Текст книги "Интимная история человечества"

Глава 6. Почему кулинария достигла большего прогресса, чем секс

Что происходит с испанской девочкой, которую отправляют в школу французских монахинь, у которой дома есть мадемуазель для обучения хорошим манерам и которая ездит на каникулы во французские семьи, чтобы отточить язык? Она становится тем, кого невозможно не заметить на улице. Алисия Иварс всегда носит потрясающую одежду. Но она отвечает ее собственному особому стилю, а не последней парижской моде.

Как повлияло на ее жизнь то, что в молодости она впитала франко-германский философский жаргон и стала виталисткой, волюнтаристкой, гештальт-экзистенциалисткой, поклонницей Бергсона, Башляра, Фишера, Чивы, Кальво?[9]9
  В основном речь о современных философах (I половина XX века). Прим. ред.


[Закрыть] В итоге она стала всемирно известным специалистом по оливковому маслу. Всякое в жизни случается.

Под эффектной одеждой индивидуального покроя, за сочетанием застенчивости и эксгибиционизма Алисия пытается быть гейшей. Она очень умна и предпочитает культивировать чувственные удовольствия больше, чем все остальные стороны своей личности. Несмотря на долгие годы теоретической подготовки, она концентрируется на том, чтобы доставить удовольствие другим людям, избегая вопросов типа «Кто я?». Гейша – это, конечно, противоположность белой и пушистой девочки, ею восхищаются не за юную красоту, а за искусство более древнее, чем у древнейшей профессии, ближе к мастерству жрицы, выполняющей ритуалы, чтобы примирить мужчин с тем фактом, что они не могут полностью обладать тем, чего хотят.

Одно дело – то, чему учат учителя; то, что происходит в душе, – это другое. Застенчивость Алисии – следствие ее воспитания. Впервые мужчина вдруг признался ей в любви на двадцатом году ее жизни, а до того дня она даже не замечала его интереса. Она не только училась в женской школе, но и семья ее состояла, кроме отца, исключительно из женщин: три сестры, бабушка, две горничные, мать, больше влюбленная в природу, чем в мужчин. Мужчины не вошли в ее мир, которым она научилась наслаждаться без них. Этот первый в ее жизни мужчина написал: «Я пытался выразить свои чувства, а вы это не замечали», в ответ она тоже в него влюбилась, «из благодарности» за что-то новое, неизведанное. С тех пор она борется с застенчивостью, сознательно притворяясь экстравертом, и в процессе почти становится им. Жизнь стеснительного человека не так интересна, решила она, как жизнь того, кто дает волю любопытству, кто «наполовину дикий, наполовину воспитанный».

Не так уж важно, в кого ты влюблен, считает она. Это ошибка – хотеть, чтобы тебя любил человек, которого любишь ты. Нет, в распределении любви существует «космическая справедливость», которая сильнее наших личных любовных разочарований. Подаренная привязанность – всегда хорошая инвестиция. Пусть вы не получите ее в ответ от тех, кому ее предлагаете, но от кого-то вы ее получите, и чем больше вы отдадите, тем больше получите. Существует дефицит баланса привязанности, потому что люди не решаются на нее, не хотят любви от кого-то не того, поэтому ограничивают свои возможности и в результате формируют узкое представление о себе как о человеке какого-то определенного типа. В результате неожиданному кандидату становится труднее найти их и сделать удивительные открытия о них.

Именно поэтому Алисия старается иметь как можно более «гибкий» характер. Ее религия – «культ повседневной жизни». «Я считаю, что можно изменить свои предыдущие или предполагаемые роли, не говоря уже о маниях или разного рода психологических нагрузках и самоограничениях». Возможно, ее знание английского языка не идеально, но это отвечает ее принципам. Она предпочитает распределяться равномерно, говорить кое-как на четырех языках, чем быть безупречной и недосягаемой в одном. Можно избежать невроза, если вы перестанете одержимо анализировать то, что считаете своим характером: не обращайте внимания на свои недостатки, перестаньте стонать по поводу своих комплексов, не изливайте признаний о том, что вы можете и чего не можете, что вам нравится и чего вы желаете. Относитесь к каждой встрече с человеком как к самостоятельному событию. «Гейша всегда готова доставлять удовольствие, не задумываясь о собственных потребностях». Отложите в сторону личные устремления и ожидания от себя. Научитесь быть гейшей прежде всего для собственного тела: ухаживайте за ним, готовьте себе, когда вы одни, как будто балуете себя, заботьтесь о своем уме, питая его поэзией и музыкой. Избегайте чрезмерно жесткого представления о своих желаниях. Посмотрите на себя как на амебу, плывущую по жизни, делящуюся: не бойтесь потерять свою индивидуальность. Или посмотрите на себя как на пучок электрических лампочек: не проводите все электричество в одну лампочку, иначе она взорвется; пусть энергия свободно циркулирует по всем сторонам вашей личности. Чем свободнее, чем более открыта и безгранична ваша личность, тем лучше. Относитесь к своим эмоциям как к саду, который нужно содержать в порядке. Будьте щедры, и это будет стимулировать новые ресурсы внутри вас, новые идеи. Следуйте законам природы. Все в ваших руках.

С такими убеждениями зарабатывать на жизнь преподаванием было недостаточно, даже такому эксцентричному профессору. Алисия открыла ресторан. Сначала она готовила три дня в неделю и три дня читала лекции в университете. Затем она ушла из академической среды и вложила все силы в «Сад наслаждений». Этот ресторан был ее театром. Каждый день двери открывались и нужно было удивлять клиентов. «Я была так благодарна, что люди приходили нарядно одетыми, я всегда старалась надеть что-то новое». Ее изобретательность в одежде необыкновенна. Причудливые, сюрреалистичные штрихи говорили о том, что она всегда играет спектакль. Когда посетители требовали, чтобы она вышла из кухни, она всегда переодевалась перед выходом. Но это было нечто большее, чем просто играть два спектакля в день. Люди никогда не знают, чего хотят. Ей нравилось раскрывать им их желания, предлагать себя в качестве знатока фантазий, «кулинарного переводчика», трансформирующего смутные желания в удивительные блюда, с множеством символов. «Повар-гейша внимательна, временами молчалива, но порой загадочна, умеет вызвать экстаз, быть минималистичной, отдавать дань ритуалу, она эстет и предана людям». Организация причудливых вечеринок стала ее фирменным знаком. Она создавала необычную атмосферу, чтобы заставить людей «почувствовать себя по-другому»: например, эдвардианское великолепие в колониальном Египте, сады, освещенные факелами, фонтаны с купающимися красавицами, вина с экзотическими фруктами и цветовой подачей, арабская кухня. Она называла себя как какая-нибудь волшебница: Али+Сия.

Хоть она и не была в строгом смысле слова ни хиппи, ни феминисткой («разделяла эти взгляды, но без воинственности»), участие в большом количестве университетских и политических организаций позволяло ей иметь «очень близкое и продолжительное общение, да и секс тоже, со многими товарищами». Лишь в двадцать восемь лет она вышла замуж. Для этого нужно было убедить избранника – на это у нее ушло пять лет, – что она ему подходит, что ему следует отказаться от комфортного холостяцкого существования, хотя она «не соответствовала его представлению о жене». Он тоже не был девственником, «даже близко», но она сказала ему, что он увяз в грязи, и вытащила его оттуда. По ее словам, Пако – единственный мужчина в мире, которого она считает «на сто процентов приемлемым».

Это не помешало ей после десяти лет брака уйти от него. Невероятно привлекательный представитель богемы, театрал, прошедший боевое крещение во время событий мая 1968 года в Париже, стал обедать в ее ресторане. «Приходите ко мне на сиесту», – сказал он. Она стала навещать его. Они ездили за город и занимались там любовью. «Это был рай», страсть, какой она никогда не испытывала. Далее последовал «величайший конфликт в моей жизни». Алисия сказала Пако: «Я должна объясниться». Она влюбилась в другого, отказ от эмоций, которые дарил ей новый возлюбленный, был бы ударом для нее. В течение десяти месяцев она вкушала страсть. Затем она решила, что возлюбленный «не совсем приемлем». И вернулась к Пако. Пако, зрелый, вежливый, элегантный и образованный, эталон невозмутимости, несмотря на все свое хладнокровие, был уязвлен. Однако они воссоединились. «Пако ни разу больше не вспоминал эту тему». Ее брак оказался крепче; восхищение Пако не знает границ; «он никогда не злится».

Тем не менее Пако «знает только часть меня. Мы не пытаемся быть слишком близки, чтобы сохранить некую тайну… Если ты знаешь слишком много, становишься узником». Чтобы сохранить брак, нужно избегать копания в душах друг друга. Будьте очень осторожны и не говорите слишком прямо, чтобы не задеть. Если вам нужно излить душу, найдите кого-нибудь другого. Алисия нашла такого человека в лице «женоненавистника, неженатого, но не гомосексуала», эксперта по богословию и по совместительству друга ее мужа: он самый «духовный человек»; и Алисия ездит с ним за город на пикники. «Я могу поговорить с ним о чем угодно. Я вдохновляю его, а он меня. Он понимает все мои доводы в мельчайших деталях». Никакого секса здесь нет.

Секс – это отдельный вопрос, отдельный вид деятельности, «который не стоит разрушать избытком интимных чувств или откровений, потому что тогда ты становишься его рабом». Это не значит, что Алисия стремится избегать сексуальных ощущений. «Я никогда не боялась своих интимных переживаний. Я всегда наслаждалась ощущениями под воздействием определенных веществ, не впадая в панику при мысли о потере контакта со своим внутренним “я” или со своим телом. Я знаю, какая мелодия, какой ритм, какой запах, ласка или поглаживание дадут мне желаемое физиологическое ощущение». Секс можно сравнить с приготовлением пищи: оба занятия создают приятные «интимные ощущения» и позволяют одному человеку вызывать такие же чувства у другого.

Она выделяет прежде всего «чистый секс». В юности у нее было такое с «тантрическим мужчиной», с которым она вела «ультраэротическую переписку с обилием иллюстраций» и встречалась два или три раза в год для «воплощения всех наших фантазий»: она назвала это эмоциональной роскошью. Секс в сочетании с дружбой – это совсем другое дело, прекрасная комбинация, но секс редко приводит к дружбе, хотя она и не «отрицает, что он может быть стимулом». Но если спутать секс с любовью, может получиться либо конфликт, либо брак.

С годами частота и разнообразие сексуальной активности Алисии снизились. Друзья менее требовательны, стало меньше времени и места. Более молодые партнеры ей не по вкусу; те, кто ее возраста и старше, «сварливые собственники, тщеславные невротики, неспособные ни отдыхать, ни играть». Разнообразная сексуальный опыт – это «чудесно: он поддерживает любовь к жизни». Бывшие любовники остаются с ней навсегда, они «интегрированы в мою манеру любить»: она все еще любит их, хотя и не скучает по ним. Вспоминать прошлую любовь, видеть мысленным взором, как она возникает вновь, увлекательно, это почти как влюбиться заново.

Она считает, что нет никаких причин налагать ограничения на сексуальную активность: «Я еще не нащупала границ того, к чему предрасположена». Правда, групповой и однополый секс не привлекают ее. Есть и другие вещи, которые ее не привлекают: например, «бесхарактерные мужчины, требовательные или зависимые от меня», «вампиры» и «мужья, которые приходят домой и ждут, что жена подаст им тапочки и виски со льдом, – какой ужас».

Пако – идеальный мужчина, потому что никогда не был собственником, всегда уважителен, весел, забавен и прежде всего «не слишком лезет в душу». Его великое достоинство – устойчивая независимость. «Мы можем проводить свободное время вдвоем, а можем и отдельно, можем ходить куда-то вместе и по отдельности».

«С младенчества меня приучали ценить чувственные удовольствия, я проводила четыре месяца года в райском, диком месте (сегодня тот дом большой и красивый, но в окрестностях все пришло в упадок), кругом инжирные, миндальные и оливковые деревья, виноградники и помидоры, море и свобода; вся семья, друзья; долгие, долгие дни чувственных удовольствий». Если бы она оказалась на необитаемом острове, она бы взяла с собой нож, чтобы «вырезать слова на деревьях, убивать животных и пить кровь, есть мясо и строить хижину для уединенного любовного романа».

Все стремления Алисии – личные. Изменение мира ее не интересует. Помимо того, что она делает Пако счастливым, у нее нет каких-то конкретных целей, за исключением «желания достичь совершенства по-восточному», то есть развивать свои способности. К славе стоит стремиться, потому что она дает более широкий выбор интересных знакомств, но ни для чего больше. Деньги нужны для расширения ваших возможностей, но это опасно, потому что богатые, как правило, встречаются только с богатыми, которые беспокоятся о своих платьях из чистого шелка и занимаются одним и тем же. Но одного профессионального успеха недостаточно: слишком часто он сочетается с неудачами в личной жизни. Пять лет она управляла рестораном, «как сестра милосердия, как капитан корабля», и это дало ей чувство огромной гордости, однако этого недостаточно.

Недавно Пако заболел – к счастью, он уже полностью выздоровел, – и она задумалась: что бы она делала, если бы он умер? Конечно, не работала бы в офисе. Она бы взяла двух квартирантов и обслуживала бы их. Бедность ее не беспокоит: она не помешает ей предаваться размышлениям и радостям личной жизни. Одиночество тоже ее не пугает. Другая сторона ее яркой коммуникабельности – застенчивость и погруженность в собственный внутренний мир. Тот, кто больше всех смеется, часто несчастен; так же и тот, кто отрывается на вечеринках, часто самый одинокий. Алисия настаивает на том, что она одинокий человек. Глядя из окна на окрестности Мадрида, она видит природу, совершенно безразличную к человеку, и берет с нее пример: стремление быть равнодушной к собственным заботам, отстраниться от самой себя. Но одиночество не означает изоляцию. Только не для нее. Она прогуливается с друзьями, ходит в кино (туда она тоже берет с собой еду и ест на протяжении всего сеанса) и любит побыть одна. Общительность для нее как язык: чем больше вы практикуетесь, тем богаче общение. В юном возрасте она научилась стричься сама и с тех пор ни разу не была у парикмахера. Это признак ее независимости. Ее прически всегда экзотичны, как ни у кого.

Крафт-Эбинг, эксперт по сексуальным извращениям и коллега Фрейда в Вене, говорил, что всем в мире управляют голод и любовь. Но они оба забыли о голоде и сосредоточились на муках любви – и зря, ведь секс, еда и выпивка всегда были спутниками того, кто ищет удовольствий. Если бы сексология не стала отдельной научной областью, если бы поиски знаний были организованы иначе, если бы существовали специалисты по счастью, изучающие жажду удовольствия в целом, во всех его формах, возможно, сложился бы другой взгляд. Физические побуждения не деспоты, им часто не подчиняются. Вкусы не застывают навсегда. Чтобы по-новому взглянуть на желание, нужно рассмотреть то, чего люди хотят на столе и в постели, как части единого целого.

Гастрономия – это искусство использования еды для достижения счастья. Существуют три способа питания и три соответствующих способа поиска счастья. Есть до чувства сытости – первый и традиционный способ, основанный на старых рецептах и проверенных методах. Цель в том, чтобы стать довольным, успокоиться, почувствовать себя уютно, замурлыкать. Это осторожный подход к удовольствиям под девизом «Огради себя от инородных тел».

Инородные тела – это не только муха в супе, но и все необычное, запретное, немодное, угрожающее. Именно в процессе обучения питанию люди объявили страх перед инородными телами добродетелью и назвали ее вкусом. Выработались привычки, имитирующие привычки питания, а страх перед инородными телами распространился на многие другие аспекты жизни. Рутина, какой бы скучной она ни была, оказалась самой надежной страховкой. В истории случалась масса войн против инородных тел, потому что первый вид счастья, к которому стремились люди, – безопасность. Ничего бы никогда не изменилось, если бы осторожность торжествовала, но всегда находились нервные одиночки, которые не чувствовали себя в безопасности, ощущая себя тоже инородным телом, чужими среди своих; удовлетворение казалось им невозможным.

Так был изобретен второй способ питания, где прием пищи рассматривался как развлечение, разновидность вседозволенности, ласкание чувств. Целью было соблазнить и быть соблазненным с помощью романтического сияния свечей, создать атмосферу веселья вокруг восхитительных запахов. В таких обстоятельствах отношение человека к миру в целом меняется лишь временно: человек флиртует с инородными телами во время еды, но они не влияют на то, как он ведет себя на работе. Этот вид питания подходит тому, кто отчаялся насытиться спокойной жизнью, кто жаждет развлечений и сюрпризов, ищет иного рода счастья в легкомыслии, в шутливости, цинизме, иронии, нежелании быть вечно несчастным из-за серьезных проблем вроде голода или глупости. А повара, которые готовят еду, подобны джазовым музыкантам: они игриво импровизируют и никогда не приходят к однозначной концовке.

Но, разумеется, быть счастливым в то время, когда другие несчастны, возможно только поверхностно. Когда покой и тишина или остроумие и отстраненность стали приедаться, зародилось стремление внести в жизнь свой личный оригинальный вклад иного рода. Поиск третьего вида счастья, который современники называют творчеством, требовал соответствующего способа питания. Все изобретения и прогресс происходят тогда, когда обнаруживается связь между двумя идеями, прежде никогда не пересекавшимися, и объединяются инородные тела. Для людей, которые стремились к творчеству, еда стала частью авантюрного взгляда на мир. Креативные повара находили в еде свойства, о существовании которых никто не подозревал, объединяя ингредиенты, которые раньше никто не смешивал. Креативные посетители постоянно стараются избавиться от страха перед странной едой и инородными телами.

Однако это не означает, что существует три типа людей, каждый со своими привычками. Творчество – это прерогатива шеф-повара, сознательно пытающегося вводить новшества. Но те, кто считает, что делает наоборот, бесконечно воспроизводя одни и те же бабушкины рецепты, тоже иногда проявляют творческий подход, сами того не осознавая. Это правда, что есть люди, которые едят примерно ту же пищу, что и их предки тысячи лет назад, но разнообразие все равно проникает в кухню, каким бы ограниченным ни казалось меню. Так, в Гане бедная община, совершенно неизвестная миру кулинаров, употребляет в пищу 114 видов фруктов, 46 видов семян бобовых и 47 видов зелени. В Андах крестьянин без труда различает 300 сортов картофеля и готовит рагу из тщательно сбалансированной смеси 20–40 видов. Каждый раз, когда рецепт не соблюдается строго, когда идут на риск, меняя ингредиенты или пропорции, получившееся блюдо представляет собой творческую работу, неважно – хорошую или плохую, в которую люди вложили частичку себя. Изобретение нового блюда – это проявление свободы, небольшое, но немаловажное. Возможности для подобных действий по-прежнему широки, поскольку человечество сегодня употребляет лишь около 600 из сотен тысяч съедобных растений.

Детей обычно либо воспитывают в верности вкусам своей семьи, либо, как в последнее время, развивают у них индивидуальность, помогают формировать собственный вкус. Но теперь некоторых поощряют относиться к вкусам так же, как они относятся к людям, как к достойным уважения, признания и понимания, и не возводить высокие стены между теми, с кем они хотят или не хотят говорить, и между продуктами, которые им нравятся или не нравятся. Французские школьники, чья учебная программа теперь включает систематические уроки дегустации, – первопроходцы в этой важной области. Непредвзятое отношение к чужой еде и вкусам неизбежно меняет отношение к соседям.

Мир долгое время был разделен на три крупные империи примерно одинакового размера на основании трех базовых продуктов питания: пшеницы, риса и кукурузы. Но еще больше разделяли людей соус или специи, которые они добавляли: оливковое масло в Средиземноморье, соевый соус в Китае, перец чили в Мексике, сливочное масло в Северной Европе, целое разнообразие ароматов в Индии. В 1840-х годах в России произошли бунты, когда правительство попыталось убедить крестьян выращивать картофель. Привыкшие питаться преимущественно ржаным хлебом, люди заподозрили заговор с целью превратить их в рабов и навязать им новую религию, но через пятьдесят лет они полюбили картофель. Причина в том, что они научились готовить его таким образом, чтобы вкус получался более похожим на то, к чему они привыкли. Каждый народ придает пище свой собственный вкус и принимает перемену только в том случае, если может скрыть ее от себя, заглушая каждую новинку привычным запахом. Оптимизм в отношении перемен, будь то в политике, экономике или культуре, возможен только в том случае, если учитывать эту закономерность.

Американцы широко использовали сахар, чтобы сделать все новинки удобоваримыми. Сахар не пахнет и обладает волшебной силой делать внешне приятным практически все, и он действительно объединил вкусы мира больше, чем любой другой продукт. Некогда он был редким и божественным лекарством (мед называли потом неба, слюной звезд), а за последние сто лет его производство выросло в 40 раз. Вот кулинарное выражение демократии. Только когда латиноамериканский шоколад, ранее приправленный перцем чили, соединили с сахаром (это сделал Конрад ван Хаутен из Амстердама в 1828 году), он завоевал вкусовые сосочки всего мира. В 1825 году Брийя-Саварен, автор «Физиологии вкуса», предсказал, что сахару суждено стать «универсальной приправой». В то время Гёте за килограмм платил 2,70 золотой марки; сахар был эликсиром удовольствия для богатых, которые тратили на него больше, чем на хлеб. Теперь пророчество сбылось: почти каждый упакованный продукт содержит сахар.

Весь кулинарный прогресс зависел от усвоения чужеземных продуктов и приправ, которые при этом тоже видоизменялись. Китайская кулинария достигла своего апогея в XII веке благодаря ввозу новых продуктов предприимчивыми торговцами. Европейская кухня была ориентальной из-за массового использования специй – в Средние века она была почти индийской. Затем она был американизирована за счет появления картофеля, помидоров, рождественской индейки и продуктов питания коренных американцев. Фастфуд не американское и не европейское изобретение, это наследие уличных торговцев Ближнего и Дальнего Востока. Так называемая новая кухня (nouvelle cuisine) – результат привнесения японских веяний во французскую традиционную кулинарию. Такой импорт всегда осуществляли меньшинства вопреки оппозиции. Любое нововведение встречает сопротивление.

Однако мы по-прежнему утоляем голод, не осознав до конца, что голодны. Одни вкусные блюда не имеют питательной ценности, другие неприятны до тех пор, пока не привыкнешь к ним, третьи не утоляют голод, а лишь разжигают аппетит, чтобы продлить удовольствие от еды, подобно влюбленному, стремящемуся продлить объятия. Попытка осмыслить такую тенденцию даст гораздо больше информации, чем просто вкусы в еде: например, насколько человек интересуется новыми видами удовольствия или новшествами и творчеством в целом, готов ли он рискнуть и разочароваться или потерпеть неудачу, хочет ли быть смелым и свободным больше, чем сорвать аплодисменты, нравится ли ему обсуждать свои удовольствия, нравится ли доставлять удовольствие другим. Гастрономия как отрасль знаний находится в зачаточном состоянии, ориентирована не на потворство прихотям, а на исследование, и не только самого человека, а всей природы. Она с надеждой смотрит на постоянное расширение горизонтов удовольствия и его понимания, хотя у нее есть и недостаток: она мало чем помогла в борьбе с голодом и жестокостью, а должное признание, пожалуй, она получила бы только в этом случае. Тем не менее вилки и ложки, пожалуй, больше сделали для примирения людей, неспособных прийти к согласию, чем оружие и бомбы.

Однако спектр сексуальных удовольствий с течением веков скорее сузился. Секс – это чудо, благодаря которому человек, обычно боящийся чужих, испытывает влечение к некоторым из себе подобных. Но до сих пор секс не смог произвести даже малую долю привязанности или понимания, какие мог бы дать.

Языческие религии учили, как добиться в сексуальных отношениях тепла и спокойствия, чувства дома, сродни тому, что дает мамина стряпня. Для них мир был одной великой самоходной сексуальной машиной: небо изливало в землю влагу, и каждое совокупление было частью этого постоянного процесса самообновления, не грязным поступком, а утверждением родства со всей природой. Индуистский бог Шива стал образцом в том, с каким удовольствием распространял свое семя среди женщин, а его последователи могли считать свои сексуальные инстинкты доказательством того, что в них тоже есть некий божественный элемент.

Удовлетворение человека от того, что он часть единого целого, подкреплялось ощущением, что он может внести личный вклад в существование мира, поскольку природу нужно не только благодарить, но и подстегивать к развитию. Племя масаи в Восточной Африке устраивало с этой целью периодические праздники любви: на несколько месяцев все ограничения дружбы и брака снимались, и люди съезжались за сотни миль, чтобы оплодотворить землю, животных и друг друга на глазах у жрецов: каждый занимался любовью с каждым, кроме своих матерей и сестер. Эти мероприятия были не оргиями, а способом придать жизни импульс. «Секс – это изнурительная работа, – заметила в беседе с антропологом женщина из племени кикую, – времени на разговоры нет». Но если удовольствие добыто тяжелым трудом, оно от этого меньше не становится.

Китайцы сделали сексуальную активность источником комфорта, поместив ее в центр своей системы медицины и подчеркнув ее важную роль в сохранении здоровья и лечении болезней, улучшении кровообращения и успокоении нервной системы. Мужчины черпали силы в частых половых сношениях, дававших им энергию за счет объединения мужского и женского начал. Но им приходилось стараться доставлять равное удовольствие женщинам, точно так же, как они поддерживали плодородие земли, поскольку женщины производили соки, важные для продолжения жизни. Причудливые преувеличения этих доктрин затмевали их глубокий смысл. В «Искусстве опочивальни» ханьский министр Чан Цан описывает, как он пытался дожить до 180 лет, высасывая выделения из женской груди. Но практически все древние руководства по сексу настаивали на том, что важно учитывать желания женщины. В Европе была распространена древняя мудрость, что зачатие невозможно, пока женщина не испытает удовольствия. Бесплодие, как говорится в «Справочнике акушерок» Калпеппера (1656), вызвано «недостатком любви между мужем и женой». Мнение тех, кто сегодня считает сексуальную активность неотъемлемой частью здорового образа жизни, уходит корнями глубоко в эти языческие традиции, посвященные, как выражаются даоисты, «простому и радостному искусству жить только ради того, чтобы жить».

Однако, подобно тому, как некоторые устают от маминой готовки и открывают для себя экзотические рестораны, чтобы найти неожиданные развлечения, мы ищем развлечений ради развлечений в экзотических кроватях. Но, пока знания о еде обогащались и постоянно дополнялись в результате торговли и путешествий, эротические фантазии быстро стали повторяться. Примерно к 450 году н. э. методы сексуального удовлетворения уже были всесторонне описаны в «Камасутре», кратком изложении множества гораздо более длинных трудов, составленном аскетом-безбрачником Ватсьяяной. Хотя в этом учебном пособии и одновременно литературном произведении запечатлены рассказы о приключениях отдельных людей – особенно Кшемендры (990–1065) в «Требнике блудницы» и Коки (?1060–?1215) в «Тайнах страсти», – диапазон доступных удовольствий практически не изменился. На протяжении более тысячи лет после Овидия и Лукреция Европе нечего было к нему прибавить. Существовали свои культовые произведения порнографического содержания. Поклонники этого жанра имели тенденцию впадать в зависимость от определенной навязчивой идеи. Фантазии, засевшие в умах влюбленных, были сосредоточены прежде всего на завоевании, доминировании и подчинении, как будто самые типичные отношения вне постели возводили заборы вокруг нее. В фантазиях о том, что кого-то заставляют совершать запрещенные действия или соблазняют запрещенные поклонники, не было настоящего бунта. Каждое поколение воображало, что в этих фантазиях оно черпает свободу, но оно лишь завязывало на своем воображении ту же старую петлю – или одну из нескольких петель.

Так, самым увлекательным сексуальным переживанием для китайского мужчины начиная с Х века был взгляд на ступни женщины, уменьшенные до 8–10 см путем остановки естественного роста в раннем детстве.

 
Когда возник обычай, я не знаю.
Тот, кто ввел его, был гадким человеком.
 

Так написала поэтесса-китаянка. Практику бинтования ног ввели танцовщицы при императорском дворе, и аристократы стали подражать ей, это был своего рода признак породы. Затем обычай переняли средние классы, чтобы продемонстрировать свою респектабельность, на словах воспевая целомудрие, и в течение сотен лет после этого маленькие ножки были безусловным предметом сексуального влечения, потому что, когда вас к чему-то влечет, вы не задаетесь вопросами о предмете влечения. Женщина с искалеченными ногами не могла ни работать, ни ходить далеко. Она служила доказательством, что муж может позволить себе содержать жену-бездельницу. Неестественное прихрамывание возбуждало мужчин; манипуляции с ногами стали необходимой прелюдией к половому акту; были опубликованы руководства по сексу, рекомендовавшие 18 позиций, в которых половой акт можно сочетать с ласканием ступней, и советы по ласкам для повышения степени экстаза: поцелуям, посасыванию, покусыванию и жеванию, введению одной из них целиком в рот или поедание семечек дыни и миндаля, засунутых между пальцами ног. Родители знали, что могут продать своих дочерей в проститутки по более высокой цене, если у них будут деформированы ступни, и девочек хвалили за то, что они переносили сильнейшую боль, вызванную бинтованием, после которого кости оставались сломаны на всю жизнь. Раньше в буддийских храмах проводились конкурсы красоты крошечных ножек – «собрания смотра ножек», первоначально предназначенные для выявления потенциальных кандидаток в императорский гарем. Маньчжуры, завоевавшие Китай в XVII веке, издали указ об отмене этого обычая и настаивали на том, что гордятся своими большими ногами, однако подобного было недостаточно, чтобы заставить женщин отказаться от этого, поскольку чувственность всегда самодовольна. Маленькие ножки ценились как источник наслаждения, якобы не уступавшего наслаждению от полового акта, людей возбуждало сочетание жалости и удовольствия, как при жертвоприношении. Ступни были скрыты и поэтому столь же загадочны, как и половые органы. Лишь два столетия спустя движение за освобождение женщин заставило их захотеть свободно ходить собственными ногами. Еще в 1895 году один французский врач сообщил, что китайцы-христиане признавались на исповеди в похотливых мыслях о женских ногах, а в северной провинции Суйюань женщины продолжали фанатично бинтовать ноги и изготавливали искусно украшенные крошечные туфельки вплоть до 1930-х годов. Это была особая форма жестокого эротизма, развившаяся в Китае на пике процветания, когда он был мировым лидером в области технологий и искусства. Европа получала такое же удовольствие от корсета с осиной талией, хотя врачи с римских времен и эпохи Возрождения вплоть до XIX века предупреждали, что это грозит серьезными последствиями для здоровья.