Текст книги "Поцелуй шелки"

Глава XV

В пять часов приходит Джереми, чтобы сопроводить меня на ужин. За несколько минут до этого Подаксис вышел через окно, пообещав в мое отсутствие изучить планировку церкви. Чем больше мы узнаем о нашем окружении, тем больше вероятность, что моя миссия пройдет успешно. Поскольку для личных свиданий Дориан будет выбирать места сам, мне нужно спланировать все так, чтобы я сумела поцеловать его в любом из них. Несмотря на заверения Нимуэ в том, что отыскать связь между мной и смертью Дориана будет невозможно, я все же хочу сделать все, что в моих силах, чтобы избежать подозрений.

– Столовая прямо здесь, мисс Мэйзи, – сообщает Джереми, останавливаясь перед открытой дверью.

Я вытряхиваю из головы нездоровые мысли и вхожу в комнату. Она простая, без окон, со стенами, оклеенными кремовыми обоями и увешанными старомодными картинами в толстых деревянных рамах. Стол представляет собой длинный, покрытый скатертью с цветочным рисунком прямоугольник, на котором стоит множество подносов. Бросив взгляд вдоль стола, я обнаруживаю, что все остальные участницы уже прибыли. Кроме них, в столовой больше никого нет. Некоторые девушки болтают друг с другом, в то время как другие бросают на соперниц ледяные взгляды. Самые холодные особы из всех собравшихся – Ванесса и Грета – сидят по разные стороны у главы стола. Хотя большая часть холода исходит от Ванессы, которая наблюдает за другой девушкой, стиснув зубы. Грета же, наоборот, с безмятежной улыбкой хлопает ресницами, как будто даже не догадывается о гневе Ванессы.

Брайони встает из-за стола и подходит ко мне.

– Ты слишком опоздала, чтобы претендовать на лучшие места, – говорит она с ухмылкой.

– Лучшие места? – хмурюсь я.

Она кивает в сторону Ванессы и Греты.

– Мы предполагаем, что Дориан будет сидеть во главе стола.

Полагаю, это само собой разумеется. Дома, когда я ела за королевским столом, отец тоже сидел во главе. Это место, должно быть, считается очень почетным, но не думаю, что еда оттуда кажется вкуснее.

– Нам, вероятно, тоже следует занять свои места. – Брайони возвращается к столу, и я следую за ней, занимая стоящий напротив нее стул, прямо в середине стола. Остальные три участницы, расположившиеся в дальнем конце, продолжают болтать.

– Не такого званого ужина я ожидала, – говорит Ванесса со своего почетного места. – Нас должны были собрать в гостиной, а после сопроводить на наши места. Свободных стульев еще много, а это значит, что будут присутствовать и другие гости. А я ведь надела для этого свое лучшее платье. – Она оглядывает стол и останавливает свой взгляд на мне, а когда мельком смотрит на Брайони, ее губы кривятся в ухмылке. – Похоже, не у всех из нас хватило порядочности переодеться.

– А мне следовало переодеться? – Я бросаю взгляд на свой наряд, затем на других девушек. Брайони и я – единственные, кто остались в той же одежде. Все остальные надели платья, причем те, что выбрали Ванесса и Грета, можно назвать самыми элегантными. На Ванессе напоминающее кондитерское изделие платье из шелка цвета фуксии, украшенное кружевами, а на Грете – платье из зеленого атласа с черными рукавами, расшитыми бисером. Три другие девушки, по сравнению с этими двумя, ограничились более простыми нарядами. Неожиданно я чувствую, что моя одежда совсем не к месту. Мне и в голову не приходило, что к обеду следует переодеться. Тем более я взяла с собой не так уж много нарядов и приберегала самый лучший на завтра для личной встречи с Дорианом. Что теперь, когда я думаю об этом, кажется мне абсурдным, учитывая, что моя цель – убить этого юношу.

Мой желудок скручивает, но я отказываюсь поддаваться мрачным мыслям.

Свобода. Просто сосредоточься на свободе, которую ты получишь после этого.

И на том факте, что умрешь, если не выполнишь порученное тебе задание.

Ванесса усмехается, возвращая тем самым меня к реальности.

– А ты точно принцесса? Потому что ты не ведешь себя как одна из них.

Я открываю рот, но Брайони опережает меня.

– Не всем коровам нужно мычать, чтобы убедить других в том, кто они есть. – Она оглядывает Ванессу с ног до головы, затем натягивает на губы застенчивую улыбку. – Очевидно.

– Что ж, а я вот думаю, что все сегодня выглядят великолепно, – говорит Грета Гартер и, не обращая внимания на царящее в комнате напряжение, взмахивает рукой. С другого конца стола она одаривает каждую из нас сияющей улыбкой. Когда ее взгляд останавливается на девушке, сидящей напротив нее, Грета нагибается, чтобы коснуться кончика носа Ванессы. – Не хмурься, дорогая, у тебя появятся морщины.

– Еда выглядит… сносно, – ровным тоном замечает одна из тех девушек, что заняли другую сторону стола. Кажется, ее зовут Фрэнни, та, что выглядела крайне безразличной, когда ее представили Дориану. У нее широкие плечи и каштановые волосы, заплетенные в две косы, которые скреплены вместе петлей на шее. Фрэнни смотрит на жареные овощи, рыбу и что-то еще, похожее на кашу. – Мы должны подождать их? Я просто умираю с голоду.

Я пожимаю плечами и продолжаю осматривать блюда. В еде я никогда не была избирательной, но должна признать, угощения довольно простые. Рыба выглядит аппетитно, но… Подождите-ка!

– Пожалуйста, скажите мне, что это люми! – Я тянусь через стол к тому, что выглядит, как мое самое любимое лакомство… только чтобы обнаружить, что это всего лишь булочка. – О, какое разочарование.

– Что именно вас разочаровало? И что такое люми? – слышу я глубокий и пусть не совсем знакомый голос, но все же понимаю, кому он принадлежит, еще до того, как вижу говорящего.

Когда Дориан проходит через дверной проем, в моей голове не остается ни одной связной мысли. Его взгляд прикован ко мне, склонившейся над обеденным столом, с рукой, что все еще тянется к миске с булочками. В комнате воцаряется тишина, а остальные девушки встают в почтительном приветствии. Мне же приходится искать изящный способ выпрямиться. Виктор и Биллиус, а также пара братьев, с которыми я незнакома, следуют за Дорианом. Все они одеты в черные мантии братства. Очевидно, мужчины не сочли нужным наряжаться. Везет же некоторым. Замыкает шествие репортер Глинт МакКриди. К моему счастью, фотографа, похоже, среди присутствующих нет. За день у меня получилось более чем достаточно неловких фотографий.

– Ты никогда не пробовал люми, брат Дориан? – посмеиваясь, отец Виктор подходит к Дориану и хлопает его по плечу. Меня охватывает облегчение, когда священник отвлекает от меня внимание. – Это следует исправить. Но не сегодня. Сегодня вечером мы поужинаем скромными подношениями. – Священник оглядывает комнату, затем откидывает голову назад. – Должен сказать, дамы, вы выглядите замечательно. Хотя мне следовало бы уточнить, что планируется простая трапеза, а не званый ужин.

Брат Биллиус оглядывает участниц гораздо более внимательным взглядом.

– Юные леди действительно любят ослеплять своим великолепием, – говорит он с зубастой ухмылкой.

– По крайней мере, присядьте, – замечает Виктор и, к большому ужасу Ванессы и разочарованию Греты, в котором она надувает губы, направляется прямо во главу стола.

Когда священник опускается на стул, Ванесса прячет свой свирепый взгляд за ухмылкой.

– Простите меня за дерзость, отец Виктор, но разве не Дориан должен здесь сидеть? Ведь этот ужин устроен в его честь, верно?

Виктор краснеет, переводя взгляд с Ванессы на Дориана.

– Все верно, моя дорогая. Как глупо с моей стороны. Я так привык сидеть здесь…

– Нет, – возражает Дориан, прежде чем священник успевает подняться. Выражение его лица напоминает ту холодную маску, что была, когда он стоял на помосте, а тон звучит сугубо официально. – Как священник, вы являетесь голосом Всемогущего и главой этой церкви. Вы останетесь сидеть во главе стола, где вам и место. Я же найду место среди своих потенциальных невест. – С этими словами он подходит к столу и занимает место рядом со мной. Слева от него – Фрэнни, а справа от меня, между мной и Гретой, – другой брат. Биллиус располагается между Ванессой и Брайони, в то время как Глинт МакКриди садится напротив Дориана, а Агнес и Джози остаются справа от него.

На осознание того, что я единственная, кто еще не присел, мне требуется чересчур много времени. Жар приливает к щекам, когда я опускаюсь на стул и пытаюсь взять себя в руки. Почему я так волнуюсь?

– Несмотря на то, что это неофициальный ужин, – говорит Виктор, – мы все же произнесем молитву. Позвольте нам…

– О, могу я удостоиться чести произнести ее? – спрашивает Ванесса с излишним энтузиазмом. Виктор хмурится, но выражение его лица быстро сменяется на веселье. – Конечно, мисс Кортер. Я и мечтать не смею о том, чтобы встать на пути чьей-то любви к Всевышнему. Давайте возьмемся за руки. – Виктор разводит руки в стороны, и Ванесса со скромной улыбкой сжимает его ладонь и закрывает глаза.

– О, – удивленно произносит Грета и тоже берет священника за руку. Вот и все, что происходит, прежде чем в мою сторону простираются две ладони: одна от брата, что сидит справа от меня, и другая, слева – от Дориана. Я оглядываю сидящих за столом и вижу, что все, за исключением меня, образовали цепочку из сцепленных рук.

Я перевожу взгляд с одной раскрытой ладони на другую и, наконец, кладу свои, затянутые в перчатки, поверх них. Рука справа от меня кажется вялой, как дохлая рыба, в то время как левая – просто теплая и твердая. Ванесса начинает молитву со слов «Дорогой Всемогущий», но я с трудом могу сосредоточиться на том, что именно она произносит. Мое внимание сузилось до каждой точки, в которой Дориан в своей перчатке прикосается ко мне. Прикосновение человека, которого я спасла. Того, кого я скоро убью. Это чувство настолько всепоглощающе, что у меня сжимаются легкие. Я смотрю на наши сцепленные руки, но заставляю себя отвести взгляд и сосредоточиться на чем угодно, кроме юноши, что сидит рядом со мной.

Глубоко вздохнув, я смотрю через стол и обнаруживаю, что все остальные закрыли глаза. Хотя Грета время от времени украдкой приоткрывает один. Кажется, она единственный человек за этим столом, который мыслями так же далеко, как и я. Даже Брайони с легкостью держит за руки своих спутников, сохраняя веки плотно закрытыми, пока Ванесса без умолку болтает о щедрости приготовленного ужина.

Я продолжаю оценивать собравшихся, но когда мой взгляд падает на другой конец стола, краем глаза я вижу Дориана. Я разрываюсь между желанием отвести взгляд и воспользоваться возможностью изучить его, пока он этого не замечает. Последнее желание побеждает, и я медленно приближаю к нему свое лицо, ровно настолько, чтобы разглядеть темные ресницы, завиток волос, полноту губ…

Его веки трепещут, и Дориан открывает глаза, слегка поворачиваясь ко мне.

Когда мы встречаемся взглядами, мое сердце колотится о ребра. Я тут же зажмуриваюсь и отворачиваю лицо, пытаясь не обращать внимания на то, какой теплой стала моя все еще лежащая поверх его руки ладонь. В кои-то веки я рада, что надела перчатки, потому что у меня наверняка вспотели руки. Мое сердце продолжает колотиться, когда Ванесса заканчивает молитву. Я не смею открыть глаза, не смею позволить себе даже подумать о том, смотрит ли Дориан на меня.

– Да будет благословен Его Святой Огонь, – говорит отец Виктор.

– Да будет благословен Его Святой Огонь, – эхом отзываются братья.

Когда Дориан отпускает мою руку, я снова могу дышать, но странным образом застываю на месте. Отсутствие прикосновения тяжело воспринимается в одной пустой ладони и кажется совершенно несущественным в другой.

«Это чувство вины, – говорю я себе. – Вот что ты чувствуешь».

Этого достаточно, чтобы заставить меня засомневаться во всем, что я делаю. Действительно ли я готова убить человека?

Дориан смотрит на меня так, словно я высказала свои мысли вслух. У меня перехватывает дыхание, когда он наклоняется немного ближе.

– Вы в порядке, мисс… Я имею в виду Ваше высочество? – Вопрос хоть и вежливый, но в нем нет и намека на теплоту.

– Я в порядке, – спешу заверить я, но Дориан не отводит взгляда. Выражение его лица жесткое, настороженное, и глаза полны не беспокойства, а чего-то совершенно другого.

Презрения? Отвращения? Подозрения?

Убийца фейри ищет невесту-фейри.

Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, почему нахожусь здесь. Почему он здесь. Ему нет дела ни до меня, ни до фейри, ни до этого конкурса. Он только хочет найти невесту-фейри, чтобы получить гражданство, которое Совет Альфы не хочет ему предоставлять. Потому что когда-то он убил фейри. Потому что его отец был злым человеком, вытворяющим мерзости с моим народом. Потому что сам Дориан пошел по стопам отца, присоединившись к церкви, что когда-то спровоцировала восстание, в результате которого погибли тысячи людей.

Даже будь Дориан самым добрым существом на земле, правда остается правдой. Это вопрос жизни и смерти. Если не умрет он, это сделаю я. Проклятие Нимуэ настигнет меня через семь дней.

Когда выбор стоит между его жизнью и моей, принять решение просто.

Я выбираю себя.

Глава XVI

Когда мы приступаем к ужину, Глинт МакКриди начинает задавать вопросы Дориану и участницам конкурса, записывая ответы в свой блокнот. Своими многословными ответами Ванесса и Грета, похоже, соревнуются за его внимание. Первая рассказывает о своей страсти к церкви, в то время как вторая рассуждает о своих личных симпатиях вроде музыкального театра и антипатиях вроде тараканов.

Большинство времени я отмалчиваюсь, но делаю это неспециально. Несмотря на все мои попытки игнорировать близость Дориана, я обнаруживаю, что слишком хорошо осведомлена о каждом его движении. Наши стулья расположены достаточно далеко друг от друга, чтобы после инцидента с рукопожатием избежать случайных соприкосновений, но все же мои мышцы напряжены так, будто я ожидаю удара с его стороны в любой момент.

Мужчине справа от меня, которого, как я узнала, зовут брат Кристофер, я уделяла столько внимания, что он запросто мог отравить мою еду. Хотя он, в отличие от Дориана, за весь вечер сказал мне больше трех слов. На самом деле, как по мне, так он оказался даже болтливым, постоянно спрашивая меня, нравится ли мне еда, нахожу ли я свою спальню удобной, какой цвет предпочитаю. Учитывая такое же внимание братьев к другим участницам, я начинаю задаваться вопросом, не является ли эта трапеза какой-то уловкой, чтобы показать и других холостяков церкви Святого Лазаро. Брат Биллиус, похоже, проникся искренней симпатией к Ванессе. Он уже полдюжины раз предложил ей дополнительную порцию каждого блюда и даже попытался разрезать ее рыбу на кусочки удобного для пережевывания размера. Тем временем она делала все возможное, чтобы игнорировать его.

– Вы достаточно поели? – спрашивает брат Кристофер, будто бы цитируя страницу из книги «Разговоры за обедом», что написал Биллиус. – Могу я предложить вам еще одну булочку?

Я смотрю в свою тарелку. Мне едва удалось съесть больше нескольких кусочков рыбы.

– Нет, спасибо, – отвечаю я так вежливо, как только могу.

– Но вам, кажется, они пришлись по душе, – продолжает он. – То есть, когда я только вошел в столовую, вы, похоже, очень стремились к ним.

Мои щеки пылают при воспоминании о неловком положении, в котором я оказалась ранее.

– Я думала, это люми, – бормочу я, прерывая продолжение беседы глотком воды.

К моему ужасу, Дориан поворачивается ко мне.

– Я так и не узнал, что такое люми.

Я чуть не захлебываюсь, когда он впивается в меня взглядом. Мне требуется несколько ударов сердца, чтобы подобрать слова.

– Это… десерт.

Он ждет от меня подробностей, но я, кажется, не могу придумать лучшего объяснения. Какого черта я замираю всякий раз, когда он смотрит на меня? Таким образом дает о себе знать мое чувство вины? Если бы я пыталась выиграть награду самого очевидного убийцы, уже держала бы трофей в руках.

К счастью, меня спасает Глинт МакКриди.

– Отец Виктор, могу ли я задать довольно деликатный вопрос?

Священник любезно кивает.

– Я ценитель правды, так что готов ответить на любые ваши вопросы.

Репортер наклоняется вперед, держа ручку наготове.

– Поскольку речь идет о членах религиозного братства, я ожидал, что обязательным станет обет безбрачия. Разве братья Святого Лазаро отказались от подобных традиций?

Розовый румянец ползет по шее отца Виктора, но в остальном он остается невозмутимым.

– Мы действительно соблюдаем подобные клятвы, мистер МакКриди. Тем не менее наша церковь процветает за счет своих прихожан, поэтому мы пытаемся сделать все возможное, чтобы увеличить их число. По этой причине в нашей церкви есть то, что мы называем орденами. Когда брат вступает в орден, он больше не обязан проводить свою жизнь исключительно в церкви. В глазах общественности он становится лицом трех главных принципов Святого Лазаро: истины, служения и силы. Он может жениться, жить вне церкви и даже найти работу, которая позволит ему представлять свой орден.

– Связана ли разница в ваших нарядах с этими самыми орденами? – спрашивает Глинт.

– Да, – отвечает Виктор. Он указывает на Дориана, а затем на Кристофера. – Эти молодые люди вступили в орден, брат Дориан принадлежит к ордену силы, а брат Кристофер – к ордену служения. По их курткам можно понять, что они были выбраны, поскольку остальные из нас носят мантии. У брата Кристофера своя квартира в центре города, а на работе он готовит еду для бедных. – После этого Виктор кивает в сторону Биллиуса. – Брат Биллиус тоже намерен вступить в орден, как только найдет невесту. На данный момент он исповедуется здесь, в церкви, чтобы подготовить себя к вступлению в орден истины. Как вы видите, некоторые братья становятся членами ордена до вступления в брак, в то время как другие ждут, пока у них появится для этого причина.

– Ах, – отзывается Глинт, делая пометки в своем блокноте. – Большое вам спасибо за столь подробное объяснение. А чем, позвольте спросить, занимается брат Дориан? Каковы обязанности брата из ордена силы? – Взгляд репортера перемещается с Дориана на Виктора, хотя ни один из них не отвечает сразу.

Выражение лица Виктора выдает легкий дискомфорт от подобного вопроса, но его тон остается сердечным, когда он наконец говорит:

– В наши дни орден силы стал менее многочисленным. Когда-то он представлял частные военные силы церкви. Но после войны, а затем и восстаний… Что ж, мы больше не обучаем братьев сражаться. К тому же нам не разрешено носить с собой оружие. Все это к лучшему, – последнюю фразу священник добавляет довольно поспешно.

Глинт косится на отца Виктора.

– Тогда что именно делает брат Дориан? Как он демонстрирует свой орден в глазах общественности?

Виктор улыбается, но его улыбка больше похожа на гримасу.

– Нам еще предстоит решить, как именно брат Дориан будет поддерживать орден силы. Видите ли, он все еще живет в церкви.

Глинт открывает рот, чтобы задать еще один вопрос, но Дориан прерывает его резким тоном:

– Существуют способы продемонстрировать силу и без применения оружия. Сила духа, например. Сила сердца. Сила характера. Даже сила тела может быть достигнута без какого-либо насилия. Я восхищаюсь силой как качеством, поэтому и выбрал этот орден.

Глядя на макушку этого юноши, я борюсь с желанием прищуриться. Дориан подобрал довольно красивые слова, но я не могу не думать о его отце. Астерн Арико принадлежал к ордену силы и, судя по всему, тоже восхищался этим качеством. Он восхищался им до такой степени, что основал нелегальный бойцовский клуб с фейри. Это настоящая причина, почему Дориан выбрал именно этот орден? Он хотел быть похожим на своего отца? Нимуэ, конечно же, в первую очередь, предположила бы именно это.

Кстати говоря, я удивлена, что никто не упоминает о наследстве Дориана. Никто даже не спрашивает об этом. Тогда мне приходит в голову, что я, возможно, единственная участница, которая знает правду о его прошлом, о том, что он использует религиозное убежище, чтобы остаться на острове. Все остальные, включая репортера, похоже, предполагают, что Дориан уже давно в братстве. С другой стороны, когда я впервые увидела фотографию Дориана на вывеске возле церкви, то предположила то же самое.

– Спасибо за объяснение, брат Дориан, – говорит Глинт. – А теперь мне хотелось бы узнать, правда ли то, что вы недавно потерпели кораблекрушение?

От этого вопроса у меня перехватывает дыхание. Возможно, в конце концов, репортер не так уж и не осведомлен. Дориан застывает на месте. Я наблюдаю, как он осторожно кладет вилку и вытирает губы салфеткой.

– Почему вы спрашиваете об этом? – говорит он.

Репортеру удается не побледнеть под пристальным взглядом темных глаз Дориана.

– Источники сообщают, что был замечен мужчина, которого принесли с берега в церковь. Большинство предположило, что этим мужчиной были вы.

Дориан разминает челюсть, взад-вперед. Он бросает быстрый взгляд на отца Виктора, который отвечает кивком.

– Я действительно потерпел кораблекрушение, но, как видите, мне удалось выжить.

Я удивлена, что он не воспользовался возможностью заявить, что на его корабль напали. Признание Дориана в том, что он стал мишенью для фейри, могло бы наделать много шуму. Люди имеют право потребовать расследования. Если станет известно, что Совет Альфы санкционировал убийство человека, может вспыхнуть еще одно восстание. Если только во время расследования Совету не удастся убедить всех, что Дориан злодей. На что они вполне способны.

Возможно, в этом случае Дориану действительно лучше промолчать. В конце концов, вполне разумно, что фейри не станут выступать против него, если он воздержится от неоднозначных высказываний в их адрес. Хотя неверность данного предположения доказывает мое присутствие здесь сегодня вечером.

– Почему вы были на корабле? – спрашивает Ванесса. – Это была рабочая поездка?

– Я шел из Бреттона, – вот и все, что отвечает Дориан.

– Как вам удалось пережить кораблекрушение? – продолжает Глинт.

– Я поплыл к берегу.

– Как? Будучи человеком, вы не смогли бы преодолеть барьер в одиночку.

Дориан колеблется, прежде чем ответить:

– Я был не один.

Я замираю. Мое сердце тяжело колотится в груди.

Репортер наклоняется ближе, его глаза горят восхищением.

– Кто-то спас вас?

Дориан поочередно сжимает и разжимает пальцы той руки, что лежит на столе, возле тарелки.

– Да, – наконец произносит он.

Глинт уже соскальзывает на самый краешек своего стула, и кажется чудом, что он еще не свалился на пол.

– Кто же?

Я задерживаю дыхание, ожидая, что Дориан посмотрит на меня, подаст какой-нибудь знак, что ему известно, кто я такая, однако он лишь качает головой.

– Я не помню.

По какой-то возмутительной причине мое сердце замирает от его ответа, но это чувство быстро сменяется возмущением. Как он посмел меня забыть?

– Вы не помните? Но… разве никто вам не сказал? – Глаза Глинта МакКриди, вспыхнув, останавливаются на мне. – Ваш спаситель сидит за этим самым столом.

Кровь отливает от моего лица, и все негодующие мысли возвращаются обратно.

«Пожалуйста, не называй мое имя. Пожалуйста, не называй мое имя».

Дориан закрывает глаза.

– Прошу прощения?

– Это принцесса Мэйзи, – объявляет репортер, и, когда каждая пара глаз обращается ко мне, я жалею, что не могу просто испариться. Ванесса смотрит на меня так, словно я всеми силами пыталась привлечь к себе внимание, танцуя обнаженной на столе. Грета же смотрит с такой широкой улыбкой, что можно подумать, перед ней разыгрывается развлекательное шоу.

Глинт продолжает говорить, в этот раз обращаясь ко мне:

– У меня имеются достоверные сведения, Ваше высочество, что вы упомянули о спасении брата Дориана, когда записывались на конкурс. Вы сказали, что это одна из причин, по которой вы хотели бы в нем участвовать. У меня здесь ваша цитата, в которой говорится: «Я безумно влюблена в него. Сделаю все, чтобы завоевать его сердце».

Я низко сползаю на своем стуле, в очередной раз проклиная Зару за впечатление, которое она создала обо мне. Неужели нужно было заходить так далеко?

Дориан медленно поворачивается ко мне, и выражение его лица такое же суровое, как и всегда.

– Так это вы спасли меня? Почему я не слышал об этом раньше?

Я открываю рот, но ни одного слова не срывается с моих губ. Мой язык заплетается, как водоросли на морском берегу.

– Я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, – замечает Глинт.

Я перевожу взгляд с Дориана на репортера, пытаясь придумать что-нибудь – что угодно, – чтобы сменить тему разговора. Но затем чувствую, как что-то дергает меня за юбку. Я опускаю взгляд и обнаруживаю красную клешню, вцепившуюся в подол, а затем похожий на гриб панцирь Подаксиса. При виде лучшего друга меня охватывает облегчение, позволяющее хотя бы на мгновение отвлечься. Он снова дергает меня за юбку, и я вижу, как он произносит что-то одними губами.

Я снова обращаю внимание на пристальные взгляды собравшихся, затем смотрю на свою тарелку. Одним быстрым движением я подношу руку к столу и смахиваю на пол лежащую на краю вилку.

– Позвольте мне поднять ее для вас, – говорит брат Кристофер, но я ныряю вниз прежде, чем он успевает даже пошевелиться.

Я хватаюсь за ручку вилки как раз в тот момент, когда Подаксис шепчет:

– Скажи, что не будешь ни подтверждать, ни опровергать их утверждения.

– Что это вообще значит?

– Просто скажи! Подобное постоянно пишут в газетах. Таким образом ты не признаешься, что сделала это, но и не отрицаешь подобного. Это ложь без лжи, в которой ты так хороша.

– Ладно, – соглашаюсь я, выпрямляюсь и внезапно выпаливаю: – Я не стану ни подтверждать, ни опровергать подобные утверждения.

Ответом мне становится полнейшая тишина. Все усугубляет Дориан, который продолжает на меня пялиться. Я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом. Что я увижу в его глазах? Благодарность? Удивление? Испуг, вызванный тем, что мне известна его тайна? Вопрос, по какой именно причине я пришла сюда?

Пот начинает стекать по моему затылку.

– Кто такой святой Лазаро? – Голос Брайони разрывает тишину, и я благодарна ей как никому другому.

– О, да! – говорит отец Виктор, как будто ему так же, как и мне, не терпится поговорить о чем-то другом. – Я даже не задумывался, что не все из вас знают о нашем любимом святом и его мученичестве.

– Каким именно пыткам его подвергли? – спрашивает Грета дрожащим от волнения голосом. – Недавно я видела пьесу, в которой разыгрывалось самое ужасное и самое реалистичное потрошение, после которого он медленно сгорел дотла.

Виктор моргает, глядя на девушку, как будто не может понять причину ее энтузиазма. Затем он прочищает горло.

– Святой Лазаро был приговорен к смерти на костре после того, как люди осудили его за то, что посчитали бредом безумца. В последние дни своей жизни он был сам не свой, и люди думали, что в него вселился дьявол. Он непреклонно повторял, что фейри придут за всеми нами. Заметьте, все происходило еще до первой войны, во времена, когда считалось, что плохое обращение с фейри вызовет их гнев. Поэтому Лазаро и убили. Позже, после начала первой войны, слова святого Лазаро превратились из бреда в пророчество.

– Так вот на чем основана эта церковь? – спрашивает заговорившая впервые за вечер Фрэнни. Она все еще выглядит так, будто очень хочет оказаться где-нибудь еще. – На бреде сумасшедшего?

Священник хихикает.

– О нет, конечно, нет. До своей кончины Лазаро был гораздо большим, чем просто сумасшедшим. Он был не только щедрым филантропом, но и ученым, искателем истины. Он финансировал первое исследование фейри и стал основоположником научных гипотез о происхождении их таинственных способностей.

– Хотите сказать, что он ставил на них эксперименты, – приторно замечает Брайони. – Не забудьте еще рассказать о том, что перед смертью он назвал им же созданную науку ошибочной и заявил, что фейри – потомки демонов.

– Да, он проводил эксперименты на фейри, – говорит, не смущаясь, отец Виктор, – и, возможно, отрекся от своих работ перед смертью, но его ранние открытия стали основой для дальнейших исследований, что позволило продвинуться вперед современной науке.

– Как вы думаете, это правда, что святой Лазаро был проклят одним из своих подопытных? – спрашивает Брайони, пытаясь скрыть улыбку за серьезным выражением лица. – Поэтому он сошел с ума?

Отец Виктор пренебрежительно отмахивается.

– Самое главное, моя дорогая, это то, что церковь Святого Лазаро в том виде, в котором она существует сегодня, следует не прошлому святого Лазаро, а его наследию – трем основным принципам, которые он отстаивал. Силе, истине и служению.

– Какой из этих принципов вы отстаивали, когда восстали против фейри? – спрашивает Фрэнни, сверля священника взглядом. – Почему вашей церкви приписывается так много темных дел?

Ванесса ахает.

– Это довольно неуважительный вопрос, мисс Делафонт. Как вы смеете…

– Все в порядке, моя дорогая. – Он успокаивает Ванессу взмахом руки, а затем обращается к Фрэнни: – Я всегда рад откровенному разговору о нашей вере. Да, люди из нашего братства совершали ужасные поступки, но не стоит считать зло собственностью одного человека, одной группы или одной организации. Зло – достояние людей. Оно может быть свойственно кому угодно. Я знаю, оно присутствовало здесь, о чем глубочайше сожалею. Как священник этой церкви, я стремлюсь искупить грехи тех, кто был до меня. Стремлюсь показать святого Лазаро современному миру. Вот почему мы начали устраивать конкурсы невест. Мы хотим привлечь новые лица в нашу паству. Мы жаждем шанса показать, что мы больше, чем наше прошлое.

Я фыркаю от смеха, не успев замаскировать его под кашель.

– У тебя есть что добавить, моя дорогая? – спрашивает Виктор.

И снова все взгляды устремлены в мою сторону. Я знаю, что должна молчать, но у моего рта, похоже, другие планы.

– Ваша религия утверждает, что фейри – потомки демонов. Если вы все еще придерживаетесь столь устаревших представлений, конкурс невест и современная театральная постановка не помогут представить святого Лазаро современному миру.

Священник некоторое время молчит.

– Я никогда не перестану пытаться искупить ошибки прошлого моей церкви, но не стану извиняться за нашу веру. Все, что я могу сделать, это продемонстрировать наши истинные намерения, которыми являются мир и единство. Вот почему многие из нашего братства стремятся найти себе невест-фейри.

– О, а я думала, это ради спасения фейри, – замечает Брайони с выражением, полным притворной невинности.

При этих словах Ванесса оживляется.

– Спасение фейри – самое высокое, к чему мы только можем стремиться.

Биллиус поворачивается к ней с широкой улыбкой.

– Не могу не согласиться.

Я сжимаю челюсти, заставляя себя промолчать, но ничего не выходит: