Текст книги "Титан"

Глава 22
И наконец, трамвайные линии

Один из директоров железнодорожной компании Северного Чикаго, Эдвин Л. Каффрат, был довольно прогрессивный молодой человек. Его отец, бывший крупный акционер компании, недавно умер и оставил капиталы вместе с директорской должностью своему единственному сыну. Молодой Каффрат не был знатоком в транспортной отрасли, хотя и воображал, что сможет показать себя с лучшей стороны, если получит такой шанс. Ему принадлежало около восьмисот из пяти тысяч акций компании, но остальные были распределены таким образом, что он мог оказывать лишь незначительное влияние. Вступив в должность, что произошло за несколько месяцев до того, как Каупервуд начал всерьез разрабатывать новую операцию, Каффрат уже задумал продлить существующие линии, озаботился новыми концессиями, улучшенными вагонами и хорошими лошадьми, зимним отоплением вагонов и так далее. Все эти предложения для старых директоров были всего лишь проявлением неуемного молодого рвения и почти единогласно отвергались.

– Что плохого с нашими вагонами? – спросил Альберт Торсен, один из директоров, на очередном совещании, где Каффрат выступил со своими обычными предложениями. – Не вижу ничего плохого. Я сам езжу в них.

Торсен, массивный, неопрятный, всегда облаченный в светло-серый мятый костюм, лет семидесяти, туповатый, но добродушный, был владельцем лакокрасочной фабрики.

– Вероятно, в этом-то и дело, Альберт, – вставил Солон Кемферт, другой член совета и приятель Торсена.

Его реплика вызвала смешки.

– Ну, не знаю. Я достаточно часто присутствую на ваших заседаниях.

– Я могу сказать, в чем тут дело, – откликнулся Каффрат. – Вагоны грязные и хлипкие, окна дребезжат так, что думать невозможно. Рельсы пора менять, а от вони грязной соломы, которую мы стелем зимой, тошнит. Неудивительно, что люди жалуются; я бы сам жаловался.

– Не думаю, что дела обстоят так плохо, – заметил президент Ониас К. Скиннер, человек с круглым непроницаемым лицом, как у китайского божка, и короткими бакенбардами. Ему было шестьдесят восемь лет. – Это не лучшие вагоны на свете, но все же хорошие вагоны. Некоторые следует отремонтировать, но остальные находятся в весьма приличном состоянии. Я буду рад поставить их на новые рельсы, но это требует значительных расходов. Прокладка новых путей и длинные маршруты по пять центов съедают нашу прибыль.

Так называемые длинные маршруты составляли не более двух-трех миль, но для мистера Скиннера этого было многовато.

– Но посмотрите на Южную сторону, – настаивал Каффрат. – Просто не понимаю, о чем вы думаете. Одна кабельная система уже существует в Филадельфии, другая в Сан-Франциско. Я слышал, что кто-то уже изобрел трамвай, движущийся на электричестве, а мы тут гоняем вагоны, вернее сказать, сараи, с соломой на полу. Боже ты мой, я думаю, что уже пора пошевелиться!

– Ну, не знаю, – заметил мистер Скиннер. – По-моему, у нас на Северной стороне дела идут совсем неплохо.

Серьезные джентльмены – директора Солон Кемферт, Альберт Торсен, Айзек Уайт, Энтони Ивер, Арнольд С. Бенджамин и Отто Меттьюс – просто сидели и смотрели на происходящее.

Но энергичный Каффрат не хотел сдаваться. Он повторял свои претензии на других собраниях. Его даже радовали многочисленные жалобы в газетах на качество обслуживания компании Северной стороны. Это наконец подольет масла в огонь и заставит директоров пошевеливаться.

К тому времени, благодаря сговору между Каупервудом и Маккенти, компания Северной стороны не получила дополнительных концессий, в том числе и на туннель возле Ласаль-стрит. Каффрат не знал об этом, как и другие директора и управляющие его компании. Кроме того, Маккенти, при посредничестве своего доверенного лица в городском совете, стал распространять слухи и жалобы, порочащие руководство компании. В совете поднялась шумиха по поводу какой-то петиции с требованием отказаться от старых вагонов и проложить новые надежные рельсы. Как ни удивительно, это не касалось компаний Западной и Южной стороны, где состояние дел находилось в таком же плачевном состоянии. Простые смертные, не ведающие об ухищрениях политиков ради достижения своих целей, приветствовали так называемое «недовольство общественности». Они не подозревали о роли пешек, уготованной им в этой игре, и о нечистоплотности замысла.

Однажды Эддисон, перебирающий в уме разных людей из компании Северной стороны, которые могли бы оказаться полезными Каупервуду, наконец остановил свой выбор на молодом Каффрате и как бы случайно повстречался с ним в клубе «Юнион».

– Судя по всему, трамвайным компаниям Северной и Западной стороны в ближайшее время предстоят большие затраты, – заметил он.

– Откуда вы знаете? – полюбопытствовал Каффрат, который интересовался всем, что было связано с развитием его компании.

– Ну, если только я не слишком заблуждаюсь, очень скоро вам, – всем вам, насколько я слышал, – придется внедрять новую кабельную систему, которую уже монтируют на Южной стороне.

Эддисон старался произвести впечатление, что городской совет и общественное мнение одобряют дорогостоящие новшества, предстоящие железнодорожной компании Северного Чикаго.

Каффрат насторожился. Что собирается предпринять городской совет? Он хотел знать подробности, и они обсудили ситуацию: строительство кабельных трубопроводов, стоимость силовых станций, закупка новых рельсов, укрепление мостов или поиск других способов переправы через реку или под рекой. Эддисон не забывал подчеркивать, что железнодорожная компания Южной стороны находится в более выгодном положении, чем две другие компании, так как у нее нет проблемы с переправой через реку. Тем не менее было приятно предположить, что развитие сетей, которое описывал Эддисон, в долгосрочной перспективе сделает транспортный бизнес более прибыльным. Между тем предстоит нелегкая работа. Старые директора должны действовать решительно, подумал он. Когда компания Южной стороны завершит подготовительные работы, они должны быть готовы последовать ее примеру. Как их заставить понять, что даже крупные вложения со временем окупятся? Ему смертельно надоели консерватизм и осторожность.

Через несколько недель Эддисон, по-прежнему действующий в интересах Каупервуда, провел вторую неофициальную встречу с Каффратом. Добившись обещания держать разговор в секрете, он сообщил, что после их разговора произошли знаменательные события. Ему нанесли визит деловые люди, имеющие большой опыт в транспортной сфере. Они побывали в разных городах, присматривая выгодное дело для вложения своего капитала, и остановили свой выбор на Чикаго. Они осмотрели местные трамвайные линии и решили, что железнодорожная компания Северного Чикаго вполне подходит для их целей. Затем он живописал идею, сформулированную Каупервудом. Каффрат, которого сперва одолевали сомнения, в конце концов решился. Он слишком долго терпел бездеятельность и бессмысленное упрямство старцев. Эддисон не забыл упомянуть, что для осуществления проекта понадобятся многомиллионные вложения, и он не знает, как можно собрать такие деньги без кредита, если только не заложить трамвайные линии на невыгодных условиях. Если эти новые люди будут готовы предложить высокую цену за пятьдесят один процент акций на девяносто девять лет, гарантируют приемлемую процентную ставку на остальные акции по их нынешнему курсу и станут энергично развивать компанию, почему бы не принять их предложение? Это будет не хуже, чем закладывать и перезакладывать обветшавшую собственность, а нынешнее управление все равно никуда не годится.

Разумеется, Каффрат не знал, какое состояние наживут эти новые инвесторы на поставках строительных материалов и оборудования и что крупным держателем акций будет Каупервуд. Он также не догадывался, что благодаря новому выпуску акций старых и новых линий, размывающему основной капитал, Каупервуду едва ли придется выложить лишний доллар из своего кармана, когда он наберет необходимый стартовый капитал («капитал для разговоров», как это у него называлось). Каупервуд и Эддисон уже договорились, что если дело пойдет, то они организуют Чикагский трастовый фонд с капиталом в несколько миллионов долларов для упрощения своих сделок. Каффрат предвкушал лишь хорошую прибыль по своим акциям и возможность получить шанс оказаться в числе учредителей новой компании.

– Именно это я старался втолковать директорам последние три года, – с энтузиазмом воскликнул он, обращаясь к Эддисону, польщенный вниманием банкира и благоговеющий перед его огромным влиянием. Но они не хотят прислушаться ко мне. Управление компанией Северной стороны – это настоящее преступление. Ребенок мог бы справиться лучше! Они экономили на рельсах и подвижном составе, а в результате теряли пассажиров. Нам нужны клиенты, и единственный известный мне способ достучаться до них – дать им достойное обслуживание. Откровенно говоря, мы никогда этого не делали.

Вскоре после этого Каупервуд имел непродолжительную беседу с Каффратом и пообещал ему не только по шестьсот долларов за акцию при условии продажи его пакета, но и бонус за содействие в виде акций новой компании. Каффрат вернулся на Северную сторону, довольный собой и радуясь за свою компанию. Поразмыслив, он решил, что неплохо бы поспособствовать Каупервуду, особенно если пустить слух через незаинтересованных лиц. Поэтому он сделал так, что главный инженер Уильям Джонсон встретился с Альбертом Торсеном, самым боязливым из директоров, и сообщил о дошедших до него сведениях, что Исаак Уайт, Арнольд К. Бенджамин и Отто Мэтьюс, владельцы крупных пакетов акций, получили заманчивое предложение и теперь собираются продать свои доли, оставив других ни с чем.

Торсен был безутешен.

– Когда вы это слышали? – спросил он.

Джонсон сохранил источник своей информации в тайне. Торсен поспешил к своему приятелю Солону Кемпферту, тот, в свою очередь, обратился к Каффрату.

– Я кое-что слышал об этом, – только и ответил Каффрат. – Но подробностей не знаю.

В результате Торсен и Кемферт решили, что Каффрат состоит в заговоре с целью продать свои акции и оставить их в трудном положении. Это было печально.

Между тем Каупервуд, по совету Каффрата, встретился с Исааком Уайтом, Арнольдом К. Бенджамином и Отто Мэтьюсом и говорил с ними так, как будто только с ними он желает иметь дело. Немного позже он встретился с Торсеном и Кемпертом и поговорил с ними в том же духе; из страха остаться ни с чем они согласились, точнее, согласились передать в бессрочное управление свои доли на выгодных условиях, предложенных Каупервудом, при условии, что они убедят остальных сделать то же самое. Это обеспечило Каупервуду сильную поддержку в совете директоров. Наконец, Исаак Уайт заявил на одном из собраний, что ему сделали интересное предложение, и не замедлил его изложить. По его словам, он в растерянности, поэтому предлагает совету рассмотреть этот вопрос. Было решено пригласить Каупервуда, чтобы он объяснил всему совету, в чем состоит его план, что он и сделал самым подробным образом, в своей любезной, приятной манере. Он ясно дал понять, что трамвайные линии нужно привести в порядок в ближайшем будущем, что предложенный план избавляет их от любых действий, забот и треволнений. Более того, он гарантировал единовременный процент на акционерный капитал, больший, чем они рассчитывали заработать в следующие двадцать или тридцать лет. В результате было решено, что Каупервуд и его план вполне себе надежен. Они рассудили, что если Каупервуд окажется не в состоянии выплатить оговоренные проценты в установленный срок, то собственность вернется к ним. А с учетом того, что он принял на себя все обязательства: выплату налогов, за водоснабжение, старым долгам и небольшие пенсии, – этот план представал в самом превосходном свете.

– Ну, ребята, сегодня был очень хороший день! – заметил Энтони Ивер и по-дружески положил руку на плечо Альберта Торсена. – Уверен, что мы можем от всей души пожелать мистеру Каупервуду удачи в его рискованном начинании.

Семьсот пятнадцать акций мистера Ивера, стоившие семьдесят одну тысячу пятьсот долларов по биржевому курсу, вдруг превратились в четыреста двадцать пять тысяч долларов. Немудрено, что он ликовал.

– Вы правы, – отозвался Торсен, который отдал четыреста восемьдесят акций из четырехсот девяноста и был свидетелем, как их стоимость взлетела с двухсот пятидесяти до шестисот долларов за акцию. – Он интересный человек. Надеюсь, он добьется успеха.

Каупервуд, проснувшийся на следующее утро в комнате Эйлин, – он до поздней ночи беседовал с Маккенти, Эддисоном, Видерой и другими, – повернулся, и похлопал по подушке, на которой спала его жена.

– Ну, милая, вчера я провернул сделку с железнодорожной компанией Северного Чикаго. Я стану президентом новой компании Северной стороны, как только наберу свой совет директоров. Через год-другой в этой деревне с нами будут считаться по-настоящему.

Он надеялся, что это обстоятельство, наряду с другими вещами, наконец смягчит Эйлин. Она уже давно, по сути, с того времени как яростно расправилась с Ритой, была хмурой и замкнутой.

– Вот как? – откликнулась она с вымученной улыбкой и протерла глаза. На ней была бледно-розовая ночная рубашка с обилием кружев. – Это замечательно.

Каупервуд приподнялся на локте и посмотрел на нее, поглаживая ее округлые обнаженные руки, которыми всегда восхищался. Золотистая пышность ее волос не утратила своей красоты.

– Это значит, что примерно через год я смогу сделать то же самое с железнодорожной компанией Западной стороны, – продолжал он. – Но боюсь, об этом пойдут кривотолки, а сейчас это мне совсем не нужно. Все будет в порядке. Я позабочусь, чтобы Шрайхарт, Меррилл и кое-кто еще обратили наконец на меня внимание. Они упустили из виду две самые важные вещи в Чикаго – газ и трамвайные линии.

– О, Фрэнк, я рада за тебя, – довольно уныло сказала Эйлин, которая, несмотря на печаль из-за его измены, все же радовалась тому, что он продолжает двигаться вперед. – Ты всегда все делаешь правильно.

– Мне только хочется, чтобы ты так сильно не переживала, Эйлин, – нежно возразил он. – Может быть, ты все-таки попробуешь быть счастливой вместе со мной? Это будет лучше для нас обоих. Тогда ты сможешь рассчитаться за старые обиды.

Он победно улыбнулся.

– Да, – ответила она, укоризненно, но все же ласково и немного печально. – Куча денег меня устроит. Но я хотела твоей любви.

– Но она у тебя есть! – настаивал он. – Я снова и снова твержу об этом. Я никогда не переставал любить тебя, ты же знаешь.

– Да, я знаю, – ответила она, когда он заключил ее в объятия. – Я знаю, как ты заботишься обо мне.

Но это не помешало ей тепло ответить на его объятие, ибо за всеми гневными протестами скрывалась душевная боль и желание иметь его безраздельную любовь, вернуть ту изначальную страсть, которая, как она когда-то считала, будет продолжаться вечно.

Глава 23
Сила прессы

Несмотря на усилия Каупервуда и его друзей сохранить сделку в секрете, вскоре после этого утренние газеты стали распространять слухи о переменах в Северном Чикаго. Фрэнк Алджернон Каупервуд, чье имя до сих пор не упоминалось в связи с чикагскими трамвайными компаниями, был назван возможным преемником Ониаса К. Скиннера, старый директор Эдвин Л. Каффрат – будущим вице-президентом. По мнению журналистов, за этой сделкой «по всей вероятности, стояли капиталисты из восточных штатов». Каупервуд, сидевший в комнате Эйлин и просматривавший утренние газеты, уже понимал, что до конца дня его будут осаждать вопросами, осведомляться о его мнении и о дальнейших подробностях. Он рассчитывал предложить газетчикам подождать несколько дней, пока он не побеседует с издателями газет и заручится их расположением, прежде чем выступит с заявлением о политике новой компании. Это заявление должно было порадовать горожан, особенно жителей Северной стороны. В то же время он не собирался обещать ничего такого, что он не мог бы выполнить легко и с выгодой для себя. Он жаждал славы, но еще больше он жаждал денег и рассчитывал получить и то и другое.

Для человека, так долго занимавшегося незначительными финансовыми операциями, – а Каупервуд считал, что до сих пор его таланты не находили настоящего применения, – этот внезапный рывок в высшие финансовые сферы был чрезвычайно вдохновляющим. Он столько занимался мелочами, прокладывая путь наверх часами напряженных размышлений, совещаний и планирования, что, когда цель наконец забрезжила перед ним, ему с трудом верилось, что это правда. Чикаго был великолепным, стремительно растущим городом. Его возможности казались безграничными. Старые директора, бездумно передавшие ему доли в своем предприятии на неограниченный срок, просто не понимали, что они делают. Когда он как следует займется делом, чикагские трамвайные магистрали будут приносить грандиозную прибыль. Он будет сливать воедино компании и вкладывать капиталы. Многочисленные новые линии, для строительства которых Маккенти обеспечит ему грошовые концессии, вскоре будут стоить миллионы долларов и всецело принадлежать ему; прежние директора Северной стороны не получат процентов от этих предприятий. Мало-помалу, год за годом трамвайные линии, формально контролируемые старой компанией, фактически принадлежащие ему, станут лишь частью, ядром крупнейшей системы новых линий, которые он построит повсюду. Потом наступит черед Западной стороны и, может быть, даже Южной стороны. Он может стать единственным владельцем трамвайного транспорта в Чикаго! Он может стать самым влиятельным капиталистом в Чикаго и одним из немногих великих финансовых магнатов США.

Ему было хорошо известно, что в любых начинаниях, где желательно иметь на своей стороне общественное мнение и пользоваться расположением избирателей, всегда нужно иметь в виду газеты. Поскольку Каупервуд уже сейчас жадно посматривал в сторону двух туннелей – на случай захвата железнодорожной компании Западной стороны и для реорганизации компании Северной стороны, – нужно было подружиться с разными издателями. Как это сделать?

Не так давно из-за большого притока местного населения и эмигрантов – тысяч и тысяч людей всех родов и сословий, жаждущих получить работу в бурно растущем городе, – и в силу распространения сомнительных идей различных радикалов – анархистов, социалистов, коммунистов и еще бог весть кого – вопрос формирования гражданского общества в Чикаго стал весьма острым. В мае того года, когда Каупервуд стал разворачивать дела в выгодном для себя направлении, произошло неожиданное и громкое событие. На Западной стороне, в популярном месте для общественных собраний под названием Хеймаркет, на одном из рабочих митингов, который называли анархистским из-за речей некоторых ораторов, взорвалась бомба, брошенная каким-то фанатиком и убившая или искалечившая нескольких полисменов, легко ранив еще полтора десятка человек. Подобно вспышке молнии, это высветило проблему классовой борьбы и придало ей окраску, ранее немыслимую для жизнерадостного, оптимистичного и практичного американского ума. Словно извержение вулкана, это происшествие изменило экономический ландшафт. Люди начали глубже задумываться о своих гражданских правах. Что такое анархизм? Что такое социализм? В конце концов, какие права имеют простые граждане в экономике и политике? Это были животрепещущие вопросы, и после взрыва бомбы, которая произвела действие валуна, упавшего в воду, круговые волны размышлений и суждений продолжали расширяться, пока эхо не достигло дальних рубежей – редакций газет, банковских контор и других финансовых учреждений, а также кабинетов влиятельных политиков.

Впрочем, Каупервуда не смущало развитие событий. Он не верил в силу народных масс или в их неотъемлемые права, хотя и сочувствовал положению отдельных людей. Он твердо верил, что такие люди, как он сам, были посланы в мир с целью навести порядок. В те дни он довольно часто видел людей с их лошадьми, толпившихся у трамвайного парка, и дивился их состоянию. Большинство напоминали животных – терпеливых, замученных, равнодушных. Он думал об их ветхих домах, тяжелом рабочем дне и жалкой зарплате и что для них можно сделать только одно – платить им достойные деньги (что он и собирался сделать). Они ведь не могли понять его мечты и прозрения, не могли разделить стремления к известности и влиянию в обществе, к чему он стремился. Наконец он решил, что будет полезно побеседовать с издателями газет. Когда он поделился с Эддисоном своими планами, банкир выразил сомнение. Он не верил газетчикам.

Эддисон знал, какие мелкие политические игры они ведут, враждуют между собой, продаются за ничтожные деньги.

– Вот что я вам скажу, Фрэнк, – однажды заметил он Каупервуду. – Вам придется вести дела с ними только в белых перчатках. Как вам известно, старые газовые компании до сих пор имеют большой зуб на вас, несмотря на то что вы теперь крупнейший акционер. Шрайхарт вас, мягко говоря, недолюбливает, а он фактически владелец «Кроникл». Риккетс напишет у себя в газете все, что ему продиктуют сверху. Хиссоп, владелец «Мейл» и «Транскрипт», – человек независимый, но он пресвитерианин и безразличный самодовольный моралист. «Глоуб», газета Брэкстона, практически принадлежит Мерриллу, но сам Брэкстон весьма приятный малый. А старый генерал Макдональд из «Инкуайер» – это старый генерал Макдональд. Все зависит от того, с какой ноги он встанет утром. Если вы ему понравитесь, он может стать вашим преданным сторонником до тех пор, пока вы поддерживаете его нравственные устои. Он славный толстяк, и я люблю его. Ни Шрайхарт, ни Меррилл, ни кто-либо не получат от него ничего, пока он сам не захочет что-нибудь дать. Впрочем, ему уже недолго осталось, и я не доверяю его сыну. Хейгенин из «Пресс» обычный человек и, думаю, дружелюбно относится к вам. Полагаю, что он поддержит вас во всем, что считает разумным и справедливым. Вот и все, что можно сказать о них в целом. Если можете, перетяните их на вашу сторону. Сейчас не нужно рекламировать идею туннеля на улице Ласаль. Пусть станет известно в свое время. Главное в этом деле – избежать конкуренции с другими компаниями. Теперь Шрайхарту предстоит крепко задуматься. Что касается Меррилла… Что ж, если вы пообещаете ему выгоду для его торговли, полагаю, он не будет возражать.

Есть некое грозное величие в том, что мы не в силах найти источник ветра перемен, всех случайных порывов судьбы, наполняющих или внезапно покидающих наши паруса. Мы строим и строим планы, но кто из строителей может сам вырасти хотя бы на дюйм? Кто может преодолеть судьбу или хотя бы способствовать провидению, что вершит наши судьбы? Каупервуд находился в начале грандиозной карьеры, поэтому редакторы газет и видные городские деятели с интересом присматривались к нему. Огюст М. Хейгенин, независимый человек, имеющий собственную газету под названием «Пресс» и все же не вполне свободный, так как газета должна была окупать свое существование, проявлял наибольший интерес. Не обладая властностью генерала Макдональда, он был честным человеком, благонамеренным, глубокомысленным и осторожным. После газовой сделки он проявлял неизменный интерес к карьере Каупервуда. Ему представлялось, что Каупервуду предстояло стать значительной фигурой в Чикаго. Открытая, напористая сила в сочетании с наглой беспринципностью сама по себе притягивает обычных людей. Осторожный и благоразумный гражданин с небольшими средствами, глядя на мир через тусклое стекло обывательского существования, зачастую извиняет или оправдывает свирепые побоища, с помощью которых сильные прокладывают себе путь наверх. Наблюдая за Каупервудом, Хейгенин видел в нем человека, которого осуждали ничуть не меньше, чем грешил он сам, человека, на которого можно было положиться при невзгодах. Так вышло, что Хейгенины были соседями Каупервудов, и с того времени, когда последний безуспешно попытался войти в круг высшего общества Чикаго, они были такими же желанными гостями в доме Каупервудов, как и все остальные, кто сохранил дружеские отношения с ними.

Поэтому, когда Каупервуд однажды приехал в редакцию «Пресс», несмотря на метель, бушевавшую на улице, – это было незадолго до Рождества, – Хейгенин был рад видеть его.

– Настоящая зимняя погода, не правда ли? – жизнерадостно сказал он. – Как продвигаются дела с железнодорожной компанией Северного Чикаго?

Уже несколько месяцев он, как и другие газетчики, знал, что вся Северная сторона оснащается новейшими канатными трассами, силовыми станциями и современными вагонами; уже ходили разговоры, что вскоре пассажиропоток будет направлен в центральную часть города.

– Мистер Хейгенин, – с улыбкой отозвался Каупервуд, на нем была меховая шуба с бобровым воротником и теплые кожаные перчатки с крагами для управления экипажем, – сейчас мы прокладываем рельсы на Северной стороне, и нам требуется поддержка газет или, по крайней мере, дружеская поддержка владельцев газет. У нас есть некоторое препятствие, а именно: наши линии, идущие в центр, заканчиваются на Лейк-стрит, как раз за мостами. Пассажиры вынуждены идти пешком до улиц, расположенных к югу. Вам известно, что по этому поводу есть жалобы? Кроме того, движение по реке в последние время все оживленнее, и это тоже приводит к задержкам через мост. Все мы страдаем от этого. Для регулирования речного транспорта, а поток плотный, ничего не предпринимается. Впоследствии лучшим решением был бы туннель под рекой, но столь дорогостоящее предприятие для нас пока слишком большая роскошь. Транспортные перевозки на Северной стороне не могут окупить подобные затраты. Они тем более не окупают реконструкцию трех мостов, которыми мы сейчас пользуемся на Стейт-стрит, Дирборн-стрит и Кларк-стрит. Однако если мы запустим канатную систему, эти мосты придется реконструировать. Мне думается, что, поскольку общественность заинтересована в таком строительстве, справедливо, если город поможет нам оплатить расходы на реконструкцию. Земельные участки и дома, примыкающие к этим линиям, сразу же вырастут в цене, и город получит значительную прибыль от налога на недвижимость. Я поговорил с несколькими местными финансистами, они поддержали меня, но, как обычно бывает в подобных делах, некоторые политиканы настроены против. С тех пор как я возглавил компанию Северного Чикаго, некоторые газеты высказываются недружелюбно.

В «Кроникл», контролируемой Шрайхартом, уже появлялись предположения, что, оказавшись у руля трамвайной компании, Каупервуд со своими сторонниками снова взвинтит стоимость акций, как это было с газовыми компаниями в Лейк-Вью, Гайд-Парке и других местах. «Глоуб» под управлением Брэкстона, но находящаяся в собственности Меррилла придерживалась нейтрального тона, но намекнула, что такие методы больше не должны практиковаться.

– Возможно, вам известно, что у нас есть весьма масштабная программа развития. Если мы заручимся поддержкой и участием города, – добавил Каупервуд.

С этими словами он выложил на стол несколько подробных карт и чертежей, специально подготовленных для такого случая. На них были показаны главные канатные линии на Ласаль-стрит, Уэллс-стрит и Норт-Кларк-стрит. Эти линии, тянувшиеся к центру города, сходились у Иллинойс-стрит и Ласаль-стрит на Северной стороне. Хотя Каупервуд пока что не упомянул об этом, они были продолжены красным пунктиром под рекой (или над ней) на Ласаль-стрит, где не было моста и, выходя на другой стороне, образовывали петлю вдоль Ласаль-стрит на Манро-стрит, Дирборн-стрит и Рэндольф-стрит, прежде чем снова вернуться в туннель. Каупервуд позволил Хейгенину в полной мере оценить волнующую перспективу этой схемы, и продолжил:

– Мистер Хейгенин, на карте я наметил план, который, если нам удастся получить согласие от городских властей, разрешит любые разногласия по поводу огромной стоимости реконструкции мостов и позволит с пользой распорядиться городским имуществом, которое обернется чрезвычайным удобство для горожан. Как видите, – он приложил указующий перст к карте в руках мистера Хейгенина, – как видите, я имею в виду старый туннель на Ласаль-стрит, который сейчас заколочен и стоит без пользы. Он был построен с ошибками относительно угла наклона. Когда его бесполезность стала очевидной, он был продан городу и закрыт. Если вам когда-либо приходилось бывать там, вы знаете, в каком плачевном состоянии он находится. По словам наших инженеров, по стенам стекает вода и без срочных ремонтно-восстановительных работ существует большая опасность обрушения. Мне также сказали, что для приведения туннеля в пригодное состояние понадобится около четырехсот тысяч долларов. Теоретически я готов допустить, что железнодорожная компания Северного Чикаго может пойти на такие издержки ради избавления от пробок на мостах. Учитывая, что жители Северной стороны имеют полное право на удобный и свободный доступ в деловой центр Чикаго, я считаю, что город должен подарить нам этот туннель или хотя бы сдать его в долгосрочную аренду за символическую сумму.

Каупервуд сделал паузу, ожидая реакции Хейгенина, который внимательно рассматривал карту, раздумывая, можно ли считать справедливым предложение Каупервуда, пойдет ли город на уступку без компенсации, действительно ли серьезна транспортная проблема на мостах и не является ли вся эта операция хитроумной уловкой для получения барыша.

– А это что такое? – спросил он, указав на вышеупомянутую петлю.

– Это единственная транспортная развязка между центральными кварталами и Северной стороной, возможное решения проблем с мостами, – ответил Каупервуд. – Если мы получим туннель, а я надеюсь, что так и будет, то все трамваи с линий Северной стороны будут выходить здесь, – он указал на Ласаль-стрит и Рэндольф-стрит. – Потом они будут делать большой разворот через деловые кварталы, разумеется, с разрешения городских властей. Думаю, существенных возражений не будет. Не понятно, почему жители Северной стороны не могут иметь такой же удобный доступ в центр, как жители Западной и Южной стороны.

– Это верно, – был вынужден признать мистер Хейгенин. – Но вы уверены, что городской совет согласится разрешить строительство окружной железной дороги безвозмездно?

– Не вижу причин поступать иначе, – ответил Каупервуд с несколько оскорбленным видом. – В прошлом, когда городу предлагались сходные удобства, не было речи ни о какой компенсации. Компания Южной стороны получила разрешение на строительство транспортной петли между Стейт-стрит и Уобаш-авеню. У Чикагской пассажирской железнодорожной компании есть петля на Адамс-стрит и Вашингтон-стрит.