Текст книги "Череп Бетховена: Мрачные и загадочные истории из мира классической музыки"

Леклер, уроженец Лиона, был талантливым скрипачом, который также писал недурную музыку для скрипки и флейты. Он первым из французов стал сочинять скрипичные концерты по примеру Вивальди, популярность которого дошла и до Парижа. Его исполнительские навыки ставят его в один ряд с главными итальянскими скрипачами тех дней. К несчастью, сегодня о нем если и вспоминают, то преимущественно из-за обстоятельств его смерти.

Леклер много путешествовал, но к 1750-м осел в Париже. В 1758 году он развелся с женой и почему-то поселился на Рю де Карем-Пренан, в не слишком благополучном квартале на окраине Парижа. Зачем? У него точно было достаточно средств и не имелось никаких явных причин для такого поступка. Может быть, он хотел на себе испытать, как живется нищим артистам, хотя такая мода возникла лишь спустя не один десяток лет. Но, какой бы ни была причина, он остался жить там. Там его жизнь и закончилась.

Утром 23 октября 1764 года садовник нашел его лежащим в луже крови – его три раза ударили ножом. Преступление так и не раскрыли, хотя в деле было несколько подозреваемых, в том числе племянник Леклера, с которым они были в ссоре (и которого сейчас считают самым вероятным убийцей), садовник и бывшая жена. После смерти Леклера она весьма удачно продала с торгов его дом и имущество. Правда, надо сказать, что при этом она заботилась о том, чтобы его произведения издавались и переиздавались, обеспечивая им известность для будущих поколения. Но, может быть, она делала все это просто для отвода глаз, чтобы рассеять подозрения, неизбежно витавшие вокруг нее.

«Шевалье» Тейлор (он предпочитал, чтобы его называли именно так) был вовсе не композитором, а врачом, который, несмотря на полученное образование, сегодня известен как шарлатан и выскочка. Он сомнительно отличился проведением операций на глазах двух гигантов эпохи барокко, возможно, убив при этом одного из них. Он был сыном аптекаря, учился на врача и стал глазным доктором короля английского Георга II и других – неизвестно, каким путем: подкупом, враньем или чистым упорством. Он путешествовал в экипаже, разрисованном ради рекламы глазами, и, оказавшись в 1749 году в Лейпциге, познакомился с Иоганном Себастьяном Бахом, которому в то время было уже за шестьдесят, и он страдал от ухудшения зрения. Бах согласился на операцию по восстановлению зрения, которая завершилась неудачей. Вторая операция оказалась ничуть не лучше, и Бах окончательно ослеп.

Не исключено, что именно в результате этих операций (инфекция и все такое прочее) здоровье Баха начало ухудшаться, он перенес инсульт, и не прошло и года, как он скончался. Сожалел ли об этом Тейлор? Неизвестно. Возможно, он даже не задумывался о том, что сослужил великому композитору столь дурную службу.

Вернувшись в Англию, он всего лишь через год нанес визит другому великому мастеру периода позднего барокко, Георгу Фредерику Генделю. Зрение Генделя также ухудшалось, хотя причина этого точно неизвестна. По непонятным причинам – Тейлора к тому моменту уже публично объявили шарлатаном – Гендель тоже согласился на операцию, которая была столь же неудачна и никак не помогла композитору. Гендель прожил после этого еще восемь лет, но, по всей видимости, последние годы жизни провел в темноте. Кажется, через несколько лет он обратился к Тейлору по поводу еще одной операции – этот человек, по-видимому, обладал исключительной способностью выносить и опровергать любую критику.

Между Бахом и Генделем есть еще одна любопытная связь – оба они родились в 1685 году. Но, несмотря на обоюдное восхищение творчеством друг друга, встретиться им было не суждено. Бах однажды отправился в Галле (неподалеку от Лейпцига), чтобы встретиться с Генделем, но они разминулись буквально на день.

В судьбе шарлатана, разрушившего жизни двух прекраснейших композиторов барокко, есть некая поэтическая справедливость: сам Тейлор перед смертью в 1772 (некоторые считают, что в 1770-м) году тоже ослеп.

Французский композитор Гиймен жил в переходное время между эпохами барокко и классицизма, в так называемый период рококо. Сегодня он мало известен, но в свое время был весьма уважаем. С 1737 года он служил musicien ordinaire у короля Людовика XV, и, как говорят, был одним из самых высокооплачиваемых придворных музыкантов, хотя играл только на частных концертах для короля и королевы. Впрочем, есть свидетельства, что в присутствии более широкой аудитории он страдал боязнью сцены и просто пытался избегать подобных ситуаций.

Как это порой случается с людьми скромного происхождения, неожиданно разбогатевшими, он со временем стал приверженцем экстравагантного стиля жизни и тратил слишком много денег, вероятно, пытаясь угнаться за теми, кто был еще богаче. Его долги росли, он начал пить, чем дальше, тем больше. Некоторое время ему удавалось избегать неприятностей, но смерть его окружена тайной. Возможно, он умер просто от пьянства, но ходили и более мрачные слухи. Многие верили, что он покончил с собой совершенно жутким и кровавым образом, четырнадцать раз всадив в себя кинжал. С трудом можно представить такое издевательство над собой. Возможно ли, что он действительно совершил это в припадке белой горячки, подавленный долгами, который не мог уплатить? Или же был зверски убит кем-то из многочисленных кредиторов?

Хотя похоронили его по-христиански – что вроде бы исключает самоубийство, так как самоубийц не хоронили в освященной земле, – сделано это было крайне поспешно: фактически, в самый день смерти. Возможно, это было сделано с целью что-то скрыть, например, убийство или болезнь. Мы никогда не узнаем правды, но одно наличие подобных слухов говорит о том, что кто-то в них верил. Учитывая, как сложно сохранить столь жуткие вещи в секрете, вполне возможно, что бедняга Луи-Габриэль действительно отправился на тот свет кошмарным способом.

5. Эпоха классицизма

Сегодня всю западную музыку зачастую называют классической, но в истории музыки эпохой классицизма считается период конца XVIII – начала XIX века, между эпохами барокко и романтизма. Ее гигантами были Гайдн, Моцарт, Бетховен, иногда к ней также относят Шуберта, – вместе их называют «Первой Венской школой», поскольку все они в разное время жили и творили в Вене или поблизости. Шуберт, о котором мы все-таки поговорим в следующей главе, многими также считается представителем раннего романтизма. Итак, классицизм охватывает примерно с 1750-го по 1820-й или 1830 год, в зависимости от того, у кого из специалистов вы об этом спросите. Как и в случаях с остальными эпохами в истории музыки, бессмысленно устанавливать точные даты его начала и окончания. Не забывая об этом, скажем, что именно в обсуждаемые годы вышеперечисленные четыре композитора создали большую часть своих произведений.

Этот музыкальный стиль совпадает по времени с возникновением неоклассицизма в архитектуре (то есть воскрешением греко-римского стиля), поэтому в Лондоне, Париже и Вашингтоне можно увидеть так много выглядящих по-гречески или по-римски зданий того времени. В тот же набор попадает философия Просвещения, зарождение естественно-научного метода познания, жаркие дебаты о политических системах и – как результат всего этого – американская и французская революции. Две последние определенно не были радостными событиями для короля Георга III и французской аристократии, но они породили идеалы демократии и политические системы, в которых мы живем по сей день – к добру или к худу.

В этот период оркестровая музыка стала масштабнее, длиннее и эпичнее. Даже сами оркестры увеличились в размерах. Фортепиано сменило клавесин в качестве основного клавишного инструмента – как для сольного, так и для группового исполнения, – благодаря большему диапазону и силе звучания, а также «выразительности», о которой мечтали музыкальные уши на пороге романтизма. Появились такие инструменты, как кларнет, а дальше последовало множество новых изобретений и инноваций XIX века. Классическая музыка стала подлинно «классической».

Уроженец Праги Франтишек Кочвара был талантливым контрабасистом и композитором. Он много путешествовал и в конце концов осел в Лондоне, где и публиковались его сочинения начиная с 1770-х годов. К сожалению, сохранилось их немного, наиболее известно его произведение «Битва под Прагой». Но более примечательна причина его смерти, которая для того времени оказалась крайне шокирующей и предполагает весьма темные наклонности композитора.

По-видимому, все было так. 2 сентября 1791 года он пришел к девице легкого поведения Сюзанне Хилл в ее апартаменты в Вестминстере, – известно, что в своих странствиях он нередко пользовался услугами подобных дам. После обеда и выпивки он заплатил ей два шиллинга и прямо попросил кастрировать его. Бог знает, что там на самом деле было в этих напитках! Однако она отказалась, но деньги терять не захотела, так что согласилась, когда он попросил ее накинуть ему на шею петлю, а другой конец привязать к дверной ручке, чтобы испытывать во время соития частичное удушение. Но в процессе что-то пошло не так, и Кочвара умер от одного из первых зафиксированных в истории случаев эротического удушения. Бедную Сюзанну привлекли к суду за убийство, но присяжные ее оправдали, поверив ее уверениям в том, что произошел несчастный случай.

Все эти сведения были сочтены слишком скандальными для того, чтобы представлять их георгианской публике, и судья приказал уничтожить все материалы дела. Но так или иначе они все-таки вышли на свет – кто же может устоять перед подобной историей?! Через несколько лет, в 1797 году, появился памфлет под остроумным названием «Современные наклонности, или Сочинение об искусстве удушения». На обложке брошюры были изображены широко улыбающаяся девица и довольный Кочвара с петлей на шее, которую она как раз привязывала. Этот фетиш сохранил популярность в викторианской Англии, и уважаемые и богатые джентльмены тайком посещали «Клубы повешенных», где могли предаваться подобным утехам. Нет нужды говорить, что и там не обходилось без несчастных случаев, но все скрывалось еще более тщательно, чем в веке XVIII.

«Папа» Гайдн (как его называли друзья и ученики) прожил долгую, продуктивную, счастливую и безопасную жизнь, большую часть которой провел на службе у одних и тех же покровителей (венгерской семьи Эстерхази). Он родился, когда Гендель и Бах были в зените своего творчества, пережил своего младшего друга Моцарта почти на восемнадцать лет, и прожил достаточно, чтобы увидеть, как юный Бетховен (который был его учеником) стал великим композитором. Да, это была достойная, обеспеченная и стабильная жизнь.

Почему же мы упоминаем о нем здесь? Кое-что интересное произошло уже после его смерти. 15 июня 1809 года, через две недели после кончины Гайдна, в оккупированной французами Вене состоялась панихида по композитору. Был исполнен «Реквием» Моцарта, и все событие, очевидно, было весьма трогательным. Гайдн был похоронен на церковном дворе рядом с тем местом, где жил. В 1820 году князь Эстерхази приказал, чтобы его останки были перезахоронены в приходской церкви в Эйзенштадте, что и было сделано 7 ноября того же года.

Обнаружилась лишь одна незначительная проблема: у бедняги Гайдна не оказалось головы. Очевидно, она была украдена через несколько дней после его смерти его другом и почитателем Йозефом Карлом Розенбаумом и начальником тюрьмы Иоганном Непомуком Петером. При одной мысли о том, как это было проделано, сводит желудок. Сам Розенбаум записал в дневнике, что, когда он сел в экипаж после кражи с головой в руках, запах был такой, что его чуть не стошнило. Розенбаум и Петер были поклонниками псевдонауки френологии, о которой мы подробнее поговорим в части II, и искали черепа знаменитых и талантливых людей. После многих десятилетий пребывания в частных руках (какой это, должно быть, был прекрасный предмет для светских бесед) голова Гайдна в 1895 году была передана венскому Gesellschaft der Musikfreunde («Обществу друзей музыки»).

Само собой, в 1820 году вся эта история поставила Эстерхази в несколько неловкое положение. Розенбаум послал князю череп, чтобы его похоронили вместе с телом на новом месте. Только вот впоследствии оказалось, что это был вовсе не череп Гайдна, с которым Розенбаум не желал расставаться. «Друзья музыки», получив его, владели им вплоть до 1954 года, когда он, наконец, спустя почти 150 лет, воссоединился с телом. Забавно, что человек, проживший такую мирную жизнь по сравнению со многими своими коллегами, стал после смерти участником столь странной и мерзкой драмы.

Но несколько вопросов все же остаются без ответа. Например, что «Друзья музыки» на самом деле делали с этой головой на протяжении стольких лет? Очевидно, что не всегда ее выставляли на публичное обозрение. И кое-что более жуткое: чей же череп лежал вместе с телом Гайдна эти 150 лет? Если вам интересно, этот второй таинственный череп до сих пор лежит в той же могиле.

Фильс (или Фильц) на самом деле был немцем, хотя долгое время все считали его чехом, выходцем из Богемии. Он был талантлив и плодовит, сочинив за свою короткую жизнь ни много ни мало тридцать четыре симфонии и тридцать концертов, а также много других произведений. У него была жена, маленькая дочь и завидное, хорошо оплачиваемое место виолончелиста при дворе курфюрста в Мангейме. Все шло, как по маслу, вот только в двадцать шесть лет он умер, чуть-чуть не войдя в «Клуб 27» (см. часть II).

Причина его смерти не вполне ясна, но, по самой странной из существующих версий, ею стало его пристрастие к поеданию живых пауков. Вероятно, он ел их либо как лекарственное средство, либо как причудливый деликатес, и будто бы утверждал, что на вкус они как свежая земляника. Если это действительно было так (касательно поедания пауков, а не земляники), то, видимо, жизнь его оборвало какое-нибудь ядовитое паукообразное. Это точно не слишком приятная смерть, особенно учитывая то, что он сам был в ней повинен.

Так что не стоит слишком увлекаться новомодными веяниями здорового питания.

Год рождения Шоберта точно неизвестен, называют разные даты от 1720-го до 1740-го, наиболее общепринятой с осторожностью считают 1735-й. С 1760 года Иоганн играл на клавесине при дворе князя Конти в Париже. Он общался с семьей Моцартов, особенно с отцом великого композитора Леопольдом, который говорил, что его дети с легкостью исполняют произведения Шоберта. Если учесть, что одним из этих детей был юный Вольфганг Амадей, который сам начал писать пьесы в четыре года, это заявление выглядит не таким обидным, как кажется на первый взгляд, хотя, возможно, предполагало именно это.

На самом деле Вольфгангу с детства нравились произведения Шоберта. Однако папаша Леопольд также утверждал, что «Шоберт не тот, кем кажется: он льстит всем в глаза, но совершенно фальшив», так что их взаимоотношения явно были довольно непростыми! Как бы то ни было, впоследствии Вольфганг в течение многих лет преподавал ученикам музыку Шоберта и даже цитировал его мелодии в собственных сочинениях.

Так вот, для Иоганна и его семьи все шло весьма недурно вплоть до катастрофического случая близкого знакомства с местной флорой. Шоберт где-то набрал грибов, приготовил их и подал на стол. По-видимому, хозяин местной таверны отговаривал его делать это, и оказался совершенно прав. Грибы оказались ядовитыми и убили самого Шоберта, его жену, ребенка, а также служанку и еще нескольких людей. В микологии он явно не был профессионалом.

Мысливечек, как нетрудно догадаться по фамилии, был чешским композитором. Он творил в переходный период между барокко и классицизмом. Родившись в Праге, он со временем оказался в Италии, где приобрел популярность. Среди его почитателей был молодой Моцарт, который сделал аранжировку одного из сочинений Мысливечека для голоса и фортепиано. Они стали добрыми друзьями и много лет переписывались. Публика хорошо принимала его оперы и даже дала ему прозвище Il divino Boemo – Божественный богемец».

Как и многие после него, он стал жертвой судьбы моды – людям просто постепенно стала надоедать его музыка. Вкусы и стили менялись, и он не поспевал за переменами или просто вышел из моды. Деньги и слава закончились, и он умер в Риме в нищете.

Но незадолго до его смерти произошло кое-что странное. Во время некоей медицинской процедуры ему сожгли нос. Вряд ли кто-то согласился бы на это добровольно – значит, должно быть какое-то объяснение. Здесь источники расходятся, но наиболее вероятных вариантов два. Первый – что это произошло случайно при лечении от сифилиса, и врач вовсе не собирался лишать пациента носа. Зачем ему вообще понадобилось лезть к носу, остается загадкой, хотя, возможно, он намеревался удалить какие-нибудь новообразования, и все просто зашло слишком далеко. Кроме того, бывает, что у пациентов с запущенным сифилисом нос проваливается сам по себе, так что, возможно, врач хотел сделать что-то совсем другое, но… упс!

Сифилис вообще был бичом для многих композиторов XIX века, пытавшихся воплотить фантазию о «романтической жизни», как мы еще увидим в следующей главе, в жизнь; возможно, Йозеф просто чуть-чуть опередил остальных. В свои «моцартовские годы» он действительно заработал репутацию человека, не слишком разборчивого в связях, так что в вышеупомянутых историях о его носе могла быть хотя бы доля правды.

Другая гипотеза гласит, что хирургическая операция, которой он подвергся, была предпринята для борьбы с инфекцией челюсти, которую он получил после несчастного случая в экипаже (может быть, его ударили дверью?), и не имела никакого отношения к сифилису. В еще одном источнике высказывается даже предположение, что у него был рак. Какой бы ни была подлинная причина, создается впечатление, что лишение носа было непредвиденным последствием, но увы, прожил он после этого недолго.

Крумпхольц был малозначимым композитором, и сегодня он не очень известен, может быть, потому, что его фамилия звучит как название какой-нибудь баварской сдобы. В свое время его почитали как умелого арфиста, и он действительно был в своей области одним из величайших мастеров конца XVIII века. Он служил у Эстерхази, богатой и знатной венгерской фамилии древнего происхождения, известной покровительством искусств. Гайдн, который также служил у них, давал Крумпхольцу уроки композиции. Желая улучшить устройство и звучание инструмента, он вместе с Жаном-Анри Надерманом, известным изготовителем арф, разработал некоторые нововведения в строении этого инструмента.

Его жена, Анна-Мария, также прекрасно играла на арфе и была его ученицей. Полагая, очевидно, что она может превзойти своего мужа, в 1788 году она связалась с композитором и пианистом Яном Ладиславом Дуссеком и, как говорят, через год сбежала с ним в Лондон. Дуссек стремился избежать опасностей французской революции, и бегство в Англию с чужой молодой женой казалось ему привлекательной альтернативой.

Дуссек, по всей видимости, гордился своим внешним видом, по крайней мере, профилем. Перед выступлениями он специально поворачивал фортепиано на 90 градусов. Раньше было принято, чтобы пианист сидел лицом к аудитории. Но Дуссек желал, чтобы слушатели имели возможность наслаждаться не только исполнением, но и благородными чертами музыканта. Что интересно, идея прижилась, и до сего дня такое положение инструмента на сцене остается преобладающим, вне зависимости от того, насколько хорошо профиль пианиста. В 1792 году Дуссеку надоела Анна-Мария, и он ее бросил. В том же году он женился на певице (и также арфистке) Софии Корри, но и ее бросил где-то к концу века. Такой вот был человек.

Но вернемся к Иоганну Баптисту: он так горевал, что в феврале 1790 прыгнул в ледяные воды Сены в Париже и утонул либо замерз до смерти.

Смит был английским композитором, органистом и одним из первых музыковедов. Он проявлял интерес к старинной музыке, что сегодня может показаться забавным, учитывая, что теперь музыка его времени сама считается важной частью старинного репертуара. Но интересы Смита действительно лежали в еще более ранних периодах Средневековья и Ренессанса; он изучал различные рукописи и издал несколько сборников, в том числе песни из рукописи труверов, которые, к сожалению, были уничтожены при пожаре вскоре после этого. В 1779 году он выпустил сборник, который считается первым научным изданием старинной музыки в Англии, «Коллекцию английских песен, сочиненных около 1500 года. Из рукописей того же времени».

Другим важным достижением Смита было сочинение песни «Анакреонту на небесах» для клуба Anacreontic Society («Общество Анакреонта»), к которому он принадлежал наряду с другими музыкантами-любителями, посвятившими себя популяризации музыки и заодно потреблению горячительных напитков. Анакреонт был греческим поэтом VI века до н. э., прославлявшим в стихах вино, женщин и пение. Возможно, вы слышали эту веселую песенку. Слова первого куплета таковы:

 
Анакреонту на небесах, где восседает он в радости,
Сыны гармонии послали прошение,
Чтобы был он их вдохновителем и покровителем;
И пришел им ответ от веселого старого грека:
«Голос, скрипка и флейта
Пусть не умолкают,
Я даю вам свое имя и вдохновляю вас,
И, кроме того, повелеваю вам быть, как я,
И сплести мирт Венеры с лозой Вакха.
 

Кстати, она вам ничего не напоминает? Эта же мелодия позже была использована Фрэнсисом Скоттом Кеем, который положил на нее свое стихотворение «Оборона форта Макгенри» во время войны 1812 года. Позже у нее появилось новое название, «Звездно-полосатый флаг». Да-да, американский государственный гимн (официально принятый в 1931 году) раньше был британской застольной песней. Какая прекрасная идея, не правда ли?

Смит прожил долгую жизнь безо всяких конфликтов и проблем. После его смерти его ценнейшая огромная библиотека, в которой, вероятно, были подлинные жемчужины (всего в ней был 2191 том музыкальных произведений, более 500 из которых – рукописи), перешла по наследству к дочери, которая в 1844 году была признана сумасшедшей. И что же стало с этими бесценными книгами? Ужасно, но их не приобрел какой-нибудь университет, например, Оксфорд или Кембридж, или Британская Библиотека. Вместо этого они были проданы на аукционе частным коллекционерам, и многие за следующий век оказались утрачены. Не было создано даже адекватного каталога этого собрания.

Конец долгой жизни композитора несколько ироничен: он умер в возрасте восьмидесяти шести лет, но не от старости или от болезни, а, как говорили, подавившись виноградной косточкой, застрявшей у него в горле. Вы, возможно, помните, что такую же историю рассказывали о смерти самого Анакреонта, так что Смит оказался в хорошей компании. По-видимому, лоза Вакха все-таки достала его.