Текст книги "Метро 2033: Пасынки Третьего Рима"

Глава 10. Юные саботажники

Зеваки подходили к клетке, толпились, разглядывая пленника-мутанта, отпускали бесцеремонные и оскорбительные комментарии, кто-то даже попытался ткнуть его палкой – хорошо, охранник увидел и предупредительно попросил «господ посетителей торгов» не портить товар. Наконец, к вящему облегчению скавена, толпа любопытных, натешившись зрелищем, рассосалась. Можно было слегка выдохнуть.

Мрачный, злой и порядком выбитый из колеи, О’Хмара сидел в углу клетки прямо под донельзя издевательской надписью на припаянной к решетке табличке «Прохода нет» и пытался привести в порядок хаотично мечущиеся в голове мысли и спонтанные идеи, как отсюда выбраться. Ему совсем не было дела ни до соседа, потихоньку возобновившего осторожные попытки наладить с ним контакт, ни до работорговца, ни даже до всех этих праздных бездельников, что глазели на него, как раньше глазели бы на зверя в зоопарке.

– Может, все-таки поешь немного? – на плечо легла бледная ладонь. Марк раздраженно отмахнулся и едва не вышиб из руки Кости зажатую в ней миску с баландой. Тот со стоическим вздохом слизнул с пальцев попавшие на них капельки плеснувшего варева. Но вместо того, чтобы снова оставить соседа по клетке в покое, свалить в свой угол и не отсвечивать, «чистый» сел неподалеку, отставив миску. – Глупо, – вдруг решительно сказал он. – Ты ведешь себя крайне глупо!

– Это еще почему? – ощерился скавен.

Костя улыбнулся. Это была улыбка не по годам взрослого, мудрого и много повидавшего, но смертельно уставшего от приключений и несносных выходок окружающих человека.

– Я не знаю обычаев вашей… вашего племени – тех, что приняты на твоей станции… или где ты там еще живешь, – начал он. – Но, судя по твоему виду, речам и поступкам, ты наверняка думаешь, что для такого, как ты, будет неизгладимым позором принять пищу врага, держащего тебя в плену и собирающегося продать, как вещь. Я прав?

Он, конечно же, был прав, вот только гордость и упрямство не давали Марку признать эту правоту.

– Прав, – заключил «чистый», совершенно безошибочно истолковав его упорное молчание. И неторопливо продолжил: – А еще, я так думаю, ты выжидаешь удобный момент, чтобы свалить отсюда и вернуть себе свободу. Так?

Марк резко переменил позу и подозрительно воззрился на назойливого соседа:

– Ты что, мысли читать умеешь? – пробурчал он, про себя удивляясь, как же быстро этот бледный красавчик раскусил его. И уже в который раз!

Новая улыбка осветила худое лицо Кости и сделала его еще красивее.

– Не умею, конечно же. Просто они очень ясно написаны на твоем лице. Ну, и ведешь ты себя соответствующе. Но ты лучше вот над чем подумай, – Костя вдруг осторожно огляделся и понизил голос. – Для побега или хотя бы сопротивления тебе понадобятся силы. А откуда ты их возьмешь, если будешь морить себя голодом? Конечно, этой бурде далеко до нормальной еды, но ведь и это – хоть что-то! И потом… – паренек остановился и лукаво сощурился. – Разве трудности не закаляют мужской характер?

Несколько секунд скавен смотрел на «чистого», а потом… прыснул и расхохотался так, что привлек внимание надсмотрщика. Тот молча погрозил мальчишкам пудовым кулаком: мол, глядите у меня!

Алтуфьевец немедленно заткнулся, но некоторое время продолжал давиться смехом. Его сосед с легкой вежливой улыбкой ждал, пока его отпустит.

Наконец Марк справился с собой.

– А ловко ты меня… подкусил! – вынужден был признать он. – Действительно, как я про силы-то не подумал? Ладно, давай сюда эту свою бурду!

Костя тихо и с облегчением засмеялся и с готовностью передал ему миску.

– Остыло уже… И часть ты уже пролил на пол.

– Пофиг! – с уже набитым ртом пробурчал набросившийся на содержимое посудины юный мутант. – Сам сказал, что трудности закаляют мужской характер! Вот и буду закалять!

– Приятного аппетита!

В ответ раздалось только невнятное ворчание проголодавшегося скавена.

Марк выхлебал все, что было в миске, и даже вычистил ее с помощью пальцев, которые потом незатейливо облизал и вытер о штаны.

– Что? – заметил он взгляд соседа.

Тот вспыхнул и отвел глаза.

– Извини… просто ты так… оригинально ешь…

– Еще скажи, что я жру, как грязная мутантская скотина!

Костя странно посмотрел на снова ощетинившегося соседа.

– Не скажу, – тихо, но твердо возразил он. – Я же понимаю… Будь я таким голодным – тоже забыл бы о всяких там манерах.

Марк ощутил, как в груди слева что-то защемило, а щекам стало жарковато.

– Ну, ложек же нам не выдали… – смущенно пробурчал он и отвернулся.

И снова – ощущение лежащей на плече ладони. Но на этот раз стряхивать ее почему-то не хотелось.

– Я очень рад, что ты решил проявить благоразумие, – искренне сказал Костя. – Не делай больше глупостей, хорошо?

– Ладно… – все еще чувствуя смущение, буркнул скавен и отвернулся, делая вид, что его очень интересует окружающая обстановка. – Как ты думаешь, куда нас могут продать? – вдруг спросил он немного погодя.

Из подслушанных слов торговца людьми Марк сделал вывод, что они с этим странным и не по-детски рассудительным пареньком из «чистых» являются чуть ли не самыми ценными здесь рабами. Костя был просто бессовестно хорош собой, и хозяин, потирая руки, все приговаривал, как же ему повезло заполучить такого красавчика, за которого он непременно сорвет жирный куш с какого-нибудь «богатенького буратины».

Что касается Марка, то в его адрес уже несколько раз звучало: «Мутант, экзотический раб, на любителя – но тоже, в принципе, симпатичный!». Ни красивым, ни даже симпатичным юный скавен себя никогда не считал (да ему и дела до этого не было – что он, девчонка, что ли?), но уж очень ему не нравилось, как его тут называли! Марк не знал значения слова «экзотика», но нутром чуял, что ничем хорошим оно ему, чужаку и мутанту, в этих краях не мяукнется.

– Могут в прислуги какому-нибудь богатею или в большой трактир, еду клиентам разносить, – почему-то не сразу отозвался Костя. – Мы ведь не каждому по карману, покупать нас для черной работы – глупая трата патронов. К тому же, как я уже говорил тебе, на Ганзе рабства официально нет. Хотя неофициально… Здесь его предпочитают не афишировать и маскировать другими, более легальными и благовидными вывесками – блюдут, так сказать, морду лица перед соседями… Этот рынок, к примеру – почти тайный. О его существовании мало кому известно, а торги происходят по предварительному уведомлению всех посвященных. Видишь всех этих типов? – Костя кивнул на фланирующих по залу зевак. – Ни одного случайного лица среди них нет. Да случайных сюда охрана станции и не пустит… – он помолчал, а потом продолжил: – Еще нас могут купить для какой-нибудь развлекательной арены или для так называемых Полигона и Вольеров. Там вечно требуется обслуга и смена тем, кто уже… отработал свое. Обычно туда нанимаются свободные – платят там неплохо, но хозяева и рабами не брезгуют, а также приговоренными преступниками. Но, правда, и абы кого туда тоже не покупают.

– О какой арене ты говоришь? У вас тут что, даже цирк есть?

– Да при чем тут цирк?.. – поморщился Костя. – Хотя это было бы неплохим вариантом!.. Я про арену для боевых состязаний, где специально обученные люди сражаются между собой. И со всякими зверями и му… монстрами, – поправился он. – Слышал о гладиаторах?

– Нет. Но я понял, о чем ты говоришь, – Марк задумался. Губы его невольно сложились в упрямую линию. – Я бы все же не хотел, чтоб нас отправили на арену, – наконец сказал он. – Ни на боевую, ни тем более – на цирковую! Быть потехой для толпы? Ни за что! Я охотник, а не клоун!

– Пусть уж лучше на арену! – неожиданно горячо возразил Костя. – Клоуном там или бойцом-смертником – не суть, хотя какой из меня боец?.. Я бы даже с радостью согласился там дерьмо за мутан… извини… за зверьем выгребать! Пусть хоть куда продают, на любую черную или смертельно опасную работу – я не боюсь! Но только не туда, куда могут продать вот их!.. – и он кивнул на одну из клеток, где сбились в дрожащую, хнычущую кучку несколько девочек-подростков примерно одного с ними возраста и чуть постарше. Рядом с клеткой остановились двое и принялись заинтересованно разглядывать выставленный напоказ живой товар. К ним, почуяв выгодных покупателей, поспешил хозяин.

– Пожалуйста, господа! Все для вас! Юные нежные девочки, все как на подбор! Здоровые, красивые, хоть в прислугу, хоть в домашние любимицы! А подрастут – совсем расцветут и красотками станут! Для альковных забав – самое то!

– Пока они там еще подрастут и расцветут… – пренебрежительно буркнул один из мужчин. – Вон тех двоих покажи. Белобрысую и эту, в красном свитере.

– Сию минуту! – хозяин кивнул надсмотрщику, и тот вытащил из клетки указанных клиентом девушек. Очутившись вне решеток, они испуганно прижались одна к другой, а остальные их соседки дружно отпрянули к дальней стенке.

Один из мужчин – более важный с виду и по повадкам, чем его спутник, принялся неторопливо осматривать живой товар. Ощупал, огладил, потрепал за волосы, небрежно запустил пальцы в рот, проверил зубы. Обе продаваемые вздрагивали и тихо попискивали, но на открытое сопротивление не отваживались.

– Раздень их! – потребовал «важный».

По знаку хозяина надсмотрщик принялся сноровисто освобождать рабынь от их жалкой одежонки. Визг, слезы, бесполезные мольбы…

– Надеюсь, они у тебя еще нетронутые? – осведомился «важный», оценивающе наблюдая за несчастными девчонками. И добавил с нарочитой небрежностью: – В моем заведении – очень взыскательные клиенты. И девочки для них должны быть самыми лучшими. Впрочем, и не только девочки… А за хороший товар я и плачу соответственно. И прихожу еще – если остаюсь им доволен. Ты понял меня?

…Марк услышал, как позади него задушенно охнул Костя. Обернувшись, он увидел, как сосед отпрянул в дальний угол и вжался в решетку так, что, казалось, он сейчас просочится сквозь нее, а потом – и сквозь стену. Его поразительно гармоничные, как со старинной иконы списанные, черты лица перекосили самый настоящий животный ужас и отвращение.

– Ты чего? – недоуменно прошептал скавен.

– Уж лучше на арену, к монстрам… – глядя перед собой остановившимися, широко распахнутыми глазами, повторил «чистый». – Смертником… Только не так, как их…

Марк еще раз бросил взгляд на то, как покупатель деловито лапает раздетых девчонок, пожал плечами и, не вставая, подполз к соседу.

– Ты-то чего так дергаешься? Подумаешь, продадут их для того, чтоб с ними мужики и парни развлекались… На то они и девки. У нас на станции…

– Ты идиот? – зашипел не хуже заправского скавена Костя. – Их же для борделя покупают! А туда не только девчонок продают, но и пацанов… тех, кто посимпатичнее! Есть любители, которым… которые любят не с женщинами… Слышал, что сказал сейчас этот? Ему в бордель не только девчонки нужны! Хочешь, чтобы и нас с тобой… так же… как и этих, как ты говоришь, девок?

Марк вздрогнул и отпрянул от «чистого». А потом представил себе то, о чем Костя сейчас говорил с такой убийственной беспощадностью в голосе.

Его даже замутило от отвращения и запоздало нахлынувшего липкого страха. В родной общине, где ощущалась постоянная катастрофическая нехватка женщин, всякое случалось. Но грозного авторитета Кожана хватало местным адептам нетрадиционных отношений, чтобы не выставлять свои пристрастия на всеобщее обозрение и не навязывать их другим в качестве «естественных и нормальных». И уж точно не втягивать в них так называемый молодняк. Потому что огрести за это дело от вожака можно было люто и нешуточно! А тут…

«Большое метро… – с гадливостью подумал Марк, усилием воли подавляя недостойный настоящего охотника страх. – “Чистые”… Ур-роды!..»

Костя сидел бледный и неотрывно следил за происходящим у соседней клетки. Марк еще немного подумал и мысленно согласился, что с такой примечательной внешностью «чистому» действительно было чего бояться в этом мире уродов и извращенцев.

– Тебе-то откуда все это так хорошо известно? – осторожно поинтересовался он. – Да и про арены, про местное рабство…

– Мою маму когда-то тоже так продали… – бесцветно отозвался Костя. – В бордель на Черкизоне. В то время она была чуть старше их… Я родился там и видел… много чего видел… – он резко мотнул головой и снова съежился. – Если сейчас эти подойдут к нашей клетке… – его глаза вдруг полыхнули каким-то фанатичным протестом и ненавистью. – Не хочу!!!

– Черкизон? – Марк снова мысленно вызвал в памяти виденную в «кабинете» у Кожана карту метрошных веток и их окрестностей и чуть не присвистнул от удивления. – Это же совсем не в метро! Почему тебя тогда здесь продают, а не там?

– Потому что! – зло огрызнулся Костя. Но напоролся на внимательный и серьезный взгляд юного мутанта и остыл. – Ты спрашиваешь, откуда мне все так хорошо известно… И про рабство это… Я родился рабом. И меня уже четвертый раз продают, а здесь – второй… Сбегал я от хозяев. Несколько раз. Ловили, учили покорности… некоторые потом снова продавали…

– Ты?! Сбегал? – Марк даже приподнялся и уставился на соседа, словно впервые видел. Надо же, сначала «чистый» показался скавену слишком мягким, по-девчоночьи слабым и нерешительным. А он, оказывается, – беглец со стажем, неоднократно битый, но тем не менее не оставляющий упорных попыток вырваться на свободу… Какой же несгибаемый характер и какая нечеловеческая выдержка кроются под этой, как оказалось, обманчивой внешностью «ангелочка»?

Костя пожал плечами и сгорбился, обняв колени и опустив на них голову.

– И ведь каждый раз меня покупали именно из-за этой моей чертовой смазливой рожи! – глухо и яростно донеслось до Марка. – Надо же было уродиться таким… херувимчиком!

Длинная дрожь прокатилась по согнутой, с выступившей цепочкой позвонков, худой спине черкизонца.

– Не хочу… обратно… – упрямо и еле слышно повторил он.

Скавена осенила совершенно неожиданная и, как ему показалось, блестящая идея… Он даже ухмыльнулся.

– Херувимчик, говоришь? – протянул он. – Понятия не имею, правда, кто это, но чтоб мне вовек «одеколона» не нюхать, вопрос внешности в данном случае вполне поправим!

– Что ты хочешь этим сказать? – приподнял голову Костя. В его глазах мелькнула слабая надежда.

– А вот что! – радостно сказал Марк и… от всей души отвесил соседу по клетке хорошую такую плюху. – Ну? Теперь понимаешь?

– Кажется, понимаю… – прошептал «чистый», оживая.

– Обзови меня как-нибудь… для достоверности! – подмигнул ему Марк. – Можешь даже матом, я не обижусь. Только ори погромче, чтоб все слышали!

– Ага… Чертов мутант!!! – вдруг пронзительно завопил Костя. – Убери от меня свои грязные лапы!!! А-а-а-а-а, помогите, он меня сейчас убьет!!!

Марк, схватив за запястья вскинутые в инстинктивном жесте защиты руки «чистого», прошептал:

– Не преувеличивай, не убью… – И уже в голос, угрожающе: – Ты кого это мутантом назвал, червяк бесхвостый?!

Через несколько секунд они, сцепившись, как два молодых кота по весне, уже катались по тесной клетке, вдохновенно колотя друг друга и оглашая своды перехода яростными воплями и злобным пыхтением.

– Да чтоб вас разорвало, сучьи дети!!! – к их клетке уже несся, оставив зареванных рабынь и их покупателей, хозяин. Надсмотрщик сноровисто затолкал девчонок обратно в клетку, щелкнул замком (на всякий случай, чтоб не сбежали или чтоб не спер никто) и поспешил следом, расталкивая сгрудившихся зевак и на ходу снимая с пояса плеть.

…Досталось им здорово! Рычащих, как волчата, и бешено дергающихся подростков с трудом растащили и, награждая ударами, выволокли наружу. Затем, вздернув им вверх руки, приковали к решеткам в противоположных углах клетки – так, чтобы не смогли дотянуться друг до друга и продолжить драку. После чего снова отхлестали чуть ли не до потери сознания.

Крепче всего огреб, естественно, Марк.

– Мутантское отродье, ублюдочный крысеныш, испортил мне такой замечательный товар, и сам теперь не лучше! Вот кто, кто мне теперь за вас, порченых, заплатит? – причитал хозяин, пока его помощник умело охаживал беззвучно корчащегося на длинной цепи паренька свистящим хлыстом. Марк, уткнувшись в немеющую руку, стиснув зубы и зажмурившись, терпел. И, как заклинание, повторял про себя, что стыдно ему, отважному алтуфьевскому охотнику, сдаться, проявить слабость и малодушие перед врагом и праздношатающимися бездельниками и заверещать, подобно девчонке.

«Я выдержу! Я… выдер…жу! Ой-блин-е-мое, с-с-суки, больно-то как!.. Мама!..»

Из противоположного угла клетки на него с болью, тревогой и сочувствием смотрел напрягшийся взведенной арбалетной пружиной Костя. Ему тоже досталось – но куда меньше, чем Марку. Красивых молодых рабов торговцы берегли и старались не уродовать даже во время наказаний.

– Довольно! – остановил хозяин надсмотрщика. – Не забей его до смерти! Экзотика все же! Залижется – найду, кому его, паршивца, спихнуть! У-у-у, крысеныш!

Марк с облегчением уронил голову на грудь и с длинным выдохом-всхлипом тяжело обвис на цепи, прислонившись лбом к решетке. Слава богу, перестали лупцевать, еще немного – и он бы не поручился за свою выдержку! Он украдкой вытер о плечо мокрое от слез лицо (а кто бы при таких побоях не заревел от боли и унижения?), скосил глаза, исподтишка провожая взглядом надсмотрщика и торговца, подождал, пока не рассосется толпа любопытных у их узилища, и осторожно оглянулся.

– Ух ты, какая квазиморда! – не удержался он от широкой ухмылки, когда увидел, во что после их импровизированной драки превратилось красивое лицо Кости.

– На себя посмотри! – парировал тот, осторожно щуря уже заплывающие радужными фингалами и тоже мокрые глаза. – Тоже мне, Лео Ди Каприо!

– А это кто?

– А хрен его знает! Но некоторые знакомые тетки – из тех, кто еще до Удара жил – утверждали, что он был просто няшкой!

– Ке-ем?

– Ну, на рожу ничего себе… А, забей!.. Но классно я тебя расписал, жаль, что ты этого не видишь!

– Зато я вижу тебя! – Марк самодовольно выпрямился и чуть не взвыл от полоснувшей спину боли. Он тут же поспешно – благо, длина цепи, идущей от наручных оков куда-то вверх, позволяла – развернулся и с облегчением прижался спиной к холодным прутьям решетки. – Можешь мне поверить, – добавил он, – выглядишь ты реально сущей квазимордой!

– А кто это?

– Понятия не имею. У нас на станции так ругаются.

Некоторое время они смотрели друг на друга и тихо пофыркивали, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу радостный смех. Шальной и рискованный экспромт юного скавена достиг своей цели, они испортили друг другу «товарный вид», и теперь их если и купят – то разве что и правда сортиры чистить. С такими-то живописными физиономиями!

Справившись со смехом, Костя вдруг необычайно посерьезнел и тихо сказал:

– Спасибо тебе!.. И это… извини за «чертова мутанта» и все остальное…

Марк хмыкнул, скрывая смущение. Слизнул кровь с прокушенной губы. Исхлестанное тело немилосердно ныло, руки затекли, по спине разливалось мучительное жжение, но все это было пустяком по сравнению с тем, что он сейчас совершил. Спас товарища по несчастью от грозящей ему незавидной и позорной участи! Ну, и себя заодно – на всякий случай.

Отец бы им гордился!

– Обращайся! – хихикнул он. И показал «чистому» язык.

Глава 11. «Продано!»

Человек этот возник у их клетки, словно из ниоткуда, и Марк готов был поклясться, что до сего момента не видел его среди прочих ротозеев, праздно слонявшихся по рабскому рынку.

Среднего роста, с самой заурядной внешностью, и даже одежда не блещет ни новизной, ни какими-то бросающимися в глаза деталями.

Обычный человек, каких полным-полно на любой станции, встретишь в другой раз – и не узнаешь, чего доброго.

– Хозяин, сколько хочешь за этих двоих? – небрежно кивнул подошедший на подростков.

Торговец оживился, окинул его мгновенным взглядом-сканером и, явно определив нечто достойное внимания, расплылся в профессионально-любезной улыбке:

– О, не очень дорого, уважаемый! Всего по триста патронов за каждого!

…Как ни старался О’Хмара, как ни готовил себя к этому моменту, но все же не смог сдержаться – вздрогнул от неожиданности, стыда и отвращения. Его – живого человека! – продавали сейчас, как… как какой-нибудь мешок зерна или кисет самосада! Как глупую, безмозглую курицу или сытую, равнодушную ко всему свинью! За него торговались. Ему НАЗНАЧИЛИ ЦЕНУ! И измерялась его стоимость не в делах, не в поступках, не в личных или профессиональных качествах – как у всех нормальных людей принято мерить ценность любого человека.

Его стоимость здесь измерялась в патронах. В деньгах!

Скавен почувствовал, как к щекам прихлынул невыносимый жар, и невольно бросил взгляд на Костю. Как он, вот он умудрялся переносить это унижение – когда тебя, живого, мыслящего, продают, как вещь или как животное? И… который, кстати, раз уже продают? Четвертый?

– К этому сложно привыкнуть… – еле слышно, почти одними губами (чтоб не услыхали торговец с покупателем) прошептал «чистый», каким-то образом догадавшись о том, что сейчас испытывал его сосед по клетке. – Даже когда не впервые. Но от нас все равно не зависит, купят нас или нет, а если купят – то за сколько. Поэтому просто не думай об этом – и будет легче.

«Не думай!». Легко сказать!

«Трудности закаляют мужской характер», – вспомнились вдруг еще одни, недавние слова Кости, и Марку внезапно стало стыдно. Парнишка даже на вид слабее его – и то держится, не падает духом, а он…

Марк чуть скрипнул зубами и расправил ноющие плечи, напустив на лицо скучающее выражение.

Что ж, будем закалять характер!

– Триста патронов за каждого, и это даром, практически даром! – трещал меж тем торговец. – Молодые, сильные ребята, из которых можно вырастить верных помощников или бодигардов – если как следует натаскать и подкормить!

– По триста – за драчливых щенков с расквашенными физиономиями? – иронично выгнул бровь покупатель, – За двух сопляков, один из которых выглядит девкой, а другой – вообще мутант?

– Мутанта можно показывать как диковинку! Или перепродать научникам на опыты, – с жаром возразил торговец. – Сам бы этим занялся – да недосуг мне. А что касается этого красавчика… – тут он понизил голос до интимного полушепота, – так он умеет та-ако-ое…

И торгаш сладко зажмурился, словно наевшийся курятины котяра.

…Марк увидел, как Костя содрогнулся, стиснул свою цепь и с силой закусил губу. Затем метнул в скавена беспомощно-затравленный взгляд и низко опустил голову. Лицо его, как в тот раз, снова пошло алыми пятнами.

«Вот ведь… звездюк!» – подумал о торговце О’Хмара, чувствуя, как нарастает в нем тяжелая неконтролируемая ненависть к этому человеку, к его клиенту и ко всем «чистым» разом. Наблюдать за тем, как этот сальный боров унижает его товарища, ему почему-то было… больно. Словно унижали его самого. Хотя, кто ему этот Костя?

«А, правда, КТО? Он ведь такой же «чистый», как и эти двое!»

Внезапно Костя резко выпрямился, звякнув цепью. Так же, как недавно и сам Марк, шевельнул плечами, упрямо вскинул голову. На его лице появилась и застыла странная, почти презрительная полуулыбка, и черкизонец уставился прямо перед собой в пространство, не видя, а точнее – демонстративно игнорируя все, что происходило вокруг.

Как приговоренный к казни, но еще не сломленный пытками и унижениями смертник.

Он не шевельнулся и не изменил выражения лица даже тогда, когда торговец начал демонстрировать покупателю его мышцы, а потом еще и зубы! Стоял с таким видом, будто его здесь вообще не было!

О’Хмара, расширив глаза, смотрел на черкизонца и испытывал растущее уважение к этому на первый взгляд изнеженному и хлипкому «херувимчику» и восхищение его стойкостью.

А вот к этим двум уродам, что сейчас так бесцеремонно осматривали Костю и торговались за него, он не испытывал ничего. Ничего – кроме лютой, щерящей зубы в кровожадном оскале ненависти!

– Послушный, воспитанный, обученный… – разливался соловьем «сальный боров», а ненависть Марка все злее и яростнее шипела и топорщила на загривке жесткую, как перья гарпий, шерсть. – У всех своих прежних хозяев он был… гм, в немалом фаворе, если вы, конечно, понимаете, о чем я… – торгаш скабрезно, с намеком, хохотнул. – Так что…

– Домашними зверюшками не интересуюсь! – ледяным тоном оборвал его покупатель, кинув короткий изучающий взгляд сперва на предмет обсуждений, а затем – почему-то на его соседа по клетке. – Что он еще умеет – кроме как лизать хозяевам ноги и…

…Марк бешено рванул цепь в безуспешной попытке допрыгнуть, достать, дотянуться!!!

…Сволочи, они глумятся над нами, как хотят, пользуются тем, что мы не можем достойно ответить им! Суки драные… гниды, ненавижу… добраться бы до этой жирной твари… до обоих… кишки бы выгрыз… Гады, гады!!!

Он и сам не знал, почему вдруг, забыв отцову науку – не поддаваться эмоциям, так остро и внезапно даже для себя самого отреагировал на действия и слова этих двух «чистых» по отношению к Косте. Может, потому, что сам совсем недавно говорил ему почти такие же обидные, жестокие и полосующие по живому слова… а после этого чувствовал себя гаже некуда?.. Ведь он все понял про Костю, понял!.. Но почему-то вместо того, чтобы ужаснуться или брезгливо отстраниться от всего, открывшегося ему, только еще больше рассвирепел.

Громкий, полный запредельной ненависти и ярости полукрик-полурычание вырвался из груди скавена и заставил торговца испуганно отскочить от клетки, а Костю – вздрогнуть и удивленно обернуться.

Глаза двух невольников встретились.

Торжище, клетки, матерящийся торговец и остающийся почему-то невозмутимым покупатель – все вдруг потускнело, как старая фотография, и стало таким… незначительным. Пустым…

…Удар пульса – и ему тут же откликается другой – того, чужого, который напротив тебя, на такой же цепи, и столь же бесправен здесь, как и ты…

Чужого ли?..

«Тук. Тук. Тук», – неумолимо и глухо стучит в висках и в затекших, напряженных запястьях, стиснутых стальными обручами. Глаза в глаза – словно ладонь в ладонь: пожатие крепкое, сильное, искреннее – без тайного умысла, без фальши… Взгляд ко взгляду: один – измученный, тусклый и безнадежный, вдруг встречается с другим – огненным, полным жизни, гнева и тревоги. Упавший с обрыва путник из последних сил держится за хлипкий кустик, но вот ослабевшая рука соскальзывает… и вдруг перехватывается другой рукой, протянутой сверху – сильной, уверенной и надежной!

«Держись! Возьми немного моей силы! Возьми, мне не жалко!»

…Так чужой ли?

Дыхание в унисон. Пульс. Теперь уже один – один на двоих! Через кандалы – вверх по натянувшейся цепи железных звеньев, словно по проводам – в решетку, оттуда – в другую цепь, вниз, бегучим нервным током, из запястья в запястье…

Пульс.

«Тук. Тук. Тук…»

Не чужой!

СВОЙ!

«Держись, друг! Держись! Они еще пожалеют об этом!»

«Друг?.. Ты… назвал меня… другом?.. МЕНЯ?..»

Измученные и словно подернутые пеплом серые глаза черкизонца изумленно расширяются и… вдруг разом вспыхивают, наливаются светом и жизнью.

Ответный взгляд скавена тверд, остер и ясен, как новехонький скальпель в руках готовящегося резать живую плоть хирурга. И слегка насмешлив, как прыгающие по зеркально-блестящей поверхности этого скальпеля блики утреннего солнца.

«А ты что – против?»

– Урод!!! – продолжал орать торгаш. – Тварь, мутантский ублюдок, гребаный крысеныш!.. Сеня, а ну, выдай-ка ему еще десяток горячих!..

Охранник не спеша двинулся к строптивому пленнику, на ходу снимая с пояса плеть. В соседней клетке испуганно пискнули и шарахнулись к дальней стенке девчонки.

Марк стремительно развернулся, насколько позволяла цепь, и подобрался, готовый дорого продать свою жизнь. Стиснув зубы и чуть прищурившись, он пристально смотрел на идущего к нему Сеню, но взгляда не отводил и не опускал.

Хрен вам, сволочи! Понятно?!

Друг! У него теперь был друг, ради которого можно было вытерпеть все, что угодно! И… ради которого стоило рвать глотки этим тварям в человеческом облике!

– Погодите-ка, уважаемый… – вдруг раздался голос покупателя. Он был единственным, кто на этом пятачке зала сохранял абсолютное и невозмутимое спокойствие.

Он отстранил уже нависшего было над Марком надсмотрщика и сам встал перед скавеном.

– И вот за этого дикого звереныша, который спит и видит, как бы кому перегрызть глотку, вы просите триста патронов? – с ленивой пренебрежительностью осведомился он.

Торговец запыхтел, как самовар на углях, и зыркнул на раба-мутанта ненавидящими глазами. Но возражать потенциальному покупателю не осмелился.

– Триста за обоих! – сказал клиент. – Что один, что другой – строптивые волчата, которых надо держать на цепи. Но там, где они окажутся, из них быстро выбьют весь лишний гонор!

– Э-э-э-э… за обоих? Триста?.. – растерялся было торговец, но тут же взял себя в руки. – Помилуйте, уважаемый, разве ж это цена за такой товар? Сами видите, молодые, здоровые, крепкие… Пятьсот пятьдесят! За обоих!

– Триста пятьдесят!.. И я даже закрою глаза на то, что у этого крысеныша, – клиент небрежно ткнул пальцем в Марка, – вся спина в хлам исхлестана.

– Без ножа ведь режете, уважаемый! – застонал торговец. – Ну хотя б полтинничек-то накиньте! В убыток себе же торгую!.. Пятьсот!

…Марк, пока эти двое были заняты перепалкой и торгом, осторожно повернул голову и, встретив полный отчаяния взгляд Кости, ободряюще кивнул. Ну… как ободряюще… Попытался, потому что самому было, честно говоря, страшно. Костя в ответ благодарно опустил ресницы и улыбнулся. Точнее – тоже попытался. Получилось как-то вымученно.

– Четыреста – и ни патроном больше! – отрубил покупатель. – Вам за них все равно дороже никто не даст. Ни оптом, ни в розницу. По ним же видно – ходячие проблемы для хозяев, что один, что другой! Даже этот няшка, а про мутанта – так вообще молчу!

– Ну, так зачем же вы покупаете себе таких проблемных рабов? – деланно удивился торговец.

– А я и не себе, – усмехнулся его оппонент. – Хозяину, ему как раз такие борзые щенки по нраву. Вот пусть он их и укрощает, а я лично вообще бы с ними связываться не стал!

– Ваш хозяин, наверно, очень строг с… подчиненными? – осторожно поинтересовался торгаш.

– У-у-у-у! – покупатель закатил глаза. – Просто зверь!.. Ну, так что? Отдаете за четыреста?

Торговец пожевал губами. Сорвать куш побольше, конечно, хотелось. Но где гарантия, что эти двое дрянных паршивцев заинтересуют еще кого-то хотя бы за такую же цену?

– Эх! Ну ладно! – махнул он рукой. – Четыреста патронов за обоих! Продано! Сеня, отцепи их!.. – и, уже обращаясь к подросткам: – И только попробуйте мне тут выкинуть какой-нибудь фортель, вы!..

С ребят сняли кандалы, и они едва удержались от стонов: рук после столь продолжительного пребывания в цепях с фиксацией их над головой не чуял ни один.