруга Афии Полина Журавлева не знала про домработницу, хотя они соседи по даче, что говорить об остальных обитателях «Меридиана»?

Однако в два часа дня она уже выходила из своей машины возле Солнечногорского УВД. Дежурный сообщил ей, что Миронов во внутреннем дворе – возле вещдоков, машины, рядом с которой они нашли Изи Фрияпонг. Катя прошла через дежурную часть во внутренний двор УВД. Миронов стоял возле иномарки с разбитыми стеклами и задумчиво созерцал ее.

– Анализы показывают, что в крови Изи была незначительная доза табернантеина. Эта самая ибога. Она ее не только Левину дала попробовать, но и сама употребляла. Может, ей привиделось что-то?

– Ее же зверски убили. – Катя покачала головой. – Нет, на этот раз ибога ни при чем. Это она свою смерть увидела там в лесу.

– Как же все-таки стекла попали в ее рану на челюсти? – Миронов обошел машину. – Эксперт сказал – одновременно, один удар и по стеклу, и по ее лицу.

– Может, что-то бросили?

– Что? – Он трогал осколки, торчащие из рамы стекла со стороны водителя.

– Ну, я не знаю… что-то… Я вот подумала, Володя… Те гематомы у Афии и у Полозовой со станции. Эта Полозова мне покоя не дает. Она вообще вроде как совсем не из этой оперы. Но! – Катя снова подбирала слова, словно лестницу для себя мастерила, чтобы куда-то взойти, вскарабкаться. – Но… она жертва культа джу-джу, пусть и мертвая. Убить ее и выдать это за самоубийство те, кто исповедовал этот культ, например, Изи или наш недосягаемый Ахилл, не могли. Это для них святотатство. И в сатанинских культах такого просто не может быть. Значит, ее убили…

– Что, просто так?

– Не просто так… Может, на ней отрабатывали какой-то особый метод убийства?

– То есть?

– Мне Сережа сказал про джу-джу – это означает «бросок» и еще «дар». Какой-то предмет культа, артефакт дарят… ну, я вам это говорила. Но точный перевод – это «бросок». Так вот… может, что-то бросили там, на мосту, в Полозову, так что толкнули ее на ту неукрепленную ограду? И здесь с Изи – тоже что-то бросили, так что и стекло разбилось, и челюсть ей раздробили.

– А вы представляете себе, какой силы должен быть этот бросок?

– Нет.

– Очень большая сила нужна. И что за предмет? Мы его должны были бы найти в машине Изи. Но нет ничего.

– Может, убийца его забрал?

– Если бы забрал, он бы подошел к машине, а следов нет.

– Да, нет следов… я вот думаю… а что, если это нечто типа бумеранга? Само вернулось потом.

– Не смешите меня. Какой еще бумеранг. Мы не в Австралии во времена Буссенара.

– Ну тогда эти… как там они называются – в фильмах такие штучки бросают, диски. Разные там люди Икс, мутанты…

– Чакры, что ли? Так у них края, как бритва. Чакра застряла бы в теле жертвы намертво. И потом, это все только в фильмах. Это киношные понты. Мутанты… До чего мы скоро дойдем?

– Вам с вашими любимыми видеоиграми лучше знать, – сухо отрезала Катя. Она обиделась, потому что ее умозаключения высмеяли. – Так мы едем в дачный поселок?

И, приехав в «Меридиан», она окончательно убедилась, что уж точно это не их с Мироновым день. Зарядил частый осенний противный дождь. А в такую погоду никаких дачников, увы…

Они долго, нудно, тщетно объезжали дачные улицы, мечтая встретить хоть какую-то живую душу. Никого.

– Без толку все, – сказала Катя. – Сезон закончен. Домработницу тут весной надо искать.

– Магазин еще работает здешний. – Миронов посмотрел на часы. – Заглянем туда – и домой.

В непогоду быстро смеркалось. И покупателей в магазине было шаром покати. Пожилая одинокая продавщица грустно смотрела маленький телевизор под потолком.

– Полиция? Ну как, нашли убийцу Афии? Ох, бедняжка, как же ее нам всем жалко. Такой славный человек, такой добрый! Я и маму ее хорошо знала. Я здесь уже двенадцать лет торгую в поселке. Такая семья была – интеллигентная, вежливая, обходительная. Одно слово – ученые!

– Мы ищем одну женщину. Она предположительно из Средней Азии и работала у Афии помощницей по хозяйству. И сюда приезжала, в поселок, – объявил Миронов.

– В поселок? Зачем? – удивленно спросила продавщица.

– Вроде поссорились они из-за денег или из-за чего-то еще.

– Быть такого не может. Чего им ссориться? Они люди хорошие.

– А вы что-то знаете про эту помощницу Афии? – быстро спросила Катя.

– Конечно, знаю. – Пожилая продавщица удивленно моргала. – Я же ее сама порекомендовала Афие!

Катя без сил оперлась на витрину. Вот так… Удача – она тоже может обухом по голове…

– Кто она такая? Где живет? – воскликнул Миронов. И он не верил ушам своим.

– Она у моей соседки, то есть у ее дочери убирается. Дочка обеспеченная, у нее муж в какой-то фирме, они дом свой имеют – коттедж в Химках. Хвалили ее очень. Афия как-то пришла сюда в магазин усталая, жаловалась – на работе кручусь, дома бардак и на даче черт ногу сломит. Я ей и говорю – есть хорошая женщина, у моих знакомых убирается. Сейчас же все по рекомендации прислугу ищут. Кого-то с улицы в дом ведь не впустишь. Я спросила у соседки, та у дочери. Они мне телефон дали этой женщины. Я его дала Афие.

– Когда?

– Летом еще. В августе.

– А как имя этой домработницы?

– Ой, я забыла, восточное такое. Зулейка…

– Какой адрес у вашей соседки?

– Как у меня… погодите, у меня же тот телефон сохранился в записной книжке. Сейчас найду вам. – Продавщица полезла в свою сумку. – Вот она, книжица моя. А вот и телефоны на буквы «д». Тут даже два! Я вспомнила – эта женщина не любит, чтобы ей на мобильный звонили, деньги ее тратили. Она в какой-то фирме убирается – там есть телефоны, так что она просит, чтобы звонили туда – на фирму днем и с ней договаривались.

Миронов записал для себя оба телефона. Они горячо поблагодарили продавщицу. Миронов едва не расцеловал ее.

Плюхнулись в машину Кати и…

Миронов смотрел на клочок бумаги с номерами.

И внезапно он выхватил свой смартфон. Лихорадочно пролистал список контактов и…

– Этот телефон… черт…

– Что? – Катя не понимала искренне.

– Знаете, что это за номер? Это же… Ах ты, зараза… все же как на ладони было! Это же номер ресепшена гостевого дома на Бутырских выселках! Катя, гоните туда что есть духа!

И они погнали. А дождь уже хлестал что есть силы. И сумерки сгущались над Солнечногорском.

– Либо менеджер это, либо та уборщица, с которой я разговаривал – Динара. – Миронов был как на иголках. – Все, сворачивайте. Вон они, выселки, вон пруд, а вон и гостевой дом.

– Нет, я не убираюсь в частных домах, – гордо ответила им менеджер-хостес, та самая, с которой они разговаривали сразу после ЧП на станции. – Это Динара у нас подрабатывает. Да, это ее мобильный номер.

– А где она сейчас?

– Только что ушла. Ее смена закончилась.

– Где она живет?

– На Спортивной, только она могла на электричку пойти до Москвы. У нее же клиенты все там, в Москве.

– То есть на станцию? – уточнила Катя.

– Да.

– А она тем же путем ходит, что и Полозова? – спросил Миронов.

– Ну, вы же сами местный – других путей здесь нет. Либо автобус ждать до станции, либо пешком через дворы и частный сектор. И тот мост чертов. Там, кстати, ограду сделали новую.

– Когда точно она ушла?

– Четверть часа назад, только что перед вами. А что такое? Зачем вам Динара понадобилась?

– Нам надо срочно с ней побеседовать. – Миронов уже тянул Катю к машине.

– Слушайте, нам придется разделиться. Раз она и так, и так могла – и на автобус, и пешком. Далеко она все равно не ушла. Я пойду дворами к станции, может, догоню ее. А вы езжайте по дороге до автобусной остановки. Вдруг она стоит, автобуса ждет.

– Володя, сначала просто позвоните ей и узнайте, где она точно.

Он набрал номер Динары.

«Абонент временно недоступен».

– Здесь прием плохой. Ладно, я еще потом попытаюсь. И позвоню вам. – Миронов выскочил из машины под дождь. – Все, я напрямик к станции. А вы – по дороге. Увидите остановку через полкилометра. Если ее там нет, значит, просто разворачивайтесь назад.

Катя кивнула.

– Вы промокните до нитки.

– Ничего, не сахарный. – Миронов захлопнул дверь машины.

Катя смотрела, на «дворники», стирающие потоки дождевой воды с лобового стекла. Она медленно поехала по дороге, следя, чтобы рейсовый автобус не обогнал ее. Но автобусы не ходили. И машины были редки, и встречные тоже. Впереди показалась автобусная остановка. Дорожные фонари еще не включились, но сквозь пелену дождя и ранних сумерек Катя разглядела одинокую фигуру под зонтом. Она жалась под навес и пыталась отгородиться от дождя зонтом. Катя, если честно, совсем не помнила эту самую Динару из гостевого дома, они и беседовали-то с ней пять минут тогда. Но, подъехав совсем близко, она увидела, что на остановке – женщина в пальто-дутике и кроссовках. Катя остановилась на обочине и хотела уже выйти, чтобы спросить, не Динара ли перед ней, как вдруг…

Слева по дороге ее машину обогнал грузовик, и в этот миг из-за железного короба остановки к женщине с зонтом метнулась фигура в темном. Все случилось так быстро! Силуэт в пелене дождя… Он появился позади женщины и с силой толкнул ее прямо на дорогу под машину!

Вопль…

Это закричала женщина с зонтом, когда грузовик ударил ее капотом, и она отлетела назад к остановке.

Это закричала и Катя – так громко, что сорвала голос. А фигура в темном резко метнулась назад за железный короб. Грузовик остановился в пяти метрах, водитель выскочил, побежал к женщине. Зонт ее отлетел на середину шоссе, и встречная машина смяла его.

Катя бросилась за нападавшим. Она плохо помнила себя в тот момент. Дождь хлестал ее по лицу. Остановка – за ней скопище старых полуразвалившихся торговых павильонов. Здесь когда-то был «фермерский рынок», сейчас же все пришло в запустение.

Сзади кричал водитель грузовика: «Я не виноват! Вы это видели? Видели?» Катя побежала в проход между павильонами – ближайший к остановке. Гулкие шаги впереди. Кто-то убегал. И она, как ни старалась, не могла догнать беглеца.

Задыхаясь, она остановилась. Она вся вымокла под дождем, но не замечала этого. Слушала. Чутко настороженно прислушивалась. Шаги… нет… ничего, глухо… Она обогнула павильоны. Пелена дождя, ничего не видно в ней.

Тогда она побежала назад к остановке. Водитель суетился возле тела сбитой женщины. Звонил по мобильному в «Скорую».

– Полиция! – крикнула ему Катя. – Продолжайте звонить!

Она опустилась на колени рядом с женщиной. Лишь сейчас она разглядела ее лицо. Да, она из Средней Азии, темноволосая, средних лет… Динара ли это? Она не помнила ее совсем! Она приложила пальцы к ее шее – пульс бился. Женщина была жива, вот она дернулась всем телом и глухо застонала, а потом закричала от боли.

«Скорая помощь» приехала через двадцать минут. И вместе с ней со стороны Выселок примчался Владимир Миронов, которому Катя позвонила, коротко все сообщив. Он успел уже добраться к тому моменту до станции и повернул назад. Дождевая вода стекала по его лицу. Но он тоже не замечал ничего, кроме…

– Это она – Динара, – сказал он тихо Кате, когда врачи начали укладывать женщину на носилки и грузить в «Скорую». – Динара, вы слышите меня? Динара, пожалуйста… Кто-то хотел вас убить. Кто-то убил вашу коллегу по гостевому дому Аллу Полозову. Почему? Кто?

Глаза Динары были закрыты. Из угла рта показалась тонкая струйка крови.

– Вы работали у Афии Бадьяновой из музея, ее тоже убили. – Миронов низко наклонился над носилками. – Вы ушли от Афии, поссорившись. Из-за чего? Что случилось?

Динара открыла глаза. Она бессмысленно смотрела на Миронова.

– Это я… помните меня? Я приходил, разговаривал с вами, я полицейский здешний.

– Полицейский… мигранты… мы вас все боимся, менты… – прошептала Динара. – Чуть что, сразу мигранты…

– Почему вы бросили работу у Афии? Что случилось? Вас что-то напугало? – не отступал Миронов.

– Я… я видела… это плохое дело… плохая ночь… скверно это… так не годится поступать, – прошептала Динара. – Я сказала ей… я ей рассказала, а она рассказала мне – она тоже видела… тоже такая мерзость… Мы прислуга… с нами они даже не считаются, а мы все, все видели…

– Что вы видели? Что вы рассказали? Кому? Афии?

Динара коротко вздохнула и затихла. Сердце в груди Кати оборвалось – она решила, что женщина умерла.

– Обморок. Болевой шок. Отстаньте вы от нее, – зло бросил им фельдшер «Скорой». – У нее множественные переломы, травма головы. Не скоро она снова станет отвечать на ваши вопросы.