Текст книги "Добрые предзнаменования"

– Э-э… – пробормотал Кроули, пытаясь спрятаться под сиденье. – Привет… э-э…

Кроваво-красный лишь мельком взглянул на него, словно намечая в качестве следующей жертвы, а потом повернулся к Адаму. Когда он заговорил, его голос был похож на жужжание миллионов мух, согнанных с лакомого кусочка падали.

У тех, кто услышал его первые слова, возникло такое ощущение, словно им по голой спине провели грубым напильником.

Он обратился к Адаму, который ответил:

– Что? Нет. Я уже сказал. Меня зовут Адам Янг. – Он оглядел красного с ног до головы. – А вас?

– Вельзевул, – подсказал Кроули. – Повелитель…

– Спасибо, Кроузззли, – прервал его Вельзевул. – С тобой мы поговорим позззжжже. Я уверен, тебе еззззддддь что мне сказззать.

– Э-э… – мямлил Кроули, – в общем, как бы это, случилось вот что…

– Ззззамолчи!

– Ладно. Ладно, – торопливо пробормотал Кроули.

– Так вот, Адам Янг, – начал Метатрон, – хотя мы, без сомнения, ценим оказанную тобой сейчас поддержку, но должны добавить, что Армагеддон должен быть сейчас. Возможны некоторые временные трудности, но это в конечном счете не должно помешать победе Добра.

– Ага, – шепнул Кроули Азирафелю. – Он имеет в виду, нам нужно разрушить мир, чтобы спасти его.

– Чему это не должжжно помешать, это еще нужжжно решить, – зажужжал Вельзевул. – Но решить это нужжжно сейчас, мальчик. Сие есть жжжребий твой. Так зззаписано.

Адам глубоко вздохнул. Люди за его спиной затаили дыхание. А Кроули и Азирафель давно перестали притворяться, что дышат.

– Просто я не понимаю, почему всех и все надо сжигать и тому подобное, – твердо сказал Адам. – Миллионы китов, и деревьев, и рыб, и овец, и так далее. И не затем, чтобы сделать что-то важное. Просто чтобы посмотреть, чья банда лучше. Совсем как мы с Джонсонитами. И даже если победите, то на самом деле вы их не побьете, потому что на самом деле вам этого не хочется. То есть, хочется, но не насовсем. Вы просто начнете заново. Вы просто будете посылать вот таких, как эти двое, – он показал на Кроули и Азирафеля, – чтоб запутывать людей. А быть людьми и так непросто, даже если никто тебя не путает.

Кроули повернулся к Азирафелю.

– Джонсониты? – прошептал он.

Ангел пожал плечами.

– Наверно, какая-нибудь ранняя еретическая секта. Типа гностиков. Или офитов. – Он нахмурился. – Или то были сетиты? Нет, я, видимо, путаю их с коллиридианами. Извини. Господи, да их сотни были, всех не упомнишь.

– Чтоб запутывать людей, – пробормотал Кроули.

– Это ничего не значит! – отрезал Метатрон. – Весь смысл создания Земли и Добра и Зла…

– Я таких по-вашему пустяков не понимаю, – сурово продолжал Адам. – Сначала создать людей людьми, а потом разозлиться, потому что они ведут себя, как люди. И потом, если прекратить говорить людям, что все устроится, когда они умрут, они могут постараться все устроить, пока еще не умерли. Если бы я был главный, я бы попробовал, чтобы люди жили подольше, как старик Маф-саил. Тогда было бы намного интереснее, и они, может, начали бы думать о том, что делают с экологией и с окружающей средой, потому что они через сто лет были бы еще живы.

– А! – Губы Вельзевула начали расплываться в улыбке. – Ты жжажжждешь править миром. Это больше похожжже на твоего От…

– Я уже все обдумал и не жажду, – оборвал его Адам. Он повернулся вполоборота и ободряюще кивнул ЭТИМ. – То есть кое-что можно и поменять, но тогда, кажется мне, люди будут все время приходить и просить все поправить, избавиться от мусора там, насажать им больше деревьев и так далее, и чего в этом хорошего? Это как будто ты должен за всех прибираться в их комнатах.

– Ты в своей-то комнате никогда не прибираешься, – заметила Язва за его спиной.

– Я вообще про свою комнату ничего не говорю, – мотнул головой Адам, имея в виду ту комнату, ковер которой безвозвратно скрылся из виду уже несколько лет назад. – Я про комнаты вообще. А не про свою личную комнату. Это просто фига речи. Вот я что хочу сказать.

Вельзевул и Метатрон посмотрели друг на друга.

– И вообще, – продолжал Адам, – мне и так трудно придумывать для Язвы и Уэнсли и Брайана, чем заняться, чтобы не было скучно, так что мне не нужно мира больше, чем у меня есть. Но все равно спасибо.

На лице Метатрона начало появляться выражение, знакомое всем, кто хотя бы раз столкнулся с уникальной логикой Адама.

– Ты не можешь отказываться быть тем, кто ты есть, – наконец заявил Глас Божий. – Слушай: твое рождение и твоя судьба – часть Великого Плана. Все должно произойти именно так. Все уже решено.

– Мятежжж – дело хорошее, – встревоженно зажужжал Вельзевул, – но есть вещщщи, которые выходят за рамки мятежжжа. Ты должжжен это понять!

– Я не собираюсь устраивать никакого мятежа, – рассудительно ответил Адам. – Я просто обращаю ваше внимание. Я вот считаю, что нельзя винить людей за то, что они обращают внимание. Я считаю, будет лучше не начинать войну, а просто посмотреть, чем занимаются люди. Если их больше не путать, они, может, начнут думать, как нужно, и, может, больше не будут портить свой мир. Я не говорю, что точно не будут, – честно добавил он, – но вдруг?

– Это бессмысленно, – покачал головой Метатрон. – Ты не можешь нарушить Великий План. Ты должен подумать. Это в твоих генах. Думай!

Сомнения охватили Адама.

Темные глубинные потоки всегда были рядом, шелестящий голос с их берегов шептал: да, так оно и есть, так оно всегда и было, ты должен следовать Плану, потому что ты его часть…

Какой длинный день. Он устал. Спасая мир, этот мальчик одиннадцати лет от роду остался почти без сил.

Кроули опустил голову на руки.

– На мгновение, всего на одно мгновение мне показалось, что у нас есть шанс, – пробормотал он. – Они встревожились. И это было здорово, только…

Он почувствовал, как Азирафель вскочил на ноги.

– Прошу прощения, – сказал ангел.

На него посмотрели все трое.

– Этот Великий План, – продолжал он, – это ведь непостижимый План, не так ли?

С минуту все молчали.

– Это Великий План, – категорически заявил Метатрон. – Ты прекрасно знаешь. И да будет мир, который через шесть тысяч лет завершится…

– Да, да, конечно, именно этот Великий План, – подтвердил Азирафель. Говорил он вежливо и с большим уважением, но при этом таким тоном, словно он – избиратель на встрече с кандидатом, задавший нежелательный вопрос и не намеренный уходить, пока не получит ответа. – Я просто спрашиваю, является ли он при этом и непостижимым. Хочу добиться полной ясности.

– Это не имеет значения! – отрезал Метатрон. – Понятно же, что это одно и то же!

Понятно, подумал Кроули. На самом деле они не знают. На его лице расплылась идиотская ухмылка.

– То есть на все сто процентов вы не уверены? – спросил Азирафель.

– Нам не дано понять непостижимый, – сказал Метатрон, – однако Великий План, конечно…

– Но Великий План может быть всего лишь крошечной частью большой общей непостижимости, – встрял Кроули. – Нельзя с уверенностью сказать, что сейчас происходит не то, что должно – с непостижимой точки зрения.

– Так зззззаписано! – взревел Вельзевул.

– Но ведь в другом месте может быть записано по-другому, – заметил Кроули. – Там, где вы прочесть не могли.

– Заглавными буквами, – вставил Азирафель.

– И подчеркнуто, – добавил Кроули.

– Два раза! – закончил Азирафель.

– Может быть, это испытание не только для мира, – предположил Кроули. – Может, это испытание и для вас тоже, а?

– Господь не играет в игры со своими верными слугами, – заявил Метатрон, но в голосе его промелькнуло беспокойство.

– Оп-па! – всплеснул руками Кроули. – Вы что, вчера на свет появились?

И все невольно посмотрели на Адама. Казалось, он о чем-то глубоко задумался.

Наконец он сказал:

– Не пойму, с чего это важнее, чего там написано, раз мы говорим про людей. И вообще, то, что написано, всегда можно просто вычеркнуть.

Порыв ветра пронесся над аэродромом. Над головами небесное воинство пошло рябью, словно мираж.

Наступила такая тишина, которая могла быть только за день до Творения.

Адам, улыбаясь, стоял перед двумя Сущностями, фигурка на грани между Раем и Адом.

Кроули схватил Азирафеля за руку.

– Знаешь, что случилось? – возбужденно зашипел он. – Его не трогали! Он вырос человеком! Он не Воплощенное Зло, и не Воплощенное Добро, он… он… просто… воплощенный человек!

А потом:

– Я думаю, – сказал Метатрон, – мне придется обратиться за новыми инструкциями.

– Мне тожжжже, – прожужжал Вельзевул. Его разъяренное лицо повернулось к Кроули. – И я доложжжу, что ты приложжжил к этому руку, можешь быть уверен. – Он уставился на Адама. – И мне даже страшно представить, что скажет твой Отец…

Раздался громоподобный взрыв. Шедуэлл, который уже несколько минут, трясясь от ужаса и возбуждения, возился с запалом мушкета, наконец взял себя в руки настолько, что смог нажать на курок.

Картечь пронеслась там, где только что стоял Вельзевул. Шедуэлл никогда не узнает, как ему повезло, что он промахнулся.

Небеса дрогнули и стали просто небом. Тучи над горизонтом начали расходиться.

* * *

Молчание нарушила мадам Трейси.

– Какие они были странные, – сказала она.

Она не имела в виду, что они были «странные», но выразить словами то, что она имела в виду, вряд ли возможно, если не брать в расчет нечеловеческих воплей. Человеческий мозг, однако, обладает изумительной целительной силой, и фраза «какие они были странные» была лишь частью процесса скоростного исцеления. Через полчаса ей будет казаться, что она просто слишком много выпила.

– Теперь все, как считаешь? – спросил Азирафель.

Кроули пожал плечами.

– Боюсь, для нас – нет.

– Не волнуйтесь, – кратко сказал Адам. – Про вас двоих я все знаю. Вам беспокоиться не о чем.

Он посмотрел на остальных ЭТИХ, которые старались не пятиться от него. Казалось, он о чем-то думает. Потом он сказал:

– Все равно было слишком много путаницы. Мне лично кажется, что всем будет намного лучше, если они все забудут. То есть не совсем забудут, а просто не смогут точно вспомнить, что здесь было. И тогда мы пойдем домой.

– Но ты же не можешь оставить все, как есть! – кинулась к нему Анафема. – Подумай, сколько всего ты можешь сделать! Сколько хорошего!

– Например? – осторожно спросил Адам.

– Ну… для начала ты мог бы оживить всех китов.

Адам глянул на нее искоса.

– И тогда люди не будут их убивать?

Она замолчала. Как было бы здорово ответить «да»…

– А когда люди начнут убивать их, что ты попросишь сделать с людьми? – продолжал Адам. – Нет. До меня вроде бы дошло, как тут быть. Стоит мне начать вмешиваться, и конца этому не будет. И, как я понимаю, разумнее всего дать людям понять, что если они убьют кита, все, что у них будет – мертвый кит.

– Очень ответственный подход, – заметил Ньют.

Адам поднял бровь.

– Просто разумный, – сказал он.

Азирафель хлопнул Кроули по спине.

– Похоже, мы выжили, – сказал он. – Страшно представить, что могло случиться, если бы мы хорошо выполнили свою работу.

– Угу, – отозвался Кроули.

– Автомобиль у тебя на ходу?

– Боюсь, с ним придется повозиться, – вздохнул Кроули.

– Я просто считаю, что мы могли бы подбросить этих добрых людей до города, – сказал Азирафель. – И разумеется, я должен пригласить мадам Трейси на обед. И ее молодого человека тоже.

Шедуэлл посмотрел себе за спину, а потом на торжествующее лицо мадам Трейси.

– Он о ком это? – спросил он.

Адам воссоединился с ЭТИМИ.

– А теперь, похоже, мы просто пойдем домой, – сказал он.

– Но что тут случилось на самом деле? – спросила Язва. – Ну то есть, все эти…

– Это уже неважно, – махнул рукой Адам, и они пошли за велосипедами.

– Но ты мог сделать столько… – сказала Анафема ему в спину.

Ньют мягко взял ее за руку.

– Не лучшая идея, – заметил он. – Завтра – первый день жизни, которая нам осталась.

– Ты знаешь, – она поглядела ему в глаза, – из всех избитых фраз, которые я просто ненавижу, эта – номер первый.

– Правда, здорово? – На лице Ньюта засияла счастливая улыбка.

– Почему у тебя на двери машины написано «Дик Терпин»?

– Просто шутка.

– Шутка?

– Потому что стоит нам появиться на большой дороге, и все останавливаются, – с несчастным видом признался он.

Кроули мрачно осматривал джип.

– Мне жаль, что ты лишился машины. – Азирафель тщетно пытался утешить его. – Я знаю, как ты ее любил. Может, если тебе удастся сосредоточиться…

– Все равно будет не то, – сказал Кроули.

– Да, наверно.

– Знаешь, я ведь ее купил совсем новенькой. Это была даже не машина, а просто как перчатка, в которую можно залезть целиком…

Он принюхался.

– Где горит? – спросил он.

Порыв ветра поднял тучу пыли и бросил ее обратно. Воздух раскалился, сгустился, и двигаться стало тяжело, как мухам в сиропе.

Кроули взглянул в полные ужаса глаза Азирафеля.

– Но ведь все кончилось! – начал он. – Уже ничего не может случиться! Этот… момент, или что там еще – он прошел! Все кончилось!

Земля содрогнулась с грохотом, который издает поезд метро, только этот ехал не под землей. Этот ехал наверх.

Кроули возился с зажиганием.

– Это не Вельзевул! – заорал он, стараясь перекричать ветер. – Это Он! Его Отец! Это не Армагеддон, это уже личные счеты! Да заводись ты, чтоб тебя!

Земля дрогнула под ногами Анафемы и Ньюта, и они покатились по вздыбившемуся бетону. Из трещин хлынули потоки желтого дыма.

– Это что, вулкан? – завопил Ньют. – Что это?

– Что бы это ни было, оно в ярости, – ответила Анафема.

Кроули за рулем джипа страшно ругался. Азирафель положил руку ему на плечо.

– Здесь люди, – сказал он.

– Да, – рявкнул Кроули. – И я!

– Я думаю, мы не можем допустить, чтобы с ними что-то случилось.

– Что ты… – начал Кроули и замолк.

– Я хочу сказать, что если подумать, мы причинили им достаточно неприятностей. Ты и я. За все эти годы. Тем или иным образом.

– Мы просто делали свою работу, – пробормотал Кроули.

– Ну да. И что? Множество людей за всю историю человечества просто делали свою работу, и посмотри, сколько они натворили.

– И ты предлагаешь попробовать остановить – Его?

– Что ты теряешь?

Кроули открыл рот, чтобы возразить, и понял, что ему нечего сказать. Все, что он мог потерять, он уже потерял. Худшего с ним произойти уже не могло. Он, наконец, ощутил себя свободным.

А еще, сунув руку под сиденье, он ощутил, что там лежит тяжелая монтировка. Пользы от нее, конечно, никакой, но, с другой стороны, пользы здесь не могло быть ни от чего. Более того, на самом деле значительно страшнее предстать перед Врагом Рода Человеческого с приличным оружием в руках. Тогда у тебя появится надежда, и будет только хуже.

Азирафель поднял меч, который уронила Война, и задумчиво взвесил его на руке.

– Ах, сколько лет я не прикасался к нему, – пробормотал он.

– Тысяч шесть, – отозвался Кроули.

– Подумать только, – сказал ангел. – Замечательный был день, без всякого сомнения. Старые добрые времена.

– Ну ты скажешь, – помотал головой Кроули. Грохот стал намного громче.

– В те дни люди понимали, что хорошо, а что плохо, – мечтательно сказал Азирафель.

– Именно. Вот и подумай об этом.

– Ах да. Слишком много путаницы?

– Вот-вот.

Азирафель поднял меч, и он вспыхнул с шипением, словно кусок магния.

– Стоит научиться, как это делается, и уже не разучишься, – улыбнулся он.

– Я просто хочу сказать, – добавил он, – если мы не сможем выпутаться… я буду знать, что глубоко внутри в тебе была искра добра.

– Ну конечно, – с горечью в голосе отозвался Кроули. – Только этого не хватало.

Азирафель протянул ему руку.

– Я рад, что мы встретились.

Кроули пожал руку Азирафеля.

– Увидимся, – сказал он. – И вот что, Азирафель…

– Да?

– Запомни: я буду знать, что глубоко внутри ты был негодяем ровно настолько, чтобы мне понравиться.

Послышалось шарканье, и их оттолкнул в сторону маленький, но разъяренно размахивающий Громовиком старикашка.

– Да я вам, слюнтяи южные, и хромую крысу в бочке не доверю придушить, – заявил он. – Кого мы тут теперь, значит, бьем?

– Дьявола, – без лишних слов объяснил Азирафель.

Шедуэлл кивнул, словно в этом не было ничего удивительного, бросил мушкет на землю и снял шляпу, обнажив шишковатый лоб, предмет зависти и почтения всех уличных мордобойцев.

– Так, значит, и думал, – сказал он. – Ну тогда я пущу в дело свою руку.

И они пошли прочь от джипа.

Ньют и Анафема смотрели им вслед. Шедуэлл шагал в середине, и они были похожи на стилизованную букву W.

– Что они еще задумали? – спросил Ньют. – И что… что с ними творится?

Плащи Азирафеля и Кроули лопнули по швам. Уж если идти на такое, то можно забыть о маскировке. Развернулись и распростерлись над головами крылья.

Вопреки распространенному мнению, крылья у демонов такие же, как у ангелов, только зачастую более ухоженные.

– Шедуэлл с ними! – крикнул Ньют, и, шатаясь, вскочил на ноги.

– Что такое «шедуэлл»?

– Он мой серж… замечательный старик, ты не поверишь… Я должен ему помочь!

– Помочь ему? – переспросила Анафема.

– Я давал присягу, и все такое! – Ньют запнулся. – Ну, что-то вроде присяги. И он мне заплатил жалованье за месяц вперед!

– А другие два кто тогда? Друзья твоего… – начала Анафема и вдруг замолкла. Азирафель повернулся, и она наконец его узнала.

– Я знаю, где я его видела! – закричала она и тоже вскочила, ухватившись за Ньюта, потому что земля под ногами плясала, как бешеная. – Пошли!

– Сейчас случится что-то страшное!

– Если этот гад повредил книгу – наверняка!

Ньют нащупал в лацкане пиджака армейскую шпильку. Он не знал, с чем им придется столкнуться на этот раз, но кроме шпильки, ничего не было.

Они побежали…

Адам посмотрел вокруг.

Он посмотрел под ноги.

На его лице появилось тщательно рассчитанное невинное выражение.

Борьба длилась всего мгновение.

Но Адам был дома.

Всегда, и теперь навсегда – дома.

Он быстро – так, что в воздухе мелькнуло лишь расплывчатое пятно – описал рукой полукруг.

…Азирафель и Кроули почувствовали, что мир изменился.

Грохот стих. Трещины пропали. Лишь там, где начинал бить вулкан сатанинской силы, теперь таяли облачка дыма и медленно тормозил автомобиль. Звук мотора был особенно громок в вечерней тишине.

Это был немолодой, но хорошо сохранившийся автомобиль. Чтобы его сохранить, не использовался метод Кроули, по которому, чтобы царапины исчезли, достаточно было просто пожелать. При взгляде на эту машину вы инстинктивно понимали, что она хорошо сохранилась потому, что ее владелец каждую неделю двадцать лет подряд делал все, что инструкция предписывает делать каждую неделю. Перед каждой поездкой он обходил ее, проверял фары и пересчитывал колеса. Серьезные мужчины, которые носят усы и курят трубку, написали серьезную инструкцию, в которой говорится, что надо делать именно так, и он делал именно так, потому что он был серьезным мужчиной, который носит усы и курит трубку, и не относится к таким предписаниям с небрежением, потому что если их не выполнять, к чему это приведет? У него была страховка, на самую правильную сумму. Он всегда держал скорость на пять километров ниже ограничения, но не выше шестидесяти километров в час. И он надевал галстук, даже по субботам.

Архимед говорил, что если бы ему дали достаточно длинный рычаг и на что опереться, он мог бы перевернуть Землю.

Он вполне мог опереться на мистера Янга.

Дверь машины открылась и из нее показался мистер Янг.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Адам! Адам!!!

Но ЭТИ уже во всю прыть мчались к воротам.

Мистер Янг посмотрел на всех оставшихся, которые потеряли дар речи. К счастью, Кроули и Азирафелю хватило самообладания, чтобы сложить крылья.

– Что он натворил на этот раз? – вздохнул он, в общем-то не ожидая ответа. – Куда делся этот мальчишка? Адам! Вернись сию же минуту!

Адам редко делал то, чего хотелось его отцу.

* * *

Сержант Томас А. Дейзенбургер открыл глаза в странном месте. Самым странным было то, насколько это место было ему знакомо. На стене висела его фотография из выпускного альбома и маленький звездно-полосатый флажок привычно торчал в кружке на столе, рядом с зубной щеткой. Даже плюшевый мишка в армейской форме сидел, где обычно. Полуденное солнце било в окно его спальни.

Пахло яблочным пирогом. Вот чего ему больше всего не хватало вечером в субботу, вдали от дома.

Он спустился вниз.

Матушка как раз вынимала из духовки огромный яблочный пирог, чтобы остыл.

– Привет, Томми, – сказала она. – Я думала, ты в Англии.

– Да, мам, по соответствующим уставным положениям я в данный момент расквартирован в Англии, мам, во имя защиты завоеваний демократии, мам, сэр, – доложил сержант Томас А. Дейзенбургер.

– Ну и хорошо, сынок, – сказала матушка. – Папа пошел в «Большой луг» с Честером и Тедом. Они будут рады тебя видеть.

Сержант Томас А. Дейзенбургер кивнул.

Он снял каску армейского образца и куртку армейского образца и закатал рукава рубашки армейского образца. На какое-то мгновение вид у него стал более задумчивым, чем когда-либо в жизни. Отчасти его мысли были связаны с яблочным пирогом.

– Мам, в том случае, если какое-либо лицо выразит намерение наладить и осуществить связь с сержантом Томасом А. Дейзенбургером посредством каналов телефонной связи, мам, сэр, таковое лицо…

– Что-что, Томми?

Том Дейзенбургер повесил автомат на стену, рядом со старой отцовской винтовкой.

– Я говорю, мам, если кто позвонит, я пошел в «Большой луг» к папе, Честеру и Теду.

* * *

К воротам авиабазы медленно подъехал фургончик и остановился. Часовой, заступивший на пост в полночь, выглянул из окошечка, проверил документы водителя и открыл ворота.

Фургончик завилял по бетонным дорожкам.

Он остановился на пустой посадочной полосе, неподалеку от двух мужчин, которые сидели там с бутылкой вина. Один из них был в темных очках. Странно, но никто вокруг не обращал на них ни малейшего внимания.

– Так ты считаешь, – спросил Кроули, – что Он все это так и запланировал? С самого начала?

Азирафель аккуратно вытер горлышко бутылки и вернул ее.

– Мог, – кивнул он. – Вполне. Можно ведь и Его самого спросить, я думаю.

Кроули пожал плечами:

– Насколько я помню (а мы, в общем-то, никогда не были настолько близки, чтобы вести долгие беседы) Он не особенно любил давать прямые ответы. На самом деле, на самом деле Он вообще никогда не давал ответа. Просто улыбался, как будто знает что-то, чего не знаешь ты.

– И это, разумеется, правильно, – заметил ангел. – Иначе какой смысл?

Они помолчали, задумчиво глядя вдаль, словно вспоминая что-то, о чем ни тот, ни другой давно уже не вспоминали.

Из фургончика вылез водитель. В руках у него были картонная коробка и пара длинных щипцов.

Прямо на бетоне лежали корона из тусклого металла и небольшие весы. Водитель поднял их щипцами и аккуратно уложил в коробку.

Потом он подошел к мужчинам с бутылкой.

– Извините, господа, – сказал он, – тут где-то еще вроде как меч должен быть, или, то есть, здесь вот так говорится, и я подумал…

Азирафель смущенно огляделся вокруг, потом, в некотором недоумении, встал и обнаружил, что уже не меньше часа сидит прямо на мече. Он нагнулся и поднял его.

– Извините, – сказал он и положил меч в коробку.

Водитель поправил кепку с эмблемой «Интернешнл Экспресс» и сказал, что не стоит извиняться, и что ему их Бог послал, их обоих, раз они тут, потому что кому-нибудь ведь нужно расписаться за то, что он должным образом собрал все, за чем его послали, и что вот ведь денек выдался, а?

Азирафель и Кроули оба согласились с ним, что действительно выдался, и Азирафель расписался в блокноте, который протянул ему водитель, удостоверив, что корона, весы и меч имеют быть получены в хорошем состоянии и подлежат доставке по неразборчивому адресу, что и будет оплачено со счета со смазанным номером.

Водитель пошел обратно к фургону. Потом он остановился и обернулся.

– Если я расскажу жене, что со мной сегодня случилось, – сказал он печально, – она ни за что не поверит. И мне не в чем ее винить, потому как я и сам бы не поверил. – И он взобрался в фургон и уехал.

Кроули поднялся на ноги, чуть-чуть пошатываясь, и протянул руку Азирафелю.

– Ладно, – вздохнул он. – Поехали в Лондон.

Он сел за руль джипа. И никто их не остановил.

В джипе была магнитола. Даже по американским меркам магнитолы не входят в комплект армейских автомобилей, но Кроули, не задумываясь об этом, предполагал, что все машины, за руль которых он садится, оснащены магнитолами, и, соответственно, этот джип тоже стал оснащен магнитолой почти в ту же секунду, как он в него сел.

На кассете, которую он поставил, была надпись «Гендель. Музыка воды», и она оставалась «Музыкой воды» Генделя до самого дома.