Текст книги "Интимная история человечества"

Вместо расширения понятия удовольствия один за другим следовали периоды угнетения чувственности, которые сменялись периодами вседозволенности. Богатые упрекали бедных в изощренных непристойностях, но затем, увлекшись привычками, которые сами же осуждали, перенимали их. Бедняки влюблялись в респектабельность и остывали к ней. Неравномерное развитие эротики как искусства напоминает о сменявших друг друга десятилетиях, а то и столетиях распущенности. В Китае, например, порнографические объекты сохранились как минимум с 1000 года до н. э., но первый пик их производства пришелся на VII век нашей эры, когда империя расширилась до Ирана, Кореи и Вьетнама: процветание поощряло эротику в роскоши, хотя (а может, потому что) люди чрезвычайно серьезно относились к своему успеху. Это был период, когда Китай изобрел систему экзаменов, которую позже перенял весь мир, и не имело значения, что Китаем правила императрица У Цзэтянь, фанатичная и суеверная монахиня. Лишь в XIII веке в качестве официального вероучения было восстановлено пуританство. Затем, в XVIII веке, в эпоху ренессанса для эротического искусства центрами культуры и развлечений стали модные проститутки в элегантных борделях, а Нанкин прославился своими огромными и невероятно роскошными «кварталами удовольствий». В XIX веке император Тунчжи умер от сифилиса, а во время восстания тайпинов (1850 г.) были кастрированы 6000 пленных мальчиков для использования в качестве проституток-мужчин; им перевязывали ноги и красили толстым слоем косметики. В большинстве стран мы наблюдаем схожую историю волн одержимости и отвращения: пуританство возвращалось то с одной стороны, то с другой, порой со стороны властей предержащих, а иногда как протест против власти. В истории секса нет золотого века. В 1950-е годы китайские коммунисты систематически и в огромных количествах уничтожали эротический антиквариат, пытаясь стереть память об этих неоднозначных традициях.

В 1930-х и 1940-х годах Кинси изучал то, как американцы получают сексуальное удовлетворение. Он обнаружил, что у богатых и бедных совершенно разные представления об этом, как будто они живут на разных планетах. Бедняки с раннего возраста «целенаправленно» отдавались генитальным половым актам, занимаясь любовью до брака в семь раз чаще, чем богатые, и в три раза чаще обращаясь к проституткам. Но с годами они больше хранили верность супругам, чем богатые, которые, напротив, начинали жизнь с большей осторожностью: в молодости они мастурбировали вдвое больше бедных, ограничиваясь ласками, но по мере взросления культивировали «искусство любви», уделяли много внимания груди и прелюдии, в отличие от бедняков, которые с недоверием относились к экспериментам и даже к поцелуям и считали наготу непристойной. Другими словами, чем состоятельнее люди, тем сложнее секс. Советы из «Камасутры» основывались на опыте праздных купцов из богатых городов средневековой Индии.

Третья форма сексуального удовольствия порождает любовь и прочную симпатию, поэтому она творческая. Но к ней всегда относились как к тайне, начиная с древнейшего фольклора и до наших дней. Так, сказки, которые рассказывают западноафриканским детям о сексе, представляют его как игру в прятки, без готовых решений; популярные детские рассказы о приключениях мистера Пениса и миссис Вульвы представляют собой трагические фарсы, где не призывают соблюдать обычаи, а просто предлагают с юмором преодолевать неизбежные трудности. Родители представлены гротескно; мистер Пенис, выступающий из-за деревьев, – щедрый мужчина, а мистер Яичкин эгоистичен; мораль каждой истории противоречит следующей; прелюбодеяние одновременно идеализируется и наказывается; секс – это и весело, и жестоко, а фантазии необязательно возбуждают желание.

Остальной мир по-прежнему относится к сексу как к загадке, возможно, потому, что по большей части исходит из предположения, что эгоизм – лучший способ добиться успеха в жизни. Именно поэтому способность секса заглушить в человеке эгоизм кажется разрушительной, и возникает желание исключить это влияние из публичной сферы и ограничить частной, домашней жизнью. Даже христианство, религия любви, боялось любви чувственной, строго ограничивая ее браком, который Лютер сравнивал с больницей, излечивающей похоть.

Инородным телом, представлявшим постоянную угрозу сексу как творцу любви, была ревность. Дидро в своей великой «Энциклопедии» определил любовь как «обладание другим существом и наслаждение им». Именно это желание обладать – возможно, неизбежное, пока собственничество доминирует во всех типах отношений, – делало влюбленных такими робкими, они испытывали страх потери, не желали признать, что любовь нужно ощущать заново каждый день. Корни такого отношения можно найти в древних индийских руководствах по сексу, где любовь считалась битвой, обещавшей завоевание, – это тоже было неизбежно, когда судьба каждого решалась на войне. В «Камасутре» выдвинуто остроумное предположение, что любовь совершенна только тогда, когда побеждают обе стороны. Но слишком уж часто возникали вопросы о том, кто кого любит больше.

Все или ничего, полное подчинение – эти военные понятия ограничивали влияние секса на отношения за пределами спальни, не позволяя им быть максимально творческими. Ибо существует огромный спектр сексуальных чувств, не находящих физиологического выражения, – безответная любовь, влечение и ощущения разной степени мягкости, большая часть которых пропадает зря. Мы забываем, что в раннем возрасте сексуальное возбуждение возникает по самым разным причинам, многие из которых не имеют ничего общего с сексом, – необычные или пугающие переживания, преследование, избиение, поездка на самолете, – и лишь постепенно диапазон стимулов сужается: какие эмоции считать сексуальными, частично определяет давление сверстников. Концентрация внимания на оргазме, на моменте триумфа и капитуляции ограничивает представление о сексуальном удовольствии, равно как и убеждение, что сексуальную энергию необходимо разрядить, как боеприпасы, которые взорвутся прямо перед вашим лицом, если не выстрелить ими в цель. Мы забываем, что среди китайцев и индийцев было много сторонников полового акта без эякуляции, что во многих так называемых примитивных племенах, таких как дани в Индонезии, после каждого рождения ребенка соблюдается четырех-шестилетнее половое воздержание, что большинство женщин племени йоруба обычно не спят в одной постели со своими мужьями, поэтому до появления противозачаточных средств пары часами целовались: проникновение не единственная форма ласки.

Способы использования смутного сексуального влечения в полезных целях исследовали в XVII и XVIII веках, особенно среди французов, которые превратили флирт в искусство общения, избегая физической связи. В то время в старинном обиходе любовник (amant) еще мог означать поклонника, а не обязательно сексуального партнера; «заниматься любовью» означало ухаживать, а не вступать в половой акт. Флирт придал новое направление куртуазной любви: это был секс без секса, продление предварительных ласк перед контактом, который так и не происходил. Но вместо того, чтобы идеализировать возлюбленного, цель была понять его или ее и выяснить, как научиться принимать и стимулировать друг друга. Однако большинство людей спешили к завоеваниям и считали флирт обманом, притворством, проявлением неспособности любить, как будто человек на вечном балу-маскараде. Эта враждебность была понятна, когда брак и деторождение считались основной функцией женщины. Но как только к женщинам и мужчинам начали относиться как к независимым личностям, чье мнение важно знать, флирт стали признавать как первый шаг в построении отношений, цель которых – вместе узнавать друг друга. Возможно, лучше заменить слово «флирт» каким-то другим, чтобы указать на его расширенное значение приключения, в основе которого лежит влечение, но стремящееся к гораздо большему.

«У одного мужчины не хватит мыслей на одну женщину» – гласит пословица племени бушменов кунг. Измена и развод не слишком изобретательные способы адаптироваться к этому факту. Конголезская писательница Сони Лабу Танси, написавшая, что эротизм – искусство «правильно готовить любовь», напоминает, что есть обширное меню, которое еще только предстоит открыть, и что привязанность и дальше будет по большей части пропадать впустую, пока это меню не открыто. Кулинария, конечно, предполагает не только чувства, но и интерес ко всему живому, и еда вкуснее всего тогда, когда люди едят ее вместе, с доброжелательностью по отношению друг к другу, пусть и временной.

Глава 7. Как менялось с веками желание, которое мужчины испытывают к женщинам

[10]10
  В связи с требованиями Статьи 6.21 КоАП РФ мы можем опубликовать только половину этой главы.


[Закрыть]

Неизбежно ли женщины, становясь с веками все более предприимчивыми и предъявляя все более высокие требования к жизни, будут считать мужчин все менее и менее удовлетворяющими этим требованиям?

В 1968 году Патрисия была двадцатилетней студенткой юридического факультета и так увлеченно сражалась на баррикадах, что провалила экзамены. Она ни о чем не жалеет: «Было весело». Устроившись на работу клерком, она еще десять лет участвовала в протестах как профсоюзная активистка: это тоже было весело. «Я обожала это. Я была увлечена. Но мы быстро стареем». В тридцать пять лет она вернулась в университет, затем училась в налоговой школе в Клермон-Ферране, а теперь работает налоговым инспектором. Вы уже познакомились с другим налоговиком в предыдущей главе, поэтому полезно будет напомнить, что два представителя одной и той же профессии редко бывают совершенно одинаковыми.

После всех демонстраций против полицейских в юности Патриция служит в органах с особым удовольствием: не так уж и напрасно возводились баррикады. «Я не Шерлок Холмс и не Зорро. Моя позиция в том, что все должны быть равны, чтобы некоторым не сошла с рук недоплата в ущерб остальным». Из 180 налоговых следователей в ее регионе всего двадцать женщин. Женщины не решаются претендовать на вакансии в этой службе, поскольку суть их работы – конфронтация с мужчинами. Однако, по ее собственному опыту, быть женщиной – не проблема: «Люди так переживают из-за проверки своих счетов, что видят во мне только инспектора, а не женщину». Она берет на инспекцию только влиятельных мужчин: ее задача – за год проверить 12 компаний с уровнем дохода «миллион фунтов». «Я абсолютно спокойная и не злопамятная. Я применяю не свое личное суждение, а то, что установлено законом. Лишь изредка я сообщаю о недобросовестности – как в случае с управляющим директором, который ездил на Porsche, тайно оплаченном его компанией. Напротив, я переживаю, мне становится почти плохо, когда я чувствую, что могу стать причиной банкротства фирмы. Моя цель не в том, чтобы полетели головы». Одним из последствий 1968 года стало то, что правительственные чиновники не так агрессивно кидаются на граждан, как раньше.

Перестала ли она ненавидеть богатых? Она из благополучной семьи, как и многие утописты 1968 года. Когда налоговики объявили забастовку, она не присоединилась к ним: у нее зарплата небольшая, но по сравнению с тем, что зарабатывают люди в других частях мира, просто прекрасная. «Я видела в Нью-Дели, как прямо у моих ног умерла девушка, а прохожие проходили мимо нее». Она могла бы зарабатывать вдвое больше, если бы стала частным налоговым консультантом, но это означало бы увеличение рабочего дня, а серьезное преимущество ее работы в том, что у нее остается «время для жизни». «Я люблю свою работу. Не хочу заниматься ничем другим. Я общаюсь только с умными людьми». Зарплаты хватает на авиабилеты. Она побывала уже на всех континентах, кроме Южной Америки, но ни разу не ездила в групповые туры. Она только что улетела в Кению, в прошлом году ездила в Таиланд и на Филиппины. В идеале она хотела бы проводить по полгода за границей, живя жизнью обычных людей, «интегрированных» в другую цивилизацию. «Я гражданин мира. Если где-нибудь случается какое-то бедствие, я переживаю это как личную трагедию». Расизм – ее самый главный враг.

В этих аспектах Патриция считает свою жизнь успешной. Но что касается отношений с мужчинами, ее история печальна. Ее собственные родители не хотели разговаривать с ней об этом: всякий раз, когда она о чем-то спрашивала маму, в ответ слышала: «Спроси у отца». Мама, с которой у нее хорошие отношения, говорила ей, что любит мужа и поэтому никогда не принимает решений, не посоветовавшись с ним. Патриция же считает, что ее мать на это просто не способна. Сама Патриция очень решительна, но это навредило ее личной жизни. Спорить тоже весело, и, когда факты на ее стороне, она не остановится, пока не заставит мужчину сдаться. «Я хорошо разбираюсь в экономике и политике, и, когда я говорю, что он чего-то не понимает, ему это не нравится. Возможно, можно было бы не так агрессивно демонстрировать свои знания, но, мне кажется, я не умею делать это мягко. Просто я хочу, чтобы мужчина победил честно. Хочу, чтобы он доказал свою правоту».

Общество потребления позволяет женщинам не только постоянно покупать новые гаджеты и одежду. Оно дает возможность наслаждаться мужчинами, а затем выбрасывать их на помойку, как недоеденную еду. «Теперь я понимаю, что использовала мужчин». Она не утратила вкуса к ним, он стал еще более изысканным. «Чтобы понять, чего именно ты хочешь от мужчины, требуется время». Ей не нужно, чтобы они что-то чинили, помогали выбрать машину и уж тем более заполнить налоговую декларацию. Объект ее поиска – мужчина, который умеет делать то, чего не умеет она, которым она могла бы восхищаться. Ни один мужчина еще не сумел достойно справиться с этой задачей, тем более что ее работа – заставлять мужчин дрожать от страха. «По восемь часов в день я не женщина, я государственный чиновник. Мужчин пугает женщина, способная дать отпор управляющему директору; в женщине им нужна мягкость. Я не могу себе такого позволить, мне приходится скрывать свою мягкость, и этим я отличаюсь. Это цена, которую я плачу за интересную работу». Она по-прежнему влюбляется. «Я наслаждаюсь этим чувством, пока оно длится, но оно никогда не длится долго. Я не способна на продолжительные отношения. Когда я влюблена, я становлюсь глупой, зависимой. Подсознательно мне это не нравится, поэтому я делаю так, чтобы отношения не сложились. Они превращаются в борьбу за власть».

Она не считает, что делала неверный выбор. В шестидесятые годы женщины внезапно получили свободу, и ей захотелось ощутить ее. «Это была эпоха противозачаточных таблеток, и я должна была максимально этим воспользоваться». У женщины появился шанс обрести новую жизнь. Теперь она видит: что-то идет не так, но не знает, как исправить ситуацию в следующий раз.

По ее мнению, феминистки зашли слишком далеко, выдвигая требования и ничего, кроме требований. Это была ошибка. Но с другой стороны: «Мы хотели показать, что равны мужчинам». Теперь она говорит, что женщины должны вернуться к женственности. Она не одобряет своих подруг-феминисток, которые не желают готовить, даже когда приглашают на ужин дюжину человек. С другой стороны, ее возмущает, что женщины пользуются тем, что они женщины. Она отвергает «мужчин, которые ожидают, что женщины поверят всему, что они говорят, только потому, что они мужчины». Быть домохозяйкой – не для нее.

«Моя жизнь женщины-мужчины – полная катастрофа. Меня обвели вокруг пальца». Однако идея пары кажется ей осуществимой, вот только она не может реализовать ее сама. Она передает эстафету следующему поколению. Молодые люди впечатляют ее осторожностью в отношениях, умением поддерживать в них более непринужденную и романтическую атмосферу. Можно сказать, что в том, как знакомилось и занималось сексом ее поколение, было мало красоты: «Раньше я вела себя как мужчина. Если я хотела переспать с кем-то, я так и делала. Но в этом не было тепла». В Катманду ей предложили попробовать наркотики, и она очень гордилась этим. Тогда она впала в кому на 48 часов и полностью излечилась от желания пробовать наркотики в будущем. Теперь она говорит: «Секс не важен, меня он не интересует, если только он не часть чего-то гораздо большего».

Теперь очередь за мужчинами прилагать усилия, а не просто смотреть на женщин и улыбаться им. Проблема в том, что слишком многие из знакомых ей мужчин слабы: «Им не хватает смекалки». Так к кому же она обращается за советом? К астрологу: «Нам необходимо что-нибудь такое, и астрология заменяет религию». А астролог сказал ей, что с мужчинами у нее всегда будут проблемы.

Флоренс примерно на пятнадцать лет моложе, но она тоже не нашла решения. У каждого члена ее семьи есть «страсть». Отец занимается альпинизмом, который любит отчасти потому, что его увлекает риск, и он охотно рискует, поскольку быт его утомляет, он хочет преодолевать себя, уйти от рутины. Такому способу бегства он научился очень рано, потому что родители все время ссорились. А он никогда не ссорится со своей женой. Некоторые люди учатся познавать себя, не нападая при этом на окружающих. Страсть сестры Флоренс – верховая езда. Каждый второй член семьи полностью поглощен какой-то своей страстью.

Однако родители никогда не говорили Флоренс, в каком направлении ей идти по жизни. Они никогда не давали ей советов, и она никогда не просила об этом, потому что чувствовала, что их советы ей не подойдут. Она никогда не говорит с ними на интимные темы, которые для нее наиболее важны. Они лишь хотят, чтобы она была счастлива, а это может означать, что они не знают, чего хотят. Она говорит, что лучший способ сделать детей счастливыми – это быть счастливым самому, счастье заразно. Все, что может сделать ее отец, – это предупреждать ее, когда она становится слишком самоуверенной, и она это ценит. Возможно, он не считает, что вправе давать советы, поскольку недоволен собой; или, по крайней мере, это ее предположение, потому что она на самом деле толком его не знает. Много ли найдется тех, кто хорошо знает своих родителей? С тех пор, как личная жизнь стала важнее общественной, уже невозможно передавать традиции, связанные с образом жизни, из поколения в поколение.

Если бы ее учителя смогли внушить ей какие-то высокие стремления, если бы только она встретила человека, увлеченного учебой, который мог бы увлечь ее! Однако ее учеба обернулась полным провалом, несмотря на высокие оценки. Ни один университетский профессор не произвел на нее впечатления. Она сама стала учителем, но лишь увидела систему образования с худшей стороны: четыре пятых ее коллег пребывали в депрессии. Только одному или двоим было интересно работать, образование было для них почти религией.

Кто еще мог бы направить ее? Она говорит, что «выросла в мире, где девушки разговаривали между собой», но не заразилась пристрастием к сплетням. «Никогда не предполагалось, что мы можем разговаривать с мужчинами». Общение с ними всегда омрачается опасением, что они начнут к ней приставать: «Мало кто считает, что с женщинами можно серьезно о чем-то разговаривать. Как только мужчина видит, что он вам нравится, он сразу думает, что вы не прочь переспать с ним. Переспать, конечно, неплохой повод начать разговор, но это вовсе не обязательно». Среди знакомых ей молодых женщин такого гораздо меньше. Ее лучший друг – бывший любовник, отношения с которым теперь, когда о постели не может быть и речи, стали гораздо приятнее. То, как на нее смотрят мужчины, иногда радует ее, а иногда приводит в отчаяние. «Чтобы поговорить с мужчиной, сначала нужно доказать, что ты имеешь право разговаривать с ним».

Проблемы с мужчинами у нее такие же, как и проблема с единственной «страстью». Никакая деятельность не поглощает ее полностью, ибо ее страсть – открытия, путешествия, встречи с неизведанным, а значит, она не может увлекаться чем-то одним. Ее личность слишком многогранна. На вид она карьеристка, но одновременно ей нравится шить. Она не желает соответствовать имиджу, подходящему для ее работы. Мужчины могут это делать, но не женщины. Если бы ей пришлось выбирать между карьерой и личной жизнью, она бы предпочла последнее. Если бы у нее был ребенок, она бы брала ради него отпуск, но не стала бы жертвовать своей карьерой. Слишком многим мужчинам мешает развиваться чувство, что они не в состоянии отдать моральный долг матери, пожертвовавшей своей жизнью ради них. Мужчины говорят, что Флоренс их смущает. Она отвечает, что встречала только пугливых мужчин. Они не понимают, что ей нужна не их надежность. «Самое интересное, что случалось со мной в жизни, происходило в отсутствие надежности. Когда я решаюсь на что-то, я сжигаю мосты. От надежности меня клонит в сон». Мужчина, очаровавший женщину, думает, что заполучил ее в собственность, а в отношениях нужно заново влюбляться каждый день. «Мне не нужна абсолютная надежность в отношениях. Я должна ощущать опасность». Одно из ее хобби – дельтапланеризм, но она хочет попробовать что-нибудь новое.

Флоренс вышла замуж в юном возрасте, прожила с мужем год, а затем три года отдельно от него. Ей нравилась идея совместного проживания, но одновременно привлекала и идея раздельного: мало кто из мужчин мог бы такое понять, как и то, что она уезжает на несколько дней. Они ожидают, что она будет отчитываться перед ними, где и с кем провела время. Они осуждают ее друзей, хотя она не просит общаться с ними. Она не выносит, когда хочет почитать наедине и ей мешают. Ее не беспокоит, что она слишком требовательна: «Мне повезло, что я умею жить одна». Но она не успокоится, пока не найдет того, кого полюбит и кем будет любима; это необходимо для внутреннего спокойствия, которое нужно ей, чтобы заняться другими делами. Возможно, мужчинам не нравится идея, что любовь лишь основа для других дел. Как жаль, что те, кто ей встречался в жизни, были не склонны рисковать; именно страх заставляет их вести образ жизни, который их не вполне удовлетворяет. «Я не хочу, чтобы моя история была среднестатистической, заурядной». Раньше ее идеал мужчины был таким же, как и у всех, – умный, красивый, обаятельный, с хорошим чувством юмора, – но теперь она хочет большего, хочет иметь возможность искренне восхищаться им. «Было бы самонадеянно утверждать, что ты не встречала мужчин, достойных тебя, но я не встречала никого, кому нравились бы мои противоречия. Я быстро меняюсь, но мужчины, которых я любила, не успевали за мной; они только тормозили меня. Мне нужен мужчина, который придаст мне уверенности, потому что порой меня начинают одолевать сомнения».

Из этого не следует, что нужно жить с мужем каждый день. Ее муж не стал бы хорошим отцом; и «я не настолько эгоистична, чтобы рожать ребенка для себя». Муж позволил себе попасть в финансовую зависимость от нее, и это стало катастрофой – зависимость портит отношения. Когда что-то идет не так, человек злится и уже не так ласков. Так что отношение Флоренс к деньгам изменилось. Раньше ей нравилось рассматривать витрины и делать покупки: «Мне сказали, что, если я расстроена, нужно пойти и потратить деньги. Я могла бы стать человеком, у которого пятьдесят пар обуви». Затем шоппинг ей разонравился: теперь она тратит большую часть денег на путешествия и книги, а не на одежду. Она считает, что ее скромных заработков достаточно, чтобы позволить себе то, чего хочется.

Риск привел к тому, что она отказалась от нескольких спокойных должностей. Все советовали ей этого не делать, но она не слушает советов, потому что работа – это как любовная связь: если ты ее не любишь, тебе следует с нее уйти. Очень важно, чтобы работа была любимой. Перестав преподавать, она работала журналистом крупной провинциальной ежедневной газеты. Однако за три года пребывания там никто так и не сказал ей, какова ее цель. Все катилось по наезженной колее. «Надоела рутина». Были способные журналисты, растратившие свой талант. Они знали, что пишут чушь, но их это не волновало, тогда как другим не разрешалось в полной мере использовать свои таланты. Никому не хотелось раскачивать лодку, потому что газета была надежной работой на всю жизнь. Когда Флоренс увольнялась, ей сказали, что она, видимо, сошла с ума; но она настаивала на том, что с работы нужно уходить, как только теряешь энтузиазм. Если б люди ее послушали, рухнул бы весь мир промышленного производства: только попробуйте представить, на что люди меняли бы работу там.

Сейчас Флоренс живет в Брюсселе, городе, устремленном в неведомое. «Из этой человеческой смеси что-то получится», но никто не знает – что. Смелость помогает получать удовольствие от сюрпризов, которые подкидывает жизнь. Сейчас она открывает издательское агентство, где журналисты со всей Европы со схожим темпераментом смогут работать вместе. Поиск совместимости, связанной с независимостью, продолжается. Ей постоянно осложняют жизнь новые приключения. Раньше у нее было предубеждение против США, ей не нравились их «жажда денег и одержимость эффективностью». Волей случая она побывала там и передумала. Конечно, ей попадались ограниченные люди, но встречались и другие. «Я избавилась от предрассудков». Эффективность ее впечатлила. В Канаде она познакомилась с чудесным человеком. Четыре дня они разговаривали. Он не боялся говорить о своих чувствах и казался искренним: «Он удовлетворял мою жажду гармонии и мягкости». Однако Флоренс не знает, что станет с этой дружбой, которая ей нравится лишь отчасти. «Он дает мне ощущение опасности. Мне не нужна полная эмоциональная безопасность». Время покажет.

Затем она отправилась в Ливан, где по-настоящему опасно. Она подружилась с ливанской семьей и выступает в роли своего рода крестной матери для их дочери, получающей образование в Европе. Для нее это новый тип отношений, новое веяние в дружбе – быть наставником очень юной особы восемнадцати лет (самой Флоренс двадцать семь), увлеченной идеями, сильно отличающимися от ее собственных.

Планы Флоренс на будущее призваны дать пищу ее воображению. В школе ее никогда этому не учили.

С веками женщины стали более требовательными к мужчинам. В то же время ученые обнаружили, что в мире животных доминируют не самцы. Кажется, что крупный самец павиана ведет себя так, будто доминирует в своем племени, но после внимательного изучения стало ясно, что именно самка решает, куда оно мигрирует и кто с кем может сидеть рядом. Раньше считалось, что самец сначала ищет пару, а затем оставляет самку присматривать за детенышами; но позже выяснилось, что инициативу чаще проявляет женская особь, и примерно у 40 процентов приматов именно самец заботится о детенышах. Считалось, что женщины – пассивные жертвы своих гормонов, но оказалось, что гормоны вырабатываются не только в результате физиологических процессов, но и в результате поведения человека и поведения окружающих.

Прежде всего ученые подчеркивают тот факт, что не все живые существа в природе четко делятся на мужских и женских особей, особенно те, что размножаются без полового акта, и те, чей пол может меняться в течение жизни. Есть виды, у которых самки преимущественно размножаются без полового акта, пока не наступит кризис и не закончится пища; тогда они перестают воспроизводить идентичное себе потомство и начинают рожать самцов, чья функция – предложить другие варианты решения кризиса. Самцы не обязательно сильнее; самки не обязательно заинтересованы в компании особей мужского пола, за исключением тех случаев, когда они совместно заботятся о потомстве. Им бывает очень трудно найти подходящего партнера: птица под названием «западноамериканская поганка» отвергает самца в 97 процентах случаев, и, что немаловажно, внешне она неотличима от самца, разница только в голосе. Есть много животных-одиночек, безразличных к сексу, – например, самка оленя живет с самцом только один день в году. Несомненно, животным потребовались многие тысячи лет, чтобы выработать эти причудливые и разнообразные формы независимости.

Если можно провести хоть какую-то параллель с людьми, неудивительно, что женщинам так трудно встретить мужчин, соответствующих их идеалу. Женщины очень долго прилагали усилия, чтобы отношение мужчин к ним изменилось, но цели этого периодически менялись. поскольку перемены неизбежно приводят к неожиданным, нежелательным результатам. Вот лишь один пример: женщины пытались трансформировать ухаживания, снова и снова меняя правила соблазнения как способ изменить отношения супружеских пар.

Традиции обычно многолики, но одна из наиболее распространенных заключалась в том, что девушки не должны знать мужчин до свадьбы, да и после замужества им не следует расширять свой кругозор в этой области. В таких условиях ухаживания мужчины отчасти состояли в переговорах с родителями и отчасти напоминали военное дело – осаду, парад для демонстрации силы, сеяние смуты подарками и обещаниями, пока она не скажет: «Сдаюсь». Однако некоторые женщины отвергали своих женихов без причины, которая была бы понятна мужчинам, и это было похоже на изобретение нового вида доспехов, отправившего на свалку истории луки и стрелы. Не все женщины выходили замуж молодыми и были послушны своим родителям. Во многие периоды около трети браков были вторыми, поскольку люди умирали очень рано (когда-то ожидаемая продолжительность жизни составляла тридцать лет). Вдовы (а позже и разведенные) вполне могли служить примером остальным.

Раньше женщинам говорили, что они научатся любить своих мужей после замужества, какими бы неприятными те ни казались им поначалу. Некоторые женщины стали требовать, чтобы такая возможность была доказана до свадьбы или хотя бы чтобы мужчина сначала убедил их в своей любви. Сразу же после этого мужчины утратили контроль над ухаживаниями, потому что не было ни технологии влюбленности, ни механизма, который мог бы ее организовать. Результаты нагляднее всего видны в истории ухаживаний в США, наименее скрытных, самых разнообразных и, пожалуй, самых влиятельных в мире. Американцы жаловались на кризис мужественности еще в 1860-х годах. Но каждое поколение, сознающее только то, чем оно отличается от своих родителей и детей, забывает, насколько старо большинство предметов споров между мужчинами и женщинами и как люди упорно бьются головой об одну и ту же стену.

Уильям Олкотт в книге «Молодая жена» (1833) писал, что существует «весьма распространенное мнение», что «любовь мужа и жены в браке обязательно будет угасать». Влюбленные пары того времени оставили после себя письма, в которых оплакивали «почти всеобщее несчастье женатых». Невест, в частности, пугали «многочисленные неведомые обязанности, выполнять которые я чувствую себя неспособной», и не только домашние обязанности, но и необходимость превратить мужей в «добродетельных и счастливых» мужчин. «Ужасно связывать себя таким образом на всю жизнь». «Благодарная радость» действительно уравновешивала «пугающую ответственность» и ощущение, что близость часто быстро теряется. Итак, два столетия назад женщины уже начали работать над изменением характера своих связей с мужчинами.