Текст книги "Идеология русской государственности. Континент Россия"

Нельзя сказать, что понимание смертельного риска, исходящего для государства Петра от интеллигентской среды, равно чуждой и элите, и народу, разделённой на благодушествующее антигосударственное утопическое большинство и озлобленное террористическое меньшинство, полностью отсутствовало во власти. Но сделать она уже ничего не могла. Не оставалось времени. Документ, известный как «Записка Дурново»[46]46
  Дурново Пётр Николаевич (23.11.1842 – 11.09.1915) – статс-секретарь, действительный тайный советник, правый государственный деятель, министр внутренних дел, лидер правой группы Государственного Совета.


[Закрыть], предсказал механику падения державы настолько точно, что у некоторых интерпретаторов возник соблазн считать «Записку» апокрифом, подделкой. Трудно, однако, представить себе, зачем это могло бы понадобиться. В отличие, скажем, от «Протоколов сионских мудрецов». Но даже и с этой весьма неадекватной точки зрения документ точно и ёмко описывает механизм состоявшегося разрушения государства:

«Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоёв населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у неё нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных.

Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землёю, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, – Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905–1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи – будем надеяться, частичные, – неизбежными окажутся и те или другие недочёты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества всё будет поставлено в вину правительству.

Хорошо, если это последнее не сдастся и стойко заявит, что во время войны никакая критика государственной власти недопустима, и решительно пресечёт всякие оппозиционные выступления. При отсутствии у оппозиции серьёзных корней в населении этим дело и кончится. Не пошёл в своё время и народ за составителями Выборгского воззвания, точно так же не пойдёт он за ними и теперь.

Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдёт на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов. Хотя и звучит парадоксом, но соглашение с оппозицией в России безусловно ослабляет правительство. Дело в том, что наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет. Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом её слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия. Необходим искусственный выборный закон, мало того, нужно ещё и прямое воздействие правительственной власти, чтобы обеспечить избрание в Гос. Думу даже наиболее горячих защитников прав народных. Откажи им правительство в поддержке, предоставь выборы их естественному течению – и законодательные учреждения не увидели бы в самых стенах ни одного интеллигента, помимо нескольких агитаторов-демагогов. Как бы ни распинались о народном доверии к ним члены наших законодательных учреждений, крестьянин скорее поверит безземельному казённому чиновнику, чем помещику-октябристу, заседающему в Думе; рабочий с большим доверием отнесётся к живущему на жалование фабричному инспектору, чем к фабриканту-законодателю, хотя бы тот исповедывал все принципы кадетской партии.

Более, чем странно при таких условиях требовать от правительственной власти, чтобы она серьёзно считалась с оппозицией, ради неё отказалась от роли беспристрастного регулятора социальных отношений и выступила перед широкими народными массами в качестве послушного органа классовых стремлений интеллигентно-имущего меньшинства населения. Требуя от правительственной власти ответственности перед классовым представительством и повиновения ею же искусственно созданному парламенту (вспомним знаменитое изречение В. Набокова: “Власть исполнительная да подчинится власти законодательной!”), наша оппозиция, в сущности, требует от правительства психологию дикаря, собственными руками мастерящего идола и затем с трепетом ему поклоняющегося.

РОССИЯ БУДЕТ ВВЕРГНУТА В БЕСПРОСВЕТНУЮ АНАРХИЮ, ИСХОД КОТОРОЙ ТРУДНО ПРЕДВИДЕТЬ.

Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в конце концов не представит непреодолимых затруднений. Будут аграрные волнения на почве агитации за необходимость вознаграждения солдат дополнительной нарезкой земли, будут рабочие беспорядки при переходе от вероятно повышенных заработков военного времени к нормальным расценкам – и, надо надеяться, только этим и ограничится, пока не докатится до нас волна германской социальной революции. Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, – социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнётся с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Меморандум был подан Николаю II в феврале 1914-го.

Исчерпывающе. Так всё и случилось.

27 февраля (12 марта по новому стилю) 1917 года образуется Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов.

Председателем исполкома Совета был избран лидер меньшевистской фракции Государственной Думы Н.С. Чхеидзе, товарищами (заместителями) председателя – эсер А.Ф. Керенский и меньшевик М.И. Скобелев. В исполком, состоявший из 15 человек, вошли от большевиков А.Г. Шляпников и П.А. Залуцкий. 1(14) марта в исполком были избраны 10 представителей от солдат и матросов, в том числе два большевика – А.Н. Падерин и А.Д. Садовский. И в этот же день появляется

«ПРИКАЗ № 1.

По гарнизону Петроградского Округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения и рабочим Петрограда для сведения. Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:

1) Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей. (Эти комитеты и подменят собой командование армией.)[47]47
  Комментарии в скобках принадлежат авторам.


[Закрыть]

2) Во всех воинских частях, которые ещё не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра 2-го сего марта. (Временное правительство, “не причастное” к этому документу, находится в соседнем помещении с Петроградским советом. Керенский вообще ходит из комнаты в комнату.)

3) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.

4) Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. (Два пункта с одним подтекстом: правительство не распоряжается собственной армией. Командование, согласно п. 1, тоже.)

5) Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулемёты, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям. (Вы себе это только представьте: оружие офицерам не выдавать! Это во время войны!)

6) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, вовне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни, солдаты ни в чём не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется. (В политической жизни солдат ущемлять нельзя, в частной жизни тоже. У солдата теперь одни права, а обязанностей почти нет. Так бардак и начинается: сначала не надо отдавать честь и стоять смирно, потом не надо и воевать. Не хочется, и всё.)

7) Равным образом, отменяется титулование офицеров “ваше превосходительство, благородие” и т. п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.

8) Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности обращение к ним на “ты”, воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах. Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов».

Приказ № 1 был отпечатан и «разогнан» в девяти миллионах экземпляров.

Русский генерал Карл Густав Маннергейм (впоследствии президент Финляндии) так отозвался о последствиях Приказа № 1:

«Сразу же по прибытии на фронт я понял, что за несколько недель моего отсутствия произошли значительные изменения. Революция распространилась, как лесной пожар. Первый известный приказ Советов, который касался поначалу только столичного гарнизона, начал действовать и здесь, поэтому дисциплина резко упала. Усилились анархические настроения, особенно после того, как Временное правительство объявило о свободе слова, печати и собраний, а также о праве на забастовки, которые отныне можно было проводить даже в воинских частях. Военный трибунал и смертная казнь были отменены. Это привело к тому, что извечный воинский порядок, при котором солдаты должны подчиняться приказам, практически не соблюдался, а командиры, стремившиеся сохранить свои части, вынуждены были всерьёз опасаться за собственные жизни. По новым правилам солдат мог в любой момент взять отпуск или, попросту говоря, сбежать. К концу февраля дезертиров было уже более миллиона человек. А военное руководство ничего не предпринимало для борьбы с революционной стихией».

Приказ № 1 был сигналом к социальному апокалипсису. Временное правительство, состоящее из тех же социалистических-демократических-интеллигентских элементов, что и Петросовет (а эсер А.Ф. Керенский и вовсе вскоре возглавил первое), должно было бы остановить войну и заключить мир. Он был бы несравненно более выгодным и приемлемым, чем состоявшийся, в конце концов, Брестский, лишавший империю её окраины, раз уж армия сознательно деморализуется, демобилизуется и разваливается теми же самыми политиками. Однако война была решительно продолжена – «до победного конца». Конец не заставил себя ждать.

Принято говорить о двоевластии Временного правительства и Петросовета в период между февралём и октябрём 1917-го. Но по сути это была одна политическая элита, которая дорвалась до власти, избавившись наконец-то от государя. Политика её была самоубийственной, поскольку ни о власти, ни о государстве действительных знаний у неё не было – только книжные мечты, изрядно сдобренные близоруким своекорыстием слабенькой русской буржуазии. Элита дорвалась до власти в условиях идеологического банкротства культуры. И официальная идеология «Православие. Самодержавие. Народность», и идеологические споры западников и славянофилов, и становящаяся на основе литературы русская философия к концу реализации государственной программы Петра Великого не давали ответа на вопросы «Кто мы? Откуда? Куда идём?». Ни одна публичная идеологическая концепция не была соразмерна русской цивилизационной проблеме.

Но не только публичная идеология, но и та, которая практически всё время государства Петра претендовала на то, чтобы быть тайной. До сегодняшнего дня бытует концепция масонского (в радикальном изводе «жидомасонского») заговора, якобы разрушившего государство Петра Великого. Мало кто знает, кто такие масоны. Их идеологическая роль в русской истории недооценивается так же, как и идеологическая роль РПЦ. Сами масоны обозначали себя тайным обществом, но покров тайны является весьма привлекательным способом объяснить «всё и сразу» через нечто «страшное, неизвестное и зловещее».

Попробуем приподнять завесы тайны. Не было заговора. Масоны были. Строили, а вовсе не разрушали долгое Петрово государство, когда идеология православия перестала довлеть над властью. То есть первоначально заполнили идеологические пустоты. И осуществили своё значительное воздействие на русскую государственность задолго до финальных аккордов в октябре 1917-го.

Истоки франкмасонства (братства или ордена вольных каменщиков, то есть масонства, часто – просто «братства») теряются в глубине веков, но даже его приверженцы, похоже, мало что знают о его происхождении и отдалённом прошлом. Но пройти мимо этого явления нельзя, так как оно наложило неизгладимый отпечаток на всю западную цивилизацию, оставив глубокий след также и в истории России.

Мы рассмотрим события лишь последних 250–300 лет, соразмерных исторической ретроспективе российского государства, когда масонство пришло в Россию.

Можно выделить четыре крупных «социальных изобретения», родившихся в недрах масонства, но овладевших умами во всём мире и направивших действия множества людей.

1) Принцип веротерпимости, как воплощение масонского признания равенства и «равноценности» монотеистических религий. Важно, что он родился как раз в эпоху Английской революции и гражданской войны, когда накал религиозных распрей в обществе достиг апогея. «Закрытость» масонского сообщества и высокая степень взаимного доверия его членов позволяли им «оставлять религиозные разногласия за порогом ложи[48]48
  Так называется первичная ячейка масонского сообщества.


[Закрыть]». Этот принцип и вытекающий из него запрет на споры о религии по-прежнему остаются важнейшей частью масонских правил. После реставрации монархии его постепенное проникновение как в светское общество, так и в «деловую среду» было лишь делом времени.

2) Современная экспериментальная наука, родившаяся в середине XVII – начале XVIII века из масонских размышлений над средневековой «натуральной магией». Сейчас общепризнано, что сам экспериментальный метод стал итогом развития теологической метафизики. Исаак Ньютон в своих богословских сочинениях, тесно связанных тематически с его научным творчеством, рассматривал экспериментальный метод не только традиционно, как «чтение письмен Бога, начертанных в Книге Природы», но и как практическую реализацию принципа богоподобия человека: «Человек сотворён как властитель сил природы, следовательно, он должен ими овладеть и применять по своей воле». Подобные взгляды рождались в русле католической мысли, тогда как протестантское богословие поначалу концентрировалось на догматической и моральной проблематике. В неспокойную революционную эпоху в протестантском обществе открыто обмениваться даже отвлечёнными мыслями, опирающимися на труды католиков, было невозможно. Поэтому такой обмен первоначально происходил в той же самой закрытой масонской среде. Ещё при Кромвеле группа масонов (в том числе Р. Бойль, К. Рен, Р. Гук) учредила «Незримую коллегию» (Invisible College) для обсуждения подобных тем. После восстановления монархии она стала открытой и была преобразована в Лондонское Королевское общество по развитию знаний о природе – первую в мире организацию по развитию естественных наук, прообраз всех позднейших академий наук. Соединение экспериментального метода с математическим описанием природных явлений привело к радикальному изменению взаимоотношений человека и природы, породило промышленную революцию и менее чем через 100 лет поставило западную цивилизацию надо всеми современными ей цивилизациями в военном и экономическом отношении.

3) Общество, не знающее сословных, национальных и расовых различий, как практическое воплощение масонского принципа равенства людей. Масонский мыслитель Дж. Толанд говорил об искусственности сословных различий патетическими словами У. Лэнгленда: «Когда Адам пахал, а Ева пряла – где тогда был дворянин?» Мир, в котором нет различий между народами и расами и все единодушно славят Единого Бога, также уподоблялся Эдемскому саду, где, в непосредственном общении с Творцом, различия верований также были неуместны. Не случайно именно масоны сыграли важнейшую роль не только в самых первых попытках воплотить эту идею в обществе (Французская и Американская революции), но и в большинстве последующих (от Латинской Америки до Турции). Масонами были почти все «отцы-основатели» САСШ, С. Боливар, Х. де Сан-Мартин и другие лидеры войны за независимость испанских колоний, Дж. Гарибальди, И. Каподистрия и младотурки. В результате реализации этой идеи даже в тех цивилизованных странах, где сохраняется монархическое правление, принципы организации общества и государства совершенно изменились, ввиду вовлеченности в сферу власти и управления значительной части населения.

4) Принцип неприменения силы для разрешения международных противоречий. Он утвердился не сразу. Долгое время в масонстве господствовало стремление придать войнам гуманный, «цивилизованный» характер. Только после наполеоновских войн стало складываться понимание того, что главная причина войн – это неспособность государств переступить узкие рамки своих национальных интересов. Первой попыткой практической реализации такого подхода стал Священный союз. В Новейшее время масоны были инициаторами создания Лиги Наций (В. Вильсон), ООН (Ф. Рузвельт, У. Черчилль), Европейского Союза (А. Кожев). Не все эти попытки можно признать удавшимися.

Первые три из этих концепций вполне сформировались к концу XVII века и благодаря усилиям мыслителей-масонов, от Монтескьё до Гердера, широко распространились в Европе. Именно они породили дух свободомыслия и сформировали комплекс идей, называемый «Веком Просвещения».

Особо следует рассмотреть отношение масонства к идее социальной революции. Этот вопрос чрезвычайно запутан именно ввиду заметного участия масонов в революционных событиях. Нужно подчеркнуть, во-первых, что в XVII веке масонство было открыто контрреволюционным. Одни масоны поддерживали притязания свергнутой династии Стюартов, другие, шире, отстаивали необходимость восстановления монархии как таковой, чего и добились, поспособствовав возведению на английский престол своего собрата Вильгельма Оранского, штатгальтера Нидерландов.

После этого им стало ясно, что участие в политической борьбе несёт в себе угрозу самому существованию братства. Уже в самом раннем из известных масонских уставов – Конституции Андерсона – сказано: «Каменщик… не должен быть замешан в крамолы и заговоры… и никогда не должен преступать обязанностей относительно высших властей». Иными словами, это требование лояльности, повиновения властям предержащим, каковы бы они ни были. В них незарубцевавшаяся память о гражданских войнах, сопровождавшихся многократной сменой власти. Это как бы правила жизни «простого человека», избегающего политических превратностей этого мира.

Но уже в начале XVIII века среди масонов были во множестве представлены не только буржуа и простые дворяне, но и военачальники, представители знати, князья и венценосные особы. То есть личности, способные в силу своего общественного положения оказывать влияние на судьбы множества людей и целых государств, сами входящие в состав «высших властей» и делающие политику.

Каким должен быть долг масона – подданного и гражданина государства, противостоящего внешним угрозам? Особенно если он принадлежит или претендует принадлежать к его элите, правящему классу, влиятельному сословию?

Устав вольных каменщиков, принятый Вильгельмсбадским конвентом (1782), даёт на это принципиальный ответ: «Храбрейшим воином, правосуднейшим судьею, кротчайшим господином, вернейшим слугою, нежнейшим отцом, постояннейшим мужем, преданнейшим сыном должен быть каменщик». Претензия на превосходство должна быть основана на его неоспоримости, признании всеми не ввиду знатности, влияния или власти, а в силу внутреннего благородства, безупречной нравственности, величия духа. Всё следует доказать делами. В отношениях масона с властью это означает не пассивное подчинение или пресмыкательство, но добровольное разделение с нею её достойных, праведных целей и задач. И одновременно – готовность устранить или смягчить зло там, где она почему-либо его причиняет. При ясном осознании того, что власть исходит от Бога, а значит, должна нести толику высшей справедливости.

Эти правила и ныне соблюдаются последователями старейшего и наиболее распространённого направления масонства, иначе называемого «регулярным».

Отсюда становится понятной та роль, которую масоны на самом деле играли в революционных событиях. Когда напряжение в обществе достигало высокого накала, масоны пытались его ослабить и найти наиболее безболезненный способ решения проблем. Но если взрыв уже произошёл, масоны стремились сделать всё для установления порядка и спокойствия. Добиться этого, уклоняясь от непосредственного участия в событиях, невозможно. Так поступали и те великие деятели, что упомянуты выше, и те бесчисленные участники революций, что остались неизвестными. Эта роль масонов ярко проявилась во время гражданской войны в САСШ: в рядах обеих противоборствующих сторон они предотвращали стихийное насилие, спасали пленных и раненых солдат противника.

Несмотря на это, мнение о масонах как зачинщиках революций, получило широкое распространение, особенно после Великой Французской революции. Поводом для этого послужили действия совершенно других людей. К концу XVIII века масоны оказали глубокое и разностороннее влияние на европейское общество, как за счёт распространения их идей, так и благодаря делам вышедших из их среды крупных государственных деятелей. Это не могло пройти мимо внимания самых разных по своим устремлениям персонажей. Кое-кому казалось, что достаточно вступить в братство, чтобы приобрести влияние и даже власть. Вступившие в ряды каменщиков по карьерным мотивам были неприятно удивлены тем, что масонство в целом, как сообщество, аполитично, не имеет политических целей и не стремится к власти. Какой бы ни была масонская тайна, она не может быть тайной заговорщиков.

Разочаровавшись в масонстве, карьеристы покидали его ряды и пытались создать, по его образу и подобию, свои собственные организации. Они строились на подражании масонству, имитации его организационных форм и обрядов «до степени смешения» (как говорят юристы о «торговых знаках»), но были прямо нацелены на приобретение и расширение политического влияния. Можно даже сказать, что они маскировались под масонов, чтобы воспользоваться их популярностью в своих целях. Среди таких псевдо– или, как принято говорить, парамасонских организаций баварские иллюминаты, французские якобинцы и российские декабристы приобрели наиболее печальную известность именно своей разрушительной политической активностью.

В результате вопрос о действительной роли масонов в революциях оказался запутан – и родился миф о «всемирном масонском заговоре». Этому способствовало также представление о масонстве как о «тайной организации».

Действительно, каждый вольный каменщик приносит при вступлении клятву хранить в тайне всё, что будет открыто и доверено ему в братстве. Между тем уставы, ритуалы и множество других масонских документов давно преданы гласности самими масонами. Так в чём же она состоит, та «масонская тайна», которая не оставляет покоя стольким нашим современникам? Замечательный современный философ А.М. Пятигорский[49]49
  Пятигорский А.М. Кто боится вольных каменщиков. Феномен масонства. – М., 2009.


[Закрыть], не будучи масоном, со свойственной ему проницательностью раскрыл её: это тайна, которую ревностно хранит любой, кто ценит оказанное ему доверие. Эта тайна того же порядка, что и тайна частной жизни любого человека, любой семьи, дружеского кружка, коммерческая тайна фирмы.

При вступлении масоны принимают на себя братские узы, становятся одной семьёй. Тот, кто выставляет напоказ происходящее в своей семье, – «предатель доверившихся», таких великий Данте, по вдохновению свыше, поместил в самом средоточии ада. Их нет и не может быть среди вольных каменщиков.

Существует легенда, что основателем братства вольных каменщиков в России был Пётр I. Он якобы ещё в конце XVII века создал ложу, которую возглавил его ближайший сподвижник Франц Лефорт, сам же царь всея Руси довольствовался меньшей должностью. В «Перечне запросов Екатерины о деятельности Н.И. Новикова», хранящемся ныне в отделе рукописей Санкт-Петербургской публичной библиотеки, упоминается, что при приёме в одну из высших масонских степеней Пётр «дал обязательство, что сей орден восстановит в России…; обязательство существовало в прошлом [XVII] веке в той же ложе, где он был принят, и многие оное читали».

Независимо от того, насколько эта легенда соответствует действительности, не подлежит сомнению, что первое знакомство русских с масонством произошло во время Великого посольства (1697–1698). Доподлинно известно, что многие люди, с которыми Пётр I тесно общался, принадлежали к вольным каменщикам – от сэра Энтони Дина, наставника Петра в кораблестроительном искусстве, сэра Исаака Ньютона, смотрителя британского Монетного двора, впоследствии главы английского масонства и президента Королевского общества, до самого «доброго короля Вилли» (Вильгельма III Оранского). В архиве одной из голландских лож сохранилось свидетельство её посещения Петром, относящееся к тому времени.

Интерес Петра I ко всему новому – неоспоримый факт, подтверждённый многими историческими документами. Желание Петра самостоятельно вникнуть в любое новое дело – от «потешных полков» и кораблестроения до плотницкого ремесла и практической стоматологии – отмечают все современники. Поэтому легко предположить, что масонская практика заинтересовала его, тем более, что её называли «королевским искусством». И она, конечно, воспринималась им как неотъемлемая часть той жизни «на аглицкий манер», что он принялся насаждать.

Была ли ложа Петра I «потешной» или подлинной мастерской вольных каменщиков, можно лишь гадать, но масонство проникает в Россию через прорубленное им «окно в Европу». Многие приглашенные в Россию при Петре и после него «иностранные военные специалисты» были масонами: ирландец генерал-фельдмаршал Пётр Петрович Ласси, шотландец Джеймс Кейт, ставший генерал-аншефом и гетманом Малороссии, американский капер Джон Пол Джонс, официально признаваемый основателем ВМФ США и создавший Черноморский флот России при Екатерине II.

Масонами возвращались из-за границы и многие из дворянских недорослей и лиц иных сословий, посылавшихся туда для обучения наукам и ремеслам. Однако сначала в России отсутствовали масонские мастерские, в которые они могли бы вступить по возвращении. Первые из них были созданы лишь в 30-е годы XVIII века вышеупомянутым Дж. Кейтом.

Влияние масонства на российское общество проявилось достаточно быстро. Напомним, что в допетровской России «служилое сословие» (дворянство) сосуществовало с боярством и конкурировало с ним в стремлении к привилегиям и власти. Внутренние раздоры в этой среде были обычным явлением. Пётр I стремился превратить дворянство в надёжную опору трона и основной инструмент государственной власти. Для этого он не только обязал служить всех бояр и дворян, но и открыл возможность приобретения дворянства в результате служебного роста. А введение им титулов, даровавшихся за заслуги перед государем и Отечеством, позволяло и «худородным» представителям дворянства стать вровень с родовитой знатью. На деле это означало растворение боярства в дворянском сословии и должно было, по замыслу Петра, превратить дворянство в единую элиту общества. Но для этого недостаточно было формального правового равенства – необходимо было сформировать у дворянства дух сословной солидарности.

В европейском дворянстве эта солидарность веками взращивалась на основе идеалов служения сюзерену и рыцарской чести. Петровское «молодое дворянство» этих идеалов было напрочь лишено и вдохновлялось преимущественно карьерными и корыстными побуждениями. А родовитая «старая знать» имела, конечно, представление о чести, но она была густо замешана на спеси, презрении к «худородным выскочкам».

Исправить положение можно было, только внушив им всем общие понятия о дворянской чести путём совместного воспитания подрастающих поколений дворянской молодёжи в духе товарищества. Для этого были учреждены Сухопутный и Морской шляхетские кадетские корпуса, неизменно возглавлявшиеся (как и созданный впоследствии Пажеский корпус) масонами.

Труды по воспитанию подлинной элиты из российского дворянства, начатые при Петре Великом и Елизавете И.И. Шуваловым, Т.-Г. Чуди и А.П. Мельгуновым, были при Екатерине II продолжены плеядой выдающихся деятелей-масонов. Бессменным директором Морского шляхетского кадетского корпуса, «отцом всех русских моряков» адмиралом И.Л. Голенищевым-Кутузовым. Создателем Артиллерийского и инженерного шляхетского кадетского корпуса генералом от артиллерии П.И. Мелиссино. Его сподвижником и преемником И.В. Бебером.