Текст книги "Добрые предзнаменования"

– Угу, – сказал Адам.

– Чего такого военного в кнопках с циферблатами? – продолжала Язва.

– Не знаю, если честно, – отозвался Адам. – Но представляешь, что можно сделать одними только кнопками и циферблатами?

– Мне на Рождество подарили такой набор, – пришел на помощь Уэнслидейл. – Электрический. В нем тоже есть кнопки и циферблаты. Можно сделать радио или такую штуку, которая пищит.

– Не знаю, – задумчиво произнес Адам. – Меня больше заботят типы, которые могут пробраться в мировую военную коммуникационную сеть и дать компьютерам и так далее приказ начинать сражаться.

– Ого, – сказал Брайан. – Вот это шуточки!

– Это точно, – отозвался Адам.

* * *

Быть председателем Объединения жителей Нижнего Тэдфилда – высокий и очень одинокий удел.

Р.П. Тайлер, низенький, кругленький, самодовольный, шагал по узкой дороге через рощицу в сопровождении карликового пуделя Шутци, принадлежащего его жене. Р.П. Тайлер знал разницу между добром и злом: моральных оттенков серого цвета, о чем бы ни шла речь, для него не существовало. Однако он не удовлетворялся лишь тем, что ему была дарована способность видеть разницу между добром и злом. Он считал своей святой обязанностью указать на эту разницу всему остальному миру.

Однако проповедовать, стоя на ящике в парке, писать сатирические стихи, расклеивать плакаты – не для Р.П. Тайлера. Трибуной ему стала колонка «Письма читателей» в «Глашатае Тэдфилда». Если дерево на соседнем участке проявит несознательность и уронит листья в сад Р.П. Тайлера, Р.П. Тайлер, во-первых, аккуратно заметет их в кучку, соберет в коробку и оставит ее на крыльце соседа, прикрепив к крышке записку с суровой отповедью. Во-вторых, он напишет письмо в «Глашатай». Если он заметит подростков, которые, сидя на общинном лугу, слушают магнитофон и прекрасно проводят время, он сочтет своим долгом указать им, что они поступают неправильно. После того, как он сбежит из-под града насмешек, он напишет письмо в «Глашатай» по поводу Падения Нравов и Современной Молодежи.

С того момента, когда он вышел на пенсию, количество писем возросло в такой степени, что даже «Глашатай Тэдфилда» не мог печатать их все, так что письмо, которое Р.П. Тайлер закончил как раз перед выходом на вечернюю прогулку, начиналось следующим образом:

Уважаемые господа,

С глубоким прискорбием отмечаю тот факт, что в наши дни газеты уже не помнят о своих обязательствах перед общественностью, перед нами, людьми, которые платят им зарплату…

Он осмотрел сломанные ветви, загромождавшие проход по дороге. Вряд ли, подумал он, они там вспоминают о счетах за уборку территории, когда посылают нам эти грозы. А совету прихода приходится платить по этим счетам за то, чтобы здесь прибирались. И мы, налогоплательщики, платим им зарплату…

Они в его размышлениях были синоптиками с Четвертого канала Радио Би-Би-Си, на которых Р.П. Тайлер возлагал ответственность за погоду[51]51
  Телевизора у него не было. Как говорила его жена:
  – Рональд не потерпит эту гадость в доме, правда, Рональд? – и он всегда соглашался, хотя в глубине души был бы не прочь посмотреть, на какие именно сцены секса, разврата и насилия жалуется Национальная Ассоциация Зрителей и Слушателей. Разумеется, не потому, что ему хотелось смотреть на эти сцены, а просто чтобы знать, от чего следует ограждать других людей.


[Закрыть].

Шутци подбежал к березе у обочины и задрал ногу.

Р.П. Тайлер смущенно отвернулся. Очень возможно, что единственной целью его вечернего променада было дать возможность собаке облегчиться, но он скорее умрет, чем в этом признается, пусть даже самому себе. Он смотрел на тучи. Они громоздились выше и выше, целыми башнями, нарисованными размашистыми мазками серого и черного. И не в том дело, что в них мелькали ломаные ветви молний, словно на титрах к фильму про Франкенштейна; настораживало то, что они останавливались, дойдя до границ Нижнего Тэдфилда. И среди них был круглый лоскут ясного неба, но свет в нем был какой-то изжелта напряженный, словно натянутая улыбка.

Было так тихо.

И вдруг послышался гулкий рев.

На узкой проселочной дороге показались четыре мотоцикла. Они пронеслись мимо и скрылись за поворотом, спугнув фазана, который, хлопая крыльями, рванулся через дорогу нервной рыже-зеленой полосой.

– Вандалы! – крикнул им вслед Р.П. Тайлер.

Деревня создавалась не для таких, как эти четверо. Деревня создавалась для таких, как он.

Он дернул Шутци за поводок, и они двинулись дальше.

Через пять минут он дошел до поворота и увидел, что трое из мотоциклистов стоят перед поваленным дорожным указателем, жертвой бури. Четвертый, высокий, в шлеме с зеркальным щитком, не слез с мотоцикла.

Р.П. Тайлер оценил ситуацию и без особых усилий сделал соответствующие выводы. Эти вандалы – он, как всегда, оказался прав – ездили по деревням, чтобы осквернять памятники павшим на войне и валить дорожные указатели.

Он уже собирался решительно двинуться в их сторону, когда ему в голову пришло, что их было в четыре раза больше, чем его одного, и что они были выше ростом, чем он, и что они, без всякого сомнения, были психопатами, склонными к насилию. В мире Р.П. Тайлера на мотоциклах ездили только психопаты, склонные к насилию.

Так что он гордо поднял голову, чтобы прошествовать мимо них с таким видом, словно он их не замечает[52]52
  Хотя как член (читай – основатель) местного «Объединения соседей для защиты порядка» он попытался запомнить номера мотоциклов.


[Закрыть] , одновременно не прекращая составлять в уме соответствующее письмо (Господа, сегодня вечером я с негодованием отметил, что Нашу Прекрасную Деревню одолевает огромное количество мотоциклистов с хулиганскими наклонностями. Почему же, ПОЧЕМУ правительство не может ничего сделать с этой чумой, которая…).

– Привет, – сказал один из мотоциклистов, поднимая щиток, за которым оказались худое лицо и аккуратная черная бородка. – Мы вроде бы заблудились.

– А! – неодобрительно сказал Р.П. Тейлор.

– А указатель, видно, повалило, – сказал мотоциклист.

– Видимо, повалило, – согласился Р.П. Тейлор.

Он с удивлением отметил, что ему захотелось есть.

– Ага. Ну так вот, мы едем в Нижний Тэдфилд, о’кей?

Бровь добровольного защитника порядка взмыла кверху.

– Так вы американцы! Видимо, с авиабазы? (Господа, когда я служил в армии, моя страна могла мной гордиться. С ужасом и тревогой я вижу, что авиаторы с военной базы в Тэдфилде разъезжают по моей благородной деревне, одетые словно головорезы самого худшего пошиба. Признавая их решающее значение в деле защиты свободы западного мира…)

Затем его страсть к поучениям взяла верх.

– Поезжайте обратно по этой дороге метров примерно восемьсот, потом первый поворот налево, боюсь, дорога там в прискорбно плохом состоянии, я уже неоднократно писал в местный совет по этому поводу, кто вы – слуги народа или его хозяева, спрашивал я их, в конце концов, кто платит вам зарплату? – потом второй поворот направо, только не совсем направо, на самом деле налево, но вы увидите, что он потом поворачивает направо, там стоит указатель «Поррит-Лейн», только, разумеется, это не Поррит-Лейн, если вы посмотрите на официальную полевую карту, вы увидите, что это просто-напросто восточный конец Форест-Хилл-Лейн, тогда вы выедете в деревню, потом проедете мимо «Быка и скрипки» – это местный паб – и потом, когда доедете до церкви (я указывал топографам, которые составляли карту, что это церковь со шпилем, а не церковь с колокольней, я даже написал в «Глашатай Тэдфилда» и предложил, чтобы редакция объявила кампанию по сбору подписей с требованием исправить карту, и я имею все основания надеяться, что когда они там поймут, с кем имеют дело, то сразу увидят, что им не удастся дать нам от ворот поворот), потом вы выедете на перекресток, и через него надо ехать прямо, и вы сразу выезжаете на второй перекресток и независимо от того, свернете ли вы на развилке налево или поедете прямо, вы в любом случае попадете на базу (хотя если свернуть налево, это почти на полтораста метров короче), там уже не ошибетесь.

Голод тупо уставился на него.

– Э-э… я не уверен, что точно понял… – начал он.

Я ПОНЯЛ. ПОЕХАЛИ.

Шутци заскулил и бросился за спину Р.П. Тайлера, где и прижался к его ногам, дрожа всем телом.

Мотоциклисты уселись на свои машины. Тот, что в белом (по виду явный хиппи, подумал Р.П. Тайлер) бросил в траву на обочине пустой пакетик из-под хрустящего картофеля.

– Прошу прощения, – рявкнул Тайлер. – Это не ваш ли пакетик?

– О, не только мой, – ответил паренек в белом. – Он общий.

Р.П. Тайлер выпрямился в полный рост[53]53
  171 см.


[Закрыть].

– Молодой человек, – начал он, – что бы вы сказали, если бы я пришел в ваш дом и стал повсюду разбрасывать мусор?

– Я был бы страшно, страшно рад, – мечтательно прошуршал в ответ голос Загрязнения. – Это было бы прекрасно.

На мокрой земле под его байком расплывалась радужно масляная лужица.

Взревели моторы.

– Я что-то не поняла, – сказала Война, – так почему мы должны разворачиваться у ворот церкви?

ПРОСТО СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ, сказал высокий, и все четверо сорвались с места.

Р.П. Тайлер уставился им вслед, и смотрел, пока его внимание не привлек непонятный треск. Он обернулся. Мимо него мелькнули четыре фигуры на велосипедах, за которыми весело неслась собака.

– Эй вы! А ну-ка остановитесь! – вскричал Р.П. Тайлер.

ЭТИ притормозили, остановились и поглядели на него.

– Я знал, что это ты, Адам Янг, и твоя, уф… клика. Могу я узнать, что вы, дети, делаете на дороге так поздно ночью? Знают ли ваши отцы, что вас нет дома?

Ехавший первым велосипедист повернулся к Р.П. Тайлеру.

– Я что-то не понимаю, почему вы говорите, что уже поздно, – сказал он, – мне так кажется, мне так кажется, что если солнце еще не село, значит, еще не поздно.

– В любом случае вы уже давно должны быть в постели, – сообщил им Р.П. Тайлер, – и не надо показывать мне язык, юная леди, – это адресовалось Язве, – или я напишу письмо твоей матери и сообщу ей о прискорбном поведении и недостойных настоящей леди манерах ее отпрыска.

– Ну извините, пожалуйста, – обиженно буркнул Адам. – Язва просто на вас посмотрела. Я не знал, что где-то запрещается смотреть.

В траве на обочине началось какое-то волнение. Шутци, кобелек из тех особенно утонченных карликовых пуделей, которых заводят только люди, неспособные включить строку «Дети» в расходную часть семейного бюджета, подвергся нападению со стороны Бобика.

– Господин Янг, – приказал Р.П. Тайлер, – будьте добры отогнать свою… свою шавку от моего Шутци.

Тайлер не доверял Бобику. Когда он встретился с ним первый раз три дня назад, Бобик зарычал на него, и собачьи глаза засветились красным. Это подвигло Тайлера на сочинение письма, в котором он указывал, что Бобик, без сомнения, болен бешенством, безусловно представляет собой опасность для жителей, и его следует решительно пресечь для Общего Блага; в этот момент его жена напомнила, что светящиеся красным глаза не являются симптомом бешенства и вообще бывают только в таких кинокартинах, которые никто из Тайлеров не будет смотреть под страхом смертной казни, но о которых им известно достаточно, чтобы иметь собственное суждение, благодарим покорно.

Адам потрясенно поглядел на мистера Тайлера.

– Бобик не шавка. Бобик – замечательный пес. Он умный. Бобик, отойди от этого пуделепозорища.

Бобик не обратил на него внимания. Он пытался взять от собачьей жизни как можно больше.

– Бобик, – угрожающе сказал Адам.

Пес виновато, бочком, подобрался к велосипеду хозяина.

– Мне кажется, вы так и не ответили на мой вопрос. Куда вы направляетесь вчетвером?

– На авиабазу, – сказал Брайан.

– Если вы не возражаете, – добавил Адам, надеясь, что в его голосе звучит едкий и уничтожающий сарказм. – То есть мы туда не захотим, если вы будете возражать.

– Ты дерзкая мартышка, – процедил Р.П. Тайлер. – Когда я встречусь с твоим отцом, Адам Янг, я сообщу ему в самых недвусмысленных выражениях, что…

Но ЭТИ уже изо всех сил жали на педали, направляясь на авиабазу в Нижнем Тэдфилде собственным путем, который был короче, прямее и живописнее, чем путь, предложенный мистером Тайлером.

* * *

Р.П. Тайлер сочинил в уме пространное письмо о недостатках воспитания современной молодежи. В нем он говорил о понижающихся стандартах в образовательной системе, о недостатке уважения к старшим по возрасту и положению, о том, как они все сейчас ходят, сгорбившись, а не блюдут должным образом правильную осанку, о преступности несовершеннолетних, о возобновлении обязательного всеобщего призыва в армию, о введении розг, телесных наказаний и лицензий на заведение собак.

Он был очень доволен этим письмом. У него появилось смутное подозрение, что для «Глашатая Тэдфилда» оно слишком хорошо, и он решил послать его в «Таймс».

Чух-чух-чух-чух-чух-чух-чух…

– Извините, дорогуша, – раздался рядом с ним нежный женский голос. – Похоже, мы заблудились.

Рядом с ним стоял престарелый мотороллер, за рулем которого сидела женщина средних лет. За ее спиной, изо всех сил прижимаясь к ней, сидел человечек в плаще и ядовито-зеленом шлеме. Глаза у человечка были закрыты. Между ними торчало что-то вроде древнего ружья с дулом воронкой.

– Да? А куда вы направляетесь?

– В Нижний Тэдфилд. Я не знаю точного адреса, но мы ищем одного человека, – объяснила женщина и тут же, совсем другим голосом, добавила: – Его зовут Адам Янг.

Р.П. Тайлер отшатнулся.

– Вам нужен этот мальчишка? – спросил он. – Что он натворил на этот раз – нет, нет, не говорите, и знать не хочу.

– Мальчишка? – переспросила женщина. – Вы не сказали мне, что это ребенок. Сколько ему лет? – И ответила: – Одиннадцать. Знаете, вам следовало сказать об этом раньше. Все это теперь выглядит совсем в другом свете.

Р.П. Тайлер просто смотрел на нее и молчал. Потом он понял, что происходит. Женщина была чревовещательницей. Теперь он ясно видел, что то, что он принял за человечка в зеленом шлеме, на самом деле было ее манекеном. Он даже удивился, как он мог вообще принять его за человека. И вообще этот номер, по его мнению, был не в лучшем вкусе.

– Я видел Адама Янга меньше пяти минут назад, – сказал он. – Он вместе со всеми ЭТИМИ поехал на американскую авиабазу.

– Вот незадача, – женщина на мотоцикле чуть побледнела. – Мне никогда не нравились янки. Знаете, они совсем неплохие люди. Да-да, но нельзя доверять людям, которые норовят схватить мяч руками каждый раз, когда играют в футбол.

– Э-э, прошу прощения, – сказал Р.П. Тайлер. – Мне понравилось. Впечатляет. Я заместитель председателя местного Ротари-клуба, и позвольте спросить, вы работаете частным образом?

– Только по четвергам, – ответила мадам Трейси. В ее голосе слышалось осуждение. – За дополнительную плату. И не могли бы вы показать нам дорогу в…

Это мистер Тайлер уже слышал. Он безмолвно простер палец в нужном направлении.

И крошка-мотороллер поехал – чух-чух-чух-чух-чух-чух-чух – по дороге.

И тут серая кукла в зеленом шлеме обернулась и открыла один глаз.

– Ну ты и урод, южанин, – прохрипела она.

Р.П. Тайлер обиделся и разочаровался. Он надеялся, что эта кукла будет больше похожа на человека.

* * *

Р.П. Тайлер оставалось идти до деревни всего минут десять, когда он остановился, чтобы дать Шутци возможность выполнить очередную из его широкого набора экскреторных функций, и посмотрел поверх изгороди.

В народных приметах он ориентировался с известным трудом, но был почти уверен, что если коровы ложатся – это к дождю. Если они встают, то, возможно, будет ясно. А те коровы, на которых он смотрел сейчас, крутили сальто, медленно и торжественно взмывая в воздух. Интересно, что это предвещает в смысле погоды, подумал Тайлер.

Он принюхался. Что-то горело – воняло каленым железом, паленой кожей и горелой резиной.

– Прошу прощения, – сказал голос за его спиной.

Р.П. Тайлер обернулся.

Посреди дороги горел большой, когда-то черный автомобиль, из окна которого высунулся молодой человек в темных очках, окруженный клубами дыма. Он сказал:

– Извините, я, видимо, ухитрился заблудиться. Не могли бы вы подсказать, как проехать на авиабазу в Нижнем Тедфилде? Я знаю, что она должна быть где-то здесь.

У вас машина горит.

Нет. Тайлер просто не мог заставить себя это сказать. Этот молодой человек ведь должен об этом знать, правда? Он ведь сидит прямо в ней. Это, наверно, какой-то розыгрыш.

Так что вместо этого он сказал:

– Наверно, километра полтора назад вы свернули не в ту сторону. Указатель там повалило ветром.

Незнакомец улыбнулся и сказал:

– Да, видимо, так.

Его лицо освещали снизу оранжевые огненные змейки, что придавало ему вид едва ли не инфернальный.

Неожиданный порыв ветра пронесся над машиной в сторону Тайлера, и, как тому показалось, подпалил ему брови.

Извините, молодой человек, но ваша машина пылает, а вы в ней сидите и не сгораете, а, там, между прочим, такая жара, что…

Нет.

Может быть, он должен был спросить у водителя, не хочет ли он, чтобы Тайлер позвонил в Ассоциацию анонимных алкоголиков?

Вместо этого Тайлер тщательно объяснил путь, стараясь не пялиться на машину во все глаза.

– Великолепно! Я вам очень признателен, – сказал Кроули и начал поднимать стекло.

И все-таки Р.П. Тайлер должен был что-то сказать.

– Простите, молодой человек, – начал он.

– Да?

В конце концов, когда твоя машина горит – это невозможно не заметить.

– С погодой просто какие-то чудеса творятся, – запинаясь, выговорил он.

– Неужели? – удивился Кроули. – Честное слово, не заметил. – И он развернул свою горящую машину и поехал обратно.

– Возможно, это потому, что у вас горит машина, – резко сказал Тайлер ему вслед. Он дернул Шутци за поводок так, что пудель едва не повис на нем.

В Редакцию

Господа,

Хотелось бы привлечь ваше внимание к пристрастию не обращать внимания на элементарные и абсолютно разумные предосторожности вождения автомобилей, которое, по моим наблюдениям, становится все более характерным для нынешней молодежи. Сегодня вечером водитель, машина которого…

Нет.

…сидевший за рулем машины, которая…

Она горела…

Настроение у него пропало бесповоротно. И он пошел в деревню.

* * *

– Эй! – крикнул Р.П. Тайлер. – Янг!

Мистер Янг сидел на лужайке перед домом в шезлонге и курил трубку.

Объяснять соседям, что это было вызвано тем, что Дейрдра недавно узнала о вреде пассивного курения и запретила ему курить в доме, ни в коей мере не входило в его планы. Настроение от этого только ухудшалось. А еще от того, что мистер Тайлер называл его просто «Янг».

– Что?

– Я про вашего сына, Адама.

Мистер Янг вздохнул.

– Что он сделал на этот раз?

– Вы знаете, где он?

Мистер Янг взглянул на часы.

– Рискну предположить, что ложится спать.

Тайлер с торжеством улыбнулся, не разжимая губ.

– Я в этом сомневаюсь. Я видел, как он со всеми ЭТИМИ и своей отвратительной шавкой не более получаса назад ехал на велосипеде в сторону авиабазы.

Мистер Янг затянулся.

– Вы знаете, как там все строго, – сказал мистер Тайлер, на тот случай, если до мистера Янга не дошел его намек.

– И вы знаете склонность вашего сына нажимать на кнопки и тому подобное, – добавил он.

Мистер Янг вынул трубку изо рта и задумчиво осмотрел мундштук.

– Хмм, – сказал он.

– Ясно, – сказал он.

– Ладно, – сказал он.

И пошел в дом.

* * *

Именно в этот момент четыре мотоцикла с визгом затормозили в метрах в ста от главных ворот. Всадники заглушили моторы и подняли забрала на шлемах – трое из четверых.

– А я надеялась, что мы поедем прямо через ограду, – с сожалением сказала Война.

– И были бы одни неприятности, – заметил Голод.

– Ну и хорошо.

– У нас, я имею в виду. Конечно, электричество и телефон отключились, но у них должны быть запасные генераторы и наверняка есть радио. Если кто-то выйдет в эфир и начнет кричать, что на базу вторглись террористы, люди станут действовать логично и весь План рухнет.

– Да ну.

ВХОДИМ, ДЕЛАЕМ СВОЕ ДЕЛО, УХОДИМ, И ПУСТЬ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКОВ БЕРЕТ СВОЕ, сказал единственный, кто не поднял забрало.

– Нет, ребята, не так я все это представляла, – сказала Война. – Что же – я ждала тысячи лет, только чтобы играться с проводочками? Эффектным это не назовешь. И Альбрехт Дюрер тоже не стал тратить время на гравюру с Четырьмя Хакерами Апокалипсиса, я точно знаю.

– Мне казалось, что кто-то должен вострубить, – голос Загрязнения был еле слышен.

– Просто расценим это как подготовку, – сказал Голод. – А над миром понесемся уже потом. По-настоящему понесемся. На крыльях бури и так далее. Надо быть гибче.

– Разве мы не должны были встретиться… кое с кем? – спросила Война.

Ответом ей была тишина, в которой особенно громко было слышно, как потрескивают, остывая, двигатели мотоциклов.

Тишину нарушило покашливание Загрязнения. Откашлявшись, он медленно сказал:

– Знаете, я тоже никак не ожидал, что это будет где-нибудь в таком месте. Я думал, это будет в большом городе, скажем. Или большой стране. Может, в Нью-Йорке. Или Москве. Или в самом Армагеддоне.

Снова наступила тишина.

Потом Война спросила:

– А где вообще этот Армагеддон?

– Ты тоже не знаешь? – хмыкнул Голод. – Всегда собирался посмотреть по карте…

– Армагеддон есть в Пенсильвании, – голос Загрязнения набрал силу. – Или в Массачусетсе. Где-то там, в общем. Где много народу ходит с длинными бородами и в очень черных шляпах.

– Да нет, – сказал Голод. – По-моему, это где-то в Израиле.

ГОРА КАРМЕЛЬ.

– Я думал, гора Кармель – это откуда авокадо.

И КОНЕЦ СВЕТА.

– Неужто? Ничего себе авокадо.

– Кажется, я там был однажды, – мотоцикл Загрязнения жалобно звякнул и сделал масляную лужицу. – Старый город Меггиддо. Я там был как раз перед тем, как он рухнул. Красивые места. Интересная царская галерея.

Война посмотрела на заросли вокруг.

– Что-то мы не туда заехали, ребята, – пробормотала она.

ТОЧКА НА КАРТЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ.

– Что ты сказал, повелитель?

ЕСЛИ АРМАГЕДДОН ГДЕ-НИБУДЬ ЕСТЬ, ОН ВЕЗДЕ.

– Это точно, – поддакнул Голод, – речь уже не о клочке голой земли с редкими кустиками и голодными козами.

Снова наступила тишина.

ПОШЛИ.

Война кашлянула.

– Я просто думала, что… что он пойдет с нами…

Всадник, имя которому было Смерть, поправил раструб перчатки.

ЭТО, твердо сказал он, РАБОТА ДЛЯ ПРОФЕССИОНАЛОВ.

* * *

Вспоминая о том, что произошло у ворот, сержант Томас А. Дейзенбургер излагал события примерно так:

К воротам подъехал большой штабной автомобиль. Он был длинный, лощеный и очень официальный с виду, хотя впоследствии сержант никак не мог вспомнить, почему ему пришло в голову или послышалось, что звук двигателя у этой машины был похож на звук мотоциклетного мотора.

Из машины вышли четыре генерала. И снова сержант никак мог дать разумных объяснений, почему он так решил. Бумаги у них были в порядке. Что за бумаги, он тоже не мог утверждать с полной уверенностью, но в порядке. Он взял под козырек.

И один из них сказал:

– Проверка без предупреждения, солдат.

На что сержант Томас А. Дейзенбургер ответил:

– Сэр, на данный момент не имело места получение информации касательно проверки без предупреждения, сэр.

– Разумеется, нет, – ответил один из генералов. – Она же без предупреждения.

Сержант снова взял под козырек.

– Сэр, разрешите произвести запрос на подтверждение этих данных командованию базы, сэр, – в замешательстве сказал он.

Самый высокий и худой из генералов сделал несколько шагов в сторону, повернулся спиной к остальным и сложил руки на груди.

Другой генерал дружески обнял сержанта за плечи и заговорщически наклонился к нему.

– Вот что… – он, прищурясь, всмотрелся в ярлычок с именем сержанта, – Дейзенбургер, да? Давай я тебя успокою. Это внезапная проверка, понятно? Внезапная. Это значит – не вздумай хвататься за трубку, как только мы пройдем внутрь, ясно? И не вздумай покинуть пост. Если ты, солдат, хочешь получить новое звание, ты меня поймешь, верно? – добавил он. И подмигнул. – Иначе тебя понизят до того, что тебе придется добавлять «сэр», обращаясь к бесенятам.

Сержант Томас А. Дейзенбургер смотрел на него пустым взглядом.

– Рядовым! – прошипел сквозь зубы еще один генерал. Судя по ярлычку, ее звали Вайна. Сержант Дейзенбургер еще ни разу не видел таких генералов женского пола, как она, но тенденция показалась ему благоприятной.

– Что?

– Рядовым. Не бесенятам.

– А! Ну да, их я и имел в виду. Точно. Рядовым. Ясно, солдат?

Сержант рассмотрел все возможные варианты действий, которые он мог бы предпринять.

– Сэр, внезапная проверка, сэр? – спросил он.

– Условно предварительно отнесенная на данный момент к сведениям совершенно секретным, – заявил Голод, который много лет заключал контракты с федеральным правительством и чувствовал, как к нему возвращается знакомая терминология.

– Сэр, ответ положительный, сэр, – сказал сержант.

– Молодец, – сказал Голод, наблюдая, как поднимается шлагбаум. – Далеко пойдешь. – Он взглянул на часы. – И очень скоро.

* * *

Иногда люди очень похожи на пчел. Пчелы яростно защищают свой улей, пока ты снаружи. Когда же ты внутри улья, рабочие пчелы, видимо, считают, что с этим разобралось руководство и не обращают на тебя внимания; многие насекомые, не имеющие ничего против того, чтобы угоститься на дармовщинку, в процессе эволюции наловчились и мед пить, и битым не быть именно благодаря этому факту. Люди ведут себя точно также.

Никто не остановил этих четверых, когда они решительно направились к одному из приземистых длинных строений под сенью леса радиобашен. Никто не обратил на них никакого внимания. Может быть, никто их не видел. Может быть, все видели только то, что было доступно их сознанию, потому что человеческий мозг не приспособлен видеть Войну, Голод, Загрязнение и Смерть, когда они не желают этого, и так преуспел в этом не-видении, что зачастую не замечает их, даже если они обступают его со всех сторон.

У систем сигнализации, однако, мозгов не было, поэтому они посчитали, что видят четырех человек там, где людям делать нечего, и сработали во весь дух.

* * *

Ньют не курил, потому что не позволял никотину осквернить храм своего тела, или, точнее, в методистскую часовенку своего тела, собранную из листов гофрожелеза. Если бы он был курильщиком, он бы точно подавился сигаретой, которую как раз закурил бы, чтобы немного успокоиться.

Анафема решительно встала и расправила складки на юбке.

– Успокойся, – сказал она. – Это не из-за нас. Видимо, что-то творится внутри.

Она улыбнулась при виде его бледной физиономии.

– Пошли, – сказала она, – это все же не «Перестрелка в Корале О.К.».

– Нет, конечно. Для начала, оружие у них получше, чем в вестернах, – сказал Ньют.

Она помогла ему встать.

– Не бери в голову, – сказала она. – Я уверена, ты что-нибудь придумаешь.

* * *

И конечно, никак нельзя было ожидать, что все четверо внесут одинаковый вклад в общее дело, думала Война. Она сама удивлялась своей природной способности обращаться с современными видами оружия, которые были настолько эффективнее полосок заостренного металла. У Загрязнения, разумеется, ничего, кроме смеха, не вызывали даже самые надежные, полностью защищенные от ошибок устройства. Голод хотя бы знал, что такое компьютеры. А вот… а вот он вообще ничего не делал, просто ошивался рядом, хотя, конечно, получалось это у него довольно стильно. Ей пришло в голову, что однажды может придти конец Войне, Голоду, может быть, даже Загрязнению, и возможно, именно поэтому четвертый и величайший из всадников никогда не был, что называется, свойским парнем. Это как играть в одной команде с налоговым инспектором. Отлично, когда он играет за нас, но это не тот тип, с кем после игры хочется завалиться в бар и славно потрепаться за кружечкой. Все равно приходится все время быть начеку.

Сквозь него пробежало несколько солдат, когда он посмотрел поверх костлявого плеча Загрязнения.

ЧТО ЭТО ЗА СВЕТЯЩИЕСЯ ШТУКИ? Таким тоном говорят, когда точно знают, что не смогут понять ответ, но хотят показать, что им интересно происходящее.

– Семисегментные индикаторы на светодиодах.

Белая рука Загрязнения любовно легла на ближайший блок реле, который сразу оплавился. В следующую секунду саморазмножающиеся вирусы лентами потянулись в электронное пространство.

– Как мне надоела эта поганая тревога, – пробормотал Голод.

Он рассеянно щелкнул пальцами. Десяток клаксонов подавилось и умерло.

– Ну не знаю, мне нравилось.

Услышав слова Загрязнения, Война покачала головой и протянула руку внутрь еще одного блока. Да, ей немного не так это представлялось, признала она, но, когда она проводила рукой по проводам и иногда сквозь провода, ощущение было знакомым – словно отзвук меча в руке. Ее охватила дрожь предвкушения при мысли о том, что этот меч навис над всем миром, включая еще и изрядный кусок неба. Он любил ее.

Пылающий меч.

До человечества с большим трудом, и то не до конца, дошел тот факт, что мечи, если они валяются без присмотра – опасная вещь. Людям, однако, удалось сделать все возможное (по людским и, разумеется, весьма ограниченным представлениям) для повышения вероятности того, что мечом такого размера можно будет завладеть по чистой случайности. Очень утешительная мысль. Было приятно думать, что люди различают возможность разнести свою планету на куски случайно от возможности взорвать ее намеренно.

Пальцы Загрязнения погрузились в очередную стойку с дорогой электроникой.

* * *

Вид у часового на посту возле дыры в ограждении был озадаченным. Он понимал, что на базе творится что-то непонятное, но его радио не принимало ничего, кроме шума помех. Его взгляд снова и снова возвращался к документу, который он держал в руках.

Этому молодому солдату еще только предстояло понять (хотя за время службы ему приходилось видеть много удостоверений – армейских, ЦРУ, ФБР, даже КГБ), что чем меньше и незначительнее организация, тем более внушительное впечатление производят ее удостоверения.

А это удостоверение было чертовски внушительным. Часовой безмолвно двигал губами, снова перечитывая его, с самого начала («Лорд-протектор Содружества Британии, властью, данной ему…»), вплоть до пункта о реквизиции всех наличных средств растопки, хвороста кострового, веревок и огненосных масел, и дальше – до самой подписи Первого АВ Лорда-адъютанта, Восхвалим-Же-Все-Творения-Господа-И-Избежим-Прелюбодеяния Смита. Ньют прикрыл большим пальцем абзац, предписывающий начислять девять пенсов за каждую ведьму, и постарался походить на Джеймса Бонда.

Наконец пытливый интеллект часового наткнулся на слово, которое, как ему показалось, было знакомым.

– А это что, – с подозрением в голосе спросил он, – насчет педо… педа?…

– Ах, это, – сказал Ньют. – Сжигать.

– Чего?

– Педантично. Сжигать.

Лицо часового расплылось в ухмылке. А говорили, в Англии не слишком суровые законы…

– Так им и надо! – сказал он.

Что-то ткнулось ему в поясницу.

– Бросай оружие, – сказала Анафема за его спиной, – или я пожалею о том, что мне придется сделать.

И это правда, подумала она, когда часовой в ужасе замер. Если он не бросит автомат, он увидит, что у меня в руках палка, и я пожалею о том, что мне придется расстаться с жизнью.

* * *

У сержанта Томаса А. Дейзенбургера, что стоял у главных ворот, тоже были проблемы. Человечек в грязном плаще тыкал ему в лицо пальцем и что-то бормотал, а женщина, чем-то похожая на его матушку, говорила с ним очень настойчивым тоном, постоянно вставляя реплики совсем другим голосом.